— Зовите меня Фелицией, дорогая!
— Фелиция… — промолвила графиня. — Какое красивое имя… Признаюсь вам, я еще не решила, что мне делать! Знаете, мужья порой бывают неизбежным злом, которое приходится терпеть для достижения цели.
Фелиция кивнула, хотя не понимала, что имела в виду графиня Годуин.
Глава 41
Глава 42
Эпилог
— Фелиция… — промолвила графиня. — Какое красивое имя… Признаюсь вам, я еще не решила, что мне делать! Знаете, мужья порой бывают неизбежным злом, которое приходится терпеть для достижения цели.
Фелиция кивнула, хотя не понимала, что имела в виду графиня Годуин.
Глава 41
ОБОЛЬЩЕНИЕ
Дом наполняли звуки фортепиано. Рис играл одну и ту же мелодию. Это был мадригал из второго акта новой оперы. Хелен узнала его.
В конце концов Хелен встала. Теперь она считала благом, что в доме было мало слуг и она могла расхаживать по ночам в неподобающей для хозяйки дома одежде.
Стоявшие на фортепиано свечи уже почти догорели. Их свет образовывал желтый круг на полированной поверхности инструмента и бросал отблески на ресницы и волосы Риса.
Хелен подошла к мужу. Длинный подол шелкового халата задевал стопки рукописей, скопившихся на полу вокруг фортепиано.
Рис, не говоря ни слова, встал из-за инструмента.
Хелен впервые в жизни испытала пьянящее чувство власти над мужчиной. Она была настоящей обольстительницей, сиреной, манящей к себе моряка. Хелен спустила верхнюю часть халата, обнажив плечи и грудь. Когда Рис подошел к ней, она ощутила, что ее бросило в жар.
У них было такое чувство, словно в мире остались только они.
Рис снял с себя ночную сорочку. Язычки пламени на свече замерцали от движения воздуха. От их колебания по телу Риса забегали тени. Глядя на грудь мужа, Хелен не могла понять, почему волосы, растущие на теле мужчины, раньше вызывали у нее отвращение. Рис выглядел очень мужественно. Его мощная мускулистая фигура казалась очень сильной. У Хелен начали дрожать колени. Ей хотелось припасть к его груди и прижаться к нему всем телом.
Хелен улыбнулась и развязала пояс. Шелковый халат упал к ее ногам.
Рис подхватил жену на руки и понес к дивану. Одним движением руки он сбросил на пол все рукописи, наброски и готовые части оперы. Затем положил Хелен на мягкое ложе.
— Я не хочу, чтобы ты обращался со мной как с леди, — промолвила она. — Я — просто женщина.
Рис припал к ее губам, его язык проник в рот Хелен. Он исследовал ее ротовую полость так, словно это была терра инкогнито, новая земля. Хелен удивляло то, что она не испытывала никакого отвращения.
— О, Рис… — прошептала она и умолкла, сосредоточившись на своих ощущениях.
Левую ладонь он подложил ей под затылок, а правой рукой страстно гладил спину. Рис сгорал от желания овладеть ею.
Хелен обвила его шею руками, но тут вспомнила, что сегодня ночью она не хочет быть леди.
— А как ты занимался любовью с Линой? — спросила она и удивилась, что ее голос звучит хрипло.
Рис снова привлек ее к себе.
— Какая тебе разница? — пробормотал он и припал к ее губам.
Дрожь неутоленного желания пробежала по их телам.
— Мне интересно, — прошептала Хелен, тяжело дыша, когда он закончил поцелуй.
— То, что было у меня с Линой, не идет ни в какое сравнение с нашими отношениями, — заявил он.
По его тону Хелен поняла, что это правда.
— Это не праздное любопытство, Рис, — прошептала она. — Я хочу научиться доставлять тебе удовольствие. Забудь на минуту о том, что я леди. Можно, я прикоснусь к тебе?
Глаза Риса казались бездонными и черными как ночь.
— Лина никогда не дотрагивалась до меня, — промолвил он и жадно припал губами к ее шее.
— А я хочу дотронуться, — сказала Хелен и вздрогнула, чувствуя, как Рис начал поигрывать языком с ее соском. — Я…
Она вдруг замолчала, тяжело задышав. Изогнув спину, Хелен погрузила пальцы в густые волосы мужа и застонала.
— Тебе нравится? — спросил Рис и стал так сильно сосать ее грудь, что по телу Хелен пробежала судорога.
Она извивалась под ним, чувствуя, что не в силах вымолвить ни слова. Несмотря на охватившую ее страсть, Хелен еще не до конца утратила самообладание.
— Я хочу быть такой же дерзкой и испорченной, как ты, — через некоторое время прошептала она. — Я хочу любить тебя так, как могла бы любить одна из русских балерин, танцевавших когда-то у тебя на обеденном столе.
На губах Риса заиграла улыбка, а Хелен захотелось поцеловать мужа. Она обожала его сарказм. Хелен потянулась к нему. Рис откинулся на спину, увлекая ее за собой. Теперь она лежала на'нем, чувствуя его сильное крепкое тело. Хелен ощущала себя настоящей развратницей. В глубине души она не верила, что все это происходит с ней на самом деле. Она не стеснялась своей наготы и не боялась, что кто-нибудь увидит ее. Все это было очень странно и ново.
— Ты не заметил, заперла ли я дверь на ключ? — дрожащим голосом спросила она, плохо соображая, что делает и говорит.
Рис ласкал ее так неистово, что из груди Хелен вырывались стоны. Ему, по всей видимости, не было никакого дела до того, заперта ли дверь. «Черт побери…» — промелькнуло в голове Хелен. Она едва не засмеялась, поймав себя на мысли, что начала употреблять бранные слова.
— Ты вроде бы сказала, что хочешь потрогать меня? — промолвил он. От его голоса Хелен почувствовала покалывание внизу живота.
Волна острых ощущений накатила на нее. Она жаждала, чтобы Рис овладел ею, но в то же время сама хотела овладеть им.
— Ты — мой, Рис, — твердила Хелен. — Отныне и навсегда только я имею право трогать тебя. Если ты хочешь, чтобы я трогала тебя так, как это делала Лина, научи меня.
— Лина была настоящей леди в постели, Хелен, — промолвил Рис, взглянув на нее.
