В лифте какой-то пожилой автор умоляюще заглянул Пачевскому в глаза:
– Павел, я вас умоляю! Ну зачем они зарезали мой тираж? У меня прошлая книга разошлась тиражом шесть тысяч! За две недели!
Пачевский бессильно пожал плечами:
– Я не хозяин издательства. Я экспедитор.
– А вы скажите хозяйке! Это же «Кулинарные секреты голливудских звезд»! Женщины расхватают!
– Хорошо, я скажу…
Выйдя из лифта и кивнув охраннику, Пачевский оказался в коридоре издательства, вдоль стен и до потолка заваленном коробками и пачками книг.
А охранник остановил пожилого автора:
– Стой! Куда?
– Я автор! Мне нужно…
Но охранник перебил:
– Тут таких авторов! Звоните по телефону…
Пройдя через тесный лабиринт канцелярских столов, за которыми сотрудники и сотрудницы издательства сидели у компьютеров, говорили по телефонам и корпели над какими-то сводками, Пачевский зашел в свою каморку-кабинет.
Это было очень высоко и с видом на весь Лесной бульвар. И все тут было тоже завалено стопками книг – на подоконнике, на полу, на книжных шкафах, на сейфе, за стулом Пачевского и даже под его столом. Только на столе их не было, поскольку вся поверхность стола была занята какими-то принтерными отчетами и ценниками. И два телефона трезвонили одновременно.
Пачевский схватил обе трубки:
– Алло! Минутку!.. Алло! Ну занят я был, занят! Где ты сейчас? На Можайке? Срочно гони на Варшавку, грузи две тонны газетки и дуй сюда, у нас тут «Жаркие ночи» горят! – И в первую трубку: – Алло, Новгород? Ты какой клей нам отправил?.. Нет, хозяйка за этот клей платить не будет!.. А потому, что твой клей не держит ни хрена, книжки рассыпаются после первого чтения!..
Тут снова зазвонил первый телефон, Пачевский схватил трубку:
– Алло! Календари? Завтра из Назрани придет допечатка!..
Короче, рабочий день Пачевского – это непрерывная гонка телефонных звонков, ругани с типографиями, бумажными фабриками, книжными магазинами и прочими клиентами. Он нырнул в эту работу с головой и вынырнул только через пару часов, позвонил по внутреннему телефону в столовую:
– Алло, Катя! Там все съели? Я сейчас умру от голода! Принесешь? Спасибо…
И – в ту же секунду от бешеного порыва ветра распахнулось окно. Ветер взметнул в воздух все бумаги с его стола, открыл обложки книг и распахнул дверь в общий офис.
Пачевский испуганно ринулся ловить бумаги, которые норовили вылететь на улицу, и оглянулся на новый хлопок двери, закрывшей его кабинет от остального офиса.
И вдруг – увидел ее, Ангела с Небес! Она стояла на его столе и говорила в бешенстве:
– Какая еще Катя?! Как ты можешь?!
Пачевский был совершенно потрясен:
– Ты? Как ты сюда попала? У нас же охрана!
А она разъяренно:
– Пусть эта Катя только войдет! Я ей…
– Да она же принесет мне поесть! – в оторопи оправдывался он. – Ты что?
Тут раздался стук в дверь и женский голос из-за двери:
– Павел Борисович!
– Не смей ей открывать! – сказала Ангел с Небес. – Иначе я не знаю…
– Но я есть хочу!
– Я принесла.
Он изумился:
– Ты? Что ты могла принести?
– Смотри, милый… – Она села на стол и открыла лукошко, спрятанное за ее спиной. А из лукошка достала какие-то банки и свертки. – Это икра, черная. А это сметана, пиво…
А за дверью пышногрудая Катя с подносом в руках удивленно стучала:
– Павел Борисович! Вы же просили поесть…
И в ответ услыхала:
– Не нужно, Катя! Спасибо…
Обиженно пожав плечами, Катя ушла, а сотрудники, подняв головы от своей работы, удивленно воззрились на закрытую дверь каморки Пачевского.
