[52].
   Перейдем от этих отвлеченных характеристик к более конкретным чертам внутреннего опыта религии Духовного Врачевания. У меня в руках так много ответов от моих корреспондентов, что я даже затрудняюсь сделать из них выбор. Начну с материалов, доставленных мне моими личными друзьями. Один из них женщина, в следующих строках прекрасно передает чувство единения с Беспредельной Силой, которое ярко переживают все адепты Духовного Врачевания.
   "Первопричина всякой болезни, всякой слабости и всякого подавленного состояния духа сводится к чисто человеческому чувству обособленностиот той Высшей Силы, которую мы называем Богом. Душа, которая может с ясной и радостной доверчивостью почувствовать и сказать, как Иисус: "Отец Мой и Я – одно", не нуждается более ни в целителе, ни в исцелении. Вся истина в этом. Нерушимое единение души с Божьим Совершенством – единственно возможное условие полного здоровья. Болезнь не может подступить к тому, кто крепко оперся на эту скалу, кто каждый час, каждое мгновение чувствует в себе Дух Божий. Как могло бы уныние овладеть моим сознанием, если я чувствую себя единым со Всемогущим? Как могли бы недуги победить этот неугасимый свет?
   "Возможность уничтожить навсегда силу закона усталости ярко обнаружилась на моем собственном опыте. В молодости я в продолжение многих лет была калекой благодаря параличу позвоночника и ног. Мысли мои тогда были не более нечестивы, чем теперь; но во мне жила глубокая, хотя и слепая вера в то, что болезнь моя вообще неизлечима. Однако после воскресения моей плоти, вот уже четырнадцать лет, как я без отдыха исполняю обязанности целительницы. И могу совершенно искренне сказать, что, несмотря на постоянное соприкосновение со страшными болезнями, слабостью и недомоганиями разного рода, я ни разу ни на одно мгновение не испытала чувства усталости или страдания. Как могла бы я страдать, я – сознательная частица Божества? – Ведь "если Бог за нас, кто против нас?"
   Второй мой корреспондент, тоже женщина, пишет мне:
   "Одно время жизнь представлялась мне очень трудной. Я была постоянно в угнетенном состоянии; у меня было несколько припадков так называемой нервной прострации, сопровождавшихся ужасающей бессонницей; я стояла на пороге безумия; кроме того, я страдала многими другими недугами, в частности расстройством органов пищеварения. По совету врачей меня увезли из дому; я принимала все наркозы, бросила все свои занятия, усиленно питалась и перебывала у всех докторов в округе. Но я не поправилась до тех пор, пока Новая Мысль не овладела мною.
   Мне думается, самое сильное впечатление произвело на меня познание того, что мы должны быть в беспрерывном общении или духовном касании (это слово полно смысла для меня) со всепроникающей жизненной сущностью, которой мы дали имя Бога. Эта сущность непознаваема для нас, если мы действительноне переживаем ее в себе, т.е. если мы не обращены постоянно к самой глубине внутреннего сознания нашего истинного "я", или Бога в нас, чтобы получить просветление изнутри; ведь обращаемся же мы к солнцу за светом, теплом и подкреплением сил наших. Когда вы с верою исполните это, сознавая, что обратиться к себе, к своему внутреннему свету значит жить с Богом или со своею божественною сущностью, – тогда вы познаете призрачность того, к чему вы были обращены доныне, и что увеличивало только внешние ваши силы.
   Я познала ничтожное значение этих внешних душевных состояний самих по себедля физического здоровья, потому что последнее приходит само собой, как нежданный результат; его нельзя обрести никаким особенным духовным актом или желанием иметь его; оно дается только путем того душевного настроения, какое я описала выше. То, что мы обыкновенно делаем содержанием своей жизни, – те внешние блага, которых мы так жадно добиваемся, ради которых часто живем и умираем, но которые никогда не дают нам ни покоя, ни счастья, – все это приложится нам, как естественное следствие высшей жизни на лоне духа. Такая жизнь – истинное искание Царствия Божьего, истинное желание, чтобы Он властвовал в нашем сердце; поэтому все остальное "приложится нам", – может быть и неожиданно для нас; кроме того, такая жизнь будет свидетельствовать о существовании совершенного равновесия в самом центре нашего существа.
