Катя, закусив нижнюю губу, кивнула.
   Мари-Элен бросила торжествующий взгляд на Кэролайн.
   — Не вам решать, что полезно моей дочери. Понятно?
   — Извините, если я превысила свои полномочия, но моя работа состоит в том, чтобы руководить умственным и эмоциональным развитием девочки, и я…
   — Руководить развитием моей дочери? — саркастически воскликнула Мари-Элен. — Ишь чего захотели! Вы мне не нужны, и я позабочусь о том, чтобы вас здесь не было, мисс Браун!
   Кэролайн некоторое время молчала. Сердце гулко колотилось в ее груди. Даже Тэйчили побледнела. В словах Мари-Элен прозвучала неприкрытая угроза.
   — Княгиня, я здесь только потому, что ваш супруг просил меня стать компаньонкой вашей дочери, и я хочу помочь Кате, — сказала она наконец.
   Все оказалось гораздо хуже, чем предполагала Кэролайн. Она не останется здесь, если Мари-Элен будет и впредь вести себя таким образом. Если будет так груба с ней.
   Княгиня холодно улыбнулась и взяла дочь за руку.
   — Мне доподлинно известно, зачем вы появились здесь, мисс Браун, и это не имеет никакого отношения к моей дочери.
   Кэролайн вздрогнула так, будто ее ударили.
   — Идем, детка. Мы с тобой на днях хорошо провели время, и я решила снова взять тебя с собой. Занятия подождут.
   Кэролайн видела, что девочка смущена: ей хотелось и пойти с мамой, а вместе с тем остаться.
   — Княгиня, — сказала она, — Катя только что начала готовить задание. Может, возьмете ее с собой в другой раз?
   — Мне не нужны ваши советы. — Мари-Элен потащила за собой Катю. — Тэйчили, княжна вернется к чаю.
   Мать и дочь вышли из комнаты, но, уходя, Катя бросила на Кэролайн умоляющий взгляд. Может, это была молчаливая просьба о помощи?
   Шокированная всем происшедшим, Кэролайн дрожала.
   — Вы во всем виноваты! — прошипела Тэйчили. — Надеюсь, теперь рады, что привели все в такой хаос! — Она мрачно удалилась.
   Кэролайн осталась одна в классной комнате. Ей было больно, но не за себя, а за ребенка.
   Стоя перед зеркалом, висевшим над столиком в библиотеке, Николас, одетый во фрак, светлые атласные брюки и тончайшую белую сорочку, завязывал галстук. Он встретился глазами с Кэролайн в зеркале.
   — Вы хотели видеть меня?
   Девушка нерешительно замялась на пороге комнаты, явно удивленная тем, что князь заканчивает туалет в библиотеке, а не в своей комнате наверху. Но там находилась его жена и, сгорая от ярости, мерила шагами свою спальню. Николаса совершенно не интересовало, что злит Мари-Элен. Догадываясь об этом, он решил закончить приготовления к выходу в библиотеке. Князь заметил, как покраснела Кэролайн, и, обернувшись, не впервые подумал, не совершил ли ошибку, взяв ее в дом.
   — Да, — глухо отозвалась Кэролайн.
   — Прошу вас, входите. И, если можно, закройте дверь. — Выполнив его просьбу, она подошла ближе. — Вы чем-то обеспокоены, мисс Браун? — Он знал ответ на этот вопрос. Проведя день в этом доме, нельзя не встревожиться.
   — Очень обеспокоена.
   — Что случилось?
   — Я столкнулась с необоснованной враждебностью Тэйчили… и вашей жены.
   Князь кивнул. Это не удивило его. Он предвидел такое развитие событий. Северьянов, предложив девушке сесть, расположился рядом.
   — С Тэйчили я улажу все немедленно, с женой тоже разберусь.
   — Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня у вас возник конфликт.
   — Я обсуждаю с вами не проблемы моего брака.
   — Понимаю. Извините меня… Мне очень нравится ваша дочь, но в сложившихся обстоятельствах мне едва ли удастся принести ей пользу.
   Князь встал. В сложившихся обстоятельствах ему хотелось одного — подняться наверх и провести ночь в комнате Кэролайн. Он запрещал себе думать об этом, но эта мысль преследовала его. Однако девушка живет в его доме. И все будет не так просто, как предполагалось. Размышления о ней целый день не покидали князя. Он надеялся увидеть Кэролайн, перекинуться с ней словечком, обменяться улыбкой. Да это какое-то безумие!
   — Вы не можете сбежать, столкнувшись с первой трудностью. Не разочаровывайте меня, Кэролайн. Я считал вас сильной и храброй.
   — Мне действительно хотелось сбежать, но я подавила это желание. Поняла, что обязана остаться ради Кати… по крайней мере до ее отъезда в Россию.
   Князь вздохнул с явным облегчением. — Врачи сказали мне, что моя жена может отправляться в путь дней через семь. Я уже приказал готовиться к ее возвращению в Тверь.
   Он запрещал себе думать об этом, но понимал, что все изменится, когда Мари-Элен уедет, а Кэролайн останется здесь, в его доме. Князь знал нескольких мужчин своего круга, имевших связи с гувернантками своих детей. С его точки зрения, в этом не было ничего дурного. Однако Северьянов знал, что Кэролайн на это не пойдет.
   — Вы что-то мрачны сегодня, князь. Вас что-то беспокоит? — Должно быть, она догадалась о том, что именно его беспокоит, потому что снова покраснела. — Могу ли я Вам помочь?
   В его воображении сразу же возникла картина: она в его объятиях, в его постели. Князь разозлился на себя и отрезал:
   — Нет. — Пройдясь по комнате, он спросил:
   — А я могу вам чем-нибудь помочь в том, что касается моей дочери?
   — По-моему, следует в корне изменить ее режим дня и программу обучения.
   — Вот как? — улыбнулся князь.
   — Да, Кате нужно многое изучить. Конечно, русская история и изящные искусства очень важны, однако что вы думаете, например, об антропологии?
   — Антропология. Наука о человеке?
   — Именно так, — с жаром подтвердила Кэролайн. — Мы могли бы начать с изучения Древнего Египта… тем более что война сделала эту страну такой популярной.
   — Понимаю. У вас, наверное, есть и другие идеи по поводу обучения моей дочери?
   — Скажите сначала, как вы отнесетесь к тому, чтобы добавить антропологию к учебной программе?
   Князь рассмеялся.
   — Я всячески приветствую это.
   — Правда? — обрадовалась Кэролайн.
   — Да. — У него отлегло от сердца. Он понял, как испугался, что она откажется от работы. Несмотря на все связанные с ней осложнения, князь хотел, чтобы девушка осталась в его доме. — Предоставляю вам неограниченные полномочия во всем, что касается воспитания и обучения моей дочери. Разве я не сказал вам об этом, когда предлагал работу? Раффальди и Тэйчили будут подчиняться вам. Руководите всем, в том числе и образованием Кати.
   — Вы не шутите?
   — Я полагал, что вы сейчас скажете: «Вы не спятили?»
   — Это мой следующий вопрос.
   — Нет, не шучу. И если Тэйчили это не понравится, пусть уходит. Я легко найду ей замену — таких, как она, много и здесь, и в моей стране.
   — Согласна.
   — Раффальди возражать не станет. Он разумный человек. Итак, теперь вы знаете круг своих полномочии. Составьте новый режим дня и разработайте новую учебную программу. Когда закончите, покажите мне. Возможно, я кое-что изменю, но скорее приму ваш вариант. — Увидев, как вспыхнули глаза Кэролайн, князь улыбнулся. — Вам, наверное, не раз говорили, что у вас необыкновенно красивые глаза.
   — Нет, мне никогда еще не приходилось слышать этого.
