Петро прикрыл ставень и тоже посмотрел на часы. Все это ему не нравилось. Человека зачем-то на крыше привязали, дед и дивчина зря пошли, могут на дворников напороться. В Лицее рассказывали, что в заброшенных домах дворники по квартирам шарят, старые вещи шукают: картины там, если уцелели, бронзу, фарфор. Их патруль когда ловит, то руки ломает. Говорят, раньше их на месте стреляли, а потом перестали, людей мало, а эти хоть и поганые, но, может, какой прок и будет. С ворюгами, правда, разговор короткий, но так им и надо!
   Между тем Митя осведомился, куда делись дед и Ксения, а выслушав Улю, вдруг забеспокоился и со словами: «Пойду поддержу их» — исчез у себя в комнате.
   Его ждали минуту или две, но Митя, наверно, ушел не за одеждой, потому что, когда Саркис приоткрыл дверь, из комнаты потянуло дымом и вчерашними запахами.
   — Что ты с чумным трешься? — сердито сказал Петро Уле.
   Уля, не отвечая, смотрел себе под ноги. Саркис увидел половинку платка.
   — У Ксении что-то неладно, — задумался Уля.
   — Зову патруль! — Петро двинулся в прихожую.
   — Погоди, только пятнадцать минут прошло, — Уля выжидающе посмотрел на Саркиса.
   — Значит, так, мы пойдем за ними, а через пятнадцать минут — зови, сказал Саркис и снова посмотрел вверх. Человек по-прежнему был привязан к птице. Может, дед и Ксения уже поговорили с ним и теперь возвращаются?

9

   Они быстро выбрались из нагромождения камней и разбитых панелей и вышли к уцелевшей части некогда большого красивого здания.
   Уля посмотрел вправо, влево, подобрал камешек и с силой ударил оземь. Камень отскочил налево, и Уля решительно ткнул пальцем в сторону двери, болтающейся на одной петле. Саркис с большей охотой пошел бы к остаткам широкой лестницы, ведущей… Никуда она не вела и упиралась в огромную бетонную плиту, когда-то рухнувшую сверху. Вонзившись в ступени, она расколошматила их в пыль, а сама нелепо торчала, этаким каменным, в трещинах, занавесом.
   За дверью было сумрачно, но свет из дыр освещал длинный коридор и темные проемы дверей в стенах его.
   В конце коридора за поворотом оказался небольшой зал с вздыбившимися остатками деревянного пола, а в углу — винтовая лестница. Уля с сомнением оглядел ее, понюхал воздух, пожал плечами и медленно пошел вперед. Саркис потрогал скользкие перила и, вздохнув, двинулся следом.
   В полумраке казалось, что они кружатся на месте, держась за столб и переставляя ноги по неудобным ступеням. Вскоре лестница вывела на площадку. Крыша над этим местом была сорвана, и открылась картина разрушений — половина здания лежала месивом камней, балок и плит, а уцелевшая часть дикой глыбой возвышалась над осыпью.
   До крыши еще было далеко. Они осторожно перелезли через толстые трубы, обогнули большой покореженный бак и пошли по узенькому балкончику, прилепившемуся к стене, стараясь не смотреть вниз. Дойдя до середины, Уля насторожился и попятился. Саркис, ничего не спрашивая, тоже повернул.
   Рухни сейчас этот железный балкончик, Саркис бы не удивился. Нюх Ули на опасность восхищал его. И не завидно. Если рядом друзья, которые могут все, плевать, что сам не тянешь!
   Ничего не происходило минуту, две… Уля стоял, тяжело дыша, потом достал из кармана часть платка Ксении и, закрыв глаза, помял его в ладони. Пошел назад, к баку и трубам, заглянул в проем. Сверху посыпалась пыль, труха. Мальчики переглянулись. И полезли бетонным колодцем вверх по скобам.
   А наверху, у самого края колодца на небольшой площадке увидели деда Эжена и Ксению, сидящих спинами друг к другу. В первую секунду они просто удивились их позам, а во вторую обнаружили, что дед и внучка привязаны друг к другу, а лица их замотаны тряпками.