Улыбка заиграла на губах Хелен. Она была довольна ответом мужа, хотя ей не нравилась собственная мелочность.
Хелен соскользнула с его тела и, встав на колени рядом с диваном, стала рассматривать затвердевший, налившийся кровью жезл Риса, обрамленный золотистыми волосами. Ее бросило в жар от этого восхитительного зрелища. Она жаждала, чтобы Рис вошел в нее яростно, напористо, неистово.
Но, взяв себя в руки, она лизнула мужа в плечо. Его кожа была солоноватой и немного отдавала мылом.
— Тебе нравится, когда я так делаю? — спросила она, повторяя вопрос, который он постоянно задавал ей.
— Да, Хелен, да, — хрипло ответил Рис.
Пробуя и экспериментируя, Хелен потянулась и дотронулась до соска мужа. Он был плоским и походил на медный пенни. От ее прикосновения судорога пробежала по телу Риса. И тогда Хелен потерла его сосок большим пальцем так, как это делал Рис, лаская ее грудь. Рис лихорадочно вцепился в плечи жены.
Хелен продолжала экспериментировать и выяснила, что Риса бросает в дрожь, когда она легонько покусывает его грудь.
— Я не уверен, что ты… — начал было Рис, но осекся. Хелен усмехнулась, заметив, что он говорит сквозь сжатые зубы. Она чувствовала себя опытной куртизанкой. Теперь Рис не смог бы остановить ее, даже если бы захотел.
От прикосновения ее губ по телу Риса пробегала судорога. Она дразнила его так, как он делал это когда-то с ней.
— Тебе нравится? — смеясь, спрашивала Хелен.
— Да, — тяжело дыша, с трудом произносил Рис. — О Боже, Хелен!
Рис начал выгибать спину, устремляясь навстречу к ее губам и рукам.
— А если я буду делать вот так? — продолжала Хелен.
Она обнаружила, что муж сходит с ума от возбуждения, когда она проводит ногтями по его животу. Хелен упивалась своей властью над ним.
— А вот так? — шептала она, продолжая свои эксперименты.
Но чаша терпения Риса переполнилась. Он схватил ее и рывком посадил на себя. Хелен ахнула от неожиданности, оказавшись на его бедрах. Его член вошел в ее разгоряченное влажное лоно. Но Рису этого было мало. Он опрокинул жену на диван и снова вошел в нее. Листки нотной рукописи разлетелись в разные стороны от их резких движений и, покружившись в воздухе, плавно упали на пол.
Хелен перестала смеяться. Ее взор затуманился. Она учащенно дышала. Ее хриплые стоны заставляли Риса, сжав зубы, двигаться все быстрее, делая мощные толчки. Хелен, его Хелен, была так прекрасна, так изящна и хрупка, что у Риса перехватывало дыхание от любви к ней.
Сладкая истома разлилась по всему телу Хелен. Ее ладони, гладившие его спину, легли на крепкие ягодицы Риса. Она прижала его бедра к своим, и толчки Риса сделались еще мощнее. Огонь страсти охватил Хелен. Она чувствовала, что находится на грани экстаза.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но из ее груди вырвался только стон, похожий на всхлип. Рис любовался ее раскрасневшимся лицом, бездонными от страсти глазами, высоким лбом, на котором выступила испарина. Он утратил контроль над собой и стал неистово, словно одержимый, входить в нее. Крик Хелен слился со стоном Риса. По их телам, превратившимся в единое целое, пробежала мощная судорога.
И когда обессиленный Рис упал на нее, Хелен не испытала никаких неприятных ощущений, хотя раньше жаловалась, что задыхается под тяжестью его тела. Однако Рис вспомнил былые жалобы жены и скатился с нее прямо на пол, заваленный бумагой, увлекая за собой Хелен.
— Рис! — смеясь, воскликнула она, но он поцеловал ее, не дав ничего сказать.
— Тише, дорогая, — промолвил Рис голосом, исполненным такой нежности, что Хелен чуть не разрыдалась.
Прижавшись лицом к его плечу, она притворилась, что засыпает.
Но Рис чувствовал, что творится у нее в душе.
— Я был таким дураком, Хелен, если бы ты только знала, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы.
Она закусила губу.
— Честно говоря, я никогда по-настоящему не хотел Лину, — продолжал он. — Думаю, Том прав. Я превратился в негодяя только потому, что наш отец много лет назад предсказывал мне такую судьбу. Думаешь, я получал удовольствие, когда развлекался с русскими балеринами?
— А разве нет? — удивленно спросила Хелен, поднимая голову и устремляя на него полный сочувствия взгляд.
Рис был, как никогда, серьезен.
— После того как ты ушла из дома, я целый месяц беспробудно пил, осушая в день по две бутылки бренди. Но мне это не помогало. Девицы, танцевавшие на моем столе, тоже не могли отвлечь меня от мрачных мыслей. Я не понимал, почему у меня так скверно на душе.
Хелен слушала мужа, затаив дыхание.
— Только теперь до меня дошло, что я всегда любил тебя, — продолжал Рис. — Но я не мог признаться в этом ни тебе, ни себе. Я попытался избавиться от тебя, выжить тебя из дома, но мне стало еще хуже.
— Я люблю тебя, — прошептала Хелен. — И всегда любила.
— Но как ты могла любить такого негодяя, как я? — искренне удивился Рис.
Хелен улыбнулась:
— Наверное, все дело в том, что я дуреха.
— Это верно, — согласился Рис. Он помолчал, а потом вдруг спросил, запинаясь: — Ты продолжала любить меня даже после того, как я поселил в твоей комнате Лину?
— О, тогда мне казалось, что любовь прошла. Я постоянно внушала себе мысль, что ты мне безразличен. Но все равно мне было больно.
— Прости…
— А ты был… влюблен в нее? — спросила Хелен, не скрывая своего волнения.
Рис покачал головой:
— Нет, я никогда не был влюблен в Лину. И она это знает. Я обожаю ее голос. Уже год я не переступаю порог ее спальни. Мы оба утратили интерес друг к другу.
— Вспоминая прошлое, я сожалею, что делала тебе много жестоких замечаний, — промолвила Хелен. Теперь она навсегда перестала ревновать мужа к Лине и русским балеринам. — Я хочу признаться, что люблю твою волосатую грудь.
