Но если учесть другие факты, картина уже не кажется такой радужной. Около четверти российской экономики находится «в тени»; там процветает коррупция и не действуют законы, призванные обеспечить честность и прозрачность бизнеса. Мы уже давно порицаем законодательное регулирование как признак бюрократизма, но иностранный инвестор найдет в России убедительные аргументы в пользу противоположной точки зрения. Можно очень полюбить регулирование, если вести дела в стране, где его нет.
   Конечно, беззаконие не исключительно российское явление. В Китае орудует целая армия пиратов, и многие работавшие там иностранные компании зашли в тупик (а то и разорились) из-за вопиющих нарушений закона об интеллектуальной собственности. Однако беззаконие в Китае не так очевидно, как в России, и мы можем истолковать это как вероятный признак того, что китайские чиновники подвержены ему в меньшей степени.
   Стоит кратко сравнить еще два аспекта России и Китая. Один из них – производство: в Китае оно процветает, а российские фабрики до сих пор не избавились от ветхости – наследия коммунистической эры. Не было сделано значительных инвестиций, чтобы привести эти производственные мощности в состояние, достойное XXI века. А Китай строит новые фабрики, нацеленные на будущее.
   Второй аспект – социальное расслоение. Денег в России много – благодаря нефти! – но они распределяются как в царские времена. У крошечной кучки людей – уйма денег, а у большинства остальных – особенно в огромных сельскохозяйственных районах – очень мало. И середины между этими крайностями практически нет. В Китае же, с другой стороны, есть растущая база потребителей, которая насчитывает более ста миллионов человек, что почти равно населению России. Их покупательная способность чем дальше, тем больше будет способствовать устойчивому процветанию экономики Китая.
   Но мы не хотим выражать излишний пессимизм по поводу России и чрезмерный оптимизм в отношении Китая. В обеих странах сейчас проводятся грандиозные эксперименты. Россия пытается воплотить некое сочетание капитализма и демократии, применяя тоталитарный подход в борьбе с повсеместным беззаконием и острой проблемой терроризма. А Китай намеревается создать форму общества, не имеющую аналогов в истории: основанную на рынке (то есть свободном предпринимательстве) экономику при коммунистической надстройке, которая ограничивает личную свободу. Кто знает, к чему приведут эти еще не завершенные эксперименты через десять лет, не говоря уже о бо́льших сроках.
   Но, по большому счету, у Китая действительно есть преимущество для иностранных инвесторов. Во-первых, его население почти в десять раз больше, чем в России. Во-вторых, его культура больше ориентирована на предпринимательство; по опыту мы знаем, что там просто больше людей с достаточной энергией и волей к победе, творческими способностями и амбициями. В-третьих, Китай обладает более привлекательной экспортной базой, с учетом его широких производственных и технологических возможностей. И наконец, самым важным может оказаться то, что Китай уделяет основное внимание отраслям будущего: электронике, медицинскому приборостроению и другим формам технологий. А в России главные отрасли после добычи нефти и других природных ресурсов – машиностроение и металлообработка. Это скорее вчерашний день.
   В свете вышесказанного Китай представляется более благоприятным местом для ведения бизнеса, нежели Россия. Но возможно, вам имеет смысл начать работу в России.
   Со временем станет ясно, оправдан ли был этот ход.
   В отношении Китая все ясно уже сейчас: в нынешних условиях глобального рынка вам нужно там работать, чего нельзя сказать в отношении России, даже с учетом ее растущей экономики. Но если у вас есть ресурсы, чтобы компенсировать риск ведения бизнеса в России, то почему бы и нет?

