П.Цупко в своем очерке о 13-м СБАП писал: «Белостокский аэродром был разгромлен фашистской авиацией: разрушен авиагородок, на стоянках взорваны самолеты, которые не успели взлететь…» [118, с. 28]. Два бомбардировщика полка должны были совершить посадку на Белостокском аэродроме и доложить в штабе дивизии о результатах разведки. СБ лейтенанта Осипова сел первым, Ар-2 К.С.Усенко – вторым. «Осипов наконец поравнялся с ангаром, остановился. В ту же минуту от ангара отделились и побежали развернутой цепью к самолету… солдаты в серо-зеленой форме. По другую сторону ангара Константин вдруг разглядел шесть трехмоторных транспортных самолетов Ю-52, еще дальше – до десятка Ме-110…
– Фашисты заняли аэродром! – закричал он и двинул секторы газа. Моторы взревели на максимальных оборотах. Летчик повернул кран уборки шасси. – Ребята! Саша! Огонь! Огонь по фашистам! — приказал Усенко, направляя нос Ар-2 на цепь гитлеровцев, лихорадочно ловя их в сетку прицела. Корпус машины задрожал от стрельбы носовых пулеметов. Цепь гитлеровцев сломалась, солдаты забегали, часть из них, сметаемая ливнем пуль, осталась неподвижной, другая прыгала в укрытия» [там же]. Уничтожить или хотя бы рассеять немногочисленных десантников, когда под рукой есть войска, особого труда не составляет, вероятно, так вскоре и было сделано. Но чтобы привести самолет в негодность, надо еще меньше времени. Нет нужды даже взрывать или поджигать его. Несколько автоматных очередей по мотору, кабине и колесам – и грозная машина минимум сутки не взлетит, даже если ее усиленно чинить. А на войне даже один час имеет огромное значение.
Что происходило на полевом аэродроме 41-го полка, неизвестно. Имеется лишь подтвержденный штабом дивизии факт, касающийся его командира. В 20 часов майор В.С.Ершов сбил Ме-110 в районе Волковыска [76, совместная справка УК ВВС и ЦАМО, оригинал]. Есть данные, что на аэродроме в Барановичах, где базировалась недоформированная 60-я истребительная дивизия, к середине дня 22 июня оказалось немало самолетов из дивизий армейской авиации, куда они прилетели с разбомбленных аэродромов, и севших «на вынужденную» машин бомбардировочных дивизий фронтового подчинения. Там были бомбардировщики Пе-2 и Су-2, истребители МиГ-1, МиГ-3 и Як-1 [57, с. 113]. Командир 41-го вполне мог оказаться в Барановичах. Если нет, возможно, он с остатками полка перелетел на аэродром в самом Волковыске или вблизи него, в Россь или Борисовщизну. Имеется упоминание, что к вечеру 23 июня в полку еще оставалось девять МиГ-3. Позже 41-й ИАП, получив новую матчасть, вошел в состав 43-й дивизии генерала Г.Н.Захарова.
Управление 9-й САД находилось в самом Белостоке, на центральной улице, в красивом особняке с башенкой. В первые минуты войны оно лишилось всей проводной связи, а диапазоны работы дивизионных коротковолновых станций (в штабе использовались рации 5-АК) оказались наглухо забиты помехами. В здании от близких взрывов вылетели все стекла, генерал С.А.Черных, как вспоминал бывший штабной радист Г.П.Крайник, выскочил на крыльцо и кричал кому-то: «Дай мне самолет» [76, письмо личной переписки]. Вероятно, он хотел облететь свои части и лично отдать необходимые распоряжения, но лететь ему, как позже выяснилось, было не на чем – авиагарнизон, где стоял истребитель комдива, представлял собой гигантский костер: горело хозяйство 106-й и 121-й авиабаз, казармы личного состава – люди прыгали из окон в нижнем белье. Текли ручьи пылающего бензина из расстрелянных складов топлива, рвались от высокой температуры патроны к авиационным пулеметам и пушкам. От самолетов остались только обугленные, деформированные от жара остовы. Комдив перешел на ЗКП. Через шум и вой радиопомех удалось установить связь с авиаполками. Постепенно из полученных докладов начала складываться невеселая картина: генерал все более и более мрачнел. Как вспоминал штабной телефонист В.И.Олимпиев, в ночь на 22 июня ими была проложена новая линия связи от ЗКП до штаба дивизии, но в ее нарушении «помогли» свои же: «Вторую половину этого трагического дня я просидел в кювете шоссе на окраине города у телефонного аппарата промежуточно-контрольной точки. Мимо на запад прошла крупная бронетанковая часть, порвавшая кабель в нескольких местах. С большим трудом удалось восстановить связь со штабом дивизии…» (сайт «Я помню» – http://www.iremember.ru).
Истребители, расположенные на аэродроме на окраине Белостока, в воздух так и не поднялись. Олимпиев рассказывал: «Все было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль летного поля 37-миллиметровые орудия, вооруженные карабинами расчеты которых были в касках. Такие зенитные полуавтоматы были тогда новинкой и только начали поступать в подразделения противовоздушной обороны. Наша машина отъехала от аэродрома не более километра, когда послышались взрывы и пушечно-пулеметные очереди. Обернувшись, мы увидели пикирующие на аэродром самолеты, светящиеся трассы снарядов и пуль, разрывы бомб. Однако страшная действительность дошла до нас лишь тогда, когда на выходящем над нами из пике бомбардировщике ясно обозначились черные кресты». Еще связист запомнил один грустный факт – за несколько минут до первого налета на аэродроме стояла полнейшая тишина, не звучали голоса людей, которых не было, молчали моторы истребителей, которые никто не прогревал.
