— Дамьен, погоди минутку, это не такой простой вопрос, погоди минутку…
   — Оставив меня и нескольких инвесторов, в числе которых ряд зубных врачей из Брентвуда, один из которых, кстати, практически овощ, вложивших большие бабки в этот…
   — Дамьен, чувак, кто мне даст столько денег?
   — Не знаю. Может, япошки? — Он пожимает плечами. — Или какая-нибудь кинозвезда? Или богатый педик, который нацелился на твою задницу?
   — Короче говоря, Дамьен, все это для меня большая новость, и я постараюсь выяснить, кто это старательно распускает подобные слухи.
   — Позволь мне заранее выразить тебе глубокую признательность.
   — Я просто хочу вернуть улыбку на лицо клубной жизни.
   — Мне пора играть в гольф, — говорит безучастно Дамьен, глядя на часы. — Затем у меня ленч в «Fashion Cafй» с Кристи Терлингтон; про нее, кстати, в последнем номере «Top Model» написали, что уж эта «продастся в последнюю очередь». В «Fashion Cafй» есть, кстати, виртуальная Кристи — советую тебе посмотреть. Они называют это «говорящим манекеном». Она говорит всякие фразы, типа: «Я надеюсь вскоре увидеть вас снова — возможно, лично», кроме того, она цитирует Сомерсета Моэма, обсуждает политическую ситуацию в Сальвадоре, а также свой контракт с Kellogg. Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но у нее это классно выходит.
   Дамьен наконец встает, и гориллы следуют его примеру.
   — Собираешься сегодня на какой-нибудь показ? — спрашиваю я, — или у тебя в планах еще один суд над Готти?[27]
    А что, разве его снова судят? — Тут до Дамьена доходит. — А ты у нас, однако, шутник. Только шутки у тебя не смешные.
   — Спасибо.
   — Да, я пойду на показы. Идет «неделя моды», что еще можно делать в это время? — вздыхает Дамьен. — А ты где-то выступаешь?
   — Ага, у Тодда Олдема. Один из парней, которые следуют за моделями, когда те выходят на подиум. Знаешь, это что-то вроде темы: «За каждой женщиной…»
   — Вьется какой-нибудь хорек? Смешно! — Дамьен потягивается. — Звучит просто офигительно. Ну и как, ты готов?
   — Будь спокоен, чувак! Я — скала, я — остров.[28]
    Кто бы стал с этим спорить?
   — В этом я весь, Дамьен.
   — Уже завязал с ОРР?
   — Ты же меня знаешь.
   — Ты сумасшедший, — усмехается Дамьен.
   — Главное ясность, зайка. Абсолютная ясность.
   — Хотел бы я знать, Виктор, что ты имеешь в виду под этим.
   — Всего лишь три слова, мой друг: Прада, Прада и ничего кроме Прады.

26

   В одном маленьком квартальчике в Трайбека[29] — из тех, что «вот-вот войдут в моду» — вверх по пролету не особенно крутой лестницы и через темный коридор: длинная гранитная стойка бара, стены, украшенные канделябрами из металла, похожими на обломки автокатастрофы, не особенно большой танцпол, десяток видеомониторов, небольшая ниша, которая легко превращается в будку диджея, комнатка сбоку просто взывает, чтобы превратить ее в VIP-зал, зеркальные шары свисают с высокого потолка. Иными словами — фундаменталистский подход. Ты видишь мигающий свет, и тебе кажется, что ты и есть этот свет.
    Ах, — вздыхаю я, обводя взглядом помещение. — Клубная сцена.
   — Ну да! — Джей Ди нервно следует за мной по пятам, при этом оба мы прихлебываем из купленных им бутылок диетического «Snapple» со вкусом дыни и лесных ягод.
   — Есть в этом какая-то красота, Джей Ди, — говорю я. — Ну признай же это, гомик противный. Признай!
   — Виктор, я…
   — Я знаю, что ты падаешь в обморок уже от одного моего мужественного запаха.
   — Виктор, только не нужно привязываться к этому месту, — предостерегает Джей Ди. — Ты же знаешь, что клуб этот будет жить недолго, что в клубном бизнесе вообще все меняется крайне стремительно.
   — Это ты будешь жить недолго, — говорю я, проводя рукой по холодному граниту стойки.
   — Ты вкладываешь в него массу энергии, а затем все те люди, которые делали это место красивым и интересным, — не надо ржать, прошу тебя! — уходят куда-нибудь в другое место.
   Я зеваю.
   — Звучит точь-в-точь как история гомосексуальной связи.
   — Извини, дорогуша, мы немного заблудились!
   Это говорит Уэверли Спиэр, наш дизайнер по интерьерам, вылитая Паркер Поузи. Она явилась в темных очках, в обтягивающем брючном костюме, шерстяном берете, а за ней по следам плетется парочка: какая-то рэпперша жуткого вида и рокер-нытик в футболке с надписью «Я — КОРОЛЬ ЕБЛИ».
   — Почему опоздала, зайка?
   — Я заблудилась в вестибюле Paramount, — говорит Уэверли. — Я пошла по лестнице вверх, вместо того чтобы пойти по лестнице вниз.
   — А…
   — Плюс, ну, в общем… — она роется в своей черной сумочке от Todd Oldham, усеянной граненым хрусталем, — Харли Томпсон в городе.
   — Продолжай.
   — Харли Томпсон в городе.
   — Но разве он не должен сейчас находиться на съемках продолжения «Sun City 2»? Я имею в виду «Sun City 3», — спрашиваю я, слегка негодуя. — В Финиксе?[30]
   Уэверли отделяется от сопровождающих ее зомби и уволакивает меня в сторонку от Джей Ди.
   — Харли Томпсон, Виктор, находится в Paramount, в номере люкс, где обычно останавливается Селин Дион, и пытается, как это, уговорить кое-кого сделать это без презерватива.
   — Так Харли Томпсон не в Финиксе?
   — Об этом знают уже несколько человек, — резко переходит она на шепот. — Но никто не знает, почему он здесь.
   — А в этой комнате кто об этом знает? Только не говори мне, что один из этих кретинов, которых ты притащила с собой.
   — Попробуем выразиться следующим образом: Шерри Гибсон некоторое время не сможет больше сниматься в «Вечеринках на пляже».
   Уэверли жадно затягивается сигаретой.
   — Шерри Гибсон, Харли Томпсон — кажется, я улавливаю связь. Друзья, любовники, большой пиар.
   — Он подсел на крэк так мощно, что ему пришлось покинуть съемочную площадку после того, как он ударил Шерри Гибсон прямо по лицу, и теперь он поселился в Paramount под именем Кэрри Фишера.
   — Так что, он не будет сниматься в «Sun City»?
   — А Шерри Гибсон похожа на заплаканного енота.
   — Кто-нибудь знает об этом?
   — Никто, кроме moi.
   — Кто такой Муа?
   — Это я, Виктор.
   — Держу губы на замке.
   Я отхожу в сторону, хлопаю в ладоши, так что все присутствующие подпрыгивают, и выхожу на середину танцпола.
   — Уэверли, я хочу минималистский интерьер без особых примет. Что-нибудь элегантно-индустриальное.
   — Но с налетом космополитизма? — спрашивает она, едва поспевая за мной и закуривая на ходу еще одну «Бенсон энд Хеджес Ментол 100».
   — Для девяностых годов характерны прямота и искренность. Давай-ка подумаем в этом направлении, — говорю я, продолжая расхаживать по залу. — Я хочу что-нибудь подсознательно классическое, чтобы отсутствовало разграничение между интерьером и экстерьером, формальным и повседневным, сухим и мокрым, черным и белым, полным и пустым — о Боже мой, дайте мне кто-нибудь холодный компресс!
   — Ты хочешь простоты, зайка?
   — Я хочу делового подхода к ночной жизни. Я закуриваю «Мальборо».
   — Продолжай говорить в этом духе, зайка, мы уже на пути к победе.
   — Чтобы оставаться на плаву, Уэверли, следует поддерживать репутацию хорошего бизнесмена и крутого во всех отношениях парня одновременно. — Я выдерживаю паузу. — А я — во всех отношениях крутой парень.
