– Или не будем разговаривать совсем. До ужина осталось не меньше…
   – Дафф, вспомни, что было вчера. У тебя опять откроются раны.
   – Но с тех пор… – он широко раскинул руки, – как видишь, ни пятнышка. И Стюарт сказал, что такое бывает. Ты сама видела, он ничуть не встревожился. Почему бы мне не запереть дверь, – пробормотал он, вставая.
   – Не могу. Дафф, не здесь.
   Она подчеркнула, что не может «здесь». Весьма ободряющий знак. Как и легкая дрожь в ее голосе.
   – Тогда в моей комнате.
   Он достаточно ясно дал понять, что к нему никто не входит без разрешения, и мысли Аннабел приняли совершенно непозволительный оборот. И это в тот момент, когда ей следовало опасаться повредить Даффу или услышать стук в дверь в самую неподходящую минуту. А если за дверью окажется кто-то из родных и Дафф прикажет им убираться? В конце концов, вовсе не обязательно ложиться в постель с мужчиной до ужина!
   – У нас полно времени, – прошептал Дафф, словно читая ее мысли.
   Она сделала ошибку, взглянув на часы.
   Дафф привык к тонкостям женского поведения: недаром мужья всегда подозрительно посматривали на него в присутствии своих жен. Он легко мог истолковать малейший жест.
   – А если я обещаю совсем не двигаться? Я покажу, как это делается, – добавил он, перекрывая небольшое расстояние, разделявшее их, и беря ее руку.
   – Я не знаю, Дафф.
   – Зато я уверен за нас обоих. Ну как?
   Он поднял ее руку к губам, легко поцеловал кончики пальцев и улыбнулся своей манящей улыбкой, той, что обещала безумные наслаждения и незабываемые воспоминания.
   Она честно хотела воспротивиться. И в этом случае была бы первой, кто сумел противостоять ленивой улыбке Даффа.
   – Мне не следовало бы… – прошептала она.
   Что вовсе не означало сопротивления, как прекрасно знал Дафф.
   – Похоже, ты нуждаешься в убеждении, – дипломатично пробормотал он, увлекая ее к смежной двери в спальню.
   – Если хочешь знать, – процедила она, принимаясь вырываться и дергая его за руку, – мне вовсе не нравится ощущать, что я в твоей власти.
   Он резко остановился и повернулся к ней.
   – Мы могли бы поспорить о том, кто из нас раб, а кто – господин, – мрачно объявил он. – Будь по-моему, я держал бы тебя под замком и не выпускал бы из своей кровати, а обычно я так не поступаю.
   – Вот как, – тихо пробормотала она.
   – Знаешь, это еще большой вопрос, кто кому подвластен.
   – Понятно, – вздохнула она.
   – Именно, – подчеркнул он.
   – Просто мы оба не привыкли к такому разгулу чувств, – мягко заметила Аннабел.
   Дафф, казалось, с большим трудом взял себя в руки, и на губах заиграла привычная улыбка.
   – С другой стороны, почему бы не наслаждаться ими? – предложил он.
   – Пока светит солнце, – кивнула она, прекрасно поняв, о чем идет речь. – Сколько у нас времени?
   – Вовсе недостаточно, – сообщил он, увлекая ее к спальне.
   Вскоре раскрасневшаяся и тяжело дышавшая после второго оргазма Аннабел прошептала, обнимая его за плечи:
   – Как у тебя это получается?
   Они устроились в постели Даффа. Он неподвижно лежал под Аннабел. Оседлав его бедра, закрыв глаза, она изнемогала от наслаждения. И успела кончить дважды, а он – всего один раз, хотя при этом не шевельнул и пальцем.
   Он не объяснил, что научился этому способу у марокканца, посвященного в тайные духовные обряды. И разумеется, не упомянул, что для этого потребовались месяц в горах, некоторое количество высокосортного гашиша и с десяток услужливых молодых женщин. Но он овладел искусством управлять своим возбуждением и мог, не изливаясь, очень долго оставаться в женском лоне.
