Джозеф Конрад. Тайфун

там увидим, - раздельно выговорил он.
- Я делаю все, что можно.
- Нас здесь... здорово... швыряет, - коротко проговорил голос капитана.
- Все-таки справляемся недурно. Конечно, если рулевую рубку снесет...
Мистер Раут, наклонивший ухо к рупору, ворчливо пробормотал что-то
сквозь зубы.
Но твердый голос сверху бодро спросил:
- Что, Джакса еще нет?
Затем, после короткой выжидательной паузы, прибавил:
- Хочу, чтобы он здесь помог. Пусть поскорей покончит с этим делом и
поднимется сюда, наверх, в случае, если что-нибудь... Смотреть за судном.
Я совсем один. Второй помощник для нас потерян...
- Что? - крикнул мистер Раут в машинное отделение; затем заорал в
рупор: - Смыт за борт? - и сейчас же прижался к рупору ухом.
- Потерял рассудок от страха, - продолжал деловым тоном голос сверху. -
Чертовски не вовремя.
Мистер Раут, прислушиваясь, опустил голову, вытаращил глаза. Сверху
донеслось к нему отрывистое восклицание и какой-то шум, напоминающий
драку. Он напрягал слух; все это время Биль, третий механик, стоял с
поднятыми руками, держа между ладонями обод маленького черного колеса,
выступающего сбоку большой медной трубы. Казалось, он взвешивал его над
своей головой, примериваясь к какой-то игре.
Чтобы удержаться на ногах, он прижимался плечом к белой переборке. Одно
колено было согнуто, заткнутая за пояс тряпка свешивалась на бедро. Его
гладкие щеки разгорелись и были запачканы сажей; угольная пыль на веках,
словно подведенных черным карандашом, подчеркивала блеск белков, придавая
юношескому лицу что-то женственное, экзотическое и чарующее. Когда судно
ныряло, он, поспешно перебирая руками, туго завинчивал маленькое колесо.
- С ума сошел! - раздался вдруг в рупор голос капитана. - Набросился на
меня... Только что. Пришлось сбить его с ног... Вот сию минуту. Вы
слыхали, мистер Раут?
- Ах, черт! - пробормотал мистер Раут. - Осторожно, Биль!
Его крик прозвучал в железных стенах машинного отделения как
предупреждающий трубный сигнал. Покатые стены были окрашены белой краской
и в тусклом свете палубного иллюминатора уходили вверх; все высокое
помещение напоминало внутренность какого-то монумента, разделенного на
этажи железными решетками. Свет мерцал на различных уровнях, а посредине,
между станинами работающих машин, под неподвижными вздутиями цилиндров,
сгустился мрак. В спертом теплом воздухе бешено резонировали все шумы
урагана. Пахло горячим металлом и маслом; в воздухе висела легкая дымка
пара. Удары волн, казалось, проходили из конца в конец, потрясая все
помещение.
Отблески, словно длинные бледные языки пламени, дрожали на полированном
металле. Снизу из-под настила поднимались, блестя медью и сталью, огромные
вращающиеся мотыли и снова опускались; шатуны, похожие на руки и ноги
огромного скелета, казалось, сталкивали их вниз и снова вытягивали с
неумолимой точностью; а внизу, в полутьме, другие шатуны и штоки
размеренно качались взад и вперед; кивали крейцкопфы; металлические диски
терлись друг о друга медленно и нежно, в смешении теней и отблесков.
Иногда все эти мощные и точные движения вдруг замедлялись, словно то
были функции живого организма, внезапно пораженного гибельной слабостью; и
тогда длинное лицо мистера Раута желтело, а глаза казались темнее. Он вел
эту битву, обутый в пару ковровых туфель. Короткая лоснящаяся куртка едва
доходила ему до бедер, узкие рукава не закрывали белых кистей рук;
казалось, в этот критический момент он вырос, руки вытянулись, бледность
усилилась и глаза запали.
Он двигался с неутомимой энергией, лазил наверх, исчезал где-то внизу;
а когда стоял неподвижно, держась за поручни перед пусковым механизмом, то
все время глядел направо, на манометр, на водомер, прибитые к белой стене
и освещенные раскачивающейся лампой. Раструбы двух рупоров нелепо зияли у
его локтя, а циферблат машинного телеграфа походил на часы большого
диаметра, с короткими словами команд вместо цифр. Буквы, резко черневшие
вокруг оси индикатора, группировались в подчеркнуто символические
восклицания: "Вперед! Задний ход! Тихий! Приготовиться! Стоп!" - а жирная
стрелка указывала вниз, на "Полный ход", - и эти слова, таким образом
выделенные, притягивали глаз, подобно тому как пронзительный крик
привлекает внимание.
Громоздкий цилиндр низкого давления в деревянном футляре величественно
поглядывал сверху, испуская слабый свист при каждом толчке; за исключением
этого тихого свиста стальные члены машины работали быстро или медленно, с
немой и точной плавностью. И все это - и белые переборки, и стальные
машины, и листы настила под ногами Соломона Раута, и железные решетки над
его головой, тени и отсветы - все это непрерывно и дружно поднималось и
опускалось под суровыми ударами волн о борт судна. Высокое сооружение,
гулко отзываясь на могучий голос ветра, раскачивалось вверху, как дерево,
и накренялось то в одну, то в другую сторону под чудовищным натиском.
- Вам нужно спешить наверх! - крикнул мистер Раут, как только увидел
Джакса в дверях кочегарки.
Глаза Джакса блуждали, как у пьяного, лицо опухло, словно он слишком
долго спал. Ему пришлось совершить трудный путь, и он проделал этот путь с
невероятной быстротой, так как его возбуждение отразилось и на движениях
всего тела. Стремглав выскочив из угольной ямы, он споткнулся в темном
проходе о кучку недоумевающих людей; когда он наступил на них, со всех
сторон послышался испуганный шепот: "Как наверху, сэр?" Он сбежал в
кочегарку, второпях перескакивая через железные перекладины трапа,
спустился в черный глубокий колодезь, раскачивающийся, как детские качели.
Вода в междудонном пространстве громыхала при каждом нырянии судна, а
куски угля, подпрыгивая, носились из конца в конец, грохоча, как лавина
камней, скатывающаяся по железному склону.
Кто-то стонал от боли; видно было, как человек ползком перелезал через
чье-то распростертое тело, быть может, труп; кто-то громко ругался;
отблеск пламени под каждой топочной дверцей походил на лужу крови,
пылающей в бархатной черноте.
Порыв ветра ударил Джакса по затылку, а через секунду он почувствовал,
как ветер струится вокруг его мокрых лодыжек. Вентиляторы жужжали; перед
шестью топками две обнаженные по пояс фигуры, пошатываясь и наклоняясь,
возились с двумя лопатами.
- Здорово! Вот теперь тяга так тяга! - тотчас же заревел второй
механик, словно он все это время поджидал Джакса.
Старший кочегар - проворный малый с ослепительно белой кожей и
крохотными рыжеватыми усиками - работал в немом исступлении. Они держали
полное давление пара, и глубокий гуд - словно пустой мебельный фургон
проезжал по мосту - присоединялся сдержанной басовой нотой ко всем
остальным звукам.
- Все поддувает! - продолжал орать второй механик.
Вдруг отверстие вентилятора выплюнуло на его плечо поток соленой воды с
таким шумом, как будто опустошили сотню кастрюль; механик разразился
ругательствами, проклиная все на свете, включая и свою собственную душу,
бесновался и неистовствовал и ни на секунду не забывал своего дела.
Звякнула отрывисто металлическая дверца, жгучий ослепительный блеск огня
упал на его круглую голову, осветил брызжущие слюной губы и дерзкое лицо,
снова звяканье, и дверца захлопнулась, словно мигнул раскаленный добела
железный глаз.
- Где обретается проклятое судно? Можете вы мне сказать? Черт бы побрал
мою душу! Под водой - или где? Сюда она вливается тоннами. Верно, трубы
вентиляторов отправились в преисподнюю? А? А знаете вы что-нибудь или нет,
такой-сякой, беспутный моряк?
Джакс на секунду был сбит с толку; судно накренилось, и это помогло
Джаксу пронестись дальше; как только он очутился в машинном отделении, где
было сравнительно светло и спокойно, судно глубоко погрузилось кормой в
воду, и Джакс пулей полетел вниз головой на мистера Раута.
Старший механик вытянул длинную, как щупальце, руку, словно
выпрямившуюся на пружине, и, поймав Джакса, удержал его и повернул к
рупорам. При этом мистер Раут серьезно твердил:
- Вам нужно поспешить наверх во что бы то ни стало.
Джакс заревел в рупор:
- Вы здесь, сэр? - и стал прислушиваться.
Ничего.
Вдруг вой ветра ударил ему прямо в ухо, затем слабый голос спокойно
пробился сквозь ревущий ураган:
- Вы, Джакс? Ну как?
Джакс не прочь был поговорить, но время для разговоров как будто было
неподходящее. Довольно легко было дать отчет во всем. Он мог себе
представить, как кули, загнанные в вонючий трюм, лежали испуганные,
страдая от морской болезни, между рядами сундуков. Потом один из сундуков
- а может быть, сразу несколько - сорвался во время качки и разбил другие;
расщепились стенки, крышки отскочили, и китайцы бросились подбирать свое
добро. После этого всякий раз, как судно накренялось, всех их швыряло из
стороны в сторону в вихре кружащихся долларов, разбитых досок, рваной
одежды. Раз начав борьбу, они уже не могли остановиться. Только силой
можно было их удержать. Это была катастрофа. Он сам ее видел, и это все,
что он может сказать. Он предполагал, что среди них должны быть и мертвые.
Остальные все еще дерутся...
Слова срывались с его губ, перескакивали друг через друга, забивая
узкую трубу. Наверху их встречало молчание, словно там, на мостике,
находился наедине со штормом человек, которому все понятно. А Джакс хотел,
чтобы его освободили, не заставляли принимать участие в этой мучительной
сцене, разыгравшейся в минуты великой опасности.

5

Он ждал. Машины вращались перед ним с медлительным напряжением и в
момент, предшествующий бешеному прыжку, останавливались при крике мистера
Раута: "Внимание, Биль!" Они застывали в разумной неподвижности,
приостановленные на ходу, и тяжелый коленчатый вал прекращал свое
вращение, как будто сознавая опасность и бег времени. Затем старший
механик кричал: "Теперь пускай!" - раздавался свистящий звук, словно
дыхание сквозь стиснутые зубы, и машины снова принимались за прерванную
работу.
В их движениях были осторожная, мудрая прозорливость и осмысленная
огромная сила. Да, то была их работа - это терпеливое движение
обезумевшего судна среди разъяренных волн, прямо навстречу ветру. Иногда
мистер Раут опускал подбородок на грудь и, сдвинув брови, погруженный в
размышления, следил за машинами.
Голос, отгонявший вой урагана от уха Джакса, заговорил:
- Возьмите с собой матросов... - и неожиданно оборвался.
- Что я могу с ними сделать, сэр?
Внезапно раздался резкий, отрывистый, требовательный звон. Три пары
глаз обратились к циферблату телеграфа: стрелка прыгнула от "Полный ход" к
"Стоп", словно повернутая дьявольской рукой. И тогда три человека в
машинном отделении почувствовали, что судно остановилось, странно осело,
как будто готовясь к отчаянному прыжку.
- Остановить! - заревел мистер Раут.
Один только капитан Мак-Вир на мостике видел белую полосу пены,
движущейся на такой высоте, что он не мог поверить своим глазам; но никому
не суждено было знать высоту этой волны и страшную глубину пропасти,
вырытой ураганом позади надвигающейся водной стены.
Она ринулась навстречу судну, и "Нянь-Шань", приостановившись, поднял
нос и прыгнул. Пламя во всех лампах уменьшилось; в машинном отделении
потемнело; одна лампа погасла. С раздирающим треском и яростным ревом
тонны воды обрушились на палубу, как будто судно проносилось у подножия
водопада.
Там, внизу, люди, ошеломленные, посмотрели друг на друга.
- Все смыто из конца в конец! - крикнул Джакс.
Судно нырнуло вниз, в бездну, словно бросаясь за пределы вселенной.
Машинное отделение угрожающе наклонилось вперед, как внутреннее помещение
башни, покачнувшейся при землетрясении. Страшный грохот падающих железных
предметов донесся из топки. Судно довольно долго висело на этом жутком
откосе. Биль упал на колени и пополз, точно намеревался на четвереньках
вылететь из машинного отделения, а мистер Раут медленно повернул голову с
остановившимися, запавшими глазами и отвисшей челюстью. Джакс закрыл
глаза, и на секунду его лицо стало безнадежно спокойным и кротким, как
лицо слепого.
Наконец судно медленно поднялось, шатаясь, словно ему приходилось
тащить на себе гору.
Мистер Раут закрыл рот, Джакс моргнул, а маленький Биль поспешно
поднялся на ноги.
- Еще одна такая волна - и судну конец! - крикнул старший механик.
Он и Джакс посмотрели друг на друга, и одна и та же мысль мелькнула у
них: капитан! Должно быть, все снесено за борт: рулевая рубка смыта; судно
- как бревно. Сейчас все будет кончено.
- Бегите! - хрипло крикнул мистер Раут, глядя на Джакса широко
раскрытыми, испуганными глазами.
Тот ответил ему нерешительным взглядом.
Звук сигнального гонга тотчас же их успокоил. Черная стрелка
перепрыгнула со "Стоп" на "Полный ход".
- Теперь пускай, Биль! - крикнул мистер Раут.
Тихо зашипел пар. Штоки поршней опускались и поднимались. Джакс
приложил ухо к рупору. Голос ждал его. Он сказал:
- Подберите все деньги. Сделайте это сейчас. Вы мне нужны здесь,
наверху.
Это было все.
- Сэр! - позвал Джакс.
Ответа не было.
Шатаясь, он пошел, как человек, потерпевший поражение на поле битвы.
Каким-то образом он рассек себе лоб над левой бровью, рассек до кости. Об
этом он и понятия не имел: волны Китайского моря - из них каждая могла
сломать ему шею - прошли над его головой, очистили, промыли и просолили
рану. Она не кровоточила, а только разевала красный зев; эта рана над
глазом, растрепанные волосы, беспорядок в одежде придавали ему вид
человека, побывавшего в кулачном бою.
- Должен идти собирать доллары, - жалобно улыбаясь, сообщил он мистеру
Рауту.
- Это еще что такое? - раздраженно спросил мистер Раут. - Собирать?..
Мне нет дела!..
Потом, дрожа всем телом, он заговорил подчеркнуто отеческим тоном:
- Ради бога, убирайтесь теперь отсюда. Вы - палубная публика - сведете
меня с ума! Там этот второй помощник накинулся на старика... Вы не знали?
Вы, ребята, сбиваетесь с толку, потому что вам делать нечего...
При этих словах Джакс обнаружил в себе первые признаки гнева. Делать
нечего? Как бы не так!.. Пылая злобой на старшего механика, он повернулся,
чтобы уйти тою же дорогой, какой пришел. В кочегарке толстый машинист
вспомогательной машины безмолвно, словно у него вырезали язык, возился со
своей лопатой, но второй механик держал себя, как шумный неустрашимый
маньяк, сохранивший способность поддерживать огонь под котлами.
- Здорово, блуждающий помощник! Эй!.. Помогите мне избавиться от этой
золы! Она меня здесь совсем придушила. Черт бы ее побрал! Эй, помните
устав: "Матросы и кочегары должны помогать друг другу"! Эй! Вы слышите?
Джакс бешено карабкался наверх, а механик, подняв голову, орал ему
вслед:
- Говорить разучились? Чего вы суете сюда нос? Что вам нужно?..
Джакс был взбешен. К тому времени, как он вернулся к матросам в темный
проход, злоба его дошла до таких пределов, что он готов был свернуть шею
всякому, кто откажется идти за ним. Одна мысль об этом приводила его в
отчаяние. Он отказываться не мог. И они не должны.
Стремительность, с какой он ворвался к ним, произвела на них
впечатление. Их уже раньше взволновало и испугало его появление и
исчезновение, его порывистые, злобные движения. Они, пожалуй, не видели
его, а лишь чувствовали его присутствие, и он казался им внушительным,
занятым делами, не терпящими отлагательств, - вопросом жизни и смерти. По
первому же его слову они послушно полезли один за другим в угольную яму,
тяжело падая вниз.
Они не уяснили себе, что нужно делать.
- Что такое? Что такое? - спрашивали они друг друга.
Боцман попробовал объяснить. Шум в трюме удивил их, а мощные удары,
гулко отдающиеся в черной яме, напомнили о грозившей им опасности. Когда
боцман распахнул дверь, казалось, вихрь урагана, прокравшись сквозь
железные бока судна, закрутил, как пыль, все эти тела; навстречу рванулись
неясный рев, замирающие вопли и топот ног, все это сливалось с грохотом
моря.
Секунду они толпились в дверях и с изумлением таращили глаза. Джакс
грубо растолкал их. Он ничего не сказал, а просто ринулся вперед.
Кучка кули на трапе, пытавшаяся пробраться с опасностью для жизни через
задраенный люк на затопленную палубу, сорвалась, как и в первый раз, и
Джакс исчез под ними, словно застигнутый обвалом.
Боцман отчаянно заорал:
- Сюда! Помогите вытащить помощника. Его растопчут! Сюда!
Они бросились вперед, наступая на лица, на животы, на пальцы, путаясь
ногами в куче тряпья, спотыкаясь о поломанные доски; но раньше чем они
успели до него добраться, Джакс вынырнул, скрытый до пояса множеством
цепляющихся рук.
- Оставьте меня в покое, черт бы вас побрал! Я целехонек! - взвизгнул
Джакс. - Гоните их вперед! Пользуйтесь моментом, когда судно накреняется!
Вперед! Гоните их к переборке. Напирайте!
Матросы заполнили кишевшее людьми межпалубное пространство. Казалось, в
кипящий котел плеснули холодной воды. Смятение на секунду затихло.
Китайцы смешались в сплоченную массу, матросы, сцепившись руками и
воспользовавшись креном судна, отбросили ее вперед, словно сплошную
твердую глыбу. А за спинами матросов отдельные тела и маленькие группы
китайцев перекатывались из стороны в сторону.
Боцман обнаружил чудовищную силу. Раскинув длинные руки и уцепившись
огромными лапами за столбы, он остановил натиск семи переплетенных
китайцев, катившихся, как валун. Суставы его затрещали; он сказал: "Ха!" -
и китайцы разлетелись в разные стороны. Но плотник проявил больше
сообразительности. Никому не сказав ни слова, он вышел в проход и принес
оттуда цепи и веревку, из которых изготовлялись поручни.
Никакого сопротивления они, в сущности, не встретили. Борьба, с чего бы
она ни началась, превратилась в свалку, вызванную паническим страхом. Кули
бросились подбирать свои рассыпавшиеся доллары, но потом дрались только за
то, чтобы устоять на ногах. Они хватали друг друга за горло, чтобы их
самих не свалили с ног. Тот, кому удалось за что-нибудь ухватиться,
брыкался, отбиваясь от людей, цеплявшихся за его ноги, пока набежавший
вал, ударивший о судно, не швырял их всех вместе на пол.
Появление белых дьяволов вызвало ужас. Они пришли, чтобы убить?
Оторванный от толпы человек словно обмякал в руках матросов. Иные, которых
оттащили в сторону за ноги, лежали, как мертвецы, широко раскрыв
остановившиеся глаза. То здесь, то там какой-нибудь кули падал на колени,
словно моля о пощаде; многие только из страха становились непокорными, их
били крепкими кулаками по переносице, и они съеживались; пострадавшие
легко уступали грубым рукам; не жалуясь, они только быстро моргали. Кровь
струилась по лицам; с бритых голов была содрана кожа, виднелись ссадины,
синяки, рваные раны, порезы. В них повинен был главным образом битый
фарфор из сундучков. То здесь, то там китаец с обезумевшими глазами и
расплетенной косой поглаживал окровавленную подошву.
Их согнали в тесные ряды, а сначала задали встряску, чтобы привести к
повиновению, угостили для успокоения чувств несколькими затрещинами,
подбодрили грубоватыми словами, которые звучали, как злые посулы. Они
сидели рядами, жалкие, обмякшие, а плотник с двумя матросами сновал взад и
вперед, натягивая и укрепляя спасательные веревки.
Боцман, обхватив рукой и ногой столб, прижимал к груди лампу, стараясь
ее разжечь, и все время ворчал, как усердная горилла. Матросы то и дело
наклонялись, словно подбирая колосья, и все добро было выброшено в
угольную яму: одежда, разбитые доски, осколки фарфора и доллары,
рассованные по карманам. То один, то другой матрос, шатаясь, тащился к
дверям с охапкой всякого хлама, а страдальческие косые глаза следили за
его движениями.
Когда судно ныряло, длинные ряды сидящих небожителей наклонялись
вперед, а при каждом сильном крене бритые головы их стукались одна о
другую. Когда на секунду замер на палубе шум стекающей воды, Джаксу, еще
дрожавшему после физического напряжения, почудилось, что здесь, внизу, в
этой безумной схватке, он каким-то образом поборол ветер: молчание
опустилось на судно, и в этом молчании слышались оглушительные удары волн.
Межпалубное пространство было очищено от всех "обломков крушения", как
говорили матросы. Они стояли, выпрямившись и покачиваясь над рядом
поникших голов. То тут, то там какой-нибудь кули, всхлипывая, ловил ртом
воздух. Когда падал на них свет, Джакс видел выпяченные ребра одного,
желтое серьезное лицо другого, согнутые шеи; или встречал тусклый взгляд,
остановившийся на его лице. Его удивило, что не оказалось трупов; но эти
люди как будто находились при последнем издыхании, и он жалел их сильнее,
чем если бы все они были мертвы.
Вдруг один из кули заговорил. По временам свет падал на его худое,
напряженное лицо; он вскинул голову вверх, словно лающая гончая. Из
угольной ямы доносились стук и звяканье рассыпавшихся долларов. Китаец
вытянул руку, зияла черная дыра рта, а непонятные гортанные с присвистом
звуки странно взволновали Джакса.
Еще двое заговорили. Джаксу казалось, что они злобно угрожают;
остальные зашевелились, охая и ворча. Он приказал матросам выйти
немедленно из трюма. Сам он вышел последним, пятясь к двери, а ворчанье
перешло в громкий ропот, и руки простирались ему вслед, словно указывая на
злодея. Боцман задвинул болт и нерешительно заметил:
- Как будто ветер стих, сэр.
Матросы рады были вернуться в проход. Втайне каждый из них думал, что в
последнюю минуту может выбежать на палубу, и находил в этом утешение. Есть
что-то страшное в мысли о том, что придется утонуть в закрытом помещении.
Теперь, управившись с китайцами, они снова вспомнили о положении судна.
Джакс, выйдя из прохода, погрузился по шею в бурлящую воду. Он добрался
до мостика и тут обнаружил, что может разглядеть неясные очертания
предметов, как будто зрение его неестественно обострилось. Он видел слабые
контуры. Они не вызывали в памяти знакомых очертаний "Нянь-Шаня"; он
вспомнил нечто иное - старый расснащенный пароход, гниющий на глинистой
отмели; он видел его несколько лет назад. "Нянь-Шань" походил на эту
развалину.
Не было ни малейшего ветра, кроме слабого течения воздуха, вызванного
нырянием судна. Дым, вылетавший из трубы, опускался на палубу, Джакс дышал
им, пробираясь вперед. Он чувствовал осмысленную пульсацию машин, слышал
слабые звуки, словно пережившие великий рев бури: стучали поломанные
снасти, на мостике быстро перекатывался какой-то обломок. Он смутно
различил коренастую фигуру своего капитана, раскачивающуюся на одном
месте, как будто пригвожденную к доскам. Капитан держался за погнутые
поручни. Неожиданное затишье угнетающе подействовало на Джакса.
- Мы покончили с этим, сэр, - задыхаясь, выговорил он.
- Я думал, что вы справитесь, - сказал капитан Мак-Вир.
- Думали? - буркнул Джакс.
- Ветер вдруг спал, - продолжал капитан.
Джакс взорвался:
- Если вы думаете, что это было легко...
Но капитан, уцепившись за поручни, пропустил его слова мимо ушей.
- Судя по книгам, самое скверное еще впереди...
- Среди них большинство были полумертвые от страха и морской болезни,
иначе ни один из нас не выбрался бы оттуда живым, - сказал Джакс.
- Должен был поступить с ними по справедливости, - флегматично
пробормотал Мак-Вир. - В книгах вы не все найдете...
- Я думаю, они набросились бы на нас, если бы я не приказал матросам
поскорей убраться! - с жаром продолжал Джакс.
Раньше они надрывались от крика, но этот крик был не громче шепота:
теперь же, в неподвижном воздухе, голоса их звучали очень громко и
отчетливо. Им казалось, что они разговаривают в темной и гулкой пещере.
Через рваное отверстие в куполе облаков свет звезд падал в черное море,
вздымающееся и опускающееся. Иногда верхушка водяного конуса рушилась на
судно, смешиваясь с крутящейся пеной на затопленной палубе, а "Нянь-Шань"
тяжело переваливался на дне круглой цистерны из облаков. Это кольцо густых
паров, бешено вращающееся вокруг спокойного центра, окружало судно,
подобно неподвижной сплошной стене, пугающей своим зловещим видом. В этом
кольце море, казалось, сотрясалось изнутри, вздымалось остроконечными
валами, которые наскакивали друг на друга и тяжело ударяли о борта судна;
и тихий стонущий звук, бесконечная жалоба взбешенного шторма, слышался за
пределами этого грозно притихшего круга. Капитан Мак-Вир молчал, и чуткое
ухо Джакса уловило слабый протяжный рев какого-то огромного невидимого
вала, набегающего под покровом густой тьмы, зловеще ограничивающей его
кругозор.
- Конечно, - начал он злобно, - они подумали, что мы пользуемся случаем
их ограбить. Ну еще бы! Вы сказали - соберите деньги. Легче сказать, чем
сделать. Откуда они могли знать, что мы замышляем? Мы вошли, ворвались -
прямо в самую гущу их. Пришлось брать их натиском.
- Раз дело сделано... - пробормотал капитан, не пытаясь взглянуть на
Джакса. - Я должен был поступить по справедливости.
- Нам еще придется чертовски расплачиваться, - сказал Джакс, чувствуя
себя глубоко обиженным. - Дайте им только оправиться, а тогда увидите. Они
вцепятся нам в горло. Не забывайте, сэр, что теперь мы не на британском
судне. Им это хорошо известно. Сиамский флаг.
- Тем не менее мы находимся на борту, - заметил капитан Мак-Вир.
- Опасность еще не миновала, - пророчески изрек Джакс, покачнувшись и