— А я не просто люблю твою грудь, я без ума от нее, — промолвил Рис. — Хочешь, я напишу канцонетту, воспевающую ее?
— Боже, какой ты глупый, — нежно сказала Хелен, целуя мужа, а потом продолжала серьезным тоном: — Мне не следовало так безжалостно критиковать твои произведения.
— Мне тоже не следовало с таким презрением относиться к твоему творчеству, — промолвил Рис.
Хелен помолчала.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — я думаю, что теперь мы оба будем лучше писать, помогая друг другу.
Рис обнял жену.
— Я не сомневаюсь, что твоя помощь будет мне очень полезна, Хелен. Но я сам вряд ли смогу привнести что-то новое и ценное в твое творчество. Ты — блестящий музыкант. Я уверен, что ты больше одарена, чем я.
— Нет, ты ошибаешься, — возразила она. Рис поцеловал жену в щеку.
— Когда ты рядом, я чувствую вдохновение и пишу на пределе своих возможностей. О чем еще я могу мечтать?
— У каждого из нас особый талант, — задумчиво сказала Хелен. — Ты гениально выражаешь в своих произведениях мир чувств и создаешь яркие образы, Рис. А я пишу музыку без всякого сюжета. Ты помнишь историю с моим вальсом? Я даже не вдумывалась в смысл слов, которые положила на музыку.
Рис засмеялся:
— Именно во время совместной работы над вальсом я начал задумываться о том, что, возможно, ты навсегда останешься в моем доме.
— Я опростоволосилась, да? — с улыбкой спросила Хелен.
— Хуже, чем я со своими балеринами, танцующими на столе, — сказал Рис и вдруг запел: — «Позволь, красавица, тебя обнять. Я твой жених, а ты — моя невеста».
Но тут он вынужден был замолчать, чтобы поцеловать ее.
— «Лицом к лицу с горящими щеками», — прошептала Хелен, когда он прервал поцелуй.
Она не видела лица мужа, потому что он стал осыпать поцелуями ее тело. Насытившись ласками, они снова опустились в изнеможении на нотные рукописи. Прижавшись щекой к груди Риса, Хелен слышала, как бьется его сердце. Ей казалось, что это звучит голос ее собственной жизни, ее будущего.
Постепенно она задремала. Рис тоже уснул. Озаренные тусклым светом мерцающих свечей, догорающих в стоявшем на фортепиано канделябре, граф и графиня мирно спали на партитуре новой оперы.
Утром в комнату для занятий музыкой вошел Лик. Однако Риса и Хелен там уже не было. Если бы дворецкий не был хорошо знаком с обычаями, установившимися в доме лорда Годуи-на, он, пожалуй, не заметил бы ничего странного в обстановке гостиной. Но Лик давно служил у графа и хорошо его знал. Поэтому он долго смотрел на пустой диван и разбросанные вокруг него листы партитуры. Потом он заметил белый шелковый халат, валявшийся неподалеку от фортепиано.
Улыбка заиграла на лице старого слуги. Подняв халат, он аккуратно перекинул его через руку и размеренным шагом вышел из комнаты.
В конце концов Хелен встала. Теперь она считала благом, что в доме было мало слуг и она могла расхаживать по ночам в неподобающей для хозяйки дома одежде.
Стоявшие на фортепиано свечи уже почти догорели. Их свет образовывал желтый круг на полированной поверхности инструмента и бросал отблески на ресницы и волосы Риса.
Хелен подошла к мужу. Длинный подол шелкового халата задевал стопки рукописей, скопившихся на полу вокруг фортепиано.
Рис, не говоря ни слова, встал из-за инструмента.
Хелен впервые в жизни испытала пьянящее чувство власти над мужчиной. Она была настоящей обольстительницей, сиреной, манящей к себе моряка. Хелен спустила верхнюю часть халата, обнажив плечи и грудь. Когда Рис подошел к ней, она ощутила, что ее бросило в жар.
У них было такое чувство, словно в мире остались только они.
Рис снял с себя ночную сорочку. Язычки пламени на свече замерцали от движения воздуха. От их колебания по телу Риса забегали тени. Глядя на грудь мужа, Хелен не могла понять, почему волосы, растущие на теле мужчины, раньше вызывали у нее отвращение. Рис выглядел очень мужественно. Его мощная мускулистая фигура казалась очень сильной. У Хелен начали дрожать колени. Ей хотелось припасть к его груди и прижаться к нему всем телом.
Хелен улыбнулась и развязала пояс. Шелковый халат упал к ее ногам.
Рис подхватил жену на руки и понес к дивану. Одним движением руки он сбросил на пол все рукописи, наброски и готовые части оперы. Затем положил Хелен на мягкое ложе.
— Я не хочу, чтобы ты обращался со мной как с леди, — промолвила она. — Я — просто женщина.
Рис припал к ее губам, его язык проник в рот Хелен. Он исследовал ее ротовую полость так, словно это была терра инкогнито, новая земля. Хелен удивляло то, что она не испытывала никакого отвращения.
— О, Рис… — прошептала она и умолкла, сосредоточившись на своих ощущениях.
Левую ладонь он подложил ей под затылок, а правой рукой страстно гладил спину. Рис сгорал от желания овладеть ею.
Хелен обвила его шею руками, но тут вспомнила, что сегодня ночью она не хочет быть леди.
— А как ты занимался любовью с Линой? — спросила она и удивилась, что ее голос звучит хрипло.
Рис снова привлек ее к себе.
— Какая тебе разница? — пробормотал он и припал к ее губам.
Дрожь неутоленного желания пробежала по их телам.
— Мне интересно, — прошептала Хелен, тяжело дыша, когда он закончил поцелуй.
— То, что было у меня с Линой, не идет ни в какое сравнение с нашими отношениями, — заявил он.
По его тону Хелен поняла, что это правда.
— Это не праздное любопытство, Рис, — прошептала она. — Я хочу научиться доставлять тебе удовольствие. Забудь на минуту о том, что я леди. Можно, я прикоснусь к тебе?
Глаза Риса казались бездонными и черными как ночь.
— Лина никогда не дотрагивалась до меня, — промолвил он и жадно припал губами к ее шее.
— А я хочу дотронуться, — сказала Хелен и вздрогнула, чувствуя, как Рис начал поигрывать языком с ее соском. — Я…
Она вдруг замолчала, тяжело задышав. Изогнув спину, Хелен погрузила пальцы в густые волосы мужа и застонала.
— Тебе нравится? — спросил Рис и стал так сильно сосать ее грудь, что по телу Хелен пробежала судорога.
Она извивалась под ним, чувствуя, что не в силах вымолвить ни слова. Несмотря на охватившую ее страсть, Хелен еще не до конца утратила самообладание.
— Я хочу быть такой же дерзкой и испорченной, как ты, — через некоторое время прошептала она. — Я хочу любить тебя так, как могла бы любить одна из русских балерин, танцевавших когда-то у тебя на обеденном столе.
На губах Риса заиграла улыбка, а Хелен захотелось поцеловать мужа. Она обожала его сарказм. Хелен потянулась к нему. Рис откинулся на спину, увлекая ее за собой. Теперь она лежала на'нем, чувствуя его сильное крепкое тело. Хелен ощущала себя настоящей развратницей. В глубине души она не верила, что все это происходит с ней на самом деле. Она не стеснялась своей наготы и не боялась, что кто-нибудь увидит ее. Все это было очень странно и ново.
— Ты не заметил, заперла ли я дверь на ключ? — дрожащим голосом спросила она, плохо соображая, что делает и говорит.
Рис ласкал ее так неистово, что из груди Хелен вырывались стоны. Ему, по всей видимости, не было никакого дела до того, заперта ли дверь. «Черт побери…» — промелькнуло в голове Хелен. Она едва не засмеялась, поймав себя на мысли, что начала употреблять бранные слова.
— Ты вроде бы сказала, что хочешь потрогать меня? — промолвил он. От его голоса Хелен почувствовала покалывание внизу живота.
Волна острых ощущений накатила на нее. Она жаждала, чтобы Рис овладел ею, но в то же время сама хотела овладеть им.
— Ты — мой, Рис, — твердила Хелен. — Отныне и навсегда только я имею право трогать тебя. Если ты хочешь, чтобы я трогала тебя так, как это делала Лина, научи меня.
— Лина была настоящей леди в постели, Хелен, — промолвил Рис, взглянув на нее.
Улыбка заиграла на губах Хелен. Она была довольна ответом мужа, хотя ей не нравилась собственная мелочность.
Хелен соскользнула с его тела и, встав на колени рядом с диваном, стала рассматривать затвердевший, налившийся кровью жезл Риса, обрамленный золотистыми волосами. Ее бросило в жар от этого восхитительного зрелища. Она жаждала, чтобы Рис вошел в нее яростно, напористо, неистово.
Но, взяв себя в руки, она лизнула мужа в плечо. Его кожа была солоноватой и немного отдавала мылом.
— Тебе нравится, когда я так делаю? — спросила она, повторяя вопрос, который он постоянно задавал ей.
— Да, Хелен, да, — хрипло ответил Рис.
Пробуя и экспериментируя, Хелен потянулась и дотронулась до соска мужа. Он был плоским и походил на медный пенни. От ее прикосновения судорога пробежала по телу Риса. И тогда Хелен потерла его сосок большим пальцем так, как это делал Рис, лаская ее грудь. Рис лихорадочно вцепился в плечи жены.
Хелен продолжала экспериментировать и выяснила, что Риса бросает в дрожь, когда она легонько покусывает его грудь.
— Я не уверен, что ты… — начал было Рис, но осекся. Хелен усмехнулась, заметив, что он говорит сквозь сжатые зубы. Она чувствовала себя опытной куртизанкой. Теперь Рис не смог бы остановить ее, даже если бы захотел.
От прикосновения ее губ по телу Риса пробегала судорога. Она дразнила его так, как он делал это когда-то с ней.
— Тебе нравится? — смеясь, спрашивала Хелен.
— Да, — тяжело дыша, с трудом произносил Рис. — О Боже, Хелен!
Рис начал выгибать спину, устремляясь навстречу к ее губам и рукам.
— А если я буду делать вот так? — продолжала Хелен.
Она обнаружила, что муж сходит с ума от возбуждения, когда она проводит ногтями по его животу. Хелен упивалась своей властью над ним.
— А вот так? — шептала она, продолжая свои эксперименты.
Но чаша терпения Риса переполнилась. Он схватил ее и рывком посадил на себя. Хелен ахнула от неожиданности, оказавшись на его бедрах. Его член вошел в ее разгоряченное влажное лоно. Но Рису этого было мало. Он опрокинул жену на диван и снова вошел в нее. Листки нотной рукописи разлетелись в разные стороны от их резких движений и, покружившись в воздухе, плавно упали на пол.
Хелен перестала смеяться. Ее взор затуманился. Она учащенно дышала. Ее хриплые стоны заставляли Риса, сжав зубы, двигаться все быстрее, делая мощные толчки. Хелен, его Хелен, была так прекрасна, так изящна и хрупка, что у Риса перехватывало дыхание от любви к ней.
Сладкая истома разлилась по всему телу Хелен. Ее ладони, гладившие его спину, легли на крепкие ягодицы Риса. Она прижала его бедра к своим, и толчки Риса сделались еще мощнее. Огонь страсти охватил Хелен. Она чувствовала, что находится на грани экстаза.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но из ее груди вырвался только стон, похожий на всхлип. Рис любовался ее раскрасневшимся лицом, бездонными от страсти глазами, высоким лбом, на котором выступила испарина. Он утратил контроль над собой и стал неистово, словно одержимый, входить в нее. Крик Хелен слился со стоном Риса. По их телам, превратившимся в единое целое, пробежала мощная судорога.
И когда обессиленный Рис упал на нее, Хелен не испытала никаких неприятных ощущений, хотя раньше жаловалась, что задыхается под тяжестью его тела. Однако Рис вспомнил былые жалобы жены и скатился с нее прямо на пол, заваленный бумагой, увлекая за собой Хелен.
— Рис! — смеясь, воскликнула она, но он поцеловал ее, не дав ничего сказать.
— Тише, дорогая, — промолвил Рис голосом, исполненным такой нежности, что Хелен чуть не разрыдалась.
Прижавшись лицом к его плечу, она притворилась, что засыпает.
Но Рис чувствовал, что творится у нее в душе.
— Я был таким дураком, Хелен, если бы ты только знала, — прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы.
Она закусила губу.
— Честно говоря, я никогда по-настоящему не хотел Лину, — продолжал он. — Думаю, Том прав. Я превратился в негодяя только потому, что наш отец много лет назад предсказывал мне такую судьбу. Думаешь, я получал удовольствие, когда развлекался с русскими балеринами?
— А разве нет? — удивленно спросила Хелен, поднимая голову и устремляя на него полный сочувствия взгляд.
Рис был, как никогда, серьезен.
— После того как ты ушла из дома, я целый месяц беспробудно пил, осушая в день по две бутылки бренди. Но мне это не помогало. Девицы, танцевавшие на моем столе, тоже не могли отвлечь меня от мрачных мыслей. Я не понимал, почему у меня так скверно на душе.
Хелен слушала мужа, затаив дыхание.
— Только теперь до меня дошло, что я всегда любил тебя, — продолжал Рис. — Но я не мог признаться в этом ни тебе, ни себе. Я попытался избавиться от тебя, выжить тебя из дома, но мне стало еще хуже.
— Я люблю тебя, — прошептала Хелен. — И всегда любила.
— Но как ты могла любить такого негодяя, как я? — искренне удивился Рис.
Хелен улыбнулась:
— Наверное, все дело в том, что я дуреха.
— Это верно, — согласился Рис. Он помолчал, а потом вдруг спросил, запинаясь: — Ты продолжала любить меня даже после того, как я поселил в твоей комнате Лину?
— О, тогда мне казалось, что любовь прошла. Я постоянно внушала себе мысль, что ты мне безразличен. Но все равно мне было больно.
— Прости…
— А ты был… влюблен в нее? — спросила Хелен, не скрывая своего волнения.
Рис покачал головой:
— Нет, я никогда не был влюблен в Лину. И она это знает. Я обожаю ее голос. Уже год я не переступаю порог ее спальни. Мы оба утратили интерес друг к другу.
— Вспоминая прошлое, я сожалею, что делала тебе много жестоких замечаний, — промолвила Хелен. Теперь она навсегда перестала ревновать мужа к Лине и русским балеринам. — Я хочу признаться, что люблю твою волосатую грудь.
— А я не просто люблю твою грудь, я без ума от нее, — промолвил Рис. — Хочешь, я напишу канцонетту, воспевающую ее?
— Боже, какой ты глупый, — нежно сказала Хелен, целуя мужа, а потом продолжала серьезным тоном: — Мне не следовало так безжалостно критиковать твои произведения.
— Мне тоже не следовало с таким презрением относиться к твоему творчеству, — промолвил Рис.
Хелен помолчала.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — я думаю, что теперь мы оба будем лучше писать, помогая друг другу.
Рис обнял жену.
— Я не сомневаюсь, что твоя помощь будет мне очень полезна, Хелен. Но я сам вряд ли смогу привнести что-то новое и ценное в твое творчество. Ты — блестящий музыкант. Я уверен, что ты больше одарена, чем я.
— Нет, ты ошибаешься, — возразила она. Рис поцеловал жену в щеку.
— Когда ты рядом, я чувствую вдохновение и пишу на пределе своих возможностей. О чем еще я могу мечтать?
— У каждого из нас особый талант, — задумчиво сказала Хелен. — Ты гениально выражаешь в своих произведениях мир чувств и создаешь яркие образы, Рис. А я пишу музыку без всякого сюжета. Ты помнишь историю с моим вальсом? Я даже не вдумывалась в смысл слов, которые положила на музыку.
Рис засмеялся:
— Именно во время совместной работы над вальсом я начал задумываться о том, что, возможно, ты навсегда останешься в моем доме.
— Я опростоволосилась, да? — с улыбкой спросила Хелен.
— Хуже, чем я со своими балеринами, танцующими на столе, — сказал Рис и вдруг запел: — «Позволь, красавица, тебя обнять. Я твой жених, а ты — моя невеста».
Но тут он вынужден был замолчать, чтобы поцеловать ее.
— «Лицом к лицу с горящими щеками», — прошептала Хелен, когда он прервал поцелуй.
Она не видела лица мужа, потому что он стал осыпать поцелуями ее тело. Насытившись ласками, они снова опустились в изнеможении на нотные рукописи. Прижавшись щекой к груди Риса, Хелен слышала, как бьется его сердце. Ей казалось, что это звучит голос ее собственной жизни, ее будущего.
Постепенно она задремала. Рис тоже уснул. Озаренные тусклым светом мерцающих свечей, догорающих в стоявшем на фортепиано канделябре, граф и графиня мирно спали на партитуре новой оперы.
Утром в комнату для занятий музыкой вошел Лик. Однако Риса и Хелен там уже не было. Если бы дворецкий не был хорошо знаком с обычаями, установившимися в доме лорда Годуи-на, он, пожалуй, не заметил бы ничего странного в обстановке гостиной. Но Лик давно служил у графа и хорошо его знал. Поэтому он долго смотрел на пустой диван и разбросанные вокруг него листы партитуры. Потом он заметил белый шелковый халат, валявшийся неподалеку от фортепиано.
Улыбка заиграла на лице старого слуги. Подняв халат, он аккуратно перекинул его через руку и размеренным шагом вышел из комнаты.
Глава 42
СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
18 января 1816 года
Из письма графини Пендросс леди Патриции Гамильтон: «…Уверяю, моя дорогая, что я удивлена не меньше вас. Но это истинная правда. Граф Годуин действительно осыпает свою жену знаками внимания. Подобная галантность со стороны такого человека, как он, выглядит по крайней мере странно. История с оперной певичкой теперь уже в прошлом. Ходят слухи, что графиня Годуин ждет ребенка, поэтому, возможно, внимание, которым граф окружает ее, связано с его желанием иметь наследника. Мужчины, как известно, порой бывают одержимы идеей воспроизводства своего рода. Однако, может быть, его внезапно вспыхнувшие чувства к жене вызваны тем, что она принимала участие в создании новой оперы Годуина, которая уже идет на сцене театра. В газетах пишут, что опера имеет бешеный успех, но я, к сожалению, еще не выбралась послушать ее. Я заявила Пендроссу, что если мы не сходим в театр на этой неделе, то мне будет стыдно появляться в обществе. Представьте, дорогая, все только и говорят об этой премьере. Иногда я завидую вашей тихой уединенной жизни вдали от городской суеты. Тем не менее вы непременно должны послушать оперу „Юная квакерша“ (так она называется), как только снова вернетесь в Лондон. Эпизод, в котором звучит вальс, вызвал настоящий скандал. Скажу по большому секрету, что этот вальс написала сама графиня Годуин.