4. Почему горел Париж

   Мы провели в Париже выходные в ноябре 2005 года, в самый разгар бунтов, которые все еще продолжались, когда мы через несколько дней уехали в Стокгольм. И там, в Швеции, где пятую часть населения составляют иммигранты, а около 40 % молодых людей в этой группе – безработные, журналистка задала нам вопрос: что мы думаем о яростных дебатах, которые велись по поводу бунтов.
   Она хотела узнать, как руководителям Франции остановить это кровопролитие, а лидерам других европейских стран – предотвратить подобные бунты.
   Наш ответ был очень простым: правительствам европейских стран нужно сотрудничать с частными предприятиями, чтобы создавать рабочие места. Не работу «понарошку» в государственном секторе, а реальные рабочие места в новых компаниях. Мы сказали, что этого можно достичь с помощью налогового и трудового законодательства, которое поощряет и вознаграждает предпринимательство, риск и инвестиции. Журналистку чуть не хватил удар: можно было подумать, что мы призвали публику топить щенков и котят!
   «Вы ошибаетесь! – сказала она. – Чтобы решить эту проблему, правительство должно давать безработным больше денег и льгот. Почему вы возражаете против такого решения?»
   Мы возражаем, потому что это – не решение. Даже не зная точных причин бунтов во Франции, можно быть уверенным в одном: люди, которые верят, что они способны улучшить свое положение в обществе и добиться финансовой стабильности, редко поджигают машины. Бунты – это проявление разочарования и гнева, громкий протест отчаявшихся.
   Вероятность возникновения бунтов в Европе значительно снизится, когда у ее низшего класса появится надежда.
   Это чувство зиждется прежде всего на свободе и достоинстве. Но важным источником надежды также является работа, которая имеет смысл и предлагает возможности.
   А это приводит нас к тому, с чего мы начали, – к реальным рабочим местам.
   Допустим, государственная служба – это прекрасно.
   Наверное, это так, ведь в государственном секторе работает пятая часть населения Франции, а по данным недавнего опроса, 76 % всех французов в возрасте 15–30 лет назвали государственную службу привлекательной.
   Но страна, где экономика все время пребывает в состоянии застоя, не может привлекать все больше людей в государственный сектор и одновременно поддерживать щедрую социальную систему здравоохранения и образования, характерную для большинства развитых европейских стран. Когда все работают на бесперспективных позициях, кому остается платить налоги, необходимые для финансирования этого механизма?
   Факты таковы: Европе очень нужны рабочие места в частном секторе экономики. Рассмотрим ошеломляющий статистический показатель, о котором недавно сообщил в Wall Street Journal Джоэл Коткин из New America Foundation[3].
   По его словам, за последние 35 лет в экономике США возникло 57 миллионов новых рабочих мест. А в Европе – совокупный ВВП которой приблизительно равен американскому – было создано всего четыре миллиона. Почему? Причина заключается в законах и нормах, из-за которых инвестиции обходятся весьма дорого. В таких странах, как Франция и Германия, налоговых льгот для рискованных инвестиций почти нет. А из-за трудового законодательства увольнять людей настолько дорого, что компании даже неохотно нанимают их.
   Еще одна причина – свойственная Европе мысленная установка, которую можно выразить одной фразой: активное неприятие риска. Во время недавней поездки в Германию мы встретились со многими бизнесменами и обсудили с ними экономическую ситуацию в стране. Все согласились, что балансовые отчеты в Германии и Европе в целом никогда еще не выглядели лучше, и, несмотря на политические сложности, корпорации проводят реструктуризацию для повышения конкурентоспособности существующих направлений бизнеса. Это полезно для компаний, хотя чаще всего не способствует появлению новых рабочих мест. Но, спросив, почему располагающие большими средствами компании не инвестируют в новые предприятия и не проводят более активную политику слияний и поглощений, мы почувствовали, что наши собеседники вот-вот покроются холодным потом.
   «О, нет-нет, мы инвестировали в интернет-компании в конце 90-х, – ответил один высший руководитель, – и много потеряли. С нас хватит!»
   Мы ответили, что, при всем нашем уважении к собеседникам, им пора излечиться от этой психологической травмы. В бизнесе главное – управлять риском, а не убегать от него. В крахе интернет-компаний была и положительная сторона: деловой мир извлек из него уроки. Для традиционных венчурных капиталистов убытки – просто часть процесса.
   Позже менеджер пенсионного фонда в Швеции обосновал недостаточные инвестиции европейских компаний, указав на то, что по всей Европе все большее распространение получают прямые инвестиции в капитал компаний. Да, эта тенденция действительно существует, и она полезна, но одной ее недостаточно.
   Прямые инвестиции – это как переливание крови больному, в роли которого часто выступает отстающее подразделение, приобретенное у крупной компании. Зачастую первый этап «лечения» – уменьшить численность персонала. Да, реструктуризация очень полезна для конкурентоспособности компании и для ее страны: ведь процветающая компания исправно платит налоги. Но проясним этот вопрос: даже если прямые инвестиции приводят к созданию рабочих мест, этот рост редко происходит взрывообразно и обычно требует немалого времени.
   Европе нужен рост количества рабочих мест, которые будут давать людям надежду, то есть возможности, а такой рост могут обеспечить только новые компании. В США они возникают каждый день. Почему?
   Во-первых, государство облегчает их работу. Налоговые законы, принятые в 1980-е годы и упроченные политикой нынешнего президента Джорджа Буша, способствуют накоплению капитала. А трудовое законодательство способствует гибкости рабочей силы. Во-вторых, культура США поощряет риск. Предприниматели, выстроившие огромные машины по созданию рабочих мест, становятся национальными героями – например, Билл Гейтс, Майкл Делл, Стив Джобс и многие другие.
   Во время рекламной кампании нашей книги «Winning» в США мы пообщались примерно с 20?000 недавних выпускников программ MBA в 37 бизнес-школах по всей стране. По нашей (ненаучной) оценке, около 20 % из них сообщили нам, что планируют открыть собственное дело.
   Но в Старом Свете непросто найти таких предпринимателей, особенно молодых и полных энтузиазма. (Мы чаще встречали их в таких странах Восточной Европы, как Словакия и Венгрия.)
   И наконец, в США есть динамичные рынки капитала. Множество инвесторов со средствами ищут новые идеи, которые предлагают горящие жаждой деятельности предприниматели.
   И хотя условия ведения бизнеса в США нельзя назвать идеальными, они кардинально отличаются от того, что мы сейчас видим в Европе.
   Некоторые говорят, что ужасные бунты во Франции когда-нибудь закончатся и нигде больше не повторятся, что замедление роста численности населения в Европе со временем создаст для всех возможности трудоустройства.
   В реальности все не так просто.
   Возможности трудоустройства в Европе возникнут, когда правительства и компании будут сотрудничать для создания работы – реальной работы – в виде новых интересных рабочих мест. Для этого придется менять налоговое и трудовое законодательство, как и другие направления государственной политики. Должны измениться и мысленные установки – чтобы люди охотнее шли на риск. Компаниям придется сделать решительный шаг и инвестировать в новые предприятия, а предпринимателям – вылезти из своих пещер и начать строить будущее.
   Да, некоторые новые предприятия постигнет крах.
   Но многие другие победят, а с ними – и Европа.

5. Vive l’Europe[4] – но еще не сейчас

   Все постоянно обсуждают будущее Китая и Индии. А какой, по-вашему, будет через пять лет Европа?
   – Фармингтон-Хиллз, США

   Учитывая все происходящее в Европе – все экономические, политические, социальные и демографические тенденции, не говоря уже о том, что одна небольшая реформа трудового законодательства привела к уличным протестам миллиона французов, – возникает соблазн предречь гибель всему континенту.
   Но Европа не погибла и не погибнет.
   Да, несомненно, последние десять лет Европа топталась на месте. Пока в остальных уголках мира происходила бурная глобализация и повышение конкурентоспособности,
   Европа еле-еле удерживалась на плаву в потоке изменений.
   Конечно, мы не говорим обо всей Европе. Двадцать лет назад Великобритания признала, что начинает формироваться глобальный рынок, и провела либерализацию своей экономики, чтобы сохранить конкурентоспособность. А несколько стран в Восточной Европе, например Венгрия и Словакия, сбросили оковы коммунизма и провели эффективные реформы, способствовавшие развитию бизнеса.
   Но обнадеживающие новости экономики этих стран не в состоянии перевесить тревожные сообщения из Франции, Германии и Италии. Из-за нежелания делать капитальные вложения и неприятия риска эти три столпа старой Европы практически парализованы артериосклерозом, поразившим экономику этих «государств всеобщего благосостояния».
   Рассмотрим некоторые статистические данные.
   Как уже отмечалось, по данным Джоэла Коткина из New America Foundation, за последние 35 лет в экономике США было создано 57 миллионов новых рабочих мест. За тот же период в Европе, где совокупный ВВП примерно равен американскому, было создано всего четыре миллиона (причем в основном в государственном секторе). А безработица в Европе составляет около 10 %, что в два раза больше, чем в США.
   Европа также не может воспользоваться выгодами растущего научного и технологического сектора. Например, расходы на НИОКР на душу населения во Франции, Германии и Италии примерно в два раза меньше, чем в США. Демографическая статистика тоже выглядит неутешительно. Население Франции, Германии и Италии сокращается и, естественно, стареет.
   Наверное, наибольшую тревогу вызывает тот факт, что на континенте наблюдаются признаки всеобщего уныния. Компания Harris Interactive провела опрос, в рамках которого на вопрос «Насколько вы довольны своей жизнью?» около 18 % европейцев (из Франции, Германии и Италии) ответили «очень довольны», а в США этот показатель составил 57 %. Что еще хуже, эти европейцы также отметили, что погрязли в рутине. Отвечая на вопрос «Как, по-вашему, изменится ваша жизненная ситуация через пять лет?», лишь треть респондентов предсказали улучшения. А в США лучшего будущего ожидают две трети респондентов.
   Если сами европейцы, похоже, готовы составлять некролог для своего континента, почему мы не следуем их примеру? По трем основным причинам.
   Первая причина: экономика Европы слишком велика и устойчива, чтобы потерпеть крах. Помните 1980 год? Японские конкуренты собирались отовсюду вытеснить американских производителей. Безработица в США достигла 10 %, инфляция – 14 %, а процентная ставка превышала 20 %. Среди американцев – как сейчас среди европейцев – царило такое уныние, что президент Джимми Картер заявил о «недомогании» своей страны.
   Но сдаваться было нельзя: слишком многое было поставлено на карту. Американцы выбрали нового президента, определяющей чертой которого был оптимизм. Он усилил национальную гордость (и увеличил военные расходы), бросив вызов коммунизму, а также снизил налоги и позволил развиваться предпринимательскому духу, который привел к подъему американской экономики. То же касается и Европы: долгая история, мощная инфраструктура и хороший потенциал не позволят ей уйти в небытие. Например, специалисты, учившиеся в Старом Свете, входят в число самых образованных в мире. И они недовольны существующим положением дел. Канцлером Германии выбрали квазиреформатора Ангелу Меркель. А правительство Франции, чтобы стимулировать рост занятости, попыталось изменить один из нормативов трудового законодательства. Эту реформу пришлось отменить из-за протестов, но правительство хотя бы попыталось сделать шаг к прогрессу. И ему неизбежно придется продолжить движение в этом направлении.
   Вторая причина – интересное новое поколение руководителей, стремящихся к преобразованию своих компаний. Вот всего три примера: Карлос Гон из Renault и Nissan, Дитер Цетше из Mercedes и Клаус Кляйнфельд из Siemens. Такие люди понимают, что их компании работают в условиях глобализации, и проводят непростые изменения, необходимые для сохранения конкурентоспособности.
   И наконец, в восточноевропейских странах с ориентированными на бизнес правительствами выросло целое поколение предпринимателей, которые во всем видят возможности и не признают никаких границ.
   Например, во время последней поездки в Варшаву мы посетили выступление одного польского бизнесмена перед тремя сотнями его коллег. Он потряс их заявлением: «Здесь становится слишком дорого работать. Я хочу, чтобы моя компания шла в авангарде аутсорсинга в Европе, и переношу все новое производство на Украину – и вы должны последовать моему примеру!» Первой реакцией слушателей был шок, который затем сменился единодушным согласием и энтузиазмом. Мы считаем, что подобные примеры гораздо более показательны в отношении будущего Европы, чем опрос ворчунов из Франции, Германии и Италии.
   Какой же станет Европа через пять лет? Процветания не будет, но положение улучшится. Благодаря энергии новых бизнес-лидеров и предпринимателей и постепенному избавлению от сковывающих последствий социалистической системы Европа значительно продвинется на пути к положительному экономическому будущему. Но, к сожалению, немногие европейцы видят такое будущее с позиций сегодняшнего дня.

6. Аутсорсинг – это навсегда

   Как изменить положение в США, чтобы нам больше не приходилось отдавать работу на аутсорсинг в Индию и другие страны?
   – Орландо, США

   Никак – и не нужно пытаться.
   Вообще-то споры по поводу аутсорсинга уже должны были закончиться. Они и начались главным образом из-за политических соображений. Сейчас стоит вопрос не о том, как остановить аутсорсинг, а как с его помощью повысить конкурентоспособность на рынке, который стал и останется глобальным.
   Конечно, аутсорсинг – отнюдь не безболезненный процесс; сокращения численности персонала – тяжелая процедура. Но ее нужно рассматривать как часть общей картины, в которой аутсорсинг – не только неотъемлемая составляющая мировой экономики, но и решающий элемент экономики США.
   Без аутсорсинга не обойтись, потому что экономика по определению реагирует на требования потребителей. Сегодня люди ожидают сочетания самой низкой цены с самым высоким качеством. А компании не смогут оправдать этих ожиданий, если не будут искать по всему миру мыслителей-новаторов и места, где можно получить преимущество по затратам.
   Разве что глупец назовет отрицательным влияние аутсорсинга на США. С середины 2003 года рост американской экономики составил примерно 20 %. Это больше чем 2,2 триллиона долларов (что равняется объему всей экономики Китая). Возникло 7 миллионов рабочих мест. Рост зарплаты ускорился – с 1,5 % в начале 1994-го до более чем 4 % в прошлом году.
   Можете быть уверены: эти статистические данные означают, что противники аутсорсинга, многие из которых куда-то пропали еще до выборов 2004 года[5], не будут выступать во время предвыборной кампании 2006-го[6]. Эти недоброжелатели предсказывали, что рабочие места в технологическом секторе американской экономики будут массово переводиться за рубеж. А на самом деле количество рабочих мест в этом секторе выросло на 17 % по сравнению с показателем 1999 года, существовавшим до краха интернет-компаний. Неудивительно, что теперь большинство политиков превозносит общие выгоды интегрированной глобальной системы.
   Сегодня проблема американской экономики если и существует, то заключается не в потере рабочих мест из-за аутсорсинга, а в недостатке квалифицированных работников, который вызван ограничениями на иммиграцию. Если бы Конгресс действительно хотел улучшить конкурентоспособность нашей экономики, он повысил бы лимиты по визам H?1B[7], чтобы облегчить образованным иностранцам условия работы в США. В идеале всю эту программу можно было бы заменить предоставлением постоянного вида на жительство (green card), что позволило бы квалифицированным работникам строить более позитивные и долгосрочные отношения с американской культурой и в итоге принесло бы экономические выгоды всем нам.
   Возвращаясь к вашему вопросу: забудьте об аутсорсинге.
   Сегодня в области трудовых ресурсов перед Америкой стоит задача инсорсинга.

7. Займитесь глобализацией, пока она не занялась вами

   У нас традиционная компания с устоявшимися структурами, негибкими процессами и работниками-старожилами. Как нам измениться, чтобы иметь возможность конкурировать с динамичными глобальными соперниками, которые неожиданно возникают повсюду?
   – Сан-Паулу, Бразилия

   Для начала я сделаю предположение: глобальные конкуренты еще не взяли вашу компанию в осаду. Вы слишком спокойны.
   До какого-то момента это приемлемо. Но учтите: в будущем ваши задачи значительно усложнятся, так как «война» еще официально не разразилась и у компании пока нет больших и очевидных проблем. Глобальная конкуренция требует от компаний организационных преобразований, которые можно сравнить по радикальности с созданием «дивного нового мира»[8]. Но таких преобразований редко удается добиться, если сотрудники не чувствуют в них потребности. Необходимость выживания – мощный мотиватор.
   Пока не наступил кризис, люди просто в восторге от существующего положения. Такая бюрократическая система, как в вашей компании, для них словно теплая ванна: вылезать совсем не хочется! А уж тем более прыгать в ледяную воду – ведь именно так можно описать первые ощущения от перехода к радикально новому поведению, которого требует глобальная конкуренция. Ведь организации, конкурентоспособные на глобальном уровне, отказались от громоздкой иерархии, работают быстро и на условиях прозрачности. Они обязательно практикуют неформальное откровенное общение между сотрудниками и внедрили мысленную установку, заставляющую людей постоянно искать передовой опыт внутри и вне компании.
   Так как сотрудники не хотят прыгать в ледяную воду, их надо подтолкнуть. Для этого вы – как и любой руководитель, пытающийся положить начало изменениям, – должны изложить аргументы и объяснить, что они будут означать лично для сотрудников. Ваши люди начнут меняться только в том случае, если поймут, как их новые действия улучшат компанию и, что еще важнее, их собственную жизнь.
   Так что уделите особое внимание практическим подробностям: соберите как можно больше данных о динамике развития отрасли, нормах прибыли, новейших технологиях, политических тенденциях по другим подходящим темам, чтобы создать два ярких сценария развития компании: один – при отсутствии перемен и другой – в условиях перемен. Если в первом случае вас ожидают закрытие заводов, потеря рабочих мест, отсутствие роста (или даже сокращение) зарплаты, то во втором – возможности роста в своей стране и за рубежом, более интересная работа и повышение заработка всех сотрудников.
   Это станет началом агитационной кампании, которую вам нужно провести. Вы должны постоянно говорить о том, что хотите донести до сознания сотрудников. Слыша неприятное сообщение, люди обычно не воспринимают его с первого или второго раза. Вам нужно повторять и повторять свои аргументы, даже если они набьют вам оскомину.
   Но в итоге, если ваши аргументы достаточно убедительны, люди изменят свое поведение. Это произойдет быстрее, если вы будете постоянно твердить о преимуществе изменений, и еще быстрее – если будете вознаграждать людей, которые их воплощают.
   И последние два условия, четкое выполнение которых поможет вам преобразовать компанию так, чтобы она уверенно справлялась с задачами рынка. Во-первых, отныне нанимайте и продвигайте только тех людей, которые полностью согласны с вашими аргументами в пользу изменений и способны убедить других. Во-вторых, как можно скорее избавьтесь от сопротивляющихся работников, которые, несмотря на все ваши аргументы, стремятся сохранить положение «как в старые добрые времена». Даже если эти люди выполняют свою работу удовлетворительно, пусть делают это в другом месте – в одной из уже немногих компаний, у которых нет конкурентов на глобальном уровне.

8. Преимущество игры на своем поле

   С тех пор как Чехия и другие бывшие коммунистические страны открылись для иностранных инвестиций, многие зарубежные компании – в частности, американские и европейские – назначают на руководящие посты главным образом своих людей. Проблема в том, что обычно эти менеджеры – некомпетентные, посредственные работники лишь с одним навыком: знанием родного языка. Они не приносят никакой пользы компании, надеются на то, что всю работу в итоге выполнят местные сотрудники благодаря своей лояльности и энтузиазму. Почему компании поступают так глупо?