Меж тем там, в каморке, Пачевский, сидя за накрытым столом, не уставал изумляться:
– Где ты это взяла?
– В «Седьмом континенте». – И Ангел с Небес поставила перед ним еще одну банку черной икры. – Ты ешь, милый, ешь! Мужчинам нужно много икры и сметану с пивом! Это укрепляет – сам знаешь что…
С удовольствием голодного мужика он мазал ложкой икру на хлеб и удивлялся:
– У тя ж денег нет!
– Денег? – сказала она. – Конечно, нет. А зачем?
– Ну как? Эта икра, пиво… Ты ж говоришь – в «Седьмом континенте»… – И вдруг он замер в догадке: – Ты?.. Ты это украла?
Но она не поняла:
– Почему? Я просто взяла. Ты кушай. Мне нравится смотреть, как ты кушаешь. Я тебя очень хочу… – И обняла его со спины.
А он:
– Прекрати! Здесь нельзя!
– Как «нельзя»? Почему?
Он попытался уклониться, но она обняла его, и ее руки нырнули ему под рубашку…
А за дверью его каморки стоял все тот же общий гул и шум – служащие продолжали разговаривать по телефонам и корпеть над своими бумагами. Но постепенно над всем этим разноголосым шумом и телефонными звонками все явственнее слышался характерный стон женской истомы:
– О!.. О-о!!.. О-о-о!!!
Служащие изумленно подняли головы и не поверили своим ушам и глазам. Дверь и стена каморки Пачевского стали светиться каким-то золотисто-огненным свечением, и оттуда все явственнее, громче и в ускоряющемся ритме доносилось шумное дыхание и прерывистое:
– О!.. О-о!.. О-о-о!!! О-О-О!!!
Вдруг из коридора просунулась в дверь голова охранника:
– Хелена идет!
Несколько сотрудников посметливее бросились к двери и встретили в ней хозяйку.
– Хелена Михайловна, тут такой вопрос: через месяц первое сентября, а Петров не дает тираж на школьные учебники…
– Хелена Михайловна! «Библиоглобус» третью неделю задерживает оплату…
Но хозяйка все равно услышала то, что нельзя было не расслышать: истомный, на предпоследней фазе, женский стон. И изумленно посмотрела в сторону этих звуков. А затем, нахмурившись, решительно пошла к золотисто-алой двери каморки Пачевского.
Служащие схватились за головы.
Хозяйка с ходу толкнула дверь, но дверь оказалась заперта, а оттуда явственно донеслись последние, усталые аккорды разрядки.
Хозяйка гневно застучала в угасающую дверь.
Ей никто не ответил.
Тогда она жестом приказала охраннику принести ей связку ключей, вставила один из ключей в замочную скважину и – распахнула дверь!
Служащие за ее спиной потупились, кое-кто в ужасе закрыл глаза.
А хозяйка шагнула в каморку Пачевского и увидела…
Пачевский, закрыв глаза, обессиленно спал на стуле за своим пустым столом. А кроме него, в крохотном кабинете-каморке не было абсолютно никого.
Изумленно обойдя кабинет, хозяйка оглянулась на дверь, уже потерявшую свое свечение, заглянула в книжные шкафы и даже под стол…
Но нигде никого, да и спрятаться тут практически некуда.
И только окно, распахнутое на улицу, вызвало у хозяйки подозрение. Она подошла к окну, выглянула наружу. Однако и там никого, да и высоко – 12-й этаж…
Хозяйка подошла к спящему Пачевскому, тронула его за плечо:
– Паша!
Пачевский, очнувшись, открыл глаза:
– А?
– Ты уснул.
– Да? Извините.
– Пора тебе в отпуск.
– Да я вроде был недавно…
Осматривая открытую дверь, в каморку стали осторожно заглядывать сотрудники.
Хозяйка меж тем говорила Пачевскому:
– А где бумага? И почему у тебя телефоны не работают?
