Страница:
Но постепенно ужасная картина в ее мозгу отошла на второй план, на первый выступила усталость, и Сторм с трудом удерживалась в седле, заставляя себя двигаться вперед, не останавливаясь и не отдыхая. Теперь, когда она осталась одна, она держалась в стороне от дороги и ехала параллельно ей, вдоль гребней холмов, как делали апачи, чтобы было легче обнаружить врага. Ее врага, Бретта.
В эту ночь она уснула, едва сумев расседлать и покормить Демона, слишком усталая, чтобы поесть самой. На следующий день она уже совершенно отдохнула и умирала от голода. Она доела остатки вяленого мяса, раздумывая, не стоит ли развести костер и потратить время на охоту, но решила не делать ни того ни другого и отправилась дальше.
Ей пришлось нелегко. Проезжая мимо чьего-то жилья, она отчаянно хотела подъехать к нему и купить буханку хлеба или что-нибудь еще, но не осмелилась. Она не собиралась оставлять следы, по которым Бретт мог бы ее найти. Этой ночью она решила рискнуть: развела небольшой костер и зажарила белку. Но хотя голод был утолен, сон ее не был безмятежным. Ее преследовал образ Бретта. То она была в его объятиях, то вдруг оказывалась стоящей в стороне, наблюдая, как он обнимает обнаженную Софию. И когда уже ей казалось, что сердце разорвется, появился Диего, уговаривая ее бежать, но Сторм закричала и выстрелила в него…
На следующий день в полдень она въехала в Сан-Диего. Направляющийся на восток дилижанс только что отбыл. Она купила билет, сняла комнату в гостинице и принялась ждать.
Глава 20
В эту ночь она уснула, едва сумев расседлать и покормить Демона, слишком усталая, чтобы поесть самой. На следующий день она уже совершенно отдохнула и умирала от голода. Она доела остатки вяленого мяса, раздумывая, не стоит ли развести костер и потратить время на охоту, но решила не делать ни того ни другого и отправилась дальше.
Ей пришлось нелегко. Проезжая мимо чьего-то жилья, она отчаянно хотела подъехать к нему и купить буханку хлеба или что-нибудь еще, но не осмелилась. Она не собиралась оставлять следы, по которым Бретт мог бы ее найти. Этой ночью она решила рискнуть: развела небольшой костер и зажарила белку. Но хотя голод был утолен, сон ее не был безмятежным. Ее преследовал образ Бретта. То она была в его объятиях, то вдруг оказывалась стоящей в стороне, наблюдая, как он обнимает обнаженную Софию. И когда уже ей казалось, что сердце разорвется, появился Диего, уговаривая ее бежать, но Сторм закричала и выстрелила в него…
На следующий день в полдень она въехала в Сан-Диего. Направляющийся на восток дилижанс только что отбыл. Она купила билет, сняла комнату в гостинице и принялась ждать.
Глава 20
Вот и дом!
Сторм осадила взмыленного Демона. Ей это удалось, наконец-то она здесь, наконец-то дома! Со склона, на котором она остановила Демона, внизу были видны раскинувшиеся в коричневатой от жгучих лучей летнего солнца долине многочисленные бревенчатые сараи и строения ранчо. Дубы и заросли можжевельника шелестели под сухим дуновением ветерка, в загонах бродили лошади и призовые быки, дым лениво поднимался из труб двух домов, где жили работники, кухни и дома хозяина. А дальше, усыпая панораму разбросанными по долине и холмам черными, коричневыми и бежевыми пятнышками, паслись лонгхорны.
Сторм пустила Демона в галоп. С тех пор как она убежала, прошло около трех недель, но эти недели казались бесконечными и были полны беспокойства. Она была совершенно уверена, что Бретт ее догонит А он, возможно, даже и не пытался. Она постаралась не обращать внимание, на вызванный этой мыслью прилив отчаяния, потому что никогда не сможет простить Бретту того, что он спал с Софией. Ну что же, теперь это не имело никакого значения — теперь она в безопасности. Самым жутким моментом во всем этом было убийство Диего, а после этого все шло как по маслу, даже индейцы ей не попадались, — это было просто чудом.
Она уже изрядно измучила Демона, но все же не до предела, особенно когда он был привязан к неспешно продвигавшемуся дилижансу. Близился вечер, и Сторм с нарастающим возбуждением предвкушала, как вскоре все будут дома. Она пришпорила Демона и с дико бьющимся сердцем понеслась вниз по склону холма мимо сараев и загонов. Она спрыгнула с лошади, не дожидаясь полной остановки, и, буквально пожирая пространство своими длинными ногами, влетела в дом с криком:
— Мама! Папа! Мама!
Она направилась к лестнице, не уверенная, переодеваются ли они в спальне или уже спустились к обеду в гостиную. На середине лестницы она услышала, как отец зовет ее снизу.
Остановившись, она обернулась, и из глаз ее хлынули слезы. Сначала он выглядел ошарашенным, потом его лицо просияло от радости, и она бросилась в его объятия и прижалась к нему, расплакавшись, как маленький ребенок.
— Сторм, что с тобой? Что случилось? Радость моя, в чем дело?
Она подняла голову и встретила обеспокоенный взгляд его золотистых глаз, а потом увидела мать, вырвалась и бросилась к Миранде, наклонив голову, чтобы уткнуться лицом в ее шею. Она истерически разрыдалась, и мать успокаивающе обнимала ее, поглаживая ее волосы.
— Сторм плачет, — в совершеннейшем изумлении проговорил Рейз, вместе с братом только что вошедший в прихожую.
— Помолчи, — раздраженно сказал Ник, придерживая его за руку.
— Откуда она взялась? — спросил Рейз.
— Милая, теперь все в порядке, — по-матерински утешала ее Миранда, успокоительно покачивая дочь, бывшую на голову выше ее. — Идем наверх, и ты мне все расскажешь.
Сторм сообразила, что ведет себя и выглядит не лучшим образом, отпустила мать и вытерла глаза. Оглянувшись и заметив, что ее отец и братья в совершенном замешательстве, она поняла, как сильно они испугались за нее.
— Со мной все в порядке… — начала она, шмыгая носом
— Где твой муж? — сдержанно спросил Дерек. Его твердый властный тон требовал немедленного ответа, и слова вырвались у нее сами собой:
— Я убежала, папа. Бретт — развратный ублюдок, и я его ненавижу. И еще… о Боже, я убила человека!
Это заявление было встречено абсолютным молчанием, и Сторм захотелось взять свои слова обратно не потому, что она собиралась что-то скрывать, а потому, что собиралась разумно все объяснить. У отца был такой мрачный вид, будто он готов кого-то убить, и точно так же выглядели ее братья. Она бросилась к отцу.
