Страница:
Сесилия хмыкнула. Поглядев на жену, к ней робко присоединился Пит Шелли, которому дозволялось смеяться или не смеяться только вместе с ней.
– Дорогой кузен, – не выдержав, встряла я. Хоть Майлс обращался вовсе не ко мне, тем не менее эта полная сарказма речь предназначалась именно для меня. – Ты-то сам часто читаешь литературу подобного рода?
Его величество Майлс наконец-то соизволил повернуться ко мне. Его приторно-красивое лицо выражало злорадство. Он понял, что я приготовила ему ловушку, и был готов из нее выбраться без потерь.
– Дорогая кузина, – медовым голоском ответствовал он, – к сожалению, чтение подобных опусов входит в число моих обязанностей. Ведь я пишу критические статьи. Ты разве не знала?
Майлсу удалось меня удивить. Однако я ни разу не встречала его имени среди сонма критиков, которые неустанно ругали меня и мне подобных.
– Нет, – призналась я, и меня тут же осенила догадка: – Неужели ты взял себе псевдоним?
– Я не настолько тщеславен, чтобы любоваться своим именем на страницах газет и журналов, – хмыкнул Майлс.
В отличие от тебя, закончила я про себя фразу Майлса. Ты-то не стесняешься подписывать свою ересь собственным именем.
– Скорее ты не осмеливаешься открыть свое истинное лицо тем писателям, которые читают твои критические статьи, – в тон ему ответила я и не без удовольствия отметила, как с физиономии моего кузена потихоньку сползает самодовольная улыбка.
– И действительно, мистер Камп, под каким псевдонимом вы пишете? – поддержал меня Лесли. – Я читал массу критики в адрес нашей дорогой Кэролайн. Наверняка там были и ваши опусы.
Майлс был загнан в тупик. Ему пришлось раскрыть свою маленькую тайну. Оказалось, воображения моего дорогого кузена хватило только на то, чтобы приставить к собственному имени одну букву и проделать почти то же самое с фамилией: таким образом из Майлса Кампа получился Смайлс Крамп. Разгромные статьи Смайлса Крампа мы с Лесли читали неоднократно. Мой изобретательный кузен критиковал в основном женские романы, с особенным скепсисом относясь к детективам, написанным, если и прекрасной, то далеко не самой умной, по его мнению, половиной человечества.
– Смайлс Крамп? – Лесли повернулся ко мне и прочитал в моих глазах такое же удивление. – Да мне и в голову не могло прийти, что тебя, малышка Кэрол, станет критиковать собственный брат.
– Кузен, – поправил его Майлс. Такое прилюдное разоблачение пришлось ему явно не по вкусу. Получалось, что его вынудили признаться, а моему дорогому кузену не нравилась роль человека, загнанного в угол. К тому же рьяная критика произведений собственной кузины тоже не делала ему чести. Хотя, Сесилия Шелли и ее дочь, Мэгги Даффин, придерживались абсолютно иного мнения.
– Какая разница, кузина ему Кэрол или нет? – заступилась за Майлса Мэгги. – Критик должен быть объективным.
– Вот именно, – поддержала дочь Сесилия. – Если Майлс увидел недостатки в романе Кэрол, он не мог о них не написать. Это было бы нечестно. Разве вы так не считаете, мистер…
– Зовите меня просто Лесли, – с невозмутимой улыбкой ответил мой «адвокат». – Возможно. Но если отбросить в сторону все родственные связи и говорить по существу, я, признаться, нашел критику мистера Крампа…
– Кампа, – поморщился Майлс.
– Крампа, если мы говорим о ваших критических статьях. Так вот, я нашел критику мистера Смайлса Крампа довольно субъективной. В ней слишком много сарказма и слов не по существу. Иронизируя над романами Кэролайн, мистер Крамп забывает подкрепить свою критику примерами. Он сыплет общими фразами, но не приводит в доказательство своей правоты никаких существенных аргументов. Все аргументы мистера Смайлса – его собственное мнение и вкус.
Сесилии и Мэгги пришлось прикусить язычки. Подобные споры не были коньком этих дам, привыкших перемывать косточки женам соседских фермеров. Вот если бы речь шла об урожае или о ценах на кукурузу и яблоки, тогда Сесилия и Мэгги трещали бы без умолку.
Однако мой дорогой кузен не собирался проигрывать какому-то выскочке. Критика была его епархией, в которую Лесли не имел права совать свой нос. Подозреваю, что Майлс стал критиком именно потому, что, уж простите за тавтологию, никому не придет в голову критиковать критика.
– Может, вы плохо помните содержание моих статей, Лесли, – снисходительно улыбнулся он моему другу. – Я нередко цитировал целые абзацы из романов Кэролайн и ее, если так можно выразиться, сестер по перу. И эти строки ярче всяких слов подтверждали мою правоту…
Бог знает, чем бы окончился этот спор, если бы дядя Брэд не поднялся из-за стола и не предложил выпить за бабушку Агату.
– И правда, – поддержала брата Сесилия. – Ведь мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать романы нашей Кэролайн. – Она покосилась на меня так, будто я первая заговорила о себе и привлекла внимание к собственной персоне. – Мы собрались в этом доме, чтобы помянуть нашу дорогую и всеми любимую Агату…
В нотариальную контору я отправилась только из-за Лесли. Он заявил, что я единственный человек, которому могло прийти в голову не явиться на оглашение завещания богатой бабки.
– Даже если Агата ничего тебе не оставила, – сказал мне Лесли, – все, что ты потеряешь, это полчаса на посещение конторы. Неужели тебе даже не любопытно, как старушка распорядилась своим имуществом? К тому же нотариусы и адвокаты довольно любопытные персонажи. Вдруг ты найдешь для себя что-то интересное? Тебе ведь нужно вдохновение – ты сама говорила, что никак не можешь сесть за новую книгу.
– Ну хорошо, – сдалась я и с надеждой посмотрела на Лесли. – А ты не составишь мне компанию?
– Учись обходиться без меня, малышка, – улыбнулся мне Лесли. – Не ровен час я женюсь – и что ты тогда будешь делать?
– Ты женишься?! – расхохоталась я. – Звучит так же смешно, как если бы я сказала, что иду на свидание. Нет, Лесли, брак не наша стихия. Придумай другую отговорку.
