Придя к этому заключению, Хоакин пришел в такой ужас, что мгновенно взмок, словно у него начался приступ малярии.
Едва закрыв за собой дверь, Мигель объявил Конче:
- Вот и все, querida mia*... Я больше не служу в полиции... Дон Альфонсо выставил меня за дверь.
______________
* Дорогая моя (исп.).
- Окончательно?
- Окончательно... Прости меня.
- А за что он тебя прогнал, Мигель?
Люхи рассказал о столкновении с Пуигом и как он верил, что наконец добился успеха, пока Хоакин не отрекся от прежних показаний.
- Я нанес ему тяжкие телесные повреждения, понимаешь, Конча? Дон Альфонсо не мог поступить по-другому.
- Но ведь комиссар Мартин - твой друг, Мигель, почему же он не закрыл на это глаза?
И тут Люхи пришлось признаться жене, что он жестоко оскорбил комиссара.
- Ты был не прав, Мигель... Следовало бы вспомнить, что у дона Альфонсо нет таких веских причин ненавидеть эту банду, как у тебя.
- Надеюсь, ты все же не хочешь, чтобы я попросил прощения?
- Мой муж не может унижаться.
Мигель обнял Кончу и приник к ее губам долгим поцелуем. Поведение жены внушало ему не только гордость, но и успокаивало - Мигель понял, что может рассчитывать на ее поддержку при любых обстоятельствах. Конча осторожно высвободилась.
- А что теперь, Мигель?
- Мы уедем из Барселоны, поскольку здесь я не могу взяться за первую попавшуюся работу... Но мы сделаем это не раньше, чем я исчерпаю все возможности покончить с Вилларом. Ты согласна?
- Я помогу тебе!
Представив, как суровая Конча сражается с бандитами, Мигель улыбнулся.
Люхи рассказал жене, каким образом он выяснил, что именно Хуанита, платоническая возлюбленная Пако, посылала Виллару так беспокоившие его письма с одной-единственной фразой: "Вы помните Пако?" А потом, до самого вечера они разрабатывали план операции. Супруги решили, что самое разумное снова взять за грудки Пуига и заставить его еще раз исповедаться, но на сей раз - в присутствии дона Альфонсо. Добившись этого, Мигель не только покончит с Вилларом, но Мартину не останется ничего другого, как вновь принять Люхи на службу, да еще с поздравлениями. Мигель позвонил в больницу узнать, когда Хоакина отпустят домой, и выяснил, что, поскольку состояние больного более не внушает никаких опасений, его, несомненно, выпишут рано утром. За вечерним кофе Люхи вдруг пришло в голову, что Пуиг наверняка догадывается, что у дверей больницы его встретят не только полицейские (парень достаточно умен и, безусловно, сообразил, что комиссар Мартин не поверил ни единому его слову), но и, вне всяких сомнений, люди Виллара. При таком раскладе вполне возможно, что Хоакин попытается удрать ночью и спрятаться. Тогда ищи ветра в поле! И Мигель решил провести ночь, притаившись у входа в больницу Сан-Пабло.
С наступлением темноты Пуиг страстно возжелал лишь одного - чтобы эта ночь никогда не кончалась. В голове, как кинолента, прокручивалась вся бездарно прожитая жизнь. Ни среди порядочных людей, ни в банде Виллара Хоакину так и не удалось пробиться в первые ряды. В пятьдесят два года у него не осталось никаких надежд. Да и на что надеяться человеку с совершенно разрушенным здоровьем и таким больным желудком, что невозможно ни толком поесть, ни выпить? Правда, он отложил на черный день несколько тысяч песет, но с такой суммой далеко не уйдешь. Без Виллара Хоакина ждет гибель. Один он не сможет организовать подпольный бизнес, который бы принес ему достаточно денег, чтобы продолжать вести безбедное существование. А сунуться в другую банду - и думать нечего, все достаточно хорошо знают возможности Пуига, чтобы взять его на работу. Как ни верти, Хоакину приходилось признаться себе, что без дона Игнасио он пустое место. Представив, что однажды он может снова попасть в эту больницу, но уже среди других нищих, подобранных на тротуаре, Пуиг содрогнулся и беззвучно заплакал.
Устроившись в кресле напротив стола шефа, Эстебан Гомес медленно потягивал сигару и сквозь полуопущенные веки наблюдал, как Виллар крупными шагами меряет комнату. Теперь уже андалусиец не сомневался, что его патрон потерял почву под ногами. Он хорошо помнил, как растерялся дон Игнасио, когда в кабаре пришел инспектор Люхи. Правда, потом Виллар сумел взять себя в руки, но воспоминание о его перекошенном от страха лице вставало перед мысленным взором Гомеса, как неотвратимая реальность. Виллар трусил, а Эстебан терпеть не мог трусов. Выслушав рассказ об измене Пуига, он вздрогнул, но ничем не выдал своего волнения. Похоже, дело начинает портиться. Гомес продолжал рассеянно слушать Виллара, но сам уже прикидывал, как бы унести ноги, да побыстрее. Дон Игнасио вдруг перестал метаться, как медведь в клетке, и замер перед Эстебаном.
- Если Пуиг снова попадет к фараонам в лапы - нам конец. Они заставят его все выложить.
Гомес кивнул.
- Он не должен им попадаться!
Андалусиец снова кивнул.
- Вы меня поняли, Гомес?
- Разумеется, понял, дон Игнасио. Вы хотите, чтобы я его убил.
- А вы видите другое средство?
- Нет.
- Значит, договорились?
- Не совсем.
- Что вы хотите этим сказать?
- Сколько вы можете предложить, чтобы я избавил вас от Пуига?
- Но, послушайте, Гомес, тут речь идет не только о моей, но и о вашей собственной свободе!
- В таком случае, почему бы вам не прикончить его своими руками?
- Я несколько поотвык от такой работы.
- А кроме того, если хорошенько подумать, у меня складывается впечатление, что инспектора Люхи куда больше интересуете вы, нежели я...
- И что это значит?
- С вас пятьдесят тысяч песет.
- Вы что, рехнулись?
- И билет на самолет в Буэнос-Айрес.
- Хотите удрать?
- А по-вашему, сейчас не самое подходящее время? Разрешите дать вам добрый совет? Так вот, и для вас тоже разумнее всего - последовать моему примеру!
- Я еще ни разу ни от кого не удирал!
Эстебан пожал плечами.
- Все когда-нибудь приходится начинать, дон Игнасио.
- Но пятьдесят тысяч песет!
- У вас в сто раз больше.
- Вы хотите приставить мне нож к горлу, Гомес!
- Не вам, сеньор, а Хоакину Пуигу!
