— Смотри, как надо командовать!
   И он неожиданно бросился на оторопевших мышей. Оскалив клыки и выпустив когти, дико вращая единственным глазом, Клуни зарычал:
   — Хар-р! Что-то у меня разыгрался аппетит! Убирайтесь на стены, пока не поздно! Хар-р!
   Он высоко подпрыгнул, и перепуганные мыши бросились врассыпную.
   Констанция остановила Клуни злым окриком:
   — Хватит, крыса! Ты пришел говорить с настоятелем, так умерь свою прыть.
   Матиас был рад, что шел позади всех и никто не увидел его покрасневших от стыда щек. Клуни разметал защитников Рэдволла, словно ураган — бабочек. Теперь враг знает, что имеет дело с необученными, не проверенными в бою воинами.
   По дороге к Пещерному залу Клуни всей шкурой чувствовал враждебность, исходившую от этого мышонка, что шлепал за его спиной в своих слишком больших сандалиях. Ему казалось странным, что такого юнца выбрали командиром. Кроме того, этот сопляк, похоже, совсем не боится Клуни. Впрочем, что об этом думать сейчас — Клуни займется им, когда придет время. А пока он с восхищением смотрел по сторонам. Аббатство — просто пальчики оближешь!
   Очень скоро это аббатство будет называться замком Клуни! Звучит недурно! Его владения будут необозримы, власть — неограниченна; конец скитаниям, исполнение мечты: Клуни — король!
   При входе в здание аббатства все остановились, чтобы пропустить вперед хорошенькую полевую мышку с подносом в лапах.
   — Матиас, я несу перекусить тебе и…
   — Спасибо, Василика, поставь поднос на стол, — оборвал ее Матиас.
   Краснозуб подтолкнул Клуни:
   — Василика, а? Чертовски хороша — как раз для тебя.
   Клуни молчал, нагло разглядывая Василику, которая накрывала на стол в Пещерном зале. Она и впрямь прехорошенькая.
   Аббат указал на стулья, и все сели, кроме Клуни, который встал у стола, поставив лапу на стул. Он сверлил взглядом Краснозуба, пока тот не встал рядом с ним. Клуни нехотя взял чашку молока с медом и, отхлебнув, выплюнул молоко на пол.
   Аббат спрятал лапы в широких рукавах своего облачения и, прищурившись, взглянул на крысу:
   — Какая нужда привела тебя в аббатство Рэдволл, сын мой?
   Клуни пинком отбросил стул и расхохотался. Когда эхо его хохота замерло под сводами зала, он злобно сказал:
   — «Сын мой», ха-ха! Недурно! Я скажу тебе, что мне нужно. Мне нужно аббатство, все целиком, без остатка!
   Кресло Матиаса со стуком отлетело в сторону. Вырвавшись из лап пытавшегося его удержать аббата, он бросился вперед.
   — Я тебя не боюсь, крыса! Ты не получишь ничего! Ясно?
   Сотрясавшегося от гнева Матиаса с трудом усадили в кресло, затем к Клуни обратился сам аббат:
   — Прошу извинить Матиаса, он молод и горяч. Но что касается твоего предложения, полагаю, оно не подлежит обсуждению. Если ты со своей армией нуждаешься в пище, одежде, медицинской или какой-либо иной помощи, то мы будем рады предложить ее…
   Клуни заколотил лапой по столу, и аббат умолк. Крысиный вожак ткнул лапой в Краснозуба:
   — Ну-ка прочти наши условия. Краснозуб развернул старый, потрескавшийся лист пергамента и откашлялся.
   — Условия капитуляции, обязательные для всех, кто попадает в лапы Клуни Хлыста или его командиров. Первое: полная и безоговорочная капитуляция. Второе: Клуни предаст смерти всякого, кто осмелится оказать ему сопротивление. Третье: все захваченное имущество переходит в полную собственность Клуни Хлыста. Дома, запасы провизии, земли и все живые существа, населяющие их…
   К-р-рак! Не в силах больше сдерживаться, Матиас ударил дубинкой по листу пергамента, разодрав его пополам. Не успели обрывки упасть на пол, как Краснозуб с рычанием прыгнул на Матиаса.
