Страница:
Эллен рассказывала дону Пабло, каким способом ей и донье Кларе удалось бежать из лагеря Красного Кедра под охраною двух канадских охотников и сашема корасов.
— Кстати, об охотниках, — спросил дон Пабло, — что с ними сталось?
— Увы, — ответила Эллен, — один из них был убит апачами, другой…
— Другой?..
— Вот он, едет за нами, — сказал она. — О! Это замечательный человек. Он предан мне душой и телом.
Дон Пабло быстро обернулся, и неудовольствие отразилось при этом на его лице. В душу его закралось глухое чувство ревности. Он недружелюбно взглянул на охотника, ехавшего позади них в нескольких шагах. Но увидав его открытое, честное, несколько меланхоличное лицо, молодой человек упрекнул себя за недоброе чувство к нему. Он быстро приблизился к охотнику и протянул ему Руку.
Эллен с улыбкой смотрела на обоих молодых людей.
— Спасибо, — сказал дон Пабло охотнику, — спасибо за все то, что вы сделали для нее.
Гарри пожал протянутую ему руку и ответил печально, но сердечно:
— Я только исполнил свой долг: я поклялся защищать ее и умереть за нее. Когда настанет время, я исполню свою клятву.
Дон Пабло мягко улыбнулся.
— Почему вы не едете с нами рядом? — спросил он.
— Нет, — ответил Гарри, вздохнув и покачав головой. — Я не хочу, да и не должен мешать вашей беседе. Вы любите друг друга, будьте счастливы. Моя обязанность отныне — оберегать ваше счастье. Я останусь здесь, а вы — вы ступайте на ваше место.
Дон Пабло с минуту размышлял над словами охотника, потом, пожав ему еще раз руку, сказал:
— У вас благородное сердце, я признателен вам. — И сказав это, он снова подъехал к своей спутнице.
Печальная улыбка пробежала по бледным губам канадца.
— Да, — пробормотал он, как только остался один. — Да, я люблю ее. Бедная Эллен! Она будет счастлива — а после этого, что бы со мной ни случилось, мне все равно!
С этой минуты лицо его снова приняло невозмутимое выражение, и он только временами бросал довольные взгляды — с некоторым, впрочем, оттенком печали — на обоих молодых людей, между которыми снова завязался разговор.
— Не правда ли, у него благородное сердце? — сказала Эллен дону Пабло, указывая ему на охотника.
— Я тоже так думаю.
— А я в этом убеждена уже с давних пор. Гарри оберегает меня. Всегда, во все минуты опасности он бывал возле меня. Для того, чтобы следовать за мной, он бросил все: родину, семью… Он сделал это без всяких размышлений и колебаний — и при этом без всякой надежды получить награду за такую беззаветную преданность.
Дон Пабло вздохнул.
— Вы его любите, — пробормотал он. Девушка улыбнулась.
— Если вы под словом «любовь» понимаете безграничное доверие и искреннее и глубокое уважение, которые я питаю к нему, тогда, в этом смысле — да, я его люблю, — ответила она.
Дон Пабло отрицательно покачал головой.
— Нет, это не любовь, — сказал он.
Она посмотрела на него долгим взглядом и помолчала несколько минут. Наконец она положила ему руку на плечо и сказала своим задушевным и нежным голосом.
— Выслушайте меня, дон Пабло. Молодой человек вздрогнул от этого прикосновения и поднял голову.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Судьбе было угодно, — начала молодая девушка несколько взволнованным голосом, — чтобы мы встретились с вами при совершенно необыкновенных обстоятельствах. Впервые увидев вас, я не знаю, что со мной произошло: я ощутила какое-то сладостное, но вместе с тем болезненное чувство. И когда вы покинули моих братьев, я долго смотрела вам вслед, пока, наконец, вы не скрылись с моих глаз. После этого я возвратилась в тягостном раздумье под кров своей хижины. Я чувствовала, что судьба моя решилась. Образ ваш запечатлелся в моем сердце, и слова ваши не переставали звучать в моих ушах. А между тем вы предстали передо мной врагом. Слова, которые вы произносили, были словами угрозы. Что могло послужить источником того странного волнения, которое я испытывала? Эллен на минуту смолкла.