- А я-то считал вас своим другом!
- Так оно и есть, дон Игнасио, так и есть, а потому вы, конечно, не захотите потерять надежного, да еще такого полезного союзника из-за каких-то пятидесяти тысяч?
Виллар даже не пытался скрыть, что не в силах бороться. В нем что-то вдруг бесповоротно сломалось. Дон Игнасио неожиданно обнаружил, что вокруг одни враги: предатель Пуиг, шантажист Гомес и Нина, чье поведение остается пока не вполне понятным... И тут он, подобно Эстебану, подумал о бегстве. Но поедет ли Нина вместе с ним? А кроме того, слишком поздно начинать жизнь заново в другой стране, где придется противостоять более молодым противникам... Дикие звери и то возвращаются умирать в родные края, и дон Игнасио знал, что не сможет жить вне Барселоны. Естественный ход вещей вернет его в "баррио чино", откуда он выбрался столько лет назад. И в Вилларе вдруг заговорило самолюбие. Все его бросают? Ну что ж, тем хуже, он и один готов противостоять бегущей по пятам своре, а если и погибнет, то, во всяком случае, будет защищаться до последнего! И главным его оружием станет не грубая сила, а хитрость. Важнее всего сбить преследователей со следа. Придется здорово попетлять, но сейчас основная задача - устранить непосредственную угрозу в лице Хоакина Пуига, а для этого ему нужен Гомес. Он, Виллар, уже не может лично браться за подобное дело. Стало быть, придется выполнить требования андалусийца, а уж потом свести с ним счеты.
- Договорились, Эстебан, - вздохнул он. - Пусть будет пятьдесят тысяч песет... Да и билет в Буэнос-Айрес достать несложно. Хотите получить аванс?
- Не надо, дон Игнасио.
- Так вы мне доверяете? Вот удивительно!
- Почему, сеньор? Вы меня достаточно хорошо знаете, чтобы понимать: если, паче чаяния, вы не пожелаете расплатиться за сделанную работу, я просто-напросто отправлю вас следом за Хоакином.
Всего несколько дней назад никто бы не осмелился разговаривать с Игнасио Вилларом таким тоном. Дерзость подручного со всей очевидностью показывала дону Игнасио степень его падения. Однако про себя он поклялся, что Эстебан заплатит за всех остальных. А пока приходится прятать ярость под улыбкой.
- И когда вы рассчитываете выполнить это... поручение?
- Придется подождать, пока Пуиг выйдет из больницы.
- Верно...
И Виллар, в свою очередь, позвонил в справочную Сан-Пабло, дабы выяснить, когда сеньор Пуиг вернется домой.
- Он переночует в больнице, так что у вас есть время, - заявил дон Игнасио, повесив трубку.
- Вы уверены?
- Но старшая медсестра сказала, что...
- Видите ли, сеньор, - небрежно перебил его Гомес, - на месте Пуига я бы пораскинул мозгами и наверняка сообразил, что утром у двери меня будут поджидать полицейские, жаждущие узнать дополнительные подробности.
- И что же?
- А то, что, поскольку больница - не каталажка, я бы нашел способ тихонько улизнуть ночью.
Эстебан встал и, лихо надвинув шляпу на правое ухо, пошел к двери. На пороге он обернулся.
- Учитывая такую возможность, дон Игнасио, я проведу эту ночь у ворот Сан-Пабло.
- Минутку, Гомес! Прежде чем предпринимать что бы то ни было, привезите Пуига в "Тибидабо". Надо поточнее узнать, что он понаболтал Люхи. Возьмите мою машину. Пусть Фелипе останется за рулем - он очень тактичный парень. Если Хоакин сумеет достаточно убедительно оправдаться, вы сразу же переправите его на "Симона Боливара", который на рассвете уходит в Ливерпуль. А там уж пусть выкручивается как знает.
- А если его объяснения нас не удовлетворят, сеньор?
- Фелипе доставит вас обоих куда скажете.
- Я уверен, что объяснения Хоакина меня не удовлетворят, дон Игнасио.
Ему во что бы то ни стало надо добраться до дона Игнасио и убедить патрона, что его, Пуига, совершенно нечего опасаться. И сделать это надо прежде, чем Виллар подошлет к нему убийц. Эта мысль не давала Хоакину покоя. Страх настолько парализовал его мозг, что он даже не мог хорошенько обдумать, каким образом поскорее увидеться с доном Игнасио. Захлебываясь от беззвучных рыданий, Пуиг лишь кусал одеяло.
Когда дон Альфонсо рассказал жене о сцене, происшедшей между ним и Мигелем Люхи, которого временно пришлось отстранить от должности, пока сверху не пришло распоряжение о, несомненно, еще более суровых мерах, которые, очевидно, навеки закроют парню дорогу в полицию, у Мерседес пропал ее прекрасный аппетит. Еще больше, чем об испорченной карьере инспектора, сеньора Мартин сокрушалась о судьбе Кончи, которая, право же, не заслуживала подобного наказания. Слушая объяснения супруга и вглядываясь в его расстроенное лицо, она раздумывала, каким бы образом примирить обоих мужчин и сохранить подругу.
- А не чересчур ли ты был суров, Альфонсо?
- Я выполнил свой долг, Мерседес.
- Конечно... но не резковато ли?
- На моем месте кто угодно действовал бы еще решительнее.
- Но другие ведь не знают Мигеля Люхи так хорошо, как ты!
- Если бы ты только слышала, чего он посмел мне наговорить!
- Гнев - плохой советчик.
- Но я же как-никак его начальник!
- Только по службе, Альфонсо...
- А это разве не служебное дело?
- Я не уверена... Будь тут замешан кто-то другой, а не убийца Пако и его отца, Люхи ни за что так бы не поступил, и ты это прекрасно знаешь!
Комиссар проворчал что-то неопределенное, и Мерседес почувствовала, что выигрывает партию.
- Вы, католанцы - и я не устаю твердить тебе это много лет - слегка отстали в развитии.
Дон Альфонсо сделал вид, будто принял замечание жены всерьез.
- Отстали? Это от кого же, скажи на милость? Уж не от вас ли, андалусийцев?
- Совершенно верно! Вот мы никогда не оставляем оскорбление безнаказанным!
- А для чего тогда, по-твоему, полиция?
- Наказывать обидчиков вместо тех, у кого не хватает пороху делать это самостоятельно!
- Неудивительно, что ты так говоришь... Если родился и вырос среди дикарей...
- Ну да, а вы, северяне, только и мечтаете получить одну из этих дикарок в жены!
Супруги обожали подобные перепалки, и Мерседес нарочно избрала обходной путь. Прежде чем перейти в наступление, следовало вернуть Альфонсо доброе расположение духа и дать ему расслабиться.
- Скажи, мой Альфонсо, - вдруг совсем другим тоном спросила она. - А ты подумал о бедняжке Конче? Как она, должно быть, страдает... ведь теперь все их будущее испорчено...
- Сама виновата! Поискала бы супруга поуравновешеннее!
- Но ты-то женился на мне! Думаешь, коллеги тебя не жалеют за то, что связался с такой сумасшедшей?
Растроганный комиссар встал и расцеловал жену в пухлые щеки.
- Ну, я - другое дело. И потом, я же тебя люблю!
- Так ты, что ж, воображаешь, будто она его не любит, а?
- Знаю, Мерседес, знаю... Но, послушай, Мигель меня пугает...
- Пугает?
- Парень не в себе... Это сплошной комок ненависти... В любой момент он способен превратиться в убийцу, и я отстранил его от работы прежде всего из этих соображений... Вот только не уверен, что даже это остановит Мигеля.
- Не лучше ли тогда держать его при себе? Тогда он хоть будет под наблюдением.
Дон Альфонсо с улыбкой посмотрел на жену.
- Ловко ты это провернула, Мерседес... Так ты хочешь, чтобы я ему позвонил?
- Как будто ты сам этого не хочешь, Альфонсо!
- И что же, мне просить прощения?
- Не болтай глупостей! Просто вызови для окончательного объяснения.
- Видимо, мне на роду написано никогда ни в чем тебе не отказывать!
Глубоко вздохнув, он пошел к телефону, но в глубине души был очень доволен. Трубку сняла донья Конча. Мерседес пыталась по лицу мужа угадать, что ему отвечают, и по хмурому виду Мартина сразу поняла, что ее надежды на то, что все уладится, не оправдались. Сухо попрощавшись с доньей Кончей, Мартин бросил трубку и повернулся к жене.
- Ну, что я тебе говорил? Мигель совсем спятил! Знаешь, где он сейчас? У больницы Сан-Пабло! Караулит Хоакина Пуига. Мигель, видите ли, не теряет бдительности и подозревает, что тот попытается удрать сегодня ночью!
- Чего ради он там ждет?
- Чтобы снова отколотить Пуига, черт возьми, и снова вынудить к признаниям! Люхи вполне способен его доконать.
- А что говорит Конча?
- Она одевается. Хочет попробовать урезонить мужа или по крайней мере повиснуть у него на шее и помешать совершить непоправимую глупость.
Комиссар Мартин снова снял трубку и, позвонив в управление, приказал двум дежурным инспекторам незаметно подойти к больнице Сан-Пабло, найти инспектора Люхи и, не показываясь, не сводить с него глаз, пока тот не вернется домой, а потом явиться с докладом, да не в управление, а на квартиру. Наконец, к величайшей досаде дежурной медсестры, Мартин тоже решил выяснить, когда Хоакин Пуиг покинет пределы больницы. Медсестра решила, что судьбой этого господина интересуется чересчур много народу.
В конце концов Хоакин Пуиг погрузился в какое-то странное забытье. Страх улегся, но предварительно успел измотать его, как долгая пробежка. В палате, где Хоакину предстояло провести последние несколько часов, царил полумрак. В неверном свете ночника забывшиеся тревожным сном больные при каждом движении отбрасывали на стены самые фантастические тени. Безмолвие и духота нагоняли сон. Внезапно какой-то чуть слышный стон вернул Пуига к действительности. Сначала он даже не сообразил, где находится, потом сразу вспомнил об Игнасио Вилларе, и его вновь охватило отчаяние. В голове промелькнула мысль об американских гангстерах времен Аль Капоне, когда врагов убивали даже в клинике. Испуганно поглядев на дверь, Хоакин чуть не вскрикнул. Но вошла старшая медсестра, совершавшая ночной обход.
Больные и побаивались, и любили эту крепкую женщину. Сестра подошла к каждой постели, поговорила с теми, кому никак не удавалось уснуть, одним поправляла подушки, других успокаивала и наконец подошла к Хоакину. Заметив испуганный взгляд и вспотевшие виски, сестра спросила, не нужно ли ему что-нибудь. Но Пуигу никто не смог бы дать то, в чем он больше всего нуждался. И Хоакин лишь покачал головой. Добрая женщина решила порадовать больного:
- Да ну же, вам осталось всего несколько часов, а утром вернетесь домой... И как не стыдно драться в вашем-то возрасте, тем более, у вас, видно, очень много друзей! Во всяком случае, судя по телефонным звонкам... Просто удивительно, сколько людей хотят знать, в котором часу вас выпишут! У меня такое впечатление, что у входа вас встретит целая процессия!
Пуиг не видел, как она ушла, и не слышал ободряющего смеха. Так его поджидают, и завтра, переступив порог, Пуиг попадет в лапы наиболее расторопного из этой своры! В подобной ситуации Хоакин готов был предпочесть полицию. Он отлично знал, что не выдержит допросов, особенно если за дело примется Люхи, но все же лучше тюрьма, чем нож Гомеса! А кроме того, почему бы не попытаться шантажировать дона Игнасио? Достаточно передать на волю, что, если тот не придет на помощь, он, Пуиг, все выложит. Правда, выйдя на свободу, Хоакин снова угодит в объятия Виллара и тот заставит его дорого заплатить за эту торговлю. Пуиг так вспотел, что простыни прилипали к коже. Он ни разу не сидел в тюрьме, зато навещал там менее удачливых приятелей. От этих посещений в памяти осталось впечатление ужасающих грязи, тесноты и уродства. И какого черта он нанял этого Пако Вольса? С него-то и начались все неприятности! Но кто ж мог догадаться? Годы и годы тюрьмы... до самой смерти! От одной мысли об этом у Пуига застучали зубы. Да никогда он не вынесет такого существования! Все равно что превратиться в зверя в зоопарке... Нет, пока его не схватили, надо повидаться с доном Игнасио. Он удерет еще до рассвета, а те, кто явится подстерегать у дверей больницы, пускай охраняют пустую клетку! Виллар всегда относился к нему по-дружески. Он, Хоакин, все объяснит. Виллар обязательно поверит и даст денег, чтобы сбежать от полиции. Если удрать пораньше, можно еще поймать такси и добраться до "Тибидабо", а там подождать дона Игнасио. И потом, Нина, конечно, поможет уговорить патрона. Он, Пуиг, всегда хорошо обходился с Ниной и считал ее хорошей девушкой. Но тут на память пришло очень неприятное воспоминание, и Хоакин обложил себя последними словами. Какого черта он выболтал Виллару, что певицу, кажется, очень интересует этот Пако Вольс? Правда, дон Игнасио сам его спросил, и все-таки лучше бы придержать тогда язык.
Потихоньку, стараясь не шуметь, он стал собирать вещи. Где-то в дальнем помещении часы пробили одиннадцать. До часу ночи лучше даже не пытаться удрать. И Хоакин, стараясь дышать спокойно, стал выжидать, когда же наступит время пустить в ход последнюю карту.
Мигелем владела одна навязчивая мысль - изловить Пуига и заставить его повторить прежние показания при доне Альфонсо, а потому он не заметил, как две фигуры скользнули в дверной проем напротив больницы. Инспекторы Муньиль и Валербе не понимали, с чего вдруг им дали такое задание, но оба достаточно давно работали в полиции и привыкли сначала выполнять приказ, а уж потом задавать вопросы. Заметив своего коллегу Люхи, к которому оба инспектора не питали ни дружбы, ни вражды, они думали только о том, как бы не упустить его из виду. Валербе оставил товарища сторожить, а сам вернулся в управление, пообещав через четыре часа сменить Муньиля на посту, если, конечно, тот по-прежнему не двинется с места. В противном случае Муньиль заскочит в управление и предупредит коллегу, что никуда ехать не надо.
Люхи раздумывал, верен ли его расчет. Если он прав, никто не будет ставить палки в колеса и он успеет достаточно напугать Пуига, чтобы заставить следовать за собой. В противном случае он проведет лишь еще одну бессонную ночь. Ладно, не впервой. Мигель закурил и, в свою очередь, занял наблюдательный пост.
Около полуночи с бесконечными предосторожностями на место прибыл Эстебан Гомес. Однако, привыкнув к ночным вылазкам, прежде чем выйти на открытое пространство перед больницей, парень долго наблюдал за ближайшими домами. Благодаря этому он и заметил огоньки сигарет Люхи и Муньиля. Андалусиец улыбнулся. Ему, конечно, и в голову не пришло, что эти двое не заодно. Эстебан сразу решил, что предусмотрительный Мартин расставил своих людей так, чтобы они сгребли Хоакина в охапку, едва он высунет нос из больницы. И Гомес с симпатией подумал о доне Альфонсо, который, как и он сам, сообразил, что Пуиг попробует удрать, не дожидаясь утра. О том, чтобы мериться силами с представителями закона, не могло быть и речи. Эстебан попытался представить себе, что сделает Пуиг, если заметит, что его поджидают. Хоакин достаточно хитер, чтобы не совать голову в львиную пасть. Поскольку другого выхода у него все равно не было, андалусиец решил положиться на сообразительность добычи, и спрятался в тени.
Ровно в час ночи Пуиг бесшумно соскользнул с кровати. Стараясь не слишком размахивать руками, он быстро оделся. Время от времени Хоакин напряженно замирал, прислушиваясь, не проснулся ли кто-нибудь из больных и не идет ли по коридору медсестра. Наконец Пуиг подхватил ботинки и на цыпочках подкрался к двери. К счастью, благодаря хорошо смазанным петлям она не скрипнула. Вестибюль освещала лампа, но Хоакин не увидел ни души. Сдерживая дыхание, он в одних носках спустился по лестнице и чуть ли не ползком пробрался мимо ординаторской, где спал дежурный врач. У парадной двери Хоакин выругал мощную лампу - из-за нее его силуэт китайской тенью будет выделяться на пороге. В привратницкой слабо мерцал синий ночник. Пуиг снова встал на четвереньки, надеясь, что, даже если цербер еще не заснул, ему удастся проскочить незамеченным. Сердце отчаянно колотилось.
Хоакин добрался до калитки, прорезанной в деревянной панели ворот. Ну, теперь - или пан, или пропал! Если дверь заперта, волей-неволей придется будить привратника, а тот, естественно, не выпустит его без объяснений. Стараясь унять дрожь в руках, Пуиг тихонько потянул створку, и дверца приоткрылась. Хоакин глубоко вздохнул. Ему не терпелось поскорее оказаться на улице, но осторожность подсказывала, что лучше несколько унять нетерпение. И Пуиг стал вглядываться в ночь сквозь щель чуть приотворенной двери. Прошло несколько минут, и Хоакин уже собирался ступить на тротуар, как вдруг заметил огонек сигареты. Он замер. Значит, его уже поджидают! Враги угадали его намерения. Сначала Пуиг так перепугался, что чуть не побежал обратно, в палату. Ему хотелось кричать от злости. Все шло так хорошо! Ему почти удалось сбежать, не привлекая ничьего внимания, даже дверь оказалась открытой... И вдруг - на тебе! Такого его нервы выдержать не могли. Хоакину хотелось упасть прямо здесь, на цементированной дорожке и больше не двигаться с места, но он взял себя в руки и так же осторожно снова закрыл дверцу. С теми же предосторожностями Хоакин миновал все опасные места и снова подошел к лестнице, по которой недавно спускался, окрыленный надеждой. У Хоакина замерзли ноги и ужасно хотелось чихнуть. Он стукнул себя кулаком по носу - любой звук мог выдать его присутствие. Пуиг решил выйти во внутренний дворик и поискать спасения там. Дверь склада была заперта, несколько других - тоже, но в конце концов удача улыбнулась Пуигу. Рядом с часовней он обнаружил особый вход, предназначенный для поставщиков. Дверь тоже заперли на ночь, но замок оказался достаточно простым, и Хоакин быстро с ним справился. В свое время Пуиг не раз имел дело с замками, и теперь впервые за долгие годы, утекшие с тех пор как Хоакин был всего-навсего мелким воришкой, прежняя практика ему пригодилась.
И снова он долго вглядывался в темноту, прежде чем решиться покинуть убежище. Все казалось спокойным. Увидев кошку, без опасений бредущую по улице, Пуиг окончательно решил, что поблизости никого нет. Оставив за собой приотворенную дверь, Хоакин надел ботинки и быстро пошел прочь. Теперь он больше не испытывал страха и даже гордился собой. Фараоны могут торчать у ворот сколько влезет! Но, когда Хоакин почти миновал затененную часть улицы, на плечо ему легла рука, и чей-то голос шепнул у самого уха:
- Поздравляю, Пуиг...
Хоакин не стал кричать. Он застыл как громом пораженный и пришел в себя, лишь когда Гомес взял его под руку.
- Пойдемте, Пуиг, патрон хочет вас видеть.
Хоакин безропотно позволил отвести себя к машине, стоявшей с потушенными фарами в нескольких метрах оттуда, и без сопротивления забрался на сиденье. Как только они оказались внутри, машина рванула с места.
Едва закрыв за собой дверь, Мигель объявил Конче:
- Вот и все, querida mia*... Я больше не служу в полиции... Дон Альфонсо выставил меня за дверь.
______________
* Дорогая моя (исп.).
- Окончательно?
- Окончательно... Прости меня.
- А за что он тебя прогнал, Мигель?
Люхи рассказал о столкновении с Пуигом и как он верил, что наконец добился успеха, пока Хоакин не отрекся от прежних показаний.
- Я нанес ему тяжкие телесные повреждения, понимаешь, Конча? Дон Альфонсо не мог поступить по-другому.
- Но ведь комиссар Мартин - твой друг, Мигель, почему же он не закрыл на это глаза?
И тут Люхи пришлось признаться жене, что он жестоко оскорбил комиссара.
- Ты был не прав, Мигель... Следовало бы вспомнить, что у дона Альфонсо нет таких веских причин ненавидеть эту банду, как у тебя.
- Надеюсь, ты все же не хочешь, чтобы я попросил прощения?
- Мой муж не может унижаться.
Мигель обнял Кончу и приник к ее губам долгим поцелуем. Поведение жены внушало ему не только гордость, но и успокаивало - Мигель понял, что может рассчитывать на ее поддержку при любых обстоятельствах. Конча осторожно высвободилась.
- А что теперь, Мигель?
- Мы уедем из Барселоны, поскольку здесь я не могу взяться за первую попавшуюся работу... Но мы сделаем это не раньше, чем я исчерпаю все возможности покончить с Вилларом. Ты согласна?
- Я помогу тебе!
Представив, как суровая Конча сражается с бандитами, Мигель улыбнулся.
Люхи рассказал жене, каким образом он выяснил, что именно Хуанита, платоническая возлюбленная Пако, посылала Виллару так беспокоившие его письма с одной-единственной фразой: "Вы помните Пако?" А потом, до самого вечера они разрабатывали план операции. Супруги решили, что самое разумное снова взять за грудки Пуига и заставить его еще раз исповедаться, но на сей раз - в присутствии дона Альфонсо. Добившись этого, Мигель не только покончит с Вилларом, но Мартину не останется ничего другого, как вновь принять Люхи на службу, да еще с поздравлениями. Мигель позвонил в больницу узнать, когда Хоакина отпустят домой, и выяснил, что, поскольку состояние больного более не внушает никаких опасений, его, несомненно, выпишут рано утром. За вечерним кофе Люхи вдруг пришло в голову, что Пуиг наверняка догадывается, что у дверей больницы его встретят не только полицейские (парень достаточно умен и, безусловно, сообразил, что комиссар Мартин не поверил ни единому его слову), но и, вне всяких сомнений, люди Виллара. При таком раскладе вполне возможно, что Хоакин попытается удрать ночью и спрятаться. Тогда ищи ветра в поле! И Мигель решил провести ночь, притаившись у входа в больницу Сан-Пабло.
С наступлением темноты Пуиг страстно возжелал лишь одного - чтобы эта ночь никогда не кончалась. В голове, как кинолента, прокручивалась вся бездарно прожитая жизнь. Ни среди порядочных людей, ни в банде Виллара Хоакину так и не удалось пробиться в первые ряды. В пятьдесят два года у него не осталось никаких надежд. Да и на что надеяться человеку с совершенно разрушенным здоровьем и таким больным желудком, что невозможно ни толком поесть, ни выпить? Правда, он отложил на черный день несколько тысяч песет, но с такой суммой далеко не уйдешь. Без Виллара Хоакина ждет гибель. Один он не сможет организовать подпольный бизнес, который бы принес ему достаточно денег, чтобы продолжать вести безбедное существование. А сунуться в другую банду - и думать нечего, все достаточно хорошо знают возможности Пуига, чтобы взять его на работу. Как ни верти, Хоакину приходилось признаться себе, что без дона Игнасио он пустое место. Представив, что однажды он может снова попасть в эту больницу, но уже среди других нищих, подобранных на тротуаре, Пуиг содрогнулся и беззвучно заплакал.
Устроившись в кресле напротив стола шефа, Эстебан Гомес медленно потягивал сигару и сквозь полуопущенные веки наблюдал, как Виллар крупными шагами меряет комнату. Теперь уже андалусиец не сомневался, что его патрон потерял почву под ногами. Он хорошо помнил, как растерялся дон Игнасио, когда в кабаре пришел инспектор Люхи. Правда, потом Виллар сумел взять себя в руки, но воспоминание о его перекошенном от страха лице вставало перед мысленным взором Гомеса, как неотвратимая реальность. Виллар трусил, а Эстебан терпеть не мог трусов. Выслушав рассказ об измене Пуига, он вздрогнул, но ничем не выдал своего волнения. Похоже, дело начинает портиться. Гомес продолжал рассеянно слушать Виллара, но сам уже прикидывал, как бы унести ноги, да побыстрее. Дон Игнасио вдруг перестал метаться, как медведь в клетке, и замер перед Эстебаном.
- Если Пуиг снова попадет к фараонам в лапы - нам конец. Они заставят его все выложить.
Гомес кивнул.
- Он не должен им попадаться!
Андалусиец снова кивнул.
- Вы меня поняли, Гомес?
- Разумеется, понял, дон Игнасио. Вы хотите, чтобы я его убил.
- А вы видите другое средство?
- Нет.
- Значит, договорились?
- Не совсем.
- Что вы хотите этим сказать?
- Сколько вы можете предложить, чтобы я избавил вас от Пуига?
- Но, послушайте, Гомес, тут речь идет не только о моей, но и о вашей собственной свободе!
- В таком случае, почему бы вам не прикончить его своими руками?
- Я несколько поотвык от такой работы.
- А кроме того, если хорошенько подумать, у меня складывается впечатление, что инспектора Люхи куда больше интересуете вы, нежели я...
- И что это значит?
- С вас пятьдесят тысяч песет.
- Вы что, рехнулись?
- И билет на самолет в Буэнос-Айрес.
- Хотите удрать?
- А по-вашему, сейчас не самое подходящее время? Разрешите дать вам добрый совет? Так вот, и для вас тоже разумнее всего - последовать моему примеру!
- Я еще ни разу ни от кого не удирал!
Эстебан пожал плечами.
- Все когда-нибудь приходится начинать, дон Игнасио.
- Но пятьдесят тысяч песет!
- У вас в сто раз больше.
- Вы хотите приставить мне нож к горлу, Гомес!
- Не вам, сеньор, а Хоакину Пуигу!
- А я-то считал вас своим другом!
- Так оно и есть, дон Игнасио, так и есть, а потому вы, конечно, не захотите потерять надежного, да еще такого полезного союзника из-за каких-то пятидесяти тысяч?
Виллар даже не пытался скрыть, что не в силах бороться. В нем что-то вдруг бесповоротно сломалось. Дон Игнасио неожиданно обнаружил, что вокруг одни враги: предатель Пуиг, шантажист Гомес и Нина, чье поведение остается пока не вполне понятным... И тут он, подобно Эстебану, подумал о бегстве. Но поедет ли Нина вместе с ним? А кроме того, слишком поздно начинать жизнь заново в другой стране, где придется противостоять более молодым противникам... Дикие звери и то возвращаются умирать в родные края, и дон Игнасио знал, что не сможет жить вне Барселоны. Естественный ход вещей вернет его в "баррио чино", откуда он выбрался столько лет назад. И в Вилларе вдруг заговорило самолюбие. Все его бросают? Ну что ж, тем хуже, он и один готов противостоять бегущей по пятам своре, а если и погибнет, то, во всяком случае, будет защищаться до последнего! И главным его оружием станет не грубая сила, а хитрость. Важнее всего сбить преследователей со следа. Придется здорово попетлять, но сейчас основная задача - устранить непосредственную угрозу в лице Хоакина Пуига, а для этого ему нужен Гомес. Он, Виллар, уже не может лично браться за подобное дело. Стало быть, придется выполнить требования андалусийца, а уж потом свести с ним счеты.
- Договорились, Эстебан, - вздохнул он. - Пусть будет пятьдесят тысяч песет... Да и билет в Буэнос-Айрес достать несложно. Хотите получить аванс?
- Не надо, дон Игнасио.
- Так вы мне доверяете? Вот удивительно!
- Почему, сеньор? Вы меня достаточно хорошо знаете, чтобы понимать: если, паче чаяния, вы не пожелаете расплатиться за сделанную работу, я просто-напросто отправлю вас следом за Хоакином.
Всего несколько дней назад никто бы не осмелился разговаривать с Игнасио Вилларом таким тоном. Дерзость подручного со всей очевидностью показывала дону Игнасио степень его падения. Однако про себя он поклялся, что Эстебан заплатит за всех остальных. А пока приходится прятать ярость под улыбкой.
- И когда вы рассчитываете выполнить это... поручение?
- Придется подождать, пока Пуиг выйдет из больницы.
- Верно...
И Виллар, в свою очередь, позвонил в справочную Сан-Пабло, дабы выяснить, когда сеньор Пуиг вернется домой.
- Он переночует в больнице, так что у вас есть время, - заявил дон Игнасио, повесив трубку.
- Вы уверены?
- Но старшая медсестра сказала, что...
- Видите ли, сеньор, - небрежно перебил его Гомес, - на месте Пуига я бы пораскинул мозгами и наверняка сообразил, что утром у двери меня будут поджидать полицейские, жаждущие узнать дополнительные подробности.
- И что же?
- А то, что, поскольку больница - не каталажка, я бы нашел способ тихонько улизнуть ночью.
Эстебан встал и, лихо надвинув шляпу на правое ухо, пошел к двери. На пороге он обернулся.
- Учитывая такую возможность, дон Игнасио, я проведу эту ночь у ворот Сан-Пабло.
- Минутку, Гомес! Прежде чем предпринимать что бы то ни было, привезите Пуига в "Тибидабо". Надо поточнее узнать, что он понаболтал Люхи. Возьмите мою машину. Пусть Фелипе останется за рулем - он очень тактичный парень. Если Хоакин сумеет достаточно убедительно оправдаться, вы сразу же переправите его на "Симона Боливара", который на рассвете уходит в Ливерпуль. А там уж пусть выкручивается как знает.
- А если его объяснения нас не удовлетворят, сеньор?
- Фелипе доставит вас обоих куда скажете.
- Я уверен, что объяснения Хоакина меня не удовлетворят, дон Игнасио.
Ему во что бы то ни стало надо добраться до дона Игнасио и убедить патрона, что его, Пуига, совершенно нечего опасаться. И сделать это надо прежде, чем Виллар подошлет к нему убийц. Эта мысль не давала Хоакину покоя. Страх настолько парализовал его мозг, что он даже не мог хорошенько обдумать, каким образом поскорее увидеться с доном Игнасио. Захлебываясь от беззвучных рыданий, Пуиг лишь кусал одеяло.
Когда дон Альфонсо рассказал жене о сцене, происшедшей между ним и Мигелем Люхи, которого временно пришлось отстранить от должности, пока сверху не пришло распоряжение о, несомненно, еще более суровых мерах, которые, очевидно, навеки закроют парню дорогу в полицию, у Мерседес пропал ее прекрасный аппетит. Еще больше, чем об испорченной карьере инспектора, сеньора Мартин сокрушалась о судьбе Кончи, которая, право же, не заслуживала подобного наказания. Слушая объяснения супруга и вглядываясь в его расстроенное лицо, она раздумывала, каким бы образом примирить обоих мужчин и сохранить подругу.
- А не чересчур ли ты был суров, Альфонсо?
- Я выполнил свой долг, Мерседес.
- Конечно... но не резковато ли?
- На моем месте кто угодно действовал бы еще решительнее.
- Но другие ведь не знают Мигеля Люхи так хорошо, как ты!
- Если бы ты только слышала, чего он посмел мне наговорить!
- Гнев - плохой советчик.
- Но я же как-никак его начальник!
- Только по службе, Альфонсо...
- А это разве не служебное дело?
- Я не уверена... Будь тут замешан кто-то другой, а не убийца Пако и его отца, Люхи ни за что так бы не поступил, и ты это прекрасно знаешь!
Комиссар проворчал что-то неопределенное, и Мерседес почувствовала, что выигрывает партию.
- Вы, католанцы - и я не устаю твердить тебе это много лет - слегка отстали в развитии.
Дон Альфонсо сделал вид, будто принял замечание жены всерьез.
- Отстали? Это от кого же, скажи на милость? Уж не от вас ли, андалусийцев?
- Совершенно верно! Вот мы никогда не оставляем оскорбление безнаказанным!
- А для чего тогда, по-твоему, полиция?
- Наказывать обидчиков вместо тех, у кого не хватает пороху делать это самостоятельно!
- Неудивительно, что ты так говоришь... Если родился и вырос среди дикарей...
- Ну да, а вы, северяне, только и мечтаете получить одну из этих дикарок в жены!
Супруги обожали подобные перепалки, и Мерседес нарочно избрала обходной путь. Прежде чем перейти в наступление, следовало вернуть Альфонсо доброе расположение духа и дать ему расслабиться.
- Скажи, мой Альфонсо, - вдруг совсем другим тоном спросила она. - А ты подумал о бедняжке Конче? Как она, должно быть, страдает... ведь теперь все их будущее испорчено...
- Сама виновата! Поискала бы супруга поуравновешеннее!
- Но ты-то женился на мне! Думаешь, коллеги тебя не жалеют за то, что связался с такой сумасшедшей?
Растроганный комиссар встал и расцеловал жену в пухлые щеки.
- Ну, я - другое дело. И потом, я же тебя люблю!
- Так ты, что ж, воображаешь, будто она его не любит, а?
- Знаю, Мерседес, знаю... Но, послушай, Мигель меня пугает...
- Пугает?
- Парень не в себе... Это сплошной комок ненависти... В любой момент он способен превратиться в убийцу, и я отстранил его от работы прежде всего из этих соображений... Вот только не уверен, что даже это остановит Мигеля.
- Не лучше ли тогда держать его при себе? Тогда он хоть будет под наблюдением.
Дон Альфонсо с улыбкой посмотрел на жену.
- Ловко ты это провернула, Мерседес... Так ты хочешь, чтобы я ему позвонил?
- Как будто ты сам этого не хочешь, Альфонсо!
- И что же, мне просить прощения?
- Не болтай глупостей! Просто вызови для окончательного объяснения.
- Видимо, мне на роду написано никогда ни в чем тебе не отказывать!
Глубоко вздохнув, он пошел к телефону, но в глубине души был очень доволен. Трубку сняла донья Конча. Мерседес пыталась по лицу мужа угадать, что ему отвечают, и по хмурому виду Мартина сразу поняла, что ее надежды на то, что все уладится, не оправдались. Сухо попрощавшись с доньей Кончей, Мартин бросил трубку и повернулся к жене.
- Ну, что я тебе говорил? Мигель совсем спятил! Знаешь, где он сейчас? У больницы Сан-Пабло! Караулит Хоакина Пуига. Мигель, видите ли, не теряет бдительности и подозревает, что тот попытается удрать сегодня ночью!
- Чего ради он там ждет?
- Чтобы снова отколотить Пуига, черт возьми, и снова вынудить к признаниям! Люхи вполне способен его доконать.
- А что говорит Конча?
- Она одевается. Хочет попробовать урезонить мужа или по крайней мере повиснуть у него на шее и помешать совершить непоправимую глупость.
Комиссар Мартин снова снял трубку и, позвонив в управление, приказал двум дежурным инспекторам незаметно подойти к больнице Сан-Пабло, найти инспектора Люхи и, не показываясь, не сводить с него глаз, пока тот не вернется домой, а потом явиться с докладом, да не в управление, а на квартиру. Наконец, к величайшей досаде дежурной медсестры, Мартин тоже решил выяснить, когда Хоакин Пуиг покинет пределы больницы. Медсестра решила, что судьбой этого господина интересуется чересчур много народу.
В конце концов Хоакин Пуиг погрузился в какое-то странное забытье. Страх улегся, но предварительно успел измотать его, как долгая пробежка. В палате, где Хоакину предстояло провести последние несколько часов, царил полумрак. В неверном свете ночника забывшиеся тревожным сном больные при каждом движении отбрасывали на стены самые фантастические тени. Безмолвие и духота нагоняли сон. Внезапно какой-то чуть слышный стон вернул Пуига к действительности. Сначала он даже не сообразил, где находится, потом сразу вспомнил об Игнасио Вилларе, и его вновь охватило отчаяние. В голове промелькнула мысль об американских гангстерах времен Аль Капоне, когда врагов убивали даже в клинике. Испуганно поглядев на дверь, Хоакин чуть не вскрикнул. Но вошла старшая медсестра, совершавшая ночной обход.
Больные и побаивались, и любили эту крепкую женщину. Сестра подошла к каждой постели, поговорила с теми, кому никак не удавалось уснуть, одним поправляла подушки, других успокаивала и наконец подошла к Хоакину. Заметив испуганный взгляд и вспотевшие виски, сестра спросила, не нужно ли ему что-нибудь. Но Пуигу никто не смог бы дать то, в чем он больше всего нуждался. И Хоакин лишь покачал головой. Добрая женщина решила порадовать больного:
- Да ну же, вам осталось всего несколько часов, а утром вернетесь домой... И как не стыдно драться в вашем-то возрасте, тем более, у вас, видно, очень много друзей! Во всяком случае, судя по телефонным звонкам... Просто удивительно, сколько людей хотят знать, в котором часу вас выпишут! У меня такое впечатление, что у входа вас встретит целая процессия!
Пуиг не видел, как она ушла, и не слышал ободряющего смеха. Так его поджидают, и завтра, переступив порог, Пуиг попадет в лапы наиболее расторопного из этой своры! В подобной ситуации Хоакин готов был предпочесть полицию. Он отлично знал, что не выдержит допросов, особенно если за дело примется Люхи, но все же лучше тюрьма, чем нож Гомеса! А кроме того, почему бы не попытаться шантажировать дона Игнасио? Достаточно передать на волю, что, если тот не придет на помощь, он, Пуиг, все выложит. Правда, выйдя на свободу, Хоакин снова угодит в объятия Виллара и тот заставит его дорого заплатить за эту торговлю. Пуиг так вспотел, что простыни прилипали к коже. Он ни разу не сидел в тюрьме, зато навещал там менее удачливых приятелей. От этих посещений в памяти осталось впечатление ужасающих грязи, тесноты и уродства. И какого черта он нанял этого Пако Вольса? С него-то и начались все неприятности! Но кто ж мог догадаться? Годы и годы тюрьмы... до самой смерти! От одной мысли об этом у Пуига застучали зубы. Да никогда он не вынесет такого существования! Все равно что превратиться в зверя в зоопарке... Нет, пока его не схватили, надо повидаться с доном Игнасио. Он удерет еще до рассвета, а те, кто явится подстерегать у дверей больницы, пускай охраняют пустую клетку! Виллар всегда относился к нему по-дружески. Он, Хоакин, все объяснит. Виллар обязательно поверит и даст денег, чтобы сбежать от полиции. Если удрать пораньше, можно еще поймать такси и добраться до "Тибидабо", а там подождать дона Игнасио. И потом, Нина, конечно, поможет уговорить патрона. Он, Пуиг, всегда хорошо обходился с Ниной и считал ее хорошей девушкой. Но тут на память пришло очень неприятное воспоминание, и Хоакин обложил себя последними словами. Какого черта он выболтал Виллару, что певицу, кажется, очень интересует этот Пако Вольс? Правда, дон Игнасио сам его спросил, и все-таки лучше бы придержать тогда язык.
Потихоньку, стараясь не шуметь, он стал собирать вещи. Где-то в дальнем помещении часы пробили одиннадцать. До часу ночи лучше даже не пытаться удрать. И Хоакин, стараясь дышать спокойно, стал выжидать, когда же наступит время пустить в ход последнюю карту.
Мигелем владела одна навязчивая мысль - изловить Пуига и заставить его повторить прежние показания при доне Альфонсо, а потому он не заметил, как две фигуры скользнули в дверной проем напротив больницы. Инспекторы Муньиль и Валербе не понимали, с чего вдруг им дали такое задание, но оба достаточно давно работали в полиции и привыкли сначала выполнять приказ, а уж потом задавать вопросы. Заметив своего коллегу Люхи, к которому оба инспектора не питали ни дружбы, ни вражды, они думали только о том, как бы не упустить его из виду. Валербе оставил товарища сторожить, а сам вернулся в управление, пообещав через четыре часа сменить Муньиля на посту, если, конечно, тот по-прежнему не двинется с места. В противном случае Муньиль заскочит в управление и предупредит коллегу, что никуда ехать не надо.
Люхи раздумывал, верен ли его расчет. Если он прав, никто не будет ставить палки в колеса и он успеет достаточно напугать Пуига, чтобы заставить следовать за собой. В противном случае он проведет лишь еще одну бессонную ночь. Ладно, не впервой. Мигель закурил и, в свою очередь, занял наблюдательный пост.
Около полуночи с бесконечными предосторожностями на место прибыл Эстебан Гомес. Однако, привыкнув к ночным вылазкам, прежде чем выйти на открытое пространство перед больницей, парень долго наблюдал за ближайшими домами. Благодаря этому он и заметил огоньки сигарет Люхи и Муньиля. Андалусиец улыбнулся. Ему, конечно, и в голову не пришло, что эти двое не заодно. Эстебан сразу решил, что предусмотрительный Мартин расставил своих людей так, чтобы они сгребли Хоакина в охапку, едва он высунет нос из больницы. И Гомес с симпатией подумал о доне Альфонсо, который, как и он сам, сообразил, что Пуиг попробует удрать, не дожидаясь утра. О том, чтобы мериться силами с представителями закона, не могло быть и речи. Эстебан попытался представить себе, что сделает Пуиг, если заметит, что его поджидают. Хоакин достаточно хитер, чтобы не совать голову в львиную пасть. Поскольку другого выхода у него все равно не было, андалусиец решил положиться на сообразительность добычи, и спрятался в тени.
Ровно в час ночи Пуиг бесшумно соскользнул с кровати. Стараясь не слишком размахивать руками, он быстро оделся. Время от времени Хоакин напряженно замирал, прислушиваясь, не проснулся ли кто-нибудь из больных и не идет ли по коридору медсестра. Наконец Пуиг подхватил ботинки и на цыпочках подкрался к двери. К счастью, благодаря хорошо смазанным петлям она не скрипнула. Вестибюль освещала лампа, но Хоакин не увидел ни души. Сдерживая дыхание, он в одних носках спустился по лестнице и чуть ли не ползком пробрался мимо ординаторской, где спал дежурный врач. У парадной двери Хоакин выругал мощную лампу - из-за нее его силуэт китайской тенью будет выделяться на пороге. В привратницкой слабо мерцал синий ночник. Пуиг снова встал на четвереньки, надеясь, что, даже если цербер еще не заснул, ему удастся проскочить незамеченным. Сердце отчаянно колотилось.
Хоакин добрался до калитки, прорезанной в деревянной панели ворот. Ну, теперь - или пан, или пропал! Если дверь заперта, волей-неволей придется будить привратника, а тот, естественно, не выпустит его без объяснений. Стараясь унять дрожь в руках, Пуиг тихонько потянул створку, и дверца приоткрылась. Хоакин глубоко вздохнул. Ему не терпелось поскорее оказаться на улице, но осторожность подсказывала, что лучше несколько унять нетерпение. И Пуиг стал вглядываться в ночь сквозь щель чуть приотворенной двери. Прошло несколько минут, и Хоакин уже собирался ступить на тротуар, как вдруг заметил огонек сигареты. Он замер. Значит, его уже поджидают! Враги угадали его намерения. Сначала Пуиг так перепугался, что чуть не побежал обратно, в палату. Ему хотелось кричать от злости. Все шло так хорошо! Ему почти удалось сбежать, не привлекая ничьего внимания, даже дверь оказалась открытой... И вдруг - на тебе! Такого его нервы выдержать не могли. Хоакину хотелось упасть прямо здесь, на цементированной дорожке и больше не двигаться с места, но он взял себя в руки и так же осторожно снова закрыл дверцу. С теми же предосторожностями Хоакин миновал все опасные места и снова подошел к лестнице, по которой недавно спускался, окрыленный надеждой. У Хоакина замерзли ноги и ужасно хотелось чихнуть. Он стукнул себя кулаком по носу - любой звук мог выдать его присутствие. Пуиг решил выйти во внутренний дворик и поискать спасения там. Дверь склада была заперта, несколько других - тоже, но в конце концов удача улыбнулась Пуигу. Рядом с часовней он обнаружил особый вход, предназначенный для поставщиков. Дверь тоже заперли на ночь, но замок оказался достаточно простым, и Хоакин быстро с ним справился. В свое время Пуиг не раз имел дело с замками, и теперь впервые за долгие годы, утекшие с тех пор как Хоакин был всего-навсего мелким воришкой, прежняя практика ему пригодилась.
И снова он долго вглядывался в темноту, прежде чем решиться покинуть убежище. Все казалось спокойным. Увидев кошку, без опасений бредущую по улице, Пуиг окончательно решил, что поблизости никого нет. Оставив за собой приотворенную дверь, Хоакин надел ботинки и быстро пошел прочь. Теперь он больше не испытывал страха и даже гордился собой. Фараоны могут торчать у ворот сколько влезет! Но, когда Хоакин почти миновал затененную часть улицы, на плечо ему легла рука, и чей-то голос шепнул у самого уха:
- Поздравляю, Пуиг...
Хоакин не стал кричать. Он застыл как громом пораженный и пришел в себя, лишь когда Гомес взял его под руку.
- Пойдемте, Пуиг, патрон хочет вас видеть.
Хоакин безропотно позволил отвести себя к машине, стоявшей с потушенными фарами в нескольких метрах оттуда, и без сопротивления забрался на сиденье. Как только они оказались внутри, машина рванула с места.