Но по крайней мере один И-16 с белостокского аэродрома все же взлетел. Г.П.Крайник видел, как летчик в яростном бою один против двух сбил Ме-109 прямо над Белостоком. Потом немцы скопом накинулись на него и подожгли, пилот выпрыгнул с парашютом и был расстрелян в воздухе. Казалось, этот герой так и останется неизвестным. Но вдруг, как это часто случается, разгадка была найдена, и совсем не там, где можно было ожидать. Помог вездесущий военный корреспондент, автор знаменитого романа «Жизнь и судьба» Василий Гроссман. На аэродроме Зябровка под Гомелем он собирал материал в том самом 126-м истребительном полку, который встретил войну в Долубово и за день 22 июня лишился всех самолетов. В записной книжке Гроссмана сохранились очень хорошие заметки о комполка подполковнике Немцевиче, батальонном комиссаре Голубе. Есть запись о штурмовике, в сотах радиатора у которого после возвращения из боя была обнаружена влепленная человеческая плоть. И есть рассказ летчика, которого Г.П.Крайник посчитал погибшим, но который был жив, почти здоров и даже представлен за первые бои с немцами к званию Героя Советского Союза. Это был адъютант эскадрильи лейтенант Владимир Григорьевич Каменщиков. Родился в 1915 г. в Царицыне, на 22 июня служил в 41-м истребительном полку, в 126-й ИАП к Немцевичу попал уже под Гомелем. Каменщиков рассказал военкору: «21 июня приехал с аэродрома домой. Жена, сын Руфик, отец за день до этого приехал из Сталинграда ко мне в отпуск. Вечером пошли всем семейством в театр. Пришли домой, поужинали, легли спать. Жена ночью меня будит: «Авиация над городом летает». Я говорю ей: «Маневры». Однако вышел на крыльцо посмотреть… Нет, не маневры. Светло от пожаров, взрывы и дым над железной дорогой. Оделся и пошел на аэродром. Только пришел, а меня сразу посадили на самолет, и я над Белостоком сразу же встретил двух «мистеров». Одного я сбил, второй ушел, а у меня патронов нет. Навстречу новое звено… Взорвали они мне два бака, а под сиденьем третий бак. Меня как из ведра огнем облило, расстегнул ремни и выбросился на парашюте. Костюм горит, в сапоги налился бензин и тоже горит, а мне кажется, что я не опускаюсь, а вишу на одном месте. А тут «мистеры» заходят, очередями пулеметными по мне. Тут мне немец помог. Я висел как раз над водой, а «мессер» перешиб очередью стропу моему парашюту. Я прямо в воду свалился и потух сразу…» [50, с. 251–252]. В.Г.Каменщиков звание Героя за летние бои получил, но жить ему оставалось неполных два года. 22 мая 1943 г. и.о. командира 38-го гвардейского ИАП гвардии майор В.Г.Каменщиков погиб в воздушном бою в районе г. Белая Калитва. Похоронен на площади Павших борцов в Волгограде, именем его названы улицы в Гомеле и Волгограде. А тогда, в 41-м, его родная 9-я смешанная авиадивизия потеряла к исходу дня 22 июня 352 самолета из 429 и утратила боеспособность – защищать 10-ю армию с воздуха стало некому. Поздним вечером длинная колонна автомашин с личным составом (работниками штаба, авиатехниками, тыловиками и «безлошадными» пилотами) покинула Белосток и направилась в сторону Волковыска. Уцелевшие машины всех полков перелетели под Волковыск, где, по слухам, были разбиты на следующее утро, не успев подняться в небо. 23 июня из штаба 9-й САД в Минск пришла радиограмма – С.А.Черных открытым текстом передавал: «Все самолеты разбиты. Прошу указаний». На узле связи штаба ВВС округа заподозрили, что на нашей частоте «работает» немецкий радист. Однако на посланный в эфир пароль последовал правильный отзыв, признали и «почерк» дивизионного радиста [71, с. 33–34]. Затем С.А.Черных организовал эвакуацию своих подчиненных на восток и тем спас их от гибели или плена. Но это не спасло молодого генерала от последующих обвинений в самоустранении от выполнения своих служебных обязанностей, в паникерстве и трусости.
Когда-то давно в ВИЖе была опубликована статья о воздушных таранах. В ней в числе прочего было написано, что один из таранов в районе базирования 9-й САД совершил неизвестный пилот У-2 якобы в районе предместья Белостока Выгоды. Но есть еще одна Выгода, почти у самой границы, под Ломжей. Есть также два свидетельства о таранах, которые были совершены в тех местах. Вспоминает Ю.И.Недопекин: «Накануне войны, примерно за 2–3 месяца, отца назначили на должность начальника артиллерии 208-й дивизии, штаб которой находился в местечке Гайновка. Пока решался вопрос жилья, мы (семья) оставались в Замбруве. Рано утром 22 июня меня разбудила сестра: «Вставай! Началась война! Немцы напали!» Взглянув в окно, я увидел горящие самолеты… Было совершенно безоблачное утро. Первым желанием было побежать к горящим самолетам. Но из военного городка нельзя было отлучаться, т.к. ожидалась эвакуация. Воинские части уже были выдвинуты к границе, до которой было всего 25 км. Во дворе военного городка было много народа: все были возбуждены. Очевидцы рассказывали подробности о воздушном бое, который был первым наглядным доказательством начавшейся войны. Рассказывали, что рано утром над аэродромом появился немецкий самолет (некоторые думали, что это был разведчик). Наш Пе-2 встретил его в воздухе. Стрелять нашему летчику, по-видимому, было нечем, и он пошел на таран. Наш пилот погиб, а немец выбросился с парашютом, был взят в плен и отправлен в штаб армии». Здесь я вижу очень большую неясность. Первоначально я думал, что речь идет просто об ошибке мальчика, перепутавшего наименование Пе-2 с По-2 (У-2 был переименован в По-2 уже в ходе войны, после смерти Н.Н.Поликарпова). Хотя вероятность совершения сознательного тарана пилотом «кукурузника» почти невозможна – разве что при неудачном маневре и в результате этого сближении с ним атакующего самолета, – но чего не бывает. Однако после того, как С.Ф.Долгушин из 122-го ИАП 11-й САД рассказал, что перед войной на их полевой аэродром из бомбардировочного полка для ознакомления (чтобы не путали с Ме-110) прилетала «пешка», возникло предположение: почему бы и не Пе-2 таранил врага, взлетев с аэродрома истребителей?
И второй случай. Около 6 часов утра 22 июня в районе Выгоды (именно той, что у Ломжи) истребитель неустановленной принадлежности И-153 вступил в бой с двумя Me-109, свидетелем был слесарь из Москвы Ф.Ильин. Несмотря на полное неравенство сил (устаревший деревянный биплан против двух скоростных цельнометаллических монопланов), он сразу сбил пулеметным огнем один «мессершмитт», а в ходе боя со вторым самолетом таранил его. Упавший истребитель сгорел, сгорели и документы летчика, которого похоронили рядом с обломками машины (Смирнов С.С. Были великой войны. М., 1966. С. 21–22; «Авиация и космонавтика», 1991, № 6). Впрочем, тот же Смирнов в другой книге («Рассказы о неизвестных героях») писал о таране на У-2 и именно со слов Ф.Ильина.