— О, вы полюбили меня тогда! — воскликнул пылко молодой человек.
— Да, не правда ли? — продолжала она. — Это именно и называется любовью. Увы! — добавила она растроганным голосом и при этом тихие слезы потекли из ее глаз по бледным щекам. — К чему приведет эта любовь? Я дочь проклятого рода, и нахожусь возле вас теперь не как друг, а как пленница или, по меньшей мере, как заложница. Я внушаю вашим товарищам презрение, ненависть — может быть, потому, что я дочь их беспощадного врага, человека, которого они поклялись сделать жертвой своей мести.
Дон Пабло, вздохнув, поник головой.
— Увы! — пробормотал молодой человек.
— Вы теперь поймете, — продолжала она в волнении, — что я не могу оставаться равнодушной зрительницей смерти того, кто даровал мне жизнь. Не так ли?.. Тот человек, которого вы ненавидите, которому вы хотите отомстить, — мой отец. Он всегда был добр ко мне и окружал меня лаской и заботами. Пожалейте хоть немного меня, дон Пабло!..
— Говорите, Эллен! Чего бы вы ни потребовали от меня, клянусь вам, я все исполню!
Эллен посмотрела на него каким-то странным взглядом.
— И это правда? Могу я положиться на ваши слова? — нерешительно спросила она.
— Приказывайте! Я все исполню!
— Сегодня вечером, когда мы прибудем на то место, где должны будем стать лагерем, когда все товарищи ваши заснут, тогда…
— Что же тогда? — спросил дон Пабло.
— Тогда помогите мне бежать, дон Пабло, умоляю вас!
— О, бедное дитя! — воскликнул он. — Помочь вам бежать! Но что же станется с вами, затерянной в прерии?
— Господь хранит меня.
— Но ведь вас ожидает смерть!
— Если даже так, я исполню свой долг, по крайней мере.
— Какой же это долг, Эллен?
— Разве спасти отца моего не мой долг? Дон Пабло на это промолчал.
— Вы колеблетесь?.. Вы отказываетесь?.. — сказала она с упреком.
— Нет, — ответил он, — если вы этого требуете — желание ваше будет исполнено. Вы уедете отсюда.
— Благодарю вас! — сказала она радостно, протягивая молодому человеку руку, которую тот поднес к своим губам.
— Теперь окажите мне еще одну, последнюю услугу, дон Пабло.
— Говорите, Эллен
Девушка вынула из-за корсажа небольшую шкатулочку, и передала ее своему собеседнику.
— Возьмите эту коробочку, — сказала она ему при этом, — я не знаю, что содержится в ней, я похитила ее у моего отца, когда бежала из его лагеря с вашей сестрой. Храните ее бережно, чтобы в том случае, если Богу будет угодно, чтобы мы когда-нибудь встретились, вы могли возвратить мне ее.
— Обещаю вам это.
— А теперь, дон Пабло, что бы ни случилось, знайте, что я вас люблю и что имя ваше будет последним, которое я произнесу, умирая.
— О, дайте мне верить, дайте мне надеяться, что, может быть, настанет день…
— Никогда! — воскликнула она, с непередаваемым выражением. — Как бы ни была велика моя любовь к вам, кровь моего отца навеки разъединит нас!
При этих словах молодой девушки дон Пабло поник головой, он мысленно измерил глубину той бездны, в которую упал.
Молодые люди с этого момента продолжали путь молча. Как мы уже говорили, сашем корасов служил нашему маленькому отряду проводником. Подойдя к перекрестку тропок, одна из которых вела к реке, он остановился и издал крик сороки.
Услыхав этот сигнал, Валентин пришпорил лошадь и подъехал к нему.
— Что нового? — спросил он кораса.
— Ничего. Только мы скоро подъедем к тому месту, откуда будет виден остров, на котором Красный Кедр стал лагерем.
—А! В таком случае, надо сделать привал. Охотники сошли с лошадей и спрятались в кустах. Вокруг царила невозмутимая тишина.
— Гм! — пробормотал Валентин. — Птица, кажется, вылетела из гнезда.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Орлиное Перо и, осторожно крадясь через кустарники, вскоре скрылся из глаз своих товарищей.
