— Если какая-нибудь Айз Седай посмеет обидеть тебя, — прошептала она, я убью ее. — И Перрин верил ей. — Ты — мой, Перрин т'Башир Айбара. Мой!
   — И в это он тоже верил.
   По мере того как объятия Фэйли становились все горячее, запах ревности усиливался. Перрин чуть не засмеялся. Она способна вонзить в него нож, лишь бы он больше никому не достался. Он и рассмеялся бы, если бы не струйка страха, которая не исчезла. И то, что Фэйли рассказала о Майре. Он не ощущал собственного запаха, но не сомневался, что почувствовал бы в нем. Страх.
   Старый страх из-за того, что могло случиться с ней в его отсутствие, и новый — из-за того, что их ожидало.
   Последние из вельмож покинули Большой Зал, удивительным образом никого не затоптав. Перрин отослал Айрама передать Даниилу, чтобы тот вел двуреченцев в город — и не забыл, что их следует покормить, — после чего предложил Фэйли руку и увел ее, оставив Добрэйна с Колавир, которая в конце концов начала проявлять признаки жизни. Перрину не хотелось оказаться рядом, когда она полностью придет в себя, и Фэйли, похоже, разделяла его чувства.
   Как бы то ни было, она положила руку на его запястье, и они поспешили прочь, страстно желая как можно скорее добраться до своих покоев; весьма вероятно, что по одной и той же причине.
   Вельможи, вырвавшись из Большого Зала, не остановили бегства. Коридоры были пусты, если не считать слуг, которые молча скользили мимо с опущенными глазами. Однако Перрин с Фэйли успели отойти совсем недалеко, когда Перрин услышал звук шагов и понял, что за ними идут Вряд ли у Колавир после случившегося оставались открытые сторонники, но, если они все же имелись, им вполне могло прийти в голову нанести удар Ранду, напав на его друга, идущего со своей женой безо всякой охраны.
   Но когда Перрин положил руку на топор и резко обернулся, у него глаза полезли на лоб. Это оказались Селанда и ее друзья, которых они повстречали в вестибюле, а с ними еще восемь или девять человек. Они смущенно переглянулись. Среди них находились и тайренцы, в том числе женщина, такая высокая, что выше нее был лишь один из кайриэнцев. Так же как Селанда и остальные женщины, она была в куртке мужского покроя и плотно облегающих штанах, на бедре висел меч. Перрин и не знал, что это дурацкое увлечение захватило и тайренцев.
   — Почему вы идете за нами? — требовательно спросил он. — Если в ваших набитых шерстью головах застряла мысль докучать мне, клянусь, я зашвырну вас туда, откуда вы до самого Бэл Тайн не вернетесь! — Ему уже приходилось сталкиваться с этими недоумками или кем-то вроде них. Они были помешаны на своей чести, и сражались на дуэлях, и захватывали друг друга в гай'шайн.
   Этот последний заскок заставлял айильцев просто скрежетать зубами.
   — Для вас же будет лучше, если вы прислушаетесь к словам моего мужа, вмешалась Фэйли. — Он не тот человек, с которым можно шутки шутить.
   Эти остолопы перестали таращиться на них и, попятившись, принялись кланяться, состязаясь друг с другом в изяществе манер. Продолжая отвешивать поклоны, они растаяли за поворотом коридора.
   — Проклятые сосунки, — пробормотал Перрин, снова предлагая Фэйли руку.
   — Мой муж мудр не по годам, — прошептала она. Тон ее был чрезвычайно серьезен, но в запахе явно снова ощущалось еще что-то.
   Перрин чуть не фыркнул. Действительно, некоторые из них на год или даже два старше его, но все они со своей игрой в айильцев больше всего напоминали детей.
   Теперь, когда настроение Фэйли, казалось, заметно улучшилось, наступило самое подходящее время для того, чтобы поговорить друг с другом обо всем, что его волновало. О чем он должен поговорить с ней.
   — Фэйли, как получилось, что ты стала одной из фрейлин Колавир?
   — Одной из ее служанок, Перрин, — тихо сказала она; так тихо, что никто даже в двух шагах не расслышал бы ни слова. Ей было известно о его остром слухе и о волках. Такие вещи невозможно скрыть от жены. Она прикоснулась веером к уху» предупреждая, чтобы он разговаривал с осторожностью. — Слуги здесь делают все, чтобы мы забыли об их существовании, и у них это хорошо получается, даже слишком. Однако и у слуг есть уши. Можешь не сомневаться, они слышат гораздо больше, чем нужно Вряд ли попадавшиеся им на глаза слуги в ливреях стали бы подслушивать.
   Те, кто, заметив Перрина и Фэйли, не нырял в боковые коридоры, чтобы скрыться с глаз долой, тут же переходили почти на бег, опустив глаза в пол и стараясь сжаться, чтобы стать как можно незаметнее. Но все же слухи и впрямь распространялись по Кайриэну с удивительной быстротой. Наверняка уже весь город знал, что произошло в Большом Зале. Сейчас слух об этом, скорее всего, прокатился по улицам и вышел за пределы города. Можно не сомневаться, что в Кайриэне имелись глаза и уши и Айз Седай, и Белоплащников, и, тем более, правителей других стран.
   — Колавир не слишком-то торопилась брать меня к себе, — продолжала Фэйли чуть слышно, — ведь она знала, кто я такая. Решилась, лишь когда узнала, кто мой отец и как зовут мою кузину. — По-видимому, она считала, что этого объяснения достаточно Неплохой ответ. Почти хороший. Ее отец — Даврам, Верховная Опора Дома Башир, лорд Башира, Тайра и Сидоны, Протектор Королевства, Защитник Народа, Маршал-Генерал королевы Тенобии Салдэйской.
   Кузиной Фэйли была сама Тенобия. С точки зрения Колавир, этого оказалось вполне достаточно, чтобы из злорадства сделать Фэйли одной из своих фрейлин.
   Но у Перрина было время обдумать то, чему он сегодня стал свидетелем. Он испытывал определенную гордость от того, что начинает понимать манеру Фэйли говорить обиняками и даже сам с успехом прибегает к ней. Женатый человек многому учится. Например, понимать женщин; по крайней мере, одну женщину.
   Отвечая ему, она кое о чем умолчала, и это уже о многом говорило. Фэйли вообще не волновала опасность, даже если дело касалось ее самой.
   Не стоило, однако, говорить обо всем этом здесь, в коридоре. Если бы Перрин начал шептать, Фэйли ничего не услышала бы, не имея таких ушей, как у него. К тому же она сама напомнила ему о том, что их могут подслушать.
   Сдержав свое нетерпение, Перрин повел ее дальше, и в конце концов они добрались до отведенных им комнат, где он не был, казалось, уже давным-давно. Темные полированные стены мерцали, отражая свет многочисленных светильников, на высоких деревянных панелях вырезаны вписанные друг в друга прямоугольники. Камин, тоже прямоугольной формы, чисто выметен, в нем лежала охапка небольших веток болотного мирта с зеленоватыми листьями Фэйли направилась прямо к столику, где на подносе стояли два позолоченных кувшина, покрытых бусинками влаги.
   — Они оставили нам чай из голубики, муж мой, и винный пунш. Вино, кажется, из Тарона, а пунш тут охлаждают в баках в дворцовых подвалах. Что предпочитаешь?
   Перрин расстегнул пояс и бросил его на кресло вместе с топором. Пока они шли, он тщательно обдумал все, что собирался сказать. Иногда Фэйли бывала очень колючей.
   — Фэйли, я скучал по тебе так, что не выразить словами, и беспокоился о тебе, но…
   — Беспокоился обо мне! — воскликнула она, повернувшись к нему. Прямая, высокая, в глазах огонь — точно сокол, чье имя она носила. Веер раз за разом тыкал Перрина в грудь, точно она собиралась проткнуть ему сердце. Язык вееров был тут совершенно ни при чем, сейчас она действовала веером как ножом. — Как же! Почти первые слова, которые ты произнес… Ты спрашивал о ней, об этой… этой женщине?
   У него отвисла челюсть. Как он мог позабыть о запахе, который бил ему в ноздри? Может, у него нос заложило?
   — Фэйли, мне нужны ее ловцы воров. Бе… — Нет, он не настолько глуп, чтобы повторить еще раз это имя. — Еще до того, как я уехал отсюда, она говорила, что у нее есть доказательства отравления. Ты ведь тоже слышала это! Я просто хотел заполучить эти ее доказательства, Фэйли.
   Получилось совсем не то, что нужно. Зловоние раздражения и злости ничуть не уменьшилось, вдобавок к нему присоединился тонкий, кислый запах обиды. О Свет, чем он умудрился обидеть ее?
   — Ее доказательства! Мои, выходит, ничего не стоят, а ее доказательства, уж конечно, привели бы Колавир на плаху. Или должны были привести! — Перрин хотел возразить, но Фэйли не позволила ему и словечка ввернуть. Она надвигалась на него, глаза как острия кинжалов, веер метался туда-сюда, грозя проткнуть Перрина. Ему оставалось только отступать. — Ты знаешь, какие слухи распустила эта женщина? — Фэйли почти шипела. Столько яда не накопить даже черной гадюке. — Знаешь? Она рассказывала всем и каждому, что, уехав отсюда, ты отправился в поместье неподалеку от города.
   Где она навещала тебя! Я, как дурочка, повторяла всем объяснение, которое мы придумали с тобой, — что ты уехал на охоту и, видит Свет, провел на этой самой охоте целую вечность! — но все были убеждены, что я просто делаю хорошую мину при плохой игре, покрывая тебя и ее! Покрывая вас обоих! Эта милая ситуация заставляла Колавир просто заходиться от удовольствия. Ничуть не сомневаюсь, она взяла эту майенскую шлюху к себе фрейлиной только для того, чтобы свести нас. «Фэйли, Берелейн, зашнуруйте мне платье». «Фэйли, Берелейн, подержите зеркало, пока парикмахер делает мне прическу». «Фэйли, Берелейн, потрите мне спину». Так она забавлялась в надежде, что в конце концов мы вцепимся когтями в глаза друг другу! Вот что мне приходилось терпеть! Из-за тебя, ты, безмозглый…
   Перрин уперся спиной в стену, и одновременно что-то как будто щелкнуло у него внутри. Он так беспокоился за нее, испытывал такой ужас, готов был, если понадобится, ради нее схватиться и с Рандом, и с самим Темным. И он ничего дурного не делал, никогда не поощрял Берелейн, напротив, приложил все старания, чтобы заставить эту женщину перестать липнуть к нему. И вот какую благодарность он получил за все это.
   Перрин взял жену за плечи и приподнял так, что ее раскосые глаза оказались на уровне его глаз.
   — Теперь слушай меня, — спокойно сказал он. По крайней мере, он старался, чтобы голос его звучал спокойно; однако больше всего это походило на с трудом сдерживаемое рычание. — Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Как ты смеешь? Я истерзался чуть не до смерти, беспокоясь о тебе. Я люблю тебя и никого, кроме тебя. Я не хочу других женщин, кроме тебя. Ты слышишь меня? Слышишь? — Прижав Фэйли к груди, Перрин желал в этот момент лишь одного: чтобы она всегда была с ним. О Свет, он так за нее боялся! От мысли о том, что могло произойти, его затрясло даже сейчас. Если бы что-то случилось с тобой, я бы умер, Фэйли. Просто лег на твоей могиле и умер! Думаешь, я не догадываюсь, как Колавир узнала, кто ты такая?
   Ты сделала все, чтобы ей стало об этом известно. — Фэйли как-то говорила ему, что шпионить — женское дело. — Ради Света, женщина, с тобой могло случиться то же самое, что и с Майре. Колавир знала, что ты моя жена. Жена Перрина Айбары, друга Ранда ал'Тора. Тебе не приходило в голову, что она могла тебя заподозрить? Она могла… О Свет, Фэйли, она могла…
   Внезапно до Перрина дошло, что происходит. Прижатая к его груди, Фэйли издавала придушенные звуки, но он не мог разобрать ни слова. Он не удивился бы, узнав, что сломал ей ребра. Мысленно обозвав себя неотесанным мужланом, он разомкнул руки, дав ей возможность вырваться, но прежде чем смог извиниться, она схватила его за бороду — Так ты любишь меня? — нежно спросила Фэйли. Очень нежно. Очень ласково. И она улыбалась. — Женщине приятно слышать, когда говорят такие вещи. — Она уронила веер и провела ногтями обеих рук по его щекам — с силой, почти расцарапав их до крови, но в ее гортанном смехе ощущался жар, а в горящих глазах сверкало все, что угодно, только не гнев. — Хорошо хоть, ты не сказал, что никогда не взглянешь на другую женщину, иначе я решила бы, что ты ослеп.
   Перрин был слишком удивлен такой метаморфозой, чтобы отвечать, слишком ошеломлен даже для того, чтобы выразить свои чувства взглядом. Ранд понимал женщин, Мэт понимал женщин, но Перрин был уверен, что никогда их не поймет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента