Он зевнул, потянулся и тут же скривился от тянущей боли. Вчерашний укус еще не зажил. Ксения положила зеркало, возникла рядом и поцеловала его.
   — Если все почистить и вытрясти, неплохой домишко будет, — сказала она.
   — Да, — согласился он и замолчал.
   Он чуть не сказал, что долго в этом гнездышке им не сидеть, погоня уже идет во все концы широким веером, а за его голову назначена цена. Но утро начиналось безмятежно, и хлопоты дня еще впереди. К тому же он сам разберется со своей головой.
   Они прошли в столовую. Старик уже сидел на табурете и недоверчиво их разглядывал, словно гадал — приснились вчерашние гости, проложившие к нему дорогу по трупам, или все было наяву?
   — Молоко почти остыло! — наконец сказал он. — Прошу завтракать!
   Разжевывая подсохший хлеб и запивая его молоком, старик вдруг спросил, правда ли, что между Москвой и Казанью война учинилась?
   — Какая еще война! — недовольно сказал Виктор. — Так, сходили, разобрались. Легкая прогулка.
   Ксения улыбнулась, но ничего не сказала.
   — Вояки! Нашли себе забаву! — Старик отставил чашку и сердито посмотрел на Виктора. — Надо дома строить и людей лечить, а не сабельками махать! Этот ваш Правитель…
   — Что — Правитель? — с интересом спросил Виктор.
   — Ладно, ладно, — добродушно сказал старик. — Я все помню. Сборище ликующих горожан и он, дающий клятву. Тебя тоже помню, стоял рядом, а вид был ужасно гордый. Я уже тогда знал, чем все это кончится.
   — Разве все уже кончилось? — спросила Ксения.
   — Нет, еще и не начиналось. Но эти разговорчики об ответственности за всех, красивые слова и жесты… Сначала ответственность, потом власть, а там — слово за слово, кончится, как всегда, большой кровью. Да вот уже и сейчас потихоньку принялись убивать друг дружку, и ты, — он ткнул пальцем в Виктора, — почему-то оказался здесь без свиты дурацкой. Я знаю, ты тоже начальник. Или был? — Старик хитро прищурился.
   Виктор допил молоко и сдвинул чашки в сторону. Поднял с пола кожаную сумку и вывалил содержимое на столешницу. С глухим звяком посыпались обернутые в тряпицы железяки. В первом свертке оказались слегка тронутые ржавчиной болты для арбалета. Виктор тщательно протер их, смазал чуть-чуть жиром, оставшимся на блюде от вчерашней курицы, и один за другим вложил в магазин. В других свертках были найфы, пара стилетов, кастет без одного шипа. Разворошив тряпки, он достал тяжелый сверток, туго обвязанный бечевкой. Развернул. Рукоять удобно легла на ладонь, вороненый металл тускло заблестел. Эту штуку он нашел давно, во время одной из ходок, через год или два после исчезновения старого Гонты. Ни разу не пользовался. Старое оружие. Пару раз сработает. Он нажал на шпенек сбоку — откинулся барабан, и желтыми глазками на него уставились донышки патронов. Высыпал их на ладонь, осмотрел — вроде все в порядке, только кое-где появились маленькие зеленые пятна. Скрутил промасленную тряпицу фитилем и продернул сквозь ствол. Чисто.
   Ксения молча наблюдала за его действиями, а старик пробормотал: «Вот-вот, именно это я и имел в виду», и, навалив на блюдо грязную посуду, ушел.
   Покончив с делами оружейными, Виктор позвал старика, спросил, скоро ли придет его парнишка из деревни? На что старик пожал плечами. Тогда Виктор спросил, что за деревня, раньше здесь не жили. Это точно, согласился старик, они близ Ходынки обретались, да налогами допекли, вот и ушли оттуда. Какие налоги, не понял Виктор, а старик и сам толком не знал. Вроде как люди Правителя чуть ли не каждый месяц требовали то одного, то другого.
   Виктор задумался. Он не помнил, чтобы хоть раз на Сборах говорили о налогах. Конечно, время от времени Мартын в своих государственных рассуждениях и об этом толковал, но в очень отдаленном времени, когда все установится. Скорее всего самозванцы объявились, или ловкачи.
   «Нет, порядок навести непременно надо!» — в который раз подумал Виктор.
   — Что ж, — сказал он, — раз нет твоего парнишки, то придется самим.
   Он подошел к двери и, осторожно приоткрыв, долго вслушивался. Шумел лес, птицы пересвистывались, но человеческого голоса или стона слышно не было. Тогда он распахнул дверь настежь и, зажмурившись от яркого света, вышел на крыльцо.
   Старик, выйдя за ним, охнул и схватился за дверной косяк.
   — Извини, — еле слышно прошептал он, — но я тебе не помощник.
   К полудню Виктор закончил. Нестерпимо ныла рана, знобило. Но четыре десятка тел он оттащил далеко в лес и, найдя подходящий овражек, свалил туда. Через пару дней вонища пойдет во все стороны, но он полагал, что к этому времени они с Ксенией покинут убежище. Жаль лошадей! На них страшно было смотреть — казалось, из их тел выгрызали огромные куски мяса. Может, и выгрызали.
   Солнце уже пекло в зените, когда он позвал старика на помощь, и вдвоем они оттащили конские трупы за ограду.
   Виктор, хромая, добрел до дома, вскарабкался на крыльцо, а в комнате рухнул в кресло.
   — Все в порядке? — обеспокоенно спросила Ксения.
   Он кивнул головой, но старик вдруг потребовал, чтобы Виктор показал ногу. Долго водил носом над раной, словно обнюхивал, цокал языком, но ничего не сказал. Виктор заметил, как потом старик копался в угловом шкафу и звенел стеклом. Достал несколько пузырьков и поднес к щелям в окнах, разглядывая надписи.
   Ксения разогрела на маленькой железной печке еду. Виктор ковырнул овощное рагу и отложил ложку. Есть не хотелось.
   Старик между тем ел и похваливал. А потом, довольно откинувшись к стене, сказал, что так вкусно кормят только в деревне, хотя и там не знают, что такое настоящая еда.
   При этих словах он назидательно поднял палец. Ксения спросила его, что же такое настоящая еда, но старик благодушно махнул рукой и сказал, что незачем ворошить былое. Все равно не жизнь, а сплошная имитация.
   Ксения не поняла, о чем говорит старик, но вопросов больше не задавала. Старик закрыл глаза и несколько минут размеренно сопел носом. Когда Виктор решил, что он спит, вдруг широко распахнул глаза и внушительно сказал:
   — Именно так! Мелкие игрища, возня у власти. Вся эта пародия на феодализм кончится большой кровью. Но и ваши грандиозные битвы за стратегически важные коровники и сортиры — всего лишь имитация, муляж, химера…
   — Что, что? — спросил Виктор, морщась от боли.
   — Битое стекло! — снова вздел палец старик. — Старая трагедия только сейчас заканчивается, а в ожидании конца все эти правители и присные их пытаются склеить старое зеркало цивилизации. Под руки попадаются смешные предметы, обломки вазы, бокала, писсуара… Но из них ничего не склеишь. Чем больше пытаетесь вспомнить, тем больше забываете. И ваши опереточные походы — возня с осколками. Когда повзрослеете, выбросьте к чертям осколки и займитесь настоящим делом.
   Виктор с трудом понимал, о чем говорит старик. Виной тому, наверно, была стреляющая боль. Нога горела, светлые щели в окнах нестерпимо жгли глаза, хотелось закрыть их и лечь.
   — А ты, — еле разлепив губы, спросил он сипло, — а ты что делаешь?
   Старик внимательно посмотрел на него, вздохнул.
   — Чтоб я знал! — горько сказал он. — Порой мне кажется, что я последний из моего народа, кто остался на этом огромном пространстве между двумя океанами. Еще в прошлом веке… Или в прошлом тысячелетии все, кто еще обретался в сей юдоли, покинули эти пределы, ушли туда, где начиналась история. А я остался у котлов мясных. Звала, звала меня родня во все концы, во все пределы, у меня одних племянников на всех континентах не счесть. Я, можно сказать, родовитый космополит… — Старик негромко рассмеялся.
   — Но я остался, — продолжал он. — И не потому, что мне было интересно, как наступает судный день на этой земле, нет, я не настолько бессердечен. Просто не успел. Или не захотел, не помню. Когда началась пандемия, я уже не мог уехать отсюда. Помогал, делал все, что мог, а мог очень мало. И вот я остался один! — Голос его окреп, плечи распрямились. Он будто стал выше ростом. — Я остался один, но голос мой не будет услышан в пустыне. Скоро я уйду, завершатся мои земные дела. Я даже рад, что не увижу наступления новых времен. А новые времена набухли гроздьями, вот-вот прорвет плотину, а старой истории и старым людям нет места в новом потопе…
   Виктор закрыл глаза. Голос старика гремел в ушах, острыми иглами сыпался в голову.
   — Я не знаю, где встречу свой последний день, — говорил старик, — но я смежу веки свои с улыбкой. Может, я самый старый человек из всех живущих. Я жил в двух веках и двух тысячелетиях, видел величие и падение империй. У меня были друзья и враги. Все они давно мертвы. Умру и я.
   Он умолк. Ксения подождала немного, а потом уважительно спросила:
   — Ты из тех, кто видит будущее?
   Старик улыбнулся и покачал головой.
   — Спасибо тебе, девушка. Пророком меня еще никто не называл. Я польщен. Но, увы, последние пророки умерли давно. Тысячу, две тысячи лет назад! Теперь долго еще… — Он осекся и посмотрел на Виктора.
   Тот не слышал ни старика, ни Ксении. Голова лежала на столе, он был без сознания.
   — Боже мой! — вскричал старик. — Надо немедленно перенести его в кровать! Это все рана на ноге. Очень плохо, очень…
   Ксения поднялась со скамьи и положила ладонь на голову Виктора. Замерла, словно пыталась что-то услышать.
   — Он болен, — сказала она наконец. — Но это не очень плохо. Это гораздо хуже.

5

   Он уходил в вязкую глухую муть, бесконечное падение изматывало, а когда оно закончилось, сбоку из тьмы всплыли огромные соты, и вот он уже брел, проламываясь сквозь липкие стены, которые дробились, рассыпались от малейшего прикосновения. Тягучий мед вытекал из разбитых сот, обволакивал его, душил…
   И после того, как он вмерз, окаменел в янтарном шаре, все рассыпалось песком, и он рассыпался тоже, а песок смыла холодная вода…
   Временами, приходя в сознание, он видел склонившуюся к его изголовью женщину. Кажется, он знал ее, но никак не мог вспомнить имя. Чужая, чужая, чужая — монотонно крутилось в голове, а потом рядом с ней возникала старческая голова, пальцы, оканчивающиеся длинной иглой, и вновь он падал в муторное забытье.
   Потом ему стало немного легче. Он лежал легкий и пустой, холодная испарина покрывала тело, а Ксения полотенцем обтирала пот с его лба. Сквозь полумрак и дрожащее пламя свечи он едва различал ее лицо. Глаза были закрыты, она медленно качала головой из стороны в сторону и что-то монотонно бормотала…
   — …вернись, вернись, возвращайся, душа. Не ходи на восток: там из огненной ямы выплавляется солнце; там девять великанов несут раскаленное светило, они унесут и тебя. Вернись, возвращайся, душа. Не ходи на север: там большая вода и злые рыбы, они сожрут твое тело и обгложут кости, они уходят в глубину и унесут тебя с собой. Вернись, возвращайся, душа. Не ходи на запад: там живут черные змеи с шестью головами, им прислуживают длинноголовые люди с синими зубами, они съедят тебя. Вернись, возвращайся, душа. Не ходи на юг: там на огромных кольях гниют днем и ночью мертвецы, они съедят тебя, а полосатые муравьи ростом с человека превратят в труху твои кости. Вернись, возвращайся, душа. Не улетай на небо: там пустота и холод, там ничьи глаза смотрят во все стороны, и те, кого они увидят, рассыпаются в пыль, там восемь страшных солнц охотятся друг за другом, пожирая и выплевывая друг друга, они съедят и тебя. Вернись, возвращайся, душа. Не уходи под землю, там шестнадцать стражей ждут тебя, чтобы пропустить через колесо, там полуголовый зверь, не имеющий имени, съест тебя всю. Возвращайся, вернись, это я призываю тебя, вернись скорее ко мне, ты еще не прошла свой путь до конца, вернись, вернись, вернись…
   Голос Ксении таял, обволакивал. Виктор пошевелил тяжелой рукой, с трудом нащупал ее ладонь и слабо пожал ее. И тут же заснул.
   Он просыпался и снова засыпал, пил горячее и холодное, несколько раз видел сквозь пелену Ксению, старика и незнакомого юношу, испуганно смотревшего на него.
   А однажды он проснулся и долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в серый полумрак. Хотелось есть. Он понял, что выздоравливает.
   Хворь, неожиданно свалившая его, была подобна удару молнии. Не мог же укус вонючего лупилы ввергнуть в ничейные земли между жизнью и смертью! Наверно, судьба подавала ему знак. Он был испепелен, размышлял Виктор, а сейчас как бы возродился в новом качестве. Долгие годы ему казалось, что внутри сидит стальной еж, ощетиненный во все стороны жесткими прутьями. И сейчас вдруг концы этих прутьев словно вошли в свои гнезда, и еж перестал колотиться о его, Виктора, оболочку, и это дало хозяину тела совершенно иную свободу и силу, большую, чем была у магов и есть у Ксении.
   И как только он подумал о ней, она вошла в комнату.
   Положила узкую прохладную ладонь ему на лоб и тихо сказала:
   — Вот ты и вернулся.
   Через два дня он встал на ноги.
   Старик ворчливо сказал ему, что извел последние ампулы с антибиотиками и, собственно говоря, собирался ампутировать ногу, но Ксения не разрешила и правильно сделала. Он не верит в чудеса, но то, что Виктор выжил, — чудо из чудес. По всем правилам медицинской науки ему полагалось загнуться от гангрены или общего сепсиса.
   Виктор с улыбкой выслушал речь старика, пересыпанную незнакомыми словами, поблагодарил его и заметил, что не забудет о нем и в иные дни.
   Старик бросил на него странный взгляд.
   — Иные дни наступят скорее, чем мы ожидаем, — сказал он после короткого молчания. — Но мне уже все равно. Я подозреваю, что моя миссия здесь и сейчас подходит к завершению.
   Виктор сидел в кресле и внимательно следил, как пятнышко солнечного луча пробилось сквозь щелку и медленно переползает с тарелки на стол.
   — Одна миссия завершается, другая начинается, — проговорил он. Лекари всем нужны, особенно в дружине. Без магов трудно придется.
   — Кху! — не то поперхнулся, не то подавился старик. — Спасибо за сравнение! Польщен, знаешь ли! Где уж нам, сиволапым…
   — Ну, почему же! — благодушно возразил Виктор. — У тебя неплохо получается, хотя и без магии.
   Он хотел сказать приятное старику, а сам, конечно, был уверен, что именно странные заклинания Ксении вернули его с полпути в долину смерти. Но старик почему-то не обрадовался. Сложив губы трубочкой, он иронично посмотрел на Виктора.
   — И ты веришь в эту чушь? — с этими словами обличающе уставил палец на собеседника.
   — В какую? — кротко спросил Виктор.