– Если серьезно, то у меня тоже некоторые трудности. Моя троюродная сестра, которая живет в Миннеаполисе, разводится с мужем. От мужа сестрица имеет дочь. Мою троюродную племянницу зовут, кажется, Энджи. Так вот, моя дорогая родственница не придумала ничего лучше, как на время развода отправить эту самую Энджи ко мне. Психолог убедил ее в том, что разговоры о разводе могут нанести ее дочери непоправимую травму, а ближе меня никого не нашлось. Я и рад был бы придумать какую-нибудь отговорку, но в голову ничего не пришло. Так что теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Ты ищешь домработницу, а я – няню.
– И сколько у тебя будет гостить племянница?
– Месяц-другой, пока все не уляжется.
– И сколько ей лет?
– Кажется, девять. Я помню ее еще маленькой девочкой, точнее вечно пищащим кульком. Кэрол, я понятия не имею, как вести себя с детьми. Представляешь, в каком положении я оказался?
– Сочувствую, – искренне поддержала я Лесли. – Это куда хуже, чем завтракать подгоревшими тостами и пить переваренный кофе.
В адвокатскую контору я пришла одновременно с Мэгги Даффин и Сесилией. Обе были в строгих черных платьях. У Мэгги, привыкшей носить короткие юбки, платье доставало до пят. Впрочем, на этой эффектной блондинке даже самый нелепый наряд сидел бы исключительно хорошо. На ее фоне я всегда выглядела особенно непривлекательной. Впрочем, я давно перестала огорчаться по этому поводу.
Кроме Мэгги и Сесилии в контору пришел дядя Брэд, Майлс и старая подруга Агаты – одна из фермерских жен. Мы расселись в просторном кабинете, несколько сумрачном из-за темно-бардовых гардин, наполовину закрывших окна, за которыми виднелось унылое серое небо. Все торжественно молчали, ожидая, когда же нотариус вскроет заветный конверт.
Нотариус не собирался томить нас ожиданием и, разрезав большой конверт, произнес:
– Итак, господа, я оглашаю волю покойной Агаты Камп. – Развернув лист, вполне соответствовавший размеру конверта, он начал читать: – «Дорогие мои родные и близкие, томящиеся в ожидании своей участи! Вначале я хотела составить обыкновенное завещание, которое обычно и составляют в таких случаях. Но, хорошенько подумав, решила поступить иначе. Может быть, вы поблагодарите меня за это, а может быть, проклянете – этого я никогда не узнаю. В любом случае я уже не изменю своего решения.
Все свое хозяйство и дом (за исключением того, что будет оговорено далее) я оставляю моей дочери, Сесилии Шелли, в девичестве Камп, в благодарность за то, что долгие годы она терпела мой скверный характер. Своему сыну, Брэду Кампу, я завещаю участок хорошей и плодородной земли, которую купила специально для него. Продать ее или заняться фермерским хозяйством – дело его самого. Также я оставляю Брэду некоторую сумму, которой ему хватит на то, чтобы построить в Адамсе приличный дом, впрочем деньгами, как и землей, он может воспользоваться по своему усмотрению. Своей дорогой подруге, Маделайн Смит, я оставляю часы с кукушкой и шкатулку с украшениями, которые ей так нравились.
Теперь о вас, дорогие мои внуки. При жизни вы доставили своей бабке не так уж много радостей, так попробуйте хотя бы после смерти оправдать ее надежды. Все мои сбережения, отложенные для вас, будут разделены между вами поровну. Однако для того, чтобы получить эту сумму, вам всем придется выполнить мои условия.
Маргарет Даффин, в девичестве Камп, моя внучка, которая всегда терпеть не могла детей и не желала ими обзаводиться, должна будет устроиться няней в первое же место, куда ее пожелают взять, и проработать там целый месяц.
Майлс Камп, мой внук, известный в литературном мире как критик Смайлс Крамп, чьи разгромные статьи направлены против писательниц любовных и детективных романов, должен за один месяц написать детектив, который при этом вызовет хотя бы один положительный отклик.
Кэролайн Камп, моя внучка, писательница детективов, должна будет, подобно своим вымышленным героиням, раскрыть одно преступление, совершенное в Рочестере или в Адамсе. Кроме денег – независимо от вышеозначенного условия – я, выполняя просьбу ее покойного деда, Доуэлла Кампа, оставляю Кэролайн домик, который так любила ее прабабка Элайза Камп.
Все вышеперечисленные условия должны быть выполнены не позже чем через месяц после оглашения завещания. Если кто-то из моих внуков не справится с поставленной задачей, та сумма, что причитается ему по завещанию, делится поровну между теми внуками, которые выполнят мои условия.
Такова моя последняя воля. Ваша Агата Камп».
Нотариус поднял глаза и посмотрел на нас не без ехидства. Еще бы! Если бы я оказалась на его месте, наверное не удержалась бы от гомерического хохота. Агата Камп – вот уж кого я никогда не могла обвинить в хорошем чувстве юмора! – сыграла с нами презабавнейшую шутку. Не знаю, что думали в тот момент мои кузен и кузина, но во мне пробудилось уважение к покойной старушке.
Первой не выдержала кузина Мэгги. Она вскочила со стула с лицом, выражавшим крайнюю степень раскаяния в том, что она вообще пришла сюда.
– Нет, это какая-то чепуха! Разве такое завещание может иметь юридическую силу?!
– Вполне, – спокойно ответил нотариус, очевидно уже привыкший к подобным сценам. – Агата Камп составляла его, будучи в здравом уме и трезвой памяти, что было засвидетельствовано доктором.
– Нет, я отказываюсь участвовать в этом абсурде, – заявил Майлс, поднявшись следом за Мэгги. – Мы можем опротестовать это завещание в суде…
– Увы, мистер Камп, – возразил ему нотариус, – это бесполезно. Вы лишь напрасно потратите время и деньги. Агата Камп могла распорядиться своим хозяйством и деньгами по собственному усмотрению. Даже если бы она оставила все чужим людям, ни один суд не стал бы оспаривать ее право…
– Вот как… – помрачнел Майлс. – Бабуля всегда была с заскоками, но это не лезет ни в какие ворота.
– Майлс, не говори так о маме, – одернул сына Брэд. – И хорошенько подумай, прежде чем отказываться. Сумма, которую она оставила, очень велика. К тому же ты умеешь писать…
– И так часто критиковал детективы, – не удержавшись, вставила я, – что наверняка напишешь бестселлер.
Майлс бросил на меня полный негодования взгляд.
– Хотел бы я посмотреть, дорогая кузина Кэролайн, как ты блеснешь в роли сыщика. О преступлениях ты знаешь столько же, сколько продавец бургеров о технологии скотоводства. Все твои романы были плодом твоего воображения. А теперь придется узнать, что же это такое на самом деле. Или ты решила раскрыть преступление, не вставая с кресла?