— Это была самозащита, — несвязно лепетала она. — Он хотел меня изнасиловать. Но он кузен Бретта! Я думала, он хочет помочь мне убежать от Бретта. Папа, ты должен помочь мне получить развод!
Дерек заморгал, отчаявшись что-либо понять, потом взял ее за руку и подвел к матери. Он выдавил из себя улыбку, хотя в золотистых глазах ее не было.
— Вы с матерью идите наверх, детка. Поговорим, когда ты искупаешься и поешь. — Он глянул на сыновей: — А вам что, нечем заняться?
Стоявший стиснув зубы и не сводя с сестры озабоченного взгляда, Ник первым повернулся идти. Рейз подбежал к Сторм и обхватил ее одной рукой.
— Что он сделал такого, что тебе пришлось убежать? — мрачно спросил он, сверкая синими глазами.
От его озабоченности на глаза Сторм снова навернулись слезы, и она не смогла выговорить ни слова.
— Рейз, — коротко окликнул его отец, и он вышел, напоследок окинув Сторм пристальным взглядом.
Миранда обняла Сторм, и они отправились наверх. У Сторм уже прошел подъем духа оттого, что она снова дома. Непонятно почему, но она не чувствовала себя счастливой, наоборот, ее сердце сжималось от уныния. Она не переставая думала о Бретте.
Наконец-то, подумал Бретт.
Кровь стучала у него в висках. Сколько времени он уже гоняется за ней? Шесть недель? Если он найдет ее здесь, а он был в этом уверен, с ней будут родители. Он убьет ее. И если Диего с ней, он убьет его тоже. Если Диего осмелился до нее дотронуться, он убьет их обоих. Боже, да он дождаться не мог, когда доберется до этой маленькой дикарки!
Дай Бог, чтобы она оказалась здесь и с ней не случилось ничего плохого.
Он осторожно пустил лошадь вниз по каменистому склону туда, где сгрудились строения ранчо. Уже было довольно поздно, и начинало темнеть. Он мог остановиться в городке, выкупаться и побриться, может быть, даже развлечься с какой-нибудь шлюхой. Вся беда в том, мрачно думал он, что Сторм околдовала его, это стало окончательно ясно в последние три недели: не выказывая ни малейшей заинтересованности, он отказал нескольким потаскушкам, предлагавшим ему свои услуги в разных городках, через которые он проезжал. Все его мысли были только о Сторм, и временами его охватывала паника. Она непременно должна быть здесь. С ней наверняка ничего не случилось.
Если не так, то он задушит ее.
Он знал, что она убыла на дилижансе всего за день до того, как он приехал в Сан-Диего. Когда он рассказал, как она выглядит, кассир на станции похотливо ухмыльнулся: «Да разве это можно было не заметить? Такие здоровенные, так и лезли из блузки…» Прежде чем он успел поднять руки, чтобы показать размер, Бретт схватил его за горло и несколько раз ударил об стену и только потом понял, что срывает накопившуюся злость на случайно подвернувшемся ни в чем не повинном человеке. Он отпустил его, потребовал билет и поинтересовался, была Сторм одна или нет. Насколько кассиру было известно, она действительно ехала одна.
Дальше пошли сплошные неприятности. Дилижанс ходил всего несколько недель, а уже на три дня опаздывал с возвращением в Сан-Диего. Потом сразу за фортом Юма на них напали индейцы из племени пауни. На станции Мари-поза-Спринг у них отвалилось колесо. На другой стороне Апачского Перевала на них напали апачи, а в Эль-Пасо-кучера застрелили в возникшей сваре. Итого тринадцать дней задержки. Бретт не видел Сторм почти шесть недель, шесть долгих, мучительных, целомудренных недель, и он чувствовал себя как человек, умирающий от голода.
Его сердце колотилось так сильно, что он почти не мог этого вынести. Как он сумеет убедить ее, если ему хотелось только одного — обнять ее и удостовериться, что она настоящая, а не что-то привидевшееся ему в увлекательном сне? Никогда больше он не спустит с нее глаз. Ему не хватало ощущения этого прижавшегося к нему пышного, теплого, полного жизни тела. Ему так хотелось ее погладить, обнять, прижаться к ней, рассказать, как плохо ему было без нее, сказать, что он любит ее.
В тот самый день, когда она его оставила, Бретт окончательно понял, что любит ее. И от осознания этого у него захолонуло сердце. От осознания, пришедшего днем позже, чем следовало. Он не хотел ее любить, не хотел в ней вот так отчаянно нуждаться, чтобы одна мысль о возможности ее потерять превращала его в перепуганного мальчишку. Ему вовсе не хотелось желать любви Сторм.
Он все вспоминал, как она обнимала и утешала его, когда думала, что он переживает смерть своих сводных брата и сестры. И еще он вспоминал голодного мальчика, отчаянно ожидавшего от матери хоть какого-нибудь знака проявления любви, но так и не дождавшегося этого. И ужасную боль, если только ему не удавалось вовремя взять себя в руки. То же самое повторилось и с отцом… Нет, он не хотел желать любви Сторм, но теперь уже поздно, так что помоги ему Господь…
Он поднял руку, чтобы постучать в дверь, но замер, услышав голоса, доносившиеся из открытого окна. Низкие мужские голоса и один женский, но это не Сторм, Он вслушался, стараясь уловить произносимое мужчиной, и тут до его ушей донесся добродушный мужской смех, перемежаемый звонкими трелями голоса Сторм. Его сердце так отчаянно забилось, что кровь зашумела в ушах. Он стукнул в дверь кулаком — раз, другой, третий.
Убить ее? Ха! Да он не мог дождаться, когда сможет ее обнять!
Дверь отворилась, и Бретт заморгал. Открывший ему мальчик был ростом со Сторм, хотя на несколько лет моложе се, и точная копия Дерека Брэга, но без взрослой огрубелости. Красивый мальчик, с кожей и волосами того же цвета, что у Сторм. Он улыбнулся, и сердце Бретта оборвалось — это была ее улыбка.
— Здрасьте, — ухмыльнулся Рейз. — Чем могу быть полезен?
Бретт заглянул ему за спину, но увидел только узкую прихожую с полом из сосновых досок и широкую дубовую лестницу с затейливой резьбой. Он перевел взгляд на очень синие глаза мальчика:
— Я приехал за своей женой. За Сторм.
Рейз замер. Все его дружелюбие исчезло. Бретт это заметил и тоже весь напрягся. Чего еще он мог ожидать? Или он не знал, что она наверняка очернит его перед родными?
— Где она? — услышал он свой сдержанный голос.
— Вам лучше сразу уехать, — угрожающе произнес Рейз, загораживая вход. — Или я с превеликим удовольствием изрежу вас на кусочки.
