Страница:
— Я в этом убежден, дитя мое, капитан Мелендес именно таков, каким ты его описываешь.
— Не правда ли? — живо спросила девушка.
— Да, это — истинный рыцарь. Могу сказать, что во всем мексиканском войске нет офицера, который мог бы с ним сравниться.
— Сегодня утром караван выступил в поход под командой капитана. В венте остались два или три человека подозрительного вида, они насмешливо проводили глазами солдат, затем уселись за стол, устроили попойку и принялись строить на мой счет разные непристойные предположения. При этом они произносили такие речи, которые неприлично слушать порядочной девушке, и даже позволили себе угрожать мне своей местью.
— А-а! — прервал ее Транкиль, нахмурив брови. — Тебе известно, кто были эти негодяи?
— Нет, отец, это были какие-то пограничные бродяги, но, по-видимому, не здешние. Хоть мне и часто приходилось их видеть, но имен их я не знаю.
— Все равно, я их разыщу, будь уверена!
— О отец, умоляю вас не беспокоиться из-за всего этого.
— Отлично, это уж мое дело.
— На мое счастье, во время этой оргии в венту прибыл всадник, одного появления которого было достаточно, чтобы заставить нескромных посетителей умолкнуть и внушить им правила приличного поведения.
— И без сомнения, — смеясь добавил Транкиль, — этот кстати приехавший всадник оказался одним из твоих друзей?
— Нет, отец, это просто один из наших знакомых, — ответила с легкой тоской на лице Кармела.
— А! Очень хорошо!
— Но, мне кажется, это — один из ваших близких друзей.
— Гм! А как его зовут, дитя мое?
— Я знаю его имя, — живо ответила девушка.
— Назови же его, если это тебе не трудно.
— Нисколько. Его зовут Ягуаром.
— О-о! — произнес охотник, нахмурившись. — С какой целью мог он явиться в венту?
— Не знаю, отец, я слышала только, как он тихо сказал что-то на ухо тем бродягам, о которых я вам говорила. Те сейчас же встали из-за стола, сели на своих лошадей и быстро ускакали.
— Тут что-то неладно, — пробормотал канадец.
Наступило довольно продолжительное молчание. Транкиль углубился в свои размышления. Он, очевидно, прилагал все усилия, чтобы разрешить какую-то трудную задачу.
Наконец он поднял голову.
— Это все, что ты хотела мне сказать? — обратился он к молодой девушке. — До сих пор я не вижу ничего особенного в том, что ты мне рассказала.
— Подождите, — ответила та.
— Хорошо, значит, ты еще не кончила?
— Нет еще.
— Так продолжай же.
— Хотя Ягуар шепотом говорил с этими людьми, однако те слова, которые мне случайно удалось услышать… это случилось нечаянно, клянусь вам в этом…
— Я в этом убежден. Что же заключила ты из этих слов?
— То есть, что я из них поняла?
— Это все равно.
— Из этих слов я сделала заключение, что речь идет о караване.
— И уж, конечно, о капитане Мелендесе, не так ли?
— Я в этом убеждена, так как явственно слышала его имя.
— Вот как! Все это заставило тебя предположить, что Ягуар намерен напасть на караван и, быть может, убить капитана Мелендеса, не правда ли?
— Этого я не думаю, отец, — в крайнем волнении ответила молодая девушка.
— Но ты этого боишься.
— Боже мой! — с досадой сказала Кармела. — Разве предосудительно с моей стороны принимать участие в храбром офицере, который…
— Напротив, дитя мое, это вполне естественно, и я тебя за это нисколько не порицаю — я даже уверен, что твои предположения очень близки к истине, так что ты напрасно сердишься.
— Вы в этом уверены, отец? — вскричала та, заламывая в ужасе руки.
— Это очень возможно, — спокойно заметил Транкиль, — но ободрись, дитя мое. Хоть ты и поздно рассказала мне все это, однако, быть может, мне удастся отвратить опасность, угрожающую в настоящий момент человеку, в котором ты принимаешь такое живое участие.
— О, сделайте это, отец, умоляю вас.
— Я во всяком случае постараюсь, дитя мое. Вот все, что я могу тебе обещать. Но что же ты собираешься делать?
— Я?
— Да, в то время как мои товарищи и я будем пытаться спасти его?
— Я последую за вами, отец, если только вы мне это позволите.
— Охотно, так как я и сам нахожу такой выход самым благоразумным. Ты, значит, чувствуешь сильное влечение к капитану, если так горячо стремишься его спасти?
— Я, отец? — ответила совершенно искренним тоном Кармела. — Нисколько, но мне кажется ужасным допустить, чтобы убили храброго офицера, если его еще можно спасти.
— В таком случае, ты, без всякого сомнения, чувствуешь ненависть к Ягуару?
— Вовсе нет, отец. Несмотря на свой необузданный характер, он кажется мне человеком благородным. То обстоятельство, что вы относитесь к нему с уважением, также говорит в его пользу. Я должна сознаться, что мне крайне неприятно видеть вражду людей, которые при близком знакомстве друг с другом — я в этом убеждена — непременно должны прийтись друг другу по душе. Я вовсе не желаю, чтобы между ними произошло кровавое столкновение.
Молодая девушка произнесла эту речь с такой наивной простотой, что канадец первое время был в полной растерянности. Из его сознания исчезло даже то смутное понимание дела, которое возникло у него в начале разговора. Теперь Транкиль уже не понимал поведения Кармелы, тем более что он не имел ни малейшего основания не доверять ее искренности.
Окинув девушку внимательным взором, он с видом совершенно озадаченного человека покачал головой и, не сказав более ни слова, отправился будить своих товарищей.
Транкиль был одним из самых опытных трапперов во всей Северной Америке. Прерия не представляла для него никакой загадки — загадочным явилось для него только женское сердце, тайны которого подчас неизвестны самим женщинам, поступки которых в значительной степени обусловливаются сиюминутным настроением или порывом страсти.
В нескольких словах Транкиль изложил весь свой план товарищам. У последних не нашлось ни малейшего возражения, и они выразили полную готовность следовать за Транкилем.
Десять минут спустя они уже сидели верхом, готовясь покинуть место своего бивака, чтобы последовать за Ланси, который вызвался служить им проводником.
В тот самый момент, когда они углубились в чащу леса, послышался утренний крик совы, служащий предвестником солнечного восхода.
— Боже мой! — тревожно прошептала девушка. — Удастся ли нам поспеть вовремя?
ГЛАВА XXI. Ягуар
ГЛАВА XXII. Голубая Лисица
— Не правда ли? — живо спросила девушка.
— Да, это — истинный рыцарь. Могу сказать, что во всем мексиканском войске нет офицера, который мог бы с ним сравниться.
— Сегодня утром караван выступил в поход под командой капитана. В венте остались два или три человека подозрительного вида, они насмешливо проводили глазами солдат, затем уселись за стол, устроили попойку и принялись строить на мой счет разные непристойные предположения. При этом они произносили такие речи, которые неприлично слушать порядочной девушке, и даже позволили себе угрожать мне своей местью.
— А-а! — прервал ее Транкиль, нахмурив брови. — Тебе известно, кто были эти негодяи?
— Нет, отец, это были какие-то пограничные бродяги, но, по-видимому, не здешние. Хоть мне и часто приходилось их видеть, но имен их я не знаю.
— Все равно, я их разыщу, будь уверена!
— О отец, умоляю вас не беспокоиться из-за всего этого.
— Отлично, это уж мое дело.
— На мое счастье, во время этой оргии в венту прибыл всадник, одного появления которого было достаточно, чтобы заставить нескромных посетителей умолкнуть и внушить им правила приличного поведения.
— И без сомнения, — смеясь добавил Транкиль, — этот кстати приехавший всадник оказался одним из твоих друзей?
— Нет, отец, это просто один из наших знакомых, — ответила с легкой тоской на лице Кармела.
— А! Очень хорошо!
— Но, мне кажется, это — один из ваших близких друзей.
— Гм! А как его зовут, дитя мое?
— Я знаю его имя, — живо ответила девушка.
— Назови же его, если это тебе не трудно.
— Нисколько. Его зовут Ягуаром.
— О-о! — произнес охотник, нахмурившись. — С какой целью мог он явиться в венту?
— Не знаю, отец, я слышала только, как он тихо сказал что-то на ухо тем бродягам, о которых я вам говорила. Те сейчас же встали из-за стола, сели на своих лошадей и быстро ускакали.
— Тут что-то неладно, — пробормотал канадец.
Наступило довольно продолжительное молчание. Транкиль углубился в свои размышления. Он, очевидно, прилагал все усилия, чтобы разрешить какую-то трудную задачу.
Наконец он поднял голову.
— Это все, что ты хотела мне сказать? — обратился он к молодой девушке. — До сих пор я не вижу ничего особенного в том, что ты мне рассказала.
— Подождите, — ответила та.
— Хорошо, значит, ты еще не кончила?
— Нет еще.
— Так продолжай же.
— Хотя Ягуар шепотом говорил с этими людьми, однако те слова, которые мне случайно удалось услышать… это случилось нечаянно, клянусь вам в этом…
— Я в этом убежден. Что же заключила ты из этих слов?
— То есть, что я из них поняла?
— Это все равно.
— Из этих слов я сделала заключение, что речь идет о караване.
— И уж, конечно, о капитане Мелендесе, не так ли?
— Я в этом убеждена, так как явственно слышала его имя.
— Вот как! Все это заставило тебя предположить, что Ягуар намерен напасть на караван и, быть может, убить капитана Мелендеса, не правда ли?
— Этого я не думаю, отец, — в крайнем волнении ответила молодая девушка.
— Но ты этого боишься.
— Боже мой! — с досадой сказала Кармела. — Разве предосудительно с моей стороны принимать участие в храбром офицере, который…
— Напротив, дитя мое, это вполне естественно, и я тебя за это нисколько не порицаю — я даже уверен, что твои предположения очень близки к истине, так что ты напрасно сердишься.
— Вы в этом уверены, отец? — вскричала та, заламывая в ужасе руки.
— Это очень возможно, — спокойно заметил Транкиль, — но ободрись, дитя мое. Хоть ты и поздно рассказала мне все это, однако, быть может, мне удастся отвратить опасность, угрожающую в настоящий момент человеку, в котором ты принимаешь такое живое участие.
— О, сделайте это, отец, умоляю вас.
— Я во всяком случае постараюсь, дитя мое. Вот все, что я могу тебе обещать. Но что же ты собираешься делать?
— Я?
— Да, в то время как мои товарищи и я будем пытаться спасти его?
— Я последую за вами, отец, если только вы мне это позволите.
— Охотно, так как я и сам нахожу такой выход самым благоразумным. Ты, значит, чувствуешь сильное влечение к капитану, если так горячо стремишься его спасти?
— Я, отец? — ответила совершенно искренним тоном Кармела. — Нисколько, но мне кажется ужасным допустить, чтобы убили храброго офицера, если его еще можно спасти.
— В таком случае, ты, без всякого сомнения, чувствуешь ненависть к Ягуару?
— Вовсе нет, отец. Несмотря на свой необузданный характер, он кажется мне человеком благородным. То обстоятельство, что вы относитесь к нему с уважением, также говорит в его пользу. Я должна сознаться, что мне крайне неприятно видеть вражду людей, которые при близком знакомстве друг с другом — я в этом убеждена — непременно должны прийтись друг другу по душе. Я вовсе не желаю, чтобы между ними произошло кровавое столкновение.
Молодая девушка произнесла эту речь с такой наивной простотой, что канадец первое время был в полной растерянности. Из его сознания исчезло даже то смутное понимание дела, которое возникло у него в начале разговора. Теперь Транкиль уже не понимал поведения Кармелы, тем более что он не имел ни малейшего основания не доверять ее искренности.
Окинув девушку внимательным взором, он с видом совершенно озадаченного человека покачал головой и, не сказав более ни слова, отправился будить своих товарищей.
Транкиль был одним из самых опытных трапперов во всей Северной Америке. Прерия не представляла для него никакой загадки — загадочным явилось для него только женское сердце, тайны которого подчас неизвестны самим женщинам, поступки которых в значительной степени обусловливаются сиюминутным настроением или порывом страсти.
В нескольких словах Транкиль изложил весь свой план товарищам. У последних не нашлось ни малейшего возражения, и они выразили полную готовность следовать за Транкилем.
Десять минут спустя они уже сидели верхом, готовясь покинуть место своего бивака, чтобы последовать за Ланси, который вызвался служить им проводником.
В тот самый момент, когда они углубились в чащу леса, послышался утренний крик совы, служащий предвестником солнечного восхода.
— Боже мой! — тревожно прошептала девушка. — Удастся ли нам поспеть вовремя?
ГЛАВА XXI. Ягуар
Ягуар покинул венту дель-Потреро в состоянии сильного возбуждения. В ушах его звучали слова молодой девушки, казавшиеся ему в высшей степени насмешливыми. Он не мог забыть ее последнего взгляда, который преследовал его, подобно угрызению совести. Молодому человеку было досадно, что он так грубо оборвал свой разговор с Кармелой, он сердился на самого себя за тот тон, которым он отвечал на ее просьбы. Словом, наш герой находился в таком настроении, в котором ему ничего не стоило совершить какой-нибудь жестокий поступок. Это уже не раз случалось с молодым человеком и лежало позорным пятном на его репутации. Он, правда, горько сожалел впоследствии о своем поведении, но всякий раз было уже слишком поздно.
Ягуар с неимоверной быстротой несся по равнине, бока его лошади покрылись кровью от частых ударов шпорами. Мустанг то и дело подымался от боли на дыбы, а всадник свирепо озирался кругом, как зверь, высматривающий свою добычу, и изрыгал проклятия.
Одно мгновение он хотел уже вернуться в венту, броситься к ногам Кармелы, словом, загладить свое нелепое поведение, вызванное волновавшей его страстью, предав проклятию всю свою ревность, и предоставить себя в полное распоряжение доньи Кармелы.
Но как и большая часть наших добрых намерений, это решение Ягуара не было приведено в исполнение и через минуту исчезло из его головы. Он стал размышлять, размышления эти вновь пробудили в нем сомнения и ревность, в груди его проснулась прежняя ярость, только в гораздо большей степени, нежели в первый раз.
Молодой человек долго скакал вперед, не выбирая дороги, не придерживаясь никакого определенного направления. Впрочем, время от времени он останавливался, поднимался на стременах и орлиным взглядом озирал равнину, а затем снова пускал лошадь во весь опор.
К трем часам пополудни Ягуару удалось обогнать караван Мелендеса. Но, заметив его издали, он без затруднений свернул в сторону, углубившись в дремучий лес, в котором мог рассчитывать укрыться от глаз солдат, высланных вперед для разведки.
Когда до захода солнца оставалось только около часа, молодой человек, уже в сотый раз обозревавший окрестности, испустил радостный крик: ему удалось наконец встретиться с теми, к кому он так спешил присоединиться.
На расстоянии пятисот шагов от того места, где находился Ягуар, по тропинке, пересекающей всю прерию и носящей громкое название «дороги», в стройном порядке двигался отряд, состоявший из тридцати или тридцати пяти всадников.
В состав отряда входили исключительно представители белой расы, о чем можно было судить по костюмам всадников и по их довольно разнообразному вооружению.
В начале нашего рассказа мы говорили про всадников, которые исчезали уже на горизонте — с ними-то и повстречался теперь Ягуар.
Молодой человек, поднеся руки ко рту в виде рупора, издал долгий, резкий и пронзительный крик.
Несмотря на то что отряд находился на довольно большом расстоянии от Ягуара, всадники услышали его сигнал и сейчас же остановились, как будто ноги их лошадей внезапно приросли к земле.
Ягуар пригнулся к луке седла, заставил лошадь разом перескочить через кустарники и спустя несколько минут присоединился к отряду, остановившемуся, чтобы его подождать.
Ягуар был встречен радостными криками и сейчас же окружен всадниками, на лицах которых выражался живейший интерес.
— Спасибо, друзья мои, — сказал им молодой человек, — спасибо вам за вашу симпатию ко мне. Но в настоящий момент я прошу вас уделить мне минуту внимания, так как время не ждет.
После этих слов молодого человека словно по волшебству воцарилось гробовое молчание, но глаза всех были по-прежнему прикованы к Ягуару, и выражение лиц ясно показывало, что любопытство присутствовавших нисколько не уменьшилось от этого безмолвия.
— Вы не ошиблись, мистер Джон, — продолжал Ягуар, обращаясь к одному из всадников, его окружавших, — караван движется вслед за нами и находится на расстоянии всего трех или четырех часов пути от нас. Как вы меня уже предупреждали, он идет под конвоем целого отряда солдат, которым командует капитан Мелендес.
Это известие разочаровало всех присутствовавших.
— Терпение! — с насмешливой улыбкой возразил Ягуар. — Где нельзя взять верх силой, там можно пустить в ход хитрость. Капитан Мелендес — человек храбрый и опытный, этого я не отрицаю, но ведь и мы тоже храбрые люди. Кроме того дело, ради которого мы здесь собрались, настолько привлекательно, что может придать достаточно сил для того, чтобы добиться успеха нашего предприятия, чего бы это нам ни стоило.
— Так, так! Ура! — закричали все, с энтузиазмом потрясая своим оружием.
— Мистер Джон, вы уже раз имели дело с капитаном, он вас знает. Вы останетесь здесь с кем-нибудь из наших товарищей. Я возлагаю на вас обязанность позаботиться о том, чтобы рассеять подозрения, которые могут возникнуть у капитана.
— Будьте спокойны, я свое дело знаю.
— Прекрасно, однако будьте осторожнее с капитаном — вам придется вести опасную игру.
— А! Вы так думаете?
— Да. Знаете ли вы, кто едет вместе с капитаном?
— Право, нет.
— Отец Антонио.
— By God! Что вы говорите? Черт побери! Вы хорошо сделали, что меня предупредили.
— Не правда ли?
— О-о! Уж не хочет ли этот проклятый монах вырвать у нас из рук добычу?
— Этого я и опасаюсь. Ведь вы знаете, что он водит знакомство со всеми негодяями, влачащими свое существование в прерии, он слывет даже их вожаком, поэтому весьма возможно, что у него появилась мысль присвоить себе драгоценный груз.
— By God! Я его подстерегу, положитесь на меня! Я знаю этого человека так давно, что он не решится вступить со мною в открытую борьбу. Если же он попытается это сделать, то я найду средство заставить его замолчать.
— Отлично! А теперь, получив все необходимые указания, не теряйте ни минуты и скорее возвращайтесь назад, так как мы будем с нетерпением ожидать вас.
— Будет исполнено. Вы все время будете в ущелье Великана?
— Все время.
— Еще одно слово.
— Говорите скорее.
— А как же Голубая Лисица?
— Черт возьми! Я начинаю беспокоиться, как я мог о нем позабыть?
— Ждать ли мне его?
— Конечно.
— Но вступать ли с ним в соглашение? Вы знаете, как мало можно доверять слову апачей.
— Это правда, — в раздумье отвечал молодой человек, — но ведь положение наше крайне затруднительно. Мы располагаем лишь собственными силами: друзья наши колеблются, не решаясь открыто стать на нашу сторону, а враги поднимают голову, ободряются и готовятся произвести на нас ожесточенное нападение. Хотя мне и не совсем приятен подобный союз, однако я уверен, что если апачи согласятся нам помочь, то такая помощь будет для нас далеко не лишней.
— Вы правы, мы являемся отщепенцами общества, с нами обходятся, как с дикими зверями, поэтому у нас нет ни малейших оснований отказываться от союза, предлагаемого нам апачами.
— Итак, мой друг, я предоставляю вам полную свободу действий и вполне полагаюсь на ваше благоразумие и преданность.
— Я не обману ваших ожиданий.
— Теперь мы можем расстаться. Желаю вам удачи!
— До свидания, счастливо оставаться!
— Да, до свидания, до завтра!
Ягуар кивнул в последний раз на прощание своему другу, или, если хотите, соучастнику, затем стал во главе отряда и рысью тронулся в путь.
Джон был не кто иной, как тот работорговец Джон Дэвис, которого читатель должен помнить, так как он являлся действующим лицом в первых главах нашего рассказа. Будет слишком долго объяснять здесь, как он очутился в Техасе, превратившись, так сказать, из ловца в добычу. Однако в свое время мы удовлетворим любопытство читателя на этот счет.
Джон и его спутник дали себя свободно арестовать разведчикам капитана Мелендеса, не сделав ни малейшей попытки защищаться. В одной из предыдущих глав мы уже видели, как держали они себя в мексиканском лагере. Теперь же мы можем обратиться к Ягуару.
Молодого человека можно было счесть предводителем отряда всадников, во главе которого он ехал, — да таковым он и был в действительности.
Все эти люди принадлежали к англо-саксонской расе, то есть все были североамериканцами.
Каким ремеслом они занимались? Очень простым.
В настоящий момент они являлись инсургентами. Все они явились в Техас по большей части в то время, когда мексиканское правительство допускало колонизацию, поселились там, разработали свои земельные участки и кончили тем, что стали считать Техас своим новым отечеством.
Когда же мексиканское правительство пустило в ход репрессивные меры, сделавшиеся под конец невыносимыми, наши переселенцы бросили заступ и мотыгу, добыли себе кентуккийские ружья, сели на коней и вступили в открытую борьбу со своими притеснителями, желавшими уничтожить их благосостояние.
В различных точках техасской территории сразу возникло несколько подобных отрядов, и борьба вспыхнула повсюду, где инсургенты сталкивались с мексиканцами. К несчастью, отряды восставших были разъединены, и никакой четкой организации у них не существовало. Во главе каждого отряда стоял предводитель, совершенно независимый от других таких же предводителей. Объединение всех восставших под одной властью считалось даже наиболее проницательными людьми чистейшей утопией, хотя только при этом условии возможно было добиться желанной независимости.
Отряд всадников, который мы вывели на сцену, находился под командой Ягуара, который, несмотря на свою молодость, завоевал себе такую репутацию, что одно его имя внушало непреодолимый страх врагам. Достиг он этого главным образом своей отвагой, ловкостью и благоразумием.
Время показало, что, выбрав его своим предводителем, колонисты нисколько не ошиблись.
Ягуар был именно таким вожаком, который как нельзя более подходил для своих подчиненных: он был молод, красив и одарен царственной осанкой, говорил мало, но каждая его фраза так и врезалась в память и сознание слушателей.
Он понял, чего ждали от него товарищи, и совершал чудеса. Как обыкновенно бывает со всеми недюжинными людьми, Ягуар достигал все большего и большего совершенства по мере того, как расширялся круг его деятельности. Взор его сделался неотразимым, воля — железной; он настолько вошел в свою роль, что не позволял взять над собой верх ни малейшей человеческой слабости. Лицо его казалось мраморным, не выражая более ни радости ни печали, восторг товарищей перестал производить на него всякое впечатление и не вызывал на его лице даже улыбки.
Ягуар не был простым честолюбцем, он глубоко страдал от тех разногласий, которые господствовали среди инсургентов. Он горячо проповедовал объединение и всеми силами старался его осуществить. Словом, молодой человек был полон веры, которую не успел еще утратить. Несмотря на множество неудач, с самого начала постигавших восстание техасцев, которое до сих пор не имело надежного руководителя, Ягуар, видя всю жизненность этого стремления к свободе, пришел к заключению, что на свете существует нечто более могущественное, нежели физическая сила, храбрость и даже гений — это власть назревшей идеи. Поэтому, нимало не тревожась, Ягуар молча ожидал неизбежного исхода.
Чтобы уничтожить дурные последствия, проистекавшие от того, что его отряду приходилось действовать отдельно, молодой человек применял до сих пор с большим успехом следующий образ действий. Нужно было во что бы то ни стало выиграть время и продолжать войну, невзирая даже на то, что борьба предстоит неравная. Для достижения этой цели приходилось всячески скрывать от врагов свою малочисленность, появляться всюду, нигде не останавливаясь на долгое время, чтобы неприятель, считая себя окруженным невидимыми противниками, вечно держал оружие наготове и отовсюду ждал нападения. Но ожидания его оказывались напрасными, так как Ягуар никогда не решался на серьезную атаку, ограничиваясь тем, что ни на минуту не оставлял своих врагов в покое. Действуя таким образом, молодой человек внушил мексиканцам то лихорадочное ожидание какой-то неведомой опасности, которое способно отнять мужество даже у храбрецов.
Все это привело к тому, что для мексиканского правительства пятьдесят или шестьдесят всадников, состоявших под командой Ягуара, казались страшнее всех инсургентов, вместе взятых.
Вождь неуловимых повстанцев приобрел неслыханный престиж и внушал почти сверхъестественный страх, так что одно только известие о приближении его отряда производило страшное смятение в рядах врагов.
Ягуар ловко пользовался этими преимуществами своего положения, приводя в исполнение самые рискованные планы. Но тот, который был у него на уме в настоящую минуту, своей дерзостью превосходил все прежние замыслы смелого партизана: он хотел ограбить караван капитана Мелендеса, а самого офицера захватить в плен. Считая его одним из самых серьезных своих противников, молодой человек сгорал от нетерпения помериться с ним силами, отлично сознавая, что такая победа доставит ему громкую славу и отовсюду привлечет к нему новых сообщников.
Оставив позади себя Джона Дэвиса, Ягуар со всем остальным отрядом быстро двинулся по направлению к дремучему лесу, который мрачно выделялся на горизонте. Там он намеревался провести ночь, так как не надеялся раньше завтрашнего вечера достигнуть ущелья, где была назначена встреча. Кроме того, молодому вожаку не хотелось слишком удаляться от своих разведчиков, чтобы поскорее увидеть результаты их действий.
Незадолго до захода солнца инсургентам удалось достигнуть леса, и они немедленно углубились в самую чащу.
Поднявшись на вершину лесистого холма, господствовавшего над всеми окрестностями, Ягуар остановился и приказал своему отряду спешиться и расположиться лагерем.
Инсургенты повиновались.
Они расчистили топорами место для лагеря и развели несколько костров, чтобы заставить диких зверей держаться в отдалении, затем поставили часовых, и каждый из инсургентов растянулся у огня, укутавшись в свою одежду. Эти грубые люди, привыкшие с презрением относиться к суровости климата, спали под открытым небом таким же крепким сном, как городские жители в своих комфортабельных квартирах.
Молодой человек, видя, что все уже предались отдыху, обошел весь лагерь с целью убедиться, что все в порядке, затем сел у одного из костров и погрузился в глубокое раздумье.
Всю ночь просидел он, ни разу не пошевельнувшись и не помышляя даже о сне. Глаза его были открыты, и взор неподвижно устремлен на головни медленно потухающего костра.
Какие мысли бродили в голове молодого человека, заставляя его хмурить брови и вызывая на его лбу морщины?
Сказать это было довольно трудно.
Быть может, ум его бродил в заоблачных странах, и он бредил наяву, созерцая те прекрасные сновидения двадцатилетнего возраста, которые бывают так пленительны, но скоро разлетаются, как дым.
Вдруг Ягуар вздрогнул и вскочил как ужаленный.
В ту же минуту на горизонте появилось солнце, и ночной мрак мало-помалу начал уступать свое место дневному свету.
Молодой человек вытянул вперед голову и стал прислушиваться.
Неподалеку раздался глухой звук взводимого ружейного курка, и часовой, стоявший в кустах, резко и отрывисто крикнул:
— Кто идет?
— Друг! — последовал ответ из лесной чащи.
Ягуар задрожал.
— Транкиль здесь! — прошептал он про себя. — Что ему тут нужно?
И он быстро направился в ту сторону, где надеялся встретить тигреро.
Ягуар с неимоверной быстротой несся по равнине, бока его лошади покрылись кровью от частых ударов шпорами. Мустанг то и дело подымался от боли на дыбы, а всадник свирепо озирался кругом, как зверь, высматривающий свою добычу, и изрыгал проклятия.
Одно мгновение он хотел уже вернуться в венту, броситься к ногам Кармелы, словом, загладить свое нелепое поведение, вызванное волновавшей его страстью, предав проклятию всю свою ревность, и предоставить себя в полное распоряжение доньи Кармелы.
Но как и большая часть наших добрых намерений, это решение Ягуара не было приведено в исполнение и через минуту исчезло из его головы. Он стал размышлять, размышления эти вновь пробудили в нем сомнения и ревность, в груди его проснулась прежняя ярость, только в гораздо большей степени, нежели в первый раз.
Молодой человек долго скакал вперед, не выбирая дороги, не придерживаясь никакого определенного направления. Впрочем, время от времени он останавливался, поднимался на стременах и орлиным взглядом озирал равнину, а затем снова пускал лошадь во весь опор.
К трем часам пополудни Ягуару удалось обогнать караван Мелендеса. Но, заметив его издали, он без затруднений свернул в сторону, углубившись в дремучий лес, в котором мог рассчитывать укрыться от глаз солдат, высланных вперед для разведки.
Когда до захода солнца оставалось только около часа, молодой человек, уже в сотый раз обозревавший окрестности, испустил радостный крик: ему удалось наконец встретиться с теми, к кому он так спешил присоединиться.
На расстоянии пятисот шагов от того места, где находился Ягуар, по тропинке, пересекающей всю прерию и носящей громкое название «дороги», в стройном порядке двигался отряд, состоявший из тридцати или тридцати пяти всадников.
В состав отряда входили исключительно представители белой расы, о чем можно было судить по костюмам всадников и по их довольно разнообразному вооружению.
В начале нашего рассказа мы говорили про всадников, которые исчезали уже на горизонте — с ними-то и повстречался теперь Ягуар.
Молодой человек, поднеся руки ко рту в виде рупора, издал долгий, резкий и пронзительный крик.
Несмотря на то что отряд находился на довольно большом расстоянии от Ягуара, всадники услышали его сигнал и сейчас же остановились, как будто ноги их лошадей внезапно приросли к земле.
Ягуар пригнулся к луке седла, заставил лошадь разом перескочить через кустарники и спустя несколько минут присоединился к отряду, остановившемуся, чтобы его подождать.
Ягуар был встречен радостными криками и сейчас же окружен всадниками, на лицах которых выражался живейший интерес.
— Спасибо, друзья мои, — сказал им молодой человек, — спасибо вам за вашу симпатию ко мне. Но в настоящий момент я прошу вас уделить мне минуту внимания, так как время не ждет.
После этих слов молодого человека словно по волшебству воцарилось гробовое молчание, но глаза всех были по-прежнему прикованы к Ягуару, и выражение лиц ясно показывало, что любопытство присутствовавших нисколько не уменьшилось от этого безмолвия.
— Вы не ошиблись, мистер Джон, — продолжал Ягуар, обращаясь к одному из всадников, его окружавших, — караван движется вслед за нами и находится на расстоянии всего трех или четырех часов пути от нас. Как вы меня уже предупреждали, он идет под конвоем целого отряда солдат, которым командует капитан Мелендес.
Это известие разочаровало всех присутствовавших.
— Терпение! — с насмешливой улыбкой возразил Ягуар. — Где нельзя взять верх силой, там можно пустить в ход хитрость. Капитан Мелендес — человек храбрый и опытный, этого я не отрицаю, но ведь и мы тоже храбрые люди. Кроме того дело, ради которого мы здесь собрались, настолько привлекательно, что может придать достаточно сил для того, чтобы добиться успеха нашего предприятия, чего бы это нам ни стоило.
— Так, так! Ура! — закричали все, с энтузиазмом потрясая своим оружием.
— Мистер Джон, вы уже раз имели дело с капитаном, он вас знает. Вы останетесь здесь с кем-нибудь из наших товарищей. Я возлагаю на вас обязанность позаботиться о том, чтобы рассеять подозрения, которые могут возникнуть у капитана.
— Будьте спокойны, я свое дело знаю.
— Прекрасно, однако будьте осторожнее с капитаном — вам придется вести опасную игру.
— А! Вы так думаете?
— Да. Знаете ли вы, кто едет вместе с капитаном?
— Право, нет.
— Отец Антонио.
— By God! Что вы говорите? Черт побери! Вы хорошо сделали, что меня предупредили.
— Не правда ли?
— О-о! Уж не хочет ли этот проклятый монах вырвать у нас из рук добычу?
— Этого я и опасаюсь. Ведь вы знаете, что он водит знакомство со всеми негодяями, влачащими свое существование в прерии, он слывет даже их вожаком, поэтому весьма возможно, что у него появилась мысль присвоить себе драгоценный груз.
— By God! Я его подстерегу, положитесь на меня! Я знаю этого человека так давно, что он не решится вступить со мною в открытую борьбу. Если же он попытается это сделать, то я найду средство заставить его замолчать.
— Отлично! А теперь, получив все необходимые указания, не теряйте ни минуты и скорее возвращайтесь назад, так как мы будем с нетерпением ожидать вас.
— Будет исполнено. Вы все время будете в ущелье Великана?
— Все время.
— Еще одно слово.
— Говорите скорее.
— А как же Голубая Лисица?
— Черт возьми! Я начинаю беспокоиться, как я мог о нем позабыть?
— Ждать ли мне его?
— Конечно.
— Но вступать ли с ним в соглашение? Вы знаете, как мало можно доверять слову апачей.
— Это правда, — в раздумье отвечал молодой человек, — но ведь положение наше крайне затруднительно. Мы располагаем лишь собственными силами: друзья наши колеблются, не решаясь открыто стать на нашу сторону, а враги поднимают голову, ободряются и готовятся произвести на нас ожесточенное нападение. Хотя мне и не совсем приятен подобный союз, однако я уверен, что если апачи согласятся нам помочь, то такая помощь будет для нас далеко не лишней.
— Вы правы, мы являемся отщепенцами общества, с нами обходятся, как с дикими зверями, поэтому у нас нет ни малейших оснований отказываться от союза, предлагаемого нам апачами.
— Итак, мой друг, я предоставляю вам полную свободу действий и вполне полагаюсь на ваше благоразумие и преданность.
— Я не обману ваших ожиданий.
— Теперь мы можем расстаться. Желаю вам удачи!
— До свидания, счастливо оставаться!
— Да, до свидания, до завтра!
Ягуар кивнул в последний раз на прощание своему другу, или, если хотите, соучастнику, затем стал во главе отряда и рысью тронулся в путь.
Джон был не кто иной, как тот работорговец Джон Дэвис, которого читатель должен помнить, так как он являлся действующим лицом в первых главах нашего рассказа. Будет слишком долго объяснять здесь, как он очутился в Техасе, превратившись, так сказать, из ловца в добычу. Однако в свое время мы удовлетворим любопытство читателя на этот счет.
Джон и его спутник дали себя свободно арестовать разведчикам капитана Мелендеса, не сделав ни малейшей попытки защищаться. В одной из предыдущих глав мы уже видели, как держали они себя в мексиканском лагере. Теперь же мы можем обратиться к Ягуару.
Молодого человека можно было счесть предводителем отряда всадников, во главе которого он ехал, — да таковым он и был в действительности.
Все эти люди принадлежали к англо-саксонской расе, то есть все были североамериканцами.
Каким ремеслом они занимались? Очень простым.
В настоящий момент они являлись инсургентами. Все они явились в Техас по большей части в то время, когда мексиканское правительство допускало колонизацию, поселились там, разработали свои земельные участки и кончили тем, что стали считать Техас своим новым отечеством.
Когда же мексиканское правительство пустило в ход репрессивные меры, сделавшиеся под конец невыносимыми, наши переселенцы бросили заступ и мотыгу, добыли себе кентуккийские ружья, сели на коней и вступили в открытую борьбу со своими притеснителями, желавшими уничтожить их благосостояние.
В различных точках техасской территории сразу возникло несколько подобных отрядов, и борьба вспыхнула повсюду, где инсургенты сталкивались с мексиканцами. К несчастью, отряды восставших были разъединены, и никакой четкой организации у них не существовало. Во главе каждого отряда стоял предводитель, совершенно независимый от других таких же предводителей. Объединение всех восставших под одной властью считалось даже наиболее проницательными людьми чистейшей утопией, хотя только при этом условии возможно было добиться желанной независимости.
Отряд всадников, который мы вывели на сцену, находился под командой Ягуара, который, несмотря на свою молодость, завоевал себе такую репутацию, что одно его имя внушало непреодолимый страх врагам. Достиг он этого главным образом своей отвагой, ловкостью и благоразумием.
Время показало, что, выбрав его своим предводителем, колонисты нисколько не ошиблись.
Ягуар был именно таким вожаком, который как нельзя более подходил для своих подчиненных: он был молод, красив и одарен царственной осанкой, говорил мало, но каждая его фраза так и врезалась в память и сознание слушателей.
Он понял, чего ждали от него товарищи, и совершал чудеса. Как обыкновенно бывает со всеми недюжинными людьми, Ягуар достигал все большего и большего совершенства по мере того, как расширялся круг его деятельности. Взор его сделался неотразимым, воля — железной; он настолько вошел в свою роль, что не позволял взять над собой верх ни малейшей человеческой слабости. Лицо его казалось мраморным, не выражая более ни радости ни печали, восторг товарищей перестал производить на него всякое впечатление и не вызывал на его лице даже улыбки.
Ягуар не был простым честолюбцем, он глубоко страдал от тех разногласий, которые господствовали среди инсургентов. Он горячо проповедовал объединение и всеми силами старался его осуществить. Словом, молодой человек был полон веры, которую не успел еще утратить. Несмотря на множество неудач, с самого начала постигавших восстание техасцев, которое до сих пор не имело надежного руководителя, Ягуар, видя всю жизненность этого стремления к свободе, пришел к заключению, что на свете существует нечто более могущественное, нежели физическая сила, храбрость и даже гений — это власть назревшей идеи. Поэтому, нимало не тревожась, Ягуар молча ожидал неизбежного исхода.
Чтобы уничтожить дурные последствия, проистекавшие от того, что его отряду приходилось действовать отдельно, молодой человек применял до сих пор с большим успехом следующий образ действий. Нужно было во что бы то ни стало выиграть время и продолжать войну, невзирая даже на то, что борьба предстоит неравная. Для достижения этой цели приходилось всячески скрывать от врагов свою малочисленность, появляться всюду, нигде не останавливаясь на долгое время, чтобы неприятель, считая себя окруженным невидимыми противниками, вечно держал оружие наготове и отовсюду ждал нападения. Но ожидания его оказывались напрасными, так как Ягуар никогда не решался на серьезную атаку, ограничиваясь тем, что ни на минуту не оставлял своих врагов в покое. Действуя таким образом, молодой человек внушил мексиканцам то лихорадочное ожидание какой-то неведомой опасности, которое способно отнять мужество даже у храбрецов.
Все это привело к тому, что для мексиканского правительства пятьдесят или шестьдесят всадников, состоявших под командой Ягуара, казались страшнее всех инсургентов, вместе взятых.
Вождь неуловимых повстанцев приобрел неслыханный престиж и внушал почти сверхъестественный страх, так что одно только известие о приближении его отряда производило страшное смятение в рядах врагов.
Ягуар ловко пользовался этими преимуществами своего положения, приводя в исполнение самые рискованные планы. Но тот, который был у него на уме в настоящую минуту, своей дерзостью превосходил все прежние замыслы смелого партизана: он хотел ограбить караван капитана Мелендеса, а самого офицера захватить в плен. Считая его одним из самых серьезных своих противников, молодой человек сгорал от нетерпения помериться с ним силами, отлично сознавая, что такая победа доставит ему громкую славу и отовсюду привлечет к нему новых сообщников.
Оставив позади себя Джона Дэвиса, Ягуар со всем остальным отрядом быстро двинулся по направлению к дремучему лесу, который мрачно выделялся на горизонте. Там он намеревался провести ночь, так как не надеялся раньше завтрашнего вечера достигнуть ущелья, где была назначена встреча. Кроме того, молодому вожаку не хотелось слишком удаляться от своих разведчиков, чтобы поскорее увидеть результаты их действий.
Незадолго до захода солнца инсургентам удалось достигнуть леса, и они немедленно углубились в самую чащу.
Поднявшись на вершину лесистого холма, господствовавшего над всеми окрестностями, Ягуар остановился и приказал своему отряду спешиться и расположиться лагерем.
Инсургенты повиновались.
Они расчистили топорами место для лагеря и развели несколько костров, чтобы заставить диких зверей держаться в отдалении, затем поставили часовых, и каждый из инсургентов растянулся у огня, укутавшись в свою одежду. Эти грубые люди, привыкшие с презрением относиться к суровости климата, спали под открытым небом таким же крепким сном, как городские жители в своих комфортабельных квартирах.
Молодой человек, видя, что все уже предались отдыху, обошел весь лагерь с целью убедиться, что все в порядке, затем сел у одного из костров и погрузился в глубокое раздумье.
Всю ночь просидел он, ни разу не пошевельнувшись и не помышляя даже о сне. Глаза его были открыты, и взор неподвижно устремлен на головни медленно потухающего костра.
Какие мысли бродили в голове молодого человека, заставляя его хмурить брови и вызывая на его лбу морщины?
Сказать это было довольно трудно.
Быть может, ум его бродил в заоблачных странах, и он бредил наяву, созерцая те прекрасные сновидения двадцатилетнего возраста, которые бывают так пленительны, но скоро разлетаются, как дым.
Вдруг Ягуар вздрогнул и вскочил как ужаленный.
В ту же минуту на горизонте появилось солнце, и ночной мрак мало-помалу начал уступать свое место дневному свету.
Молодой человек вытянул вперед голову и стал прислушиваться.
Неподалеку раздался глухой звук взводимого ружейного курка, и часовой, стоявший в кустах, резко и отрывисто крикнул:
— Кто идет?
— Друг! — последовал ответ из лесной чащи.
Ягуар задрожал.
— Транкиль здесь! — прошептал он про себя. — Что ему тут нужно?
И он быстро направился в ту сторону, где надеялся встретить тигреро.
ГЛАВА XXII. Голубая Лисица
Теперь мы можем вернуться к Голубой Лисице и двум его товарищам, которых мы покинули в одной из предшествующих глав в тот момент, когда при свисте неизвестно откуда прилетевшей пули наши герои инстинктивно укрылись за камнями и стволами деревьев.
После принятия необходимых мер предосторожности все трое заботливо осмотрели свое оружие, чтобы приготовиться к сопротивлению, и, зорко оглядываясь по сторонам, стали ждать, приложив палец к курку.
Так прошло довольно долгое время. Молчание прерии ничем не нарушалось, и ничто не указывало на возможность нового нападения.
Не зная ни того, чем был вызван выстрел, ни того, кто его произвел, наши герои переживали в высшей степени тревожные ощущения и мысленно искали выход из неприятного положения, в которое они попали по воле случая. Наконец Голубая Лисица решил отправиться на разведку.
Однако совершенно обоснованно опасаясь попасть в засаду, индеец принял самые мельчайшие предосторожности перед тем, как отправиться в путь.
Индейцы пользуются вполне заслуженной славой за свою хитрость. Поставленные благодаря своему образу жизни перед необходимостью постоянно пользоваться всеми полученными от природы способностями, они до такой степени развивают свой слух, обоняние и в особенности зрение, что превосходят в этом отношении даже диких животных, у которых они и учатся. Данное обстоятельство дает им возможность совершать столь изумительные действия, что для тех, кто не был их очевидцем они представляются невероятными.
Особенно больших успехов достигают индейцы в отыскании следов, благодаря своему знанию законов природы. Несмотря ни на какие старания врага скрыть свои следы или сделать их невидимыми, они в конце концов все-таки их находят. Для индейца в прерии не существует тайн, для него ее девственная и величественная природа — не что иное, как книга с давно знакомыми страницами, которую он читает почти без всяких затруднений.
Голубая Лисица, несмотря на свои сравнительно молодые годы, уже успел приобрести себе репутацию хитрого и опытного воина. В настоящем случае, считая себя окруженным невидимыми врагами, зорко следящими за каждым его движением, он с удвоенной осмотрительностью приготовился разрушить все их планы.
Условившись с товарищами относительно сигнала о помощи, вождь снял с себя служившую ему одеждой шкуру бизона, которая только стесняла его движения, освободил голову, шею и грудь от всех украшений и оставил на себе одни только митассы.
В таком одеянии Голубая Лисица сначала стал кататься по песку, чтобы придать своему телу цвет земли, затем заткнул за пояс томагавк и нож для скальпирования — оружие, с которым индеец никогда не расстается, взял в правую руку ружье и, кивнув на прощанье товарищам, которые внимательно следили за всеми его приготовлениями, как змея, пополз вперед по земле, выбирая для своего пути высокую траву и места, где можно было спрятаться за камнями.
Хотя солнце уже давно взошло и освещало прерию своими ослепительными лучами, Голубая Лисица сумел так искусно удалиться, что это осталось совершенно незамеченным его товарищами. Он ухитрился уползти, не произведя ни малейшего шелеста.
Время от времени краснокожий останавливался, зорко осматривался по сторонам и, не обнаруживая ничего подозрительного, продолжал ползти на четвереньках по направлению к лесу, от которого он был уже на совсем небольшом расстоянии.
После принятия необходимых мер предосторожности все трое заботливо осмотрели свое оружие, чтобы приготовиться к сопротивлению, и, зорко оглядываясь по сторонам, стали ждать, приложив палец к курку.
Так прошло довольно долгое время. Молчание прерии ничем не нарушалось, и ничто не указывало на возможность нового нападения.
Не зная ни того, чем был вызван выстрел, ни того, кто его произвел, наши герои переживали в высшей степени тревожные ощущения и мысленно искали выход из неприятного положения, в которое они попали по воле случая. Наконец Голубая Лисица решил отправиться на разведку.
Однако совершенно обоснованно опасаясь попасть в засаду, индеец принял самые мельчайшие предосторожности перед тем, как отправиться в путь.
Индейцы пользуются вполне заслуженной славой за свою хитрость. Поставленные благодаря своему образу жизни перед необходимостью постоянно пользоваться всеми полученными от природы способностями, они до такой степени развивают свой слух, обоняние и в особенности зрение, что превосходят в этом отношении даже диких животных, у которых они и учатся. Данное обстоятельство дает им возможность совершать столь изумительные действия, что для тех, кто не был их очевидцем они представляются невероятными.
Особенно больших успехов достигают индейцы в отыскании следов, благодаря своему знанию законов природы. Несмотря ни на какие старания врага скрыть свои следы или сделать их невидимыми, они в конце концов все-таки их находят. Для индейца в прерии не существует тайн, для него ее девственная и величественная природа — не что иное, как книга с давно знакомыми страницами, которую он читает почти без всяких затруднений.
Голубая Лисица, несмотря на свои сравнительно молодые годы, уже успел приобрести себе репутацию хитрого и опытного воина. В настоящем случае, считая себя окруженным невидимыми врагами, зорко следящими за каждым его движением, он с удвоенной осмотрительностью приготовился разрушить все их планы.
Условившись с товарищами относительно сигнала о помощи, вождь снял с себя служившую ему одеждой шкуру бизона, которая только стесняла его движения, освободил голову, шею и грудь от всех украшений и оставил на себе одни только митассы.
В таком одеянии Голубая Лисица сначала стал кататься по песку, чтобы придать своему телу цвет земли, затем заткнул за пояс томагавк и нож для скальпирования — оружие, с которым индеец никогда не расстается, взял в правую руку ружье и, кивнув на прощанье товарищам, которые внимательно следили за всеми его приготовлениями, как змея, пополз вперед по земле, выбирая для своего пути высокую траву и места, где можно было спрятаться за камнями.
Хотя солнце уже давно взошло и освещало прерию своими ослепительными лучами, Голубая Лисица сумел так искусно удалиться, что это осталось совершенно незамеченным его товарищами. Он ухитрился уползти, не произведя ни малейшего шелеста.
Время от времени краснокожий останавливался, зорко осматривался по сторонам и, не обнаруживая ничего подозрительного, продолжал ползти на четвереньках по направлению к лесу, от которого он был уже на совсем небольшом расстоянии.