   Массивная лапа тотчас схватила крысу и прижала к полу. Оглушенный Краснозуб затравленно смотрел на возвышавшуюся над ним Констанцию.
   — Зачем связываться с мышонком? Такой силач наверняка справится со старой барсучихой. Ну что, померяемся силой?
   — Констанция, отпусти его, — вмешался аббат. — Не забывай, мы не вправе нарушать законы гостеприимства.
   Краснозуб поднялся на дрожащих лапах и опасливо попятился подальше от барсучихи.
   — Аббат, я жду твоего ответа до завтрашнего вечера, — сказал Клуни как ни в чем не бывало.
   Обычно незлобивый, аббат: рассердился не на шутку. Глядя Клуни прямо в его единственный глаз, он процедил сквозь зубы:
   — Мне не требуется столько времени, крыса. Я отвечу тебе сразу. Ты посмел явиться сюда со своей шайкой и предъявить нам условия, угрожая смертью и рабством? Запомни: пока мы живы, ни ты, ни твоя армия не ступите на землю Рэдволла! Мы будем обороняться до последнего — вот тебе мое слово.
   Клуни презрительно ухмыльнулся и пошел прочь. На лестнице между Пещерным и Большим залами он остановился и обернулся. Его голос разнесся по обоим залам:
   — Тогда умрите все до последнего. Вы отвергли мои условия. Теперь узнаете, что такое гнев Клуни. Вы будете молить о скорой смерти, но придется долго мучиться, прежде чем я убью вас!
   И тут случилось такое, о чем еще долго будут рассказывать в аббатстве Рэдволл.
   Собрав всю свою силу, Констанция обхватила лапами огромный обеденный стол Пещерного зала — со стола посыпалась на пол посуда вперемешку с едой. Подняв его высоко над головой, Констанция проревела:
   — Убирайтесь, крысы! И торопитесь, не то я нарушу законы гостеприимства, хотя потом придется просить прощения у аббата. Вон отсюда, пока целы!
   Клуни быстро зашагал вверх по лестнице, за ним, нервно хихикая, поспешил Краснозуб. И тут Клуни как вкопанный остановился перед гобеленом.
   — Кто это? — еле выдавил он из себя. Матиас проследил за его взглядом и, подойдя к гобелену, указал лапой:
   — Ты имеешь в виду его? Клуни тупо кивнул.
   — Это Мартин Воитель, основатель нашего Ордена. Мартин был храбрейшим воином. Будь он здесь сегодня, он давным-давно выхватил бы свой меч и тебе с твоими приятелями сильно бы не поздоровилось.
   Ко всеобщему изумлению, Клуни, не усмехнувшись, не сказав ни слова, пошел прочь. II до самых ворот он шел словно слепой.
   Закрывая за Клуни и Краснозубом ворота, мыши притихли
   — Стройся! Марш назад, в лагерь, — скомандовал Краснозуб.
   Клуни недоуменно покачивал головой.
   Мартин Воитель! Его преследователь из кошмарного сна! Что бы это значило?
   Краснозуб не успел отойти далеко, как его окликнули со стены аббатства. Он обернулся и поднял голову. Комок гнилых овощей, завернутых в остатки условии капитуляции, угодил ему прямо в морду. Яростно смахивая зловонное месиво, он увидел свесившуюся со стены Констанцию — ее полосатая физиономия расплылась в довольной улыбке. С издевательской усмешкой барсучиха прокричала:
   — Заходи, крыса, не забывай! Я всегда рада тебя видеть. Мы с тобой не договорили, я жду не дождусь, когда мы закончим разговор.
   Пока Краснозуб собирался с мыслями, чтобы достойно ответить, Констанция уже исчезла со стены.

*11*

   Вечером того же дня брат Альф, стоя в карауле на стене аббатства, заметил, что в зарослях папоротника на опушке Леса Цветущих Мхов что-то шевелится. Сразу же послали за Матиасом и Констанцией. Они стали всматриваться туда, где брат Альф заметил подозрительное движение.