   Когда я говорю, что мы обыкновенно делаем содержанием своей жизни то, о чем нам совсем не следовало бы заботиться, то я разумею все то, чему обычно придают большую ценность и значительность: успеху в делах, славе писателя, художника, врача, юриста, известности, приобретенной благотворительностью. Все это должно быть следствием, а не целью. Я бы включила сюда и те разнообразные удовольствия, которые считаются невинными, иногда даже хорошими, к которым стремятся потому, что большинство признает их; я говорю о светских условностях, светском образе жизни и нравах, так как царящие в них вредные излишества встречают одобрение у толпы".
   Вот другой пример, еще более конкретный, в котором опять выступает женщина. Я привожу вам все эти примеры без комментариев: они и в этом виде достаточно ясно показывают все многообразие тех душевных состояний, которые мы изучаем.
   До сорока лет, начиная с самого детства я была больна (следуют подробности болезни, которые я опускаю). В надежде, что перемена воздуха принесет мне облегчение, я прожила несколько месяцев в Вермонте но силы мои падали с каждым днем. И вот однажды, в конце октября, около полудня, во время отдыха, я внезапно услыхала слова: "Ты исцелишься и сотворишь дело, о котором не смела и мечтать". Эти слова так сильно запечатлелись в моей душе, что я тотчас же сказала себе, что это Бог произнес их во мне. Я уверовала в них, вопреки самой себе, вопреки моей слабости и страданиям, которые продолжались до Рождества, когда я вернулась в Бостон. Спустя два дня после моего приезда одна из моих приятельниц предложила свести меня к духовному целителю. (Это было 7 января 1881 года). Целитель сказал мне: "Не существует ничего кроме Духа; мы – проявления Единого Духа; тело лишь преходящая иллюзия: оно таково, каким человек его мыслит". Я не могла согласиться со всем, что он говорил, но я так истолковала то, что, как мне казалось, имело отношение ко мне: "Нет ничего, кроме Бога; я Его создание и всецело от Него завишу; разум дан мне для того, чтобы я им пользовалась; если я направлю его на то, чтобы мой организм нормально действовал, то я освобожусь от тех пут, в которые ввергли меня мое невежество, моя боязливость ни мой прошлый опыт". В тот же день я съела немного тех кушаний, которые приготовлялись для моей семьи, и непрестанно твердила себе: "Та Сила, которая создала мой желудок должна позаботиться о том, чтобы он усвоил принятую пищу". Поддерживая в себе в течение всего вечера такое состояние духа, я легла и уснула, говоря себе: "Я – Душа, тожественная с мыслью Бога обо мне". Первый раз за многие годы я проспала всю ночь, не просыпаясь. (Припадки наступали обыкновенно около двух часов ночи). На другой день я почувствовала себя совершенно преображенной, как убежавшая из темницы пленница; у меня была уверенность, что я нашла тайну, которая в будущем возвратит мне полное здоровье. Десять дней спустя я ела все, что давали другим; а через две недели я стала получать непосредственные откровения Истины, которые сделались как бы вехами на моем пути. Они чередовались с приблизительно двухнедельными перерывами; Я упомяну некоторые из них:
   Я – Душа; следовательно все для меня благо.
   Я – Душа; следовательно я блаженна;
   Внутреннее видение, в котором мне предстало какое-то четвероногое животное с моим лицом и с опухолями на всех тех частях тела, в которых я испытывала боль. Животное потребовало, чтоб я признала в нем себя. Собравшись с силами я вся сосредоточилась на мысли, что я здорова, и отказалась даже удостоить взглядом этот образ прошлого моего состояния.
   Опять видение зверя, но уже в отдалении, с очень слабым голосом. Вторичный отказ признать в нем себя.