Пачевский удивился:
– Как это не работают? – И поднял трубку. Трубка гудела обычным гудком. – Работают…
– Странно… – сказала хозяйка. – А я звонила – никаких гудков…
Но тут оба телефона, словно спохватившись, залились звонками. Пачевский схватил сразу две трубки:
– Алло! Слушаю!
И из обеих трубок услышал голос Ангела с Небес:
– Милый, спасибо! Мне было так хорошо!
Хозяйка, стоя рядом, изумленно спросила:
– Кто это?
Но Пачевский только в недоумении пожал плечами:
– Не знаю… Ангел пролетел…
И хозяйка развернулась к служащим, столпившимся в двери:
– Так! Работать! Что столпились? Всем работать!
Кто-то спросил:
– А что тут было?
– Ничего не было! – сказала хозяйка. – Ангел пролетел!
Среди ночи жена толкнула Пачевского:
– Паш, там кто-то есть…
Пачевский сонно отвернулся на другой бок.
Но она не отставала, трясла и шептала:
– Паш, я боюсь…
Он недовольно открыл глаза:
– Ну, в чем дело?
– Там кто-то ходит…
– Где?
– Не знаю. Там…
– Не морочь! Кто там может ходить? Дети в деревне.
Но тут действительно что-то прошелестело и звякнуло в темной квартире.
Жена испуганно вздрогнула и прижалась к Пачевскому.
– Ё!.. – тихо сказал Пачевский, осторожно спустил ноги с постели, повел глазами по сторонам, отключил из розетки торшер и, вооружившись этим торшером, словно булавой, тихо двинулся из спальни.
В гостиной было абсолютно темно…
Пачевский осторожно двинулся дальше – на странные звуки, снова возникшие на кухне.
Однако и на кухне был ночной мрак.
Пачевский свободной рукой нашарил выключатель и включил свет.
Стоя у распахнутых створок навесных кухонных шкафчиков, она – а это была, конечно, она, Ангел с Небес, – возмущенно развела руками:
– Блин, как вы живете? Ничего вкусного!
Он обалдел:
– Ты?!
И посмотрел на окно.
Но окно было закрыто, и на подоконнике нерушимо стояли горшок с фикусом и старенький фотоувеличитель. То есть влететь в окно, не опрокинув их, было совершенно невозможно.
Между тем она продолжала:
– И я не понимаю! У тебя такая красивая жена! Почему ты ее не…
– Тсс! – спохватился он и закрыл кухонную дверь. – Ты с ума сошла?! Зачем ты явилась?
Но она как ни в чем не бывало продолжала открывать кухонные шкафчики и отвечала ему через плечо:
– Ну, где-то я должна жить… Черт! Это ужасно – ничего сладкого!
– Это из-за детей, – объяснил он. – Я запрещаю. У них от сладкого зубы портятся.
В коридорчике послышались шаркающие шаги, Пачевский испуганно закрыл дверь плотнее и прижал ее спиной.
Но жена, дергая дверную ручку, сказала снаружи:
– Паша, открой!
И Ангел с Небес ее поддержала:
– Да открой, что ты боишься? Она тебя убьет, что ли?
– Еще как! – сказал он.
А жена уже с силой толкала дверь:
– Паша! В чем дело?
– Это глупо! – сказала Ангел с Небес. – Отойди от двери. Пусть она войдет.
Он обреченно закрыл глаза и отошел от двери.
Жена открыла дверь и обвела глазами пустую кухню.
– Что тут происходит?
Пачевский открыл глаза.
Ангела с Небес нигде не было.
– С кем ты разговаривал? – удивилась жена.
– Ни с кем…
– Как ни с кем? – Она проверила стенной шкаф, выглянула в окно. – Я же слышала. Ты разговаривал…
Он занервничал:
– Ну, разговаривал. Сам с собой.
– Женским голосом?
Он сфальшивил, сказал тонким голосом:
– Ну, просто в горле что-то… Гм-м!
Она повела рукой по открытым шкафчикам:
– А что ты ищешь?
– Сладкое что-нибудь, горло першит. Неужели нет ничего?