2.2.4. 10-я смешанная авиадивизия
– Фашисты заняли аэродром! – закричал он и двинул секторы газа. Моторы взревели на максимальных оборотах. Летчик повернул кран уборки шасси. – Ребята! Саша! Огонь! Огонь по фашистам! — приказал Усенко, направляя нос Ар-2 на цепь гитлеровцев, лихорадочно ловя их в сетку прицела. Корпус машины задрожал от стрельбы носовых пулеметов. Цепь гитлеровцев сломалась, солдаты забегали, часть из них, сметаемая ливнем пуль, осталась неподвижной, другая прыгала в укрытия» [там же]. Уничтожить или хотя бы рассеять немногочисленных десантников, когда под рукой есть войска, особого труда не составляет, вероятно, так вскоре и было сделано. Но чтобы привести самолет в негодность, надо еще меньше времени. Нет нужды даже взрывать или поджигать его. Несколько автоматных очередей по мотору, кабине и колесам – и грозная машина минимум сутки не взлетит, даже если ее усиленно чинить. А на войне даже один час имеет огромное значение.
Что происходило на полевом аэродроме 41-го полка, неизвестно. Имеется лишь подтвержденный штабом дивизии факт, касающийся его командира. В 20 часов майор В.С.Ершов сбил Ме-110 в районе Волковыска [76, совместная справка УК ВВС и ЦАМО, оригинал]. Есть данные, что на аэродроме в Барановичах, где базировалась недоформированная 60-я истребительная дивизия, к середине дня 22 июня оказалось немало самолетов из дивизий армейской авиации, куда они прилетели с разбомбленных аэродромов, и севших «на вынужденную» машин бомбардировочных дивизий фронтового подчинения. Там были бомбардировщики Пе-2 и Су-2, истребители МиГ-1, МиГ-3 и Як-1 [57, с. 113]. Командир 41-го вполне мог оказаться в Барановичах. Если нет, возможно, он с остатками полка перелетел на аэродром в самом Волковыске или вблизи него, в Россь или Борисовщизну. Имеется упоминание, что к вечеру 23 июня в полку еще оставалось девять МиГ-3. Позже 41-й ИАП, получив новую матчасть, вошел в состав 43-й дивизии генерала Г.Н.Захарова.
Управление 9-й САД находилось в самом Белостоке, на центральной улице, в красивом особняке с башенкой. В первые минуты войны оно лишилось всей проводной связи, а диапазоны работы дивизионных коротковолновых станций (в штабе использовались рации 5-АК) оказались наглухо забиты помехами. В здании от близких взрывов вылетели все стекла, генерал С.А.Черных, как вспоминал бывший штабной радист Г.П.Крайник, выскочил на крыльцо и кричал кому-то: «Дай мне самолет» [76, письмо личной переписки]. Вероятно, он хотел облететь свои части и лично отдать необходимые распоряжения, но лететь ему, как позже выяснилось, было не на чем – авиагарнизон, где стоял истребитель комдива, представлял собой гигантский костер: горело хозяйство 106-й и 121-й авиабаз, казармы личного состава – люди прыгали из окон в нижнем белье. Текли ручьи пылающего бензина из расстрелянных складов топлива, рвались от высокой температуры патроны к авиационным пулеметам и пушкам. От самолетов остались только обугленные, деформированные от жара остовы. Комдив перешел на ЗКП. Через шум и вой радиопомех удалось установить связь с авиаполками. Постепенно из полученных докладов начала складываться невеселая картина: генерал все более и более мрачнел. Как вспоминал штабной телефонист В.И.Олимпиев, в ночь на 22 июня ими была проложена новая линия связи от ЗКП до штаба дивизии, но в ее нарушении «помогли» свои же: «Вторую половину этого трагического дня я просидел в кювете шоссе на окраине города у телефонного аппарата промежуточно-контрольной точки. Мимо на запад прошла крупная бронетанковая часть, порвавшая кабель в нескольких местах. С большим трудом удалось восстановить связь со штабом дивизии…» (сайт «Я помню» – http://www.iremember.ru).
Истребители, расположенные на аэродроме на окраине Белостока, в воздух так и не поднялись. Олимпиев рассказывал: «Все было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль летного поля 37-миллиметровые орудия, вооруженные карабинами расчеты которых были в касках. Такие зенитные полуавтоматы были тогда новинкой и только начали поступать в подразделения противовоздушной обороны. Наша машина отъехала от аэродрома не более километра, когда послышались взрывы и пушечно-пулеметные очереди. Обернувшись, мы увидели пикирующие на аэродром самолеты, светящиеся трассы снарядов и пуль, разрывы бомб. Однако страшная действительность дошла до нас лишь тогда, когда на выходящем над нами из пике бомбардировщике ясно обозначились черные кресты». Еще связист запомнил один грустный факт – за несколько минут до первого налета на аэродроме стояла полнейшая тишина, не звучали голоса людей, которых не было, молчали моторы истребителей, которые никто не прогревал.
Но по крайней мере один И-16 с белостокского аэродрома все же взлетел. Г.П.Крайник видел, как летчик в яростном бою один против двух сбил Ме-109 прямо над Белостоком. Потом немцы скопом накинулись на него и подожгли, пилот выпрыгнул с парашютом и был расстрелян в воздухе. Казалось, этот герой так и останется неизвестным. Но вдруг, как это часто случается, разгадка была найдена, и совсем не там, где можно было ожидать. Помог вездесущий военный корреспондент, автор знаменитого романа «Жизнь и судьба» Василий Гроссман. На аэродроме Зябровка под Гомелем он собирал материал в том самом 126-м истребительном полку, который встретил войну в Долубово и за день 22 июня лишился всех самолетов. В записной книжке Гроссмана сохранились очень хорошие заметки о комполка подполковнике Немцевиче, батальонном комиссаре Голубе. Есть запись о штурмовике, в сотах радиатора у которого после возвращения из боя была обнаружена влепленная человеческая плоть. И есть рассказ летчика, которого Г.П.Крайник посчитал погибшим, но который был жив, почти здоров и даже представлен за первые бои с немцами к званию Героя Советского Союза. Это был адъютант эскадрильи лейтенант Владимир Григорьевич Каменщиков. Родился в 1915 г. в Царицыне, на 22 июня служил в 41-м истребительном полку, в 126-й ИАП к Немцевичу попал уже под Гомелем. Каменщиков рассказал военкору: «21 июня приехал с аэродрома домой. Жена, сын Руфик, отец за день до этого приехал из Сталинграда ко мне в отпуск. Вечером пошли всем семейством в театр. Пришли домой, поужинали, легли спать. Жена ночью меня будит: «Авиация над городом летает». Я говорю ей: «Маневры». Однако вышел на крыльцо посмотреть… Нет, не маневры. Светло от пожаров, взрывы и дым над железной дорогой. Оделся и пошел на аэродром. Только пришел, а меня сразу посадили на самолет, и я над Белостоком сразу же встретил двух «мистеров». Одного я сбил, второй ушел, а у меня патронов нет. Навстречу новое звено… Взорвали они мне два бака, а под сиденьем третий бак. Меня как из ведра огнем облило, расстегнул ремни и выбросился на парашюте. Костюм горит, в сапоги налился бензин и тоже горит, а мне кажется, что я не опускаюсь, а вишу на одном месте. А тут «мистеры» заходят, очередями пулеметными по мне. Тут мне немец помог. Я висел как раз над водой, а «мессер» перешиб очередью стропу моему парашюту. Я прямо в воду свалился и потух сразу…» [50, с. 251–252]. В.Г.Каменщиков звание Героя за летние бои получил, но жить ему оставалось неполных два года. 22 мая 1943 г. и.о. командира 38-го гвардейского ИАП гвардии майор В.Г.Каменщиков погиб в воздушном бою в районе г. Белая Калитва. Похоронен на площади Павших борцов в Волгограде, именем его названы улицы в Гомеле и Волгограде. А тогда, в 41-м, его родная 9-я смешанная авиадивизия потеряла к исходу дня 22 июня 352 самолета из 429 и утратила боеспособность – защищать 10-ю армию с воздуха стало некому. Поздним вечером длинная колонна автомашин с личным составом (работниками штаба, авиатехниками, тыловиками и «безлошадными» пилотами) покинула Белосток и направилась в сторону Волковыска. Уцелевшие машины всех полков перелетели под Волковыск, где, по слухам, были разбиты на следующее утро, не успев подняться в небо. 23 июня из штаба 9-й САД в Минск пришла радиограмма – С.А.Черных открытым текстом передавал: «Все самолеты разбиты. Прошу указаний». На узле связи штаба ВВС округа заподозрили, что на нашей частоте «работает» немецкий радист. Однако на посланный в эфир пароль последовал правильный отзыв, признали и «почерк» дивизионного радиста [71, с. 33–34]. Затем С.А.Черных организовал эвакуацию своих подчиненных на восток и тем спас их от гибели или плена. Но это не спасло молодого генерала от последующих обвинений в самоустранении от выполнения своих служебных обязанностей, в паникерстве и трусости.
Когда-то давно в ВИЖе была опубликована статья о воздушных таранах. В ней в числе прочего было написано, что один из таранов в районе базирования 9-й САД совершил неизвестный пилот У-2 якобы в районе предместья Белостока Выгоды. Но есть еще одна Выгода, почти у самой границы, под Ломжей. Есть также два свидетельства о таранах, которые были совершены в тех местах. Вспоминает Ю.И.Недопекин: «Накануне войны, примерно за 2–3 месяца, отца назначили на должность начальника артиллерии 208-й дивизии, штаб которой находился в местечке Гайновка. Пока решался вопрос жилья, мы (семья) оставались в Замбруве. Рано утром 22 июня меня разбудила сестра: «Вставай! Началась война! Немцы напали!» Взглянув в окно, я увидел горящие самолеты… Было совершенно безоблачное утро. Первым желанием было побежать к горящим самолетам. Но из военного городка нельзя было отлучаться, т.к. ожидалась эвакуация. Воинские части уже были выдвинуты к границе, до которой было всего 25 км. Во дворе военного городка было много народа: все были возбуждены. Очевидцы рассказывали подробности о воздушном бое, который был первым наглядным доказательством начавшейся войны. Рассказывали, что рано утром над аэродромом появился немецкий самолет (некоторые думали, что это был разведчик). Наш Пе-2 встретил его в воздухе. Стрелять нашему летчику, по-видимому, было нечем, и он пошел на таран. Наш пилот погиб, а немец выбросился с парашютом, был взят в плен и отправлен в штаб армии». Здесь я вижу очень большую неясность. Первоначально я думал, что речь идет просто об ошибке мальчика, перепутавшего наименование Пе-2 с По-2 (У-2 был переименован в По-2 уже в ходе войны, после смерти Н.Н.Поликарпова). Хотя вероятность совершения сознательного тарана пилотом «кукурузника» почти невозможна – разве что при неудачном маневре и в результате этого сближении с ним атакующего самолета, – но чего не бывает. Однако после того, как С.Ф.Долгушин из 122-го ИАП 11-й САД рассказал, что перед войной на их полевой аэродром из бомбардировочного полка для ознакомления (чтобы не путали с Ме-110) прилетала «пешка», возникло предположение: почему бы и не Пе-2 таранил врага, взлетев с аэродрома истребителей?
И второй случай. Около 6 часов утра 22 июня в районе Выгоды (именно той, что у Ломжи) истребитель неустановленной принадлежности И-153 вступил в бой с двумя Me-109, свидетелем был слесарь из Москвы Ф.Ильин. Несмотря на полное неравенство сил (устаревший деревянный биплан против двух скоростных цельнометаллических монопланов), он сразу сбил пулеметным огнем один «мессершмитт», а в ходе боя со вторым самолетом таранил его. Упавший истребитель сгорел, сгорели и документы летчика, которого похоронили рядом с обломками машины (Смирнов С.С. Были великой войны. М., 1966. С. 21–22; «Авиация и космонавтика», 1991, № 6). Впрочем, тот же Смирнов в другой книге («Рассказы о неизвестных героях») писал о таране на У-2 и именно со слов Ф.Ильина.
2.2.4. 10-я смешанная авиадивизия
Четыре полка 10-й смешанной авиадивизии (командир – полковник Н.Г.Белов) дислоцировались в полосе 4-й армии на территории Брестской области; управление располагалось в Кобрине, кобринский аэродром находился на реконструкции. На ближайшем к границе аэродроме у села Высокое находились самолеты 74-го штурмового полка (командир – майор Васильев) и его обеспечение – подразделения 45-й авиабазы. Машин в полку было много – полный комплект устаревших бипланов (62 И-15бис и И-153) и 8 новых Ил-2. Летчиков было 70, но на «илах» никто еще не летал. На рассвете аэродром был обстрелян из-за Буга немецкой артиллерией, потом налетела авиация. В 04:15 утра полк, как боевая единица, прекратил существование. Сгорели на земле и все машины эскадрильи 28-го стрелкового корпуса, базировавшиеся на этой же площадке. Личный состав забрал документы, евое Знамя и под командой начштаба майора Мищенко покинул разгромленный аэродром. Впоследствии 74-й ШАП возродился и даже стал 70-м гвардейским.
33-й истребительный полк (командир – майор Н.И.Акулин) встретил войну в Пружанах. В его составе было 44 И-16 на 70 летчиков. Как вспоминал Герой Советского Союза И.П.Лавейкин (отец летчика-космонавта СССР А.И.Лавейкина), в 2 часа ночи 22 июня над Пружанами также полетел разведчик Ме-110, а его штурман также обстрелял самолеты на стоянках. На перехват поднялось дежурное звено. Затем их сменило звено командира эскадрильи старшего лейтенанта И.М.Нюнина. Вскоре они встретили группу из 18 бомбардировщиков «Хейнкель-111» и смело атаковали их. Лейтенант С.М.Гудимов сбил один самолет и тут же выбрал себе следующую цель. Он подошел к вражеской машине на короткую дистанцию, но ее экипаж встретил его ожесточенным огнем. Пулеметные очереди дырявили плоскости, попали в двигатель, истребитель загорелся. Тогда отважный советский пилот пошел на таран. Сбив Хе-111, сам он тоже погиб. И.М.Нюнин и младший лейтенант А.Ф.Тимошенко сбили еще по одному самолету.
