— Благодарю вас, барон, но одной ей не выбраться отсюда.
— Я провожу ее! Пусть только она скажет, куда ей хочется отправиться, — сказал Изгнанник, выдвигаясь вперед.
— Хорошо, я согласна! — сказала графиня. Затем, поцеловав в последний раз маркизу, она прибавила с угрозой: — Господин де Гриньи, между вашим другом и мной не все еще кончено! До свидания!
Она знаком приказала служанке следовать за ней и вышла одновременно с Изгнанником в сопровождении трех или четырех охотников, высокомерная и спокойная, точно все, что происходило в эту минуту в деревне, ее нисколько не касалось.
Маркиза проводила ее взором; потом, когда приятельница, наконец, вышла из комнаты, глубокий вздох вырвался из ее стесненной груди, и она повернулась к барону.
— Подойдите, барон, — проговорила она голосом, который с каждой минутой слабел все более и более, — мне нужно сказать вам несколько слов, которых не должен слышать никто, кроме вас.
Молодой человек сделал два или три шага вперед.
— Я весь к вашим услугам, маркиза, — печально проговорил он
— Ближе, пожалуйста, еще ближе Барон стал возле нее на колени, а так как силы, по-видимому, ее покидали, то по настоятельной просьбе маркизы, он обнял ее правой рукой за талию
— Так, хорошо, — продолжала она. — Надеюсь, что Бог даст мне силы сказать вам все.
Эти слова были произнесены голосом таким слабым и взволнованным, что барон невольно вздрогнул.
— Теперь слушайте меня барон. Теперь, когда всего несколько секунд отделяют меня от смерти, мне хочется, чтобы вы знали, что меня убивает любовь к вам.
— Не говорите этого, маркиза
— Я люблю вас с той поры, как в первый раз увидела; вы не поверили мне и оклеветали меня.
— Но…
— Да, я хорошо знаю, вы оскорбляли меня, но это было очень несправедливо! Вы не имели права осуждать меня, не выслушав того, что я могла сказать в свое оправдание. Арман, я вас всей душой любила! Избегая меня, вы разбили счастье двух людей.
— Леона! Леона!
— Да, зовите меня Леоной! Мне приятно слышать мое имя из ваших уст. Как дурно поступили вы со мной в последний раз, когда судьба нас свела вместе!
— Маркиза, неужели вы находите нормальным, что я встретил вас в то время, когда вы пытались умертвить меня и де Виллье?
— Неблагодарный! — прошептала она, — неблагодарный! Я, если и последовала за графиней, которой руководил демон ненависти и мщения, то только затем, чтобы охранять, так как она хотела убить и вас вместе с вашим другом. Если бы не я, вы сто раз могли бы погибнуть.
— Неужели это правда?
— Клянусь Богом, перед которым я скоро предстану, что это правда!
— Прости меня Леона, прости!
— Прощаю и люблю вас, Арман! Поцелуйте меня в первый и последний раз!
Молодой человек нагнулся и поцеловал маркизу, которая, казалось, только и ждала этого момента, чтобы умереть.
Барон де Гриньи продолжал стоять на коленях возле тела умершей; он плакал, как ребенок Грубая рука опустилась на его плечо; он поднял голову. Это был Бержэ.
— Послушайте, господин барон, вы будете плакать потом. Уходите! Сначала надо подумать о живых, а потом уже и о мертвых! Уходите! Здесь нам нечего больше делать.
С этими словами Бержэ бросился вон. Охотники последовали его примеру, спеша выбраться из горевшего дома.
В ту минуту, когда дом рухнул, канадский охотник стал машинально искать барона де Гриньи.
Он его нигде не видел и стал спрашивать о нем.
Один из них издал крик ужаса и протянул руку по направлению пожара. Это было его единственным ответом.
Взор Бержэ последовал за рукой охотника, и он остановился как окаменелый. Вот что он увидел.
Барон не покинул места пожара; он все еще продолжал стоять возле тела той, в любовь которой он так долго не верил.
Не имея возможности жить для нее, он умирал вместе с ней!
Сила огня все увеличивалась. О спасении барона нечего было и думать! Впрочем, Бержэ понимал, что несчастный, наверное, отказался бы от всякой помощи с их стороны.
Крыша рухнула, погребая под своими развалинами маркизу де Буа-Траси и барона де Гриньи.
Глава XXI. РАСПЛАТА
— Я провожу ее! Пусть только она скажет, куда ей хочется отправиться, — сказал Изгнанник, выдвигаясь вперед.
— Хорошо, я согласна! — сказала графиня. Затем, поцеловав в последний раз маркизу, она прибавила с угрозой: — Господин де Гриньи, между вашим другом и мной не все еще кончено! До свидания!
Она знаком приказала служанке следовать за ней и вышла одновременно с Изгнанником в сопровождении трех или четырех охотников, высокомерная и спокойная, точно все, что происходило в эту минуту в деревне, ее нисколько не касалось.
Маркиза проводила ее взором; потом, когда приятельница, наконец, вышла из комнаты, глубокий вздох вырвался из ее стесненной груди, и она повернулась к барону.
— Подойдите, барон, — проговорила она голосом, который с каждой минутой слабел все более и более, — мне нужно сказать вам несколько слов, которых не должен слышать никто, кроме вас.
Молодой человек сделал два или три шага вперед.
— Я весь к вашим услугам, маркиза, — печально проговорил он
— Ближе, пожалуйста, еще ближе Барон стал возле нее на колени, а так как силы, по-видимому, ее покидали, то по настоятельной просьбе маркизы, он обнял ее правой рукой за талию
— Так, хорошо, — продолжала она. — Надеюсь, что Бог даст мне силы сказать вам все.
Эти слова были произнесены голосом таким слабым и взволнованным, что барон невольно вздрогнул.
— Теперь слушайте меня барон. Теперь, когда всего несколько секунд отделяют меня от смерти, мне хочется, чтобы вы знали, что меня убивает любовь к вам.
— Не говорите этого, маркиза
— Я люблю вас с той поры, как в первый раз увидела; вы не поверили мне и оклеветали меня.
— Но…
— Да, я хорошо знаю, вы оскорбляли меня, но это было очень несправедливо! Вы не имели права осуждать меня, не выслушав того, что я могла сказать в свое оправдание. Арман, я вас всей душой любила! Избегая меня, вы разбили счастье двух людей.
— Леона! Леона!
— Да, зовите меня Леоной! Мне приятно слышать мое имя из ваших уст. Как дурно поступили вы со мной в последний раз, когда судьба нас свела вместе!
— Маркиза, неужели вы находите нормальным, что я встретил вас в то время, когда вы пытались умертвить меня и де Виллье?
— Неблагодарный! — прошептала она, — неблагодарный! Я, если и последовала за графиней, которой руководил демон ненависти и мщения, то только затем, чтобы охранять, так как она хотела убить и вас вместе с вашим другом. Если бы не я, вы сто раз могли бы погибнуть.
— Неужели это правда?
— Клянусь Богом, перед которым я скоро предстану, что это правда!
— Прости меня Леона, прости!
— Прощаю и люблю вас, Арман! Поцелуйте меня в первый и последний раз!
Молодой человек нагнулся и поцеловал маркизу, которая, казалось, только и ждала этого момента, чтобы умереть.
Барон де Гриньи продолжал стоять на коленях возле тела умершей; он плакал, как ребенок Грубая рука опустилась на его плечо; он поднял голову. Это был Бержэ.
— Послушайте, господин барон, вы будете плакать потом. Уходите! Сначала надо подумать о живых, а потом уже и о мертвых! Уходите! Здесь нам нечего больше делать.
С этими словами Бержэ бросился вон. Охотники последовали его примеру, спеша выбраться из горевшего дома.
В ту минуту, когда дом рухнул, канадский охотник стал машинально искать барона де Гриньи.
Он его нигде не видел и стал спрашивать о нем.
Один из них издал крик ужаса и протянул руку по направлению пожара. Это было его единственным ответом.
Взор Бержэ последовал за рукой охотника, и он остановился как окаменелый. Вот что он увидел.
Барон не покинул места пожара; он все еще продолжал стоять возле тела той, в любовь которой он так долго не верил.
Не имея возможности жить для нее, он умирал вместе с ней!
Сила огня все увеличивалась. О спасении барона нечего было и думать! Впрочем, Бержэ понимал, что несчастный, наверное, отказался бы от всякой помощи с их стороны.
Крыша рухнула, погребая под своими развалинами маркизу де Буа-Траси и барона де Гриньи.
Глава XXI. РАСПЛАТА
Сильное волнение царило в форте Necessite, расположенном на Манонгахеле, одном из притоков Огио.
Гарнизон, состоявший из пятисот человек отборных солдат, усердно работал над окончанием работ по укреплению форта.
Одни втаскивали пушки на батарею, другие готовили артиллерийские снаряды, третьи носили порох, пули и т д., а там, дальше готовили туры и мешки с землей.
Англичане ожидали нападения со стороны французов; известие об этом нападении было принесено в форт два дня тому назад графиней де Малеваль. У нее был продолжительный разговор с майором Вашингтоном; она показывала ему какие-то письма, — словом, она дала ему столь убедительные доказательства того, о чем она говорила, что майор сейчас же собрал военный совет из главных офицеров гарнизона. На совете единогласно было решено, что они немедленно займутся работами по обороне форта, ибо это нужно было сделать еще и потому, что, по словам графини, командовать французскими силами поручено графу Кулону де Виллье, брату несчастного капитана де Жюмонвилля, подло убитого в западне, устроенной самим же майором Джорджем Вашингтоном.
Солдаты, под непосредственным наблюдением офицеров, усердно работали с раннего утра и до поздней ночи, стараясь привести форт в такое состояние, чтобы он мог выдержать осаду до прибытия подкрепления из Виргинии, которое, несомненно, принудит французов отступить.
Графиня де Малеваль просила позволения остаться в форте Necessite, на что комендант охотно изъявил свое согласие.
Каков бы ни был источник, из которого графиня черпала сообщенные ею сведения, она, по-видимому, отлично была осведомлена. Для доказательства стоит только припомнить, что произошло за несколько дней перед тем в форте Дюкэне.
Г. де Контркер в одно утро, в конце июня, попросил капитана де Виллье прийти к нему.
Граф, совершенно оправившийся от своих ран, поспешил на призыв.
Когда он вошел в кабинет коменданта, там, кроме него, находилось еще два лица. Эти лица были Бержэ, канадский охот ник, и Тонкий Слух, вождь племени краснокожих При виде их капитан понял, что его вызвали по важному делу.
— Дорогой капитан, — сказал ему г де Контркер после обмена обычными приветствиями, — наконец то я имею возможность исполнить обещание, данное мною вам уже давно
— Неужели это стало, наконец, возможно! — вскричал капитан, и его обычно печальное лицо осветилось лучом радости.
Последние события в которых он участвовал, и роковая смерть его друга, барона де Гриньи, оставили глубокий след в душе молодого офицера и придали чертам его лица выражение задумчивой меланхолии.
— Да, — продолжал г де Контркер, — все готово для того, чтобы попытаться напасть на форт Necessite. Вы, конечно, понимаете, что я говорю о внезапном нападении с целью захватить неприятеля врасплох; люди, которых я назначил в состав нашего отряда, прославились в подобного рода экспедициях
— Удастся или не удастся нам захватить их врасплох, господин комендант, — отвечал капитан твердым голосом, отчеканивая каждое слово, — но я головой своей ручаюсь вам за успех: форт будет взят или я буду убит во время штурма
— Я буду в отчаянии, если с вами случится какое-нибудь несчастье, дорогой капитан, и, наоборот, надеюсь, что вы еще многие и многие годы будете служить его величеству Такие офицеры, как вы, встречаются нечасто; поэтому берегите себя, друг мой, прошу вас, я приказываю вам это.
Капитан молча поклонился
— Ваш отряд будет состоять из шестисот канадских охотников под командой нашего друга Бержэ и из краснокожих воинов из племени волков-гуронов, цену которых вы уже успели узнать, — продолжал комендант — Тонкий Слух, самый знаменитый вождь своего племени, хочет сам вести их в бой Искренне сожалею, что не могу дать в ваше распоряжение также и отряд регулярных войск, но вам лучше, чем кому-нибудь, известно, как мало у меня здесь солдат.
— Я видел в деле как индейцев, так и канадцев, господин комендант; это люди непобедимой храбрости, львы, которых в битве не остановит никакая сила. С ними и с двумя офицерами вроде старика Бержэ и вождя Гуронов я уверен в успехе Кроме того, Бог будет за нас! Когда прикажете мне отправляться?
— Когда пожелаете! С этой минуты я предоставляю вам полную свободу действий
— Благодарю вас, я воспользуюсь вашим разрешением, чтобы отправиться как можно скорее.
— Вот вам предписание, дорогой капитан, прочтите его!
Граф де Виллье взял бумагу, которую ему протянул комендант, раскрыл ее и быстро пробежал с живым чувством радости.
Это предписание давало капитану самые широкие полномочия.
Молодой человек горячо выразил свою признательность г. де Контркеру Один пункт тронул его особенно сильно, он гласил следующее:
«Приказываем капитану атаковать их, если это окажется возможным, и истребить (англичан) окончательно, дабы этим наказать их за убийство, которым они нарушили самые священные права просвещенных народов».
Этот намек на западню, жертвой которой пал его брат, напомнив капитану клятву отомстить врагам, преисполнил его радостью и энтузиазмом.
— Наконец-то, — сказал он, — мой несчастный брат будет отомщен! Когда прибудут твои люди, Бержэ?
— Они будут здесь через два часа, господин Луи.
— Хорошо! А ваши, вождь?
— Немного раньше.
— Отлично, друзья мои! Мы дадим им отдохнуть во все остальное время дня и вместе с тем заняться последними приготовлениями; затем, сегодня вечером мы выступим на закате солнца, луна будет освещать нам путь. Согласны?
— Да! — отвечали оба в один голос
— В особенности присматривайте за тем, чтобы все взяли с собой необходимый запас провианта и боевых припасов. У ваших воинов есть ружья, вождь?
— У всех! — горделиво отвечал вождь, — и они покажут моему брату, как хорошо умеют стрелять из них.
— Вот это славно! Перед выступлением я сделаю смотр всему отряду, чтобы убедиться, что все в порядке.
В эту минуту к коменданту подошел сержант и прошептал ему на ухо несколько слов.
— Впустите его, — сказал комендант и затем, обращаясь к капитану, прибавил: — Вот и еще новости.
В кабинет вошел Изгнанник.
Его одежда, разорванная и в грязи, указывала на то, что он сделал длинный переход.
— Э! — сказал Изгнанник, переступая порог, — как мне кажется, я попал сюда в самую нужную минуту, господин комендант!
— Вы не могли бы попасть удачнее, — отвечал комендант с улыбкой.
— Вы пришли из форта Necessite? — спросил его капитан.
— Две минуты тому назад.
— И вы принесли известия?
— Самые свежие.
— Хорошие?
— Как и все новости, они заключают в себе и хорошее и дурное.
— Гм! — проговорил комендант. — Потрудитесь нам их передать; но сначала сядьте, вы, должно быть, сильно утомлены.
— Признаюсь вам, я очень устал… я шел очень быстро и по ужасным дорогам.
Изгнанник сел на стул, который комендант сам ему пододвинул, потому что г. де Контркер выказывал при всяких обстоятельствах самое большое уважение этому человеку, бывшему живой загадкой для всех на границе.
— Разве дороги так плохи, как вы говорите? — спросил его капитан.
— Успокойтесь, — отвечал Изгнанник, улыбаясь. — Я, как птицы… Я всегда иду по прямой линии; мои дороги — не ваши.
— Это меня немного успокаивает… Ну, а теперь мы вас слушаем.
— Англичане предупреждены о готовящемся нападении на них и поэтому вам не удастся захватить их врасплох!
— Это дурное известие! — сказал комендант.
— Э! Мне решительно все равно, знают они или нет о нашем намерении! — вскричал капитан с энергией. — Тем славнее будет победа.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал г. де Контркер Жан-Полю.
— А знаете кто их предупредил? — Графиня де Малеваль.
— Графиня де Малеваль! Вы в этом уверены?
— Да, она. Впрочем, вы, вероятно, будете иметь случай ее видеть, она пожелала остаться в форте.
— Вы, конечно, знаете, друг мой, — заметил тогда комендант графу де Виллье, — что графиня де Малеваль, изменившая своей родине для того, чтобы стать шпионкой наших врагов, декретом губернатора Новой Франции объявлена вне закона. Эта женщина принесла нам страшный вред. Я не знаю и не хочу знать причин, побудивших ее нас предать, но остервенение ее против всего того, что может называться французским, беспримерно… Желаю ей, чтобы она не попала в наши руки! Я буду вынужден ее повесить, а этого мне бы, признаюсь вам очень не хотелось.
— Повесить женщину! — попробовал протестовать капитан, чувствуя, что он краснеет.
— Женщина бывает часто опаснее мужчины, друг мой; кроме того, я получил на этот счет определенное приказание от г Меннесвиля и, если это случится, я не колеблясь исполню свой долг.
Граф де Виллье отвернулся, чтобы скрыть свое замешательство.
— Интересно знать, — продолжал г де Контркер, — какие еще известия принесли вы нам?
— Когда англичане узнали, что им грозит нападение, они отправили четырех курьеров по четырем различным дорогам, причем каждый из них нес губернатору Виргинии просьбу о скорейшей присылке подкреплении людьми, провизией и боевыми припасами
— Черт возьми! Но ведь все это очень печально! — сказал г. де Контркер.
— Да, если бы эти курьеры исполнили возложенное на них поручение, — продолжал Изгнанник с оттенком иронии, — но, по странному стечению обстоятельств, все четверо попали в руки наших индейских лесных бродяг и депеши их погибли вместе с ними.
— Вот это немного лучше!
— Это еще не все: в форте чувствуется недостаток как в провианте, так и в боевых припасах; между прочим, порох попорчен, самое оружие тоже в довольно плохом состоянии; кроме того, что бы они ни говорили, а эти герои боятся нашего появления
— Так что? — сказал капитан.
— Так что я убежден, что если напасть на них быстро и в особенности с сильным отрядом, они не устоят против натиска наших войск и будут разбиты
— Браво! — вскричал капитан. — Я и сам думаю точно так же Мы отправляемся сегодня же вечером! Жан-Поль, когда вы закончите с комендантом, будьте настолько добры дойти до моей комнаты, мне хочется с вами поговорить.
— Сейчас, если хотите; мне больше нечего говорить и, если только господин комендант во мне не нуждается.
— Нисколько, вы совершенно свободны. Итак, до вечера, господа Затем г де Контркер проводил своих посетителей до дверей кабинета.
Жан-Поль последовал за капитаном.
У двери своей комнаты граф де Виллье застал Золотую Ветвь, которому отдал приказание никого к себе не впускать; потом, затворив дверь и предложив стул Изгнаннику, он тотчас же вступил с ним в разговор, как человек, который спешит покончить с делом, гнетущим ему сердце
— Милостивый государь, — сказал он Изгнаннику, — я не знаю кто вы такой, но я этого у вас и не спрашиваю, это меня даже почти и не интересует. Но с тех пор, как случай свел нас друг с другом, вы всегда являлись ко мне на помощь и при этом проявляли такую преданность, которой я с вашей стороны ничем не заслуживаю и которую не знаю, чему и приписать.
— Виноват, капитан, восстановите, пожалуйста, факты Мы в первый раз встретились с вами в ту минуту, когда вы спасли мне жизнь.
— Согласен, — сказал капитан, улыбаясь, — но так как вы с тех пор успели оказать мне такую же услугу, значит, мы с вами квиты.
— Может быть… Продолжайте.
— У меня есть к вам просьба, от которой зависит счастье моей жизни. Я честно иду к цели: я люблю вашу дочь!
— Я это знаю, — отвечал Изгнанник совершенно серьезно, — она мне это говорила. Впрочем, я это заметил и сам.
— Ни в ее, ни в мои интересы не входило хранить от вас в тайне эту любовь; она скромна и совершенно искренна. Я происхожу из старинной и почетной семьи.
— Я знаю вашу семью. Да, я ее знаю, — добавил Изгнанник, вздыхая.
— Как?! — вскричал удивленный граф.
— Как и все, — поспешил ответить отец Анжелы с деланым равнодушием.
— Я прошу у вас руки вашей дочери.
— А вы знаете, какое мне здесь дали прозвище?
— Мне до этого нет дела. Вы человек сердечный, прямой и честный; г. де Контркер питает к вам большое уважение. Если вы и совершили какой-нибудь проступок-это касается только одного вас… Если с вами случилось какое-нибудь несчастье, я могу только вас жалеть. Мы не в Европе. Здесь человека уважают только за то, каков он есть на самом деле. Ваша дочь ангел, я люблю ее и прошу у вас ее руки.
— Вы твердо решились, граф де Виллье?
— Да.
— И вы никогда не сделаете мне ни одного вопроса о моем имени или о моем прошлом? — спросил Изгнанник, как бы нарочно растягивая слова.
— Никогда!
— Вы разрешите мне жить, как я хочу?
— Сколько хотите.