– Вам-то досталось хоть что-то интересное, – надула губки Мэгги Даффин. – А мне? Почему я должна вытирать сопливые носы и возиться с этими маленькими чудищами?
– Не вздумай отказываться! – шикнула на нее Сесилия. – В кои-то веки у тебя есть шанс получить приличные деньги. Ты думаешь, твой Фредди когда-нибудь их заработает? Да ничего подобного! Он умеет только тратить то, что зарабатываешь ты!
– Мама!.. – одернула мать Мэгги.
– Что – мама? Моя мать была права – ничего путного из твоего брака не вышло!
Лесли, как это часто бывало, оказался прав: мои родственники, готовые перегрызть друг другу глотку, так и просились на бумагу. Какая колоритная сцена: разъяренная семья после оглашения завещания всеми любимой бабки…
– Буду ждать вас ровно через месяц, – сообщил нотариус, когда возмущение наконец улеглось. – И желаю вам удачи.
– Спасибо, – саркастически хмыкнул Майлс. – А я желаю вам, чтобы ваша бабка не додумалась составить подобное завещание.
– Да уж, – поддакнула Мэгги. – Хотя, подозреваю, бабушка Агата единственная в своем роде.
– Бывало и похуже, – покачал головой нотариус. – Один весьма богатый клиент моего коллеги из Сент-Пола не оставил своим родным ни цента – все состояние завещал своему хомячку. Так что завещание вашей бабушки по сравнению с этим – венец здравомыслия.
– Венец, – хмыкнула Мэгги. – На голову-то его не наденешь.
На этой глубокомысленной фразе, изреченной моей гениальной кузиной, наша встреча закончилась. Все разбрелись по домам, а я первым делом позвонила Лесли, который от души посмеялся над причудами покойной Агаты и пообещал, что лично сведет меня с Мэтью Соммерсом, детективом из Рочестера, уже не раз помогавшим мне ценными советами.
Конечно, сумма, которую оставила нам Агата, была очень велика, но от денег я, человек не слишком притязательный, могла бы отказаться. Не меркантильные соображения руководили мной, когда я решилась выполнить условие бабки. Я хотела доказать ей, пусть и после смерти, что способна сделать то, о чем так много писала. Что я не настолько глупа и далека от действительности, какой она – да и не только она – меня считала. Что мои сюжеты и мои героини не только плод моего воображения – они вполне могут существовать в реальном мире, полном самых, казалось бы, неправдоподобных историй.
3
– Дорогой кузен, – не выдержав, встряла я. Хоть Майлс обращался вовсе не ко мне, тем не менее эта полная сарказма речь предназначалась именно для меня. – Ты-то сам часто читаешь литературу подобного рода?
Его величество Майлс наконец-то соизволил повернуться ко мне. Его приторно-красивое лицо выражало злорадство. Он понял, что я приготовила ему ловушку, и был готов из нее выбраться без потерь.
– Дорогая кузина, – медовым голоском ответствовал он, – к сожалению, чтение подобных опусов входит в число моих обязанностей. Ведь я пишу критические статьи. Ты разве не знала?
Майлсу удалось меня удивить. Однако я ни разу не встречала его имени среди сонма критиков, которые неустанно ругали меня и мне подобных.
– Нет, – призналась я, и меня тут же осенила догадка: – Неужели ты взял себе псевдоним?
– Я не настолько тщеславен, чтобы любоваться своим именем на страницах газет и журналов, – хмыкнул Майлс.
В отличие от тебя, закончила я про себя фразу Майлса. Ты-то не стесняешься подписывать свою ересь собственным именем.
– Скорее ты не осмеливаешься открыть свое истинное лицо тем писателям, которые читают твои критические статьи, – в тон ему ответила я и не без удовольствия отметила, как с физиономии моего кузена потихоньку сползает самодовольная улыбка.
– И действительно, мистер Камп, под каким псевдонимом вы пишете? – поддержал меня Лесли. – Я читал массу критики в адрес нашей дорогой Кэролайн. Наверняка там были и ваши опусы.
Майлс был загнан в тупик. Ему пришлось раскрыть свою маленькую тайну. Оказалось, воображения моего дорогого кузена хватило только на то, чтобы приставить к собственному имени одну букву и проделать почти то же самое с фамилией: таким образом из Майлса Кампа получился Смайлс Крамп. Разгромные статьи Смайлса Крампа мы с Лесли читали неоднократно. Мой изобретательный кузен критиковал в основном женские романы, с особенным скепсисом относясь к детективам, написанным, если и прекрасной, то далеко не самой умной, по его мнению, половиной человечества.
– Смайлс Крамп? – Лесли повернулся ко мне и прочитал в моих глазах такое же удивление. – Да мне и в голову не могло прийти, что тебя, малышка Кэрол, станет критиковать собственный брат.
– Кузен, – поправил его Майлс. Такое прилюдное разоблачение пришлось ему явно не по вкусу. Получалось, что его вынудили признаться, а моему дорогому кузену не нравилась роль человека, загнанного в угол. К тому же рьяная критика произведений собственной кузины тоже не делала ему чести. Хотя, Сесилия Шелли и ее дочь, Мэгги Даффин, придерживались абсолютно иного мнения.
– Какая разница, кузина ему Кэрол или нет? – заступилась за Майлса Мэгги. – Критик должен быть объективным.
– Вот именно, – поддержала дочь Сесилия. – Если Майлс увидел недостатки в романе Кэрол, он не мог о них не написать. Это было бы нечестно. Разве вы так не считаете, мистер…
– Зовите меня просто Лесли, – с невозмутимой улыбкой ответил мой «адвокат». – Возможно. Но если отбросить в сторону все родственные связи и говорить по существу, я, признаться, нашел критику мистера Крампа…
– Кампа, – поморщился Майлс.
– Крампа, если мы говорим о ваших критических статьях. Так вот, я нашел критику мистера Смайлса Крампа довольно субъективной. В ней слишком много сарказма и слов не по существу. Иронизируя над романами Кэролайн, мистер Крамп забывает подкрепить свою критику примерами. Он сыплет общими фразами, но не приводит в доказательство своей правоты никаких существенных аргументов. Все аргументы мистера Смайлса – его собственное мнение и вкус.
Сесилии и Мэгги пришлось прикусить язычки. Подобные споры не были коньком этих дам, привыкших перемывать косточки женам соседских фермеров. Вот если бы речь шла об урожае или о ценах на кукурузу и яблоки, тогда Сесилия и Мэгги трещали бы без умолку.
Однако мой дорогой кузен не собирался проигрывать какому-то выскочке. Критика была его епархией, в которую Лесли не имел права совать свой нос. Подозреваю, что Майлс стал критиком именно потому, что, уж простите за тавтологию, никому не придет в голову критиковать критика.
– Может, вы плохо помните содержание моих статей, Лесли, – снисходительно улыбнулся он моему другу. – Я нередко цитировал целые абзацы из романов Кэролайн и ее, если так можно выразиться, сестер по перу. И эти строки ярче всяких слов подтверждали мою правоту…
Бог знает, чем бы окончился этот спор, если бы дядя Брэд не поднялся из-за стола и не предложил выпить за бабушку Агату.
– И правда, – поддержала брата Сесилия. – Ведь мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать романы нашей Кэролайн. – Она покосилась на меня так, будто я первая заговорила о себе и привлекла внимание к собственной персоне. – Мы собрались в этом доме, чтобы помянуть нашу дорогую и всеми любимую Агату…
В нотариальную контору я отправилась только из-за Лесли. Он заявил, что я единственный человек, которому могло прийти в голову не явиться на оглашение завещания богатой бабки.
– Даже если Агата ничего тебе не оставила, – сказал мне Лесли, – все, что ты потеряешь, это полчаса на посещение конторы. Неужели тебе даже не любопытно, как старушка распорядилась своим имуществом? К тому же нотариусы и адвокаты довольно любопытные персонажи. Вдруг ты найдешь для себя что-то интересное? Тебе ведь нужно вдохновение – ты сама говорила, что никак не можешь сесть за новую книгу.
– Ну хорошо, – сдалась я и с надеждой посмотрела на Лесли. – А ты не составишь мне компанию?
– Учись обходиться без меня, малышка, – улыбнулся мне Лесли. – Не ровен час я женюсь – и что ты тогда будешь делать?
– Ты женишься?! – расхохоталась я. – Звучит так же смешно, как если бы я сказала, что иду на свидание. Нет, Лесли, брак не наша стихия. Придумай другую отговорку.
– Если серьезно, то у меня тоже некоторые трудности. Моя троюродная сестра, которая живет в Миннеаполисе, разводится с мужем. От мужа сестрица имеет дочь. Мою троюродную племянницу зовут, кажется, Энджи. Так вот, моя дорогая родственница не придумала ничего лучше, как на время развода отправить эту самую Энджи ко мне. Психолог убедил ее в том, что разговоры о разводе могут нанести ее дочери непоправимую травму, а ближе меня никого не нашлось. Я и рад был бы придумать какую-нибудь отговорку, но в голову ничего не пришло. Так что теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Ты ищешь домработницу, а я – няню.
– И сколько у тебя будет гостить племянница?
– Месяц-другой, пока все не уляжется.
– И сколько ей лет?
– Кажется, девять. Я помню ее еще маленькой девочкой, точнее вечно пищащим кульком. Кэрол, я понятия не имею, как вести себя с детьми. Представляешь, в каком положении я оказался?
– Сочувствую, – искренне поддержала я Лесли. – Это куда хуже, чем завтракать подгоревшими тостами и пить переваренный кофе.
В адвокатскую контору я пришла одновременно с Мэгги Даффин и Сесилией. Обе были в строгих черных платьях. У Мэгги, привыкшей носить короткие юбки, платье доставало до пят. Впрочем, на этой эффектной блондинке даже самый нелепый наряд сидел бы исключительно хорошо. На ее фоне я всегда выглядела особенно непривлекательной. Впрочем, я давно перестала огорчаться по этому поводу.
Кроме Мэгги и Сесилии в контору пришел дядя Брэд, Майлс и старая подруга Агаты – одна из фермерских жен. Мы расселись в просторном кабинете, несколько сумрачном из-за темно-бардовых гардин, наполовину закрывших окна, за которыми виднелось унылое серое небо. Все торжественно молчали, ожидая, когда же нотариус вскроет заветный конверт.
Нотариус не собирался томить нас ожиданием и, разрезав большой конверт, произнес:
– Итак, господа, я оглашаю волю покойной Агаты Камп. – Развернув лист, вполне соответствовавший размеру конверта, он начал читать: – «Дорогие мои родные и близкие, томящиеся в ожидании своей участи! Вначале я хотела составить обыкновенное завещание, которое обычно и составляют в таких случаях. Но, хорошенько подумав, решила поступить иначе. Может быть, вы поблагодарите меня за это, а может быть, проклянете – этого я никогда не узнаю. В любом случае я уже не изменю своего решения.
Все свое хозяйство и дом (за исключением того, что будет оговорено далее) я оставляю моей дочери, Сесилии Шелли, в девичестве Камп, в благодарность за то, что долгие годы она терпела мой скверный характер. Своему сыну, Брэду Кампу, я завещаю участок хорошей и плодородной земли, которую купила специально для него. Продать ее или заняться фермерским хозяйством – дело его самого. Также я оставляю Брэду некоторую сумму, которой ему хватит на то, чтобы построить в Адамсе приличный дом, впрочем деньгами, как и землей, он может воспользоваться по своему усмотрению. Своей дорогой подруге, Маделайн Смит, я оставляю часы с кукушкой и шкатулку с украшениями, которые ей так нравились.
Теперь о вас, дорогие мои внуки. При жизни вы доставили своей бабке не так уж много радостей, так попробуйте хотя бы после смерти оправдать ее надежды. Все мои сбережения, отложенные для вас, будут разделены между вами поровну. Однако для того, чтобы получить эту сумму, вам всем придется выполнить мои условия.
Маргарет Даффин, в девичестве Камп, моя внучка, которая всегда терпеть не могла детей и не желала ими обзаводиться, должна будет устроиться няней в первое же место, куда ее пожелают взять, и проработать там целый месяц.
Майлс Камп, мой внук, известный в литературном мире как критик Смайлс Крамп, чьи разгромные статьи направлены против писательниц любовных и детективных романов, должен за один месяц написать детектив, который при этом вызовет хотя бы один положительный отклик.
Кэролайн Камп, моя внучка, писательница детективов, должна будет, подобно своим вымышленным героиням, раскрыть одно преступление, совершенное в Рочестере или в Адамсе. Кроме денег – независимо от вышеозначенного условия – я, выполняя просьбу ее покойного деда, Доуэлла Кампа, оставляю Кэролайн домик, который так любила ее прабабка Элайза Камп.
Все вышеперечисленные условия должны быть выполнены не позже чем через месяц после оглашения завещания. Если кто-то из моих внуков не справится с поставленной задачей, та сумма, что причитается ему по завещанию, делится поровну между теми внуками, которые выполнят мои условия.
Такова моя последняя воля. Ваша Агата Камп».
Нотариус поднял глаза и посмотрел на нас не без ехидства. Еще бы! Если бы я оказалась на его месте, наверное не удержалась бы от гомерического хохота. Агата Камп – вот уж кого я никогда не могла обвинить в хорошем чувстве юмора! – сыграла с нами презабавнейшую шутку. Не знаю, что думали в тот момент мои кузен и кузина, но во мне пробудилось уважение к покойной старушке.
Первой не выдержала кузина Мэгги. Она вскочила со стула с лицом, выражавшим крайнюю степень раскаяния в том, что она вообще пришла сюда.
– Нет, это какая-то чепуха! Разве такое завещание может иметь юридическую силу?!
– Вполне, – спокойно ответил нотариус, очевидно уже привыкший к подобным сценам. – Агата Камп составляла его, будучи в здравом уме и трезвой памяти, что было засвидетельствовано доктором.
– Нет, я отказываюсь участвовать в этом абсурде, – заявил Майлс, поднявшись следом за Мэгги. – Мы можем опротестовать это завещание в суде…
– Увы, мистер Камп, – возразил ему нотариус, – это бесполезно. Вы лишь напрасно потратите время и деньги. Агата Камп могла распорядиться своим хозяйством и деньгами по собственному усмотрению. Даже если бы она оставила все чужим людям, ни один суд не стал бы оспаривать ее право…
– Вот как… – помрачнел Майлс. – Бабуля всегда была с заскоками, но это не лезет ни в какие ворота.
– Майлс, не говори так о маме, – одернул сына Брэд. – И хорошенько подумай, прежде чем отказываться. Сумма, которую она оставила, очень велика. К тому же ты умеешь писать…
– И так часто критиковал детективы, – не удержавшись, вставила я, – что наверняка напишешь бестселлер.
Майлс бросил на меня полный негодования взгляд.
– Хотел бы я посмотреть, дорогая кузина Кэролайн, как ты блеснешь в роли сыщика. О преступлениях ты знаешь столько же, сколько продавец бургеров о технологии скотоводства. Все твои романы были плодом твоего воображения. А теперь придется узнать, что же это такое на самом деле. Или ты решила раскрыть преступление, не вставая с кресла?
– Вам-то досталось хоть что-то интересное, – надула губки Мэгги Даффин. – А мне? Почему я должна вытирать сопливые носы и возиться с этими маленькими чудищами?
– Не вздумай отказываться! – шикнула на нее Сесилия. – В кои-то веки у тебя есть шанс получить приличные деньги. Ты думаешь, твой Фредди когда-нибудь их заработает? Да ничего подобного! Он умеет только тратить то, что зарабатываешь ты!
– Мама!.. – одернула мать Мэгги.
– Что – мама? Моя мать была права – ничего путного из твоего брака не вышло!
Лесли, как это часто бывало, оказался прав: мои родственники, готовые перегрызть друг другу глотку, так и просились на бумагу. Какая колоритная сцена: разъяренная семья после оглашения завещания всеми любимой бабки…
– Буду ждать вас ровно через месяц, – сообщил нотариус, когда возмущение наконец улеглось. – И желаю вам удачи.
– Спасибо, – саркастически хмыкнул Майлс. – А я желаю вам, чтобы ваша бабка не додумалась составить подобное завещание.
– Да уж, – поддакнула Мэгги. – Хотя, подозреваю, бабушка Агата единственная в своем роде.
– Бывало и похуже, – покачал головой нотариус. – Один весьма богатый клиент моего коллеги из Сент-Пола не оставил своим родным ни цента – все состояние завещал своему хомячку. Так что завещание вашей бабушки по сравнению с этим – венец здравомыслия.
– Венец, – хмыкнула Мэгги. – На голову-то его не наденешь.
На этой глубокомысленной фразе, изреченной моей гениальной кузиной, наша встреча закончилась. Все разбрелись по домам, а я первым делом позвонила Лесли, который от души посмеялся над причудами покойной Агаты и пообещал, что лично сведет меня с Мэтью Соммерсом, детективом из Рочестера, уже не раз помогавшим мне ценными советами.
Конечно, сумма, которую оставила нам Агата, была очень велика, но от денег я, человек не слишком притязательный, могла бы отказаться. Не меркантильные соображения руководили мной, когда я решилась выполнить условие бабки. Я хотела доказать ей, пусть и после смерти, что способна сделать то, о чем так много писала. Что я не настолько глупа и далека от действительности, какой она – да и не только она – меня считала. Что мои сюжеты и мои героини не только плод моего воображения – они вполне могут существовать в реальном мире, полном самых, казалось бы, неправдоподобных историй.
3
К сожалению, Лесли не смог сдержать обещание и познакомить меня с детективом лично – именно в тот день к нему приехала сестра с троюродной племянницей. Племянница, которую звали Энджи, по словам Лесли, оказалась настоящим ангелочком. В душе я порадовалась за него – едва ли мой друг, несмотря на всю его выдержку, справился бы с капризным и непослушным ребенком. Однако же тот факт, что в полицейский участок я обречена идти в гордом одиночестве, весьма меня огорчил.
По природе своей я человек скорее замкнутый, чем общительный. Я тяжело и долго схожусь с людьми, но если я все-таки схожусь с ними, то между нами завязываются серьезные и прочные отношения. Оказавшись в незнакомой компании и в непривычных обстоятельствах, я начинаю смущаться и теряться, из-за чего произвожу на некоторых людей впечатление весьма высокомерной особы, которая не то что не может – не желает поддерживать непринужденный разговор. В этом отношении Лесли всегда выручал меня и поддерживал: он словно бы выступал переводчиком между мною и окружающими людьми. Лесли говорил то, что не договаривала я, заполнял словами мои неловкие паузы, готовил, если так можно выразиться, плацдарм для моего общения с незнакомым мне человеком. Поэтому, находясь рядом с Лесли, я могла быть уверена: меня поймут правильно и ни мои слова, ни выражение моего лица никому не покажутся высокомерными или, того хуже, снисходительными.
Несмотря на то что мой внимательный друг поговорил с детективом и попросил его сделать для меня все возможное, я страшно разволновалась перед посещением полицейского участка. Самое забавное заключалось в том, что мы с Мэтью Соммерсом уже были знакомы, правда заочно. Лесли много рассказывал мне о своем приятеле, а приятелю – обо мне. Мало того, я частенько прибегала к помощи Соммерса, когда писала свои детективы. Богатый опыт Соммерса нередко обеспечивал меня благодатной почвой для сюжета, его познания в оружии частенько спасали меня от глупых ляпов, а ситуации, которые происходили в участке, я неоднократно вставляла в свои романы. И все же общаться через посредника для таких скованных и пассивных натур, как я, иной раз значительно проще, чем напрямую. Именно поэтому я все эти годы не очень-то стремилась знакомиться с Мэтью Соммерсом лично.
Я шла по улице, размышляя о том, за что могла бы взяться на детективном поприще, а также о том, что мне уже чертовски надоело завтракать горелыми тостами и сбежавшим кофе. Отчаявшись найти себе молоденькую домработницу, я, честно говоря, начала подумывать о том, чтобы сдаться и, вняв советам работников кадровых агентств, взять к себе пожилую даму. Однако эта перспектива совершенно меня не радовала.
Находясь во власти своих невеселых дум, я вошла в участок. Не знаю, каким было выражение моего лица, но первый вопрос, с которым обратился ко мне молодой сержант, был:
– Что у вас случилось, мэм?
– У меня? – Я подняла на него взгляд, полный недоумения. – Все в порядке. Я пришла к детективу Соммерсу, вы не могли бы меня проводить?
– К Соммерсу? – Сержант посмотрел на меня с еще большим недоумением, чем я на него. Видно, у тех, кто приходил к Соммерсу, попросту не могло не быть проблем. – Но он сейчас занят, мэм. Может, вы объясните мне свою проблему и я провожу вас к другому детективу?
– Нет, это исключено, – покачала головой я. – Мне нужен детектив Соммерс.
– Я уже объяснил, мэм, что он занят. К нему с минуты на минуту должны прийти.
– Значит, он ждет меня, – констатировала я, с неудовольствием покосившись на чересчур бдительного сержанта.
– Вы Кэролайн Камп? – недоверчиво спросил сержант и стал внимательно ко мне приглядываться, что вызвало во мне еще большее раздражение.
– Да, я Кэролайн Камп. Вам показать документы?
– О нет, не надо, мэм, – растерянно пробормотал сержант. – Знаете, я читал ваши книги. Много ваших книг, мэм. Мне они очень нравятся. Особенно это… «Полдник людоеда».
– А-а, «Полдник людоеда», – улыбнулась я. По словам редактора, это моя лучшая книга. – Рада, что вам понравилось.
– Мэм, а вы не оставите мне автограф? – засуетился сержант. – У меня в ящике лежит одна ваша книга. Если, конечно, никто не взял ее почитать…
– Разумеется, оставлю, – кивнула я и вытащила из кармана плаща свою любимую перьевую ручку – только ей я подписывала книги. Правда, эта ручка не раз меня подводила: протекала и пачкала карманы одежды, но даже это ее качество не заставило меня отказаться от своей привычки, если хотите, рода суеверия. Ведь именно этой ручкой я подписала первый экземпляр своему первому читателю.
Пока сержант бегал за книгой, я стала свидетельницей сцены, которая не могла оставить меня равнодушной. Двери участка распахнулись, и на пороге появилась странная троица: двое полицейских и старушка, которая, несмотря на свой возраст, оказалась довольно бойкой и голосистой.
– Да что же это вы делаете?! – кричала старушка на рослых парней, которые годились ей во внуки. – Ни стыда у вас ни совести! Я же ничего не сделала! Да я на вас в суд подам!
Последнее старушкино заявление вызвало у парней дружный хохот, который еще больше рассердил пожилую даму.
– Ах вы еще и смеетесь над пожилым человеком?! Ну держитесь у меня! А вы будете свидетелем! – крикнула она мне, и, хотя я не успела ни согласиться, ни отказаться, продолжила: – Эта дама покажет на суде, как вы со мной обращались! Расскажет, что вы привели в участок невинную жертву!
Полицейские – надо сказать, довольно вежливо – предложили старушке присесть на скамью.
– Сейчас доложим о вас детективу Соммерсу, – пообещал старушке один из них.
– Да хоть бы и президенту! – возмущенно фыркнула пожилая дама. – Тоже мне, нашли преступницу!
Плакала моя консультация, вздохнула я про себя. Если Соммерс займется этой старушкой, то я просижу здесь не меньше часа. А все этот сержант со своим автографом! И куда он только запропастился?
Через несколько минут прибежал запыхавшийся сержант и протянул мне изрядно потрепанный «Полдник людоеда».
– Простите, что так долго, мэм. Я ее по всему отделу искал. Как знал – утащили книгу. Пойдемте, я провожу вас к детективу Соммерсу.
– Кажется, у него сейчас будут дела поважнее, – буркнула я, подписывая книжку. – Видите эту старушку? – кивнула я в сторону пожилой дамы. – Ее хотят отвести к детективу.
– Но я только что звонил ему, и он просил проводить вас в свой кабинет.
Я пожала плечами, отдала сержанту книгу и проследовала за ним. По дороге разговорчивый сержант рассыпался в благодарностях и интересовался, чем я порадую своих читателей на этот раз.
Мэтью Соммерс оказался тучным, но довольно энергичным и приятным мужчиной лет сорока пяти. Он предложил мне сесть, а сержанту велел сделать мне кофе.
– Рад вас видеть, мисс Камп. Можно я буду называть вас просто Кэролайн? Полагаю, наше давнее заочное знакомство дает мне на это право?
Я кивнула.
– Лесли рассказал мне о вашей беде или счастье – уж не знаю, как это назвать, – продолжал Соммерс. – И я обещал ему сделать для вас все, что в моих силах. Хотя в моей практике – это впервые. Я имею в виду, чтобы писательница сама занималась расследованием.
– Спасибо, что не отказали мне, мистер Соммерс, – пробормотала я, несколько обескураженная его манерой говорить и держаться. Мэтью Соммерс буквально прыгал вокруг стула, на котором я сидела, и говорил так много, что мне пришлось напрячься, чтобы удержать в голове все его слова.
– Зачем такая официальность? Зовите меня просто Мэтью. В участке меня называют Толстяком Мэтью, и я не обижусь, если вы будете обращаться ко мне так же… А мы с вами полные противоположности, Кэролайн. Вы такая худенькая, почти что призрачная, а я настоящий толстяк. Лесли, конечно, вас описывал, но я все равно думал, что вы другая. Нет, я вовсе не думал, что вы полная или вроде того. Просто мне казалось, вы не такая хрупкая.
– Да, – натянуто улыбнулась я. – Так часто бывает: воображаешь себе человека, а потом встречаешься с ним и он разочаровывает.