   – Все дело в дыхании, – предпочел ответить он, вместо того чтобы пускаться в длинные и сложные объяснения. Но тут кое-какая часть его тела дрогнула и запульсировала, так что Аннабел стало не до вопросов. Уж очень она была занята.
   В пылу страсти и взаимных наслаждений они едва не забыли об ужине.
   И когда оба спустились в столовую, правда, немного опоздав, никто не сделал замечания по поводу ее немного растрепанных волос и их раскрасневшихся лиц. Их приветствовали откровенными улыбками и веселыми взглядами.

Глава 34

   Наутро за завтраком царила настоящая суматоха. За столом вместе с детьми сидело двенадцать человек, и поэтому стоял ужасный шум. Разговор перескакивал с предмета на предмет, отпрыски Лидии и Джорджины засыпали окружающих вопросами, то и дело возникали стычки и споры. Герцогиня читала вслух наиболее интересные выдержки из светской хроники, герцог время от времени поднимал глаза от газеты, чтобы внести в беседу свою лепту.
   Дафф и Аннабел сидели рядом и больше молчали, обмениваясь взглядами и улыбками при мысли о ночи, проведенной в объятиях друг друга.
   Все находились в прекрасном расположении духа.
   Но тут в комнате появился Бамфорд и, подойдя к герцогу, что-то прошептал. Герцог немедленно отложил газету и поднялся.
   – Прошу, продолжайте без меня. Возникли кое-какие дела.
   Но Дафф по голосу отца понял, что грядут неприятности, и, отставив стул, тоже встал.
   – Я иду с тобой. Нужно до полудня просмотреть программу аукциона «Таттсрсоллз», Аннабел, я сейчас вернусь.
   Герцогиня взглянула на мужа, но ничего не сказала.
   Заметив, как переглянулись муж с женой, Аннабел ощутила, что по спине прошел колкий озноб.
   Но тут Крикет опрокинула стакан с молоком, и все бросились спасать положение.
   – Насколько я понял, возникла какая-то проблема, – пробормотал Дафф, догнав отца. Мужчины направились к кабинету.
   – Приехал поверенный. Наверняка это Гаррисоны его наняли, чтобы вытянуть из нас деньги.
   – Но от них действительно можно откупиться, и тогда они не станут предъявлять права на Крикет.
   – Я не против. Только вот терпеть не могу, когда мне угрожают. И не люблю иметь дело с людьми подобного рода. Планкетт может уладить все дело, и я так и скажу их поверенному.
   Но, войдя в кабинет, они увидели одного из наиболее известных в Лондоне адвокатов. Оба сразу поняли, что Гаррисоны не могут позволить себе нанять Макуильямса, и потому немного успокоились.
   Мистер Макуильямс из конторы «Макуильямс, Стипл-тон и Лоу» сразу перешел к делу. Отвернувшись от окна, из которого внимательно разглядывал улицу, Макуильямс подошел к Даффу.
   – Документы для мисс Аннабел Фостер по поводу права на опекунство. Будьте так добры передать их ей. Насколько я понял, она в настоящее время живет в вашем доме. Граф Уоллингейм обратился к услугам нашей фирмы по поводу ведения этого дела, – спокойно объявил он, взорвав бомбу с бесстрастным выражением прокурора, требующего смертного приговора обвиняемому.
   – Граф покинул Англию, – заметил Джулиус.
   – Но перед этим успел поговорить с нами. Он желает получить исключительные права на ребенка, находящегося в данный момент под покровительством мисс Фостер.
   Дафф едва сдерживался и, судорожно сжав кулаки, подступил к адвокату.
   – Какие доказательства имеются у вас, что это его ребенок? – неприязненно выпалил он.
   – Эти факты будут обнародованы в суде, – спокойно ответил адвокат. – Ваши же поверенные, надеюсь, сообщат мисс Фостер о том, что ей придется предстать перед судом в качестве ответчицы. Доброго вам дня. – Поклонившись, с изяществом, выдававшим большую практику, мистер Макуильямс покинул кабинет.