   — И, эээ, бизнесмен? — спрашивает Джей Ди.
   — Я слишком крут, чтобы отвечать на такие вопросы, зайка, — говорю, затягиваясь. — Вы что, не видели меня на обложке «Youth Quake»?
   — Нет, но… — говорит Уэверли, тут до нее доходит, и она восклицает: — Ах, так это был ты! Ты выглядел просто великолепно!
   — Угу, — говорю я с некоторым сомнением в голосе.
   — Но я видела тебя на показе Кельвина Кляйна, зайка, и…
   — Я не был на показе Кельвина Кляйна, зайка, а заметила ли ты, что вся эта стена выкрашена в цвет «песто»[31], а это — нарушение всех табу, а, пупсик?
   — De rigueur[32], изрекает отпадное юное создание за спиной у Уэверли.
    Виктор, — говорит та, — это Руби. Она — дизайнер мисок.
   — Дизайнер мисок? Ни фига себе!
   — Она делает миски из всяких материалов типа риса, — продолжает Уэверли, глядя мне прямо в глаза.
   — Миски из риса? Ни фига себе! — Я тоже смотрю ей прямо в глаза. — Ты что, не слышала, что я один раз уже сказал «ни фига себе!».
   Рокер-нытик тем временем выползает на середину танцпола и впадает там в транс, разглядывая зеркальные шары.
   — А этот гоблин здесь зачем?
   — Феликс раньше работал на Gap, — говорит Уэверли, вдыхая и выдыхая дым. — Потом он рисовал декорации для съемок «Real World» на Бали.
   — Не смей упоминать при мне это шоу! — скриплю я зубами.
   — Извини, дорогуша, сейчас такая рань! Но прошу тебя, будь поласковее с Феликсом — он только что из нарколечебницы.
   — А что с ним случилось — алебастром траванулся?
   — Он дружит с Блоупоп и Пикл, а недавно сделал для Конни Чанг, Джеффа Цукера, Изабеллы Росселлини и Сары Джессики Паркер дизайн, эээ, санузлов.
   — Круто, круто, — одобрительно киваю я.
   — В прошлом месяце он отправился трахаться со своим бывшим дружком Джексоном на Бонневильские солончаки, а через три дня череп Джексона нашли в одном из болот, так что ты уж будь с ним поосторожнее.
   — Ага. Боже, ну и холодища здесь!
   — Я вижу здесь оранжевые цветы, бамбук, испанских швейцаров, слышу музыку Steely Dan, вижу Феллини. — Уэверли внезапно закашливается, выдыхает дым и гасит сигарету. — Я вижу семидесятые, зайка, и меня от этого тащит.
   — Зайка, ты посыпаешь пеплом мой клуб, — говорю я разочарованно.
   — А что ты думаешь об идее Феликса сделать здесь бар с соками?
   — Феликс думает о том, где бы ему уколоться лошадиным транквилизатором. — Я аккуратно бросаю окурок в протянутую мне Джей Ди полупустую бутылку из-под «Snapple». — Плюс, о Боже, зайка, неужели мне еще придется волноваться по поводу бара с соками, в котором торгуют только соками? Ты не представляешь себе, сколько у меня и без этого проблем. Я тебя умоляю!
   — Так что, бар, значит, вычеркиваем?
   — Я умоляю, — стону я, — давайте будем продавать сандвичи-субмарины, пиццу, даже гребаные начос. Какие вы, однако, с Феликсом muy muy[33] чувствительные!
    Зайка, ты как всегда прав, — говорит Уэверли, делая вид, что стирает пот со лба. — С тобой любое дерьмо нипочем.
   — Уэверли, послушай меня внимательно. Новый стиль — это отсутствие стиля.
   — Отсутствие стиля — это новый стиль? — переспрашивает она.
   — Нет, нет, новый стиль — это отсутствие стиля, — повторяю я нетерпеливо.
   — Отстой — это круто? — спрашивает Уэверли.
   Я хлопаю Джей Ди по плечу:
   — Вот видишь, она понимает!
   — Смотри, гусиная кожа! — демонстрирует мне свою руку Джей Ди.
   — И лимоны — повсюду лимоны, Виктор, — бормочет Уэверли, кружась на месте.
   — А дядюшку Хеши мы не пригласим, верно, зайка?
   — Сладкие сны состоят именно из этого[34] — а, Виктор? — говорит Джей Ди, безразлично глядя на то, как Уэверли кружится по комнате.
    За нами хвоста не было? — спрашиваю я, закуривая новую сигарету и тоже глядя на Уэверли.
   — Если ты задаешь подобные вопросы, не значит ли это, что ты осознал, как нехорошо открывать свой клуб за спиной у Дамьена?
   — Нечуткое замечание с твоей стороны. Мне придется ответить ударом на удар, — испепеляю я взглядом Джей Ди. — Твои представления о том, что круто и что не круто, пролетают со свистом мимо кассы, приятель.
   — Мне просто кажется, что если нам ноги переломают, то это будет совсем не круто, — осторожно замечает Джей Ди. — Причем из-за чего — из-за какого-то клуба? Ты никогда не слышал такой поговорки: «Не поддавайся первому порыву»?
   — Дамьен Натчес Росс — примат, недостойный звания человека, — вздыхаю я. — А твоя линия в этом деле — прикидываться шлангом и молчать.
   — Но как тебе в голову пришла сама идея открыть еще один клуб?
   — Мой собственный клуб.
   — Дай я угадаю… Эврика! Друзья посоветовали? — Джей Ди дрожит, изо рта у него идет пар.
   — Я тебя умоляю! Я сам все придумал и просчитал бабки, педик противный.
   — Нашему мальчику скучно без хобби, да?
   — А нашему мальчику скучно без свежей задницы. Может, пора закинуться таблеткой прозака, гомик?
   — А тебе клизму поставить, чтобы трезво взглянул на реальность.
   — А тебе нужно остыть, детка, и это не шутки.[35]
    Виктор, мы тут в бирюльки играем или как? — спрашивает Джей Ди.
   — Нет, мы не играем в бирюльки, мы собираемся в тренажерный зал.

25

   В тренажерном зале рядом с «Утюгом»[36], на том участке Нижней Пятой авеню, который вошел в моду на прошлой неделе, мой тренер по фамилии Рид снимается в сюжете для программы «Entertainment Tonight» о тех тренерах знаменитостей, которые более знамениты, чем знаменитости, которых они тренируют. Сейчас в нашем зале — у которого нет названия, а только символ, под которым написан девиз: «Слабость — преступление. Не будь преступником», — под шеренгой низко подвешенных видеомониторов, на которых идут эпизоды из «Флинтстоунов», и приглушенным светом, льющимся из хрустальной люстры, мучаются Мэтт Диллон, Тони Брекстон, жена султана Брунея, Тим Джеффри и Ральф Файнз. Пара мужчин-моделей — Крег Палмер и Скотт Бенуа, которые злятся на меня за какую-то фразу, отпущенную мной по поводу везения Мэтта Ная, чтобы не встречаться со мной, накидывают на плечи полотенца и удаляются в раздевалку, интерьер которой создан Филиппом Старком. Дэнни Эррико из клуба «Equinox»[37] купил это помещение для Рида, после того как номер Playgirl, в котором он появился, продался тиражом десять миллионов, вследствие чего Gap расторгла с ним соглашение об его участии в новой рекламе. Теперь Рид снимается в одной из главных ролей в фильме про детектива, напарниками которого являются пара гиббонов. Тренировки у Рида стоят 175$ в час, но он стоит этих денег до последнего цента (о чем я не раз говорил Хлое). У него длинные светлые волосы, которые он никогда не забирает в конский хвост, короткая и очень сексуальная щетина на лице, естественный загар, серебряная сережка в правом ухе, спортивный пояс, сшитый по спецзаказу, мускулатура такая идеальная, что кажется, будто с него живьем сняли кожу, регистрационный номер его черного «БМВ» — «ШАЛОПАЙ», в общем, все при всем. В зале так холодно, что пар поднимается от осветительных приборов, которые установила съемочная группа.
   Репортерша из «Details» опаздывает.
   — Извините, я заблудилась, — говорит она бесцветным голосом. На ней — черный кашемировый свитер, белый хлопчатобумажный шарф, белые шелковые брюки и (в полном соответствии со стандартным образом репортерши из «Details») — вязаные налокотники и велосипедная повязка с катафотом на предплечье. — Мне пришлось взять интервью у президента Габона Омара Бонго и его смазливого племянника, эээ… — она сверяется со своим блокнотом, — Спенсера.
   — Леди и джентльмены! — Рид поднимает руки над головой, представляя публике меня. — Виктор Вард, нынешний Мальчик Дня!
   Со стороны съемочной группы, которой совсем не видно за ярким светом прожекторов, направленных на тренажер StairMaster, доносится несколько сдавленных «приветов» и «салютов», после чего кто-то устало говорит:
   — Вы в кадре.
   — Сними темные очки, — шепчет мне Рид.
   — Я тебя умоляю! Тогда пусть выключат этот свет!
   — От тебя пахнет «Мальборо», — говорит Рид, подталкивая меня к тренажеру. — Ты не должен курить, мой мальчик. Это отнимает годы жизни.
   — Ага, старческие. Слов нет, как мне их жаль!
   — Да, ты за словом в карман не лезешь. Давай прыгай сюда, — говорит Рид, похлопывая чертово устройство по боку.
   — Сегодня я хочу работать над икрами, бедрами и, в обязательном порядке, над брюшным прессом, — подчеркиваю я. — Но умоляю, никаких бицепсов. Они и так уже слишком велики.
   — Что? Всего-то тринадцать дюймов, мой мальчик! — Рид устанавливает тренажер на режим «смешанный», отметка «10».
   — Смотри, на тебе футболка чуть не лопается, — поддразниваю его я.
   — Руки сейчас так же важны, как раньше грудь, — изрекает Рид.
   — Да, кстати, смотри, у тебя уже, похоже, сосок прорезается, — говорю я, показывая на прыщик, вскочивший у Рида на предплечье.
   — Стоп, — выдыхает режиссер с телевидения.
   — Виктор, — предупреждает Рид, — со дня на день я принесу этот твой чек, который банк отказался оплачивать…
   — Не волнуйся, Хлое все уладит.
   — Это бизнес, мой мальчик, — говорит Рид, выдавливая из себя улыбку. — А не благотворительная организация.
   — Слушай, если у тебя мало работы, то мне как раз нужны вышибалы.
   — У меня работы хватает, чувак.
   — Что? Ты называешь это работой? Знать, как устроен тренажер? Я тебя умоляю!
   — Мой доход постоянно растет, Виктор.
   — Послушай, я, конечно, не имею ничего против того, если мужчина продает себя за деньги — если, разумеется, он предохраняется должным образом и если ему хорошо платят…
   Рид дает мне подзатыльник и рычит:
   — Сейчас ты у меня приседать будешь.
   — И не забудь про пресс, — подчеркиваю я. — У меня сегодня фотосессия, зайка.
   — Отлично, — выкрикивает режиссер. — Вы в кадре. Автоматически, с места в карьер, Рид начинает хлопать ладонями и кричать:
   — Ты у меня сейчас будешь стараться, ты у меня будешь напрягать все мышцы, ты у меня вспотеешь, Виктор! Ты слишком зажат, приятель. Расслабься! Работай с душой!
   — Я отказался от кофеина, Рид. Я учусь расслабляться при помощи визуализации морских глубин. Я стараюсь преодолеть стремление проверять автоответчик каждые полчаса. Я обнимаюсь с незнакомыми людьми. И вот посмотри, — я задираю футболку Calvin Klein, — я купил себе успокаивающие бусы!
   — С ума сойти, мой мальчик, — стонет Рид, хлопая в ладоши.
   Глядя прямо в камеру, я говорю:
   — Я ходил к Раду и к Паскуале Маноккия — это, между прочим, личный тренер Мадонны, зайка, — и заявляю, что как тренер знаменитостей Рид, несомненно, звезда первой величины.
   — Я одержим бицепсами, трицепсами, сгибающими мышцами предплечья, — робко признается Рид. — Мускулистая рука для меня — как фетиш.
   — Я вынослив как лошадь, но у меня низкий уровень сахара в крови, и мне срочно нужен «Jolly Rancher».[38]
    После следующий песни, — говорит Рид, продолжая хлопать в ладоши, — я обещаю дать тебе «PowerBar».[39]
   Внезапно из динамиков начинает громыхать «Come Together» в исполнении Primal Scream.
   — О Боже! — ужасаюсь я. — Эта песня длится восемь минут и четыре секунды!
   — Откуда вы это знаете? — спрашивает девушка из «Details».
   — Чем лучше выглядишь, тем больше видишь, — пыхчу я. — Это мой девиз, подруга.
   Мой пейджер начинает пищать, и я проверяю его: Джей Ди из клуба.
   — Рид, зайка, дай-ка мне мою мобилу! — Я выпускаю из рук рычаги и набираю номер, улыбаясь в камеру. — Эй, Лиза, прошу тебя, только без рук!
   Последняя реплика побуждает Рида еще больше поднять скорость, хотя я думал, что это невозможно и что тренажер не имеет режима быстрее десятки.
   — Слушай, а я сегодня на банкет приглашен? — спрашивает Рид. — Что-то я не видел моего имени в списке приглашенных.
   — Да что ты, ты — за столиком №78 вместе с Лоракс и Поли Шорами, — отзываюсь я. — Джей Ди, это я — говори!
   — Только прошу тебя, Виктор, не кипятись, — говорит устало Джей Ди. — Мы — то есть я, Пейтон и Бо — забили для тебя встречу с диджеем X.
   — С кем?
   — С диджеем X. Ты встречаешься с ним сегодня в пять в «Fashion Cafй», — говорит Джей Ди. — Он хочет работать на сегодняшней вечеринке.
   — Я на тренажере, зайка, — говорю я, стараясь не пыхтеть. — Где? В «Fashion Cafй»?
   — Виктор, диджей X — самый модный диджей в городе, — говорит Джей Ди. — Представь себе, какая это для нас реклама. Ты должен встретиться с ним лично. Валяй — ты с этим справишься.
   — Я знаю, знаю, но, может быть, возьмем его сразу? — говорю я. — Предложи ему столько, сколько он попросит.
   — Он хочет сначала встретиться с тобой лично.
   — О Боже мой!
   — Ему нужны гарантии.
   — Пошлите ему пакетик сладкого попкорна. Или какой-нибудь успокоитель в виде сосательных таблеток. Пообещай ему, что ты отсосешь у него по первому разряду. Сумеешь?
   — Виктор! — в отчаянии восклицает Джей Ди. — Он откажется, если ты не встретишься с ним лично. Он нам очень нужен. Ну сходи же ты.
   — Я не собираюсь выслушивать распоряжения от субъекта, который до сих пор говорит «ложить»! — ору я в ответ. — Заткнись!
   — «Fashion Cafй», — говорит Джей Ди. — Пять часов. Я проверил твой распорядок дня. Ты свободен в пять.
   — Джей Ди, я на пути к превращению в бесстрастное божество, — стону я. — Я хочу сказать, неужели это такая уж гребаная наглость с моей стороны попросить тебя…
   — В пять в «Fashion Cafй». До встречи, Виктор, — говорит Джей Ди и бросает трубку.
   — Джей Ди! Не смей бросать трубку, когда разговариваешь со мной. Я тебе говорю: не смей! — Я бросаю трубку сам и машинально объявляю: — Меня внезапно охватило желание залезть на стенку.
   — По-моему, ты с ним всю жизнь живешь, приятель, — печально комментирует Рид.
   — Ты отказался сниматься в рекламе Reebok и теперь считаешь себя крутым?
   После того как съемочная группа снимает, как я делаю добрую тысячу разгибаний, я перехожу на тренажер Treadwall — симулятор скалолазания, на котором ты остаешься на одном месте во время восхождения. Я замечаю, что репортерша из «Details» стоит, прислонившись к стене и спрятав свой блокнот под пилотный выпуск нового журнала, который называется «Bubble». В зале так холодно, что мне кажется, что я карабкаюсь по леднику.
   — Господи, — ною я, заметив обложку журнала, — круто, слов нет. Мнение Люка Перри о гребаном Курте Расселе. Только этого нам и не хватало.
   — Что это вы так переживаете? — спрашивает она безразлично. — Нервничаете насчет сегодняшнего вечера?
   — Помнишь, что однажды Соня сказала Алисе? — говорю я загадочно. — Эй, Мэтт, не сдавайся!
   — Вам и на самом деле так это нравится? — переспрашивает репортерша.
   — А что плохого в том, чтобы выглядеть хорошо?
   Она задумчиво размышляет вслух:
   — А если это достигается за счет чего-то другого? Я ни на что не намекаю, я просто строю гипотезы. Только не обижайтесь.
   — Я уже забыл, о чем был вопрос.
   — Что, если это достигается за счет чего-то другого?
   — Чего чего-то другого?
   — Все ясно.
   На ее лице появляется выражение, которое, как я надеялся, не должно было на нем появиться.
   — Эй, зайка, мы здесь все повязаны, — ворчу я, отряхивая ладони, испачканные мелом. — Да, сейчас вот я все это брошу и пойду кормить бездомных. Сейчас я все это брошу и отправлюсь учить орангутангов языку жестов. Буду ездить на велосипеде по сельской местности с блокнотом под мышкой. Или чем еще я должен заняться? Способствовать улучшению межрасовых отношений в этой стране? Баллотироваться на пост президента? Читай по губам мой ответ: я тебя умоляю!

24

   К тому времени когда я приезжаю в «Industria» на сегодняшнюю фотосессию, я полностью прихожу к убеждению, что за мной следят, но, оглядываясь назад, я не вижу у себя за спиной никого, кроме курьеров на велосипедах, которые спешат, зажав под мышкой портфолио моделей, адресованные «Click», «Next» или «Elite», и тогда, чтобы стряхнуть с себя паранойю, я ныряю в «Braque», чтобы промочить горло не слишком пенистым латте без кофеина со снятым молоком, и я иду через длинную галерею пустых белых комнат, в то время как у меня на пейджере попискивает послание от Элисон. Парни — нас девять и некоторые уже надели купальные костюмы — пока слоняются без дела. Никитас, Дэвид Боулз, Рик Дин, новичок по прозвищу Скутер, пара парней, которых я не знаю как зовут, включая официанта из «Jour et Nuit»[40] — красавчика с ямайской прической, за которым по пятам следует съемочная группа программы «Fashion File», близняшек, работающих в клубе «Twins» в Верхнем Ист-Сайде, плюс какой-то парень из Европы, который телом вышел лучше всех, но имеет при этом абсолютно ослиную морду. Все парни выглядят более или менее одинаково: смазливое лицо (за единственным исключением), хорошее тело, ухоженные волосы, скульптурные губы, остросовременные или какие вам там понадобятся.
   Ожидая своей очереди на выщипывание бровей, я роюсь в стойке с компакт-дисками и убиваю время за трепом с девушкой, которая ест брокколи с рисом, в то время как ей делают педикюр, но единственное выражение, которое ей известно, это «Иди ты!», и вообще повсюду стоит расслабленная и совсем не рабочая атмосфера, которая не становится другой даже в тот момент, когда Стэнфорд Блэч вручает мне пластинку жевательной резинки «Wrigley's doublemint». Прическа «а-ля Цезарь» снова вошла в моду, и чуб — это снова круто, что приводит в бешенство Бинго, Вельветина и фотографа Дидье, так что на свет божий извлекается море баночек с гелем «PhytoPlage», в то время как на проигрывателе играет какая-то оперная музыка, а несколько парней, чтобы усугубить эффект, принимаются пить шампанское, просматривать свои гороскопы в «Post» или играть в «кошкину люльку» с нитью для чистки зубов. Ронни Дэвис, бывший организатор вечеринок у Мадонны, какой-то тип из Dolce & Gabbana, Гаррен (стилист, который работал на последних показах Марка Джейкобса и Анны Суй) и Сэнди Гэллин болтаются по студии без дела, глазеют на нас, как будто мы выставлены на продажу или что-то в этом роде, хотя — если посмотреть правде в глаза — так оно и есть.