   — Чуть не задохнулся, — сказал, наконец, дед Эжен, отдышавшись и отплевываясь. — Вот негодяи!
   — Я одного укусила! — гордо сообщила Ксения, а потом сморщила нос: Хорошо, зуб не сломала.
   — Куда же они делись? — озабоченно спросил старик, выяснив, что мальчики по пути сюда никого не встретили.
   — Они никуда не делись, — сказала Ксения, — они рядом.
   Уля выхватил свою трубку и растянул ее во всю длину. Саркис подобрал кусок ржавой арматуры.
   — Не бойтесь, — сказала Ксения, — ничего они не сделают. Они испугались, упали вниз и умерли. Их зомбики убили.
   Мысль о том, что здесь, на высоте, внезапно могут налететь сонмища мух и ослепить, задушить, была неприятна. Саркис шел за дедом Эженом и Ксенией, перебирался через завалы; полз по балкам, а сам думал о том, как в трещинах роятся мухи и посмей только раздавить хотя бы одну… Почему-то внизу они не опасны, а в пределах Кольца их просто нет.
   По широкой балке одолели провал и влезли по небольшой осыпи на крышу.
   Вблизи арфа казалась частью огромной клетки, на которой распласталась птица. К прутьям этой клетки был привязан человек. Когда они подобрались к нему, то увидели худого мальчишку, молча глядевшего на них круглыми глазами. Рот его был заклеен липкой лентой.
   Всю дорогу назад незнакомый мальчик шел, вцепившись мертвой хваткой в рукав Ксении. Уля пытался с ним заговорить на свету, когда они выбрались из последнего коридора, но без толку. Мальчик дергал головой, молча водил зрачками по сторонам…
   У подъезда он успокоился, и, пока Петро приставал с расспросами к деду, Саркису и Уле, деловито осмотрелся и отпустил рукав Ксении.
   — Сначала нужно накормить человека, — провозгласил дед Эжен. Вопросы потом.
   — А я патруль вызвал, — невпопад сказал Петро.
   — Да? — поднял брови дед Эжен. — Ну, что же… Куда?!
   Спасенный незнакомец был уже около пролома, когда его догнала Ксения и положила руку на плечо.
   Саркис и Уля переглянулись. Появление патруля означало финал их похода. Это было невыносимо! Вон торчит из-за насыпи темная скала университета. Дойти, добежать, а там и патруль не страшен. Можно даже попросить, чтобы до Лицея подвезли.
   Ксения и беглец вернулись.
   — Нельзя мне патрулю попадаться, — хрипло сказал мальчик.
   — Нельзя так нельзя, — согласился дед Эжен. — Как тебя зовут, отрок?
   — Виктор.
   — М-да, — протянул старик Эжен. — Ты уверен, Виктор, что встреча с патрулем тебе сулит неприятности? Ладно, мы тебя вызволили, мы за тебя и отвечаем. Потом разберемся. Да и вы, юные путешественники, я так понимаю, не рветесь обратно в Лицей? То же самое. Ксения, доведи ребят до трещины, и потом с Виктором возвращайтесь. Ну, а вы, — обратился он к Саркису, захаживайте на обратном пути.
   У пролома он догнал их и спросил Виктора:
   — Ты не боишься напороться на своих? Странные нынче дворники пошли!
   — Это не дворники, — коротко ответил Виктор, — это воры.
   — Вот оно что! — только и сказал дед.
   Перейдя трещину они круто свернули налево и вышли на асфальтовые проплешины старой дороги. Ксения сказала, что проведет их к большому дому, а потом обратно.
   Виктора ни о чем не спрашивали. Он сам, с трудом выдавливая слово за словом, рассказал, что в Омске сгорел распределитель и все разбежались; его подобрали какие-то темные личности, приютили, потом проиграли в карты одному штымпу, а тот оказался вором. Деться было некуда. Виктор не мог никак сбежать, а когда перебрались в Москву, то попытался, но не вышло, его сразу поймали и привязали на крыше. Проветриться, как сказал Боров. В следующий раз обязательно сбежал бы, а если сейчас Боров встретится, загрызет…
   Саркис не очень понимал, о чем идет речь. Про дворников он слышал, а воры — это было что-то из жизни до Пандемии, когда у одних было то, чего не было у других, и те, у кого не было, воровали.