   — В таком случае окружающие вас мужчины — болваны, — сказал князь и тут же разозлился на себя. Он понимал, что нарушает границу, им же самим и обозначенную. Князь поклялся себе не проявлять интереса к Кэролайн. В Лондоне полным-полно женщин, которые с радостью скрасят его жизнь. Но только не компаньонка дочери… особенно при сложившихся обстоятельствах.
   Николас подошел к письменному столу и начал перелистывать бумаги.
   — Что-нибудь еще? — не оборачиваясь, спросил он. Не дождавшись ответа, князь оглянулся и увидел, что девушка ушла. Раздосадованный, он выругался.
   Удовлетворенная результатами разговора с Северьяновым, Кэролайн решила посвятить вечер составлению новой учебной программы для Кати и нового режима дня. В ее комнате не было письменного стола, и она решила поработать в классной, однако, заглянув туда, увидела Тэйчили, которая, судя по всему, писала письма. Гувернантка бросила на девушку неприязненный взгляд, и Кэролайн поняла, что не сможет при ней изменять программу для Кати. Она даже не знала, известно ли Тэйчили о том, что ее абсолютной власти пришел конец, однако хотела избежать неприятного общения с гувернанткой.
   — Я думала найти какую-нибудь книгу, но повернула в коридоре не в ту сторону, — солгала Кэролайн. — Доброй ночи.
   Тэйчили что-то пробурчала в ответ.
   Кэролайн, удалившись, подумала: «Почему бы не поработать в библиотеке?» Ни Северьянова, ни его жены нет дома, а девушка знала, что они возвращаются очень поздно. Наверняка никто не станет возражать, если она поработает в библиотеке. Во всяком случае, хозяин.
   Внизу было темно и тихо. Не встретив ни души, Кэролайн проскользнула в библиотеку и, подойдя к письменному столу Северьянова, зажгла настольную лампу. Она села в кресло, раскрыла свою записную книжку и, забыв обо всем на свете, даже о Северьянове, начала обдумывать новую учебную программу. Кэролайн решила сократить количество часов, отведенных для танцев, составления букетов и рисования, выкроив за их счет время на изучение более важных вещей. И конечно, хотела добавить новые интересные предметы. Кэролайн осознавала, что ей представилась уникальная возможность сформировать мышление умненькой девочки вопреки канонам традиционного образования, направленного на то, чтобы подчинить женщину воле преисполненных самомнения мужчин.
   Она не заметила, как пролетело время, но вдруг услышала в холле голоса — мужской и женский. Голоса, несомненно, принадлежали Мари-Элен и Северьянову. Кэролайн и не предполагала, что они были где-то вместе. У нее замерло сердце. Но что в этом удивительного? Они хоть и чужие, но остаются мужем и женой.
   Голоса приближались к библиотеке. Северьянов раздраженно сказал:
   — Значит, вот почему ты предпочла уехать с праздника вместе со мной?
   — Разве мне нельзя вернуться вместе с мужем?
   Кэролайн вскочила с кресла и погасила лампу, когда до нее донеслись слова князя:
   — Ты уже много лет не возвращалась вместе с мужем, дорогая моя. И, признаться, у меня нет желания обсуждать сейчас что-либо с тобой. — Он вошел в библиотеку, но Кэролайн успела спрятаться под столом и теперь сидела, съежившись и едва дыша от страха.
   — Зато у меня есть желание поговорить. — Мари-Элен вошла вслед за ним.
   Северьянов зажег настольную лампу. Его лакированные штиблеты с пряжками прошли совсем рядом с Кэролайн. Она увидела также подол красного бального платья Мари-Элен, отороченный черным кружевом. Уж лучше бы ей сразу объявить о своем присутствии, тогда не пришлось бы прятаться и подслушивать чужой разговор! А теперь если ее обнаружат, то обвинят именно в этом. И тут Кэролайн вспомнила, что оставила на столе свою записную книжку!
   — Я хочу поговорить об этой простолюдинке — о дочери книготорговца, — капризно продолжала Мари-Элен.
   Кэролайн насторожилась. Ей не следовало бы обижаться на слова Мари-Элен, но она обиделась.
   — Я не хочу обсуждать мисс Браун.
   — Ты уже затащил ее к себе в постель, Ники?
   Последовало продолжительное молчание. Потрясенная, Кэролайн затаила дыхание.
   — Мари-Элен, мои личные дела касаются только меня, — сказал наконец Северьянов.
   Кэролайн не верила своим ушам. Почему он ничего не отрицает?
   — И что ты в ней нашел? — воскликнула Мари-Элен.
   — Нашел прекрасную компаньонку для Кати. А теперь тебе лучше уйти. Или это сделать мне?
   Ее платье прошуршало совсем близко, и Кэролайн увидела, как его подол скользнул по блестящим лакированным штиблетам.
   — Мне не нравится ни она, ни ее идеи. Как тебе не стыдно приводить в дом свою очередную любовницу?
   — Я не желаю опровергать твои обвинения. Мисс Браун останется здесь. Она — то, что нужно для Кати, и надеюсь, что материнский инстинкт, хоть и слаборазвитый, убедит тебя в этом.
   — Не тебе бросать в меня камни. — Мари-Элен сердито ходила по комнате, и подол ее платья взлетал на поворотах, открывая чудесные атласные туфельки, расшитые бусинками. — Я — мать Кати, и у меня, несомненно, есть кое-какие права!
   — Кажется, ты делаешь все возможное, дорогая моя, чтобы заставить меня лишить тебя этих прав.
   — Я — ее мать, Ники! И отказываюсь снова обсуждать эти ужасные сплетни обо мне и Саше!
   — Возможно, если бы ты прежде вела себя более достойно, я пропустил бы эти сплетни мимо ушей. Но сколько бы ты ни твердила, что не Саша — отец ребенка, которого ты потеряла, я тебе больше не поверю!
   Князь сказал это в гневе, но чувствовалось, что он был глубоко оскорблен предательством супруги.
   — Не смей попрекать меня прошлым! — заорала Мари-Элен. — Я уже говорила тебе, что сожалею о случившемся. Клянусь, я раскаиваюсь. Но ведь ты никогда не простишь меня? Последовала напряженная пауза, потом Северьянов сказал:
   — Как мне простить тебя, если ты отняла у меня то чем я больше всего дорожил?
   — Но ведь мы не знаем наверняка, что Катя — не твоя дочь, Ники, — нерешительно пробормотала Мари-Элен. Он невесело рассмеялся:
   — Вот уж это маловероятно!
   Кэролайн оцепенела от изумления. Не может быть! Она, наверное, ослышалась!
   Мари-Элен молчала. Молчал и Северьянов.
   А Кэролайн, скорчившись под столом, боялась, что они услышат удары ее сердца.
   — Будь ты проклят! — крикнула Мари-Элен и вышла из библиотеки, громко хлопнув дверью.
   Снова наступила напряженная тишина.
   Кэролайн взмокла от пота.
   И вдруг прозвучал невозмутимый голос Северьянова:
   — А теперь вылезайте-ка из-под стола, мисс Браун.

Глава 20

   Кэролайн еще надеялась, что ослышалась или, еще лучше, его слова — только плод ее воображения.
   — Мисс Браун?
   Сердце у нее упало, потом неистово забилось. Кэролайн выползла из-под стола, чувствуя себя совершенно раздаапенной. Его черные лакированные штиблеты оказались прямехонько под ее носом. Поднимаясь, она ударилась головой о стол и поморщилась. Залившись краской, Кэролайн проползла еще два шага, робко подняла голову и встретилась взглядом с Северьяновым.
   Наконец она поднялась, уверенная, что князь немедленно выгонит ее… И вдруг она поняла, что ей очень не хочется потерять свою новую работу. Более того, теперь невозможно покинуть этот дом по очень многим причинам.
   — Скажите, шпионить — это ваша привычка, мисс Браун? Ну и словечки он выбирает!
   — Нет. Мне очень жаль.
   — Значит, у вас есть привычка прятаться под столами? — холодно спросил он.
   Кэролайн вглядывалась в золотистые глаза князя, пытаясь угадать, сильно ли рассердила его.
   — Я и сама не знаю, почему спряталась, когда услышала в холле ваши голоса.
   — Обычно люди прячутся, когда их застают за каким-либо недостойным занятием.
   Кэролайн судорожно глотнула воздух.
   — Я работала над новой учебной программой для Кати. Сначала хотела заняться этим в классной комнате, но там писала письма Тэйчили, и я подумала, что не стоит переделывать режим дня при ней.
   Князь взял со стола ее записную книжку и заглянул в нее.
   — Вы, я вижу, отвели всего два часа в неделю на рисование и танцы. Во вторник и в четверг.
   Кэролайн, почувствовав под ногами твердую почву, вздохнула с облегчением.
   — Да. По-моему, при обучении девочек этим предметам уделяется слишком много внимания. Рисование — приятное занятие, а умение танцевать тоже важно для Кати, но ни то, ни другое не расширяет ее кругозор.
   Князь внимательно посмотрел на нее, потом снова заглянул в записную книжку.
   — Астрономия? Вы хотите, чтобы моя дочь изучала звезды? — Он вскинул бровь. — А это что? Таксономия? Драматургия?
   — Я хочу открыть ее разум для восприятия мира, князь. Антропология позволит ей познакомиться с человеком, таксономия — изучить различные классификации… А что касается астрономии, то галактику изучали еще древние греки и египтяне. Благодаря этим наукам Катя научится мыслить логически и анализировать различные составляющие элементы Вселенной, — с энтузиазмом пояснила Кэролайн. — Все это будет способствовать развитию объективного мышления, что составляет основу образования.
   — Не решаюсь даже спросить, из чего еще состоит образование. — Князь удивленно поднял брови.
   — Вас забавляет мой энтузиазм?
   — Ничуть!
   — Образование состоит также из развития субъективного мышления, умения творчески воспринимать новые, смелые идеи, — увлеченно продолжила Кэролайн.
   — Теперь я уверен: вы именно тот человек, который должен пересмотреть программу обучения Кати. У Кэролайн радостно заблестели глаза.
   — Я считаю ваши слова комплиментом.
   — Они — чистая правда.
   Кэролайн воодушевилась еще больше.
   — Мы будем ходить в театр, а потом обсуждать спектакли. Сочинения научат Катю излагать собственную точку зрения. Возможно, мы даже вместе напишем сценарий рождественского представления. И еще я хочу, чтобы она вела дневник. Это развивает способность выражать свое мнение. Вам это не нравится?
   — Напротив. Все ваши идеи кажутся мне чрезвычайно интересными. У меня нет никаких возражений против ваших поправок к программе обучения Кати. При условии, что вы позволите ей продолжить также изучать традиционные дисциплины. Например, я хочу, чтобы она изучала латынь.
   Кэролайн вздохнула с облегчением.
   — Я с вами полностью согласна. Изучив латынь, она приобщится к великолепным образцам литературы.
   — Надеюсь, моя дочь тоже прочтет трактат Питера Абеляра в возрасте одиннадцати лет, — усмехнулся князь.
   Кэролайн заметила, что он внезапно помрачнел. Может, вспомнил недавний разговор с женой? Боже, неужели Катя действительно не его дочь? Ведь князь всегда говорит о ней «моя дочь»!
   Он подошел к шкафчику и налил себе рюмку водки. Кэролайн засмотрелась на него: князь был необычайно красив во фраке и атласных брюках. Чему удивляться? При его физических данных он выглядел бы красавцем в любом одеянии, даже в римской тоге. Северьянов посмотрел на нее через плечо, и Кэролайн поспешно отвела взгляд. «Не забывай, что ты — компаньонка, и тебя должна интересовать только Катя, — сказала она себе и подумала:
   — Кого я пытаюсь обмануть?»
   — Не хотите ли присоединиться ко мне? — спросил он.
   — С удовольствием.
   Князь наполнил вторую рюмку и подал ей.
   — То, что вы узнали сегодня, не должно выйти за пределы этой комнаты.
   Она кивнула. Ей хотелось спросить, правда ли это, но его слова были косвенным ответом на этот вопрос, и Кэролайн не стала проявлять праздного любопытства.
   — Я искренне сожалею, что нечаянно подслушала разговор между вами и вашей женой, не предназначенный для чужих ушей.
   Князь молча поглядывал на нее поверх рюмки.
   Кэролайн залпом выпила водку.
   — Наверное, мне пора идти. — Она поставила рюмку на столик.
   — Не уходите, — попросил он. Кэролайн замерла.
   — Это правда, — сказал князь и задумался, видимо, о прошлом.
   — Но вы любите ее, — прошептала Кэролайн.
   — Я полюбил Катю с момента появления ее на свет. Я никогда в жизни не видел никого красивее этого крошечного драгоценного существа.
   Кэролайн боялась пошевелиться. Почему он так раскрывает перед ней душу?
   — О том, что Катя — не моя дочь, я узнал только шесть месяцев спустя, а к тому времени было слишком поздно. — Князь выпил водку и поставил пустую рюмку на стол.
   Кэролайн сразу поняла, для чего именно было слишком поздно. Он уже не мог разлюбить девочку. У Кэролайн защемило сердце от жалости к нему.
   — Конечно, поздно, — прошептала она. Князь, кажется, даже не слышал ее.
   — Я отослал мать и ребенка в свое тверское поместье — что еще мне оставалось? Но я не находил себе места от тоски по Кате. На невинное дитя нельзя взваливать вину за грехи матери. И через несколько месяцев я разрешил Мари-Элен вернуться домой. Правды никто не знал. До сегодняшнего дня.
   Кэролайн кивнула. Ей хотелось подойти и обнять его. Это было бы неуместно, но правильно.
   — Вы очень нужны Кате, князь.
   — Знаю. — Он посмотрел ей в глаза. — А вам? Кэролайн вздрогнула, остро ощутив тишину спящего дома и интимность обстановки.
   — Я — компаньонка Кати. — Она заставила себя улыбнуться. — Мне казалось, что мы с вами… договорились…
   — Думаете, я забыл об этом? Хоть на одну минуту — Князь отошел и. снова наполнил рюмку.
   Кэролайн понимала, что нужно уйти, поскольку слишком опасно оставаться с ним наедине в столь поздний час. Но она не двигалась.
   — Скажите, Кэролайн, почему все-таки вы спрятались под столом? — вдруг спросил князь.
   — Не знаю. Я сделала это инстинктивно, не успев даже подумать.
   Его лицо смягчилось. Он взял Кэролайн за подбородок. Рука его была теплой.
   — Только вы могли спрятаться под столом, чтобы не обнаружить себя. И только вы могли с таким энтузиазмом взяться обучать мою дочь таксономии и астрономии.
   Его пальцы обжигали ей кожу. Мысли у Кэролайн путались, ноги подкашивались.
   — Я забыла упомянуть о философии. Она должна прочесть Платона и Сократа, князь…
   — Николас, — тихо поправил он.
   Кэролайн чуть не потеряла сознание. Она понимала, что он не должен пытаться поцеловать ее. Потому что, наверное. не смогла бы сопротивляться. Не сейчас, не сегодня.
   — Мне пора.
   Горячий взгляд золотистых глаз задержался на ее губах. Он опустил руку.
   — В дальнейшем, если захотите поработать в библиотеке, предупредите меня.
   Кэролайн поняла. В дальнейшем если она придет сюда, то его здесь не будет. Это разумно. Так и должно быть. Девушка знала, что, приняв предложение князя, придется постоянно избегать соблазна.
   — Может, вы распорядитесь, чтобы в моей комнате поставили небольшой письменный стол? — попросила она.
   — Отличная мысль, — сказал он, однако, судя по тону, такое решение его не обрадовало.
   — Доброй ночи, — промолвила Кэролайн.
   Князь поклонился.
   Кэролайн, выходя из библиотеки, ощущала на себе его взгляд.
   «Интересно, что произошло бы, если бы я осталась? — подумала она, торопливо направляясь в свою комнату. — Кого ты пытаешься обмануть? — пожурила она себя. — Ведь отлично знаешь, что произошло бы».
   — Что-то ты мрачный, Ники, — заметил Алекс.
   Николас безуспешно пытался читать «Таймс». Перед ним стояла нетронутая тарелка с едой. Он провел мучительную бессонную ночь и даже не взглянул на брата.
   — Ну и ну, даже не поздоровался, — покачал головой Алекс, садясь за стол. — А вчера на балу ты радостно улыбался всем и каждому — даже этой потрясающей рыжеволосой красавице леди Данцигер.
   — Не имею понятия, о ком ты говоришь. — Николас снова уткнулся в газету.
   — А я только что был в детской. — Алекс протянул руку к тарелке с круассанами.
   Николас опустил газету.
   Алекс удовлетворенно усмехнулся.
   — Я так и знал, что это привлечет твое внимание. Боже мой, что ты натворил!
   — Выражайся яснее, пожалуйста. — У Николаса гулко забилось сердце.
   — Обстановку в классной комнате не узнать. Тэйчили вот-вот хватит апоплексический удар. Мисс Браун и Катя беседуют о театре! Кажется, мисс Браун сегодня ведет твою дочь в театр.
   Николас улыбнулся:
   — Представляю.
   Алекс насмешливо вздернул бровь.
   — Любопытно, братец, почему ты теперь ловишь каждое мое слово?
   — Кэролайн очень нужна Кате.
   — Согласен. А еще она очень нужна тебе. Ты связал себя по рукам и ногам.
   Николас прикрылся газетой.
   — Не понимаю, о чем ты.
   Алекс насмешливо фыркнул.
   — Ты хочешь затащить в постель эту маленькую леди, но не можешь, потому что теперь она работает в твоем доме. Но, Ники, ведь сплавив Мари-Элен в Тверь, ты сможешь развлекаться где угодно.
   Николас разозлился на брата за то, что тот говорит о Кэролайн в легкомысленном тоне.
   — Они не какая-нибудь потаскуха, вроде этой рыжеволосой Фэй Данцигер.
   — Ага, значит, ты все-таки заметил ее.
   — В ней нет ничего, что могло бы меня заинтересовать. Мне надоели женщины подобного типа.
   — Я это понял. Так как ты намерен поступить с мисс Браун? У Николаса екнуло сердце. Он твердо знал, что не станет заводить с ней интрижку, как бы ему этого ни хотелось.
   — Я позволю ей расширить кругозор моей дочери за счет изучения астрономии, таксономии, греческого языка и драматургии. — Он улыбнулся.
   — Что за вздор ты несешь, братец? — изумился Алекс. Николас покачал головой и снова уткнулся в газету.
   — Ваше сиятельство, — обратился к нему появившийся на пороге дворецкий, — к вам мистер Браун.
   Николас опустил газету и встретился взглядом с братом. Они сразу поняли друг друга. Николас помрачнел, подумав о том, что почувствует Кэролайн, узнав о предательстве своего папаши.
   — Попроси его подождать в библиотеке.
   — Слушаюсь, — сказал дворецкий. — И еще, ваше сиятельство, специальный курьер доставил вам послание. — Он подал князю большой запечатанный конверт.
   Николас тотчас узнал царскую печать.
   — Где курьер?
   — Его кормят на кухне.
   — Хорошо. Пусть подождет, я отошлю с ним ответ.
   Дворецкий поклонился и ушел.
   Николас плотно закрыл за ним дверь.
   Алекс тоже узнал печать, да и как не узнать? Ведь она принадлежала Александру.
   Николас быстро пробежал глазами письмо, уместившееся на одной страничке и написанное прекрасным почерком.
   — Черт возьми!
   — Говори скорее, — попросил Алекс.