Страница:
Он посмотрел на нее, нахмурился и спросил заботливо:
— Ты нездорова? Скажи же!
Не стоит принимать раздражение за заботу. Ну, может, не раздражение, а удивление. Пожалуй, он просто озадачен: что стряслось с его уравновешенной и спокойной женой? Она же для него живая кукла. С ней можно спать, водить на светские приемы — и никаких проблем. Ни перепадов настроения, ни истерик… До сегодняшнего дня.
— Повторяю, я не больна. Просто устала. Устала быть игрушкой, устала от любви без надежды на взаимность…
— Кстати, как ты поболтал с Глендой? Мне показалось, она сегодня особенно… выделялась среди прочих женщин.
Чем она так отличалась, я умолчу, решила Дорин. Слова «безвкусностью наряда» не будут произнесены — незачем выставлять на показ ревность. У всех своя гордость.
— А…
В этом междометии прозвучала целая гамма чувств. И Роналд улыбнулся. Видно, коротенький разговор с Глендой и в самом деле принес ему немало радости.
Дороги, по счастью, оказались довольно свободными, так что уже вскоре машина остановилась напротив их дома. Пока Роналд расплачивался с водителем, Дорин отперла дверь и вошла в пустынный дом. В гостиной повсюду стояли цветы, напоминающие о чудесных днях, проведенных на маленьком острове посреди океана. Но теперь молодой хозяйке неожиданно захотелось схватить самую большую вазу и швырнуть в окно. Они же просто пустоцветы — как и ее жизнь!
В этот момент в комнату вошел Роналд, на ходу снимая пиджак. Белая рубашка удивительно подчеркивала красивые линии его мужественного тела, оттеняла смуглую кожу.
Дорин закрыла глаза. Как же больно смотреть на него! Неужели он и вправду разведется с ней, потому что она нарушила его драгоценные правила? Хотя виноваты в этом оба. Но тут Дорин вспомнила, что тогда, на острове, после того единственного раза, когда они не предохранялись, она сама отказалась принимать таблетку «на следующее утро», заверив, что опасности забеременеть нет, а он ей поверил.
— Что это ты такая бледная, Дорри? — спросил Роналд, подходя к жене. — Может, капельку бренди?
Она помотала головой. Не нужна ей его наигранная доброта, вежливая забота. Пришла пора настоящих чувств, не сыгранных на публику. Настало время выложить ему новость, а там будь что будет. Слова, сказанные им теперь, решат судьбу их ребенка.
Хотя необязательно было быть ясновидящей, чтобы предугадать эту судьбу…
Внезапно Дорин поняла, что и в самом деле устала. Колени у нее подгибались, и она поспешно опустилась в кресло.
— Скажи… когда ты делал предложение Гленде, ты предупредил ее, что не хочешь детей?
Он расхаживал по комнате, включая свет, задергивая шторы, чтобы отгородиться от темноты. Но слова жены застали его врасплох. Роналд медленно повернулся. Лицо было непроницаемо.
— Да. — Голос его казался, если только это было возможно, холоднее серых глаз. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому что это внезапно стало важно.
Так, значит, Гленда сказала правду. Впрочем, это хорошо увязывалось с уже известными Дорин фактами. С той лишь разницей, что ей Роналд не грозил разводом в случае неожиданной беременности.
Внезапно все встало на свои места. Их брак — фиктивный — не предполагал возникновения таких проблем. Но потом все изменилось и в их отношениях появилась физическая близость, однако предупреждать было уже поздно. Тем более что за исключением первого раза муж строго следил за соблюдением предосторожностей.
Дорин решительно поднялась. Новая жизнь начиналась прямо сейчас. Пришло время с мужеством и достоинством встретить ее.
— Я хочу развода, — произнесла она, и твердость собственного голоса придала ей сил. Значит, она не такая слабенькая, как думала. — Сегодня утром я узнала, что беременна. Не буду вынуждать тебя говорить, что ты оставляешь меня, поскольку я нарушила твои условия. Завтра я уеду. Не хочу, чтобы ребенок рос у равнодушного отца, тем более такого злого и жестокого, как ты! Я переночую в гостевой спальне, и, будь добр, не приводи сюда Гленду, пока я не заберу вещи.
Дорин направилась к двери, обернувшись на ходу, чтобы в последний раз взглянуть на свою любовь. Она не представляла, что произойдет, если он попросит ее остаться. Скорее всего, сдалась бы. Но Роналд молчал, более всего напоминая искусно вырубленную каменную статую.
Он отпустил ее без единого слова. В этот миг молодая женщина возненавидела его почти с той же силой, с которой прежде любила.
Дорин аккуратно прикрыла за собой дверь. Должно быть, он доволен, что все самое неприятное взяла на себя жена… Бывшая жена.
9
10
— Ты нездорова? Скажи же!
Не стоит принимать раздражение за заботу. Ну, может, не раздражение, а удивление. Пожалуй, он просто озадачен: что стряслось с его уравновешенной и спокойной женой? Она же для него живая кукла. С ней можно спать, водить на светские приемы — и никаких проблем. Ни перепадов настроения, ни истерик… До сегодняшнего дня.
— Повторяю, я не больна. Просто устала. Устала быть игрушкой, устала от любви без надежды на взаимность…
— Кстати, как ты поболтал с Глендой? Мне показалось, она сегодня особенно… выделялась среди прочих женщин.
Чем она так отличалась, я умолчу, решила Дорин. Слова «безвкусностью наряда» не будут произнесены — незачем выставлять на показ ревность. У всех своя гордость.
— А…
В этом междометии прозвучала целая гамма чувств. И Роналд улыбнулся. Видно, коротенький разговор с Глендой и в самом деле принес ему немало радости.
Дороги, по счастью, оказались довольно свободными, так что уже вскоре машина остановилась напротив их дома. Пока Роналд расплачивался с водителем, Дорин отперла дверь и вошла в пустынный дом. В гостиной повсюду стояли цветы, напоминающие о чудесных днях, проведенных на маленьком острове посреди океана. Но теперь молодой хозяйке неожиданно захотелось схватить самую большую вазу и швырнуть в окно. Они же просто пустоцветы — как и ее жизнь!
В этот момент в комнату вошел Роналд, на ходу снимая пиджак. Белая рубашка удивительно подчеркивала красивые линии его мужественного тела, оттеняла смуглую кожу.
Дорин закрыла глаза. Как же больно смотреть на него! Неужели он и вправду разведется с ней, потому что она нарушила его драгоценные правила? Хотя виноваты в этом оба. Но тут Дорин вспомнила, что тогда, на острове, после того единственного раза, когда они не предохранялись, она сама отказалась принимать таблетку «на следующее утро», заверив, что опасности забеременеть нет, а он ей поверил.