– Нет, я совсем не это хотел сказать. Или, может быть, я вас разочаровал? Вы, наверное, не думали, что я такой толстый?
Мы бы еще долго выясняли с Соммерсом, как каждый из нас представлял друг друга, если бы детектив не вспомнил, что внизу его ждет несчастная старушка.
– Знаете, Кэролайн, мне на голову свалилось одно происшествие. Вы ведь подождете, пока я с ним разберусь? Вначале я подумал оставить вас внизу, а потом сказал себе: почему бы и нет? Позови ее, пусть она посмотрит на твою работу. Ей ведь только польза от этого… Как вы считаете, я прав?
– Мне было бы очень любопытно посмотреть на вашу работу, – призналась я. – Если, конечно, сцена допроса не будет слишком жестокой.
– Ну что вы, я мягок и вкрадчив, как пантера перед прыжком. К тому же не думаю, чтобы это затянулось. Преступление-то пустяковое. Некая старушка служила экономкой у одной обеспеченной семейной пары, а потом взяла да и утащила у супруги дорогое колье. Знаете, старушки обыкновенно чувствительны и склонны к раскаянию, так что колье быстренько отыщется.
– Эта не такая, – покачала я головой. – Вы бы слышали, как она кричала. Утверждала, что невиновна.
– Да бросьте вы, Кэролайн. Невиновных людей не бывает. Все мы в чем-то виновны, даже если нас обвиняют совсем в другом.
С такой позицией сложно было спорить, поэтому я пересела в уголок, где не смогла бы никому помешать, и принялась пить кофе, который принес мне сержант.
Через несколько минут к Соммерсу привели старушку. Никакой податливости и смирения в ее взгляде я не прочитала.
– Мистер детектив! – гордо заявила она с порога. – Я ни в чем сознаваться не буду. Я ничего не брала.
– Хорошо-хорошо, – мягко улыбнулся ей Соммерс. – Садитесь напротив, мы с вами потолкуем.
– И вы здесь? – удивилась старушка, заприметив меня. – Неужто и вас в чем-то обвиняют?
– Не волнуйтесь, ее ни в чем не обвиняют, – кивнул в мою сторону Соммерс. – Это писательница, мисс Кэролайн Камп. Пришла в участок, чтобы поднабраться опыта в нашем деле. Мисс Камп пишет детективы.
– Напишите про меня, мисс Камп, – попросила старушка. – Напишите роман о том, как сажают невиновных людей.
– Пока я хочу посадить вас только на этот стул, – перебил ее Соммерс и указал на стул, где еще несколько минут назад сидела я. – Кстати, как вас зовут? Меня – Мэтью Соммерс.
По природе своей я человек скорее замкнутый, чем общительный. Я тяжело и долго схожусь с людьми, но если я все-таки схожусь с ними, то между нами завязываются серьезные и прочные отношения. Оказавшись в незнакомой компании и в непривычных обстоятельствах, я начинаю смущаться и теряться, из-за чего произвожу на некоторых людей впечатление весьма высокомерной особы, которая не то что не может – не желает поддерживать непринужденный разговор. В этом отношении Лесли всегда выручал меня и поддерживал: он словно бы выступал переводчиком между мною и окружающими людьми. Лесли говорил то, что не договаривала я, заполнял словами мои неловкие паузы, готовил, если так можно выразиться, плацдарм для моего общения с незнакомым мне человеком. Поэтому, находясь рядом с Лесли, я могла быть уверена: меня поймут правильно и ни мои слова, ни выражение моего лица никому не покажутся высокомерными или, того хуже, снисходительными.
Несмотря на то что мой внимательный друг поговорил с детективом и попросил его сделать для меня все возможное, я страшно разволновалась перед посещением полицейского участка. Самое забавное заключалось в том, что мы с Мэтью Соммерсом уже были знакомы, правда заочно. Лесли много рассказывал мне о своем приятеле, а приятелю – обо мне. Мало того, я частенько прибегала к помощи Соммерса, когда писала свои детективы. Богатый опыт Соммерса нередко обеспечивал меня благодатной почвой для сюжета, его познания в оружии частенько спасали меня от глупых ляпов, а ситуации, которые происходили в участке, я неоднократно вставляла в свои романы. И все же общаться через посредника для таких скованных и пассивных натур, как я, иной раз значительно проще, чем напрямую. Именно поэтому я все эти годы не очень-то стремилась знакомиться с Мэтью Соммерсом лично.
Я шла по улице, размышляя о том, за что могла бы взяться на детективном поприще, а также о том, что мне уже чертовски надоело завтракать горелыми тостами и сбежавшим кофе. Отчаявшись найти себе молоденькую домработницу, я, честно говоря, начала подумывать о том, чтобы сдаться и, вняв советам работников кадровых агентств, взять к себе пожилую даму. Однако эта перспектива совершенно меня не радовала.
Находясь во власти своих невеселых дум, я вошла в участок. Не знаю, каким было выражение моего лица, но первый вопрос, с которым обратился ко мне молодой сержант, был:
– Что у вас случилось, мэм?
– У меня? – Я подняла на него взгляд, полный недоумения. – Все в порядке. Я пришла к детективу Соммерсу, вы не могли бы меня проводить?
– К Соммерсу? – Сержант посмотрел на меня с еще большим недоумением, чем я на него. Видно, у тех, кто приходил к Соммерсу, попросту не могло не быть проблем. – Но он сейчас занят, мэм. Может, вы объясните мне свою проблему и я провожу вас к другому детективу?
– Нет, это исключено, – покачала головой я. – Мне нужен детектив Соммерс.
– Я уже объяснил, мэм, что он занят. К нему с минуты на минуту должны прийти.
– Значит, он ждет меня, – констатировала я, с неудовольствием покосившись на чересчур бдительного сержанта.
– Вы Кэролайн Камп? – недоверчиво спросил сержант и стал внимательно ко мне приглядываться, что вызвало во мне еще большее раздражение.
– Да, я Кэролайн Камп. Вам показать документы?
– О нет, не надо, мэм, – растерянно пробормотал сержант. – Знаете, я читал ваши книги. Много ваших книг, мэм. Мне они очень нравятся. Особенно это… «Полдник людоеда».
– А-а, «Полдник людоеда», – улыбнулась я. По словам редактора, это моя лучшая книга. – Рада, что вам понравилось.