— Если так, граф де Виллье, я отдаю вам руку моей дочери Анжелы, но только помните, Анжелы, дочери Жан-Поля, Изгнанника.
Сердечное рукопожатие запечатлело этот странный договор. Граф сделал только еще один вопрос
— Я отправляюсь в экспедицию, которая должна иметь громадное значение в моей жизни. Я желаю, чтобы моя свадьба состоялась в форте Necessite как только я им овладею; у меня есть некоторые личные причины поступить таким образом.
— Я их угадываю. Говорите безбоязненно, я беру на себя все приготовления к свадьбе. В день взятия форта вы увидите нас, мою дочь и меня, а также и миссионера для совершения таинства брака.
— Хорошо. До скорого свидания, отец!
— Не называйте меня так! — проговорил Жан-Поль, вздрагивая.
— Почему? — спросил с удивлением граф.
— Вы мне обещали не задавать никаких вопросов.
— Это правда! Тогда по крайней мере, поцелуемся.
Изгнанник сделал движение, как бы желая заключить в объятия молодого человека, но затем отступил, обтер слезу и удалился.
Вечером, в назначенный час, после смотра, сделанного капитаном, отряд покинул форт Дюкэн.
3 июля 1754 г., на рассвете, английские часовые, стоявшие на стенах форта Necessite, дали знать о появлении передовых французских разведчиков, и вскоре затем показался весь отряд, который шел, сомкнувшись в колонну, под прикрытием справа и слева индейских разведчиков.
Несмотря на проливной дождь, канадцы быстро шли, болтая и смеясь между собой и, по-видимому, вовсе не обращая внимания на форт, который виднелся впереди, всего в расстоянии пушечного выстрела. В крепости в ту же минуту забили тревогу, и каждый занял свое место на стенах форта.
Подойдя на довольно близкое расстояние, французы рассыпались вправо и влево, и через четверть часа форт был окружен со всех сторон.
Затем, точно по волшебству, нападающие вдруг исчезли; канадцы, отличные стрелки, засели за деревья и утесы.
Прежде чем подать сигнал к атаке, граф де Виллье отправил Бержэ в качестве парламентера предложить англичанам сдаться.
Это предложение они не удостоили ответом.
Начальник отряда тотчас же отдал приказание немедленно начать битву.
Мы не станем описывать этого сражения. Оно продолжалось десять часов под проливным дождем, который не прекращался ни на одну минуту.
Через десять часов ожесточенного боя французские стрелки принудили английскую артиллерию прекратить огонь.
Все было приготовлено к штурму. В ту минуту, когда тронулись в атаку штурмовые колонны, на укреплениях показалось белое знамя: неприятель соглашался на капитуляцию.
У англичан было девяносто человек убитых или смертельно раненных и, кроме того, много солдат выбыло из строя вследствие легких ранений. Артиллерия не могла действовать. Дальнейшее сопротивление становилось невозможным. Майор Джордж Вашингтон лично отправился к французскому коменданту.
— Мы могли бы отомстить за убийство, — сказал граф де Виллье Вашингтону, который стоял перед ним бледный, но совершенно спокойный, — но мы не станем подражать вам.
Капитан согласился на предложенные ему условия капитуляции.
Она была подписана в восемь часов вечера.
Эта капитуляция начиналась следующими словами:
«Так как в наши намерения никогда не входило нарушать доброй гармонии, царившей между обоими дружественными государями, но только отомстить за убийство одного из наших офицеров, отправленного парламентером и сопровождавшего его конвоя» и т. д. и т. д.
Статья четвертая гласила следующее:
«Так как в плену у англичан находятся один офицер, двое кадетов и, кроме того, люди, взятые ими в плен во время убийства господина де Жюмонвилля, то они обещают их немедленно освободить» и т. д.
Затем капитуляция оканчивалась следующими словами:
«Составлена в двух экземплярах на одном из постов нашей блокады в день и год нижеозначенные. — Подписано: Джэймс Мэке, Джордж Вашингтон, Кулон де Виллье».
Отмщение было полное, возмездие блистательное: «виновный признавал лично своей подписью совершенное им преступление и был вынужден склониться перед великодушием человека, брата которого он так гнусно убил.
Эта победа, достигнутая так быстро, стоила французам только двух человек убитых и семидесяти раненых.
Едва капитуляция была подписана, как англичане, объятые необъяснимой паникой, бежали по всем направлениям и с такой поспешностью, что забыли даже захватить с собой знамя, которое и досталось победителям.
На следующий день, на рассвете, французы заняли форт и расположились в нем.
Графиня де Малеваль исчезла, не оставив следов; все поиски были бесполезными: никто ее не видел.
Может быть, она воспользовалась беспорядком, наступившим вслед за капитуляцией, и бежала переодетой вместе с английским гарнизоном? Проверить это оказалось невозможным.
Граф, может быть, преднамеренно предупрежденный г. де Контркером об опасности, грозившей графине, если, по несчастью, она попадет в руки французских властей, с помощью Бержэ придумал способ помочь ей бежать из форта. Единственное наказание, которое он хотел заставить ее перенести, заключалось в том, что она должна была присутствовать при его венчании с Анжелой и сделаться свидетельницей его счастья, — но и это мщение от него ускользало.
Около полудня, согласно обещанию, Изгнанник явился имеете с дочерью, их сопровождал миссионер.
В одном из салонов все было приготовлено для предстоящей церемонии. Скромный алтарь был устроен посреди комнаты.
Венчание было самое трогательное. Скромное и наивное дитя не смело верить своему счастью; она прятала, стыдливо и восторженно, с трогательной грацией, свое прелестное лицо на груди отца, который, несмотря на свою грубоватость, чувствовал себя растроганным, видя дочь такой счастливой Капитан, желая оказать внимание вождю гуронов и отблагодарить за многочисленные услуги, пригласил его быть в числе свидетелей. Время шло. Сахем не показывался.
Вспомогательный отряд индейцев малодисциплинированных и совершенно незнакомых с обычаями войны между цивилизованными народами, видя бегущих англичан, пустился за ними в погоню; ни приказания, ни просьбы не могли их удержать, и вскоре все они покинули лагерь.
Капитан был сильно встревожен этим бегством, которое могло иметь очень серьезные последствия для побежденных; он послал несколько отрядов разыскать индейцев, и около трех часов пополудни краснокожие снова появились, под предводительством вождя, который поспешил отправиться в форт. Вождь шел гордой и в то же время веселой походкой и при этом с аффектацией указывал на десяток кровавых скальпов, висевших у него на поясе.
Тщетно пытался Бержэ заставить его снять эти гнусные трофеи, мало подходящие к готовившейся церемонии.
— Это скальпы, снятые с янки, — отвечал упрямый индеец; — я должен их сохранить. Пусть мой брат посмотрит вот на этот, — добавил он, любезно указывая на один из них, — я никогда не думал, чтобы хоть один бледнолицый обладал такими прекрасными волосами!
И, поклонившись охотнику, он спокойно вошел в салон.
Граф машинально бросил равнодушный взгляд на скальпы, которыми сахем так гордился и, вздрогнув, с ужасом отвернулся.
Он узнал между ними великолепные волосы графини де Малеваль: несчастная пала под ножом свирепого индейца.
Брачное благословение было преподано.
— Вас удивляет мое дружеское отношение к вам, — сказал Изгнанник своему зятю после того, как было совершено венчание. — Один из ваших родственников исчез некогда в пустынях Нового Света. Ну! Предположите, что я сын этого человека, и полюбите меня немного в память об этом родственнике.
Сказав это, он пожал графу руку и ушел.
Пока Изгнанник был жив, графу никогда не удавалось узнать от него более подробных сведений; за неимением лучшего, он был вынужден довольствоваться и этим.
Много лет спустя, когда Изгнанник был уже убит в битве при Красивой реке, где, выражаясь словами самого Вашингтона, шестьсот канадцев постыдно побили две тысячи англичан, граф, которого ничто уже более не удерживало в Америке, собрался отплыть во Францию со своей очаровательной женой и сыном, родившемся у него незадолго перед тем.
В ту минуту, когда граф входил на палубу корабля, отплывающего в Европу, Бержэ остановил графа де Виллье и вручил ему пакет, запечатанный черным сургучом.
— Что это такое, друг мой?
— От Жан-Поля, господин граф.
— Когда же отдал он тебе этот пакет?
— В день вашей свадьбы, и поручил мне передать его вам как можно позднее, в день его смерти, или же в день вашего отъезда. Он умер, я ждал! Но вы уезжаете, вы покидаете нас навсегда, и я исполняю волю моего старого товарища.
— Благодарю!
Граф хотел распечатать письмо, но Бержэ его остановил.
— Вы прочтете это потом, когда меня больше здесь не будет!
— Хорошо, мой милый Бержэ.
Затем граф де Виллье снова возобновил попытку уговорить Бержэ отправиться в Европу.
Канадский охотник упорно отказывался.
— Что я буду там делать? — отвечал он Анжеле, пожимавшей ему руки. — В ваших городах нет воздуха, нет неба; я задохнусь в узких улицах! Прощайте, друзья мои. Мне нужна пустыня и лес для того, чтобы жить, как мне хочется. Прощайте, господин Луи! Прощайте, графиня де Виллье… Прощайте, маленькая Анжела, будьте счастливы!
И, смахнув две позорные слезинки, медленно стекавшие по его загорелым щекам, он встряхнулся, вскинул ружье на плечо и направился большими шагами в лес, где скоро скрылся из виду.
Оставшись один, граф де Виллье распечатал письмо Изгнанника.
Вот, то, что было в этом письме:
«Я ревновал! Не будьте же вы ревнивым только потому, что вы любите мою дочь! Я жил в том же свете, как и ваш отец, Луи… Ложное подозрение вложило нам оскорбление в уста и железо в руки. Я убил вашего отца, Луи! Вот почему я никогда не называл вас моим сыном! Это было моим наказанием. Я покинул свое отечество вследствие безумств юности. Я не имел твердости сделать мою дочь и вас несчастными, помешав вашему браку, хотя, может быть, мне и следовало бы это сделать.
Простите меня!
Я уношу эту ужасную тайну с собой в могилу. Анжела даже не знает своего настоящего имени. Вы можете сообщить ей это. Простите еще раз. Жан-Поль Изгнанник, герцог де Сент-Эрэм».
— Что с тобой, Луи? — спросила Анжела, видя, что ее муж побледнел.
— Ничего, дитя мое, моя дорогая Анжела! — отвечал граф де Виллье, разрывая письмо и бросая кусочки в море.
Канадские охотники упорно отстаивали независимость Новой Франции.
После уступки Канады они отказались признать английское владычество.
Не желая гнуться под британским игом, они массами покинули свои деревни, покинули все, что имели.
Они удалились в пустыню к не подчиненным англичанам индейским племенам.
Мало-помалу они усвоили большую часть обычаев краснокожих, гостеприимно принявших их в свою среду; но они, как драгоценность, сохранили французский язык, единственное наследство, оставленное им отцами.
Самые смелые лесные бродяги, самые неустрашимые исследователи настоящего времени, все они, что бы там ни говорили, были канадцы.
Если иногда их спрашивают, к какой нации они принадлежат, они с гордостью отвечают, что они французы — и они правы!
Они купили дорогой ценой право на эту национальность, которую всякий признает за Канадой.
Это цена их крови, пролитой на полях сражений.
Файл из библиотеки OCR ModernLib.Ru
Гарнизон, состоявший из пятисот человек отборных солдат, усердно работал над окончанием работ по укреплению форта.
Одни втаскивали пушки на батарею, другие готовили артиллерийские снаряды, третьи носили порох, пули и т д., а там, дальше готовили туры и мешки с землей.
Англичане ожидали нападения со стороны французов; известие об этом нападении было принесено в форт два дня тому назад графиней де Малеваль. У нее был продолжительный разговор с майором Вашингтоном; она показывала ему какие-то письма, — словом, она дала ему столь убедительные доказательства того, о чем она говорила, что майор сейчас же собрал военный совет из главных офицеров гарнизона. На совете единогласно было решено, что они немедленно займутся работами по обороне форта, ибо это нужно было сделать еще и потому, что, по словам графини, командовать французскими силами поручено графу Кулону де Виллье, брату несчастного капитана де Жюмонвилля, подло убитого в западне, устроенной самим же майором Джорджем Вашингтоном.
Солдаты, под непосредственным наблюдением офицеров, усердно работали с раннего утра и до поздней ночи, стараясь привести форт в такое состояние, чтобы он мог выдержать осаду до прибытия подкрепления из Виргинии, которое, несомненно, принудит французов отступить.
Графиня де Малеваль просила позволения остаться в форте Necessite, на что комендант охотно изъявил свое согласие.
Каков бы ни был источник, из которого графиня черпала сообщенные ею сведения, она, по-видимому, отлично была осведомлена. Для доказательства стоит только припомнить, что произошло за несколько дней перед тем в форте Дюкэне.
Г. де Контркер в одно утро, в конце июня, попросил капитана де Виллье прийти к нему.
Граф, совершенно оправившийся от своих ран, поспешил на призыв.
Когда он вошел в кабинет коменданта, там, кроме него, находилось еще два лица. Эти лица были Бержэ, канадский охот ник, и Тонкий Слух, вождь племени краснокожих При виде их капитан понял, что его вызвали по важному делу.
— Дорогой капитан, — сказал ему г де Контркер после обмена обычными приветствиями, — наконец то я имею возможность исполнить обещание, данное мною вам уже давно
— Неужели это стало, наконец, возможно! — вскричал капитан, и его обычно печальное лицо осветилось лучом радости.
Последние события в которых он участвовал, и роковая смерть его друга, барона де Гриньи, оставили глубокий след в душе молодого офицера и придали чертам его лица выражение задумчивой меланхолии.
— Да, — продолжал г де Контркер, — все готово для того, чтобы попытаться напасть на форт Necessite. Вы, конечно, понимаете, что я говорю о внезапном нападении с целью захватить неприятеля врасплох; люди, которых я назначил в состав нашего отряда, прославились в подобного рода экспедициях
— Удастся или не удастся нам захватить их врасплох, господин комендант, — отвечал капитан твердым голосом, отчеканивая каждое слово, — но я головой своей ручаюсь вам за успех: форт будет взят или я буду убит во время штурма
— Я буду в отчаянии, если с вами случится какое-нибудь несчастье, дорогой капитан, и, наоборот, надеюсь, что вы еще многие и многие годы будете служить его величеству Такие офицеры, как вы, встречаются нечасто; поэтому берегите себя, друг мой, прошу вас, я приказываю вам это.
Капитан молча поклонился
— Ваш отряд будет состоять из шестисот канадских охотников под командой нашего друга Бержэ и из краснокожих воинов из племени волков-гуронов, цену которых вы уже успели узнать, — продолжал комендант — Тонкий Слух, самый знаменитый вождь своего племени, хочет сам вести их в бой Искренне сожалею, что не могу дать в ваше распоряжение также и отряд регулярных войск, но вам лучше, чем кому-нибудь, известно, как мало у меня здесь солдат.
— Я видел в деле как индейцев, так и канадцев, господин комендант; это люди непобедимой храбрости, львы, которых в битве не остановит никакая сила. С ними и с двумя офицерами вроде старика Бержэ и вождя Гуронов я уверен в успехе Кроме того, Бог будет за нас! Когда прикажете мне отправляться?
— Когда пожелаете! С этой минуты я предоставляю вам полную свободу действий
— Благодарю вас, я воспользуюсь вашим разрешением, чтобы отправиться как можно скорее.
— Вот вам предписание, дорогой капитан, прочтите его!
Граф де Виллье взял бумагу, которую ему протянул комендант, раскрыл ее и быстро пробежал с живым чувством радости.
Это предписание давало капитану самые широкие полномочия.
Молодой человек горячо выразил свою признательность г. де Контркеру Один пункт тронул его особенно сильно, он гласил следующее:
«Приказываем капитану атаковать их, если это окажется возможным, и истребить (англичан) окончательно, дабы этим наказать их за убийство, которым они нарушили самые священные права просвещенных народов».
Этот намек на западню, жертвой которой пал его брат, напомнив капитану клятву отомстить врагам, преисполнил его радостью и энтузиазмом.
— Наконец-то, — сказал он, — мой несчастный брат будет отомщен! Когда прибудут твои люди, Бержэ?
— Они будут здесь через два часа, господин Луи.
— Хорошо! А ваши, вождь?
— Немного раньше.
— Отлично, друзья мои! Мы дадим им отдохнуть во все остальное время дня и вместе с тем заняться последними приготовлениями; затем, сегодня вечером мы выступим на закате солнца, луна будет освещать нам путь. Согласны?
— Да! — отвечали оба в один голос
— В особенности присматривайте за тем, чтобы все взяли с собой необходимый запас провианта и боевых припасов. У ваших воинов есть ружья, вождь?
— У всех! — горделиво отвечал вождь, — и они покажут моему брату, как хорошо умеют стрелять из них.
— Вот это славно! Перед выступлением я сделаю смотр всему отряду, чтобы убедиться, что все в порядке.
В эту минуту к коменданту подошел сержант и прошептал ему на ухо несколько слов.
— Впустите его, — сказал комендант и затем, обращаясь к капитану, прибавил: — Вот и еще новости.
В кабинет вошел Изгнанник.
Его одежда, разорванная и в грязи, указывала на то, что он сделал длинный переход.
— Э! — сказал Изгнанник, переступая порог, — как мне кажется, я попал сюда в самую нужную минуту, господин комендант!
— Вы не могли бы попасть удачнее, — отвечал комендант с улыбкой.
— Вы пришли из форта Necessite? — спросил его капитан.
— Две минуты тому назад.
— И вы принесли известия?
— Самые свежие.
— Хорошие?
— Как и все новости, они заключают в себе и хорошее и дурное.
— Гм! — проговорил комендант. — Потрудитесь нам их передать; но сначала сядьте, вы, должно быть, сильно утомлены.
— Признаюсь вам, я очень устал… я шел очень быстро и по ужасным дорогам.
Изгнанник сел на стул, который комендант сам ему пододвинул, потому что г. де Контркер выказывал при всяких обстоятельствах самое большое уважение этому человеку, бывшему живой загадкой для всех на границе.
— Разве дороги так плохи, как вы говорите? — спросил его капитан.
— Успокойтесь, — отвечал Изгнанник, улыбаясь. — Я, как птицы… Я всегда иду по прямой линии; мои дороги — не ваши.
— Это меня немного успокаивает… Ну, а теперь мы вас слушаем.
— Англичане предупреждены о готовящемся нападении на них и поэтому вам не удастся захватить их врасплох!
— Это дурное известие! — сказал комендант.
— Э! Мне решительно все равно, знают они или нет о нашем намерении! — вскричал капитан с энергией. — Тем славнее будет победа.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал г. де Контркер Жан-Полю.
— А знаете кто их предупредил? — Графиня де Малеваль.
— Графиня де Малеваль! Вы в этом уверены?
— Да, она. Впрочем, вы, вероятно, будете иметь случай ее видеть, она пожелала остаться в форте.
— Вы, конечно, знаете, друг мой, — заметил тогда комендант графу де Виллье, — что графиня де Малеваль, изменившая своей родине для того, чтобы стать шпионкой наших врагов, декретом губернатора Новой Франции объявлена вне закона. Эта женщина принесла нам страшный вред. Я не знаю и не хочу знать причин, побудивших ее нас предать, но остервенение ее против всего того, что может называться французским, беспримерно… Желаю ей, чтобы она не попала в наши руки! Я буду вынужден ее повесить, а этого мне бы, признаюсь вам очень не хотелось.
— Повесить женщину! — попробовал протестовать капитан, чувствуя, что он краснеет.
— Женщина бывает часто опаснее мужчины, друг мой; кроме того, я получил на этот счет определенное приказание от г Меннесвиля и, если это случится, я не колеблясь исполню свой долг.
Граф де Виллье отвернулся, чтобы скрыть свое замешательство.
— Интересно знать, — продолжал г де Контркер, — какие еще известия принесли вы нам?
— Когда англичане узнали, что им грозит нападение, они отправили четырех курьеров по четырем различным дорогам, причем каждый из них нес губернатору Виргинии просьбу о скорейшей присылке подкреплении людьми, провизией и боевыми припасами
— Черт возьми! Но ведь все это очень печально! — сказал г. де Контркер.
— Да, если бы эти курьеры исполнили возложенное на них поручение, — продолжал Изгнанник с оттенком иронии, — но, по странному стечению обстоятельств, все четверо попали в руки наших индейских лесных бродяг и депеши их погибли вместе с ними.
— Вот это немного лучше!
— Это еще не все: в форте чувствуется недостаток как в провианте, так и в боевых припасах; между прочим, порох попорчен, самое оружие тоже в довольно плохом состоянии; кроме того, что бы они ни говорили, а эти герои боятся нашего появления
— Так что? — сказал капитан.
— Так что я убежден, что если напасть на них быстро и в особенности с сильным отрядом, они не устоят против натиска наших войск и будут разбиты
— Браво! — вскричал капитан. — Я и сам думаю точно так же Мы отправляемся сегодня же вечером! Жан-Поль, когда вы закончите с комендантом, будьте настолько добры дойти до моей комнаты, мне хочется с вами поговорить.
— Сейчас, если хотите; мне больше нечего говорить и, если только господин комендант во мне не нуждается.
— Нисколько, вы совершенно свободны. Итак, до вечера, господа Затем г де Контркер проводил своих посетителей до дверей кабинета.
Жан-Поль последовал за капитаном.
У двери своей комнаты граф де Виллье застал Золотую Ветвь, которому отдал приказание никого к себе не впускать; потом, затворив дверь и предложив стул Изгнаннику, он тотчас же вступил с ним в разговор, как человек, который спешит покончить с делом, гнетущим ему сердце
— Милостивый государь, — сказал он Изгнаннику, — я не знаю кто вы такой, но я этого у вас и не спрашиваю, это меня даже почти и не интересует. Но с тех пор, как случай свел нас друг с другом, вы всегда являлись ко мне на помощь и при этом проявляли такую преданность, которой я с вашей стороны ничем не заслуживаю и которую не знаю, чему и приписать.
— Виноват, капитан, восстановите, пожалуйста, факты Мы в первый раз встретились с вами в ту минуту, когда вы спасли мне жизнь.
— Согласен, — сказал капитан, улыбаясь, — но так как вы с тех пор успели оказать мне такую же услугу, значит, мы с вами квиты.
— Может быть… Продолжайте.
— У меня есть к вам просьба, от которой зависит счастье моей жизни. Я честно иду к цели: я люблю вашу дочь!
— Я это знаю, — отвечал Изгнанник совершенно серьезно, — она мне это говорила. Впрочем, я это заметил и сам.
— Ни в ее, ни в мои интересы не входило хранить от вас в тайне эту любовь; она скромна и совершенно искренна. Я происхожу из старинной и почетной семьи.
— Я знаю вашу семью. Да, я ее знаю, — добавил Изгнанник, вздыхая.
— Как?! — вскричал удивленный граф.
— Как и все, — поспешил ответить отец Анжелы с деланым равнодушием.
— Я прошу у вас руки вашей дочери.
— А вы знаете, какое мне здесь дали прозвище?
— Мне до этого нет дела. Вы человек сердечный, прямой и честный; г. де Контркер питает к вам большое уважение. Если вы и совершили какой-нибудь проступок-это касается только одного вас… Если с вами случилось какое-нибудь несчастье, я могу только вас жалеть. Мы не в Европе. Здесь человека уважают только за то, каков он есть на самом деле. Ваша дочь ангел, я люблю ее и прошу у вас ее руки.
— Вы твердо решились, граф де Виллье?
— Да.
— И вы никогда не сделаете мне ни одного вопроса о моем имени или о моем прошлом? — спросил Изгнанник, как бы нарочно растягивая слова.
— Никогда!
— Вы разрешите мне жить, как я хочу?
— Сколько хотите.
— Если так, граф де Виллье, я отдаю вам руку моей дочери Анжелы, но только помните, Анжелы, дочери Жан-Поля, Изгнанника.
Сердечное рукопожатие запечатлело этот странный договор. Граф сделал только еще один вопрос
— Я отправляюсь в экспедицию, которая должна иметь громадное значение в моей жизни. Я желаю, чтобы моя свадьба состоялась в форте Necessite как только я им овладею; у меня есть некоторые личные причины поступить таким образом.
— Я их угадываю. Говорите безбоязненно, я беру на себя все приготовления к свадьбе. В день взятия форта вы увидите нас, мою дочь и меня, а также и миссионера для совершения таинства брака.
— Хорошо. До скорого свидания, отец!
— Не называйте меня так! — проговорил Жан-Поль, вздрагивая.
— Почему? — спросил с удивлением граф.
— Вы мне обещали не задавать никаких вопросов.
— Это правда! Тогда по крайней мере, поцелуемся.
Изгнанник сделал движение, как бы желая заключить в объятия молодого человека, но затем отступил, обтер слезу и удалился.
Вечером, в назначенный час, после смотра, сделанного капитаном, отряд покинул форт Дюкэн.
3 июля 1754 г., на рассвете, английские часовые, стоявшие на стенах форта Necessite, дали знать о появлении передовых французских разведчиков, и вскоре затем показался весь отряд, который шел, сомкнувшись в колонну, под прикрытием справа и слева индейских разведчиков.
Несмотря на проливной дождь, канадцы быстро шли, болтая и смеясь между собой и, по-видимому, вовсе не обращая внимания на форт, который виднелся впереди, всего в расстоянии пушечного выстрела. В крепости в ту же минуту забили тревогу, и каждый занял свое место на стенах форта.
Подойдя на довольно близкое расстояние, французы рассыпались вправо и влево, и через четверть часа форт был окружен со всех сторон.
Затем, точно по волшебству, нападающие вдруг исчезли; канадцы, отличные стрелки, засели за деревья и утесы.
Прежде чем подать сигнал к атаке, граф де Виллье отправил Бержэ в качестве парламентера предложить англичанам сдаться.
Это предложение они не удостоили ответом.
Начальник отряда тотчас же отдал приказание немедленно начать битву.
Мы не станем описывать этого сражения. Оно продолжалось десять часов под проливным дождем, который не прекращался ни на одну минуту.
Через десять часов ожесточенного боя французские стрелки принудили английскую артиллерию прекратить огонь.
Все было приготовлено к штурму. В ту минуту, когда тронулись в атаку штурмовые колонны, на укреплениях показалось белое знамя: неприятель соглашался на капитуляцию.
У англичан было девяносто человек убитых или смертельно раненных и, кроме того, много солдат выбыло из строя вследствие легких ранений. Артиллерия не могла действовать. Дальнейшее сопротивление становилось невозможным. Майор Джордж Вашингтон лично отправился к французскому коменданту.
— Мы могли бы отомстить за убийство, — сказал граф де Виллье Вашингтону, который стоял перед ним бледный, но совершенно спокойный, — но мы не станем подражать вам.
Капитан согласился на предложенные ему условия капитуляции.
Она была подписана в восемь часов вечера.
Эта капитуляция начиналась следующими словами:
«Так как в наши намерения никогда не входило нарушать доброй гармонии, царившей между обоими дружественными государями, но только отомстить за убийство одного из наших офицеров, отправленного парламентером и сопровождавшего его конвоя» и т. д. и т. д.
Статья четвертая гласила следующее:
«Так как в плену у англичан находятся один офицер, двое кадетов и, кроме того, люди, взятые ими в плен во время убийства господина де Жюмонвилля, то они обещают их немедленно освободить» и т. д.
Затем капитуляция оканчивалась следующими словами:
«Составлена в двух экземплярах на одном из постов нашей блокады в день и год нижеозначенные. — Подписано: Джэймс Мэке, Джордж Вашингтон, Кулон де Виллье».
Отмщение было полное, возмездие блистательное: «виновный признавал лично своей подписью совершенное им преступление и был вынужден склониться перед великодушием человека, брата которого он так гнусно убил.
Эта победа, достигнутая так быстро, стоила французам только двух человек убитых и семидесяти раненых.
Едва капитуляция была подписана, как англичане, объятые необъяснимой паникой, бежали по всем направлениям и с такой поспешностью, что забыли даже захватить с собой знамя, которое и досталось победителям.
На следующий день, на рассвете, французы заняли форт и расположились в нем.
Графиня де Малеваль исчезла, не оставив следов; все поиски были бесполезными: никто ее не видел.
Может быть, она воспользовалась беспорядком, наступившим вслед за капитуляцией, и бежала переодетой вместе с английским гарнизоном? Проверить это оказалось невозможным.
Граф, может быть, преднамеренно предупрежденный г. де Контркером об опасности, грозившей графине, если, по несчастью, она попадет в руки французских властей, с помощью Бержэ придумал способ помочь ей бежать из форта. Единственное наказание, которое он хотел заставить ее перенести, заключалось в том, что она должна была присутствовать при его венчании с Анжелой и сделаться свидетельницей его счастья, — но и это мщение от него ускользало.
Около полудня, согласно обещанию, Изгнанник явился имеете с дочерью, их сопровождал миссионер.
В одном из салонов все было приготовлено для предстоящей церемонии. Скромный алтарь был устроен посреди комнаты.
Венчание было самое трогательное. Скромное и наивное дитя не смело верить своему счастью; она прятала, стыдливо и восторженно, с трогательной грацией, свое прелестное лицо на груди отца, который, несмотря на свою грубоватость, чувствовал себя растроганным, видя дочь такой счастливой Капитан, желая оказать внимание вождю гуронов и отблагодарить за многочисленные услуги, пригласил его быть в числе свидетелей. Время шло. Сахем не показывался.
Вспомогательный отряд индейцев малодисциплинированных и совершенно незнакомых с обычаями войны между цивилизованными народами, видя бегущих англичан, пустился за ними в погоню; ни приказания, ни просьбы не могли их удержать, и вскоре все они покинули лагерь.
Капитан был сильно встревожен этим бегством, которое могло иметь очень серьезные последствия для побежденных; он послал несколько отрядов разыскать индейцев, и около трех часов пополудни краснокожие снова появились, под предводительством вождя, который поспешил отправиться в форт. Вождь шел гордой и в то же время веселой походкой и при этом с аффектацией указывал на десяток кровавых скальпов, висевших у него на поясе.
Тщетно пытался Бержэ заставить его снять эти гнусные трофеи, мало подходящие к готовившейся церемонии.
— Это скальпы, снятые с янки, — отвечал упрямый индеец; — я должен их сохранить. Пусть мой брат посмотрит вот на этот, — добавил он, любезно указывая на один из них, — я никогда не думал, чтобы хоть один бледнолицый обладал такими прекрасными волосами!
И, поклонившись охотнику, он спокойно вошел в салон.
Граф машинально бросил равнодушный взгляд на скальпы, которыми сахем так гордился и, вздрогнув, с ужасом отвернулся.
Он узнал между ними великолепные волосы графини де Малеваль: несчастная пала под ножом свирепого индейца.
Брачное благословение было преподано.
— Вас удивляет мое дружеское отношение к вам, — сказал Изгнанник своему зятю после того, как было совершено венчание. — Один из ваших родственников исчез некогда в пустынях Нового Света. Ну! Предположите, что я сын этого человека, и полюбите меня немного в память об этом родственнике.
Сказав это, он пожал графу руку и ушел.
Пока Изгнанник был жив, графу никогда не удавалось узнать от него более подробных сведений; за неимением лучшего, он был вынужден довольствоваться и этим.
Много лет спустя, когда Изгнанник был уже убит в битве при Красивой реке, где, выражаясь словами самого Вашингтона, шестьсот канадцев постыдно побили две тысячи англичан, граф, которого ничто уже более не удерживало в Америке, собрался отплыть во Францию со своей очаровательной женой и сыном, родившемся у него незадолго перед тем.
В ту минуту, когда граф входил на палубу корабля, отплывающего в Европу, Бержэ остановил графа де Виллье и вручил ему пакет, запечатанный черным сургучом.
— Что это такое, друг мой?
— От Жан-Поля, господин граф.
— Когда же отдал он тебе этот пакет?
— В день вашей свадьбы, и поручил мне передать его вам как можно позднее, в день его смерти, или же в день вашего отъезда. Он умер, я ждал! Но вы уезжаете, вы покидаете нас навсегда, и я исполняю волю моего старого товарища.
— Благодарю!
Граф хотел распечатать письмо, но Бержэ его остановил.
— Вы прочтете это потом, когда меня больше здесь не будет!
— Хорошо, мой милый Бержэ.
Затем граф де Виллье снова возобновил попытку уговорить Бержэ отправиться в Европу.
Канадский охотник упорно отказывался.
— Что я буду там делать? — отвечал он Анжеле, пожимавшей ему руки. — В ваших городах нет воздуха, нет неба; я задохнусь в узких улицах! Прощайте, друзья мои. Мне нужна пустыня и лес для того, чтобы жить, как мне хочется. Прощайте, господин Луи! Прощайте, графиня де Виллье… Прощайте, маленькая Анжела, будьте счастливы!
И, смахнув две позорные слезинки, медленно стекавшие по его загорелым щекам, он встряхнулся, вскинул ружье на плечо и направился большими шагами в лес, где скоро скрылся из виду.
Оставшись один, граф де Виллье распечатал письмо Изгнанника.
Вот, то, что было в этом письме:
«Я ревновал! Не будьте же вы ревнивым только потому, что вы любите мою дочь! Я жил в том же свете, как и ваш отец, Луи… Ложное подозрение вложило нам оскорбление в уста и железо в руки. Я убил вашего отца, Луи! Вот почему я никогда не называл вас моим сыном! Это было моим наказанием. Я покинул свое отечество вследствие безумств юности. Я не имел твердости сделать мою дочь и вас несчастными, помешав вашему браку, хотя, может быть, мне и следовало бы это сделать.
Простите меня!
Я уношу эту ужасную тайну с собой в могилу. Анжела даже не знает своего настоящего имени. Вы можете сообщить ей это. Простите еще раз. Жан-Поль Изгнанник, герцог де Сент-Эрэм».
— Что с тобой, Луи? — спросила Анжела, видя, что ее муж побледнел.
— Ничего, дитя мое, моя дорогая Анжела! — отвечал граф де Виллье, разрывая письмо и бросая кусочки в море.
Канадские охотники упорно отстаивали независимость Новой Франции.
После уступки Канады они отказались признать английское владычество.
Не желая гнуться под британским игом, они массами покинули свои деревни, покинули все, что имели.
Они удалились в пустыню к не подчиненным англичанам индейским племенам.
Мало-помалу они усвоили большую часть обычаев краснокожих, гостеприимно принявших их в свою среду; но они, как драгоценность, сохранили французский язык, единственное наследство, оставленное им отцами.
Самые смелые лесные бродяги, самые неустрашимые исследователи настоящего времени, все они, что бы там ни говорили, были канадцы.
Если иногда их спрашивают, к какой нации они принадлежат, они с гордостью отвечают, что они французы — и они правы!
Они купили дорогой ценой право на эту национальность, которую всякий признает за Канадой.
Это цена их крови, пролитой на полях сражений.
Файл из библиотеки OCR ModernLib.Ru