Она усмехнулась, встала на стул и с самой верхней полки достала банку сгущенки.
– Заначка! – сказала она и поставила банку на кухонный стол. – Настоящая! Вологодская!
– Спасибо, – буркнул он.
– Я пошла спать. Ты придешь?
– Угу. Иди уже.
Она сладко потянулась всем телом и прильнула к нему:
– Я тебя жду…
– Сказал же: приду! – Он повел глазами по кухне. – Только чаю выпью…
Она чмокнула его и вышла из кухни.
Он облегченно выдохнул и закрыл глаза. А когда открыл – Ангел с Небес уже сидела на кухонном столе и с недоумением вертела в руках банку сгущенки. Говоря при этом:
– А что это? Как это открыть?
Пачевский шагнул к ней, хотел взять сгущенку, но жена вдруг вернулась:
– Паша, а что тут шумело? Мыши?
Он обмер, посмотрел на кухонный стол.
На столе никого не было, даже банки сгущенки.
– А? – сказал он в ступоре.
– Я говорю, у нас мыши завелись?
– Да, кажется…
– Придется мышеловку купить… Ладно, я тебя жду…
И жена ушла.
Он обессиленно присел на кухонный стол.
Из-за его спины протянулась рука с банкой сгущенки.
– Открой, пожалуйста…
Он даже не удивился. Взял банку, шагнул к кухонному шкафу, открыл ящичек, извлек из него консервный нож и стал открывать сгущенку.
А Ангел с Небес, сидя на кухонном столе и болтая ногами, говорила гневно:
– Как ты обращаешься с женой? Почему она не беременна? И вообще я не понимаю: почему у вас на улицах совершенно нет беременных женщин? Вы их не?.. А зачем вы живете? Вы обязаны регулярно заниматься сексом! Хотя бы два раза в сутки! Это минимум, без которого женщины не могут!..
Он протянул ей открытую банку:
– Держи.
– А это вкусно?
– Попробуй.
Она высунула язык, лизнула сгущенку и воскликнула от восторга:
– Вау!
– Тихо! – испугался он и зажал ей рот.
Но она больно куснула его пальцы и тут же стала лакать сгущенку языком, приговаривая:
– Ой, как вкусно! Ой!.. А я-то подумала, это знаешь что? Но это куда вкусней!.. А выглядит как мужская… Ой, как вкусно!.. И это есть в «Седьмом континенте»? Я завтра возьму тысячу банок!
Он протянул ей ложку:
– Вот ложка. Ложкой удобней.
Повертев ложку в кулачке, она зачерпнула ею сгущенку и отправила в рот.
– Вау! – плотоядно повторила она. – Действительно, так удобней! Как это называется? Ложка? Вы давно их придумали?
Глядя, как она ест, Пачевский осторожно спросил:
– А у вас там… на этой… на Венере… мужиков – что, совсем нет?
– Не-а…
– Никаких?
– Нет…
– А эти? Ангелы?
– Так они ж ангелы. У них ни борода не растет, ничего. От них нельзя забеременеть.
Он оцепенел, потом спросил с напрягом:
– А ты… Ты от меня забеременеть хочешь?
– Конечно! А зачем я сюда прилетела? Бог нам велел рожать. И у меня там дети – как забеременею, сразу к ним улечу, тут же… – Она доскребла в банке остатки сгущенки, вылизала ложку, облизнула губы и зажмурилась от счастья: – Ой, как вкусно! – Причмокнула языком и сладко – всем телом – прильнула к Пачевскому. – Можно, я тебя соблазню?
Он отпрянул и испуганно глянул на дверь:
– Здесь?! Ты с ума сошла!
Но она уже ластилась к нему и, медленно опускаясь на колени, шептала:
– Конечно, мой сладкий… Здесь… Здесь и сейчас…
Пачевский обмер, откинул голову и закрыл глаза.
Летом, в период отпусков, сотрудники издательства «Женский мир» работали каждый за двоих, и Пачевский совмещал свои обязанности с обязанностями экспедитора. То есть в фургоне с надписью «КНИГИ» колесил рядом с шофером по городу, развозя новые тиражи по книжным магазинам и уличным лоткам. Большие книжные магазины, вроде «Москвы» на Тверской и «Дома книги» на Ленинском проспекте, расплачивались, конечно, безналично и через банки, а уличные лотки и палатки – налом, который Пачевский складывал в свой потертый кожаный портфель. Летом уличная книжная торговля идет вдвое, а то и втрое лучше, чем зимой, к концу дня портфель становился тяжелым.
Приехав в издательство, Пачевский устало опускался на стул в своем кабинете-каморке, устало откидывал руки за голову и устало, в ожидании хозяйки, закрывал глаза. Но тут же и открывал их, косился на окно.
Однако никто в это окно не влетал.
С разочарованным вздохом Пачевский вставал, закрывал дверь своего «кабинета», открывал портфель, пересчитывал деньги, бумажными ленточками заворачивал их стопками по тридцать, пятьдесят и сто тысяч рублей и складывал в свой небольшой сейф.
В тот день все повторилось, как обычно, – поездка по душной и пыльной летней Москве, усталость и простая операция пересчета выручки и упаковки ее в сейф.
Но когда все было посчитано, за его спиной вдруг раздался негромкий восхищенный свист.
Он испуганно оглянулся.
Конечно, это Ангел с Небес.
– Вот здорово! Ты такой богатый! – сказала она, глядя на деньги. Он горестно усмехнулся:
– Если бы!
– Что значит «если бы»?
– Это не мои деньги.
– А чьи?
– Хозяйки издательства.
Пачевский собрался положить деньги в сейф, но она остановила его:
– Подожди! Зачем ей столько денег? – И каким-то легким, почти неуловимым жестом выхватила одну пачку.
Пачевский испугался:
– Стой! Что ты делаешь? – И попытался отнять деньги. – Отдай!
Но она совершенно необъяснимым образом перемещалась в пространстве, словно летала. И говорила при этом:
– Перестань! Мне здесь трудно летать – тут атмосфера.
– Отдай бабки, я сказал!
– Ничего с ней не случится, если мы возьмем немножко. Я не могу все время воровать в магазинах. Я хочу, как нормальный человек, пойти в приличный ресторан…
Пачевский не успел ответить – дверь открылась, и в его каморку вошла хозяйка.
– Паша, ты привез выручку?
– Да, конечно… – сказал Пачевский.
– Давай, мне некогда! – И хозяйка протянула руку за деньгами. – Сколько сегодня?
Пачевский, глядя через плечо хозяйки, сделал требовательный жест, и хозяйка удивленно оглянулась. Но там уже никого не было.
– Кому ты машешь? – сказала хозяйка.
– Нет, никому… – И Пачевский, подавив вздох, обреченно подвинул деньги по столу к хозяйке.
– Ты какой-то странный стал, – заметила она и спросила еще раз: – Сколько сегодня?
– Семьсот тысяч… – ответил Пачевский, пряча глаза.
– Маловато, – сокрушенно сказала хозяйка, сбросила, не считая, деньги в большой полиэтиленовый пакет и понесла в кассу.
А Ангел, стоя на сейфе, захлопала в ладоши:
– Ура! Вот видишь! Вот видишь! Она ничего не заметила! – И, швырнув вверх пачку денег, радостно заплясала: – Мы идем в ресторан! Мы идем в ресторан!..
Конечно, теперь он спал по ночам далеко не столь крепко, как раньше. И потому при первом же шорохе открыл глаза.
В темноте он сначала увидел только свечу, которую она внесла в спальню.
А уже потом – ее, Ангела с Небес.
Нужно отдать ей должное – в коротенькой и прозрачной ночной сорочке, сквозь которую, как у стриптизерш, просвечивали узенькие бедра и тоненькая ниточка стрингов, она была так соблазнительна, как никогда раньше.
Ладошкой прикрывая трепыхающееся пламя свечи, она подошла к кровати.