– Мэм, а вы не оставите мне автограф? – засуетился сержант. – У меня в ящике лежит одна ваша книга. Если, конечно, никто не взял ее почитать…
– Разумеется, оставлю, – кивнула я и вытащила из кармана плаща свою любимую перьевую ручку – только ей я подписывала книги. Правда, эта ручка не раз меня подводила: протекала и пачкала карманы одежды, но даже это ее качество не заставило меня отказаться от своей привычки, если хотите, рода суеверия. Ведь именно этой ручкой я подписала первый экземпляр своему первому читателю.
Пока сержант бегал за книгой, я стала свидетельницей сцены, которая не могла оставить меня равнодушной. Двери участка распахнулись, и на пороге появилась странная троица: двое полицейских и старушка, которая, несмотря на свой возраст, оказалась довольно бойкой и голосистой.
– Да что же это вы делаете?! – кричала старушка на рослых парней, которые годились ей во внуки. – Ни стыда у вас ни совести! Я же ничего не сделала! Да я на вас в суд подам!
Последнее старушкино заявление вызвало у парней дружный хохот, который еще больше рассердил пожилую даму.
– Ах вы еще и смеетесь над пожилым человеком?! Ну держитесь у меня! А вы будете свидетелем! – крикнула она мне, и, хотя я не успела ни согласиться, ни отказаться, продолжила: – Эта дама покажет на суде, как вы со мной обращались! Расскажет, что вы привели в участок невинную жертву!
Полицейские – надо сказать, довольно вежливо – предложили старушке присесть на скамью.
– Сейчас доложим о вас детективу Соммерсу, – пообещал старушке один из них.
– Да хоть бы и президенту! – возмущенно фыркнула пожилая дама. – Тоже мне, нашли преступницу!
Плакала моя консультация, вздохнула я про себя. Если Соммерс займется этой старушкой, то я просижу здесь не меньше часа. А все этот сержант со своим автографом! И куда он только запропастился?
Через несколько минут прибежал запыхавшийся сержант и протянул мне изрядно потрепанный «Полдник людоеда».
– Простите, что так долго, мэм. Я ее по всему отделу искал. Как знал – утащили книгу. Пойдемте, я провожу вас к детективу Соммерсу.
– Кажется, у него сейчас будут дела поважнее, – буркнула я, подписывая книжку. – Видите эту старушку? – кивнула я в сторону пожилой дамы. – Ее хотят отвести к детективу.
– Но я только что звонил ему, и он просил проводить вас в свой кабинет.
Я пожала плечами, отдала сержанту книгу и проследовала за ним. По дороге разговорчивый сержант рассыпался в благодарностях и интересовался, чем я порадую своих читателей на этот раз.
Мэтью Соммерс оказался тучным, но довольно энергичным и приятным мужчиной лет сорока пяти. Он предложил мне сесть, а сержанту велел сделать мне кофе.
– Рад вас видеть, мисс Камп. Можно я буду называть вас просто Кэролайн? Полагаю, наше давнее заочное знакомство дает мне на это право?
Я кивнула.
– Лесли рассказал мне о вашей беде или счастье – уж не знаю, как это назвать, – продолжал Соммерс. – И я обещал ему сделать для вас все, что в моих силах. Хотя в моей практике – это впервые. Я имею в виду, чтобы писательница сама занималась расследованием.
– Спасибо, что не отказали мне, мистер Соммерс, – пробормотала я, несколько обескураженная его манерой говорить и держаться. Мэтью Соммерс буквально прыгал вокруг стула, на котором я сидела, и говорил так много, что мне пришлось напрячься, чтобы удержать в голове все его слова.
– Зачем такая официальность? Зовите меня просто Мэтью. В участке меня называют Толстяком Мэтью, и я не обижусь, если вы будете обращаться ко мне так же… А мы с вами полные противоположности, Кэролайн. Вы такая худенькая, почти что призрачная, а я настоящий толстяк. Лесли, конечно, вас описывал, но я все равно думал, что вы другая. Нет, я вовсе не думал, что вы полная или вроде того. Просто мне казалось, вы не такая хрупкая.
– Да, – натянуто улыбнулась я. – Так часто бывает: воображаешь себе человека, а потом встречаешься с ним и он разочаровывает.
– Нет, я совсем не это хотел сказать. Или, может быть, я вас разочаровал? Вы, наверное, не думали, что я такой толстый?
Мы бы еще долго выясняли с Соммерсом, как каждый из нас представлял друг друга, если бы детектив не вспомнил, что внизу его ждет несчастная старушка.
– Знаете, Кэролайн, мне на голову свалилось одно происшествие. Вы ведь подождете, пока я с ним разберусь? Вначале я подумал оставить вас внизу, а потом сказал себе: почему бы и нет? Позови ее, пусть она посмотрит на твою работу. Ей ведь только польза от этого… Как вы считаете, я прав?
– Мне было бы очень любопытно посмотреть на вашу работу, – призналась я. – Если, конечно, сцена допроса не будет слишком жестокой.
– Ну что вы, я мягок и вкрадчив, как пантера перед прыжком. К тому же не думаю, чтобы это затянулось. Преступление-то пустяковое. Некая старушка служила экономкой у одной обеспеченной семейной пары, а потом взяла да и утащила у супруги дорогое колье. Знаете, старушки обыкновенно чувствительны и склонны к раскаянию, так что колье быстренько отыщется.
– Эта не такая, – покачала я головой. – Вы бы слышали, как она кричала. Утверждала, что невиновна.
– Да бросьте вы, Кэролайн. Невиновных людей не бывает. Все мы в чем-то виновны, даже если нас обвиняют совсем в другом.
С такой позицией сложно было спорить, поэтому я пересела в уголок, где не смогла бы никому помешать, и принялась пить кофе, который принес мне сержант.
Через несколько минут к Соммерсу привели старушку. Никакой податливости и смирения в ее взгляде я не прочитала.
– Мистер детектив! – гордо заявила она с порога. – Я ни в чем сознаваться не буду. Я ничего не брала.
– Хорошо-хорошо, – мягко улыбнулся ей Соммерс. – Садитесь напротив, мы с вами потолкуем.
– И вы здесь? – удивилась старушка, заприметив меня. – Неужто и вас в чем-то обвиняют?
– Не волнуйтесь, ее ни в чем не обвиняют, – кивнул в мою сторону Соммерс. – Это писательница, мисс Кэролайн Камп. Пришла в участок, чтобы поднабраться опыта в нашем деле. Мисс Камп пишет детективы.
– Напишите про меня, мисс Камп, – попросила старушка. – Напишите роман о том, как сажают невиновных людей.
– Пока я хочу посадить вас только на этот стул, – перебил ее Соммерс и указал на стул, где еще несколько минут назад сидела я. – Кстати, как вас зовут? Меня – Мэтью Соммерс.