— Не надо лишних сложностей, мальчик, — мрачно сказал Бретт. Было ясно, что у мальчишки руки чешутся подраться. Этого ему только не хватало — поколотить ее брата и еще ниже упасть в глазах Сторм. Бретт протиснулся мимо него в прихожую.
— Эй, Рейз, кто там? — окликнул мужской голос. Бретт встретился взглядом с высоким темноволосым юношей, вышедшим из холла в прихожую. Рейз сказал:
— Это он самый, муж Сторм. Ты с ним разберешься или лучше я?
Дерьмо, подумал Бретт.
Ник двинулся к нему мягким шагом хищника. У Бретта мелькнула мысль, что у этого высокого юноши должна быть половина индейской крови, но дальше ему некогда было об этом думать, потому что внезапно у того в руке оказался нож, который он приставил к горлу Бретта. Взгляд его темных глаз был ледяным. Ситуация казалась настолько нелепой, что Бретт чуть не расхохотался. Однако, черт побери, ему в жизни не приходилось видеть, чтобы нож вытаскивали так быстро. Теперь-то он знает, кто научил ее управляться с ножом.
— Я сам окажу ему эту честь, — вполголоса проговорил Ник, обдавая теплым дыханием щеку Бретта.
— Убери нож, — приказал Дерек. Никто не слышал, как он вошел, но все три пары глаз обратились на высокого злотоволосого мужчину, стоявшего у подножия лестницы. Ему не пришлось повторять приказание. Через секунду — хотя и очень долгую секунду — нож исчез. Бретт обошел мальчиков, не сводя глаз с Дерека.
Он увидел нацеленный в него кулак, но слишком поздно. Бретт был немного выше Дерека, но у того было сложение дровосека — из него просто выпирали мышцы. В последнее мгновение Бретт успел отвернуться, и скользнувший по челюсти кулак не сломал ее, хотя, возможно, и вывихнул. Бретт отлетел к стене.
— Это за мою маленькую девочку, сукин ты сын, — сквозь зубы сказал Дерек, снова приближаясь к нему.
У Бретта перед глазами шли круги. Волна боли сотрясла его, но он уже инстинктивно выпрямлялся — не без помощи вздергивающего его кверху Дерека. Он понял, что Дерек хочет избить его до полусмерти, а может, и до смерти. Что рассказала ему Сторм? — подумал он, потом от следующего мощного удара в живот согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Дерись, — напряженно произнес Дерек, выжидая. Бретт выпрямился. В его глазах горела ярость, и он еле удержался от ответного удара.
— Нет! Я не могу драться с вами, черт побери!
— Трус, — вызывающе изрек Дерек. Бретт сжал кулаки.
— Трус, — негромко повторил Дерек. Он размахнулся, но Бретт уже откачнулся вбок, одной рукой блокируя удар, и изо всех сил снизу ударил противника в челюсть. Что-то треснуло, но голова Дерека лишь слегка дернулась назад. Их взгляды встретились, и Дерек мрачно улыбнулся.
— Неплохо, — пробормотал он, припечатывая кулаком щеку Бретта совсем рядом с глазом.
Бретт обхватил его и прижал к лестнице. Они сцепились, лишенные возможности обмениваться ударами.
— Нет! — завопила Сторм. — Нет! Папа! Перестань! Ты убьешь его!
При звуке ее голоса у Бретта дрогнуло сердце, но, когда он понял, что она просит пощадить его, он рассвирепел. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Дерек поднял колено и ударил его в живот. Бретт крякнул, но не ослабил хватки, и они скатились по ступенькам и грохнулись на пол.
— Дерек Брэг, сейчас же прекрати! — Голос Миранды перекрыл все остальные звуки.
Как будто по мановению волшебной палочки, лежавший теперь на Бретте мужчина расслабился и через мгновение уже стоял на ногах, помогая Бретту подняться Тяжело дыша, Дерек посмотрел на жену:
— Миранда…
— Ты что, с ума сошел? — гневно спросила она.
Бретт едва разглядел эту крошечную черноволосую, очень рассерженную женщину. Он видел только Сторм, свою великолепную Сторм. Она стояла совершенно неподвижно, широко раскрыв огромные синие глаза. Ее чуть приоткрытые губы дрожали. Бретт шагнул к ней, забыв обо всем и обо всех на свете. Она не двинулась с места. Их взгляды встретились.
— Сторм, — хрипло прошептал он. Она приоткрыла рот, словно пытаясь что-то сказать, но не издала ни звука, только глотнула, словно у нее застрял комок в горле. Он обхватил ее плечи ладонями и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Мгновение она не двигалась, почти касаясь лицом его груди. Он сжал ее крепче, изо всех сил прижимая к себе, и она расслабилась. Из ее груди вырвался глубокий горловой стон.
— Мне следовало бы убить тебя, — хрипло сказал он. — Боже, ведь тебя могли убить, Сторм, черт побери. Почему ты не хотела в меня поверить?
Она вся содрогнулась. Он почувствовал сквозь рубашку влагу, и понял, что она плачет.
— Я не думала, что ты приедешь, — прошептала она. — Я думала, ты отказался от меня.
— Никогда, — с жаром ответил он, прижимая ее плотнее к себе, поглаживая по волосам, касаясь губами ее виска. — Никогда! Боже… Я… — Внезапно он оторвал ее от себя, и в его глазах засверкали молнии: — Где Диего? Он здесь? Если он здесь, я убью его. — Увидев, как широко раскрылись ее глаза, он схватил ее за подбородок: — Он тебя трогал? Отвечай, черт побери!
Она вырвалась.
— Так тебе и надо! — внезапно взъярилась она. — Как ты смеешь! Как ты смеешь… — Она не могла говорить от бешенства.
— Только скажи мне, — хрипло потребовал он. — Где этот сукин сын?
— Мертв, — выплюнула она.
Он уставился на нее и, чувствуя наступившее заинтересованно-напряженное молчание, окинул взглядом лица окружающих, старающихся не упустить ни единого движения и звука, потом схватил ее за руку и, хотя она пробовала упираться, открыл первую попавшуюся дверь, затащил ее в комнату и захлопнул дверь за собой. Через дверь он слышал, как маленькая женщина предупреждающе сказала:
— Дерек!
Это оказалась гостиная. В камине горел огонь. Сторм отодвинулась от него и стояла, уставившись в огонь; она вся дрожала. Бретт не сводил глаз с ее спины.
— Рассказывай!
Она резко повернулась к нему:
— Он хотел меня изнасиловать. Я застрелила его.
— Боже, — выдохнул он; вея кровь отхлынула от его лица. Он быстро шагнул к ней. Она было попятилась, но остановилась из-за жара пылавшего за ее спиной камина. Бретт стоял в шаге от Сторм, вглядываясь в ее лицо. Как снова завоевать ее? Как?
— Сторм, — проговорил он, безуспешно пытаясь справиться со своим голосом, — никогда, никогда больше этого не делай. Тебя могли убить, изнасиловать. Проклятие! Неужели ты ничего не соображаешь? Неужели…
— Почему ты решил приехать?
Ее сердце болезненно сжималось. Ей хотелось броситься в его объятия — простить, сделать своим навсегда. Она — могла это сделать, точно знала, что могла. Раз он приехал за ней, значит, она ему не совсем безразлична, и это хорошее начало. Она добьется, чтобы он полюбил ее.
Он помолчал, потом произнес со смесью сожаления и насмешки:
— А ты разве не знаешь?
— Тебе надоела София, — вспыхнула Сторм. — Две недели в ее постели… — Голос ее прервался. В ее собственной постели он провел меньше двух недель! От этой мысли ей стало так обидно, что она отвернулась, ничего не видя перед собой.
— Дурочка, — рассмеялся он, и не успела она опомниться, как он обнял ее сзади и прижался щекой к ее виску, — Слушай внимательно, Сторм. София — это сука в течке. Она с детства развлекалась с мужчинами, копия своей матери, лишившей меня целомудрия, когда мне еще не было шестнадцати. В ту ночь София подсыпала лауданума мне в бренди. Я проснулся в ее постели, но попал туда не по своей воле. Я терпеть не могу Софию. Ни одна женщина меня не влечет, кроме тебя, клянусь. — Он произнес это твердо, почти командным тоном.
Ее била дрожь.
— Я… я не могу поверить, что она способна на такое.
— Значит, ты готова поверить, что я предпочел Софию тебе? Боже милостивый! Да ведь наши отношения — исключительные, такая редкость! Сторм, я… — Он смолк, проклиная себя.
Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях.
— Долго же ты собирался за мной поехать.
Он чуть не рассмеялся, но то, что происходило сейчас между ними, было слишком серьезно, чтобы над этим шутить. Вся его жизнь висела на волоске.
— Chere, я добрался до Сан-Диего на следующий день после того, как ушел твой дилижанс. Ты даже представить себе не можешь, какой была моя поездка.
Она извернулась в его руках, заглядывая ему в глаза:
— Так ты сразу поехал за мной?
— В тот же вечер, как ты уехала, еще до темноты. — Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. — Сначала я не мог поверить в твой побег и только надеялся, что ты ничего не узнаешь, но София со смехом рассказала, как ты на нас наткнулась.
Она заметила мелькнувшую в его глазах ненависть.
— Она действительно подсыпала тебе снотворное?
— Да.
Она поверила, и не только потому, что по его глазам поняла, что это правда, но и потому, что знала Бретта. Если бы он хотел иметь Софию любовницей, то счел бы, что имеет на это право.
— Когда ты проснулся в ее постели, ты… что было дальше?
Он поморщился, но не отвел глаз:
— Я совсем ничего не соображал от снотворного и решил, что это наша постель: у меня не было причин думать иначе. Но потом я понял, что к чему.
Сторм сглотнула. Он нежно обхватил ладонями ее лицо:
— Я говорю тебе это, чтобы мы все выяснили и покончили с недоразумением. Я не стал бы рассказывать, будь я… будь ты мне безразлична.
Она смотрела на него, почти ничего не видя от застилавших глаза слез. Она ему верила, но все равно ей было больно. И все еще было больно от мысли о нем и Одри.
— Я оказался жертвой, — сказал он, готовый полностью подчиниться ее решению. Его глаза молили о понимании и доверии.
— Я тебе верю, — сказала она, встречаясь с ним взглядом. Потом быстро опустила глаза, раздумывая над его словами: «Я не стал бы рассказывать, будь ты мне безразлична». Что это значит? Ей вовсе не хотелось, чтобы он не был к ней безразличен, — ей надо, чтобы он любил ее. Она переживала разочарование молча — какой же она была дурочкой, мечтая о большем!
— Сторм, давай вернемся в Сан-Франциско. Начнем все сначала. Пожалуйста, — бессвязно заговорил он умоляющим тоном.
Она была потрясена. Он просил — не требовал, не принуждал ее, и это было не менее выразительно, чем если бы он пал перед ней на колени.
Он снова поймал ее ошеломленный взгляд:
— Ты согласна вернуться со мной?
Это все решило. Если бы он угрожал ей, предъявлял свои права на нее, как на свою собственность, она бы отказалась, как ни трудно ей было это сделать. Ведь даже если он не любит ее — она все еще его любит и хочет быть его женой.
— Да, Бретт, — как будто давая клятву, ответила она.
В следующее мгновение его руки обвились вокруг нее, а губы настойчиво прижались к ее щеке. Еще кое-что настойчивое требовательно поднималось, прижимаясь к ее животу. Сторм закрыла глаза, прислонясь к нему, и один бесконечный момент он держал ее, касаясь щекой ее щеки.
— Нам лучше выйти к твоим родителями, — наконец сказал Бретт, откашливаясь и отступая на шаг.
— Родители, — пробормотала Сторм. Она взглянула на Бретта, и ей передался жар его желания, как будто он все еще прижимался к ней, В его глазах было смелое обещание, но было что-то еще — нежное, теплое и незнакомое. Ей захотелось снова броситься в его объятия.
— И я думаю, тебе следует как полагается представить меня своим родителям и братьям. — Он легонько поцеловал ее в губы: — Что ты им сказала?
Сторм прикусила губу:
— Что была другая женщина. И про Диего.
Бретт напрягся:
— Почему? Зачем тебе понадобилось выносить на свет наши личные дела?
— Я люблю своих родителей. Они хотели знать, что могло побудить меня сбежать от человека, которого я любила настолько, что вышла за него замуж. — В ее словах не было сарказма, но они напомнили ему о письме, которое она им поедала, о письме, полном лжи.
— Не будем ссориться. — Он осторожно потрогал челюсть. — Как думаешь, он не накинется на меня снова?
— Нет. Мать не позволит.
Они вышли из гостиной. В прихожей, конечно же, никого не было.
— Мы ужинали, — сказала Сторм. — Они, наверное, в зале. К своему разочарованию, Бретт убедился, что они действительно там, все четверо. И поджидают его. Мать Сторм, необыкновенно красивая женщина, сидела за вышивкой. Дерек прислонился к каминной полке; вся его мощная фигура выдавала напряжение. Высокий темноволосый юноша, Ник, смотрел в окно, Рейз расхаживал по комнате. При их появлении все повернулись и уставились на них.
— Это Бретт, — произнесла Сторм. — Мой муж.
Бретт с видом собственника обнял Сторм одной рукой, глядя Дереку в глаза. Тот все еще смотрел враждебно, едва сдерживая себя.
— Бретт, вы голодны?
Он перевел глаза на поднявшуюся Миранду и улыбнулся, бессознательно пуская в ход свое обаяние.
— Нет, спасибо, мадам. Единственное, что мне требуется, — это моя жена.
— Я бы хотел поговорить с мистером д'Арчендом наедине, — ледяным тоном произнес Дерек.
— Папа, все в порядке, — проговорила Сторм. — И я возвращаюсь с Бреттом в Сан-Франциско.
Дерек перевел на нее горящие золотистые глаза:
— Вот как?
— Да, вот так, — сдержанно сказал Бретт прежде, чем Сторм успела открыть рот. — Сторм, chere, мне бы хотелось поговорить наедине с твоим отцом. — Он улыбнулся ей: — Не беспокойся. — Он приподнял ей подбородок и поцеловал ее коротким, но крепким поцелуем.
Миранда выпроводила своих отпрысков и закрыла дверь. Под взглядом Бретта его собеседник отвернулся, как будто не зная, что сказать. Бретт подождал, потом негромко произнес:
— Я понимаю ваши чувства. Но вам придется отпустить ее. Она уже не маленькая девочка. Дерек развернулся к нему:
— Отдать ее такому, как вы? Вы причинили ей боль!
— Не намеренно. Я никогда бы сознательно не обидел ее. Дерек как будто обдумывал его слова и таившиеся за ними чувства.
Сторм осадила взмыленного Демона. Ей это удалось, наконец-то она здесь, наконец-то дома! Со склона, на котором она остановила Демона, внизу были видны раскинувшиеся в коричневатой от жгучих лучей летнего солнца долине многочисленные бревенчатые сараи и строения ранчо. Дубы и заросли можжевельника шелестели под сухим дуновением ветерка, в загонах бродили лошади и призовые быки, дым лениво поднимался из труб двух домов, где жили работники, кухни и дома хозяина. А дальше, усыпая панораму разбросанными по долине и холмам черными, коричневыми и бежевыми пятнышками, паслись лонгхорны.
Сторм пустила Демона в галоп. С тех пор как она убежала, прошло около трех недель, но эти недели казались бесконечными и были полны беспокойства. Она была совершенно уверена, что Бретт ее догонит А он, возможно, даже и не пытался. Она постаралась не обращать внимание, на вызванный этой мыслью прилив отчаяния, потому что никогда не сможет простить Бретту того, что он спал с Софией. Ну что же, теперь это не имело никакого значения — теперь она в безопасности. Самым жутким моментом во всем этом было убийство Диего, а после этого все шло как по маслу, даже индейцы ей не попадались, — это было просто чудом.
Она уже изрядно измучила Демона, но все же не до предела, особенно когда он был привязан к неспешно продвигавшемуся дилижансу. Близился вечер, и Сторм с нарастающим возбуждением предвкушала, как вскоре все будут дома. Она пришпорила Демона и с дико бьющимся сердцем понеслась вниз по склону холма мимо сараев и загонов. Она спрыгнула с лошади, не дожидаясь полной остановки, и, буквально пожирая пространство своими длинными ногами, влетела в дом с криком:
— Мама! Папа! Мама!
Она направилась к лестнице, не уверенная, переодеваются ли они в спальне или уже спустились к обеду в гостиную. На середине лестницы она услышала, как отец зовет ее снизу.
Остановившись, она обернулась, и из глаз ее хлынули слезы. Сначала он выглядел ошарашенным, потом его лицо просияло от радости, и она бросилась в его объятия и прижалась к нему, расплакавшись, как маленький ребенок.
— Сторм, что с тобой? Что случилось? Радость моя, в чем дело?
Она подняла голову и встретила обеспокоенный взгляд его золотистых глаз, а потом увидела мать, вырвалась и бросилась к Миранде, наклонив голову, чтобы уткнуться лицом в ее шею. Она истерически разрыдалась, и мать успокаивающе обнимала ее, поглаживая ее волосы.
— Сторм плачет, — в совершеннейшем изумлении проговорил Рейз, вместе с братом только что вошедший в прихожую.
— Помолчи, — раздраженно сказал Ник, придерживая его за руку.
— Откуда она взялась? — спросил Рейз.
— Милая, теперь все в порядке, — по-матерински утешала ее Миранда, успокоительно покачивая дочь, бывшую на голову выше ее. — Идем наверх, и ты мне все расскажешь.
Сторм сообразила, что ведет себя и выглядит не лучшим образом, отпустила мать и вытерла глаза. Оглянувшись и заметив, что ее отец и братья в совершенном замешательстве, она поняла, как сильно они испугались за нее.
— Со мной все в порядке… — начала она, шмыгая носом
— Где твой муж? — сдержанно спросил Дерек. Его твердый властный тон требовал немедленного ответа, и слова вырвались у нее сами собой:
— Я убежала, папа. Бретт — развратный ублюдок, и я его ненавижу. И еще… о Боже, я убила человека!
Это заявление было встречено абсолютным молчанием, и Сторм захотелось взять свои слова обратно не потому, что она собиралась что-то скрывать, а потому, что собиралась разумно все объяснить. У отца был такой мрачный вид, будто он готов кого-то убить, и точно так же выглядели ее братья. Она бросилась к отцу.
— Это была самозащита, — несвязно лепетала она. — Он хотел меня изнасиловать. Но он кузен Бретта! Я думала, он хочет помочь мне убежать от Бретта. Папа, ты должен помочь мне получить развод!
Дерек заморгал, отчаявшись что-либо понять, потом взял ее за руку и подвел к матери. Он выдавил из себя улыбку, хотя в золотистых глазах ее не было.
— Вы с матерью идите наверх, детка. Поговорим, когда ты искупаешься и поешь. — Он глянул на сыновей: — А вам что, нечем заняться?
Стоявший стиснув зубы и не сводя с сестры озабоченного взгляда, Ник первым повернулся идти. Рейз подбежал к Сторм и обхватил ее одной рукой.
— Что он сделал такого, что тебе пришлось убежать? — мрачно спросил он, сверкая синими глазами.
От его озабоченности на глаза Сторм снова навернулись слезы, и она не смогла выговорить ни слова.
— Рейз, — коротко окликнул его отец, и он вышел, напоследок окинув Сторм пристальным взглядом.
Миранда обняла Сторм, и они отправились наверх. У Сторм уже прошел подъем духа оттого, что она снова дома. Непонятно почему, но она не чувствовала себя счастливой, наоборот, ее сердце сжималось от уныния. Она не переставая думала о Бретте.
Наконец-то, подумал Бретт.
Кровь стучала у него в висках. Сколько времени он уже гоняется за ней? Шесть недель? Если он найдет ее здесь, а он был в этом уверен, с ней будут родители. Он убьет ее. И если Диего с ней, он убьет его тоже. Если Диего осмелился до нее дотронуться, он убьет их обоих. Боже, да он дождаться не мог, когда доберется до этой маленькой дикарки!
Дай Бог, чтобы она оказалась здесь и с ней не случилось ничего плохого.
Он осторожно пустил лошадь вниз по каменистому склону туда, где сгрудились строения ранчо. Уже было довольно поздно, и начинало темнеть. Он мог остановиться в городке, выкупаться и побриться, может быть, даже развлечься с какой-нибудь шлюхой. Вся беда в том, мрачно думал он, что Сторм околдовала его, это стало окончательно ясно в последние три недели: не выказывая ни малейшей заинтересованности, он отказал нескольким потаскушкам, предлагавшим ему свои услуги в разных городках, через которые он проезжал. Все его мысли были только о Сторм, и временами его охватывала паника. Она непременно должна быть здесь. С ней наверняка ничего не случилось.
Если не так, то он задушит ее.
Он знал, что она убыла на дилижансе всего за день до того, как он приехал в Сан-Диего. Когда он рассказал, как она выглядит, кассир на станции похотливо ухмыльнулся: «Да разве это можно было не заметить? Такие здоровенные, так и лезли из блузки…» Прежде чем он успел поднять руки, чтобы показать размер, Бретт схватил его за горло и несколько раз ударил об стену и только потом понял, что срывает накопившуюся злость на случайно подвернувшемся ни в чем не повинном человеке. Он отпустил его, потребовал билет и поинтересовался, была Сторм одна или нет. Насколько кассиру было известно, она действительно ехала одна.
Дальше пошли сплошные неприятности. Дилижанс ходил всего несколько недель, а уже на три дня опаздывал с возвращением в Сан-Диего. Потом сразу за фортом Юма на них напали индейцы из племени пауни. На станции Мари-поза-Спринг у них отвалилось колесо. На другой стороне Апачского Перевала на них напали апачи, а в Эль-Пасо-кучера застрелили в возникшей сваре. Итого тринадцать дней задержки. Бретт не видел Сторм почти шесть недель, шесть долгих, мучительных, целомудренных недель, и он чувствовал себя как человек, умирающий от голода.
Его сердце колотилось так сильно, что он почти не мог этого вынести. Как он сумеет убедить ее, если ему хотелось только одного — обнять ее и удостовериться, что она настоящая, а не что-то привидевшееся ему в увлекательном сне? Никогда больше он не спустит с нее глаз. Ему не хватало ощущения этого прижавшегося к нему пышного, теплого, полного жизни тела. Ему так хотелось ее погладить, обнять, прижаться к ней, рассказать, как плохо ему было без нее, сказать, что он любит ее.
В тот самый день, когда она его оставила, Бретт окончательно понял, что любит ее. И от осознания этого у него захолонуло сердце. От осознания, пришедшего днем позже, чем следовало. Он не хотел ее любить, не хотел в ней вот так отчаянно нуждаться, чтобы одна мысль о возможности ее потерять превращала его в перепуганного мальчишку. Ему вовсе не хотелось желать любви Сторм.
Он все вспоминал, как она обнимала и утешала его, когда думала, что он переживает смерть своих сводных брата и сестры. И еще он вспоминал голодного мальчика, отчаянно ожидавшего от матери хоть какого-нибудь знака проявления любви, но так и не дождавшегося этого. И ужасную боль, если только ему не удавалось вовремя взять себя в руки. То же самое повторилось и с отцом… Нет, он не хотел желать любви Сторм, но теперь уже поздно, так что помоги ему Господь…
Он поднял руку, чтобы постучать в дверь, но замер, услышав голоса, доносившиеся из открытого окна. Низкие мужские голоса и один женский, но это не Сторм, Он вслушался, стараясь уловить произносимое мужчиной, и тут до его ушей донесся добродушный мужской смех, перемежаемый звонкими трелями голоса Сторм. Его сердце так отчаянно забилось, что кровь зашумела в ушах. Он стукнул в дверь кулаком — раз, другой, третий.
Убить ее? Ха! Да он не мог дождаться, когда сможет ее обнять!
Дверь отворилась, и Бретт заморгал. Открывший ему мальчик был ростом со Сторм, хотя на несколько лет моложе се, и точная копия Дерека Брэга, но без взрослой огрубелости. Красивый мальчик, с кожей и волосами того же цвета, что у Сторм. Он улыбнулся, и сердце Бретта оборвалось — это была ее улыбка.
— Здрасьте, — ухмыльнулся Рейз. — Чем могу быть полезен?
Бретт заглянул ему за спину, но увидел только узкую прихожую с полом из сосновых досок и широкую дубовую лестницу с затейливой резьбой. Он перевел взгляд на очень синие глаза мальчика:
— Я приехал за своей женой. За Сторм.
Рейз замер. Все его дружелюбие исчезло. Бретт это заметил и тоже весь напрягся. Чего еще он мог ожидать? Или он не знал, что она наверняка очернит его перед родными?
— Где она? — услышал он свой сдержанный голос.
— Вам лучше сразу уехать, — угрожающе произнес Рейз, загораживая вход. — Или я с превеликим удовольствием изрежу вас на кусочки.
— Не надо лишних сложностей, мальчик, — мрачно сказал Бретт. Было ясно, что у мальчишки руки чешутся подраться. Этого ему только не хватало — поколотить ее брата и еще ниже упасть в глазах Сторм. Бретт протиснулся мимо него в прихожую.
— Эй, Рейз, кто там? — окликнул мужской голос. Бретт встретился взглядом с высоким темноволосым юношей, вышедшим из холла в прихожую. Рейз сказал:
— Это он самый, муж Сторм. Ты с ним разберешься или лучше я?
Дерьмо, подумал Бретт.
Ник двинулся к нему мягким шагом хищника. У Бретта мелькнула мысль, что у этого высокого юноши должна быть половина индейской крови, но дальше ему некогда было об этом думать, потому что внезапно у того в руке оказался нож, который он приставил к горлу Бретта. Взгляд его темных глаз был ледяным. Ситуация казалась настолько нелепой, что Бретт чуть не расхохотался. Однако, черт побери, ему в жизни не приходилось видеть, чтобы нож вытаскивали так быстро. Теперь-то он знает, кто научил ее управляться с ножом.
— Я сам окажу ему эту честь, — вполголоса проговорил Ник, обдавая теплым дыханием щеку Бретта.
— Убери нож, — приказал Дерек. Никто не слышал, как он вошел, но все три пары глаз обратились на высокого злотоволосого мужчину, стоявшего у подножия лестницы. Ему не пришлось повторять приказание. Через секунду — хотя и очень долгую секунду — нож исчез. Бретт обошел мальчиков, не сводя глаз с Дерека.
Он увидел нацеленный в него кулак, но слишком поздно. Бретт был немного выше Дерека, но у того было сложение дровосека — из него просто выпирали мышцы. В последнее мгновение Бретт успел отвернуться, и скользнувший по челюсти кулак не сломал ее, хотя, возможно, и вывихнул. Бретт отлетел к стене.
— Это за мою маленькую девочку, сукин ты сын, — сквозь зубы сказал Дерек, снова приближаясь к нему.
У Бретта перед глазами шли круги. Волна боли сотрясла его, но он уже инстинктивно выпрямлялся — не без помощи вздергивающего его кверху Дерека. Он понял, что Дерек хочет избить его до полусмерти, а может, и до смерти. Что рассказала ему Сторм? — подумал он, потом от следующего мощного удара в живот согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Дерись, — напряженно произнес Дерек, выжидая. Бретт выпрямился. В его глазах горела ярость, и он еле удержался от ответного удара.
— Нет! Я не могу драться с вами, черт побери!
— Трус, — вызывающе изрек Дерек. Бретт сжал кулаки.
— Трус, — негромко повторил Дерек. Он размахнулся, но Бретт уже откачнулся вбок, одной рукой блокируя удар, и изо всех сил снизу ударил противника в челюсть. Что-то треснуло, но голова Дерека лишь слегка дернулась назад. Их взгляды встретились, и Дерек мрачно улыбнулся.
— Неплохо, — пробормотал он, припечатывая кулаком щеку Бретта совсем рядом с глазом.
Бретт обхватил его и прижал к лестнице. Они сцепились, лишенные возможности обмениваться ударами.
— Нет! — завопила Сторм. — Нет! Папа! Перестань! Ты убьешь его!
При звуке ее голоса у Бретта дрогнуло сердце, но, когда он понял, что она просит пощадить его, он рассвирепел. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Дерек поднял колено и ударил его в живот. Бретт крякнул, но не ослабил хватки, и они скатились по ступенькам и грохнулись на пол.
— Дерек Брэг, сейчас же прекрати! — Голос Миранды перекрыл все остальные звуки.
Как будто по мановению волшебной палочки, лежавший теперь на Бретте мужчина расслабился и через мгновение уже стоял на ногах, помогая Бретту подняться Тяжело дыша, Дерек посмотрел на жену:
— Миранда…
— Ты что, с ума сошел? — гневно спросила она.
Бретт едва разглядел эту крошечную черноволосую, очень рассерженную женщину. Он видел только Сторм, свою великолепную Сторм. Она стояла совершенно неподвижно, широко раскрыв огромные синие глаза. Ее чуть приоткрытые губы дрожали. Бретт шагнул к ней, забыв обо всем и обо всех на свете. Она не двинулась с места. Их взгляды встретились.
— Сторм, — хрипло прошептал он. Она приоткрыла рот, словно пытаясь что-то сказать, но не издала ни звука, только глотнула, словно у нее застрял комок в горле. Он обхватил ее плечи ладонями и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Мгновение она не двигалась, почти касаясь лицом его груди. Он сжал ее крепче, изо всех сил прижимая к себе, и она расслабилась. Из ее груди вырвался глубокий горловой стон.
— Мне следовало бы убить тебя, — хрипло сказал он. — Боже, ведь тебя могли убить, Сторм, черт побери. Почему ты не хотела в меня поверить?
Она вся содрогнулась. Он почувствовал сквозь рубашку влагу, и понял, что она плачет.
— Я не думала, что ты приедешь, — прошептала она. — Я думала, ты отказался от меня.
— Никогда, — с жаром ответил он, прижимая ее плотнее к себе, поглаживая по волосам, касаясь губами ее виска. — Никогда! Боже… Я… — Внезапно он оторвал ее от себя, и в его глазах засверкали молнии: — Где Диего? Он здесь? Если он здесь, я убью его. — Увидев, как широко раскрылись ее глаза, он схватил ее за подбородок: — Он тебя трогал? Отвечай, черт побери!
Она вырвалась.
— Так тебе и надо! — внезапно взъярилась она. — Как ты смеешь! Как ты смеешь… — Она не могла говорить от бешенства.
— Только скажи мне, — хрипло потребовал он. — Где этот сукин сын?
— Мертв, — выплюнула она.
Он уставился на нее и, чувствуя наступившее заинтересованно-напряженное молчание, окинул взглядом лица окружающих, старающихся не упустить ни единого движения и звука, потом схватил ее за руку и, хотя она пробовала упираться, открыл первую попавшуюся дверь, затащил ее в комнату и захлопнул дверь за собой. Через дверь он слышал, как маленькая женщина предупреждающе сказала:
— Дерек!
Это оказалась гостиная. В камине горел огонь. Сторм отодвинулась от него и стояла, уставившись в огонь; она вся дрожала. Бретт не сводил глаз с ее спины.
— Рассказывай!
Она резко повернулась к нему:
— Он хотел меня изнасиловать. Я застрелила его.
— Боже, — выдохнул он; вея кровь отхлынула от его лица. Он быстро шагнул к ней. Она было попятилась, но остановилась из-за жара пылавшего за ее спиной камина. Бретт стоял в шаге от Сторм, вглядываясь в ее лицо. Как снова завоевать ее? Как?
— Сторм, — проговорил он, безуспешно пытаясь справиться со своим голосом, — никогда, никогда больше этого не делай. Тебя могли убить, изнасиловать. Проклятие! Неужели ты ничего не соображаешь? Неужели…
— Почему ты решил приехать?
Ее сердце болезненно сжималось. Ей хотелось броситься в его объятия — простить, сделать своим навсегда. Она — могла это сделать, точно знала, что могла. Раз он приехал за ней, значит, она ему не совсем безразлична, и это хорошее начало. Она добьется, чтобы он полюбил ее.
Он помолчал, потом произнес со смесью сожаления и насмешки:
— А ты разве не знаешь?
— Тебе надоела София, — вспыхнула Сторм. — Две недели в ее постели… — Голос ее прервался. В ее собственной постели он провел меньше двух недель! От этой мысли ей стало так обидно, что она отвернулась, ничего не видя перед собой.
— Дурочка, — рассмеялся он, и не успела она опомниться, как он обнял ее сзади и прижался щекой к ее виску, — Слушай внимательно, Сторм. София — это сука в течке. Она с детства развлекалась с мужчинами, копия своей матери, лишившей меня целомудрия, когда мне еще не было шестнадцати. В ту ночь София подсыпала лауданума мне в бренди. Я проснулся в ее постели, но попал туда не по своей воле. Я терпеть не могу Софию. Ни одна женщина меня не влечет, кроме тебя, клянусь. — Он произнес это твердо, почти командным тоном.