   — Что они воруют? — спросил он Улю, отстав от Ксении и Виктора.
   Уля пожал плечами, а Петро буркнул:
   — Детей маленьких!
   Петро вспомнил, как у них во дворе поймали трех воров. Они чуть не украли годовалую дочку соседки. Их сильно били, допытываясь, для кого хотели ребенка скрасть, но так и не допытались, а когда примчалась патрульная машина, то воры уже висели рядышком на каштане и языки вывалили. Патрульные все спрашивали, кто их повесил, но так и не узнали, поругали за самосуд, тем дело и кончилось. Потом у них в квартале долго шли разговоры о ворах, которые выкрадывают деток малых и продают бездетным, но богатым людям не то в Африке, не то в Австралии.
   Он рассказал об этом Уле и Саркису, но они не все поняли. Одно было ясно — Виктор попал к густым мерзавцам и пытался отпрыгнуть, за что мерзавцы привязали его к арфе. Судя по рассказам Виктора, жизнь его потаскала за волосы и повидал он много такого, чего ребята даже в фильмах не видели. Интересный собеседник, думал Саркис, жалко, что он не в Лицее. Потом мысли его пошли в другом направлении, и он вспомнил ночной разговор на кухне. Странно назвал их ночной гость. Вот Уля. Мать у него крестьянка. У Петро родители в больнице работают. Что же имел в виду бородатый человек?
   Асфальтовые пятна тянулись вдоль останков поваленной ограды. Мрачная громада университета медленно росла. Саркис знал, что длинное здание должно быть недалеко от полуразрушенного колосса. Всю дорогу он не сомневался, что найдет книги своего отца, пусть даже раскисшие в прах. Но сейчас вдруг подумал, что здание могло рухнуть и даже праха не осталось. Правда, само путешествие — хорошая большая история на долгие вечера. Только обидно, если все рухнуло!
   Но когда они продрались сквозь кусты, Саркис увидел, что угол здания устоял, хотя целых стекол не осталось, а многие плиты упали.
   Перед входом трава утоптана, и почти никакого мусора. Все хорошо, если бы не патрульная платформа у колонн перед щитами, перекрывающими вход.
   Один из патрульных спал в кресле, а второй ласково посмотрел на них, сказав:
   — Ну вот, погуляли, пора и обратно. Ваши обыскались…
   И добавил негромко в спикер: «Забирайте киндеров, сами пришли».
   Саркис опустил голову. Сейчас за ними прилетит лицейская платформа. Книги его отца здесь рядом. Может, подойти к патрульному, взять его за рукав, пошмыгать носом и объяснить, что они никому не мешают и вреда от них нет? Он поднял голову и увидел пустой и равнодушный взгляд смертельно усталого человека.
   Лучше он еще раз вернется сюда. Один.
   Патрульный скользнул глазами по одинаковым синим курткам с лицейскими треугольными нашивками и молча посмотрел на Ксению. Она достала из кармана пластиковый квадратик с фотографией и протянула патрульному. Тот махнул рукой, и она спрятала квадратик.
   Только сейчас Саркис заметил, что Виктора рядом с ними нет.
   Петро завертел головой, хотел что-то спросить, но Уля мигнул ему.
   — До свидания, — сказала Ксения. — Приходите в гости.
   Чмокнула в лбы всех троих и скрылась в зарослях.
   Патрульный в кресле раскрыл глаза и сказал: «Деду привет передавай». Потом достал из ящика под сиденьями желтые коробки, оторвал клапаны разогрева и сунул ребятам в руки.
   Саркис медленно тянул горячее сладкое молоко. Глаза его были закрыты, он боялся, что если будет долго смотреть на серые стены дома, где лежат книги, то может заплакать. Все-таки обидно.
   Уля, наоборот, крутил головой во все стороны, разглядывал темные полосы пустых окон, кое-где уцелевших на оплывшей громадине университета, загляделся на остов здания по ту сторону асфальтовых торосов — между этажами переплетались толстые и тонкие трубы, видны были останки больших и сложных машин.
   Через несколько минут над головами повисла двухвинтовая платформа с синим лицейским треугольником на днище. Машина села, прозрачная крыша отъехала в сторону, на траву выскочили двое сычей и… Бухан!
   — Приветик! — сказал Бухан. — Что же вы, дурики, файл не затерли? Я сразу высчитал, куда вы ткнетесь. Вся трасса на плане.
   — Ах ты дерьмо сушеное, — сказал Петро и взял Бухана за воротник, дятел поганый, я тебя…
   — Ну, килек, спокойно, — вмешался один из старшеклассников, — вы и так герои, столько никто не проходил. Давайте в машину!
   Петро отпустил Бухана, а тот, сморщив лицо от зависти, отвернулся.
   — Не полечу я с ним, — сказал Петро. — Я ему уши оторву.
   — А я из ушей заплатки на штаны сделаю, — добавил Уля.
   — Серьезные ребята, — засмеялся патрульный, угостивший их молоком. Вот что, давайте я этих молодцев подброшу, а то передерутся!
   Он взял за плечи Петра и Улю и подтолкнул к платформе. Второй патрульный уже сидел на вертушке. Сквозь пластик корпуса Саркис увидел, как Уля составил из пальцев «роги» и пошевелил ими на Бухана. Петро беззвучно засмеялся, махнул рукой, а потом машина раскрыла винты и с фырчанием ушла вверх.
   — Ну, пошли, — сказал сыч, и тут Саркис узнал в нем неприятного типа из компании Богдана.
   Сыч с интересом посмотрел на здание, оценивающе глянул на Саркиса, снова на здание, прищурился. Все это не понравилось Саркису. Если сыч догадался о его тайне, тогда надо уходить сегодня ночью. А дверь?
   Саркис обреченно двинулся к платформе. Вдруг из кустов выскочил Виктор и с криком «я с вами» забрался на платформу.
   Бухан шарахнулся в угол, а сычи уставились на него, не понимая, кто к ним залез и откуда.
   Саркис перебрался через борт и сел рядом с Виктором.
   Угрюмый неприятный сыч проворчал что-то насчет патрулей, но второй пожал плечами и захлопнул кузов. Платформа снялась с места и медленно поднялась над площадкой. Сычи не торопились, все-таки дежурным не каждый день удается полетать. Бухан прилип носом к борту и разглядывал глыбистую махину университета. Пару раз он обернулся, злорадно ухмыляясь.
   — Плохо? — тихо спросил Виктор.
   — Очень плохо, — грустно ответил Саркис.
   К своему ужасу Саркис вдруг обнаружил, что из глаз закапало. Виктор внимательно посмотрел на него и почесал в затылке. Потом снова потянулся к своему затылку, а через секунду вдруг прыгнул и повис на плечах угрюмого.
   Второй сыч развернул к ним кресло-вертушку.
   — Вы что… — начал он и поперхнулся.
   Виктор обхватил ногами угрюмого, одной рукой вцепился в волосы, а второй прижал к его горлу светлую полоску. Угрюмый от неожиданности замычал, но не мог вымолвить ни слова, а Бухан, увидев нож, забился под сиденье.
   — Быстро вниз, — негромко сказал Виктор.
   Второй судорожно закивал головой, и, пока Саркис пытался сообразить, что происходит, машина села на асфальтовую полянку, рядом с завалившимся набок трамплином.
   — Пшли вон!
   Бухана как ветром сдуло, сыч медленно перелез через борт и забегал глазами вокруг в поисках палки или камня.
   Виктор слез с угрюмого и, покалывая в спину, выпихал его из кабины. Старшеклассники переглянулись, а когда наконец до них дошла унизительность и глупость конфуза — Виктор им чуть не по пояс, — они почти одновременно кинулись вперед, но прозрачный кожух хлопнул, винты качнулись, и платформа, неуклюже заваливаясь, пошла вверх.
   — А я не умею водить платформы, — сказал Саркис.
   Виктор, не отвечая, судорожно вцепился в мягкий шар управления и осторожно шевелил пальцами. Машина дергалась в такт, но постепенно разворачивалась, и тогда он чуть вдавил полусферу.
   Они шли, чуть не касаясь верхушек деревьев, а повернув, едва не задели высокую мачту с пустыми бочонками прожекторов.
   Здорово он их напугал, подумал Саркис, со смутным беспокойством понимая, что дела принимают совершенно неожиданный оборот. Вначале это была игра, а сейчас на игру ничуть не похоже. Хорошо это или плохо, он не знал, но догадывался, что теперь «комнатой раздумий» не обойтись. Могут сообщить родителям, а то и вычесть из каникул неделю.
   Они опустились на то же место. Виктор откинулся на вертушке и выдохнул воздух.
   — Я тоже.
   — Что?
   — Тоже не умею водить. Видел пару раз и все…
   Дома у Саркиса на стене висела большая карточка — у высоких стеклянных дверей стоят молодые мама и папа, а сзади много веселых людей в разноцветных одеждах.
   Он узнал эти темные колонны, ступени, только вместо стекла коричневые пластиковые щиты. Некоторые слабо держались на поперечных рейках, и Саркис легко их раздвинул.
   — Ну, я пошел.
   — Я с тобой, — ответил Виктор.
   Они пролезли в щель и задвинули ее щитами. В полумраке идущий сверху из открытых проемов свет высветил, как им показалось, вторую стену. Перебравшись через решетчатое ограждение с уцелевшими в некоторых местах стеклами, обнаружили, что находятся в большом зале, а то, что приняли за стену — ящики, коробки, чемоданы, уложенные друг на друга и кое-где возвышающиеся чуть не до потолка.
   На мгновение Саркис растерялся. С ним не было Ули, чтобы найти верный путь в узких темных проходах между вещами, и не было Петра, тот бы помог раскидать все барахло, осыпавшееся из прогнивших ящиков в проходы. Наверно, так нужно — в конце путешествия он сам, без помощи друзей, найдет книги. Хоть бы одна уцелела!
   Он протиснулся в узкую щель и двинулся между штабелями вещей, когда-то принадлежавших тем, кто здесь работал или учился. Где-то должен быть ящик, перевязанный синим или коричневым шпагатом. Отец говорил коричневым…
   Виктор шел за Саркисом. Он спросил, что искать, но Саркис молчал, и Виктор не стал больше спрашивать. Он немного отстал, свернул в другую сторону и с любопытством разглядывал свернутые кипы одежды, нагроможденные друг на друга столы и шкафы, дверцы некоторых были разбиты, на пол вывалились дискеты, приборы, стекляшки цветные…
   Несколько раз, блуждая темными проходами, он сталкивался с Саркисом. Тот осматривал ящик за ящиком, трогал веревки, ремни, их перевязывающие.
   Потом Виктор набрел на лестницу, ведущую на широкий балкон. Поднялся наверх. Балкон одной стороной упирался в стену, а другой — уходил в коридор.
   Виктор постоял у перил. Сверху он увидел, как Саркис медленно прошел узкой расщелиной и исчез из вида.
   Здесь, на широкой галерее, пыль вздымалась от любого движения, но не было такого нагромождения вещей, как там, внизу. Вдоль стен сиротливо притулились разбитые киоски, на одном из них сохранилась даже облупившаяся надпись «Академкнига». Виктор не понял, что это означает. Книг он не видел никогда, а выучился читать в распределителе, застряв в нем на два года. Родителей не помнил.
   Смахнув пыль, он уселся на прилавок и стал ждать, пока Саркис не найдет то, что ищет, и не позовет его. Странно, что разные люди и рыжая красивая девочка Ксения помогли ему и даже не прогнали, узнав, что он был у воров. Он помог Саркису избавиться от крючков и увел машину. Это здорово. За такое Боров похвалил бы… Вспомнив Борова, Виктор насупился. Живым лучше к нему в руки не попадаться. Как он тогда с патрульным, угодившим в засаду! Впрочем, Боров тоже пусть близко не возникает — с десяти метров Виктор попадет найфом в любую точку жирного тела.
   Слабое шевеление в глубине коридора насторожило его. Нырнул под прилавок и передвинул нож в рукав. Сквозь щели в прилавке увидел, что к нему ползет бесформенная тень. Виктору не было страшно — чертовщина, водящаяся на верхних этажах, вниз к Саркису не пойдет, а сам он на любую плевал, и не такое видел. Если же люди… Смотря кто. Вдруг остро захотелось, чтобы это был Боров или кто угодно из его дружков. У Борова всегда за пазухой два ствола, однако найф быстрее.
   В дверном проеме внезапно появился большой темный овал и медленно, беззвучно поплыл вдоль перил. Напротив короба, где затаился Виктор, кокон замедлил движение, с тихим шелестом распался, исчез. На его месте возник невысокий плотный человек в светлом плаще. Капюшон скрывал лицо. В руках у него был предмет, очень похожий на ружье с чудовищно толстым стволом. Он уложил ствол на перила и, припав щекой к коробке с небольшим экранчиком, направил свое оружие в зал и медленно повел им, словно целил в кого-то. Догадка поразила Виктора: он понял, что незнакомец сейчас выпалит вниз. Над прилавком взметнулась рука, и незнакомец, выронив оружие, мягко осел на грязный пол балкона с ножом в шее.
   Воздух вдруг загустел, стал вязким. Виктор не мог пошевелить даже пальцем и только мысль «влип», точно передавала его ощущения.
   Он застыл, сидя на корточках перед дырой в прилавке. На балконе возникли две фигуры, почти человеческие, только странно вытянутые тела и головы колебались, словно были изображением на зеркальной пленке. Фигуры нависли над поверженным незнакомцем, одна из них повела рукой, и незнакомец исчез, рассыпавшись искрами. На миг Виктору стало жаль пропавшего вместе с телом ножа.
   Фигуры встали у перил и, судя по наклону голов, смотрели вниз. Потом Виктор услышал их голоса — звучные, рокочущие голоса медленно проговаривали слова, которые словно сами собой отдавались у него в голове.
   «Осквернитель наказан!» — произнес первый голос, а второй ответил: «Истинно так». После небольшой паузы первый снова сказал: «Вот оно, начало времен — только что узрел там, внизу, Великого, бредущего в поиске». «Да, — согласился другой, — все произойдет так, как произошло! Скоро он найдет искомое и начнет обратный путь». «Так и будет, — сказал первый, — и ничто его не остановит». «Ничто и никто! Только мы видели первый миг Новой Истории. Никто более не видел, и никто не знает, как началась самая великая эпоха разума». «Никто не видел, и никто не знает», — эхом отозвался первый, и в тот же миг оба исчезли. Лишь рой искр повис на том месте, искры бледнели, медленно разлетаясь в стороны.
   Виктор наконец смог вздохнуть и пошевелиться. Он забился в самый угол разбитой деревянной коробки. Его тряс озноб. Время шло, там, внизу, Саркис бродил в лабиринте вещей, и надо спуститься к нему, но не было сил подняться. Необоримый ужас леденил сердце, сковал ноги. Скоро тот, кто внизу, найдет то, что ищет, и, не дождавшись его, пустится в обратный путь сквозь бесконечно чужой и пустой город.
   Искры повисли над ним, в голове защекотало, словно огненные точки заползли в мозг. Виктор дрожащим комком втиснулся в угол, он пытался вспомнить что-то очень страшное и важное, увиденное недавно, но не мог, и, хотя из памяти стирались, исчезали события последних минут, упрямо шептал, не понимая, что означают его слова: «…я видел… я знаю… я видел… я знаю…»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРУЖЕНИЕ

   Волны, мелко почавкивая, лизали уже вторую щепку. Всего их шесть, воткнутых в песок одна за другой.
   «Паводок, к утру все затопит», — подумал он и отполз в кусты.
   До берега триста метров. Холодна весенняя вода, но доплыть можно. Только вот на крыше речного вокзала под уцелевшим навесом летнего ресторана с комфортом засели головорезы Дубасова. Время от времени от скуки или для острастки постреливают в его сторону, пули скворчат высоко над головой. Он им нужен живым. Ночью пытались сдуру или с перепою взять его врасплох, но батарейка в прицеле еще тянула, и он первым же выстрелом разнес бензобак. Лодка вспыхнула и завертелась на месте, а с нее попрыгали живые факелы.
   Теперь они надеются, что вода сгонит его с острова. Ждать им недолго. Справа мост, доплыть до быков ничего не стоит, но несколько раз он замечал подозрительные блики наверху.
   В середине узкого островка на небольшом возвышении кусты погуще. Отсюда хорошо просматриваются набережная и мост. Жалкие корявые деревца на плот не годятся. Ему плот и не нужен, цепляйся за любую деревяшку и плыви хоть до Каспия, стрелять не будут. Но он не один…
   Выстрелы со стороны города стихли.
   Она лежала, закрыв глаза, но когда он подполз к ней, чуть подняла веки.
   — Это в нас стреляли? — спросила она.
   — Нет. Наверно, городская милиция пыталась их выбить.
   С этими словами он подоткнул края куртки, в которую она куталась, и поправил воротник. Она потерлась носом о его ладонь.
   — Темнеет быстро. Если дружинники не придут… Ты их не чувствуешь?
   — Нет, — она улыбнулась. — Ничего не чувствую, не знаю и не могу. Ты отнял мою силу. Может, утром вернется.
   — Утром? Вода дойдет до нас прежде, чем сила придет к тебе.
   — Ну и пусть!
   — Пусть, — вздохнул он и поцеловал ее в лоб. — Спи.
   — Не бойся воды, бойся песка, — пробормотала она, засыпая.
   Он сидел на корточках, смотрел на нее и ничего не понимал. Год за годом холодной тенью проходил он сквозь города и земли, не зная, где конец пути. Теперь вдруг подумал, что это были пустые времена. Незнакомое чувство… Очень давно, на самом краешке памяти — руки отца, подбрасывающего к потолку, смех и радостный визг — год ему был тогда или полтора. Он не помнил лица, почему-то пахло нагретым металлом и топливом, что-то гудело и нестрашно рычало. И вот сейчас неожиданно вернулось будто теплые руки отца подбрасывают к потолку, и плевать, что кто-то втягивает в дела грязные и грозные… Мог ли он предположить, что пошлет в самую глубокую и вонючую дыру все дела и обязательства, запутает себя и других, а вся круговерть событий завершится словами, которые он еле выдавит из себя: «Я люблю тебя, Ксения», и на целую секунду мир вокруг остановится, пока не услышит в ответ шепот: «Я люблю тебя, Виктор».
   Могло ли придти ему такое в голову всего пару дней назад, когда он прибыл в Саратов и ждал в условленном месте нужного человека?..

1

   Он стоял на перекрестке, а наискосок — четырехэтажный дряхлый дом. Крышу венчала фигурная нашлепка, с барельефом. Сквозь копоть и грязь можно было разглядеть лихо отплясывающих парня и деву. Некто с отлетевшей головой подыгрывает на гармошке, а неуместный дед, кажется, на гуслях. Справа и слева неясные фигуры протягивают танцорам плоды. Подкрепиться, что ли?
   Без четверти пять. Опаздывает. Плохо. Через пятнадцать минут закончится комендантское время, и улицы превратятся в муравейник. Виктор знал, что здесь осели сотни тысяч беженцев. Комиссию по расселению просто вырезали враждующие между собой банды. Городская милиция все силы тратила на выживание, а заградотряды, наспех сколоченные из остатков спецвойск, далеко за Волгой пытались упорядочить людской поток, идущий из глубин Средней Азии.