Я согласна, что первые выезды милой Патриции в свет принесли одни разочарования. Но не надо отчаиваться. Такое часто случается в последнее время. Кавалеры начинают замечать молоденьких девушек на второй-третий год, поэтому советую вам…»
19 января 1816 года
Лондонская «Тайме», статья «Музыкальные события в городе»:
Интерес зрителей к опере «Юная квакерша» не уменьшается. Она остается такой же популярной. В прошлую среду дирекция вынуждена была открыть для публики свободные ложи, поскольку в театре был аншлаг и многие зрители не могли попасть на спектакль. «Юную квакершу» считают лучшим произведением графа Годуина и наиболее изящным образцом комической оперы из тех, которые были поставлены на английской сцене. Некоторые критики даже сравнивают ее с творениями Моцарта. Музыка лорда Годуина отличается подлинным своеобразием, делающим ее непохожей на произведения других композиторов. Трудно передать впечатление, которое она производит на публику. Страсть музыки вызывает отклик в сердцах слушателей. Мы давно не встречали чего-то подобного на наших сценах. Самым популярным до сих пор является эпизод оперы, в котором звучит вальс. Даже сама леди Салли Джерси разрешила исполнять только этот вальс в Олмеке.
22 января 1816 года
Письмо Риса Холланда, графа Годуина, своему брату, проживающему в Беверли, в приходе церкви Святой Марии:
«Дорогой Том!
У нас все хорошо. Ах да, спешу сообщить, что моя опера имела ошеломляющий успех. Написанный Хелен вальс стал настоящей сенсацией, и теперь его танцуют повсюду в Лондоне. Рад был узнать, что у вас все в порядке. Я скучаю по тебе.
Рис».
25 января 1816 года
Из письма Патриции Гамильтон леди Прунелле Шотландской, урожденной Форбес-Шеклетт:
«Дорогая Пру!
Я рада, что ты вернулась из свадебного путешествия. Поверь, мне хочется быстрее услышать о том, как ты провела это время. Моя мама убеждена, что я останусь старой девой, и, пока я не засохла, как забытая виноградная гроздь на лозе, мне хочется узнать о твоих приключениях. Скажу тебе по большому секрету (это строго между нами!), что я тоже не сижу сложа руки и уже получила несколько любовных записочек от лорда Гил-пина! В этом сезоне я несколько раз танцевала с ним на балах, но я и не думала, что он проявит ко мне особый интерес. Однако потом мы случайно встретились в Гайд-парке, а после этого… Я знаю, что мне не следует вступать с ним в тайную переписку, но все это так восхитительно… Меня в отличие от моей мамы не страшит перспектива завянуть в одиночестве…
Кстати, мы только что вернулись из театра, где слушали новую оперу графа Годуина «Юная квакерша». Моя мать просто умирала от любопытства, ей ужасно хотелось посмотреть спектакль, о котором все говорят. Во втором акте этой оперы звучит чудесный романтический вальс. Более прелестной музыки я в своей жизни не слышала! Я думала, что лишусь чувств от восторга, а моя мама вдруг покраснела, когда зазвучали первые такты. Ты непременно должна послушать эту оперу, как только тебе представится такая возможность…»
28 января 1816 года
Записка от Риса Холланда, графа Годуина, Хелен Холланд, графине Годуин, переданная через горничную:
«Если ты спустишься в комнату для занятий музыкой, я тебе кое-что покажу.
Рис».
28 января 1816 года
Записка от Хелен Холланд, графини Годуин, Рису Холланду, графу Годуину, переданная через лакея:
«У меня был доктор Ортолон. Как ты думаешь, цветы „Звезда Вифлеема“ цветут в сентябре?
Твоя жена».
28 января 1816 года
Запись из дневника дворецкого, сделанная мистером Ликом:
«Этот нерасторопный лакей по фамилии Джеймс, которого я нанял на прошлой неделе, был сбит с ног лордом Годуином, когда его сиятельство в большом волнении выбежал из комнаты для занятий музыкой и устремился вверх по лестнице. Джеймс утверждает, что у него вывихнута кисть руки».
Из письма графини Пендросс леди Патриции Гамильтон: «…Уверяю, моя дорогая, что я удивлена не меньше вас. Но это истинная правда. Граф Годуин действительно осыпает свою жену знаками внимания. Подобная галантность со стороны такого человека, как он, выглядит по крайней мере странно. История с оперной певичкой теперь уже в прошлом. Ходят слухи, что графиня Годуин ждет ребенка, поэтому, возможно, внимание, которым граф окружает ее, связано с его желанием иметь наследника. Мужчины, как известно, порой бывают одержимы идеей воспроизводства своего рода. Однако, может быть, его внезапно вспыхнувшие чувства к жене вызваны тем, что она принимала участие в создании новой оперы Годуина, которая уже идет на сцене театра. В газетах пишут, что опера имеет бешеный успех, но я, к сожалению, еще не выбралась послушать ее. Я заявила Пендроссу, что если мы не сходим в театр на этой неделе, то мне будет стыдно появляться в обществе. Представьте, дорогая, все только и говорят об этой премьере. Иногда я завидую вашей тихой уединенной жизни вдали от городской суеты. Тем не менее вы непременно должны послушать оперу „Юная квакерша“ (так она называется), как только снова вернетесь в Лондон. Эпизод, в котором звучит вальс, вызвал настоящий скандал. Скажу по большому секрету, что этот вальс написала сама графиня Годуин.
Я согласна, что первые выезды милой Патриции в свет принесли одни разочарования. Но не надо отчаиваться. Такое часто случается в последнее время. Кавалеры начинают замечать молоденьких девушек на второй-третий год, поэтому советую вам…»
19 января 1816 года
Лондонская «Тайме», статья «Музыкальные события в городе»:
Интерес зрителей к опере «Юная квакерша» не уменьшается. Она остается такой же популярной. В прошлую среду дирекция вынуждена была открыть для публики свободные ложи, поскольку в театре был аншлаг и многие зрители не могли попасть на спектакль. «Юную квакершу» считают лучшим произведением графа Годуина и наиболее изящным образцом комической оперы из тех, которые были поставлены на английской сцене. Некоторые критики даже сравнивают ее с творениями Моцарта. Музыка лорда Годуина отличается подлинным своеобразием, делающим ее непохожей на произведения других композиторов. Трудно передать впечатление, которое она производит на публику. Страсть музыки вызывает отклик в сердцах слушателей. Мы давно не встречали чего-то подобного на наших сценах. Самым популярным до сих пор является эпизод оперы, в котором звучит вальс. Даже сама леди Салли Джерси разрешила исполнять только этот вальс в Олмеке.
22 января 1816 года
Письмо Риса Холланда, графа Годуина, своему брату, проживающему в Беверли, в приходе церкви Святой Марии:
«Дорогой Том!
У нас все хорошо. Ах да, спешу сообщить, что моя опера имела ошеломляющий успех. Написанный Хелен вальс стал настоящей сенсацией, и теперь его танцуют повсюду в Лондоне. Рад был узнать, что у вас все в порядке. Я скучаю по тебе.
Рис».
25 января 1816 года
Из письма Патриции Гамильтон леди Прунелле Шотландской, урожденной Форбес-Шеклетт:
«Дорогая Пру!
Я рада, что ты вернулась из свадебного путешествия. Поверь, мне хочется быстрее услышать о том, как ты провела это время. Моя мама убеждена, что я останусь старой девой, и, пока я не засохла, как забытая виноградная гроздь на лозе, мне хочется узнать о твоих приключениях. Скажу тебе по большому секрету (это строго между нами!), что я тоже не сижу сложа руки и уже получила несколько любовных записочек от лорда Гил-пина! В этом сезоне я несколько раз танцевала с ним на балах, но я и не думала, что он проявит ко мне особый интерес. Однако потом мы случайно встретились в Гайд-парке, а после этого… Я знаю, что мне не следует вступать с ним в тайную переписку, но все это так восхитительно… Меня в отличие от моей мамы не страшит перспектива завянуть в одиночестве…
Кстати, мы только что вернулись из театра, где слушали новую оперу графа Годуина «Юная квакерша». Моя мать просто умирала от любопытства, ей ужасно хотелось посмотреть спектакль, о котором все говорят. Во втором акте этой оперы звучит чудесный романтический вальс. Более прелестной музыки я в своей жизни не слышала! Я думала, что лишусь чувств от восторга, а моя мама вдруг покраснела, когда зазвучали первые такты. Ты непременно должна послушать эту оперу, как только тебе представится такая возможность…»
28 января 1816 года
Записка от Риса Холланда, графа Годуина, Хелен Холланд, графине Годуин, переданная через горничную:
«Если ты спустишься в комнату для занятий музыкой, я тебе кое-что покажу.
Рис».
28 января 1816 года
Записка от Хелен Холланд, графини Годуин, Рису Холланду, графу Годуину, переданная через лакея:
«У меня был доктор Ортолон. Как ты думаешь, цветы „Звезда Вифлеема“ цветут в сентябре?
Твоя жена».
28 января 1816 года
Запись из дневника дворецкого, сделанная мистером Ликом:
«Этот нерасторопный лакей по фамилии Джеймс, которого я нанял на прошлой неделе, был сбит с ног лордом Годуином, когда его сиятельство в большом волнении выбежал из комнаты для занятий музыкой и устремился вверх по лестнице. Джеймс утверждает, что у него вывихнута кисть руки».
Эпилог
Пять лет спустя…
Охотничий домик, принадлежащий графу Годуину
Рис сильно устал. Они с Хелен полночи играли в четыре руки пьесы для фортепиано, а теперь он пытался написать письмо Шаффлу, директору Королевской итальянской оперы. Он хотел сообщить, что не планирует работу над новой оперой для следующего сезона. Они с Хелен были сейчас слишком заняты… И тут Рис услышал звонкий смех, доносившийся с залитой солнцем лужайки. А затем раздался встревоженный голос его жены:
— Рис! Он опять убежал к реке!
Рис, не колеблясь, вскочил из-за стола и устремился на улицу. Смех и крики могли означать только одно: маленький виконт Бекфорд опять убежал от мамы и няни к речке. Вода в ней доходила Рису до щиколоток. Это был скорее мелкий ручей, чем река. И тем не менее ребенку грозила опасность. Рис мгновенно оказался на берегу. За ним бежала жена с полотенцем.
Вольфганг Амадей Холланд стоял посередине речки, вокруг него кружились голубые стрекозы.
— Вольфи, быстро выходи из воды! — заорал Рис и побежал по мелководью к сыну. — Я тебе уже сто раз говорил, чтобы ты без нашего разрешения не спускался к реке!
Глаза Вольфи сияли от радости.
— Подожди, папа! Посмотри, что я нашел!
И он разжал маленький грязный кулачок. На его ладошке Рис увидел крошечного изумрудно-зеленого лягушонка. Рис мгновенно перестал сердиться на сына за непослушание и, склонившись, стал с интересом разглядывать находку.
Выбежав на берег, Хелен увидела трогательную картину. Посреди реки стояли два ее самых близких, родных человека. Оба были так сильно увлечены своим занятием, как будто важнее его для них не существовало ничего на свете. Конечно же, им не было никакого дела до того, что они промочили ноги.
— Вольфганг Амадей! — закричала Хелен пронзительным голосом, каким обычно вопят торговки рыбой в доках. — Немедленно выйди из воды! Рис, почему ты позволяешь ему стоять в холодной реке?
Рис и Вольфи одновременно обернулись.
— Прости, дорогая, — пробормотал Рис, беря сына на руки. — Видишь ли, Вольфи нашел очаровательную амфибию.
Хелен сердито посмотрела на мужа:
— Неужели ты позволил ему плескаться в грязной воде?!
— Я отдал лягушонка папе! — сообщил Вольфи.
Рис вынес сына на берег и посадил на траву. Сняв с сына промокшую одежду, Хелен стала вытирать его тело полотенцем.
— Папа, у тебя из сапог течет вода, — сказал малыш. Хелен не могла долго сердиться на них.
— Так что же ты все-таки нашел, мой милый? — спросила она сынишку.
— Лягушонка, совсем крошечного. Папа держит его в кулаке, чтобы он не убежал. Я хочу, чтобы лягушонок жил в моей комнате.
Хелен покачала головой.
— В моей комнате однажды все лето прожили две лягушки и змея, — сказал Рис, вспомнив свое детство. — Самое неприятное было, когда змея забиралась ночью ко мне в постель.
— Вы похожи как две капли воды, — простонала Хелен. — Посмотри на свои ноги, Рис. Ты испортил замшевые сапоги.
Он усмехнулся.
— Смирись со своей судьбой, Хелен, — сказал он. — Ты всю жизнь будешь окружена мужчинами, которые плюют на моду и свой внешний вид.
Вольфи уже не слушал, о чем говорили родители. Голый, с лягушонком в кулачке, он бросился бежать к лужайке, на которой в тени раскидистых вязов спала его младшая сестра. Малыш знал, что сейчас за ним бросятся в погоню. Ведь Вольфи был раздет, а его мама всегда боялась, что он простудится, хотя у него еще ни разу в жизни не было даже насморка.
Добежав до лужайки, он обернулся и взглянул на своих преследователей. Но они, казалось, потеряли к нему всякий интерес. Родители Вольфи стояли на тропинке, крепко обнявшись.
Вольфи по своему опыту знал, что если его родители начали целоваться, то их было трудно остановить. Еще труднее было отвлечь их от своего занятия, когда они вместе садились за фортепиано. А уж когда они сидели за инструментом и целовались, окружающий мир вообще переставал существовать для них.
Вольфи отвернулся и побежал за бабочкой. Мягкая трава щекотала его босые ступни. В руках голого малыша была зажата лягушка. Ничто в этом мире не могло сравниться с безмятежным счастьем ребенка!
Охотничий домик, принадлежащий графу Годуину
Рис сильно устал. Они с Хелен полночи играли в четыре руки пьесы для фортепиано, а теперь он пытался написать письмо Шаффлу, директору Королевской итальянской оперы. Он хотел сообщить, что не планирует работу над новой оперой для следующего сезона. Они с Хелен были сейчас слишком заняты… И тут Рис услышал звонкий смех, доносившийся с залитой солнцем лужайки. А затем раздался встревоженный голос его жены:
— Рис! Он опять убежал к реке!
Рис, не колеблясь, вскочил из-за стола и устремился на улицу. Смех и крики могли означать только одно: маленький виконт Бекфорд опять убежал от мамы и няни к речке. Вода в ней доходила Рису до щиколоток. Это был скорее мелкий ручей, чем река. И тем не менее ребенку грозила опасность. Рис мгновенно оказался на берегу. За ним бежала жена с полотенцем.
Вольфганг Амадей Холланд стоял посередине речки, вокруг него кружились голубые стрекозы.
— Вольфи, быстро выходи из воды! — заорал Рис и побежал по мелководью к сыну. — Я тебе уже сто раз говорил, чтобы ты без нашего разрешения не спускался к реке!
Глаза Вольфи сияли от радости.
— Подожди, папа! Посмотри, что я нашел!
И он разжал маленький грязный кулачок. На его ладошке Рис увидел крошечного изумрудно-зеленого лягушонка. Рис мгновенно перестал сердиться на сына за непослушание и, склонившись, стал с интересом разглядывать находку.
Выбежав на берег, Хелен увидела трогательную картину. Посреди реки стояли два ее самых близких, родных человека. Оба были так сильно увлечены своим занятием, как будто важнее его для них не существовало ничего на свете. Конечно же, им не было никакого дела до того, что они промочили ноги.
— Вольфганг Амадей! — закричала Хелен пронзительным голосом, каким обычно вопят торговки рыбой в доках. — Немедленно выйди из воды! Рис, почему ты позволяешь ему стоять в холодной реке?
Рис и Вольфи одновременно обернулись.
— Прости, дорогая, — пробормотал Рис, беря сына на руки. — Видишь ли, Вольфи нашел очаровательную амфибию.
Хелен сердито посмотрела на мужа:
— Неужели ты позволил ему плескаться в грязной воде?!
— Я отдал лягушонка папе! — сообщил Вольфи.
Рис вынес сына на берег и посадил на траву. Сняв с сына промокшую одежду, Хелен стала вытирать его тело полотенцем.
— Папа, у тебя из сапог течет вода, — сказал малыш. Хелен не могла долго сердиться на них.
— Так что же ты все-таки нашел, мой милый? — спросила она сынишку.
— Лягушонка, совсем крошечного. Папа держит его в кулаке, чтобы он не убежал. Я хочу, чтобы лягушонок жил в моей комнате.
Хелен покачала головой.
— В моей комнате однажды все лето прожили две лягушки и змея, — сказал Рис, вспомнив свое детство. — Самое неприятное было, когда змея забиралась ночью ко мне в постель.
— Вы похожи как две капли воды, — простонала Хелен. — Посмотри на свои ноги, Рис. Ты испортил замшевые сапоги.
Он усмехнулся.
— Смирись со своей судьбой, Хелен, — сказал он. — Ты всю жизнь будешь окружена мужчинами, которые плюют на моду и свой внешний вид.
Вольфи уже не слушал, о чем говорили родители. Голый, с лягушонком в кулачке, он бросился бежать к лужайке, на которой в тени раскидистых вязов спала его младшая сестра. Малыш знал, что сейчас за ним бросятся в погоню. Ведь Вольфи был раздет, а его мама всегда боялась, что он простудится, хотя у него еще ни разу в жизни не было даже насморка.
Добежав до лужайки, он обернулся и взглянул на своих преследователей. Но они, казалось, потеряли к нему всякий интерес. Родители Вольфи стояли на тропинке, крепко обнявшись.
Вольфи по своему опыту знал, что если его родители начали целоваться, то их было трудно остановить. Еще труднее было отвлечь их от своего занятия, когда они вместе садились за фортепиано. А уж когда они сидели за инструментом и целовались, окружающий мир вообще переставал существовать для них.
Вольфи отвернулся и побежал за бабочкой. Мягкая трава щекотала его босые ступни. В руках голого малыша была зажата лягушка. Ничто в этом мире не могло сравниться с безмятежным счастьем ребенка!