Ее била дрожь.
— Я… я не могу поверить, что она способна на такое.
— Значит, ты готова поверить, что я предпочел Софию тебе? Боже милостивый! Да ведь наши отношения — исключительные, такая редкость! Сторм, я… — Он смолк, проклиная себя.
Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях.
— Долго же ты собирался за мной поехать.
Он чуть не рассмеялся, но то, что происходило сейчас между ними, было слишком серьезно, чтобы над этим шутить. Вся его жизнь висела на волоске.
— Chere, я добрался до Сан-Диего на следующий день после того, как ушел твой дилижанс. Ты даже представить себе не можешь, какой была моя поездка.
Она извернулась в его руках, заглядывая ему в глаза:
— Так ты сразу поехал за мной?
— В тот же вечер, как ты уехала, еще до темноты. — Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. — Сначала я не мог поверить в твой побег и только надеялся, что ты ничего не узнаешь, но София со смехом рассказала, как ты на нас наткнулась.
Она заметила мелькнувшую в его глазах ненависть.
— Она действительно подсыпала тебе снотворное?
— Да.
Она поверила, и не только потому, что по его глазам поняла, что это правда, но и потому, что знала Бретта. Если бы он хотел иметь Софию любовницей, то счел бы, что имеет на это право.
— Когда ты проснулся в ее постели, ты… что было дальше?
Он поморщился, но не отвел глаз:
— Я совсем ничего не соображал от снотворного и решил, что это наша постель: у меня не было причин думать иначе. Но потом я понял, что к чему.
Сторм сглотнула. Он нежно обхватил ладонями ее лицо:
— Я говорю тебе это, чтобы мы все выяснили и покончили с недоразумением. Я не стал бы рассказывать, будь я… будь ты мне безразлична.
Она смотрела на него, почти ничего не видя от застилавших глаза слез. Она ему верила, но все равно ей было больно. И все еще было больно от мысли о нем и Одри.
— Я оказался жертвой, — сказал он, готовый полностью подчиниться ее решению. Его глаза молили о понимании и доверии.
— Я тебе верю, — сказала она, встречаясь с ним взглядом. Потом быстро опустила глаза, раздумывая над его словами: «Я не стал бы рассказывать, будь ты мне безразлична». Что это значит? Ей вовсе не хотелось, чтобы он не был к ней безразличен, — ей надо, чтобы он любил ее. Она переживала разочарование молча — какой же она была дурочкой, мечтая о большем!
— Сторм, давай вернемся в Сан-Франциско. Начнем все сначала. Пожалуйста, — бессвязно заговорил он умоляющим тоном.
Она была потрясена. Он просил — не требовал, не принуждал ее, и это было не менее выразительно, чем если бы он пал перед ней на колени.
Он снова поймал ее ошеломленный взгляд:
— Ты согласна вернуться со мной?
Это все решило. Если бы он угрожал ей, предъявлял свои права на нее, как на свою собственность, она бы отказалась, как ни трудно ей было это сделать. Ведь даже если он не любит ее — она все еще его любит и хочет быть его женой.
— Да, Бретт, — как будто давая клятву, ответила она.
В следующее мгновение его руки обвились вокруг нее, а губы настойчиво прижались к ее щеке. Еще кое-что настойчивое требовательно поднималось, прижимаясь к ее животу. Сторм закрыла глаза, прислонясь к нему, и один бесконечный момент он держал ее, касаясь щекой ее щеки.
— Нам лучше выйти к твоим родителями, — наконец сказал Бретт, откашливаясь и отступая на шаг.
— Родители, — пробормотала Сторм. Она взглянула на Бретта, и ей передался жар его желания, как будто он все еще прижимался к ней, В его глазах было смелое обещание, но было что-то еще — нежное, теплое и незнакомое. Ей захотелось снова броситься в его объятия.
— И я думаю, тебе следует как полагается представить меня своим родителям и братьям. — Он легонько поцеловал ее в губы: — Что ты им сказала?
Сторм прикусила губу:
— Что была другая женщина. И про Диего.
Бретт напрягся:
— Почему? Зачем тебе понадобилось выносить на свет наши личные дела?
— Я люблю своих родителей. Они хотели знать, что могло побудить меня сбежать от человека, которого я любила настолько, что вышла за него замуж. — В ее словах не было сарказма, но они напомнили ему о письме, которое она им поедала, о письме, полном лжи.
— Не будем ссориться. — Он осторожно потрогал челюсть. — Как думаешь, он не накинется на меня снова?
— Нет. Мать не позволит.
Они вышли из гостиной. В прихожей, конечно же, никого не было.
— Мы ужинали, — сказала Сторм. — Они, наверное, в зале. К своему разочарованию, Бретт убедился, что они действительно там, все четверо. И поджидают его. Мать Сторм, необыкновенно красивая женщина, сидела за вышивкой. Дерек прислонился к каминной полке; вся его мощная фигура выдавала напряжение. Высокий темноволосый юноша, Ник, смотрел в окно, Рейз расхаживал по комнате. При их появлении все повернулись и уставились на них.
— Это Бретт, — произнесла Сторм. — Мой муж.
Бретт с видом собственника обнял Сторм одной рукой, глядя Дереку в глаза. Тот все еще смотрел враждебно, едва сдерживая себя.
— Бретт, вы голодны?
Он перевел глаза на поднявшуюся Миранду и улыбнулся, бессознательно пуская в ход свое обаяние.
— Нет, спасибо, мадам. Единственное, что мне требуется, — это моя жена.
— Я бы хотел поговорить с мистером д'Арчендом наедине, — ледяным тоном произнес Дерек.
— Папа, все в порядке, — проговорила Сторм. — И я возвращаюсь с Бреттом в Сан-Франциско.
Дерек перевел на нее горящие золотистые глаза:
— Вот как?
— Да, вот так, — сдержанно сказал Бретт прежде, чем Сторм успела открыть рот. — Сторм, chere, мне бы хотелось поговорить наедине с твоим отцом. — Он улыбнулся ей: — Не беспокойся. — Он приподнял ей подбородок и поцеловал ее коротким, но крепким поцелуем.
Миранда выпроводила своих отпрысков и закрыла дверь. Под взглядом Бретта его собеседник отвернулся, как будто не зная, что сказать. Бретт подождал, потом негромко произнес:
— Я понимаю ваши чувства. Но вам придется отпустить ее. Она уже не маленькая девочка. Дерек развернулся к нему:
— Отдать ее такому, как вы? Вы причинили ей боль!
— Не намеренно. Я никогда бы сознательно не обидел ее. Дерек как будто обдумывал его слова и таившиеся за ними чувства.