   Едва за ним закрылась дверь, Дафф выругался громко и очень затейливо.
   – Это ребенок Уоллингейма? – бесстрастно осведомился Джулиус.
   – Будь я проклят, если знаю, – прорычал Дафф. Джулиус уведомил Даффа об отплытии Уоллингейма, а также о своем визите к нему, уже когда судно графа было на середине Ла-Манша.
   – Тогда у нас может возникнуть проблема.
   – Аннабел уверяет, что Крикет – дочь ее сестры. Я могу расспросить ее, конечно, – вздохнул Дафф, – но не уверен, что услышу правду.
   Слишком часто аристократки уезжали в деревню или за границу, чтобы возвратиться с «племянниками» и «племянницами», так что это считалось почти обычным делом. Правда, и среди людей нетитулованных подобные вещи тоже не были исключением.
   – Наверняка имеются слуги, которые точно знают, – заметил герцог. В подобных делах слуги часто свидетельствовали в суде в защиту или против хозяев.
   – Молли ничего не скажет, ее наняли после рождения Крикет. А лондонские слуги Аннабел преданы ей, все до единого.
   – Может, не все?
   – Они служат у нее много лет. Черт бы все это побрал! Следовало прикончить Уоллингейма, и сейчас все проблемы решились бы сами собой.
   – Прикончить его никогда не поздно. Хотя предпочитаю, чтобы он был жив, в противном случае придется иметь дело с его кузеном. Пока Уоллингейма нет в Англии, нам ничто не грозит. А вот его кузен нам неизвестен.
   – Пошли за Планкеттом, – отчеканил Дафф, – он знает, что нужно делать.
   Однако, прежде чем герцог успел отдать приказ, в комнате появилась герцогиня.
   – Я только сейчас видела Макуильямса в холле, – начала она. – И, судя по вашим лицам, он принес дурные вести.
   – Думаю, тебе не захочется знать, – отрезал Джулиус. – Серьезно, дорогая, тебе лучше не вмешиваться во все это.
   – Поскольку такое просто невозможно, – улыбнулась она, садясь в кресло, – лучше честно расскажи, в чем дело.
   – Это касается Аннабел.
   – Что именно касается меня?
   Никто не слышал, как открылась дверь. Присутствующие изумленно обернулись.
   – Пожалуйста, дорогая, уходи, – попросил Дафф. – Мы обо всем позаботимся.
   Но Аннабел не понравился его мрачный тон. Кроме того, она никому не позволяла отсылать ее прочь, как малого ребенка.
   – Либо скажешь сейчас, либо я спрошу самого Макуильямса, – спокойно заверила она и в ответ на растерянный взгляд Даффа пояснила: – Такая рыжая шевелюра, как у него, одна на весь Лондон.
   Поверенного действительно хорошо знали в столице. Как, впрочем, и его ярко-оранжевые волосы.
   – Садись, дорогая, – предложил Дафф. Она еще не знала об Уоллингейме, а такие новости лучше выслушивать сидя. – Хотя, поверь, тут нет ничего серьезного.
   Аннабел, разумеется, не поверила, но все же послушно села.
   – А теперь говори правду. Я готова.
   – Прежде всего я хочу подчеркнуть, что ты в полной безопасности.
   – Звучит довольно зловеще.
   Впрочем, она так и знала, что Гаррисоны не оставят ее в покое.
   – Уоллингейм жив… но покинул Англию, – быстро добавил Дафф, видя, как она побледнела. – Он отплыл из Дувра и больше сюда не вернется. Никогда.
   Полные слез глаза казались огромными на лице Аннабел.
   – Ты уверен?
   – Абсолютно. За ним постоянно следят. Он высадился в Кале и отправился в Париж.
   – Значит, дело не в Гаррисонах, – выдохнула Аннабел, оглядывая присутствующих словно в поисках разгадки.
   – Уоллингейм добивается опекунства над Крикет, но не волнуйтесь, у него ничего не получится, – твердо объявил Джулиус.
   – Разумеется, не получится! – взорвалась Аннабел. – У него нет никаких прав на Крикет! Она – дочь Хлои!
   Ее гнев мгновенно растопил скептицизм Даффа. Никакая актриса, пусть и гениальная, не сыграет так правдоподобно!
   – Мы велим Макуильямсу убираться ко всем чертям и захватить с собой Уоллингейма! – бросил Дафф.
   – Возможно, все окажется не так просто, – вмешалась герцогиня. – Если Уоллингейм задумал мстить, он может потащить Аннабел в суд. Сами знаете, как злые языки обожают скандалы подобного рода!
   – Надеюсь, свидетельства повитухи, принимавшей роды, будет достаточно, чтобы остановить его? Миссис Малкин знает нас много лет. Она с радостью прояснит ситуацию, – поспешно предложила Аннабел.
   – Попробуем задать этот вопрос Планкетту, – решил герцог. – Все мы мало разбираемся в юриспруденции.
   Но втайне он был рад, что Аннабел так уверенно отрицает отцовство Уоллингейма. Будь Крикет его ребенком, даже Планкетт скорее всего не сумел бы ничего сделать. По закону, женщины не имели прав на своих детей.
   – Прекрасно. Значит, все в порядке! – жизнерадостно провозгласила герцогиня.
   Возможно, в этот день судьба не была расположена к Аннабел или некие космические силы разгневались на нее, поскольку не успела герцогиня обрадоваться, что все их беды кончились, как в кабинет вошел Бамфорд с очередным неприятным сообщением.
   – С сожалением должен уведомить вас, что явились Гаррисоны с судебным приставом и поверенным, – скорбно провозгласил он.
   – Вижу, на малышку Крикет нынче большой спрос, – протянул Дафф, весело глядя на дворецкого. С той минуты, как он убедился, что Крикет – действительно племянница Аннабел, его обуяло воинственное настроение.
   – Надеюсь, это последние претенденты, пытающиеся спекулировать на несчастном ребенке, – презрительно фыркнула Элспет. – Хотя, дорогой Джулиус, в этом случае нам стоило бы полагаться на твою мужскую способность убеждать или запугивать, в зависимости от того, как повернется дело. Пойдем, Аннабел, думаю, вам лучше уйти, пока не появились Гаррисоны.
   – Не стану спорить, – кивнула Аннабел. Теперь, когда на ее стороне влияние и сила герцогской семьи, она уже не так волнуется за будущее Крикет.
   Поэтому она молча последовала за герцогиней.
   Через несколько минут появились Гаррисоны с поверенным. И обнаружили в кабинете только герцога и маркиза.
   Багровая от гнева Миллисент Гаррисон, лишившись надежды увидеть Аннабел и высказать ей свое мнение о ней и гнусном отродье, каким она считала Крикет, громко выпалила:
   – Где эта… эта шлюха, которая называет себя актрисой?
   Дафф взметнулся со стула и угрожающе подступил к ней.
   – Позволь мне обо всем позаботиться, Дафф, – пробормотал герцог.
   Дафф яростно уставился на отца. Лицо герцога сохраняло самое благосклонное выражение. Но при этом он укоризненно приподнял бровь. Еле заметно.
   Дафф покорно сел.
   – Итак, что тут у нас? – осведомился Джулиус, оглядывая посетителей. – Пожалуйста, побыстрее изложите ваше дело, мистер… э…
   Он обратил взор на поверенного.
   – Джордж… Карлтон… ваша светлость, – заикаясь, пролепетал красный как свекла адвокат. Нервно вертя в руках бумаги, он продолжал выученную наизусть речь: – Мы… пришли… по делу… то есть мои клиенты… э… мистер и миссис Гаррисон… заверили меня… что это в интересах… э-э… вашей светлости…
   – То есть Гаррисоны по-прежнему желают получить с меня деньги, – холодно бросил Джулиус.
   – Да… э… вполне может быть… зато вы будете избавлены от дальнейших трудностей… вернее, не вы… а маркиз… в отношении ре… ребенка…
   Бедняга, казалось, даже уменьшился ростом под неотступным взглядом Джулиуса.
   – Я не собираюсь выбрасывать деньги на ветер.
   Сейчас Джулиус был истинным олицетворением слова «высокомерие»: и поза, и голос, и надменный взгляд лучше всяких слов говорили о том, что этот человек облечен властью.
   – Однако, – продолжал он тем же ледяным голосом, – в одном вопросе мы можем договориться. Мой сын не отец ребенка, поэтому я предлагаю вашим клиентам поумерить свою жадность. Мой поверенный свяжется с вами. А теперь можете идти.
   В продолжение всей беседы герцог даже не глянул в сторону Гаррисонов.
   – Мы имеем право забрать ребенка! Она наша внучка! – громко пригрозила миссис Гаррисон, взбешенная таким откровенным пренебрежением. Подумать только, обращаться подобным образом с ней, дочерью уважаемого поверенного! А ведь она всю свою жизнь нещадно третировала соседей-фермеров и издевалась над слугами, поскольку считала себя едва ли не знатной дамой. – Подумайте лучше о том, что будет с девчонкой, прежде чем задирать нос!
   И тут Джулиус счел за лучшее окатить ее презрительным взглядом.
   – Если вы хоть словом обмолвитесь о ребенке, – процедил он, – я позабочусь, чтобы вас сослали в колонии, как каторжников. Всех, включая вашего ничтожного сына. А теперь – прочь!
   Поднявшись, он с таким бешенством уставился на поверенного, что тот задрожал, повернулся и бросился из комнаты.
   – Да скажи же что-нибудь, Джеремия! – потребовала Миллисент Гаррисон, побелев от ярости.
   Муж только открывал и закрывал рот, как рыба на песке. Он в отличие от жены хорошо знал, как велико влияние герцога.
   – Джеремия! Скажи, что мы имеем все права! – продолжала визжать жена. – Он не смеет так обращаться с нами!
   Очевидно, решив, что его нынешняя жизнь куда привольнее и спокойнее, чем существование среди каторжников, Джеремия Гаррисон схватил жену за руку, пробормотал нечто неразборчивое и буквально вытащил ее из комнаты.
   Когда громкие вопли Миллисент Гаррисон стихли в коридоре, Джулиус облегченно вздохнул:
   – Прости. Нечасто я выхожу из себя.
   – Трудно держать себя в руках в присутствии подобной женщины, – покачал головой Дафф. – Подумай о бедной сестре Аннабел, попавшей в их лапы!
   – Грустная история. Иисусе, мне нужно выпить. А тебе?
   Герцог подошел к шкафчику с напитками.
   – Тоже. Как можно жить с такой женщиной и ни разу не попытаться прикончить ее? – пробормотал Дафф, шагнув к отцу.
   – Одному Богу известно. Я безмерно благодарен Господу за такую жену, как твоя мать, – усмехнулся герцог.
   – Полностью согласен, – кивнул Дафф, прислонившись плечом к книжным полкам. – Но что теперь будет?
   – Я умываю руки и не желаю иметь ничего общего с этой грязью. Планкетт выделит шантажистам как можно меньшую сумму. Пусть он ведет переговоры с этим Джорджем Карлтоном. И на этом все, – отрезал герцог, вручая Даффу бокал с бренди.
   Дафф улыбнулся.
   – За мир на земле, – пробормотал герцог, поднимая бокал. – И за последнее появление Гаррисонов в нашей жизни.
   – Аминь.
   Мужчины выпили, опустив занавес над всей отвратительной сценой.
   – Теперь, когда мы почти откупились от Гаррисонов, – и учти, нужно взять с них письменный отказ, – каковы твои планы относительно мисс Фостер?
   – Нет у меня планов, – пожал плечами Дафф.
   – А мне казалось, что ты весьма увлечен!
   – Так и есть.
   – Но?
   – Но это не требует никаких планов.
   – Вот оно что!
   – Только не говори, будто вы с матушкой посчитали, что мне стоит строить планы, как ты изволил деликатно выразиться.
   – Твоей матери очень нравится Аннабел, да и мне тоже! – Джулиус наклонил голову. – Не говоря уже о тебе. И Крикет – самое очаровательное дитя в мире, если не считать моих внуков, конечно.
   – Прости, что придется разочаровать тебя, но, даже будь я склонен к женитьбе, Аннабел уже сказала, что не собирается выходить за меня.
   – Правда? – удивился герцог.
   – Да, и в самых недвусмысленных выражениях.
   – Может, ты делаешь что-то не так? – улыбнулся герцог.
   – Я не слышал жалоб, – протянул Дафф. – Ее беспокоят условности: что скажут люди, все в этом роде.
   – Какая разница, что скажут люди?
   – Вот и я твердил ей то же самое, но она упорствует в своих заблуждениях.
   – А если она бросит тебя? У нее репутация женщины, которая уходит первой. Что тогда?
   Дафф долго смотрел в окно, не зная, что ответить.
   – Думаю, я соображу, что делать, – улыбнулся он наконец.

Глава 35

   И на этом тема была закрыта.
   Герцог отлично понимал, что допытываться не следует. Пусть он и герцогиня успели полюбить Аннабел, но это не важно: у Даффа своя жизнь. Но ни он, ни Элспет не могли забыть, что только благодаря Аннабел сын вернулся к ним.
   Вечером они ужинали в узком кругу. Главным предметом беседы было избавление от Гаррисонов. Назавтра общество собиралось прокатиться на лодках по Темзе, если позволит погода, послезавтра должны были состояться скачки. Несколько бутылок шампанского еще больше развеселили присутствующих. Все были довольны и счастливы.
   – Я отдам деньги, – пообещала Аннабел позже, лежа в объятиях Даффа. – Дай мне знать, сколько заплатили Гаррисонам.
   – Завтра будет известно, Планкетт встречается с ними утром.
   Как выяснилось, полученная Гаррисонами сумма оказалась гораздо меньше той, на которую они рассчитывали. Планкетт уведомил Гаррисонов и Джорджа Карлтона, что герцог собирается подать на них в суд за преднамеренное убийство и начать расследование смерти Хлои. Джеремия Гаррисон понял, что потерял даже то малое преимущество, которое имел до сих пор. Когда Планкетт предложил им тысячу фунтов, если они откажутся от всяких прав на Крикет, Джеремия, несмотря на протесты жены, тут же подписал все необходимые документы.
   А вот проблема с Уоллингеймом оказалась куда серьезнее.
   – Граф готов на все, лишь бы получить ребенка, – начал Макуильямс, немедленно заняв оборонительную позицию. – У него достаточно денег и вполне понятные мотивы, чтобы довести дело до суда. Мисс Фостер не стоит ждать от него снисхождения. Он не пойдет ни на какие компромиссы.
   – Кроме того, обсуждение дела в суде будет довольно выгодным для вашей фирмы, – мягко заметил Планкетт, не терпевший Макуильямса за полное отсутствие этических принципов. – И вы можете поступать как вам угодно. Состояние моего клиента гораздо больше, чем у Уоллингейма. Мало того, герцог обещал не считаться с расходами.
   – Тогда мы посмотрим, как будет держаться мисс Фостер на месте для дачи свидетельских показаний, – нагло парировал Макуильямс.
   – Полагаю, она будет прекрасно держаться. Однако я сомневаюсь, что до этого дойдет. – Планкетт вынул из кожаной папки лист бумаги и протянул Макуильямсу. – Обратите внимание на тот факт, что отцом ребенка назван некий Томас Гаррисон. А вот копия брачного свидетельства Хлои, сестры мисс Фостер, и Томаса Гаррисона. Далее, вот письменные показания повитухи, принимавшей ребенка, Силию Гаррисон, подписанные ею и двумя свидетелями беременности и родов. Дайте мне знать, когда все прочитаете, – слегка улыбнулся Планкетт.
   Макуильямс, хмурясь, просмотрел документы и отбросил в сторону.
   – Все это может быть подделкой и фальшивкой. Мой клиент уверен, что он отец ребенка мисс Аннабел Фостер.
   – В таком случае желаю вам доброго дня. – Планкетт встал и сложил бумаги аккуратной стопкой, прежде чем спрятать в папку. – Увидимся в суде. – Он подошел к двери, повернулся и добавил: – Однако вам стоит подумать о своей репутации. Мой клиент обладает огромным влиянием, и вы обязательно проиграете да еще и прогневаете его светлость. Лучше хорошо взвесить все последствия, тем более что Уоллингейм окончательно дискредитировал себя в глазах общества. Ему не позволят вернуться в Англию: герцог в этом поклялся. До свидания, мистер Макуильямс. – Он взялся за ручку двери.
   – Подождите.
   Планкетт сдержал улыбку и снова обернулся.
   – Возможно, мы сумеем достичь соглашения, – вкрадчиво сказал Макуильямс. – Дружеского соглашения. Если можно так выразиться.
   – Уэстерленд не даст Уоллингейму и пенни.
   – Я тут подумал… – Макуильямс многозначительно смолк. – Мой клиент готов предложить вам плату за услуги. И в возмещение за потраченное время.
   Планкетт предостерегающе поднял руку.
   – Но советую не слишком жадничать. Герцог этого не терпит.
   – Ну… скажем, пятьсот фунтов?
   Планкетт впервые слышал столь нерешительные нотки в голосе Макуильямса. Его так и подмывало снизить цену. Из принципа. Но герцог уже дал ему разрешение заплатить Макуильямсу гонорар, не превышающий пятисот фунтов, поэтому он подавил нарастающую антипатию к этому человеку, абсолютно лишенному совести.
   – Хорошо, остановимся на пятистах фунтах, – согласился он. – И вы сделали верный выбор. Уэстерленд не забудет вашей сговорчивости.
   Вскоре Макуильямс подписал несколько документов, подтверждающих его отказ от дела, и Планкетт, покинув его контору, отправился к Джулиусу с сообщением об успехе своей миссии.

Глава 36

   Когда новости достигли дома Уэстерлендов, тут же было решено устроить праздник. Герцог велел принести лучшего шампанского, что было немедленно отмечено остальными домочадцами. Раньше только рождения и свадьбы отмечались так торжественно.
   Гостиная звенела смехом. Провозглашались тосты за отбытие Гаррисонов из Лондона, за профессионализм Планкетта, за будущее Крикет. Аннабел горячо благодарила семейство Уэстерлендов за все, что они для нее сделали, а особенно за усмирение Гаррисонов. Но об Уоллингейме старалась не упоминать, поскольку мать не знала о попытке графа отобрать Крикет.
   Позже, когда веселье немного поутихло и беседа коснулась более прозаических предметов вроде ближайшего приема у леди Джерси, Аннабел громко объявила:
   – Думаю, нам настало время возвращаться в Шорем.
   Она специально заговорила об этом на людях, чтобы смягчить удар, нанесенный Даффу. Но, видя изумленные, шокированные лица присутствующих, весело добавила: – Крикет обожает свежий воздух, она наверняка предпочтет жить в деревне. Да и матушке там спокойнее. – Ее улыбка стала поистине ослепительной. – Мне тоже не мешает отдохнуть после волнений и суматохи последних недель.
   Ни один из сидевших за столом не осмелился протестовать, как бы им этого ни хотелось. Герцог и герцогиня и даже брат и сестры Даффа успели полюбить Аннабел.
   Первой реакцией Даффа был гнев. Волнения и суматоха? Неужели эти откровенные слова относятся к его ранению и возможности судебных исков? Какого дьявола она творит? Но возможно, больше всего ему не по душе ее отъезд? Обычно женщины его не бросали. Никогда.
   Но тут на ум пришли слова отца: «У нее репутация женщины, которая уходит первой».