— Что это ты такая бледная, Дорри? — спросил Роналд, подходя к жене. — Может, капельку бренди?
Она помотала головой. Не нужна ей его наигранная доброта, вежливая забота. Пришла пора настоящих чувств, не сыгранных на публику. Настало время выложить ему новость, а там будь что будет. Слова, сказанные им теперь, решат судьбу их ребенка.
Хотя необязательно было быть ясновидящей, чтобы предугадать эту судьбу…
Внезапно Дорин поняла, что и в самом деле устала. Колени у нее подгибались, и она поспешно опустилась в кресло.
— Скажи… когда ты делал предложение Гленде, ты предупредил ее, что не хочешь детей?
Он расхаживал по комнате, включая свет, задергивая шторы, чтобы отгородиться от темноты. Но слова жены застали его врасплох. Роналд медленно повернулся. Лицо было непроницаемо.
— Да. — Голос его казался, если только это было возможно, холоднее серых глаз. — А почему ты спрашиваешь?
— Потому что это внезапно стало важно.
Так, значит, Гленда сказала правду. Впрочем, это хорошо увязывалось с уже известными Дорин фактами. С той лишь разницей, что ей Роналд не грозил разводом в случае неожиданной беременности.
Внезапно все встало на свои места. Их брак — фиктивный — не предполагал возникновения таких проблем. Но потом все изменилось и в их отношениях появилась физическая близость, однако предупреждать было уже поздно. Тем более что за исключением первого раза муж строго следил за соблюдением предосторожностей.
Дорин решительно поднялась. Новая жизнь начиналась прямо сейчас. Пришло время с мужеством и достоинством встретить ее.
— Я хочу развода, — произнесла она, и твердость собственного голоса придала ей сил. Значит, она не такая слабенькая, как думала. — Сегодня утром я узнала, что беременна. Не буду вынуждать тебя говорить, что ты оставляешь меня, поскольку я нарушила твои условия. Завтра я уеду. Не хочу, чтобы ребенок рос у равнодушного отца, тем более такого злого и жестокого, как ты! Я переночую в гостевой спальне, и, будь добр, не приводи сюда Гленду, пока я не заберу вещи.
Дорин направилась к двери, обернувшись на ходу, чтобы в последний раз взглянуть на свою любовь. Она не представляла, что произойдет, если он попросит ее остаться. Скорее всего, сдалась бы. Но Роналд молчал, более всего напоминая искусно вырубленную каменную статую.
Он отпустил ее без единого слова. В этот миг молодая женщина возненавидела его почти с той же силой, с которой прежде любила.
Дорин аккуратно прикрыла за собой дверь. Должно быть, он доволен, что все самое неприятное взяла на себя жена… Бывшая жена.
9
Поднимаясь на второй этаж, чтобы постелить себе в одной из гостевых комнат, Дорин передумала. Зачем ждать до утра. Оно, конечно, вечера мудренее, но уйти-то можно прямо сейчас. Роналд вовсе не спешил ей вслед с криками «останься!». Так что, если оставить в стороне формальности, вроде развода, их брак больше не существует.
Тишина, царившая в пустом коридоре, казалась просто оглушающей.
А утром придет миссис Симпсон, примется накрывать на стол и спрашивать, кто будет дома во время ланча. Лучше обойтись без необходимости сообщать ей новые пикантные подробности семейной жизни. К тому же есть Дорин все равно не сможет.
По счастью, в ближайшем будущем не планировалось больших приемов, коктейлей и прочих светских мероприятий. Старая экономка справится. А когда потребуется, Гленда с радостью займет ее место.
В спальне, где они с Роналдом провели столько чудесных ночей, находилась вся ее одежда. Дорин торопливо схватила огромную сумку и затолкала туда столько, сколько влезло. А остальное тряпье пусть достается Гленде, чтоб она подавилась!
Торопливо заглянув в сумочку и убедившись, что там есть все необходимое, беглянка заспешила вниз по лестнице, поминутно оглядываясь, точно вор. Всего через пять минут после объяснения с мужем Дорин оказалась на тротуаре. Ноги упорно отказывались идти, словно асфальт был густо намазан клеем. Но прежнюю жизнь следовало оставить за спиной.
А, вот в чем дело, поняла она внезапно, чувствуя к себе глубокое отвращение. Я просто надеюсь, что он все же бросится за мной. Будет умолять остаться, скажет, как невыносима станет жизнь без нее, что он передумал насчет семьи, а дети — это все же чудесные создания.
Увы, этого не произойдет.
Глубоко вздохнув, Дорин заставила себя стронуться с места. Жаль, что ей не хватило ума переобуться: босоножки на высоком каблуке не самая подходящая обувь для дальних ночных прогулок. Особенно когда не знаешь, куда идешь.
Роналд и не притворялся, что любит ее. В самом деле — зачем, когда обратное столь очевидно? Молодая жена была для него удобным спутником жизни, с которым к тому же можно прекрасно провести время… в том числе и ночью.
А когда она сказала, что беременна, он ничего не ответил, просто уставился на нее ледяным взором, словно весь обратился в статую. Даже не шевельнулся, когда она покинула комнату.
Еще бы! После сегодняшнего разговора с Глендой он, должно быть, обрадовался: нелюбимая жена с нежеланным ребенком покинула дом. Чего же лучше, когда стоит руки протянуть — и женщина его мечты окажется в его объятиях!
Почти стемнело, но летняя ночь дышала теплом. Темноту пронзали разноцветные огни реклам и фары машин. Дорин шла, не задумываясь особо куда, а в голове прокручивались и прокручивались ужасные события вечера.
Она почти не глядела по сторонам, пока внезапно не осознала, что стоит у дома, в котором живет отец с женой.
Хоть есть где провести ночь, и то спасибо, подумала она равнодушно. Неудивительно, что умные ноги принесли ее сюда. Отец почти всю жизнь вынужден был заменять ей мать, так что вполне естественно, что, словно раненный зверь, она спешила в родную берлогу, а за отсутствием оной к папочке.
Отец открыл дверь в халате, надетом поверх полосатой пижамы. На ногах красовались старые-престарые тапочки. Лицо у него было озадаченное.
— Можно мне остаться на ночь? Голос Дорин походил на скрип старой калитки, которую не открывали лет десять.
Она прошла мимо отца, гордо выпрямившись. Не из желания выглядеть сильной, просто ей казалось, что иначе она упадет прямо там, на пороге, и разрыдается. А это вовсе ни к чему. Дорин пересекла квадратный холл, оглядываясь так, словно не бывала здесь прежде. Тут было очень уютно — в новом доме нашли место самые любимые и удобные вещи из Колчестера, а бледно-зеленые тона делали квартиру светлой и радостной.
На самом-то деле Дорин много раз была у отца. Но ни разу в платье для коктейля, в туфельках на высоком каблуке, с сумочкой… и огромным баулом на плече. С соленым и влажным от слез лицом — она сама не заметила, что плакала.
— Конечно, оставайся. — Мартин Линвуд медленно шел следом за дочерью. — На сколько хочешь — я всегда тебе рад. Но позволь спросить, что случилось.
Дорин опустила тяжелую сумку на пол и повернулась к отцу.
— Я ушла от мужа.
Слова, сказанные спокойным, даже безжизненным тоном, внезапно вернули ее в кошмар сегодняшнего вечера, казалось, уже оставленный позади. Дорин устало провела рукой по глазам.
— Ничего не вышло и не выйдет. И, пожалуй, не могло выйти.
— Не возьму в толк, о чем ты говоришь, но это неважно. Хочешь выпить? Кофе или, может быть, чего-нибудь покрепче?
Дорин пропустила вопрос мимо ушей, словно отец вовсе не к ней обращался.
— А где Маргарет?
Она внезапно поняла, чего ей не хватает, — мамы, чтобы выплакаться, уткнувшись той в плечо. Но не женщины, что родила и вскоре оставила ее, а Маргарет, которая долгие годы фактически заменяла ей мать, а теперь официально являлась мачехой. Дорин хотелось, чтобы ее, как в детстве, погладили по головке и сказали, что все будет хорошо.
— Она легла спать пораньше, — ответил отец. — Завтра мы собирались поехать в Эдинбург. Пожить там несколько дней, посмотреть местные достопримечательности. Но не волнуйся, это легко отложить. Съездим в другой раз. Главное — понять, что с тобой происходит и попытаться помочь.
— Нет!
Внезапно Дорин собралась и успокоилась. Какое право она имеет выплескивать на уже немолодого отца и его жену отрицательные эмоции? Незачем отравлять им жизнь своими семейными неурядицами. Надо справляться самой.
— Я останусь у вас только на эту ночь. А завтра и сама покину город. Не стоит из-за меня переиначивать ваши планы. К тому же в этом нет необходимости. Сейчас же я бы, пожалуй, выпила чашечку чаю. А ты?
Не дожидаясь ответа, она направилась в идеально чистую кухню. Как ни странно, Дорин действительно успокоилась. И именно тогда, когда поняла, что должна решить свои проблемы сама. Одиночество показалось ей спасительным стеклянным шаром, отделяющим от мира. Там, внутри него, ее никто не сможет обидеть, все беды остаются за его стенами.
Поставив чайник, Дорин направилась к холодильнику, чтобы достать сливки.
— Э-э-э… дочка, — начал отец, — если ты не хочешь, можешь не рассказывать, что произошло. Но как бы глупо ни звучал подобный вопрос из моих уст — ведь я очень хорошо знаю Рона, — но все же он причинил тебе боль, да?
— Нет! — отрезала Дорин.
Или не любить кого-то тоже означает причинять боль? И да и нет. Нет, в данном случае, поскольку Роналд не виноват, что любит Гленду. Коварное чувство ослепляет человека, делает для него центром вселенной предмет страсти, а остальные люди кажутся куклами в театре марионеток.
Это Дорин знала по собственному горькому опыту.
— Нет, просто у нас ничего не получается.
Но ты не беспокойся. И пусть мои проблемы не скажутся на твоих отношениях с Роном.
Она положила свежую заварку в чайник, достала две чашки из буфета. Просто удивительно, подумала Дорин, я разбираюсь со своими бедами как нормальный взрослый человек — кто бы мог подумать! Дело было в том, что сквозь стеклянную стену молодая женщина смотрела не только на весь мир, но и на себя, словно наблюдая со стороны.
Взяв чашку с чаем из рук дочери, Мартин Линвуд тяжело опустился в кресло. Мгновение спустя Дорин присоединилась к нему.
— И куда же ты собираешься поехать? Что будешь делать? Как жить?
— Агентство даст мне достаточно работы, а переводить вполне можно дома, ты же знаешь. А что до того, куда отправлюсь, — она пожала плечами, — я пока и сама толком не знаю. Но как только решу — сообщу.
— Тебе потребуется помощь на первых порах. Мы с Маргарет с удовольствием…
— Нет, — снова сказала Дорин. — Деньги у меня есть. А вскоре я наверняка подыщу себе прекрасный домик, сниму его и заживу чудесно. Не бойся, никуда я не денусь, буду регулярно звонить. И не волнуйся за меня.
— Я не смогу. У меня, конечно, были сомнения насчет твоей свадьбы вскоре после размолвки Рона с этой… Глендой. К тому же он невесть сколько времени провел в Каире. Но когда вы вернулись после медового месяца — я решил, что все в порядке. Ты просто светилась, да и Рон тоже.
Он взял ее руки в свои и крепко сжал.
— А теперь ты хочешь на всем поставить крест. У всех в жизни бывают черные полосы, но; если не бросить все, а попытаться собрать по кусочкам рушащийся брак, возможно, что-то и выйдет. Почему бы тебе не поговорить завтра с мужем? Понимаю, сейчас эта мысль не вызывает у тебя энтузиазма, но обещай, что хотя бы обдумаешь мой совет.
Дорин высвободила руки и поднялась. Бедный папа, так беспокоится! Действительно, не стоило вешать на него свои неприятности. — Я подумаю, — пообещала она, хотя думай или не думай, ничего не изменишь. Хорошо, что у нее все же хватило ума не сказать всю правду. — В самом деле подумаю об этом, но только если ты пообещаешь мне кое-что взамен. — Что?
Он явно вздохнул с облегчением. Дорин обрадовалась: она очень любила отца и вовсе не хотела его огорчать.
— Вы с Маргарет уедете завтра, как и собирались, и будете думать о красотах Эдинбурга, а не о моих проблемах. Они решатся рано или поздно. Понимаю, ты считаешь, что в делах, где нужен здравый смысл, я безнадежна. Но поверь мне, это не так — я изменилась. Так когда вы вернетесь?
— Не позже следующей пятницы.
— Тогда я и позвоню, ладно?
— Ладно. — Мартин встал. — Пора нам с тобой на боковую. И помни, что обещала подумать. Не стоит рубить с плеча, не поразмыслив на досуге о последствиях.
Дорин выполнила обещание. Она честно представила, как обсуждает с мужем создавшуюся ситуацию. Но воплощать мысли в реальность не собиралась — какой в этом смысл?
На рассвете она все же заснула и пробудилась от голосов Маргарет и Мартина. Было только шесть, но яркое солнце обещало еще один жаркий летний день.
Неплохо бы снова заснуть, подумалось Дорин. Но в эту минуту перед глазами всплыло озабоченное лицо отца, и сон как рукой сняло. Он наверняка рассказал обо все жене, и Маргарет теперь тоже волнуется. Дорин со своими бедами может сорвать их чудесное путешествие в Эдинбург. Ни за что!
Она по быстрому приняла душ и с пристрастием оглядела свое отражение в зеркале. Да-а-а, бледновата. А вся косметика осталась дома.
Дома… И где же теперь ее дом?
Может, она и вправду погорячилась? Дорин заново перебрала в памяти события минувшего вечера. Говорят, беременные женщины иногда ведут себя неадекватно. И действительно, разве в стиле тихой Дорин устраивать скандалы? За некоторые слова, брошенные в запале, ей должно было быть стыдно.
Кроме того, она так же виновна, как и Роналд. Не следовало соглашаться на фиктивный брак, и уж тем более на интимные отношения. Любовь напрочь лишила ее здравого смысла, подарила безумную надежду, что Роналд сможет ее полюбить.
Дорин натянула белые джинсы — скоро они перестанут налезать — и голубую блузку с короткими рукавами. Надев босоножки, на этот раз на плоской подошве, она решительно направилась в кухню.
Отец и Маргарет, оба еще в халатах, сидели за столом и пили чай. Прямо-таки идиллическая картина!
Дорин ни с того ни с сего вспомнилась их свадьба. Как замечательно выглядела Маргарет, как доволен и горд был отец! Они превосходно подходили друг другу и незачем было отравлять им жизнь.
Если рассказать им все о фиктивном браке, оба конечно же встанут на ее сторону, но беспокоиться будут еще больше. Пусть лучше правда открывается им потихоньку, а не сразу.
— Дорри, о моя дорогая! — Маргарет немедленно поднялась навстречу приемной дочери — язык не поворачивался сказать «падчерице», не те у них были отношения. — Мартин мне все рассказал. Как мы можем тебе помочь?
— Никак. — Дорин жизнерадостно улыбнулась. — Точнее, одним способом — поехать в Эдинбург.
— Об этом и речи быть не может! Нельзя же бросать тебя в беде!
— Какая уж тут беда! Я вчера малость перенервничала. Сегодня мне куда лучше. Не стоило идти к вам, надо было переночевать в каком-нибудь отеле.
— Ты и в самом деле выглядишь получше, — нерешительно заметил Мартин. — Могу я сделать вывод, что моя дочь в самом деле решила поговорить с мужем?
— Да. Сразу, как вы уедете. Помнишь, что ты обещал мне? Сегодня воскресенье и Рон наверняка будет дома.
Такое решение Дорин приняла, пока одевалась. Нечестно лишать Роналда возможности изложить свою точку зрения на происходящее. К тому же непременно надо сказать, что она не возьмет денег или чего-нибудь в этом роде, что справится одна. А если ему вдруг захочется узнать о ребенке или навестить его, препятствовать не станет. Наверняка он не воспользуется предложением, но это уж его дело.
Кроме того, неплохо бы извиниться за резкие слова. Вряд ли стоило оскорблять человека, который ей, в общем-то, не причинил зла. К тому же прежде они были друзьями. Брак их, конечно, был обречен с самого начала, но зачем обращать былые теплые чувства в горечь и ненависть?
— Да, помню. — Мартин взглянул на дочь. — Ты и в самом деле поговоришь с Роном?
— Конечно. А теперь отправляйтесь одеваться. Я приготовлю завтрак.
Они послушались, но с явной неохотой. Тем временем Дорин заварила свежий чай, приготовила яичницу и гренки, все больше и больше убеждаясь, что увидеть мужа просто необходимо. Им стоило расстаться мирно.
Но позволять себе надеяться на то, что он попросит ее вернуться, скажет, что хочет ребенка, было безрассудно. Это привело бы лишь к еще одной разбитой надежде.
Десять минут хода, отделявшие Дорин от дома Роналда, показались ей часами. Она старалась идти быстро, но ноги не слушались. А что, если муж все же решил отправиться в офис и поработать?
Кстати, интересно, почему он не позвонил? Было нетрудно догадаться, куда она отправилась. Даже если предположить, что с утра Роналд полагал, что жена спит в гостевой спальне, то теперь-то он уже знает наверняка, что ее там нет.
Ведь отец с Маргарет уехали только в десять, и Дорин потребовалось еще полчаса, чтобы навести порядок в комнате, в которой она ночевала, а главное — успокоиться и подготовиться к разговору с мужем. К расставанию с возлюбленным. Попросить прощения за злые слова.
И вот наконец она очутилась перед знакомой парадной дверью. Увы, ключ остался дома. Глубоко вздохнув, Дорин позвонила. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть дверь откроет не миссис Симпсон. Пусть это будет Роналд! — твердила она.
Вытерев влажные руки о джинсы, Дорин попробовала горделиво выпрямиться. Но вот ведь незадача — даже зубы стучали от волнения. Как она ни старалась, успокоиться не могла.
Дверь открылась. На пороге стояла Гленда. Ноги внезапно решили, что в них не кости, а желе, и Дорин потребовались все силы, чтобы устоять.
Роналд уже привел эту женщину в дом! Выглядела Гленда, как всегда, сексуально.
Короткая розовая юбка открывала восхитительно длинные ноги, а топ демонстрировал, что под ним нет лифчика.
Дорин попыталась выговорить хоть слово, попросить позвать мужа или, на худой конец, самой войти в дом и отыскать его, но не смогла даже пошевелиться.
— Ну же, что стоишь как вкопанная? — В голосе Гленды звучало нетерпение. — Я же сказала, что стоит мне словечко молвить, и он поспешит от тебя избавиться. Ронни знал, что ты наверняка притащишься, и просил передать, что все переговоры будут вестись через его адвоката. Ты здесь совершенно не нужна. Так что шла бы ты отсюда, дорогуша.
И дверь захлопнулась прямо перед ее носом.
Дорин медленно повернулась и побрела прочь. От ее недолгого брака не осталось ничего — даже дружбы. Роналду плевать и на нее, и на ее ребенка. Человек, которого она любила всю жизнь, оказался бессердечным эгоистом. Выходит, она его совсем не знала.
Тишина, царившая в пустом коридоре, казалась просто оглушающей.
А утром придет миссис Симпсон, примется накрывать на стол и спрашивать, кто будет дома во время ланча. Лучше обойтись без необходимости сообщать ей новые пикантные подробности семейной жизни. К тому же есть Дорин все равно не сможет.
По счастью, в ближайшем будущем не планировалось больших приемов, коктейлей и прочих светских мероприятий. Старая экономка справится. А когда потребуется, Гленда с радостью займет ее место.
В спальне, где они с Роналдом провели столько чудесных ночей, находилась вся ее одежда. Дорин торопливо схватила огромную сумку и затолкала туда столько, сколько влезло. А остальное тряпье пусть достается Гленде, чтоб она подавилась!
Торопливо заглянув в сумочку и убедившись, что там есть все необходимое, беглянка заспешила вниз по лестнице, поминутно оглядываясь, точно вор. Всего через пять минут после объяснения с мужем Дорин оказалась на тротуаре. Ноги упорно отказывались идти, словно асфальт был густо намазан клеем. Но прежнюю жизнь следовало оставить за спиной.
А, вот в чем дело, поняла она внезапно, чувствуя к себе глубокое отвращение. Я просто надеюсь, что он все же бросится за мной. Будет умолять остаться, скажет, как невыносима станет жизнь без нее, что он передумал насчет семьи, а дети — это все же чудесные создания.
Увы, этого не произойдет.
Глубоко вздохнув, Дорин заставила себя стронуться с места. Жаль, что ей не хватило ума переобуться: босоножки на высоком каблуке не самая подходящая обувь для дальних ночных прогулок. Особенно когда не знаешь, куда идешь.
Роналд и не притворялся, что любит ее. В самом деле — зачем, когда обратное столь очевидно? Молодая жена была для него удобным спутником жизни, с которым к тому же можно прекрасно провести время… в том числе и ночью.
А когда она сказала, что беременна, он ничего не ответил, просто уставился на нее ледяным взором, словно весь обратился в статую. Даже не шевельнулся, когда она покинула комнату.
Еще бы! После сегодняшнего разговора с Глендой он, должно быть, обрадовался: нелюбимая жена с нежеланным ребенком покинула дом. Чего же лучше, когда стоит руки протянуть — и женщина его мечты окажется в его объятиях!
Почти стемнело, но летняя ночь дышала теплом. Темноту пронзали разноцветные огни реклам и фары машин. Дорин шла, не задумываясь особо куда, а в голове прокручивались и прокручивались ужасные события вечера.
Она почти не глядела по сторонам, пока внезапно не осознала, что стоит у дома, в котором живет отец с женой.
Хоть есть где провести ночь, и то спасибо, подумала она равнодушно. Неудивительно, что умные ноги принесли ее сюда. Отец почти всю жизнь вынужден был заменять ей мать, так что вполне естественно, что, словно раненный зверь, она спешила в родную берлогу, а за отсутствием оной к папочке.
Отец открыл дверь в халате, надетом поверх полосатой пижамы. На ногах красовались старые-престарые тапочки. Лицо у него было озадаченное.
— Можно мне остаться на ночь? Голос Дорин походил на скрип старой калитки, которую не открывали лет десять.
Она прошла мимо отца, гордо выпрямившись. Не из желания выглядеть сильной, просто ей казалось, что иначе она упадет прямо там, на пороге, и разрыдается. А это вовсе ни к чему. Дорин пересекла квадратный холл, оглядываясь так, словно не бывала здесь прежде. Тут было очень уютно — в новом доме нашли место самые любимые и удобные вещи из Колчестера, а бледно-зеленые тона делали квартиру светлой и радостной.
На самом-то деле Дорин много раз была у отца. Но ни разу в платье для коктейля, в туфельках на высоком каблуке, с сумочкой… и огромным баулом на плече. С соленым и влажным от слез лицом — она сама не заметила, что плакала.
— Конечно, оставайся. — Мартин Линвуд медленно шел следом за дочерью. — На сколько хочешь — я всегда тебе рад. Но позволь спросить, что случилось.
Дорин опустила тяжелую сумку на пол и повернулась к отцу.
— Я ушла от мужа.
Слова, сказанные спокойным, даже безжизненным тоном, внезапно вернули ее в кошмар сегодняшнего вечера, казалось, уже оставленный позади. Дорин устало провела рукой по глазам.
— Ничего не вышло и не выйдет. И, пожалуй, не могло выйти.
— Не возьму в толк, о чем ты говоришь, но это неважно. Хочешь выпить? Кофе или, может быть, чего-нибудь покрепче?
Дорин пропустила вопрос мимо ушей, словно отец вовсе не к ней обращался.
— А где Маргарет?
Она внезапно поняла, чего ей не хватает, — мамы, чтобы выплакаться, уткнувшись той в плечо. Но не женщины, что родила и вскоре оставила ее, а Маргарет, которая долгие годы фактически заменяла ей мать, а теперь официально являлась мачехой. Дорин хотелось, чтобы ее, как в детстве, погладили по головке и сказали, что все будет хорошо.
— Она легла спать пораньше, — ответил отец. — Завтра мы собирались поехать в Эдинбург. Пожить там несколько дней, посмотреть местные достопримечательности. Но не волнуйся, это легко отложить. Съездим в другой раз. Главное — понять, что с тобой происходит и попытаться помочь.
— Нет!
Внезапно Дорин собралась и успокоилась. Какое право она имеет выплескивать на уже немолодого отца и его жену отрицательные эмоции? Незачем отравлять им жизнь своими семейными неурядицами. Надо справляться самой.
— Я останусь у вас только на эту ночь. А завтра и сама покину город. Не стоит из-за меня переиначивать ваши планы. К тому же в этом нет необходимости. Сейчас же я бы, пожалуй, выпила чашечку чаю. А ты?
Не дожидаясь ответа, она направилась в идеально чистую кухню. Как ни странно, Дорин действительно успокоилась. И именно тогда, когда поняла, что должна решить свои проблемы сама. Одиночество показалось ей спасительным стеклянным шаром, отделяющим от мира. Там, внутри него, ее никто не сможет обидеть, все беды остаются за его стенами.
Поставив чайник, Дорин направилась к холодильнику, чтобы достать сливки.
— Э-э-э… дочка, — начал отец, — если ты не хочешь, можешь не рассказывать, что произошло. Но как бы глупо ни звучал подобный вопрос из моих уст — ведь я очень хорошо знаю Рона, — но все же он причинил тебе боль, да?
— Нет! — отрезала Дорин.
Или не любить кого-то тоже означает причинять боль? И да и нет. Нет, в данном случае, поскольку Роналд не виноват, что любит Гленду. Коварное чувство ослепляет человека, делает для него центром вселенной предмет страсти, а остальные люди кажутся куклами в театре марионеток.
Это Дорин знала по собственному горькому опыту.
— Нет, просто у нас ничего не получается.
Но ты не беспокойся. И пусть мои проблемы не скажутся на твоих отношениях с Роном.
Она положила свежую заварку в чайник, достала две чашки из буфета. Просто удивительно, подумала Дорин, я разбираюсь со своими бедами как нормальный взрослый человек — кто бы мог подумать! Дело было в том, что сквозь стеклянную стену молодая женщина смотрела не только на весь мир, но и на себя, словно наблюдая со стороны.
Взяв чашку с чаем из рук дочери, Мартин Линвуд тяжело опустился в кресло. Мгновение спустя Дорин присоединилась к нему.
— И куда же ты собираешься поехать? Что будешь делать? Как жить?
— Агентство даст мне достаточно работы, а переводить вполне можно дома, ты же знаешь. А что до того, куда отправлюсь, — она пожала плечами, — я пока и сама толком не знаю. Но как только решу — сообщу.
— Тебе потребуется помощь на первых порах. Мы с Маргарет с удовольствием…
— Нет, — снова сказала Дорин. — Деньги у меня есть. А вскоре я наверняка подыщу себе прекрасный домик, сниму его и заживу чудесно. Не бойся, никуда я не денусь, буду регулярно звонить. И не волнуйся за меня.
— Я не смогу. У меня, конечно, были сомнения насчет твоей свадьбы вскоре после размолвки Рона с этой… Глендой. К тому же он невесть сколько времени провел в Каире. Но когда вы вернулись после медового месяца — я решил, что все в порядке. Ты просто светилась, да и Рон тоже.
Он взял ее руки в свои и крепко сжал.
— А теперь ты хочешь на всем поставить крест. У всех в жизни бывают черные полосы, но; если не бросить все, а попытаться собрать по кусочкам рушащийся брак, возможно, что-то и выйдет. Почему бы тебе не поговорить завтра с мужем? Понимаю, сейчас эта мысль не вызывает у тебя энтузиазма, но обещай, что хотя бы обдумаешь мой совет.
Дорин высвободила руки и поднялась. Бедный папа, так беспокоится! Действительно, не стоило вешать на него свои неприятности. — Я подумаю, — пообещала она, хотя думай или не думай, ничего не изменишь. Хорошо, что у нее все же хватило ума не сказать всю правду. — В самом деле подумаю об этом, но только если ты пообещаешь мне кое-что взамен. — Что?
Он явно вздохнул с облегчением. Дорин обрадовалась: она очень любила отца и вовсе не хотела его огорчать.
— Вы с Маргарет уедете завтра, как и собирались, и будете думать о красотах Эдинбурга, а не о моих проблемах. Они решатся рано или поздно. Понимаю, ты считаешь, что в делах, где нужен здравый смысл, я безнадежна. Но поверь мне, это не так — я изменилась. Так когда вы вернетесь?
— Не позже следующей пятницы.
— Тогда я и позвоню, ладно?
— Ладно. — Мартин встал. — Пора нам с тобой на боковую. И помни, что обещала подумать. Не стоит рубить с плеча, не поразмыслив на досуге о последствиях.
Дорин выполнила обещание. Она честно представила, как обсуждает с мужем создавшуюся ситуацию. Но воплощать мысли в реальность не собиралась — какой в этом смысл?
На рассвете она все же заснула и пробудилась от голосов Маргарет и Мартина. Было только шесть, но яркое солнце обещало еще один жаркий летний день.
Неплохо бы снова заснуть, подумалось Дорин. Но в эту минуту перед глазами всплыло озабоченное лицо отца, и сон как рукой сняло. Он наверняка рассказал обо все жене, и Маргарет теперь тоже волнуется. Дорин со своими бедами может сорвать их чудесное путешествие в Эдинбург. Ни за что!
Она по быстрому приняла душ и с пристрастием оглядела свое отражение в зеркале. Да-а-а, бледновата. А вся косметика осталась дома.
Дома… И где же теперь ее дом?
Может, она и вправду погорячилась? Дорин заново перебрала в памяти события минувшего вечера. Говорят, беременные женщины иногда ведут себя неадекватно. И действительно, разве в стиле тихой Дорин устраивать скандалы? За некоторые слова, брошенные в запале, ей должно было быть стыдно.
Кроме того, она так же виновна, как и Роналд. Не следовало соглашаться на фиктивный брак, и уж тем более на интимные отношения. Любовь напрочь лишила ее здравого смысла, подарила безумную надежду, что Роналд сможет ее полюбить.
Дорин натянула белые джинсы — скоро они перестанут налезать — и голубую блузку с короткими рукавами. Надев босоножки, на этот раз на плоской подошве, она решительно направилась в кухню.
Отец и Маргарет, оба еще в халатах, сидели за столом и пили чай. Прямо-таки идиллическая картина!
Дорин ни с того ни с сего вспомнилась их свадьба. Как замечательно выглядела Маргарет, как доволен и горд был отец! Они превосходно подходили друг другу и незачем было отравлять им жизнь.
Если рассказать им все о фиктивном браке, оба конечно же встанут на ее сторону, но беспокоиться будут еще больше. Пусть лучше правда открывается им потихоньку, а не сразу.
— Дорри, о моя дорогая! — Маргарет немедленно поднялась навстречу приемной дочери — язык не поворачивался сказать «падчерице», не те у них были отношения. — Мартин мне все рассказал. Как мы можем тебе помочь?
— Никак. — Дорин жизнерадостно улыбнулась. — Точнее, одним способом — поехать в Эдинбург.
— Об этом и речи быть не может! Нельзя же бросать тебя в беде!
— Какая уж тут беда! Я вчера малость перенервничала. Сегодня мне куда лучше. Не стоило идти к вам, надо было переночевать в каком-нибудь отеле.
— Ты и в самом деле выглядишь получше, — нерешительно заметил Мартин. — Могу я сделать вывод, что моя дочь в самом деле решила поговорить с мужем?
— Да. Сразу, как вы уедете. Помнишь, что ты обещал мне? Сегодня воскресенье и Рон наверняка будет дома.
Такое решение Дорин приняла, пока одевалась. Нечестно лишать Роналда возможности изложить свою точку зрения на происходящее. К тому же непременно надо сказать, что она не возьмет денег или чего-нибудь в этом роде, что справится одна. А если ему вдруг захочется узнать о ребенке или навестить его, препятствовать не станет. Наверняка он не воспользуется предложением, но это уж его дело.
Кроме того, неплохо бы извиниться за резкие слова. Вряд ли стоило оскорблять человека, который ей, в общем-то, не причинил зла. К тому же прежде они были друзьями. Брак их, конечно, был обречен с самого начала, но зачем обращать былые теплые чувства в горечь и ненависть?
— Да, помню. — Мартин взглянул на дочь. — Ты и в самом деле поговоришь с Роном?
— Конечно. А теперь отправляйтесь одеваться. Я приготовлю завтрак.
Они послушались, но с явной неохотой. Тем временем Дорин заварила свежий чай, приготовила яичницу и гренки, все больше и больше убеждаясь, что увидеть мужа просто необходимо. Им стоило расстаться мирно.
Но позволять себе надеяться на то, что он попросит ее вернуться, скажет, что хочет ребенка, было безрассудно. Это привело бы лишь к еще одной разбитой надежде.
Десять минут хода, отделявшие Дорин от дома Роналда, показались ей часами. Она старалась идти быстро, но ноги не слушались. А что, если муж все же решил отправиться в офис и поработать?
Кстати, интересно, почему он не позвонил? Было нетрудно догадаться, куда она отправилась. Даже если предположить, что с утра Роналд полагал, что жена спит в гостевой спальне, то теперь-то он уже знает наверняка, что ее там нет.
Ведь отец с Маргарет уехали только в десять, и Дорин потребовалось еще полчаса, чтобы навести порядок в комнате, в которой она ночевала, а главное — успокоиться и подготовиться к разговору с мужем. К расставанию с возлюбленным. Попросить прощения за злые слова.
И вот наконец она очутилась перед знакомой парадной дверью. Увы, ключ остался дома. Глубоко вздохнув, Дорин позвонила. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть дверь откроет не миссис Симпсон. Пусть это будет Роналд! — твердила она.
Вытерев влажные руки о джинсы, Дорин попробовала горделиво выпрямиться. Но вот ведь незадача — даже зубы стучали от волнения. Как она ни старалась, успокоиться не могла.
Дверь открылась. На пороге стояла Гленда. Ноги внезапно решили, что в них не кости, а желе, и Дорин потребовались все силы, чтобы устоять.
Роналд уже привел эту женщину в дом! Выглядела Гленда, как всегда, сексуально.
Короткая розовая юбка открывала восхитительно длинные ноги, а топ демонстрировал, что под ним нет лифчика.
Дорин попыталась выговорить хоть слово, попросить позвать мужа или, на худой конец, самой войти в дом и отыскать его, но не смогла даже пошевелиться.
— Ну же, что стоишь как вкопанная? — В голосе Гленды звучало нетерпение. — Я же сказала, что стоит мне словечко молвить, и он поспешит от тебя избавиться. Ронни знал, что ты наверняка притащишься, и просил передать, что все переговоры будут вестись через его адвоката. Ты здесь совершенно не нужна. Так что шла бы ты отсюда, дорогуша.
И дверь захлопнулась прямо перед ее носом.
Дорин медленно повернулась и побрела прочь. От ее недолгого брака не осталось ничего — даже дружбы. Роналду плевать и на нее, и на ее ребенка. Человек, которого она любила всю жизнь, оказался бессердечным эгоистом. Выходит, она его совсем не знала.
10
Шесть месяцев спустя Дорин сидела на кровати, одетая в теплое пальто поверх безразмерного платья для беременных, в котором прибыла сюда. Совсем скоро за ней приедут Мартин и Маргарет. Как ей хотелось поскорее забрать ребенка из больничной обстановки, привезти в маленький уютный коттедж, показать крошке его дом!
Нежно улыбаясь, Дорин отогнула краешек шерстяного пледа, в который младенец был завернут поверх пеленок, и с любовью посмотрела на маленькое сморщенное личико. — А ты рождественское дитя! — тихо сказала она. — Тебе понравится имя Крисмас? — Ребенок приоткрыл голубые глазки, а затем снова погрузился в дрему. — Думаешь, слишком банально? Тем более что Рождество только завтра… Ладно, договорились. А как насчет Энтони? Правда, прелестное имя? Знаешь, когда я была маленькой, всегда жалела детей, у которых Рождество и день рождения оказывались совсем рядом. Но мы будем отмечать два праздника раздельно — обещаю.
Дорин склонилась и тихо поцеловала спящего сына в лоб. Надо же, ему всего сорок восемь часов от роду, а так похож на отца! Просто невероятно!
Роналд… За долгие месяцы, прошедшие с того ужасного летнего вечера, она научилась не думать о нем. Просто изгоняла мысли, стоило им появиться.
Едва поселившись в новом доме, Дорин рассказала отцу, что же все-таки произошло: она беременна, муж не хочет детей, он все еще любит Гленду. Вот и весь сказ! Молодая женщина заставила отца пообещать, что тот не скажет Роналду, где она живет, — все переговоры, как и предполагалось, должны были вестись через адвокатов. Имя его не упоминалось в разговорах с родителями — так мысленно называла отца и Маргарет Дорин.
Но, как ни странно, стоило ей взять на руки новорожденного сына, и мысли о муже моментально вернулись, и ничего с ними нельзя было поделать. Большая их часть начиналась со слова «жаль». Жаль, что ему не узнать, как чудесно держать малыша на руках. Жаль, что ему неизвестна чистая и святая любовь родителя к своим детям…
Дорин слегка нахмурилась: что же за ней не едут? Но, посмотрев на круглые часы на стене, успокоилась. В нетерпении попасть домой, она оделась слишком рано.
— Ровно в десять, — клятвенно заверила ее Маргарет вчера вечером. — Детская проветрена, а новый обогреватель работает во всю, так что не беспокойся. Мартин отправился за рождественскими украшениями и индейкой. У нас будет чудесный праздник!
Они были очень добры ко мне все это время, с благодарностью подумала Дорин. Последний месяц беременности Маргарет с мужем провели вместе с ней, следя, чтобы она ела как следует, не перетруждала себя. А когда начались схватки отвезли ее в лучшую больницу в округе.
Я, конечно, справилась бы сама, но так приятно, когда с тобой носятся! А Рождество — время объединения семей. Ее семья — малыш Энтони, отец и Маргарет. Чего же желать больше?
Роналд…
Имя всплыло само собой, неожиданно. Впрочем, ничего в этом не было странного —
ведь это и его ребенок тоже. Неудивительно, если сорок восемь часов спустя после родов мать вспоминает человека, который вместе с ней участвовал в чуде — зачатии новой жизни.