   Еще раз то же видение, но теперь я видела лишь свои глаза с умоляющим взором. Опять отказ. Тогда во мне родилась уверенность, глубокое внутреннее убеждение, что и теперь и раньше я всегда была вполне здорова: ибо я – Душа, проявление Совершенной Мысли Божьей. Это убеждение стало резкой гранью между тем, чем я была на самом деле, и тем, какой я себе представлялась. Постоянным укреплением в себе этой истины я достигла того, что с тех пор я никогда не теряла из виду свое реальное "я". А затем я мало-помалу (хотя это и стоило мне двухлетних мучительных усилий) достигла того, что все тело мое стало пользоваться совершенным здоровьем.
   В течение опыта тех девятнадцати лет, какие протекли с тех пор, мне ни разу не случилось тщетно взывать к этой Истине, хотя в своем неведении я и забывала порой жить в согласии с ней. Но, несмотря на все мои ошибки, я научилась мыслить с доверчивостью и простотою ребенка".
   Однако, я боюсь утомить вас обилием примеров и поэтому вернусь к теоретическим обобщениям. Из приведенных мною данных опыта вы видите, что духовное врачевание нельзя не считать прежде всего движением религиозным. Входящее в него учение о тожестве нашей жизни с жизнью Бога почти ничем не отличается от того толкования учения Христа, которое отстаивалось самыми выдающимися шотландскими философами [53].
   Но философы пытаются обыкновенно дать логическое объяснение существованию зла, тогда как последователи духовного врачевания, насколько я их знаю, вовсе не хотят теоретически объяснять существование эгоизма, страданий, трусливо ограниченной человеческой совести. Для них, как и для всякого человека, зло – эмпирический факт, но первенствующее значение для них имеет практическая точка зрения. Им представляется ненужным страданием – переживать зло, как "тайну" или "проблему", или "копить в душе", по примеру квакеров, уроки горьких испытаний. Они предпочитают, выражаясь словами Данте, взглянуть и пройти мимо. Зло для них то, что индусы называют авидья, состояние неведения. Его надо перерасти и оставить за собой, перешагнуть через него, забыть. Так называемая Христианская Наука (Christian Science), секта миссис Эдди (Mrs Eddy), является самым радикальным течением духовного врачевания в его борьбе со злом. Зло для нее – только ложь и говорящий о нем – лжец. Оптимистическая мораль запрещает нам уделять злу хоть сколько-нибудь внимания. Следующие лекции покажут, что в теоретическом отношении это серьезный недостаток, но он тесно связан с практическими заслугами рассматриваемого учения. На что нужна философия зла, спросит нас приверженец духовного врачевания, если я могу дать вам жизнь в добре?
   В конце концов последнее слово принадлежит жизни; а духовное врачевание развило жизненное учение о духовной гигиене, которая может с полным правом затмить всю предшествующую литературу "душевной диэтетики" (Di?tetik der Seele). Это учение целиком проникнуто исключительным оптимизмом. Один энергичный поборник духовного врачевания крупными буквами в конце каждой страницы своей книги печатает: "Пессимизм ослабляет человека, оптимизм дает ему силу". Мысли – реальные вещи. И если ваши мысли сосредоточатся на здоровье, юности, силе, успехе – вы обретете их, даже не заметив, как это случится. Никто не обманется в благотворном влиянии последовательно проведенного оптимистического строя мыслей. Каждый человек имеет неотъемлемую возможность найти этот путь к божественности. Наоборот, страх и всякий мрачный или эгоистический образ мыслей ведет к гибели. Многие последователи духовного врачевания высказывают предположение, что мысли это – "силы", и что, согласно закону, по которому все привлекает к себе сходное с собою, мысли человека привлекают к себе, как союзниц, все существующие в мире мысли того же рода. Таким образом, одним мышлением, может человек осуществить свои желания, и потому основное правило жизненного поведения состоит в том, чтобы открыть свою душу воздействию божественных сил.
   Невольно бросается в глаза психологическое сходство духовного врачевания с лютеранством и уэслианством [54]. На тревожный вопрос верующего в необходимость нравственных подвигов: что делать для спасения? – Лютер и Уэсли отвечают: Ты спасешься, если уверуешь в свое спасение. Совершенно то же самое говорят о спасении и последователи духовного врачевания. Правда, они говорят это людям, для которых спасение потеряло прежний теологический смысл, но которые бьются над тем же вечным человеческим вопросом. Мир во зле лежит. "Что же мне делать, чтобы стать добрым, чистым и праведным?" – таков их вопрос. Вот ответ: "Ты уже добр, чист и праведен, если только веришь в это". "Все это можно выразить одной фразой", пишет один из цитированных выше авторов: " Бог пребывает в неизменном добре, значит и для тебя не может существовать зла". Ты должен проснуться к сознанию "твоего истинного бытия".
   Если учение Лютера и Уэсли приобрело при возникновении своем такое влияние, это объясняется соответствием его с духовными потребностями большинства людей. Этим же объясняется и успех проповеди духовного врачевания, хотя на первый взгляд она и кажется безрассудной. Когда видишь быстрый рост влияния этого учения на умы и его блестящие терапевтические победы, то сам собою напрашивается вопрос: не суждено ли этому учению (может быть как раз благодаря примитивности и экстравагантности многих его проявлений [55]приобрести в развитии народной религии будущего столь же крупное значение, какое в свое время имели лютеранское и уэслианское движения.
   Боюсь, не оскорбляю ли я своих слушателей тем, что в аудитории Эдинбургского университета уделяю так много внимания современным фантастическим и чудаческим учениям. Но я попрошу у вас некоторого терпения. Мне хочется, чтобы в результате этих лекций вы поняли огромное многообразие духовной жизни человечества. Стремления людей, их восприимчивость и дарования чрезвычайно разнообразны. Мы встречаем в действительности случаи религиозного опыта различной силы и полноты; и, желая ближе познакомиться с типом душевно здоровых людей, мы должны обратиться; к тем явлениям, где черты их проявляются в самой резкой форме. Психология индивидуальной души находится еще в зачаточном состоянии, – и мои лекции может быть внесут посильную лепту в построение этого нового здания. Наша первая обязанность состоит в том, чтобы понять всю нелепость игнорирования целого ряда явлений лишь потому, что мы сами неспособны пережить что-либо подобное.
   Случаи спасения при помощи веры, которые мы знаем из истории лютеранской церкви, методистских сект и того движения, которое я называю духовным врачеванием, доказывают, что существовало множество людей, которые, на известной стадии своего внутреннего развития, пережили душевный кризис, направивший их к добру. Этому кризису нисколько не способствовали заповеди общепризнанной морали; наоборот, обращение к добру было всего полнее и успешнее тогда, когда люди решительно отвращались от этих заповедей. Моралисты советуют нам держать в повиновении свое я. "Бодрствуйте день и ночь", заклинают они нас; "обуздывайте свои желания; не жалейте усилий; наденьте ярмо на свою волю". Но люди, о которых я говорю, почувствовали, что все эти сознательные усилия ведут их только к заблуждениям, страданиям и к гибели. И состояния волевого напряжения показались им нестерпимой мукой.
   Таким образом единственный путь к спасению, как это единодушно подтверждается многими людьми, противоположен обычной морали. Он состоит в том, чтобы суметь безвольно "отдаться", о чем я говорил уже во второй лекции. Пассивность, а не активность, ослабление, а не напряжение воли – вот правило поведения. Забудь чувство ответственности, откажись от власти над собой, предоставь высшим силам заботу о твоей судьбе, будь совершенно равнодушен к тому, куда это приведет тебя, – и ты обретешь не только полный душевный покой, но и те жизненные блага, от которых, как ты искренно думал, ты принужден был навсегда отказаться. Это – спасение через отчаяние, смерть ради истинного рождения, о которых учит лютеранское богословие; это – переход в ничто, о котором пишет Яков Бемен (Behmen). Чтобы придти к этому, надо пережить душевный кризис, что-то коренным образом должно измениться в душе, ее упорство должно сломиться и растаять; как мы это увидим ниже на многочисленных примерах, этот процесс бывает часто неожиданным и непроизвольным и оставляет в человеке впечатление, будто им руководила внешняя сила.
   Каково бы ни было действительное значение таких переживаний, несомненно, что они представляют один из основных видов человеческого опыта. Многие считают, что способность или неспособность к такому переживанию составляет характерное отличие религиозного типа от типа чистого моралиста. В тех, кто пережил такой опыт, никакие рассудочные доводы не могут вызвать сомнения в его реальности. У них есть знание; ибо во время ослабления напряженного состояния их личной воли они действительно почувствовалиучастие высших сил.
   Проповедники-возрожденцы (revivalists) часто рассказывают притчу о человеке, который ночью поскользнулся на краю пропасти. Ему удалось ухватиться за ветку. Это спасло его от падения, но он висел долгие часы в этом ужасном положении. Наконец, пальцы его ослабели и должны были выпустить единственную его опору. С отчаянием в душе простился он с жизнью и соскользнул вниз. Ему пришлось лететь всего шесть дюймов. Если бы он раньше отказался от борьбы, то ему не пришлось бы пережить таких мучений. Как приняла его мать-земля, говорят нам проповедники, так примет насдесница Предвечного, если мы всецело доверимся ей и отречемся от наследственной привычки полагаться на свои личные силы, которые не могут дать нам прибежища и спасения.
   Приверженцы духовного врачевания дают широкий простор применению такого рода переживаний. Они показали, что духовное возрождение путем ослабления волевой энергии, путем пассивных состояний, которое психологически ничем не отличается от лютеранского очищения верою и уэслианского добровольного и свободного приятия воли Божьей, доступно также не сознающим своей греховности и мало заботящимся о лютеранской догматике людям. Чтобы возродиться духовно, достаточно только дать покой своему малому, обособленному, беспокойному "я" и этим путем познать в себе присутствие высшего Я. Результаты этого сочетания чисто теоретического оптимизма с практическим, явления духовного обновления, связанного с отказом от волевых усилий, останутся несомненным фактом человеческой психики независимо от того, станем ли мы при объяснении причин этих явлений на теистическую, пантеистически-идеалистическую или медико-материалистическую точку зрения [56].
   Когда мы приступим к изучению явлений духовного возрождения мы подробнее остановимся на этом вопросе. Теперь же я изложу в кратких чертах методы духовного врачевания. Огромную роль играет в них, несомненно, внушение.
   Внушение, оказываемое влиянием окружающей обстановкой, вообще занимает значительное место во всяком духовном воспитании. Но слово "внушение", получив официальное признание, стало, к несчастию, играть роль непроницаемой для исследования завесы, которую опускают для того, чтобы помешать изучению многообразия индивидуальных переживаний. На самом деле "внушение" – это лишь другое название силы идей, поскольку они оказывают влияние и а веру и поведение человека. Идеи, оказывающие влияние на одних, не действуют вовсе на других; идеи, оказывающие влияние в данное время и при данных условиях, не имеют никакого влияния в другое время и при других условиях. Проповедуемые христианской церковью идеи не имеют теперь в терапевтическом отношении никакого значения, хотя в прежние века они играли в этой области огромную роль. И когда весь вопрос состоит в том, почему соль в одном случае стала пресной, а в другом приобрела вновь соленый вкус, то слово "внушение" в его обыкновенном истолковании оказывается бессильным осветить путь к решению этого вопроса. Годдард, в своем психологическом исследовании об "Исцелении верою" [57]объясняющий эти явления простым внушением, заканчивает такими словами: "Религия (под этим он подразумевает, по-видимому, популярное толкование христианства) включает в себя все это, т.е. духовную терапевтику и даже в ее лучшей форме. Интенсивное переживание наших (религиозных) идей даст нам все то, что вообще может быть дано". Он говорит это, несмотря на тот несомненный факт, что христианство в настоящее время совершенно бессильно, или, по крайней мере, было бессильнодо тех пор, пока не пришло ему на выручку духовное врачевание [58].
   Для того, чтобы какая-нибудь идея воздействовала на человека путем внушения, она должна явиться ему с силой откровения. Духовное врачевание со своим евангелием душевного здоровья явилось откровением многим из тех людей, сердца которых остались незатронутыми церковным христианством. Оно оживило бывшие в них зачатки высшей жизни. Особенность всякого религиозного движения состоит именно в том, что оно прорывает закрытый до того выход для этих зачаточных стремлений, зародившихся в человеческой душе.
   Сила личной веры, энтузиазм, пример окружающих, обаяние новизны – вот, что прежде всего создает ту силу внушения, которой религиозные движения обязаны своим успехом. Если духовное врачевание станет когда-либо официальным, общепризнанным учением и будет введено в определенные рамки, то из него исчезнут все элементы внушения. В самые напряженные и острые моменты своего развития каждая религия должна быть подобна бездомному арабу в пустыне. Церковь, с ее непрерывной внутренней борьбой живой религии меньшинства против обратившейся в привычку религии большинства, хорошо знает эту истину по собственному опыту. Эта борьба гораздо труднее для и ее, чем преодоление тех препятствий, какие встречает ее развитие в господствующем неверии. "Нужно молиться о том, говорит Джонтан Эдуардс (J.Edwards), чтобы тех благочестивых людей, в которых нет живого христианского духа, Бог или оживил или послал им смерть; нужно молиться об этом, если правда то, что часто говорят в наши дни: что эти холодные праведники с мертвенной душой приносят больше зла, чем обыкновенные грешные люди, и больше душ ведут к погибели, и что лучше было бы для рода человеческого, если бы все они умерли" [59].
   Второй причиной успеха проповеди духовного врачевания была несомненная наличность большого числа людей, соединявших в себе свойства душевного здоровья с готовностью возродиться, путем отказа от усилий личной воли. Протестантизм был слишком пессимистичен для такого рода людей, католицизм – слишком перегружен обрядностью и морализмом. Поэтому ни тот, ни другой не могли удовлетворить их.
   Наконец, духовное врачевание широко использовало подсознательную жизнь человека, что является совершенно новым в протестантских странах. К рассудочным советам и догматическим положениям основатели этого учения присоединили требование систематического упражнения человека в пассивных безвольных переживаниях, в сосредоточенных настроениях и в размышлениях; для этой цели они вводили даже практику гипноза. Вот несколько выбранных наудачу отрывков:
   "Великое значение идеалов для практической жизни – вот главная истина, которую проповедует Новая Мысль; я разумею то постепенное развитие, которое идет от внутреннего к внешнему, от малого к великому" [60]. "Поэтому необходимо сосредоточивать мысль на осуществлении идеалов хотя бы это оказалось одним блужданием в потемках" [61]. Для того, чтобы управлять своим духом, надо, согласно этому учению, воспитать в себе сосредоточенность мысли, или, другими словами, достичь способности постоянного контроля над собой. Надо научиться так управлять различными стремлениями своего духа, чтобы избранный идеал мог спаять их воедино. Для этого надо найти минуты молчаливого размышления и уединения, лучше всего в таком положении, где вся обстановка благоприятствует мыслям о духовных предметах. На языке Новой Мысли это называется погрузиться в молчание" [62].
   "Настанет время, когда вы сможете погрузиться в молчание, сидя в конторе или шагая по шумной улице; вам нужно будет только закутаться в плащ ваших собственных мыслей и сознать, что вами руководит и вас охраняет Дух Бесконечной Жизни, Любви, Мудрости, Мира, Могущества и Изобилия. – Это настроение непрерывной молитвы" [63]. Самый сосредоточенный в своем духовном мире человек из тех, кого я знал, был один служащий в конторе, где постоянно работало много людей и непрерывно велись громкие разговоры. Нисколько не развлекаясь этим шумом, верный своему идеалу, он всегда имел силу уходить в себя. Всякий раз, когда какие-нибудь затруднения вставали перед ним, он погружался в глубокое размышление и как бы замыкался в своей психической раковине; таким образом он уходил от всего, что его развлекало, и находился как бы в девственном лесу. В свою мистическую тишину он уносил с собой в форме прямого вопроса то, что занимало его, и пассивно ждал ответа. Ни разу в течение многих лет не случилось так, чтобы ответ не приходил к нему, и ни разу он не обманывал его"