   — Ну, со всеми этими чудесами, страхами… — Старик неопределенно повертел ладонью над головой.
   — Ты имеешь в виду Страх Небесный? — Виктор задумчиво посмотрел на потолок. — Да, говорят, что появились секты поклонников, и будто они ставят колья остриями в небо. Только я думаю, что это все же становища лупил.
   — Я не о том! — досадливо перебил его старик. — Ты говоришь так, словно Страх на самом деле существует!
   — А разве нет? — улыбнулся Виктор.
   Смешной старик, подумал он. И говорит смешно.
   — Кто бы мог подумать, — горестно покачал головой старик, — что невежество людское расцветет пышным цветом! Кстати, все эти ваши страхи результат действия испарений некоторых растений. Давно очень вывели какой-то хитрый гибрид эфироноса с коноплей, вот их аэрозоли и мутят вам головы! Понимаешь, взвеси такие легкие поднимаются в воздух и разносятся ветрами, в зависимости от погоды их действие усиливается или ослабевает. Так что это вовсе не страх, а сплошная химия!
   — Химия? — вежливо спросил Виктор.
   — Да! — громко сказал старик.
   — А маги?
   — Что — маги?
   — Маги — тоже химия?
   Сморщившись, словно от зубной боли, старик процедил, что насчет магов у него нет разумного объяснения. В работе он их не видел, а мало ли что понарасскажут! Может, так называемые маги обладают даром внушения, а чего только не привидится человеку, нанюхавшемуся испарений.
   — Значит, россказни только? — переспросил Виктор.
   — Именно! — воодушевился старик. — Ты хоть раз видел какое-нибудь по-настоящему магическое действие или их пресловутый огонь?
   — Видел.
   — А! — Он на миг запнулся. — И что, в самом деле…
   — В самом деле. И не только огонь.
   — Ну, тогда я не знаю, — сердито отозвался старик и повернул голову к Ксении, не вмешивавшейся в разговор и разглядывавшей старый альбом.
   — А ты, девушка, тоже видела магов?
   — О каких растениях ты говорил? — спросила Ксения, не отвечая на вопрос старика.
   — Что? Ну, я не помню! Очень давно читал статью об этом. Какие-то умники возились с генами кактусов, трав и кустарников. Был побочный эффект, но, конечно, я забыл детали. Ты мне скажи, сама видела фокусы этих затейников?
   Ксения внимательно посмотрела на старика.
   — Ты прав, — сказала она, — они действительно прикоснулись только к краешку силы, и им было неподвластно освобождение души вещей. Что уж говорить о душе растений! Но фокусы им неплохо удавались, хотя сила больше разъедала их самих.
   — О чем мы говорим! — еле слышно пробормотал старик, вздохнул, пересел на лавку к стене и смежил веки.
   Все эти разговоры Виктору казались несущественными. Дни и ночи беспамятства, словно воды большой реки, смыли с него коросту старых привычек и страхов. Он чувствовал себя неуязвимым, не понимая, откуда в нем эта уверенность. Каждая минута, каждый час были наполнены ожиданием неких событий, хотя в старых, пропитанных ароматом тления и распада комнатах изо дня в день ничего не происходило, и время тянулось под бормотание старика и уютное молчание Ксении. Гонта учил быть терпеливым. Если ничего не можешь сделать или не знаешь, из какой щели вылезет враг, говорил он, не суетись, нарыв сам лопнет.
   Вот он и ждал теперь, чем лопнет двухнедельное сидение в убежище. Через пару дней он сможет выйти, попытается раздобыть коня. А там видно будет.
   Он не понял, что имел в виду старик, говоря об испарениях. Не на волчью ли траву намекал? В самом деле, что выращивали маги на своих плантациях?
   Чтобы размять ногу, он часами ходил по дому, показал Ксении все углы и закоулки. В одном из встроенных шкафов они нашли ящики со старыми книгами. Многие страницы были убиты плесенью, не разлипались, таяли в руках скользкой гнилью. Уцелели скучные тома без картинок, иногда в них попадались фотографии тусклых лиц. «Речи и выступления», — прочел Виктор на обложке. «Мартына бы сюда, — подумал он, — вот радости-то ему!» Он задумался, куда все-таки исчезли книги? Новую бумагу ничто не брало. Но пропали не только библиотеки. Куда-то сгинули музеи, хранилища… Может, вместе с техникой, а может, еще раньше.
   Он спросил у старика, что тот думает о наведении порчи на сложные механизмы. Старик устало пробормотал, что для дурака и ржавчина колдовство, и еще добавил, что чем сложнее техника, тем легче выходит из строя, а кувалдой или, хм, мечом ее не починишь.
   Ксения раскопала большой, хорошо сохранившийся альбом и часами рассматривала цветные изображения лесистых гор и замков на их вершинах. Однажды она показала Виктору большой замок, прямо дворец, высоко над старым городом, утопавшим в зелени, а внизу река, рассеченная мостами. Ему показалось, что он видел когда-то замок и реку, но не мог вспомнить где.
   — Я хотела бы жить в таком доме, — сказала Ксения.
   Старик, дремавший у стены, разлепил глаза, пришаркал к ним и заглянул через плечо. Бормотнул о губе, что не дура, и вернулся обратно.
   Виктор смотрел на картину, но перед глазами вставал острый, впивающийся в небеса контур Хором. Что там сейчас делается, каково Мартыну, направит ли Сармат еще погоню? Ему даже привиделось, как длинными темными коридорами быстро идет Правитель, за ним свита и охрана, трещат факелы, полосы света и тени извиваются на потолке, идут сотники, тысяцкие, вот только лиц он не может разглядеть, но еще усилие, и он увидит лик Правителя…
   Видение прервал стук в дверь. Он поднял со скамьи арбалет, взвел. В дверь еще пару раз коротко стукнули.
   Старик не обратил внимания на стук, а Ксения успокаивающе похлопала Виктора по локтю и пошла к двери.
   Рослый парень со светлыми вьющимися волосами ввалился в комнату, обвешанный битой птицей, связками свежей, трепыхающейся рыбы и с большим мешком за спиной.
   — Хлебца горячего принес! — радостно провозгласил он, а потом, увидев Виктора, смутился и тихо сказал: — Вот и рыбки тоже. Здравствуйте!
   Виктор отложил арбалет и приветственно взмахнул рукой. Парень, робко поглядывая на него, подошел к столу и навалил снеди.
   — Куда кладешь! — не открывая глаз, сварливо сказал старик. — Неси в кладовую!
   — Ага! — В тот же миг юноша сгреб все в охапку и кинулся в коридор.
   Что-то там грохнуло, зазвенело. Ксения улыбнулась.
   — Это Андрей, — сказала она. — Еду приносит.
   И добавила, что парень во время болезни приходил каждый день, ухаживал за ним и даже помогал перевязывать.
   — Ну да, — проворчал старик, — и стащил мой ланцет.
   Андрей вернулся и присел на краешек скамьи.
   — Садись ближе, — велел ему Виктор, а когда парень молниеносно пересел, спросил у него: — Далеко ваша деревня?
   — Час ходьбы.
   — Людей много?
   — С полсотни будет.
   — Кони есть?
   — Есть. Десятка три-четыре.
   — Хорошо.
   Виктору понравилось, что Андрей, вопреки обыкновению селян, не стал многоречиво рассказывать о селе, жителях и лошадях, а отвечал кратко, толково.
   — Небось, в дружину хочешь сбежать? — испытующе глядя на него, спросил Виктор.
   Парень кивнул. Смущенно улыбнулся. Потом грустно сказал, что отец его и отпустил бы, да вот платить нечем. На недоуменный взгляд Виктора пояснил, что сборщики налогов за рекомендацию требуют пять коней или малую меру золота, а откуда его взять?
   После расспросов Виктор понял, что за самозваными сборщиками стоит кто-то из Хором. Закралась мысль, уж не Егоровы ли следы тянутся сюда, и на кой предмет Егору золото. Сармат решил поправить запас? Но почему об этом не знали ни он, ни Мартын? Виктор решил, что скоро всей суетной кутерьме и неразберихе придет конец, и каждый будет заниматься тем, что ему положено, либо же конец наступит для обитателей Хором.
   Заметил, что Андрей собирается сказать что-то, но не решается. Поощрительно кивнул ему.
   — А правда, что вы всех волчар положили? — спросил он. — Я к овражку когда вышел, чуть не свалился с перепугу, сколько их там нава-а-лено!
   — Невелика доблесть, — отозвался Виктор. — Будь они с оружием, совсем другой разговор вышел бы. Сам-то чем работаешь?
   — Да я… — Парень замялся, но тут со скамьи привстал старик и, хрустнув суставами, потянулся.
   — Не скромничай, — сказал он. — Палкой он орудует, большой виртуоз. Помню, возвращались с ним вечером… Когда же это было? Кто рожал тогда, а? — Старик нахмурил лоб, вспоминая, а потом махнул рукой. — Все забыл. Так вот он трех диких кошек прибил, я даже испугаться не успел. Вжик, вжик — и готово!
   Виктор с уважением посмотрел на Андрея, тот потупился. Молодец, с тремя дурохвостами справиться — большая ловкость нужна, их, бывало, и клинком-то сразу не достанешь. Пока замахнешься, он у тебя уже на спине сидит и шею грызет.
   Парень нравился ему. Что ж, хранителей нет, один пропал, второй тоже сгинул. А этот вроде ничего.
   — Пойдешь со мной? — спросил он.
   Юноша вскочил со скамьи, вытянулся, замер с горящими глазами.
   Старик хрипло рассмеялся.
   — Пойдет, куда денется! Ты теперь для него герой! — Покачал головой и добавил совсем тихо: — Бедные мальчики, бедные глупые мальчики.
   — Раз ты хорошо работаешь палкой, — сказал Виктор, — то меч и копье для тебя в самый раз. Мечом владеешь?
   Парень испуганно качнул головой. Виктор рассмеялся.
   — Ну, пошли во двор, покажу кое-чего!
   Старик посмотрел им вслед и сказал Ксении:
   — Может, оно и к лучшему. Андрей — смелый и честный юноша. К сожалению, твой герой не будет ему хорошим другом.
   — Зато он будет ему хорошим господином! — ответила Ксения, не поднимая головы от альбома.
   Старик только вздохнул и снова лег на скамью.

6

   Не прошло и трех дней, как силы полностью вернулись к Виктору. Вечерами чуть-чуть ныла нога, но он уже не обращал на нее внимания. Время летело быстро — с утра до вечера на заднем дворе они с Андреем предавались ратным утехам. Юноша оказался на удивление способным и для начала обезоружил Виктора, показывавшего ему нижний удар мечом. Виктор сперва и не понял, как Андрей умудрился палкой выбить из рук меч. Посмотрел на лежащий в траве клинок и попросил еще раз показать, а потом серьезно сказал, что вряд ли сможет его чему-нибудь научить, впору самому поучиться. Парень от удовольствия даже покраснел.
   «Копье или пика, вот что ему подойдет», — решил Виктор и спросил юношу, кто его научил так ловко крутить палку. Андрей замялся, а потом сказал, что никто не учил, несколько лет назад нашел старые листки, на которых были изображены люди с палками в разных позах. Пасти коров — дело нехитрое, времени много. Вот он и наловчился. Ну, и с деревенскими ребятами иногда приходилось считать пальцы.
   Виктор все же показал ему несколько приемов. Андрей с опаской взял тяжелый меч, взвесил в руке, взмахнул, крутанул.
   — Хорошо, — похвалил Виктор, — представь себе, что работаешь тяжелой палкой.
   Андрей кивнул и так махнул клинком, что срубил молодую березку.