Скоро все встанет на свои места. Когда она вернется в свой небольшой домик, жизнь пойдет по-прежнему. Надо просто быть разумной и не давать воли фантазиям…
И именно в этот момент в палату вошел Роналд вместе с молодой симпатичной медсестрой.
На мгновение Дорин усомнилась в собственных глазах, затем подумала, что лишилась рассудка. Сердце ее, казалось, остановилось, а потом забилось с удесятеренной силой.
Роналд мало изменился, только былые суровость и отрешенность вернулись в его черты. Те самые, которые почти изгладились, когда они жили вместе.
Глаза его были непроницаемы. Он окинул одинаково холодным взглядом и ее, и ребенка. Неужели один вид их вызывает у него такое неприятие?
— Ваш муж приехал забрать вас с сыном, миссис Осборн. Правда, здорово?
Неправда, подумала Дорин. Слово «здорово» совсем не подходит. «Поразительно», «удивительно», «пугающе» — было ближе по сути.
Но при посторонних она не могла ни возразить, ни устроить сцену. А так хотелось сказать, чтобы он убирался куда подальше и оставил ее с ребенком в покое!
— Надо поторопиться. Снег все усиливается, — заметил Роналд.
Медсестра тем временем принялась жизнерадостно болтать о том, как это чудесно — белое Рождество. Ноги Дорин отказывались двигаться, приходилось подгонять их. Силы придавал драгоценный сверток, который она нежно прижимала к себе.
Передав Роналду вещи жены, медсестра перестала восхищаться погодой и спросила про то, о чем «любящий» муж и отец не думал и вовсе:
— Вы уже решили, как назовете вашего сына?
— Энтони, — решительно сказала Дорин. Неважно, что думает отец ребенка, если ему наплевать на свое чадо. И пусть Роналд не лезет в чужую жизнь — так она ему и скажет, как только они останутся вдвоем.
Нежно улыбаясь, Дорин отогнула краешек шерстяного пледа, в который младенец был завернут поверх пеленок, и с любовью посмотрела на маленькое сморщенное личико. — А ты рождественское дитя! — тихо сказала она. — Тебе понравится имя Крисмас? — Ребенок приоткрыл голубые глазки, а затем снова погрузился в дрему. — Думаешь, слишком банально? Тем более что Рождество только завтра… Ладно, договорились. А как насчет Энтони? Правда, прелестное имя? Знаешь, когда я была маленькой, всегда жалела детей, у которых Рождество и день рождения оказывались совсем рядом. Но мы будем отмечать два праздника раздельно — обещаю.
Дорин склонилась и тихо поцеловала спящего сына в лоб. Надо же, ему всего сорок восемь часов от роду, а так похож на отца! Просто невероятно!
Роналд… За долгие месяцы, прошедшие с того ужасного летнего вечера, она научилась не думать о нем. Просто изгоняла мысли, стоило им появиться.
Едва поселившись в новом доме, Дорин рассказала отцу, что же все-таки произошло: она беременна, муж не хочет детей, он все еще любит Гленду. Вот и весь сказ! Молодая женщина заставила отца пообещать, что тот не скажет Роналду, где она живет, — все переговоры, как и предполагалось, должны были вестись через адвокатов. Имя его не упоминалось в разговорах с родителями — так мысленно называла отца и Маргарет Дорин.
Но, как ни странно, стоило ей взять на руки новорожденного сына, и мысли о муже моментально вернулись, и ничего с ними нельзя было поделать. Большая их часть начиналась со слова «жаль». Жаль, что ему не узнать, как чудесно держать малыша на руках. Жаль, что ему неизвестна чистая и святая любовь родителя к своим детям…
Дорин слегка нахмурилась: что же за ней не едут? Но, посмотрев на круглые часы на стене, успокоилась. В нетерпении попасть домой, она оделась слишком рано.
— Ровно в десять, — клятвенно заверила ее Маргарет вчера вечером. — Детская проветрена, а новый обогреватель работает во всю, так что не беспокойся. Мартин отправился за рождественскими украшениями и индейкой. У нас будет чудесный праздник!
Они были очень добры ко мне все это время, с благодарностью подумала Дорин. Последний месяц беременности Маргарет с мужем провели вместе с ней, следя, чтобы она ела как следует, не перетруждала себя. А когда начались схватки отвезли ее в лучшую больницу в округе.
Я, конечно, справилась бы сама, но так приятно, когда с тобой носятся! А Рождество — время объединения семей. Ее семья — малыш Энтони, отец и Маргарет. Чего же желать больше?
Роналд…
Имя всплыло само собой, неожиданно. Впрочем, ничего в этом не было странного —
ведь это и его ребенок тоже. Неудивительно, если сорок восемь часов спустя после родов мать вспоминает человека, который вместе с ней участвовал в чуде — зачатии новой жизни.
Скоро все встанет на свои места. Когда она вернется в свой небольшой домик, жизнь пойдет по-прежнему. Надо просто быть разумной и не давать воли фантазиям…
И именно в этот момент в палату вошел Роналд вместе с молодой симпатичной медсестрой.
На мгновение Дорин усомнилась в собственных глазах, затем подумала, что лишилась рассудка. Сердце ее, казалось, остановилось, а потом забилось с удесятеренной силой.
Роналд мало изменился, только былые суровость и отрешенность вернулись в его черты. Те самые, которые почти изгладились, когда они жили вместе.
Глаза его были непроницаемы. Он окинул одинаково холодным взглядом и ее, и ребенка. Неужели один вид их вызывает у него такое неприятие?
— Ваш муж приехал забрать вас с сыном, миссис Осборн. Правда, здорово?
Неправда, подумала Дорин. Слово «здорово» совсем не подходит. «Поразительно», «удивительно», «пугающе» — было ближе по сути.
Но при посторонних она не могла ни возразить, ни устроить сцену. А так хотелось сказать, чтобы он убирался куда подальше и оставил ее с ребенком в покое!
— Надо поторопиться. Снег все усиливается, — заметил Роналд.
Медсестра тем временем принялась жизнерадостно болтать о том, как это чудесно — белое Рождество. Ноги Дорин отказывались двигаться, приходилось подгонять их. Силы придавал драгоценный сверток, который она нежно прижимала к себе.
Передав Роналду вещи жены, медсестра перестала восхищаться погодой и спросила про то, о чем «любящий» муж и отец не думал и вовсе:
— Вы уже решили, как назовете вашего сына?
— Энтони, — решительно сказала Дорин. Неважно, что думает отец ребенка, если ему наплевать на свое чадо. И пусть Роналд не лезет в чужую жизнь — так она ему и скажет, как только они останутся вдвоем.