Аэродром полка в Пружанах был атакован двадцатью Хе-111 с истребительным прикрытием уже в 4 часа 15 минут. Навстречу им взлетела дежурная эскадрилья, над Пружанами и Кобрином завязалась кутерьма ожесточенного воздушного боя. Храбро сражались капитаны Панков, Копытин и Федотов, летчик И.П.Лавейкин. В течение дня последовало еще три налета на аэродром. Один раз противнику удалось застать большую часть полка на земле в момент, когда самолеты заправлялись топливом. К 10 часам утра 22-го в Пружанах не осталось ни одной машины, способной подняться в воздух.
Есть замечательный и горький фильм «Помни имя свое» – о маленьком русском мальчике, сыне советского офицера, родившемся за несколько дней до начала войны; мальчике, которого нацисты отняли в концлагере у матери и которого усыновила и воспитала польская женщина. В нем есть одна сцена. Эшелон с освобожденными узницами останавливается на какой-то станции. Изможденная и коротко остриженная героиня (ее играет Людмила Касаткина) в кофтенке поверх полосатой лагерной робы вдруг видит в толпе военных у соседнего эшелона знакомое лицо. И кричит, обращаясь к нему: «Товарищ лейтенант!» Бравый, весь в орденах, майор-летчик недоуменно пожимает плечами, но она подтверждает: «Я к вам, к вам обращаюсь. Вы не помните меня? Пружаны, 33-й полк. Я жена (называет фамилию), что с ним?» Эшелон трогается, майор прыгает на подножку и кричит, перекрикивая стук колес: «Он погиб, погиб в первый день». Слезы от безысходности, от рухнувшей последней надежды, истерика, нервный срыв. Конец сцены.
123-й ИАП располагался несколько дальше от границы: на полевой площадке между селами Именин и Стригово за северо-восточной окраиной Кобрина. Эскадрилья капитана Савченко дежурила на запасном аэродроме под Брестом, а звено капитана Можаева находилось в засаде на площадке в 4–5 км севернее Бреста. Как рассказывали местные жители, в полку было предательство: самолеты Як-1 вместо бензина заправили… водой. Я очень долго спорил с одним из них, пытаясь доказать невозможность такого факта. Он с мрачной решимостью стоял на своем: чем, как не изменой, объяснить, что новейшие «яки» не взлетели навстречу врагу? Видимо, так трансформировалась в глазах белорусского мальчика жуткая картина бомбардировок аэродрома: разрывы бомб, столбы густого черного дыма, трассы пушечных залпов и летящие во все стороны куски перкаля и самолетных конструкций. Однако история первого боевого дня 123-го ИАП написана не такими мрачными красками. Когда Люфтваффе совершило первый налет на Именин, большая часть самолетов полка уже вылетела на задание. В течение дня его летчики, несмотря на постоянные бомбардировки, произвели множество самолето-вылетов (некоторые – по 8–10). Всего они сбили 30 вражеских машин, но и сами понесли серьезные потери. Командир полка майор Б.Н.Сурин сбил три самолета, старший политрук Сиротин – пять, лейтенант Сахно – три, зам. командира полка капитан Н.П.Можаев и лейтенант Г.Н.Жидов – по два. Утверждается, что комэск капитан М.Ф.Савченко одержал девять побед, но документальных подтверждений тому не обнаружено. Один из воздушных боев стал для командира полка последним. Когда его плохо управляемый истребитель вернулся на аэродром, на выравнивании заглох двигатель и при касании земли под углом раскрытый парашют вырвал майора из кабины. Видимо, смертельно раненный, он пытался покинуть самолет, но не хватило сил. Тогда, собрав в кулак всю волю, он пилотировал машину до аэродрома и умер при посадке. Завернув тело героя в парашют, боевые друзья похоронили его на краю летного поля.
В глубине полесского поозерья, в Пинске, был еще один аэродром 10-й САД, и на нем базировался 39-й СБАП (командир – майор Захарычев). Это была внушительная сила: 43 СБ и 9 Пе-2. Летать на «пешках» никто научиться не успел. Экипажей было 49, из них слетанных и способных эффективно выполнять боевые задачи – 39. При первой воздушной атаке на аэродром полк понес потери, но боеспособности не утратил. Семьи авиаторов жили в городе, в здании францисканского монастыря, до аэродрома приходилось добираться на велосипедах или автотранспортом. Связист полка старший лейтенант Е.М.Поляков утром пошел на рынок, но первая же продавщица укоризненно сказала ему: «Летчик! Аэродром ваш горит! Война!» Поляков бросился домой, сел на велосипед и поехал на аэродром. На аэродроме выяснилось, что вражеская авиация совершила массированный налет, но удар пришелся в основном по полученным месяц назад «пешкам». Заводская бригада уже давно собрала их и убыла назад, но они продолжали стоять бесполезным балластом, так как не были заправлены ни моторным маслом, ни бензином. При атаке пинского аэродрома немецкие летчики, увидев на летном поле старые СБ и новые Пе-2, естественно, «отработали» по новым. От пустых «пешек» полетели клочья, но они не загорелись. Техники быстро сообразили, что к чему, и стали наскоро ремонтировать их, дабы эти «макеты» и далее служили мишенями для Люфтваффе, а СБ поднялись в воздух и ушли в свой первый боевой вылет (по материалам сайта «Авиаторы Второй мировой», http://www.allaces.ru).
По получении по радиосвязи приказа на перебазирование все находившиеся в воздухе машины были завернуты на Гомель, «безлошадные» и техсостав отправились под командой начальника штаба полковника Альтовича; организовать эвакуацию семей поручили начальнику связи Е.М.Полякову. Немцами было заявлено, что в этот день только лейтенант Эрнст-Вильгельм Ириг из эскадры KG3 уничтожил в Пинске около 60 самолетов Красной Армии, что можно трактовать только как то, что бароны мюнхаузены – категория вечная.
С началом боевых действий полк девятками вылетал на бомбардировки танковых частей группы Г.Гудериана и переправ через Западный Буг, причем весьма успешно. Как указывается в некоторых вторичных источниках «постсоветского» периода, из первого вылета не вернулась ни одна машина – все до одной были сбиты, но и архивные документы, и воспоминания бывшего командира дивизии ничего подобного не подтверждают.
В 7 часов утра, после получения данных из 123-го полка о наводке противником переправ через Западный Буг к югу от Бреста, две девятки СБ (одну из них повел капитан Щербаков) вылетели из Пинска на запад. Комдив хотел послать в прикрытие истребители 33-го полка, но связь с ним прервалась. Тем не менее бомбардировка целей была успешной, домой вернулись все экипажи. Как показали впоследствии пленные немецкие летчики, сбитые под Пинском, они приняли советские самолеты за свои, возвращающиеся после ударов по советским тыловым объектам. В ЦАМО хранятся записи немецкого унтер-офицера, служившего во 2-й танковой группе Г.Гудериана: «…около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки. Мы продвинулись на несколько сот метров от дороги. Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон» [109, c. 60]. 23 июня полк принял участие в контрударе частей 4-й армии, окончившемся, как известно, неудачей. И лишь 25 июня, когда была утрачена вся матчасть, он убыл в тыл на переформирование.
По соседству с 39-м полком, в Жабчицах, базировалась 46-я отдельная эскадрилья Пинской военной флотилии (командир – майор М.Кравченко). Потеряв на земле все свои Р-10, она была выведена из состава флотилии и переподчинена командованию ВВС Черноморского флота. Переучившись на Ил-2, уже в августе 1941 г. она убыла на фронт.
На второй день войны от трех полков 10-й дивизии из четырех осталось одно воспоминание. Управление перешло в Пинск, а затем – еще дальше в тыл. Вызванный на КП 4-й армии заместитель командира полковник Бондаренко доложил, что пинский аэродром после четырех воздушных налетов разрушен, взлетно-посадочная полоса выведена из строя. Склад авиабомб взорван, поэтому уцелевшие машины 39-го полка не с чем посылать в бой. Так 10-я САД фактически вышла из состава 4-й армии. Все оставшиеся истребители были собраны на аэродроме бомбардировочного полка и участия в боях по армейским заявкам больше не принимали. Штаб ВВС фронта получил от них отчаянную записку: «Штаб 10 сад эвакуировался, не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей сборных. Вчера, 22.6.41 г., провели семь воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик. Сам я участвовал в бою под Пинском, сбил 2, сам невредим. Сегодня группа сделала 2 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше. За ком[андира] 123 иап к-н Савченко» [109, с. 73]. Под фотографией героя-комэска в сборнике «Буг в Огне» стоит надпись: погиб; бывший командир дивизии Н.Г.Белов написал еще конкретнее – погиб в Пинске [12, с.176].
После вывода в тыл управление 10-й авиадивизии и ее части были переформированы и получили новые самолеты. 123-й ИАП убыл под Ленинград, где вошел в состав 7-го истребительного корпуса ПВО. Сама дивизия по-прежнему под командованием Белова участвовала в битве за Москву, под Москвой же погиб командир 39-го СБАП майор Захарычев.
И сам бывший командующий войсками ЗапОВО Д.Г.Павлов признавался: «Господство авиации противника в воздухе было полное, тем паче что наша истребительная авиация уже в первый день одновременным ударом противника ровно в 4 часа утра по всем аэродромам была в значительном количестве выбита, не поднявшись в воздух. Всего за этот день выбито до 600 самолетов всех систем, в том числе и учебных (выделено мною, – Д.Е.). Все это случилось потому, что было темно, и наша авиация не смогла подняться в воздух» (из протокола допроса, сайт «Бронетанковые силы»).
Таким образом, можно подытожить: участие в приграничном сражении трех входивших в состав армий прикрытия Западного ОВО авиационных дивизий реально ограничилось двумя днями, а именно 22 и 23 июня. Внезапно атакованные подразделениями Люфтваффе, они потеряли в воздушных боях и при атаках аэродромов практически всю матчасть, не сумев защитить не только наземные войска, но даже управления армий и самих себя. В то же время потери в летном и техническом составе оказались сравнительно невысокими, штабы тоже сохранились, что позволило в короткий срок, укомплектовав авиаполки новой техникой, снова отправить их на фронт. Сохранились и управления, но управление дивизии С.А.Черных было впоследствии расформировано (причины, правда, были не военные, а скорее идеологические, но об этом позже). В командование 11-й САД вместо погибшего П.И.Ганичева вступил знаменитый летчик, дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации Г.П.Кравченко.
Последний штрих. 21 июня в Белостоке командующий ВВС 10-й армии проводил совещание командно-начальствующего состава. О возможном нападении Германии не было сказано ни слова. Утром штаб 9-й авиадивизии запросил его, что делать. – Не поддаваться на провокацию! – последовал ответ [40, с. 177]. И через несколько минут на ее аэродромы обрушились десятки бомб. Ни одно издание не назвало фамилии этого человека. Я пробовал вычислить его по пересечению фактов. В этом увлекательном деле была одна маленькая зацепка: командующий ВВС 10-й армии вроде бы носил звание комбрига, то есть мог быть восстановленным в армии бывшим политзаключенным, освобожденным незадолго до войны и поэтому не переаттестованным на генерала. Это объясняет его сверхосторожность в последний мирный день 21 июня – обратно за колючую проволоку никому не хочется. Весной 1941 г. из заключения было выпущено немало репрессированных командиров, авиаторов среди них можно перечесть по пальцам. Но никто из комбригов ВВС, известных мне на сегодня, к 10-й армии отношения не имеет. Пока комбриг из 10-й армии остается инкогнито. Один из «кандидатов», комбриг ВВС Б.Н.Дроздовский, в октябре 1941 г. служил в штабе ВВС Орловского ВО и пропал без вести. Впрочем, можно допустить, что произошла путаница и неизвестный комбриг на самом деле является командующим ВВС 3-й армии А.С.Зайцевым, который позже все-таки получил звание генерал-майора авиации. Как удалось установить, комбриг Зайцев Александр Сергеевич, командир 3-й авиадесантной бригады ЛенВО, приказом НКО СССР № 202 от 19.09.1937 г. был снят с должности и отдан под суд военного трибунала за несчастные случаи, которые произошли на учениях при выброске десанта. Генеральское звание ему было присвоено 9.11.1941 г. Но если учесть, что после выхода из Белоруссии управление 9-й дивизии находилось в Орле, можно допустить, что и командующий ВВС 10-й армии был там же.
33-й истребительный полк (командир – майор Н.И.Акулин) встретил войну в Пружанах. В его составе было 44 И-16 на 70 летчиков. Как вспоминал Герой Советского Союза И.П.Лавейкин (отец летчика-космонавта СССР А.И.Лавейкина), в 2 часа ночи 22 июня над Пружанами также полетел разведчик Ме-110, а его штурман также обстрелял самолеты на стоянках. На перехват поднялось дежурное звено. Затем их сменило звено командира эскадрильи старшего лейтенанта И.М.Нюнина. Вскоре они встретили группу из 18 бомбардировщиков «Хейнкель-111» и смело атаковали их. Лейтенант С.М.Гудимов сбил один самолет и тут же выбрал себе следующую цель. Он подошел к вражеской машине на короткую дистанцию, но ее экипаж встретил его ожесточенным огнем. Пулеметные очереди дырявили плоскости, попали в двигатель, истребитель загорелся. Тогда отважный советский пилот пошел на таран. Сбив Хе-111, сам он тоже погиб. И.М.Нюнин и младший лейтенант А.Ф.Тимошенко сбили еще по одному самолету.
Аэродром полка в Пружанах был атакован двадцатью Хе-111 с истребительным прикрытием уже в 4 часа 15 минут. Навстречу им взлетела дежурная эскадрилья, над Пружанами и Кобрином завязалась кутерьма ожесточенного воздушного боя. Храбро сражались капитаны Панков, Копытин и Федотов, летчик И.П.Лавейкин. В течение дня последовало еще три налета на аэродром. Один раз противнику удалось застать большую часть полка на земле в момент, когда самолеты заправлялись топливом. К 10 часам утра 22-го в Пружанах не осталось ни одной машины, способной подняться в воздух.
Есть замечательный и горький фильм «Помни имя свое» – о маленьком русском мальчике, сыне советского офицера, родившемся за несколько дней до начала войны; мальчике, которого нацисты отняли в концлагере у матери и которого усыновила и воспитала польская женщина. В нем есть одна сцена. Эшелон с освобожденными узницами останавливается на какой-то станции. Изможденная и коротко остриженная героиня (ее играет Людмила Касаткина) в кофтенке поверх полосатой лагерной робы вдруг видит в толпе военных у соседнего эшелона знакомое лицо. И кричит, обращаясь к нему: «Товарищ лейтенант!» Бравый, весь в орденах, майор-летчик недоуменно пожимает плечами, но она подтверждает: «Я к вам, к вам обращаюсь. Вы не помните меня? Пружаны, 33-й полк. Я жена (называет фамилию), что с ним?» Эшелон трогается, майор прыгает на подножку и кричит, перекрикивая стук колес: «Он погиб, погиб в первый день». Слезы от безысходности, от рухнувшей последней надежды, истерика, нервный срыв. Конец сцены.
123-й ИАП располагался несколько дальше от границы: на полевой площадке между селами Именин и Стригово за северо-восточной окраиной Кобрина. Эскадрилья капитана Савченко дежурила на запасном аэродроме под Брестом, а звено капитана Можаева находилось в засаде на площадке в 4–5 км севернее Бреста. Как рассказывали местные жители, в полку было предательство: самолеты Як-1 вместо бензина заправили… водой. Я очень долго спорил с одним из них, пытаясь доказать невозможность такого факта. Он с мрачной решимостью стоял на своем: чем, как не изменой, объяснить, что новейшие «яки» не взлетели навстречу врагу? Видимо, так трансформировалась в глазах белорусского мальчика жуткая картина бомбардировок аэродрома: разрывы бомб, столбы густого черного дыма, трассы пушечных залпов и летящие во все стороны куски перкаля и самолетных конструкций. Однако история первого боевого дня 123-го ИАП написана не такими мрачными красками. Когда Люфтваффе совершило первый налет на Именин, большая часть самолетов полка уже вылетела на задание. В течение дня его летчики, несмотря на постоянные бомбардировки, произвели множество самолето-вылетов (некоторые – по 8–10). Всего они сбили 30 вражеских машин, но и сами понесли серьезные потери. Командир полка майор Б.Н.Сурин сбил три самолета, старший политрук Сиротин – пять, лейтенант Сахно – три, зам. командира полка капитан Н.П.Можаев и лейтенант Г.Н.Жидов – по два. Утверждается, что комэск капитан М.Ф.Савченко одержал девять побед, но документальных подтверждений тому не обнаружено. Один из воздушных боев стал для командира полка последним. Когда его плохо управляемый истребитель вернулся на аэродром, на выравнивании заглох двигатель и при касании земли под углом раскрытый парашют вырвал майора из кабины. Видимо, смертельно раненный, он пытался покинуть самолет, но не хватило сил. Тогда, собрав в кулак всю волю, он пилотировал машину до аэродрома и умер при посадке. Завернув тело героя в парашют, боевые друзья похоронили его на краю летного поля.
В глубине полесского поозерья, в Пинске, был еще один аэродром 10-й САД, и на нем базировался 39-й СБАП (командир – майор Захарычев). Это была внушительная сила: 43 СБ и 9 Пе-2. Летать на «пешках» никто научиться не успел. Экипажей было 49, из них слетанных и способных эффективно выполнять боевые задачи – 39. При первой воздушной атаке на аэродром полк понес потери, но боеспособности не утратил. Семьи авиаторов жили в городе, в здании францисканского монастыря, до аэродрома приходилось добираться на велосипедах или автотранспортом. Связист полка старший лейтенант Е.М.Поляков утром пошел на рынок, но первая же продавщица укоризненно сказала ему: «Летчик! Аэродром ваш горит! Война!» Поляков бросился домой, сел на велосипед и поехал на аэродром. На аэродроме выяснилось, что вражеская авиация совершила массированный налет, но удар пришелся в основном по полученным месяц назад «пешкам». Заводская бригада уже давно собрала их и убыла назад, но они продолжали стоять бесполезным балластом, так как не были заправлены ни моторным маслом, ни бензином. При атаке пинского аэродрома немецкие летчики, увидев на летном поле старые СБ и новые Пе-2, естественно, «отработали» по новым. От пустых «пешек» полетели клочья, но они не загорелись. Техники быстро сообразили, что к чему, и стали наскоро ремонтировать их, дабы эти «макеты» и далее служили мишенями для Люфтваффе, а СБ поднялись в воздух и ушли в свой первый боевой вылет (по материалам сайта «Авиаторы Второй мировой», http://www.allaces.ru).
По получении по радиосвязи приказа на перебазирование все находившиеся в воздухе машины были завернуты на Гомель, «безлошадные» и техсостав отправились под командой начальника штаба полковника Альтовича; организовать эвакуацию семей поручили начальнику связи Е.М.Полякову. Немцами было заявлено, что в этот день только лейтенант Эрнст-Вильгельм Ириг из эскадры KG3 уничтожил в Пинске около 60 самолетов Красной Армии, что можно трактовать только как то, что бароны мюнхаузены – категория вечная.
С началом боевых действий полк девятками вылетал на бомбардировки танковых частей группы Г.Гудериана и переправ через Западный Буг, причем весьма успешно. Как указывается в некоторых вторичных источниках «постсоветского» периода, из первого вылета не вернулась ни одна машина – все до одной были сбиты, но и архивные документы, и воспоминания бывшего командира дивизии ничего подобного не подтверждают.
В 7 часов утра, после получения данных из 123-го полка о наводке противником переправ через Западный Буг к югу от Бреста, две девятки СБ (одну из них повел капитан Щербаков) вылетели из Пинска на запад. Комдив хотел послать в прикрытие истребители 33-го полка, но связь с ним прервалась. Тем не менее бомбардировка целей была успешной, домой вернулись все экипажи. Как показали впоследствии пленные немецкие летчики, сбитые под Пинском, они приняли советские самолеты за свои, возвращающиеся после ударов по советским тыловым объектам. В ЦАМО хранятся записи немецкого унтер-офицера, служившего во 2-й танковой группе Г.Гудериана: «…около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танки. Мы продвинулись на несколько сот метров от дороги. Бомбардировщики противника опять настигли нас. Взрывы раздаются со всех сторон» [109, c. 60]. 23 июня полк принял участие в контрударе частей 4-й армии, окончившемся, как известно, неудачей. И лишь 25 июня, когда была утрачена вся матчасть, он убыл в тыл на переформирование.
По соседству с 39-м полком, в Жабчицах, базировалась 46-я отдельная эскадрилья Пинской военной флотилии (командир – майор М.Кравченко). Потеряв на земле все свои Р-10, она была выведена из состава флотилии и переподчинена командованию ВВС Черноморского флота. Переучившись на Ил-2, уже в августе 1941 г. она убыла на фронт.
На второй день войны от трех полков 10-й дивизии из четырех осталось одно воспоминание. Управление перешло в Пинск, а затем – еще дальше в тыл. Вызванный на КП 4-й армии заместитель командира полковник Бондаренко доложил, что пинский аэродром после четырех воздушных налетов разрушен, взлетно-посадочная полоса выведена из строя. Склад авиабомб взорван, поэтому уцелевшие машины 39-го полка не с чем посылать в бой. Так 10-я САД фактически вышла из состава 4-й армии. Все оставшиеся истребители были собраны на аэродроме бомбардировочного полка и участия в боях по армейским заявкам больше не принимали. Штаб ВВС фронта получил от них отчаянную записку: «Штаб 10 сад эвакуировался, не знаю куда. Сижу в Пинске, возглавляю группу истребителей сборных. Вчера, 22.6.41 г., провели семь воздушных боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик. Сам я участвовал в бою под Пинском, сбил 2, сам невредим. Сегодня группа сделала 2 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше. За ком[андира] 123 иап к-н Савченко» [109, с. 73]. Под фотографией героя-комэска в сборнике «Буг в Огне» стоит надпись: погиб; бывший командир дивизии Н.Г.Белов написал еще конкретнее – погиб в Пинске [12, с.176].
После вывода в тыл управление 10-й авиадивизии и ее части были переформированы и получили новые самолеты. 123-й ИАП убыл под Ленинград, где вошел в состав 7-го истребительного корпуса ПВО. Сама дивизия по-прежнему под командованием Белова участвовала в битве за Москву, под Москвой же погиб командир 39-го СБАП майор Захарычев.
И сам бывший командующий войсками ЗапОВО Д.Г.Павлов признавался: «Господство авиации противника в воздухе было полное, тем паче что наша истребительная авиация уже в первый день одновременным ударом противника ровно в 4 часа утра по всем аэродромам была в значительном количестве выбита, не поднявшись в воздух. Всего за этот день выбито до 600 самолетов всех систем, в том числе и учебных (выделено мною, – Д.Е.). Все это случилось потому, что было темно, и наша авиация не смогла подняться в воздух» (из протокола допроса, сайт «Бронетанковые силы»).
Таким образом, можно подытожить: участие в приграничном сражении трех входивших в состав армий прикрытия Западного ОВО авиационных дивизий реально ограничилось двумя днями, а именно 22 и 23 июня. Внезапно атакованные подразделениями Люфтваффе, они потеряли в воздушных боях и при атаках аэродромов практически всю матчасть, не сумев защитить не только наземные войска, но даже управления армий и самих себя. В то же время потери в летном и техническом составе оказались сравнительно невысокими, штабы тоже сохранились, что позволило в короткий срок, укомплектовав авиаполки новой техникой, снова отправить их на фронт. Сохранились и управления, но управление дивизии С.А.Черных было впоследствии расформировано (причины, правда, были не военные, а скорее идеологические, но об этом позже). В командование 11-й САД вместо погибшего П.И.Ганичева вступил знаменитый летчик, дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации Г.П.Кравченко.
Последний штрих. 21 июня в Белостоке командующий ВВС 10-й армии проводил совещание командно-начальствующего состава. О возможном нападении Германии не было сказано ни слова. Утром штаб 9-й авиадивизии запросил его, что делать. – Не поддаваться на провокацию! – последовал ответ [40, с. 177]. И через несколько минут на ее аэродромы обрушились десятки бомб. Ни одно издание не назвало фамилии этого человека. Я пробовал вычислить его по пересечению фактов. В этом увлекательном деле была одна маленькая зацепка: командующий ВВС 10-й армии вроде бы носил звание комбрига, то есть мог быть восстановленным в армии бывшим политзаключенным, освобожденным незадолго до войны и поэтому не переаттестованным на генерала. Это объясняет его сверхосторожность в последний мирный день 21 июня – обратно за колючую проволоку никому не хочется. Весной 1941 г. из заключения было выпущено немало репрессированных командиров, авиаторов среди них можно перечесть по пальцам. Но никто из комбригов ВВС, известных мне на сегодня, к 10-й армии отношения не имеет. Пока комбриг из 10-й армии остается инкогнито. Один из «кандидатов», комбриг ВВС Б.Н.Дроздовский, в октябре 1941 г. служил в штабе ВВС Орловского ВО и пропал без вести. Впрочем, можно допустить, что произошла путаница и неизвестный комбриг на самом деле является командующим ВВС 3-й армии А.С.Зайцевым, который позже все-таки получил звание генерал-майора авиации. Как удалось установить, комбриг Зайцев Александр Сергеевич, командир 3-й авиадесантной бригады ЛенВО, приказом НКО СССР № 202 от 19.09.1937 г. был снят с должности и отдан под суд военного трибунала за несчастные случаи, которые произошли на учениях при выброске десанта. Генеральское звание ему было присвоено 9.11.1941 г. Но если учесть, что после выхода из Белоруссии управление 9-й дивизии находилось в Орле, можно допустить, что и командующий ВВС 10-й армии был там же.