Пачевский, онемев от ее наглости, скосил глаза на жену.
Но жена, отвернувшись от него, спала на боку.
А Ангел, поставив свечку на тумбочку рядом с будильником, нырнула в постель к Пачевскому.
– Ты с ума сошла! – без голоса прошептал он, осипнув от страха.
– Ничего подобного! – ответила она в полный голос и свободно потянулась в постели. – Ой, как тут мягко!..
– Ты не можешь тут спать…
– Конечно, не могу. Спать с таким мужчиной глупо. – И она прильнула к нему всем телом, повела рукой по его груди… по животу… и еще ниже…
– Перестань! – сказал он. – Исчезни!
Но она будто и не слышала, а, наоборот, стала целовать его грудь… живот…
Он задохнулся и закрыл глаза:
– О-о!.. О!.. Господи!..
В комнате занялось золотое свечение, но тут жена толкнула Пачевского в бок:
– Паша!
– Что? – спросил он, не открывая глаз.
– Ты стонешь. Проснись!
– Отстань, дай поспать… О-о!..
Но жена не отставала:
– Паша, очнись! Что тебе снится? И зачем ты зажег свечу?
Тут, расталкивая его, рука жены соскользнула по его животу вниз, к паху.
– О Господи! – почти испугалась она. – Ну наконец-то! Поздравляю!
И жарко обняла Пачевского. И Пачевский вдруг ответил ей с таким пылом и рвением, какого она не испытывала, наверное, со времен их медового месяца.
А в воздухе вдруг зазвучала, все нарастая, знакомая песня:
Мело, мело по всей земле,
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела…
Действительно, пламя свечи отбрасывало на потолок скрещение их рук и ног. Только (хотите – верьте, хотите – нет) на сей раз этих ног было не две пары, а три…
…На отраженном потолке
Скользили тени —
Скрещенье рук, скрещенье ног,
Судьбы скрещенье…
На рассвете, то есть еще тогда, когда адские мусорные машины только выезжали из своих гаражей, Ангел с Небес опять разбудила Пачевского.
– Ну что теперь? – сказал он стоически.
– Вставай!
– Зачем? Еще ночь…
– Вставай, я сказала! – И она бросила перед ним его старые, еще армейские, из лосиной кожи кроссовки.
– Господи, где ты их нашла?
– Нашла. В кладовке. Вставай!
Поливальная машина шла по мостовой и мощной струей сбивала пыль к тротуару.
Позади нее двигалась техничка и на прицепе тащила за собой какой-то внедорожник.
А еще дальше, по тротуару легкой ангельской походкой бежала она, Ангел с Небес, и, оглядываясь, насмешливо подгоняла Пачевского:
– Давай!.. Давай!.. Мужчина!..
Пачевский, тяжело дыша, старался не отставать.
А когда потный, с одышкой, он вернулся домой и на полусогнутых поднялся к своей квартире, он еще с лестницы услышал голос жены:
И, войдя в квартиру, не поверил своим глазам: жена, причесанная, в новеньком коротком халатике, пекла на кухне блины и громко, в полный голос пела:
Любовь нечаянно нагрянет,
Когда ее совсем не ждешь!..
Увидев мужа, она танцующим шагом ступила к нему с протянутыми руками:
И каждый вечер сразу станет
Так удивительно хорош!..
И ты поёшь!..
– Сердце! Тебе не хочется покоя!.. Сердце! Как хорошо на свете жить!.. Садись, дорогой! Блины! Твои любимые…
– Ты видишь? – сказала за спиной Пачевского Ангел с Небес. – А если б ты делал это два раза в день? Она бы тоже летала!..
И снова фургон с надписью «КНИГИ» колесил по Москве, разгружая книги у книжных магазинов «Библиоглобус», «Москва», «Дом печати»… Накладные… счета… накладные… Книжные палатки и прилавки на улицах и в метро…
Но теперь в своей каморке в издательстве часть выручки Пачевский регулярно клал себе в карман.