   — Вон там, справа от осины. Смотрите, папоротники опять шевелятся.
   Матиас видел в темноте лучше остальных и первым разглядел катавшегося по траве ежа.
   — Это Амброзии Пика, он ранен. Быстрее! Надо спуститься к нему.
   — Постой, а вдруг там засада, — остановила его Констанция.
   — Не можем же мы бросить бедного Амброзия, ведь он умрет! Мы должны что-то придумать.
   Барсучиха легла, положив голову между передними лапами.
   — Да, надо подумать.
   Мыши, размышляя, что же делать, уселись на пол, но Матиас тут же вскочил:
   — Придумал! Ждите меня здесь, я мигом. Брат Альф со вздохом посмотрел вслед Матиасу, быстро шлепающему своими огромными сандалиями.
   — Не опоздать бы. Амброзии уже не шевелится.
   Но Матиас уже возвращался и вел за собой полдюжины кротов.
   Их старший выглянул за стену, прикидывая расстояние до Амброзия, и, царапая когтем по стене, сделал какие-то подсчеты. Затем он повернулся к Матиасу:
   — Сдается мне, твоего дикобраза можно вытащить. Ты только за ворота нас выведи и стой на стреме.
   Повернувшись к своей артели, Кротоначальник — это был его официальный титул — принялся обсуждать ширину хода, твердость грунта и прочее, что нужно знать любому землекопу, прежде чем начинать работу.
   Матиас прошептал Констанции и брату Альфу:
   — Кротам часто приходится выручать тех, кого завалило в норе. Нам остается только стоять на страже у юго-восточного прохода в стене.
   — Чего же мы ждем? Идем скорее! — устремилась вперед Констанция.
   Они бесшумно выскользнули через маленькую, выкрашенную в зеленый цвет железную дверь. Еж по-прежнему лежал примерно в сотне мышиных шагов от них.
   Кроты размотали веревку. Под наблюдением Кротоначальника двое его подчиненных принялись копать.
   Через минуту на том месте, где они только что стояли, появился холмик, а сами землекопы пропали из виду.
   Вскоре из ямы высунулся влажный нос:
   — Все в ажуре, начальник. Ни тебе корешков, ни камушков. Можно двигать дальше.
   Кротоначальник с остальными землекопами двинулся к норе.
   — Значит, так, я впереди, Десятник с Опушкой — за мной.
   Почтительно опустив нос, он повернулся к Матиасу и Констанции:
   — А вы, господа хорошие, здесь обождите.
   Констанция ловила своим чутким носом ночной ветер, Матиас прислушивался к ночным звукам. На поверхности земли образовался продолговатый холмик, продвигавшийся все ближе к Амброзию. Ночь была тиха и спокойна, но Матиас и Констанция все время были начеку, понимая, что, если они потеряют бдительность, все их предприятие может плохо кончиться.
   Матиас прошептал взволнованно:
   — Смотри, уже исчез! Должно быть, они втащили его в туннель.
   Землекопы вернулись на удивление быстро. Они вылезли из норы, волоча ежа на перекинутых через плечо веревках, и отказались от помощи, которую им предложили Констанция и Матиас.
   — Не, не надо, только лапы понапрасну замараете, — сказал Кротоначальник, сморщив нос.
   Раненого доставили в лазарет аббатства, где ежом занялся аббат Мортимер. У Амброзия была длинная рваная рана, она тянулась от уха до кончика передней лапы.
   Аббат промыл рану и приложил к ней припарку из трав.
   — Нет никаких оснований для беспокойства, брат Альф. Амброзии Пика — это кожа да иглы. Старик крепок, словно булыжник. Смотри, он уже приходит в себя.
   Еж и впрямь забавно хрюкнул, несколько раз свернулся и развернулся, потом открыл глаза и огляделся.
   — Ой, как ухо болит! Отец настоятель, не дайте страждущему помереть от жажды, принесите орехового эля, — взмолился Амброзии.
   Видя, что их старый друг вне опасности, все присутствующие с облегчением расхохотались.
   — Ох-хо-хо, так-то лучше, — заметил Амброзии, выдув несколько кружек эля. — Ну что ж, я сделал все, как мне было велено, обошел всех, кого только мог. Короче говоря, около полудня пришел я к дому Полевкинсов. Только я сообщил им скверную новость — тут, чтоб мне лопнуть, этот маленький плакса Колин Полевкинс забегал по дому с воплями, причитая, мол, теперь всех их перережут прямо в постелях. Хотите верьте, хотите нет, но Колин словно свихнулся, никак было его не унять. Ну и вот, на шум в доме примчалась стая крыс, — должно быть, промышляли неподалеку. Не успели мы и рты открыть, как они набросились на нас, так что мне оставалось только свернуться и выставить иглы. Крысы схватили плаксу Колина и его родителей, но старого Амброзия Пику им было не сцапать, нет! Тогда один из разбойников ткнул меня железным прутом от церковной ограды. Решили, что я мертвый, и бросили — слишком колючий, говорят, нельзя жрать. Семью Полевкинсов они утащили, а я подождал, пока все утихнет, и пополз в аббатство… Эй, а не осталось ли чего в кувшине? Мне для поправки эль нужен, отец настоятель, а то меня от ран лихорадка бить начнет.
   Матиас с грустью склонил голову: семья Полевкинсов в плену, их ожидает смерть или рабство. Правда, спасение ежа воодушевило Матиаса, и он уже собирался открыть рот и сказать, что они с Констанцией добровольцами идут в церковь святого Ниниана — спасать пленников, но барсучиха словно прочла его мысли:
   — Матиас, даже не думай об этом. Не надейся, что сумеешь увести Полевкинсов из-под самого носа Клуни. Ты храбр, но постарайся быть благоразумным, не теряй голову и побереги свою жизнь.
   Поразмыслив, Матиас понял, что барсучиха права. Все уже разошлись спать, а он еще долго сидел и думал. Потом он побрел в Большой зал и встал перед гобеленом. Матиас не сразу осознал, что вслух разговаривает с Мартином Воителем.
   — О Мартин, что бы ты сделал на моем месте? Я знаю, что еще очень молод, я еще только послушник, даже не член Ордена, но ведь и ты был молод. Я знаю, как бы ты поступил! Ты бы надел доспехи, взял свой меч и бился с разбойниками, и они бы отпустили Полевкинсов или погибли все до одного. Но, увы, те времена миновали. У меня нет волшебного меча — только советы старших.
   Матиас опустился на холодный каменный пол. Он грустно смотрел на величественную фигуру Мартина Воителя — такого храброго и непреклонного. Потом он посмотрел на свою мешковатую одежду и огромные сандалии и почувствовал свою беспомощность.
   Легкое прикосновение мягкой лапки заставило его обернуться. Это была Василика.
   — Не грусти, Мартин Я знаю, ты храбр и благороден Ты станешь великим полководцем. Придет время, и Рэдволл будет восхищаться тобой. Ты — настоящий Воитель
   Матиас высоко поднял голову, словно став выше ростом Он помог Василике подняться и поклонился ей.
   — Василика, как мне отблагодарить тебя за твои слова? Ты ведь и сама необыкновенная мышка. Но уже поздно, иди отдыхать. Я, пожалуй, побуду здесь еще немного
   Мышка сняла со своей головы ленту, это была ее любимая — бледно-желтая лента с узором из васильков. Она повязала ее на правую лапу Матиаса, чуть выше локтя. Лента дамы для ее рыцаря!
   Затем она бесшумно выскользнула из зала. Матиас чувствовал, как сильно бьется в его груди сердце. Он повернулся к Мартину
   — Спасибо тебе, Воитель. Ты говорил со мной ее устами и дал мне совет, которого я просил

*12*

   Клуни сидел в церкви святого Ниниана на куче хлама, оставшегося от кафедры. Красногуб, Темнокогть, Сырокрад и Черноклык развалились у его ног на рваных подушечках для коленопреклонения. Клуни опять был в странном настроении. Он не проявил никакого интереса к пленникам, просто приказал сторожить их, пока не найдет времени подумать, что с ними делать.
   Почти все крысы, кроме караульных, спали на церковных хорах.
   Командиры с опаской смотрели на Клуни. Его длинный хвост нервно дергался из стороны в сторону, единственный глаз был устремлен на резного орла, крыльями поддерживавшего прогнивший пюпитр. Наконец Клуни взглянул на командиров и заговорил:
   — Найти Призрака. Привести его сюда.
   Темнокогть и Черноклык бросились выполнять приказ.
   У хозяина есть план! Как всегда, гениально простой и безупречно коварный.
   Призрак служил Клуни много лет, но никто не знал, крыса он, ласка или нечто среднее. Он был мускулист и гибок, гладкий мех, покрывавший его длинное жилистое тело, был чернее безлунной ночи. Его черные, без блеска, как у мертвеца, глаза сильно косили.
   Он бесшумно встал перед своим начальником. Клуни был одноглаз, но очень зорок, однако даже он едва сумел различить в церковном мраке неясный силуэт.
   — Это ты, Призрак?
   Ответ прозвучал словно шелест шелка по гладкому камню:
   — Это я, Клуни. Зачем ты звал меня? При звуке этого голоса крысы вздрогнули. Клуни подался вперед:
   — Ты видел стены аббатства?
   — Я был там. Призрак видит все.
   — Можешь ли ты на них забраться?
   — Я не знаю зверя, который мог бы на них забраться.
   — Кроме тебя?
   — Кроме меня.
   Клуни сделал хвостом приглашающий жест:
   — Подойди поближе. Я скажу тебе, что мне от тебя нужно.
   Призрак уселся на верхней ступеньке кафедры, и Клуни заговорил:
   — Залезешь на стену аббатства, только будь осторожен, там полно часовых. Ты не должен попасть в плен. Тебе не нужно нападать на сторожку и пытаться открыть ворота — они слишком хорошо охраняются, так что можешь о них забыть.
   Призрак ничем не показал, что Клуни, сам того не зная, словно бы читает его мысли; он оставался неподвижен и безмолвен.
   Клуни продолжал:
   — Как только залезешь на стену, пробирайся к главному входу в сам монастырь. Если дверь заперта — открой, не нужно тебе объяснять как, но бесшумно. Ты должен попасть внутрь. Первая комната, сразу за дверью, — главная, мыши называют ее Большим залом. Войди в нее, повернись налево, на стене перед собой увидишь длинный гобелен. А теперь слушай внимательно. В правом нижнем углу гобелена изображена мышь в доспехах, опирающаяся на большой меч. Вот эта мышь мне и нужна! Вырежи, вырви, отгрызи — и принеси мне. Эта мышь должна быть у меня в лапах! Без нее не возвращайся.
   Крысы, подслушавшие разговор, были сильно озадачены.
   Мышь с гобелена?!
   Черноклык еле слышно шепнул Сырокраду:
   — Зачем хозяину понадобился портрет мыши?
   Клуни услышал шепот. Он подошел к кафедре и, взявшись за края пюпитра, оглядел своих подчиненных, словно служитель сатанинской церкви — паству:
   — Черноклык, выслушай меня. Ты видел этих мышей? Одно упоминание о Мартине Воителе поднимает их боевой дух. Разве ты не видишь, что он — их символ? Его имя для них то же самое, что мое — для вас, разве что на другой лад. Мартин — своего рода ангел, а я, пожалуй, наоборот. Так вот, пошевели мозгами. Если со мной что-то случится, вы превратитесь просто в сброд, в бестолковую толпу. Так же и мыши. Если они лишатся своего драгоценного знамени — изображения Мартина, — что у них останется?
   Краснозуб хлопнул себя по ляжкам и радостно захихикал, раскачиваясь взад и вперед:
   — Гениально, хозяин, дьявольски гениально! Без своего распрекрасного Мартина они превратятся в жалкую толпу трусливых мышей.
   Хвост Клуни ударил по кафедре, и она разлетелась на мелкие кусочки.
   — Вот тут-то мы и пойдем на штурм!
   Мускулистый хвост Клуни вытянулся, обвил тело Призрака и притянул его к своему хозяину. Обдавая Призрака смрадным дыханием, Клуни слово за словом медленно и четко проговорил:
   — Достань мне эту картину. Достанешь — получишь щедрую награду, когда я усядусь в кресло аббата. Не достанешь — твои жуткие вопли будут слышны на всю округу!

*13*

   В едва приоткрытые ворота зари хлынул поток солнечных лучей, но обитатели Рэдволла давно уже были на ногах. После завтрака аббат распорядился: всем, кроме караульных, собирать плоды и наполнять кладовые на случай длительной осады. Молодые выдры рвали водоросли жерушника и ловили рыбу. Василика с группой мышек таскала зерна; другие собирали овощи.
   Амброзии Пика, уже почти поправившийся, занимался в кладовой подсчетом припасов: орехов и ягод, яблок и груш, заготовленных еще прошлой осенью. Еж с вожделением думал о погребах: вот бы произвести переучет там! Но ключи были только у брата Эдмунда и монаха Гуго.
   — Здорово, дикобраз. Показывай, куда валить вершки да корешки. Да поскорее, тяжело держать-то!
   Амброзии тяжело вздохнул, глядя на двух кротов, согнувшихся под тяжестью мешков с клубнями.
   Он поправил повязку на ране — работе не видно ни конца ни края.
   Под сводами галереи Матиас и Констанция производили смотр защитников Рэдволла. В дни мира военные были нужны только для праздников или спортивных состязаний, но теперь пришла им пора показать, кто на что способен.
   Выдры принесли мешки с гладкой галькой. С большой силой и точностью они метали камни сделанными из вьюнка пращами. Отряды полевок-лучников пускали из своих длинных луков стрелы, оперенные пухом чертополоха, — этими стрелами в мирное время обычно прогоняли с огородов вороватых птиц.
   Под стенами аббатства кроты, руководимые Кротоначальником, вырыли траншею; единственный в аббатстве бобер утыкал бруствер заостренными кольями. С помощью веревок и блоков на стену подняли корзины с камнями и землей из траншеи.
   Матиас обучал отряд мышей Рэдволла искусству боя длинной дубинкой, к чему у него обнаружился врожденный дар.
   В этот день все обедали под открытым небом. Встав в очередь вместе с остальными обитателями леса, Матиас получил миску парного молока, ломоть пшеничного хлеба и немного козьего сыра. Василика, раздававшая еду, дала Матиасу лишнюю порцию сыра. Он закатал рукав своего балахона и показал ей край ленты:
   — Смотри, это мне подарила вчера вечером одна подружка.
   Василика рассмеялась:
   — Иди и ешь свой обед, воин, пока я не продемонстрировала тебе искусство прицельного метания кусков сыра.
   В саду Матиас увидел старого Мафусаила — тот сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стволу сливы. Плюхнувшись рядом со стариком, Матиас стал есть. Не открывая глаз, старик спросил:
   — Ну, как идут учения?
   Глядя на муравьев, растаскивавших упавшие на землю крошки, Матиас ответил:
   — Неплохо. Можно даже сказать, прилично. А как твои научные изыскания?
   Мафусаил прищурился, глядя поверх очков:
   — Знаний никогда не бывает достаточно. Плод мудрости следует вкушать с наслаждением и как следует усвоить — не то что твой обед, который ты, юноша, глотаешь не жуя. Ну так что еще ты желаешь узнать о Мартине Воителе?
   — Откуда ты знаешь, что я собирался спросить о Мартине? — с удивлением спросил Матиас. В ответ Мафусаил только сморщил нос:
   — Откуда пчела знает, что в цветке есть пыльца?
   — Брат Мафусаил, а где похоронен Мартин?
   — Твой следующий вопрос мне уже известен: как найти легендарный меч Мартина?
   — Но как ты догадался? — пробормотал Матиас. Старый привратник пожал костлявыми плечами:
   — Меч скорее всего лежит рядом с Мартином. Вряд ли тебя интересуют истлевшие кости усопшего героя.
   — Но где же похоронен Мартин?
   — Этого не знает ни одна живая душа. Многие годы я ломал голову над древними рукописями, переводил, искал утаенные нити, но все впустую. Я разговаривал с пчелами и мелкими тварями, которые способны проникнуть туда, куда не можем пролезть мы, но в итоге одно и то же: слухи, предания, сказки.
   Матиас покрошил муравьям хлеб.
   — Значит, меч Мартина — всего лишь предание? Мафусаил возмущенно ответил вопросом на вопрос:
   — Кто тебе это сказал? Я тебе этого не говорил. И честно говоря, у меня есть предчувствие, что эти важные сведения я берег именно для тебя.
   Матиас весь обратился в слух.
   — Года четыре назад я вправлял вывихнутую ногу одному ястребу-перепелятнику… Гм, помнится, я заставил его поклясться никогда больше не охотиться на мышей. Знаешь, они умеют взглядом своих золотистых глаз гипнотизировать мелких зверьков. Так вот, этот ястреб рассказал мне кое-что интересное. О воробьях. Он еще называл их крылатыми мышами. По его словам, много лет назад воробьи украли что-то из нашего аббатства, какое-то принадлежавшее нам сокровище. Но так и не сказал, что именно, — улетел, только его и видели, едва я вылечил его. Впрочем, разве можно ожидать благодарности от ястреба-перепелятника?
   — А ты когда-нибудь говорил об этом с воробьями? — перебил старика Матиас.
   — Я слишком стар, — покачал головой Мафусаил, — и уже не могу залезть на крышу, где они гнездятся. Воробьи — очень странные птицы, вечно чирикают. Они легкомысленные и очень воинственные.
   Прежде чем ты подберешься к их гнездам, скинут тебя с крыши в два счета и слушать не станут. Кроме того, я не уверен, что ястреб говорил правду. Некоторые птицы, если им вдруг взбредет в голову врать, начинают нести жуткую околесицу.
   Матиас стал расспрашивать брата Мафусаила дальше, но теплые лучи солнца и мирная тишина июньского дня сделали свое дело: старый привратник уже крепко спал.

*14*

   Бесшумно ступая в ночи, Клуни, Рваноух и Призрак продвигались к Рэдволлу. Клуни счел задание настолько важным, что решил проверить все лично. Тело Призрака было обмотано кожаным мешком, в котором лежал его обычный воровской инструмент: веревка, обвязанная войлоком железная кошка, пузырек с маслом, отмычки и кинжал.
   Рваноух выступал позади, донельзя гордый тем, что, отправляясь на столь важное депо, хозяин взял в помощники именно его. Он и не подозревал, что Клуни прихватил его на всякий случаи: если придется туго, Рваноухом всегда можно пожертвовать, а самому ускользнуть.
   Они подобрались к самым стенам аббатства. Подняв хвост, Клуни дал знак оставаться на месте и скрылся в темноте. Наедине с Призраком Рваноух почувствовал себя неуютно Пытаясь завести разговор, он зашептал:
   — Приятный дождичек, а? Для травы полезно… Ну и высоченные же у аббатства стены, чтоб мне лопнуть. Хорошо, что лезть на них придется тебе, а не мне. Я бы не смог — слишком уж растолстел, ха-ха-ха!
   Встретив гипнотизирующий взгляд мертвенных глаз Призрака, Рваноух осекся и, сникнув, замолк.
   Клуни вернулся минут через десять. Он кивнул в сторону аббатства:
   — Прошелся вдоль стены Часовые дрыхнут без задних лап. Им раньше никогда не приходилось стоять в карауле, они засыпают, как только стемнеет. Вот к чему приводит мирная жизнь!