Трудно говорить о динамике численности населения в отношении конкретного поселка Русское Устье. В разных источниках приводятся довольно сильно различающиеся цифры. Очевидно, что подсчеты в каких-то случаях делались для одного поселка, а в каких-то – для совокупности всех поселков, где проживают индигирцы (см. табл. 1.1). Так, Зензинов (1914в: 26) указывает, что один из сподвижников Врангеля провел лето 1823 года в Русском Устье и насчитал в трех поселках (Русское Устье, Едомка, Елонское Устье) 108 мужчин (все русские). Далее Зензинов (там же, 27) сообщает, что по переписи 1750 года население Русского Устья составляло 493 человека – очевидно, что здесь имеются в виду все поселки региона. С 1822 года, по сообщению Зензинова, численность населения колебалась от 200 до 400 человек – ясно, что речь опять же идет о целом районе. В работе Н.М. Алексеева (1948: 61) приводятся данные на 1946 год по русскоустьинскому наслегу: 332 человека. В работе И.И. Агафонова и др. (1933: 90) приводятся некоторые сведения на конец 1920-х годов и между прочим сообщается, что дельту Индигирки (протоки Русскую, Среднюю и Колымскую) занимают около 300 русских. Биркенгоф (1972: 29—30) также приводит данные о численности населения на конец 1920-х – начало 1930-х годов. Его данные интересны прежде всего тем, что представляют население по отдельным населенным пунктам, расположенным на разных протоках Индигирки (см. табл. 1.2).
   В отношении национального состава все авторы единодушно утверждают, что практически все население (за исключением ничтожного числа хозяйств) – русское. По данным на 1998 год администрации Аллаиховского улуса, в Русском Устье из «народов Севера»[19] в 1990-е годы числится один юкагир и одна эвенка.
 
   Таблица 1.2.
   Численность русского населения на Индигирке, конец 1920-х – начало 1930-х.
 

Нижняя Колыма: поселок Походск

   Впервые русские в районе Нижней Колымы появились в начале 1640-х годов, когда немногочисленный отряд Дмитрия Зыряна основал зимовье на реке Алазея. В течение следующих двух лет число русских пополнилось за счет прибывших сюда служилых людей во главе с Михаилом Стадухиным и Семеном Дежневым. Летом 1643 года небольшой объединенный отряд на кочах продвинулся от реки Алазея вдоль побережья Ледовитого океана и достиг устья Колымы. В том же году был построен Среднеколымский острог, а через год – Нижнеколымский (Собачий) (см. подробнее: Колесов 1991).
   Новые места, богатые пушным зверем, привлекли сюда, вслед за служилыми людьми, значительное число промышленников и купцов. К 1647 году русское население на Колыме составляло уже 396 человек (Белов 1956: 156). В том же году состоялась первая колымская ярмарка. Большая часть поселенцев прибывала из северной части России – Архангельской и Олонецкой губерний. В.Г. Богораз, работавший на Колыме в конце XIX века, отмечает, что язык «колымского русского населения принадлежит к окающим северно-русским говорам» (Богораз 1901: 4). Лишь немногие переселенцы привозили с собой семьи, женщин не хватало, поэтому многие русские брали в жены местных женщин, прежде всего юкагирок. Юкагиры составляли большую часть местного населения к моменту появления русских в регионе (по данным Б.О. Долгих, около 1700 человек [Долгих 1960: 379]).
   Военные столкновения, имевшие место в первые годы колонизации, быстро прекратились, и с юкагирами установились вполне дружественные отношения. Как добрососедские можно охарактеризовать также взаимоотношения русских с эвенами и эвенками, которые издавна кочевали по территории Колымского края, то покидая его, то вновь возвращаясь. Чукчей до прихода русских насчитывалось до 500 человек (Колесов 1991: 42): они кочевали по так называемой Халерчинской тундре – обширной территории между Алазеей и Колымой. Как и при встрече с колонизаторами во всех других местах, чукчи и на Нижней Колыме вполне проявили свойственный им воинственный характер. После крупного военного столкновения с казаками в конце XVII века чукчи на некоторое время покинули Колымский регион и вновь вернулись туда лишь в конце XVIII века. Примерно в это же время прекратились и военные столкновения между чукчами и русскими.
   Чрезвычайно важным для складывания интересующих нас общностей было появление в Колымском регионе еще одного этнического компонента – якутов, отдельные группы которых начали появляться в среднем течении Колымы во второй половине XVII века, а позднее и в ее низовьях (Колониальная политика 1936: 112). Приход якутов разделил колымских русских на две группы (см.: Мицкевич 1969: 93). Русские, жившие на Средней Колыме, где якутов было гораздо больше, испытали на себе значительное влияние якутской культуры. Для этой группы также типично использование двух языков – русского и якутского[20]. Другая группа русских, нижнеколымская, сохранила в качестве единственного языка общения русский язык, из коренного населения контактируя в основном с юкагирами, эвенами, эвенками и чуванцами (о чуванцах см. подробно главу 2). Нижнеколымск превратился в административный центр. Этому во многом способствовала ежегодная ярмарка, проводившаяся в один из летних месяцев в Нижнеколымске.
   Начиная с конца XVII века население Нижнеколымска стало уменьшаться. Этому способствовали два обстоятельства: закрытие ярмарки (в связи с прекращением каботажного плавания между Леной и Колымой), а также перевод в 1746 году нижнеколымских казаков в Анадырскую крепость (обратный перевод состоялся в 1760-е годы). По данным В.Г. Богораза (1899б: 103 и след.), в 1762 году на территории Нижнеколымска проживало 874 русских (из них 638 мужчин), в том числе 250 казаков, 290 промышленников и разночинцев.
   Влияние культуры местного населения региона и культуры русских поселенцев было взаимным. Русские, сохранив некоторые существенные черты принесенной из России культуры (в том числе православие), заимствовали у местного населения многое в способах охоты и рыболовства (основные занятия в регионе), в средствах передвижения (собачьи упряжки, некоторые типы лодок), в одежде, способах постройки жилья (Чикачев 1990: 99–100; Орехов, Разборщикова 1991; Ерунов 1993: 113). Как уже отмечалось выше, чаще всего русские заключали браки с юкагирками, реже с эвенками, еще реже – с эвенкийками, в исключительных случаях – с якутками и чукчанками. Смешанные браки отразились на внешнем облике потомков, что отмечается практически всеми исследователями, ср.: «В идеале красоты заметно явное отклонение в инородческую сторону. Красивыми считаются только узкие, черные глаза, а серые или голубые насмешливо называются рыбьими или белыми глазами» (Богораз 1899б: 106).
   Как пишет И. Ерунов (1993: 113), с середины 1780-х годов начинается второй период формирования колымской группы. Прекращается приток на Колыму казаков и служилых людей, население пополняется за счет крестьян, а впоследствии и ссыльных. В 1812 году в Нижнеколымское крестьянское общество входило 18 человек русских крестьян, а к середине XIX века их число возросло до 150 (Колесов 1991: 52). В дальнейшем число крестьян резко уменьшилось: 1856 год – 120 человек, 1884 год – всего 71 человек. Причина такого уменьшения чисто бюрократическая – крестьян стали переписывать в мещане[21] (исходно в мещане записывались потомки промышленников, позднее мещанами были также записаны бывшие станичные, т. е. не состоящие на службе, казаки, см.: Богораз 1901: 2). Никаких формальных препятствий для такого перевода не было. Занятия крестьян мало чем отличались от того, чем вынуждены были заниматься мещане. Крестьяне использовались администрацией для добычи пушнины и мамонтовой кости, которые шли преимущественно в казну или на обмен (Башарин 1956: 208; Колесов 1991: 52), при этом добывая себе пропитание охотой и рыболовством. Пропорционально уменьшению числа крестьян увеличивалось количество мещан: в 1850 году их насчитывалось в Нижнеколымске 156 человек, в 1897-м – уже 310.
   Помимо мещан и крестьян третьей сословной группой, сыгравшей важную роль в формировании нижнеколымского старожильческого русского населения, были казаки, входившие в Колымскую команду Якутского казачьего полка и подчинявшиеся Министерству внутренних дел. В 1908 году их насчитывалось 139 человек – 71 мужчина и 68 женщин (Казачье население 1909: 7–85). К середине XIX века в двадцати населенных пунктах в районе Нижней Колымы жило около 750 русских (казаки, мещане, крестьяне, а также незначительное число офицеров, лиц духовного звания и дворовых людей). В самых крупных из этих пунктов насчитывалось русского населения: в Нижнеколымске – 192 человека, Черноусове – 113, Походске –107, Керетове – 56, Кабачкове – 43, Ермолове – 42. На реке Большой Анюй – 12, на реке Две Виски – 17, на Малом Анюе в Крепосце – 5 и по Омолону в Деревне – 15 человек (Колесов 1991: 52). В увеличении численности колымской группы сыграли роль обрусевшие юкагиры и якуты. По данным В.Г. Богораза (1899б: 103—105; 1901: 1–2) и переписи 1897 года (Статистические данные 1912: 800—808), по нижнему и среднему течению р. Большой Анюй жил обрусевший якутский род численностью 77 человек, а в районе Нижнеколымска и в устье реки Омолон – четыре обрусевших юкагирских рода общим числом 85 человек (см. также: Колесов 1991: 53). Помимо отдельных групп якутов, переселявшихся в низовья из района Среднеколымска, сюда начиная с 1820-х годов вновь стали возвращаться чукчи. Контакты нижнеколымчан с представителями этих этнических групп привели к некоторому увеличению русско-якутских и русско-чукотских браков (Ерунов 1993: 114).
   Еще один важный момент, определивший пути формирования рассматриваемой группы в XIX веке, – постоянные контакты с русским старожильческим населением, с одной стороны, на Средней Колыме, с другой стороны – на Индигирке. Связи со среднеколымскими жителями были относительно давними и постоянными. Это объясняется прежде всего географической близостью и удобным транспортным путем (река Колыма). Кроме того, и нижнеколымские и среднеколымские казаки входили в состав одной Колымской команды Якутского казачьего полка, часто случались переводы с одного места службы на другое, особенно из Среднеколымска в Нижнеколымск. Связь со старожильческим населением Индигирки, напротив, была хоть и регулярной, но не такой тесной. Обычно дело ограничивалось поездкой один раз в год на упряжках. Поездки не преследовали каких-либо коммерческих целей, однако довольно часто имели результатом заключение браков между представителями двух разных общин.
   В целом количество нижнеколымского населения в XIX веке оставалось стабильным. Прироста не было, и даже, напротив, временами наблюдалось его резкое уменьшение, прежде всего из-за различных болезней и эпидемий. Так, самая страшная из эпидемий оспы 1884—1885 годов истребила более одной трети населения Нижнеколымска; некоторые деревни вымерли совсем (Богораз 1899б: 118—119).
   Таким образом, к концу XIX – началу XX века в интересующем нас районе сложилась группа населения, которую условно можно назвать (нижне)колымчане. Прежде чем перейти к истории этой группы в XX веке, интересно оценить вклад в сегодняшнюю нижнеколымскую общность каждой из различных этнических групп, принимавших участие в ее формировании. По данным И. Ерунова (1993: 115—116), проводившего в регионе генеалогические исследования, собственно нижнеколымскими среди фамилий, встречающихся среди местного населения, ныне проживающего в основном в поселках Черском и Походске, можно считать следующие: Котельниковы, Шкулевы, Соковиковы, Кузаковы, Четвериковы, Гундины, Борисовы, Старцевы, Поповы, Протопоповы и, возможно, Дауровы (не исключено, впрочем, что эта фамилия имеет среднеколымское происхождение), Третьковы, Кондаковы, Гуляевы, Мироновы и др. Выходцами из среднеколымского региона являются Березкины, Бережновы, Соловьевы, Колесовы. Индигирское происхождение имеют фамилии: Суздаловы, Агафонниковы, Чикачевы, Новгородовы. Потомкам обрусевших юкагиров принадлежат две фамилии – Востриковы и Рупачевы, обрусевшим чуванцам – одна (Медутины), обрусевшим якутам – одна (Потаповы). Возможно, юкагирское происхождение имеют фамилии Собольковых и Сергеевых, якутское – Ребровых и Лаптевых. Если посмотреть на сословную принадлежность фамилий (конечно, надо учитывать и возможную смену сословной принадлежности), то картина будет такой: казачьи фамилии – Котельниковы, Шкулевы, Березкины, Кондаковы, Дауровы, Киприановы, Домашинкины, частично Поповы; мещанские фамилии – Соковиковы, Третьковы, Налетовы, Ярославлевы и др; купеческая фамилия – Бережнов. Наиболее «древними» из перечисленных фамилий являются в основном казачьи: Котельниковы, Шкулевы, Дауровы, Коноваловы, некоторые другие (Ерунов 1993: 115—116).
   Начиная с 1920-х годов наступает новый этап в формировании (нижне)колымчан как особой группы. Особенности его определяются установившейся после революции 1917 года новой властью, ставшей причиной резких изменений как государственной идеологии, так и перемен в социально-экономической области (открытие в Походске начальной школы в 1928 году, организация в 1929 году колхоза). Коллективизация сопровождалась укрупнением населенных пунктов, поэтому многие жители вынуждены были покинуть заимки и переехать в Походск. Многие мелкие поселки опустели, превратившись в используемые только летом промысловые участки. Нередко в Походск перевозились не только люди, но и дома. Подворный обход Походска показал, что из 27 строений, существовавших на тот момент, только два жилых дома, магазин и клуб, а также четыре склада были выстроены на месте, остальные дома сплавлены со следующих заимок: Край Леса – 5 домов, Затишь – 3, Черноусово —3, Первый Камень – 2, Керетово – 1 (Чикачев 1993: 33).
   Проводимая советской властью политика освоения Севера вызвала наплыв переселенцев из Европейской части СССР, в основном русских. Другой новый этнический компонент, сыгравший существенную роль в изменении структуры населения района Нижней Колымы, – украинцы[22]. По данным похозяйственной книги Походского сельсовета за 1954—1956 годы, только на этой территории проживало 16 украинцев[23]. На территории этого же сельсовета в эти годы было около 170 приезжих русских (Ерунов 1993: 116). После 1945 года произошла перекройка карты Нижнеколымского района. Нижнеколымск, бывшая «столица» Нижнеколымского края, окончательно пришел в упадок: в 1951 году там проживало 99 человек (материалы архива в пос. Черском), в 1992 году (по разным данным) – от 13 до 20 человек (в основном потомки ссыльных татар Габайдулиных – в конце XIX века в Нижнеколымск было сослано несколько татарских семей). Центром расселения (нижне)колымчан стало село Походск. В работе И. Ерунова (1993: 117) по материалам похозяйственных книг представлена динамика численности основных групп населения Походского сельсовета (табл. 1.3).
   Повышение численности (нижне)колымчан в 1960-е годы объясняется присоединением Нижнеколымска к Походскому сельсовету. Причиной уменьшения в 1970-е годы был отток населения в поселок Черский, который к этому времени превратился в крупный, благоустроенный районный центр. Впрочем, гораздо большую притягательность Черский имел для приезжих русских и украинцев, что и привело к резкому снижению доли этих групп в походском населении начиная с 1960-х годов.
 
   Таблица 1.3.
   Численность населения Походского сельсовета, 1956—1975.
 
 
   В настоящее время основных регионов расселения (нижне)колымчан два – Походский сельсовет и поселок Черский. Из 231 человека, числящегося по Походскому сельсовету, в самом Походске живет 176 человек, в Нижнеколымске – 20, в Становой – 2, в местечке Горла – 2, Две Виски – 2, Ермолово – 5, Тимкино – 6, Большая Чукочья – 5, Крестовая – 2, Курдигино – 2, Большая Куропаточья – 3, Каменка – 5[24] (данные архива в пос. Черский). По данным И. Ерунова (1993: 123) на 1992 год, когда по Походскому сельсовету числилось 240 человек, национальный состав населения был следующий: (нижне)колымчане[25] – 109 человек, якуты – 37, русские (приезжие) – 32, эвены – 20, чукчи – 15, татары – 4. В Черском из 9320 человек (нижне)колымчан около 200 человек. Впрочем, между Черским и Походском происходит постоянное движение (нижне)колымского населения. Многие, числясь живущими в Походске, имеют квартиры в Черском, куда переезжают на зиму, а летом, когда начинается рыболовный сезон, возвращаются обратно в Походск. Особенно это касается людей пенсионного возраста.

Анадырь: село Марково

   Впервые русские увидели окрестности нынешнего Маркова в 1649 году, когда сюда пришла экспедиция Семена Дежнева. Известно место, на котором казаками Дежнева была построена крепость (местные жители до сих пор называют это место, расположенное километрах в 10 выше Маркова, «Острог»). Самой крепости, естественно, уже нет: в первой половине ХХ века река смыла ее, в очередной раз изменив русло, и уже к моменту работы в этих местах археологической экспедиции Н.Н. Дикова никаких значительных остатков обнаружить не удалось, «хотя прежде марковчане собирали здесь различные предметы» (Диков 1958: 43).
   Население района реки Анадырь медленно росло вплоть до 1769 года, когда был издан указ об упразднении Анадырской крепости и переселении жителей в Гижигу «по причине беспокойства от нападения чукчей» (Сильницкий 1898: 62)[26]. Войны с чукчами продолжались, затухая, еще несколько лет, однако в 1769 году (по некоторым данным, в 1764-м, см.: Богораз 1934: 49) острог был упразднен[27], а его гарнизон был переведен в Нижнеколымск. Туда же перевезли церковную утварь из анадырской церкви (Трифонов 1872: 160; Аргентов 1879: 7). Дружественные русским инородцы (юкагиры, чуванцы и ламуты), жившие в крепости, перешли частью в Гижигу, частью в Нижнеколымск, частью в Тигиль на Камчатке. Эти инородцы после сближения с русскими сделались оседлыми, постепенно утратили свой язык, заменив его русским (Олсуфьев 1896: 23; Гурвич 1966: 126). По данным ревизий, в 1762 году из Анадырска в Нижнеколымск было переведено 28 и в 1782 году – еще 28 человек, принадлежавших к чуванскому и ходынскому родам[28] (Кабузан, Троицкий 1966: 35).
   Та часть переселенцев, которая ушла на Камчатку, соединилась с волной казаков и промышленников, шедших на Северную Камчатку из Якутии, и слилась с другой волной – южной; анадырские русские старожилы играли в этом заселении заметную роль (Гурвич 1966: 130—131). В этот период на Камчатке происходило то же, что на 100 лет раньше в Якутском крае: русские переселенцы занимали новые территории, женились на ительменках и корячках, их дети свободно овладевали обоими языками – русским и местным – и полностью переходили в хозяйственном отношении на местный лад (там же, 130). Происходило формирование северной части группы, известной под именем камчадалов.[29]
   Приблизительно между 1770 и 1800 годами в складывании нового анадырского населения наступило затишье; центр формирования общности переместился в селение Гижига (город Гижигинск, см.: Сафронов 1978: 211—214), небольшое поселение на реке Гижига в 20 км от впадения ее в Гижигинскую губу, возникшее на месте зимовья, основанного в 1650—1653 годах Михаилом Стадухиным.
   В начале XIX века административный центр Гижигинского округа Гижига была полувоенным поселением, в котором жило около 100 военных – офицеров, солдат и казаков с женами и детьми, всего примерно 300 человек. Вокруг военного гарнизона сформировалось гражданское население, состоящее из русских промышленников и местных жителей; всего, по данным 1806 года, в крепости жило 579 человек, 282 мужчины и 297 женщин (Гурвич 1966: 204). Как и в других подобных поселениях, население занималось преимущественно рыбной ловлей; казаки и их дети получали паек от казны. Карл фон Дитмар, посетивший эти места в 1853 году, писал о населении Гижиги: «Большая часть, как почти все казачьи семьи, представляла помесь, возникшую от смешанных браков русских с туземцами. Чистая русская речь слышалась не часто; напротив, язык пересыпан чуждыми словами и оборотами и искажен инородным выговором. Особенно распространены языки корякский и тунгусский (эвенкийский. – Авт.), все жители не только понимают, но и бегло говорят на них» (Дитмар 1901: 423).
   С 1820–1830-х годов на Анадырь начинают возвращаться как промышленники, так и отдельные семьи поселенцев. Это уже были в массе своей не русские – выходцы из европейских областей России, а преимущественно «сибирские русские» – «возвращенцы» из Гижиги, с Колымы, с Северной Камчатки, возможно – из более далеких районов Якутии, потомки тех, кто за 50—60 лет до этого покинул эти места. Анадырь привлекал их своими промысловыми угодьями, заметно более богатыми по сравнению не только с нищей Гижигой, но и с Колымой.