И жизнь его стала – сплошная малина! Жена села на «кремлевскую диету», похудела, постриглась в модной парикмахерской, от еженощного секса помолодела лет на двадцать и закормила Пачевского не только блинами, но и самыми невероятными кулинарными изысками. И даже обновила обои в квартире…
А в дорогих бутиках – в «Атриуме», на Манеже и на Смоленке – Ангел с Небес примеряла платья, сапоги, нижнее белье, джинсы, кофточки, плащи и еще бог знает что.
И поминутно выскакивала из примерочной, весело и кокетливо показывая себя Пачевскому.
Ей действительно все было к лицу и все по фигуре, остальные покупательницы восторженно смотрели на нее и бросались примерять то же, что выбрала она.
И Пачевскому льстило это, он любовался своей красоткой и щедро платил за ее наряды. А она льнула к нему и шептала:
– Мужчина, я хочу в «Экспедицию».
– В какую еще экспедицию? – изумился Пачевский.
– Это такой ресторан. На Солянке. Там можно на вертолете полетать!
– Кто тебе такую чушь сказал?
– Ничего не чушь! Я видела рекламу. А можно мне эту кофточку? Смотри, как на мне сидит…
* * *
В издательстве Пачевский, отведя директора типографии от конвейера в дальний угол цеха, взял его за грудки:– Коля, ты мне доверяешь?
– А в чем дело? – ответил тот осторожно.
– Заработать хочешь?
– Ну, допустим.
– Нет, ты не крути: да или нет?
– Ну, хочу, конечно! Кто не хочет?
– Значит, так, смотри. «Жаркие ночи» улетают, как горячие пирожки. Любой тираж! Да или нет?
– Ну…
– Дышло гну! Думай! Я пригоню левую бумагу, ты сделаешь левый тираж, и я его двину мимо кассы – бабки пополам. Ты понял?
Директор испуганно посмотрел ему в глаза, но Пачевский не ослаблял напора:
– Прикинь, Колян! Доллар делаем на книжке! Доллар!!! Тиснешь тысячу – пятьсот твои. Тиснешь десять тысяч – пять штук в карман! Тачку купишь, человеком станешь! Катю будешь катать! А у Кати сиськи!!! Ну?!
Директор охрип:
– Дышло гну! Давай бумагу…
Конвейер, увеличив скорость, стал печатать левые тиражи. Пачевский, увеличив темп, разгружал книги у книжных магазинов и уличных торговцев, делил выручку с директором типографии и выводил свою жену в концерты на Жванецкого, Митяева и Макаревича.
А по утрам бегал по парку «Сокольники».
И снова разгружал книги… Книжные магазины… уличные прилавки… И польщенно принимал от Ангела с Небес цветы, с которыми она являлась к нему в его каморку в издательстве. И гулял с ней по Чистым и Патриаршим прудам, по Тверской и Манежу.
– Мужчина, – говорила она, облизывая эскимо на палочке, – а что такое Государственная дума?
– Это наш парламент.
– Там сочиняют законы?
– Да. А почему ты спрашиваешь?
– Я хочу, чтоб они сочинили закон о любви.
– Как это «о любви»?
– Очень просто. Ведь все, что мы делаем, мы делаем ради любви. Правильно? Чтобы нас любили. Значит, нужен закон: три раза в день – час любви! И тогда все – никто на вашей земле не будет никого убивать, завоевывать. Понимаешь? Кончатся все войны! Поцелуй меня!..
Конечно, на них оглядывались прохожие, но Пачевскому это льстило, он гордился и собой, и своим Ангелом и как-то заехал с ней в ресторан «Экспедиция» на Солянке. А там оказались не только экзотическая еда и оранжевый вертолет посреди зала, но – вдруг – живая музыка, джаз-банд, да какой! Конечно, не Игорь Бутман и не Алексей Козлов, а кто-то из молодых. Но – ранних…
При первых звуках саксофона и трубы Ангел с Небес совершенно остолбенела. Даже отшатнулась к Пачевскому, спросила с испугом: