Страница:
Вильям тщетно пытался не допустить на свой участок стены врага. Это становилось все более трудным, так как уже вторая лестница была успешно поднята. Он отдавал четкие приказы и инструкции, но вскоре выяснилось, что в них мало толку. В отличие от Гарольда или сэра Петера эти люди не прислушивались к его голосу. Все смешалось: страшный шум, предсмертные крики, вопли радости, лязг и звон мечей, ударявшихся в щиты или, соскользнув, в камень. Люди сражались лучше, чем он ожидал, отчаяние рождало в них отвагу, но и хорошего в этом было мало. Он должен подготовить людей к отходу.
Вильям бросился вперед, столкнув человека, перелезающего на стену, убил еще одного, со спины снеся ему половину головы. Третий подскочил к Вильяму, и он несколько секунд сдерживал натиск, нанося удары в щит, пока один из его людей не заколол врага сзади.
– Держитесь вместе! – кричал он людям. – Вам не удержать их! Держитесь вместе и пробивайтесь за мной!
Он несколько ослабил натиск на людей, атаковавших его, и те воспользовались этим, чтобы передать все его приказы вниз. Все, что он мог сделать теперь, – это расчистить путь к отступлению. Проклиная всех и вся, Вильям повернулся и вновь выругался, увидев, что люди на приставных лестницах оказались проворнее, чем он ожидал. Вражеский латник уже стоял между ним и дверью башни, а еще двое уже наполовину вылезли на стену. Он ударил ближайшего из них в основание шеи щитом и застонал от боли, почувствовав, как открылась рана в плече.
Это начало его конца, понял Вильям, когда к острой боли добавилась теплота сочащейся крови. Потери крови будут усугублять его слабость и усталость, пока, наконец, он уже не сможет управлять своим телом. Сейчас это не имело никакого значения. Вильям тяжело опустил ногу на лицо поваленного им человека и испытал злорадное чувство удовлетворения от хруста костей. Этот уже не встанет, чтобы ударить его в спину. Впрочем, Вильям поставил этот штамп на ходу, нацеливая свой меч на второго человека, показавшегося над стеной.
Уклонившись, тот ударил Вильяма щитом. В другой руке у него не было оружия, потому что он должен был держаться за стену, чтобы не упасть. Вильям слегка отклонился назад и, избежав удара краем щита и рванувшись вперед, пронзил незащищенную грудь врага. Тот инстинктивно подался назад, но позади ничего не было, ничего, кроме пустоты, и нападавший с воплем полетел вниз. Возможно, в какой-то степени он отплатил за себя, когда, отчаянно пытаясь удержаться, сильно ударил Вильяма щитом, еще больше повредив больное плечо рыцаря, но этого он так и не узнал, а вода рва поглотила его.
Человек, находившийся у двери в башню, повернулся и сразу понял, что не сможет проскочить мимо Вильяма, избежав атаки в незащищенную спину. Они обменялись ударами, причем латник скорее защищался, нежели старался поразить Вильяма. Время работало на него. Многие его товарищи уже карабкались вверх и вскоре могли оказаться на стене. Тогда Вильям оказался бы окруженным.
Его осторожность была губительна для рыцаря. Вильяму было ясно, – у него в распоряжении не более двух минут, чтобы разделаться с этим человеком и закрыть своей спиной дверь в башню. Он яростно теснил своего противника вправо, удар за ударом. Увертываясь и уклоняясь, тот старался двигаться влево, все больше влево. Он видел, что Вильям пытается обойти его, чтобы поменяться местами. Пытаясь предотвратить это, он сделал более энергичный выпад, но все еще тянул время и избегал решительных действий, концентрируя все свое внимание на стене и двери в башню. Его более всего волновала правая сторона, поэтому латник оказался не готовым к неожиданному броску Вильяма вперед и мощному прямому удару щитом. Он отступал, уклоняясь от удара мечом, который скорее всего был бы колющим, а не режущим. Его удивило, как легко он поймал этот удар щитом, но только до тех пор, пока Вильям не напряг свою мощную правую руку и, собрав все силы, не перебросил его через край стены. Понимание пришло позже, за секунду до осознания ужаса падения, в конце которого его ждало забытье.
Не успел враг исчезнуть, как Вильям бросился назад, где его ждал новый противник, только что появившийся на стене. Вильям еще не отдышался от только что закончившийся отчаянной схватки, пытаясь отвлечься от боли в плече, и чувствовал, что его руки стали ватными, а меч со щитом словно налились свинцом. В отчаянии он посмотрел вниз и увидел, что ни одна из отступающих групп не может помочь ему.
Эта горькая истина вновь разожгла его ярость от безысходности. Вильям ринулся вперед, забыв о всякой боли и усталости. Неожиданность решила дело: тот, кто сам, казалось, ждал нападения, так изумил своего противника, что смог уже вторым ударом уничтожить его. Но слабость, однако, сказывалась, она подтачивала силы, лишала ловкости. Вильям нагнал еще одного противника и тоже разделался с ним. Теперь некоторое время он мог отдохнуть.
Отстегнув щит от кисти руки, он нащупал рог, висевший на шее. Неловко взял его в руку, – ему мешал локтевой ремень щита. Несколько секунд он размышлял, наблюдая за тем, что происходит под стеной и за ней. Ничего не изменилось, во всяком случае к лучшему. Как горько, горько быть сброшенным со стен своей крепости! А солнце – он не замечал его, пока оно не разогнало прозрачный утренний туман, – солнце все ярче и ярче сияет на металлических кольцах кожаных шлемов рядовых воинов! Если он не протрубит сейчас, у него, быть может, уже не будет другой возможности.
Вильям поднял рог. С чистым и светлым чувством он протрубил: «Отход!» Охота завершилась. Зверь убит – правда, на этот раз убитым зверем оказалась крепость Марлоу.
В тот же день, когда Моджер наконец получил аудиенцию у короля Генриха, два гонца Вильяма нашли Ричарда Корнуолльского в Йорке. Он как раз завершил дела с шотландскими монархом и дворянами и верхом не спеша продвигался к югу, наслаждаясь погодой ранней осени и показывая молодой жене ее новые владения. Удивившись прибытию сразу двух гонцов, Ричард тут же прочел оба письма Вильяма. Одно было написано утром, другое – вечером того же дня. Очевидно, за это время Вильям пересмотрел всю свою жизнь и оценил ее по-новому. Нет, не так, подумал Ричард, сравнивая четкий, спокойный тон утреннего письма с волнующими, страстными словами второго. Прочная стена частной жизни Вильяма дала трещину, обнажив ее бурлящую суть.
Конечно, Ричард и раньше знал кое-что о Элизабет. Он часами выслушивал излияния Вильяма после первых несчастных месяцев его брака с Мэри и старался утешить. Мало-помалу жалобы прекратились. Вполне естественно, начал думать Ричард, Вильям свыкся с Мэри, а его чувство детской любви переросло в равнодушие. Шли годы, и Ричард совсем позабыл о существовании Элизабет. Вильям казался вполне спокойным и не более равнодушным к своей жене, чем большинство мужчин.
Хотя, мысленно оглядываясь назад, Ричард понял, что определенные странности в поведении Вильяма были всегда. Сразу после женитьбы и лет пять спустя Вильям посещал Марлоу весьма редко, а бывая дома, уезжал из него по любому пустячному поводу. Затем совершенно неожиданно все изменилось. Ричард взглянул на второе письмо и кивнул головой. Да, десять лет назад. Эта женщина вернулась в Хьюэрли десять лет назад, и с этого времени Вильям стал проявлять неохоту являться ко двору, идти на войну, в общем делать все то, что заставляло его уезжать из Марлоу.
Так значит, из-за этой женщины… Ричард полагал, что в Вильяме проснулось желание заботиться о своем владении как раз тогда, когда и сам он, Ричард, понял обязанности и ответственность за свои земли и владения в целом. Сейчас вопрос в том, что делать. Как предотвратить худшее? Необходимо добиться развода или аннулирования брака. Это не должно быть слишком сложным. Используя показания любовницы и служанки для утихомиривания мужа, ему придется, быть может, делать упор на «ранее оговоренные условия» или что-то в этом роде. Это, возможно, уже делал когда-то его отец, но не рассказывал ему, что достаточно для аннулирования брака и возврата сыновьям статуса законнорожденных.
Спешная посылка гонца встревожила Ричарда. Тот проделал огромный путь, мчась полтора дня без остановки, только меняя уставших лошадей. И ко всему этому Вильям ни словом не обмолвился об особых причинах такой спешки, хотя ему, безусловно, известно, как медлительна в решениях Церковь. Не имело особого значения, поговорит Ричард с Бонифацием сегодня, а это совершенно невозможно, или на следующей неделе. Как тут не подгоняй, Церкви понадобится несколько месяцев, а может быть, и год, чтобы даровать свое согласие. А прежде всего давление следует оказать на этого… (Ричард снова заглянул в письмо) на этого Моджера.
Моджер – муж! Ричард вдруг вскочил со своего кресла. Какой же он дурак! Вильям считает, что он еще занят устройством дел в Шотландии. Поэтому и не может просить его спешить, но муж не станет безучастно ожидать, пока положение не станет угрожающим. Конечно, он попробует защитить себя. Войной? Едва ли, если только не найдет поддержку. Крепость Марлоу не взять силами одного рыцаря. Тот пойдет искать защиты у Церкви или короля… но у кого именно? Ричард направился к двери своей комнаты. Глупо тратить время, задавая себе подобные вопросы. Если он поедет в Лондон, то сможет поговорить с королем и Церковью одновременно. Ричард подозвал к себе главного оруженосца и сказал, что они отправляются в Лондон завтра утром. Оставалось только объяснить все Санции.
Здесь Ричард опасался некоторых сложностей. С весны, когда он начал хлопотать по делам Генриха, Санция очень редко видела его вплоть до последней недели и решительно заявила, что ей это не по вкусу. Разумеется, Ричарду нравилось, что его молодая жена скучает по нему, но ведь именно она предложила не спеша ехать на юг, останавливаясь на несколько дней то тут, то там, где захотят. Возможно, ей не понравится изменение их планов. Ричард рассказал ей историю Вильяма как можно более убедительно, воздерживаясь от колких замечаний по адресу «этой женщины» и «сирен».
Санция слушала затаив дыхание.
– Двадцать лет? – повторила она. – Вильям действительно любил ее в течение двадцати лет?
– Он так говорит, а я не помню, чтобы Вильям когда-нибудь лгал, – ответил Ричард несколько смущенно, полагая, что Санция начнет сейчас же отпускать шуточки, высмеивая его излишнюю доверчивость.
Вместо этого ее глаза наполнились слезами, и она вздохнула.
– О, совсем как в романах. Окассин был таким же верным и искал свою возлюбленную по всему свету. Хотя, конечно, Вильяму не надо искать Элизабет, он всегда был рядом с ней .. правда, Ричард?
– Всегда или почти всегда, – ответил Ричард и усмехнулся. – Бог знает, что я только не предлагал ему… богатство, титул, все… чтобы удержать его при себе, но единственное, чего он хотел, – это находиться рядом с этим лакомым кусочком. И только когда я приказывал ему отправляться на войну или нуждался в нем, он задерживался у меня на несколько дней. А я-то думал, что он весь охвачен заботами о своих землях. – Ричард расхохотался. – Какого черта, почему он не сказал мне? Думаю, я уничтожил бы этого треклятого мужа, назначив Вильяма своим управляющим.
– Он не мог сказать, – вздохнула Санция, и ее темные глаза мечтательно заблестели. – Это очернило бы имя дамы его сердца. Такое верное сердце никогда не говорит.
– Да.
Ричарду не хотелось говорить ничего, что рассеяло бы сладкие раздумья Санции об условностях романтической любви. Он осознал свою вину. Вильям, конечно, рассказал бы ему, если бы он спросил. Ведь бывали случаи, когда казалось, что Вильяма что-то тяжко гнетет. Он говорил себе, что нехорошо совать свой нос в чужие дела, если Вильям не хочет этого, и все же дело совсем не в том. Ричард понимал, что чрезмерно занят собственными проблемами – своим братом, вассалами, владениями. Он взваливал многие из них на Вильяма и негодовал, когда тот не выдерживал этой ноши. Весной он точно знал, что у Вильяма неприятности, и все-таки вернулся в Уоллингфорд, чтобы провести ночь в постели с Санцией, вместо того чтобы выслушать друга и попробовать помочь.
– Ты ведь не сердишься, что он не сказал тебе? О, Ричард, не сердись! Он не мог… не потому, что он тебе не доверяет… но… но просто это должно было быть тайной!
Ричард улыбнулся ей.
– Нет, любовь моя, я не сержусь… во всяком случае на Вильяма.
– Мы сможем помочь? – спросила Санция и нахмурила брови. – Я знаю, что в романах все кончается плохо, но… но ведь это живые люди. Мне нравится Вильям. Мне не хотелось бы скорбеть над его могилой.
– Санция! – воскликнул Ричард, неожиданно похолодев. – Вильяму не грозит смерть, да и Элизабет тоже, коль скоро она в Марлоу и в безопасности! Конечно, мы предпримем что-нибудь. Именно поэтому я и пришел поговорить с тобой. Мы должны отправиться в Лондон сразу же, как только ты будешь готова к путешествию. Я поговорю с Генрихом и Бонифацием, чтобы знать, можем ли мы устроить развод или аннулирование брака Элизабет так, чтобы ее сыновья не пострадали.
– Да, конечно. – Глаза Санции радостно заблестели. – А я попрошу Элеонору помочь тоже. Иногда она лучше справляется с Генрихом… особенно в делах такого рода…
Ричард рассмеялся и сжал свою жену в объятиях. Санция – само совершенство, отражение всего лучшего в женщине: она была невинной, в меру глуповатой, любящей и по-женски удивительно практичной.
Глава 24
Вильям бросился вперед, столкнув человека, перелезающего на стену, убил еще одного, со спины снеся ему половину головы. Третий подскочил к Вильяму, и он несколько секунд сдерживал натиск, нанося удары в щит, пока один из его людей не заколол врага сзади.
– Держитесь вместе! – кричал он людям. – Вам не удержать их! Держитесь вместе и пробивайтесь за мной!
Он несколько ослабил натиск на людей, атаковавших его, и те воспользовались этим, чтобы передать все его приказы вниз. Все, что он мог сделать теперь, – это расчистить путь к отступлению. Проклиная всех и вся, Вильям повернулся и вновь выругался, увидев, что люди на приставных лестницах оказались проворнее, чем он ожидал. Вражеский латник уже стоял между ним и дверью башни, а еще двое уже наполовину вылезли на стену. Он ударил ближайшего из них в основание шеи щитом и застонал от боли, почувствовав, как открылась рана в плече.
Это начало его конца, понял Вильям, когда к острой боли добавилась теплота сочащейся крови. Потери крови будут усугублять его слабость и усталость, пока, наконец, он уже не сможет управлять своим телом. Сейчас это не имело никакого значения. Вильям тяжело опустил ногу на лицо поваленного им человека и испытал злорадное чувство удовлетворения от хруста костей. Этот уже не встанет, чтобы ударить его в спину. Впрочем, Вильям поставил этот штамп на ходу, нацеливая свой меч на второго человека, показавшегося над стеной.
Уклонившись, тот ударил Вильяма щитом. В другой руке у него не было оружия, потому что он должен был держаться за стену, чтобы не упасть. Вильям слегка отклонился назад и, избежав удара краем щита и рванувшись вперед, пронзил незащищенную грудь врага. Тот инстинктивно подался назад, но позади ничего не было, ничего, кроме пустоты, и нападавший с воплем полетел вниз. Возможно, в какой-то степени он отплатил за себя, когда, отчаянно пытаясь удержаться, сильно ударил Вильяма щитом, еще больше повредив больное плечо рыцаря, но этого он так и не узнал, а вода рва поглотила его.
Человек, находившийся у двери в башню, повернулся и сразу понял, что не сможет проскочить мимо Вильяма, избежав атаки в незащищенную спину. Они обменялись ударами, причем латник скорее защищался, нежели старался поразить Вильяма. Время работало на него. Многие его товарищи уже карабкались вверх и вскоре могли оказаться на стене. Тогда Вильям оказался бы окруженным.
Его осторожность была губительна для рыцаря. Вильяму было ясно, – у него в распоряжении не более двух минут, чтобы разделаться с этим человеком и закрыть своей спиной дверь в башню. Он яростно теснил своего противника вправо, удар за ударом. Увертываясь и уклоняясь, тот старался двигаться влево, все больше влево. Он видел, что Вильям пытается обойти его, чтобы поменяться местами. Пытаясь предотвратить это, он сделал более энергичный выпад, но все еще тянул время и избегал решительных действий, концентрируя все свое внимание на стене и двери в башню. Его более всего волновала правая сторона, поэтому латник оказался не готовым к неожиданному броску Вильяма вперед и мощному прямому удару щитом. Он отступал, уклоняясь от удара мечом, который скорее всего был бы колющим, а не режущим. Его удивило, как легко он поймал этот удар щитом, но только до тех пор, пока Вильям не напряг свою мощную правую руку и, собрав все силы, не перебросил его через край стены. Понимание пришло позже, за секунду до осознания ужаса падения, в конце которого его ждало забытье.
Не успел враг исчезнуть, как Вильям бросился назад, где его ждал новый противник, только что появившийся на стене. Вильям еще не отдышался от только что закончившийся отчаянной схватки, пытаясь отвлечься от боли в плече, и чувствовал, что его руки стали ватными, а меч со щитом словно налились свинцом. В отчаянии он посмотрел вниз и увидел, что ни одна из отступающих групп не может помочь ему.
Эта горькая истина вновь разожгла его ярость от безысходности. Вильям ринулся вперед, забыв о всякой боли и усталости. Неожиданность решила дело: тот, кто сам, казалось, ждал нападения, так изумил своего противника, что смог уже вторым ударом уничтожить его. Но слабость, однако, сказывалась, она подтачивала силы, лишала ловкости. Вильям нагнал еще одного противника и тоже разделался с ним. Теперь некоторое время он мог отдохнуть.
Отстегнув щит от кисти руки, он нащупал рог, висевший на шее. Неловко взял его в руку, – ему мешал локтевой ремень щита. Несколько секунд он размышлял, наблюдая за тем, что происходит под стеной и за ней. Ничего не изменилось, во всяком случае к лучшему. Как горько, горько быть сброшенным со стен своей крепости! А солнце – он не замечал его, пока оно не разогнало прозрачный утренний туман, – солнце все ярче и ярче сияет на металлических кольцах кожаных шлемов рядовых воинов! Если он не протрубит сейчас, у него, быть может, уже не будет другой возможности.
Вильям поднял рог. С чистым и светлым чувством он протрубил: «Отход!» Охота завершилась. Зверь убит – правда, на этот раз убитым зверем оказалась крепость Марлоу.
В тот же день, когда Моджер наконец получил аудиенцию у короля Генриха, два гонца Вильяма нашли Ричарда Корнуолльского в Йорке. Он как раз завершил дела с шотландскими монархом и дворянами и верхом не спеша продвигался к югу, наслаждаясь погодой ранней осени и показывая молодой жене ее новые владения. Удивившись прибытию сразу двух гонцов, Ричард тут же прочел оба письма Вильяма. Одно было написано утром, другое – вечером того же дня. Очевидно, за это время Вильям пересмотрел всю свою жизнь и оценил ее по-новому. Нет, не так, подумал Ричард, сравнивая четкий, спокойный тон утреннего письма с волнующими, страстными словами второго. Прочная стена частной жизни Вильяма дала трещину, обнажив ее бурлящую суть.
Конечно, Ричард и раньше знал кое-что о Элизабет. Он часами выслушивал излияния Вильяма после первых несчастных месяцев его брака с Мэри и старался утешить. Мало-помалу жалобы прекратились. Вполне естественно, начал думать Ричард, Вильям свыкся с Мэри, а его чувство детской любви переросло в равнодушие. Шли годы, и Ричард совсем позабыл о существовании Элизабет. Вильям казался вполне спокойным и не более равнодушным к своей жене, чем большинство мужчин.
Хотя, мысленно оглядываясь назад, Ричард понял, что определенные странности в поведении Вильяма были всегда. Сразу после женитьбы и лет пять спустя Вильям посещал Марлоу весьма редко, а бывая дома, уезжал из него по любому пустячному поводу. Затем совершенно неожиданно все изменилось. Ричард взглянул на второе письмо и кивнул головой. Да, десять лет назад. Эта женщина вернулась в Хьюэрли десять лет назад, и с этого времени Вильям стал проявлять неохоту являться ко двору, идти на войну, в общем делать все то, что заставляло его уезжать из Марлоу.
Так значит, из-за этой женщины… Ричард полагал, что в Вильяме проснулось желание заботиться о своем владении как раз тогда, когда и сам он, Ричард, понял обязанности и ответственность за свои земли и владения в целом. Сейчас вопрос в том, что делать. Как предотвратить худшее? Необходимо добиться развода или аннулирования брака. Это не должно быть слишком сложным. Используя показания любовницы и служанки для утихомиривания мужа, ему придется, быть может, делать упор на «ранее оговоренные условия» или что-то в этом роде. Это, возможно, уже делал когда-то его отец, но не рассказывал ему, что достаточно для аннулирования брака и возврата сыновьям статуса законнорожденных.
Спешная посылка гонца встревожила Ричарда. Тот проделал огромный путь, мчась полтора дня без остановки, только меняя уставших лошадей. И ко всему этому Вильям ни словом не обмолвился об особых причинах такой спешки, хотя ему, безусловно, известно, как медлительна в решениях Церковь. Не имело особого значения, поговорит Ричард с Бонифацием сегодня, а это совершенно невозможно, или на следующей неделе. Как тут не подгоняй, Церкви понадобится несколько месяцев, а может быть, и год, чтобы даровать свое согласие. А прежде всего давление следует оказать на этого… (Ричард снова заглянул в письмо) на этого Моджера.
Моджер – муж! Ричард вдруг вскочил со своего кресла. Какой же он дурак! Вильям считает, что он еще занят устройством дел в Шотландии. Поэтому и не может просить его спешить, но муж не станет безучастно ожидать, пока положение не станет угрожающим. Конечно, он попробует защитить себя. Войной? Едва ли, если только не найдет поддержку. Крепость Марлоу не взять силами одного рыцаря. Тот пойдет искать защиты у Церкви или короля… но у кого именно? Ричард направился к двери своей комнаты. Глупо тратить время, задавая себе подобные вопросы. Если он поедет в Лондон, то сможет поговорить с королем и Церковью одновременно. Ричард подозвал к себе главного оруженосца и сказал, что они отправляются в Лондон завтра утром. Оставалось только объяснить все Санции.
Здесь Ричард опасался некоторых сложностей. С весны, когда он начал хлопотать по делам Генриха, Санция очень редко видела его вплоть до последней недели и решительно заявила, что ей это не по вкусу. Разумеется, Ричарду нравилось, что его молодая жена скучает по нему, но ведь именно она предложила не спеша ехать на юг, останавливаясь на несколько дней то тут, то там, где захотят. Возможно, ей не понравится изменение их планов. Ричард рассказал ей историю Вильяма как можно более убедительно, воздерживаясь от колких замечаний по адресу «этой женщины» и «сирен».
Санция слушала затаив дыхание.
– Двадцать лет? – повторила она. – Вильям действительно любил ее в течение двадцати лет?
– Он так говорит, а я не помню, чтобы Вильям когда-нибудь лгал, – ответил Ричард несколько смущенно, полагая, что Санция начнет сейчас же отпускать шуточки, высмеивая его излишнюю доверчивость.
Вместо этого ее глаза наполнились слезами, и она вздохнула.
– О, совсем как в романах. Окассин был таким же верным и искал свою возлюбленную по всему свету. Хотя, конечно, Вильяму не надо искать Элизабет, он всегда был рядом с ней .. правда, Ричард?
– Всегда или почти всегда, – ответил Ричард и усмехнулся. – Бог знает, что я только не предлагал ему… богатство, титул, все… чтобы удержать его при себе, но единственное, чего он хотел, – это находиться рядом с этим лакомым кусочком. И только когда я приказывал ему отправляться на войну или нуждался в нем, он задерживался у меня на несколько дней. А я-то думал, что он весь охвачен заботами о своих землях. – Ричард расхохотался. – Какого черта, почему он не сказал мне? Думаю, я уничтожил бы этого треклятого мужа, назначив Вильяма своим управляющим.
– Он не мог сказать, – вздохнула Санция, и ее темные глаза мечтательно заблестели. – Это очернило бы имя дамы его сердца. Такое верное сердце никогда не говорит.
– Да.
Ричарду не хотелось говорить ничего, что рассеяло бы сладкие раздумья Санции об условностях романтической любви. Он осознал свою вину. Вильям, конечно, рассказал бы ему, если бы он спросил. Ведь бывали случаи, когда казалось, что Вильяма что-то тяжко гнетет. Он говорил себе, что нехорошо совать свой нос в чужие дела, если Вильям не хочет этого, и все же дело совсем не в том. Ричард понимал, что чрезмерно занят собственными проблемами – своим братом, вассалами, владениями. Он взваливал многие из них на Вильяма и негодовал, когда тот не выдерживал этой ноши. Весной он точно знал, что у Вильяма неприятности, и все-таки вернулся в Уоллингфорд, чтобы провести ночь в постели с Санцией, вместо того чтобы выслушать друга и попробовать помочь.
– Ты ведь не сердишься, что он не сказал тебе? О, Ричард, не сердись! Он не мог… не потому, что он тебе не доверяет… но… но просто это должно было быть тайной!
Ричард улыбнулся ей.
– Нет, любовь моя, я не сержусь… во всяком случае на Вильяма.
– Мы сможем помочь? – спросила Санция и нахмурила брови. – Я знаю, что в романах все кончается плохо, но… но ведь это живые люди. Мне нравится Вильям. Мне не хотелось бы скорбеть над его могилой.
– Санция! – воскликнул Ричард, неожиданно похолодев. – Вильяму не грозит смерть, да и Элизабет тоже, коль скоро она в Марлоу и в безопасности! Конечно, мы предпримем что-нибудь. Именно поэтому я и пришел поговорить с тобой. Мы должны отправиться в Лондон сразу же, как только ты будешь готова к путешествию. Я поговорю с Генрихом и Бонифацием, чтобы знать, можем ли мы устроить развод или аннулирование брака Элизабет так, чтобы ее сыновья не пострадали.
– Да, конечно. – Глаза Санции радостно заблестели. – А я попрошу Элеонору помочь тоже. Иногда она лучше справляется с Генрихом… особенно в делах такого рода…
Ричард рассмеялся и сжал свою жену в объятиях. Санция – само совершенство, отражение всего лучшего в женщине: она была невинной, в меру глуповатой, любящей и по-женски удивительно практичной.
Глава 24
В спешке и в тревоге Раймонду казалось, что все идет из рук вон плохо после того, как он взял руку Элис для прощального пожатия и с пристани ступил в лодку. Путешествие оказалось мучительно долгим кошмаром. Несколько истекших минут казались целым часом, хотя Раймонд прекрасно отдавал себе в этом отчет. Он видел недвижные звезды на небе и слышал звуки, доносившиеся с берега, – приглушенные голоса, звон металла и громыхание телег на неровной дороге. Звуки говорили о том, что они еще не миновали место расположения отрядов Моджера, и убеждали Раймонда двигаться еще быстрее. Ему стало казаться, что вражеский лагерь раскинулся на целые мили, и, стало быть, это тысячи людей, они пришли для войны, быть может, не только с приставными лестницами, но и с башнями. Если такие силы собрались вокруг Марлоу, крепость не выдержит и часа осады.
Когда наконец непрошеный враг остался позади и хранить молчание уже не нужно было, Раймонд приказал гребцам увеличить скорость. Они старались, как могли, но река извивалась и петляла, кроме того, были и другие препятствия, невидимые в темноте. Очень часто они во что-то ударялись, вязли на отмелях и тогда вынуждены были сталкивать лодку вручную, теряя драгоценное время. Когда на горизонте показалось солнце, Раймонд потерял терпение и велел гребцам пристать к берегу.
– Виндзор, милорд, – сказал один из них, указывая пальцем в направлении теченияреки. – Виндзор. Иногда здесь бывает король.
После некоторых колебаний Раймонд согласился. Очевидно, Вильям проинструктировал людей, чтобы те дошли до Виндзора. Ну конечно же. Раймонд вспомнил, что это одна из любимых резиденций Генриха, и Вильям предполагал, что они будут здесь после восхода солнца. Даже если короля нет, кто-нибудь должен был знать, где его можно найти. Кроме того, не составит труда купить в Виндзоре лошадь.
В обоих своих предположениях Раймонд оказался прав. Писарь в замке объяснил: король в Вестминстере, и ожидается, что он пробудет там не менее недели. Раймонд нашел хорошего коня с прекрасной упряжью. Он не стал торговаться, хотя и понимал, что его здорово надувают. Несмотря на столь быстрое выяснение местопребывания короля и покупку лошади, молодой рыцарь не находил себе места от разочарования. Его высокие замыслы рушились: он вбил себе в голову, что король непременно будет в Виндзоре, что позволит ему в тот же день отправиться назад в Марлоу с королевским приказом. Поэтому казалось, что все складывается как нельзя более неудачно: он возвратится слишком поздно, не сможет помочь сэру Вильяму и спасти Элис.
Раймонд выехал немедленно, хотя не спал с прошлой ночи и не ел в течение многих часов. Хозяин постоялого двора в Виндзоре предложил еду столь щедрому покупателю, но кусок не шел тому в горло, и он не стал медлить, как только на спине коня закрепили седло. На бешеной скорости племянник королевы влетел в уже закрывавшиеся на ночь ворота Вестминстера. Его возбуждение, когда он спрашивал, где король, его незамысловатая одежда вызвали у стражников только усмешку. Они уже привыкли иметь дело спростыми провинциальными рыцарями, искренне верящими, что с королем может говорить всякий, кто пожелает. Раймонда передали в руки высокомерного писаря, который всвою очередь передал его другому.
Раймонд сразу понял, что беседа со вторым чванливым болваном не продвинет его ближе к Генриху. Он выразил свой гнев повышенным тоном, и Тибальд из Хьюэрли, только что вставший из-за своего письменного стола во внутренней комнате, чтобы идти с докладом к Генриху, вышел посмотреть, кто это осмеливается поднимать шум в помещении королевских служащих. Высокомерие, с которым он назвал свое имя и должность, вызвало еще большую ярость Раймонда.
– Мне все равно, кто вы! – разбушевался Раймонд. – Я – Раймонд д'Экс, родственник королевы. Мне надо увидеть короля. Сейчас же! Немедленно! Не знаю, какой болван послал меня сюда, в эту свору лысых дураков! Имейте ввиду, что вы лишитесь голов, а не только волос, если не скажите мне, где король!
– Очень много людей хотят видеть короля, – сказал Тибальд. – Здесь как раз то место, где назначаются аудиенции. Наша цель – охранять короля Генриха от назойливых визитеров. Всякая ложь и угрозы…
Его речь прервал боевой клич, и Раймонд, перегнувшись через стол, за которым стоял Тибальд, схватил его за горло. Другие писари возмущенно зашумели, но Раймонд выволок Тибальда из комнаты, встряхивая егона ходу, как терьер встряхивает крысу. Во дворе он ослабил хватку ровно настолько, чтобы Тибальд не потерял сознание.
– В каком здании? – раздражался все более Раймонд. – Выбирай: либо мы оба останемся живы, либо я придушу тебя здесь и поищу другого проводника. Говорю тебе, я – племянник королевы. Если я лгу, у тебя будет возможность отплатить мне.
Племянник! Тибальд вдруг вспомнил, что король упоминал о каком-то племяннике королевы в связи с этим делом сэра Моджера. Пресвятая Мария, неужели Моджер что-то натворил и это разозлило племянника королевы?! Тибальд стал бормотать раболепные извинения, но рука Раймонда стиснула его шею опять. Писарь, крякнув, побежал в направлении личных апартаментов короля. Генрих, сидел, отдыхая, во внутренних апартаментах один; он ждал Тибальда. Он даже голову не повернул, когда писарь сказал:
– Сир…
В следующее мгновение король был явно изумлен внезапным появлением Раймонда, который ворвался в комнату с криком:
– Дядя Генрих, мне нужна помощь!
– Раймонд!
Не успел дядя подняться и заключить его в объятия, как Раймонд опустился на колени и поднял руки в мольбе.
– Боже мой, Раймонд, что случилось?! Что ты натворил? Встань мальчик, перестань стоять на коленях как дурачок.
Генрих встал сам и поднял Раймонда.
– Натворил? Я не сделал ничего плохого! – воскликнул Раймонд. – И сэр Вильям тоже, но тем не менее он в осаде без сил к сопротивлению и погибнет, если вы не поможете ему.
– Опять сэр Вильям, да? – сказал Генрих, и его лицо посуровело. – Ничего не сделал, да? А не держит ли он жену своего соседа у себя в крепости?
– Да, леди Элизабет прибежала под его защиту, ибо муж держал ее как в тюрьме и морил голодом. Сир, этот человек – чудовище. Вы послали меня в Марлоу, чтобы проверить честность сэра Вильяма. Могу вам сказать, что это преданнейший человек во всем королевстве.
– Значит, сэр Вильям почитает меня? – с иронией спросил Генрих. Преувеличение, сделанное Раймондом от явного перевозбуждения, вновь склонило короля на сторону Моджера. Поэтому он и истолковал превратно заявление Раймонда. – Без сомнения, он всем твердит о моей мудрости и доброте!
– Нет, – ответил Раймонд и нервно сглотнул. Он был так возбужден, что не заметил ловушки, куда его загонял Генрих, но перед ним стояла задача, которую он должен решить. Его ответы должны быть максимально правдивыми. – Я не припоминаю, чтобы он когда-либо говорил о вас, разве только однажды, во время визита графа Ричарда…
– Ричард посещал сэра Вильяма? Когда?
– Весной. Он хотел, чтобы сэр Вильям стал начальником снабжения армии, которую он посылал в Уэльс. В тот раз сэр Вильям говорил о вас подобающе… он сказал, что вы выполняете свои обязанности как настоящий король. Сир, я развею все ваши сомнения чуть позже. Клянусь вам, этот человек честен и предан вам. Он не пожалел ни сил, ни людей в Уэльсе и поехал туда с радостью…
– А вернулся с еще большей радостью, заявляя, что смертельно ранен от парочки царапин…
– Царапин?! – Раймонд чуть не лишился дара речи. Он повысил голос, забыв от изумления и негодования с кем говорит. – Он чуть не умер! Я сам перевязывал ему раны.
– Человек, смертельно раненный, не выдержит пути верхом в сотни миль, – оборвал его Генрих.
– Он ехал не верхом, сир. – На это раз Раймонд говорил почтительно. Он вспомнил, в частности, как Вильям выговаривал Ричарду за его отношение к королю, и неожиданно для себя почувствовал симпатию к Ричарду. Но он понимал также, что, сердя Генриха, едва ли достигнет своей цели. – Кроме того, ведь это не решение самого сэра Вильяма покинуть Уэльс, – продолжал он спокойно. – К тому времени он был слишком болен, чтобы в чем-либо отдавать себе отчет. Это решение графа Херфордского. На жизнь сэра Вильяма несколько раз покушались…
– Раймонд, тебя околдовали! Уверяю тебя, этот человек колдун. Все, что он делает, все выглядит порядочным, даже похищение чужой жены.
– Околдовали? – На мгновение Раймонд застыл, вспомнив красоту Элис. Уж не смотрел ли он на отца Элис ее же глазами? Но как мог Генрих узнать об Элис? В конце концов, как он узнал о леди Элизабет? – Сэр Моджер был здесь до меня? – спросил он.
Генрих отвернулся, не ответив. Король не обязан объяснять что-либо другим!
– Сир, умоляю вас выслушать обе стороны! – взмолился Раймонд. – Хотя бы остановите сэра Моджера, пока улики против него не станут явными. Вызовите сэра Вильяма и допросите его сами. Справьтесь у графа Херфордского о его службе в Уэльсе и его ранениях.
Генрих все еще стоял спиной к Раймонду, но при упоминании имени графа повернулся лицом к племяннику своей жены. Теперь он чувствовал себя более уверенно.
– Я уже писал графу… много дней назад. – Это была ложь – прошло всего четыре дня, но Генрих хотел, чтобы Раймонд поверил тому, что он собирался сказать ему вслед за этим. – Я ожидаю ответа от него в любой момент. Когда ответ придет, мне будет легче что-нибудь решить.
– Слава Богу! – воскликнул Раймонд с таким пылом, что Генриху стало не по себе. – Но если вы не остановите сэра Моджера, слишком поздно будет воздавать должное сэру Вильяму. Говорю вам, Марлоу почти без защиты. У нас около пятидесяти опытных латников, я набрал еще сотню человек, пожелавших служить, но они еще не обучены. Сир, умоляю вас, дайте распоряжение, чтобы сэр Моджер попридержал своих людей.
Генриху все больше и больше становилось не по себе. Уверенность Раймонда в том, что граф Херфордский все подтвердит, означала, что сэр Вильям был действительно тяжело ранен и граф отправил его домой. Это означало также, что Моджер лгал. Возможно, он лгал во всем, за исключением похищения своей жены. Короля вдруг охватила тревога. Ричард, должно быть, уже в Лондоне. Брата он еще не видел, но Санция написала Элеоноре, что они на расстоянии однодневного перехода. Когда это было? Вчера? Позавчера? Если Ричард с Раймондом встретятся…
Но выход из этого тупика есть. Из того, как Раймонд выражает свою просьбу, следует: ему не известно, что люди, которыми располагает Моджер, – наемники короля. Все, что от Генриха требуется, это отозвать их и задержать Раймонда и Ричарда в Лондоне, пока отряды не уйдут. Если Моджер лгал ему, он заслуживает быть покинутым. Генрих чувствовал, что имеет право отомстить этому лжецу, который вынудил его быть несправедливым к лучшему другу своего брата. Сэр Моджер должен быть наказан за это преступление! К тому же, если сэр Моджер (а не сэр Вильям!) умрет, он никогда не сможет рассказать, что его люди наняты королем.
– Да, ты прав. Я все сделаю, – сказал Генрих.
– Благодарю вас, дядя, благодарю вас! – воскликнул Раймонд, бросаясь на колени и целуя Генриху руку.
Король улыбнулся и приосанился. Он сделал правильное решение. Раймонд вел себя прекрасно, и Ричард будет доволен. Вне сомнений, подозрения относительно сэра Вильяма навязали ему умышленно. И он поступил весьма мудро, послав Раймонда выяснить правду, вместо того чтобы действовать против сэра Вильяма открыто.
– Не изволите ли вы дать приказ немедленно, чтобы я мог доставить его? – спросил Раймонд.
– Ты доставишь его? Ни за что!
– Но я должен вернуться, должен! – Голос Раймонда срывался от возбуждения.
Поскольку Генрих убедил себя в своей полной невиновности, его уже ничто не тревожило и он мог получше разглядеть Раймонда. Плащ в грязных пятнах, впавшие глаза, зеленоватые тона под смуглой кожей… Молодой рыцарь измучен. Король, у которого действительно было доброе сердце, когда не задета его почти детская гордыня и в нем не закипает злость, обнял Раймонда за плечи.
Когда наконец непрошеный враг остался позади и хранить молчание уже не нужно было, Раймонд приказал гребцам увеличить скорость. Они старались, как могли, но река извивалась и петляла, кроме того, были и другие препятствия, невидимые в темноте. Очень часто они во что-то ударялись, вязли на отмелях и тогда вынуждены были сталкивать лодку вручную, теряя драгоценное время. Когда на горизонте показалось солнце, Раймонд потерял терпение и велел гребцам пристать к берегу.
– Виндзор, милорд, – сказал один из них, указывая пальцем в направлении теченияреки. – Виндзор. Иногда здесь бывает король.
После некоторых колебаний Раймонд согласился. Очевидно, Вильям проинструктировал людей, чтобы те дошли до Виндзора. Ну конечно же. Раймонд вспомнил, что это одна из любимых резиденций Генриха, и Вильям предполагал, что они будут здесь после восхода солнца. Даже если короля нет, кто-нибудь должен был знать, где его можно найти. Кроме того, не составит труда купить в Виндзоре лошадь.
В обоих своих предположениях Раймонд оказался прав. Писарь в замке объяснил: король в Вестминстере, и ожидается, что он пробудет там не менее недели. Раймонд нашел хорошего коня с прекрасной упряжью. Он не стал торговаться, хотя и понимал, что его здорово надувают. Несмотря на столь быстрое выяснение местопребывания короля и покупку лошади, молодой рыцарь не находил себе места от разочарования. Его высокие замыслы рушились: он вбил себе в голову, что король непременно будет в Виндзоре, что позволит ему в тот же день отправиться назад в Марлоу с королевским приказом. Поэтому казалось, что все складывается как нельзя более неудачно: он возвратится слишком поздно, не сможет помочь сэру Вильяму и спасти Элис.
Раймонд выехал немедленно, хотя не спал с прошлой ночи и не ел в течение многих часов. Хозяин постоялого двора в Виндзоре предложил еду столь щедрому покупателю, но кусок не шел тому в горло, и он не стал медлить, как только на спине коня закрепили седло. На бешеной скорости племянник королевы влетел в уже закрывавшиеся на ночь ворота Вестминстера. Его возбуждение, когда он спрашивал, где король, его незамысловатая одежда вызвали у стражников только усмешку. Они уже привыкли иметь дело спростыми провинциальными рыцарями, искренне верящими, что с королем может говорить всякий, кто пожелает. Раймонда передали в руки высокомерного писаря, который всвою очередь передал его другому.
Раймонд сразу понял, что беседа со вторым чванливым болваном не продвинет его ближе к Генриху. Он выразил свой гнев повышенным тоном, и Тибальд из Хьюэрли, только что вставший из-за своего письменного стола во внутренней комнате, чтобы идти с докладом к Генриху, вышел посмотреть, кто это осмеливается поднимать шум в помещении королевских служащих. Высокомерие, с которым он назвал свое имя и должность, вызвало еще большую ярость Раймонда.
– Мне все равно, кто вы! – разбушевался Раймонд. – Я – Раймонд д'Экс, родственник королевы. Мне надо увидеть короля. Сейчас же! Немедленно! Не знаю, какой болван послал меня сюда, в эту свору лысых дураков! Имейте ввиду, что вы лишитесь голов, а не только волос, если не скажите мне, где король!
– Очень много людей хотят видеть короля, – сказал Тибальд. – Здесь как раз то место, где назначаются аудиенции. Наша цель – охранять короля Генриха от назойливых визитеров. Всякая ложь и угрозы…
Его речь прервал боевой клич, и Раймонд, перегнувшись через стол, за которым стоял Тибальд, схватил его за горло. Другие писари возмущенно зашумели, но Раймонд выволок Тибальда из комнаты, встряхивая егона ходу, как терьер встряхивает крысу. Во дворе он ослабил хватку ровно настолько, чтобы Тибальд не потерял сознание.
– В каком здании? – раздражался все более Раймонд. – Выбирай: либо мы оба останемся живы, либо я придушу тебя здесь и поищу другого проводника. Говорю тебе, я – племянник королевы. Если я лгу, у тебя будет возможность отплатить мне.
Племянник! Тибальд вдруг вспомнил, что король упоминал о каком-то племяннике королевы в связи с этим делом сэра Моджера. Пресвятая Мария, неужели Моджер что-то натворил и это разозлило племянника королевы?! Тибальд стал бормотать раболепные извинения, но рука Раймонда стиснула его шею опять. Писарь, крякнув, побежал в направлении личных апартаментов короля. Генрих, сидел, отдыхая, во внутренних апартаментах один; он ждал Тибальда. Он даже голову не повернул, когда писарь сказал:
– Сир…
В следующее мгновение король был явно изумлен внезапным появлением Раймонда, который ворвался в комнату с криком:
– Дядя Генрих, мне нужна помощь!
– Раймонд!
Не успел дядя подняться и заключить его в объятия, как Раймонд опустился на колени и поднял руки в мольбе.
– Боже мой, Раймонд, что случилось?! Что ты натворил? Встань мальчик, перестань стоять на коленях как дурачок.
Генрих встал сам и поднял Раймонда.
– Натворил? Я не сделал ничего плохого! – воскликнул Раймонд. – И сэр Вильям тоже, но тем не менее он в осаде без сил к сопротивлению и погибнет, если вы не поможете ему.
– Опять сэр Вильям, да? – сказал Генрих, и его лицо посуровело. – Ничего не сделал, да? А не держит ли он жену своего соседа у себя в крепости?
– Да, леди Элизабет прибежала под его защиту, ибо муж держал ее как в тюрьме и морил голодом. Сир, этот человек – чудовище. Вы послали меня в Марлоу, чтобы проверить честность сэра Вильяма. Могу вам сказать, что это преданнейший человек во всем королевстве.
– Значит, сэр Вильям почитает меня? – с иронией спросил Генрих. Преувеличение, сделанное Раймондом от явного перевозбуждения, вновь склонило короля на сторону Моджера. Поэтому он и истолковал превратно заявление Раймонда. – Без сомнения, он всем твердит о моей мудрости и доброте!
– Нет, – ответил Раймонд и нервно сглотнул. Он был так возбужден, что не заметил ловушки, куда его загонял Генрих, но перед ним стояла задача, которую он должен решить. Его ответы должны быть максимально правдивыми. – Я не припоминаю, чтобы он когда-либо говорил о вас, разве только однажды, во время визита графа Ричарда…
– Ричард посещал сэра Вильяма? Когда?
– Весной. Он хотел, чтобы сэр Вильям стал начальником снабжения армии, которую он посылал в Уэльс. В тот раз сэр Вильям говорил о вас подобающе… он сказал, что вы выполняете свои обязанности как настоящий король. Сир, я развею все ваши сомнения чуть позже. Клянусь вам, этот человек честен и предан вам. Он не пожалел ни сил, ни людей в Уэльсе и поехал туда с радостью…
– А вернулся с еще большей радостью, заявляя, что смертельно ранен от парочки царапин…
– Царапин?! – Раймонд чуть не лишился дара речи. Он повысил голос, забыв от изумления и негодования с кем говорит. – Он чуть не умер! Я сам перевязывал ему раны.
– Человек, смертельно раненный, не выдержит пути верхом в сотни миль, – оборвал его Генрих.
– Он ехал не верхом, сир. – На это раз Раймонд говорил почтительно. Он вспомнил, в частности, как Вильям выговаривал Ричарду за его отношение к королю, и неожиданно для себя почувствовал симпатию к Ричарду. Но он понимал также, что, сердя Генриха, едва ли достигнет своей цели. – Кроме того, ведь это не решение самого сэра Вильяма покинуть Уэльс, – продолжал он спокойно. – К тому времени он был слишком болен, чтобы в чем-либо отдавать себе отчет. Это решение графа Херфордского. На жизнь сэра Вильяма несколько раз покушались…
– Раймонд, тебя околдовали! Уверяю тебя, этот человек колдун. Все, что он делает, все выглядит порядочным, даже похищение чужой жены.
– Околдовали? – На мгновение Раймонд застыл, вспомнив красоту Элис. Уж не смотрел ли он на отца Элис ее же глазами? Но как мог Генрих узнать об Элис? В конце концов, как он узнал о леди Элизабет? – Сэр Моджер был здесь до меня? – спросил он.
Генрих отвернулся, не ответив. Король не обязан объяснять что-либо другим!
– Сир, умоляю вас выслушать обе стороны! – взмолился Раймонд. – Хотя бы остановите сэра Моджера, пока улики против него не станут явными. Вызовите сэра Вильяма и допросите его сами. Справьтесь у графа Херфордского о его службе в Уэльсе и его ранениях.
Генрих все еще стоял спиной к Раймонду, но при упоминании имени графа повернулся лицом к племяннику своей жены. Теперь он чувствовал себя более уверенно.
– Я уже писал графу… много дней назад. – Это была ложь – прошло всего четыре дня, но Генрих хотел, чтобы Раймонд поверил тому, что он собирался сказать ему вслед за этим. – Я ожидаю ответа от него в любой момент. Когда ответ придет, мне будет легче что-нибудь решить.
– Слава Богу! – воскликнул Раймонд с таким пылом, что Генриху стало не по себе. – Но если вы не остановите сэра Моджера, слишком поздно будет воздавать должное сэру Вильяму. Говорю вам, Марлоу почти без защиты. У нас около пятидесяти опытных латников, я набрал еще сотню человек, пожелавших служить, но они еще не обучены. Сир, умоляю вас, дайте распоряжение, чтобы сэр Моджер попридержал своих людей.
Генриху все больше и больше становилось не по себе. Уверенность Раймонда в том, что граф Херфордский все подтвердит, означала, что сэр Вильям был действительно тяжело ранен и граф отправил его домой. Это означало также, что Моджер лгал. Возможно, он лгал во всем, за исключением похищения своей жены. Короля вдруг охватила тревога. Ричард, должно быть, уже в Лондоне. Брата он еще не видел, но Санция написала Элеоноре, что они на расстоянии однодневного перехода. Когда это было? Вчера? Позавчера? Если Ричард с Раймондом встретятся…
Но выход из этого тупика есть. Из того, как Раймонд выражает свою просьбу, следует: ему не известно, что люди, которыми располагает Моджер, – наемники короля. Все, что от Генриха требуется, это отозвать их и задержать Раймонда и Ричарда в Лондоне, пока отряды не уйдут. Если Моджер лгал ему, он заслуживает быть покинутым. Генрих чувствовал, что имеет право отомстить этому лжецу, который вынудил его быть несправедливым к лучшему другу своего брата. Сэр Моджер должен быть наказан за это преступление! К тому же, если сэр Моджер (а не сэр Вильям!) умрет, он никогда не сможет рассказать, что его люди наняты королем.
– Да, ты прав. Я все сделаю, – сказал Генрих.
– Благодарю вас, дядя, благодарю вас! – воскликнул Раймонд, бросаясь на колени и целуя Генриху руку.
Король улыбнулся и приосанился. Он сделал правильное решение. Раймонд вел себя прекрасно, и Ричард будет доволен. Вне сомнений, подозрения относительно сэра Вильяма навязали ему умышленно. И он поступил весьма мудро, послав Раймонда выяснить правду, вместо того чтобы действовать против сэра Вильяма открыто.
– Не изволите ли вы дать приказ немедленно, чтобы я мог доставить его? – спросил Раймонд.
– Ты доставишь его? Ни за что!
– Но я должен вернуться, должен! – Голос Раймонда срывался от возбуждения.
Поскольку Генрих убедил себя в своей полной невиновности, его уже ничто не тревожило и он мог получше разглядеть Раймонда. Плащ в грязных пятнах, впавшие глаза, зеленоватые тона под смуглой кожей… Молодой рыцарь измучен. Король, у которого действительно было доброе сердце, когда не задета его почти детская гордыня и в нем не закипает злость, обнял Раймонда за плечи.