Не прошло и часа, как он уже возвратился, мокрый с головы до ног.
— Ну что же? — спросил его Валентин.
— На острове никого нет, — ответил тот, — костры погашены уже дня два тому назад.
— Что же нам теперь делать? — воскликнул дон Мигель.
— Ждать, — ответил охотник. — Переночуем здесь, а завтра отправимся искать следы нашего врага. Дон Мигель вздохнул, но ничего не возразил. Отряд стал лагерем. Когда все поужинали, Валентин вскинул ружье на плечо и знаком пригласил Курумиллу следовать за собой.
— Куда вы? — спросил его дон Мигель.
— Я пойду на остров, который служил местом стоянки гамбусинос.
— И я с вами.
— И я также, caspita! — сказал генерал.
— Отлично.
И все четверо удалились. В лагере остались только дон Пабло, сашем корасов, Гарри и Эллен.
Когда шаги охотников затихли в отдалении, молодая девушка обратилась к дону Пабло.
— Час настал, — сказала она ему. Мексиканец вздрогнул всем телом.
— Вы этого хотите? — спросил он ее печально.
— Так нужно! — ответила девушка с подавленным вздохом, и подойдя к Гарри, она сказала ему:
— Брат! Я уезжаю.
— Хорошо! — ответил охотник и, не сказав более ни слова, оседлал двух лошадей и стал ждать, совершенно спокойный с виду.
Моокапек спал или притворялся спящим.
Эллен протянула руку дону Пабло и сказала ему растроганным голосом:
— Прощайте!
— О! — воскликнул молодой человек. — Останьтесь, Эллен, умоляю вас!
Дочь скваттера печально покачала головой.
— Я должна отправиться к моему отцу, — пробормотала она. — Дайте мне уехать, дон Пабло.
— Эллен! Эллен!..
— Прощайте, дон Пабло!
— О! — воскликнул молодой человек в отчаянии. — Неужели ничто не может поколебать вашу решимость?
Лицо молодой американки было орошено слезами, грудь ее высоко вздымалась.
— Неблагодарный! — произнесла она с горьким упреком. — Неблагодарный, который не хочет понять, как я его люблю!
Дон Пабло сделал над собой страшное усилие и, с трудом подавив свое отчаяние, сказал прерывающимся голосом:
— Так уезжайте! И да хранит вас Господь!
— Прощайте!
— О нет, не прощайте, а до свиданья! — воскликнул он. Молодая девушка грустно покачала головой и вскочила на лошадь, которую ей подал канадец.
— Гарри, — сказал последнему дон Пабло, — берегите ее!
— Буду беречь ее, как свою сестру, — ответил канадец взволнованным голосом.
Эллен сделала дону Пабло последний прощальный знак рукой и погнала свою лошадь.
Молодой человек в отчаянии опустился на землю.
— О, мое счастье погибло! — пробормотал он разбитым голосом.
Моокапек не пошевельнулся. Сон его, вероятно, был очень глубок.
Два часа спустя возвратились из своей поездки на остров Валентин и его товарищи. Дон Мигель тотчас же заметил отсутствие Эллен.
— Где же дочь скваттера? — спросил он с живостью.
— Она уехала… — пробормотал дон Пабло.
— И вы дали ей бежать?! — воскликнул асиендадо.
— Она не пленница, поэтому я не имел права препятствовать ее отъезду.
— А где же канадский охотник?
— Он тоже уехал.
— Так мы должны немедленно ехать за ним в погоню.
Дрожь ужаса пробежала при этих словах по телу молодого человека, он побледнел как полотно.
Валентин пристально и испытывающе взглянул на него и, положив руку на плечо своего друга, сказал ему с понимающей улыбкой:
— Избавь нас Бог от этого. Напротив, надо дать дочери скваттера спокойно уехать.
— Но… — возразил дон Мигель.
Валентин нагнулся к своему собеседнику и что-то шепнул ему на ухо. Асиендадо вздрогнул.
— Вы правы, — пробормотал он.
— А теперь, — продолжал охотник, — надо лечь спать, потому что, предупреждаю вас, завтра нам предстоит тяжелый день.
Все, по-видимому, согласились с этим предложением, и четверть часа спустя охотники уже спали возле костра.
Только один Курумилла не спал, он стоял на часах, неподвижно, как изваяние.
ГЛАВА XXXI. Брат Амбросио
ГЛАВА XXXII. След
ГЛАВА XXXIII. Преследование
— Кстати, об охотниках, — спросил дон Пабло, — что с ними сталось?
— Увы, — ответила Эллен, — один из них был убит апачами, другой…
— Другой?..
— Вот он, едет за нами, — сказал она. — О! Это замечательный человек. Он предан мне душой и телом.
Дон Пабло быстро обернулся, и неудовольствие отразилось при этом на его лице. В душу его закралось глухое чувство ревности. Он недружелюбно взглянул на охотника, ехавшего позади них в нескольких шагах. Но увидав его открытое, честное, несколько меланхоличное лицо, молодой человек упрекнул себя за недоброе чувство к нему. Он быстро приблизился к охотнику и протянул ему Руку.
Эллен с улыбкой смотрела на обоих молодых людей.
— Спасибо, — сказал дон Пабло охотнику, — спасибо за все то, что вы сделали для нее.
Гарри пожал протянутую ему руку и ответил печально, но сердечно:
— Я только исполнил свой долг: я поклялся защищать ее и умереть за нее. Когда настанет время, я исполню свою клятву.
Дон Пабло мягко улыбнулся.
— Почему вы не едете с нами рядом? — спросил он.
— Нет, — ответил Гарри, вздохнув и покачав головой. — Я не хочу, да и не должен мешать вашей беседе. Вы любите друг друга, будьте счастливы. Моя обязанность отныне — оберегать ваше счастье. Я останусь здесь, а вы — вы ступайте на ваше место.
Дон Пабло с минуту размышлял над словами охотника, потом, пожав ему еще раз руку, сказал:
— У вас благородное сердце, я признателен вам. — И сказав это, он снова подъехал к своей спутнице.
Печальная улыбка пробежала по бледным губам канадца.
— Да, — пробормотал он, как только остался один. — Да, я люблю ее. Бедная Эллен! Она будет счастлива — а после этого, что бы со мной ни случилось, мне все равно!
С этой минуты лицо его снова приняло невозмутимое выражение, и он только временами бросал довольные взгляды — с некоторым, впрочем, оттенком печали — на обоих молодых людей, между которыми снова завязался разговор.
— Не правда ли, у него благородное сердце? — сказала Эллен дону Пабло, указывая ему на охотника.
— Я тоже так думаю.
— А я в этом убеждена уже с давних пор. Гарри оберегает меня. Всегда, во все минуты опасности он бывал возле меня. Для того, чтобы следовать за мной, он бросил все: родину, семью… Он сделал это без всяких размышлений и колебаний — и при этом без всякой надежды получить награду за такую беззаветную преданность.
Дон Пабло вздохнул.
— Вы его любите, — пробормотал он. Девушка улыбнулась.
— Если вы под словом «любовь» понимаете безграничное доверие и искреннее и глубокое уважение, которые я питаю к нему, тогда, в этом смысле — да, я его люблю, — ответила она.
Дон Пабло отрицательно покачал головой.
— Нет, это не любовь, — сказал он.
Она посмотрела на него долгим взглядом и помолчала несколько минут. Наконец она положила ему руку на плечо и сказала своим задушевным и нежным голосом.
— Выслушайте меня, дон Пабло. Молодой человек вздрогнул от этого прикосновения и поднял голову.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Судьбе было угодно, — начала молодая девушка несколько взволнованным голосом, — чтобы мы встретились с вами при совершенно необыкновенных обстоятельствах. Впервые увидев вас, я не знаю, что со мной произошло: я ощутила какое-то сладостное, но вместе с тем болезненное чувство. И когда вы покинули моих братьев, я долго смотрела вам вслед, пока, наконец, вы не скрылись с моих глаз. После этого я возвратилась в тягостном раздумье под кров своей хижины. Я чувствовала, что судьба моя решилась. Образ ваш запечатлелся в моем сердце, и слова ваши не переставали звучать в моих ушах. А между тем вы предстали передо мной врагом. Слова, которые вы произносили, были словами угрозы. Что могло послужить источником того странного волнения, которое я испытывала? Эллен на минуту смолкла.
— О, вы полюбили меня тогда! — воскликнул пылко молодой человек.
— Да, не правда ли? — продолжала она. — Это именно и называется любовью. Увы! — добавила она растроганным голосом и при этом тихие слезы потекли из ее глаз по бледным щекам. — К чему приведет эта любовь? Я дочь проклятого рода, и нахожусь возле вас теперь не как друг, а как пленница или, по меньшей мере, как заложница. Я внушаю вашим товарищам презрение, ненависть — может быть, потому, что я дочь их беспощадного врага, человека, которого они поклялись сделать жертвой своей мести.
Дон Пабло, вздохнув, поник головой.
— Увы! — пробормотал молодой человек.
— Вы теперь поймете, — продолжала она в волнении, — что я не могу оставаться равнодушной зрительницей смерти того, кто даровал мне жизнь. Не так ли?.. Тот человек, которого вы ненавидите, которому вы хотите отомстить, — мой отец. Он всегда был добр ко мне и окружал меня лаской и заботами. Пожалейте хоть немного меня, дон Пабло!..
— Говорите, Эллен! Чего бы вы ни потребовали от меня, клянусь вам, я все исполню!
Эллен посмотрела на него каким-то странным взглядом.
— И это правда? Могу я положиться на ваши слова? — нерешительно спросила она.
— Приказывайте! Я все исполню!
— Сегодня вечером, когда мы прибудем на то место, где должны будем стать лагерем, когда все товарищи ваши заснут, тогда…
— Что же тогда? — спросил дон Пабло.
— Тогда помогите мне бежать, дон Пабло, умоляю вас!
— О, бедное дитя! — воскликнул он. — Помочь вам бежать! Но что же станется с вами, затерянной в прерии?
— Господь хранит меня.
— Но ведь вас ожидает смерть!
— Если даже так, я исполню свой долг, по крайней мере.
— Какой же это долг, Эллен?
— Разве спасти отца моего не мой долг? Дон Пабло на это промолчал.
— Вы колеблетесь?.. Вы отказываетесь?.. — сказала она с упреком.
— Нет, — ответил он, — если вы этого требуете — желание ваше будет исполнено. Вы уедете отсюда.
— Благодарю вас! — сказала она радостно, протягивая молодому человеку руку, которую тот поднес к своим губам.
— Теперь окажите мне еще одну, последнюю услугу, дон Пабло.
— Говорите, Эллен
Девушка вынула из-за корсажа небольшую шкатулочку, и передала ее своему собеседнику.
— Возьмите эту коробочку, — сказала она ему при этом, — я не знаю, что содержится в ней, я похитила ее у моего отца, когда бежала из его лагеря с вашей сестрой. Храните ее бережно, чтобы в том случае, если Богу будет угодно, чтобы мы когда-нибудь встретились, вы могли возвратить мне ее.
— Обещаю вам это.
— А теперь, дон Пабло, что бы ни случилось, знайте, что я вас люблю и что имя ваше будет последним, которое я произнесу, умирая.
— О, дайте мне верить, дайте мне надеяться, что, может быть, настанет день…
— Никогда! — воскликнула она, с непередаваемым выражением. — Как бы ни была велика моя любовь к вам, кровь моего отца навеки разъединит нас!
При этих словах молодой девушки дон Пабло поник головой, он мысленно измерил глубину той бездны, в которую упал.
Молодые люди с этого момента продолжали путь молча. Как мы уже говорили, сашем корасов служил нашему маленькому отряду проводником. Подойдя к перекрестку тропок, одна из которых вела к реке, он остановился и издал крик сороки.
Услыхав этот сигнал, Валентин пришпорил лошадь и подъехал к нему.
— Что нового? — спросил он кораса.
— Ничего. Только мы скоро подъедем к тому месту, откуда будет виден остров, на котором Красный Кедр стал лагерем.
—А! В таком случае, надо сделать привал. Охотники сошли с лошадей и спрятались в кустах. Вокруг царила невозмутимая тишина.
— Гм! — пробормотал Валентин. — Птица, кажется, вылетела из гнезда.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Орлиное Перо и, осторожно крадясь через кустарники, вскоре скрылся из глаз своих товарищей.
Не прошло и часа, как он уже возвратился, мокрый с головы до ног.
— Ну что же? — спросил его Валентин.
— На острове никого нет, — ответил тот, — костры погашены уже дня два тому назад.
— Что же нам теперь делать? — воскликнул дон Мигель.
— Ждать, — ответил охотник. — Переночуем здесь, а завтра отправимся искать следы нашего врага. Дон Мигель вздохнул, но ничего не возразил. Отряд стал лагерем. Когда все поужинали, Валентин вскинул ружье на плечо и знаком пригласил Курумиллу следовать за собой.
— Куда вы? — спросил его дон Мигель.
— Я пойду на остров, который служил местом стоянки гамбусинос.
— И я с вами.
— И я также, caspita! — сказал генерал.
— Отлично.
И все четверо удалились. В лагере остались только дон Пабло, сашем корасов, Гарри и Эллен.
Когда шаги охотников затихли в отдалении, молодая девушка обратилась к дону Пабло.
— Час настал, — сказала она ему. Мексиканец вздрогнул всем телом.
— Вы этого хотите? — спросил он ее печально.
— Так нужно! — ответила девушка с подавленным вздохом, и подойдя к Гарри, она сказала ему:
— Брат! Я уезжаю.
— Хорошо! — ответил охотник и, не сказав более ни слова, оседлал двух лошадей и стал ждать, совершенно спокойный с виду.
Моокапек спал или притворялся спящим.
Эллен протянула руку дону Пабло и сказала ему растроганным голосом:
— Прощайте!
— О! — воскликнул молодой человек. — Останьтесь, Эллен, умоляю вас!
Дочь скваттера печально покачала головой.
— Я должна отправиться к моему отцу, — пробормотала она. — Дайте мне уехать, дон Пабло.
— Эллен! Эллен!..
— Прощайте, дон Пабло!
— О! — воскликнул молодой человек в отчаянии. — Неужели ничто не может поколебать вашу решимость?
Лицо молодой американки было орошено слезами, грудь ее высоко вздымалась.
— Неблагодарный! — произнесла она с горьким упреком. — Неблагодарный, который не хочет понять, как я его люблю!
Дон Пабло сделал над собой страшное усилие и, с трудом подавив свое отчаяние, сказал прерывающимся голосом:
— Так уезжайте! И да хранит вас Господь!
— Прощайте!
— О нет, не прощайте, а до свиданья! — воскликнул он. Молодая девушка грустно покачала головой и вскочила на лошадь, которую ей подал канадец.
— Гарри, — сказал последнему дон Пабло, — берегите ее!
— Буду беречь ее, как свою сестру, — ответил канадец взволнованным голосом.
Эллен сделала дону Пабло последний прощальный знак рукой и погнала свою лошадь.
Молодой человек в отчаянии опустился на землю.
— О, мое счастье погибло! — пробормотал он разбитым голосом.
Моокапек не пошевельнулся. Сон его, вероятно, был очень глубок.
Два часа спустя возвратились из своей поездки на остров Валентин и его товарищи. Дон Мигель тотчас же заметил отсутствие Эллен.
— Где же дочь скваттера? — спросил он с живостью.
— Она уехала… — пробормотал дон Пабло.
— И вы дали ей бежать?! — воскликнул асиендадо.
— Она не пленница, поэтому я не имел права препятствовать ее отъезду.
— А где же канадский охотник?
— Он тоже уехал.
— Так мы должны немедленно ехать за ним в погоню.
Дрожь ужаса пробежала при этих словах по телу молодого человека, он побледнел как полотно.
Валентин пристально и испытывающе взглянул на него и, положив руку на плечо своего друга, сказал ему с понимающей улыбкой:
— Избавь нас Бог от этого. Напротив, надо дать дочери скваттера спокойно уехать.
— Но… — возразил дон Мигель.
Валентин нагнулся к своему собеседнику и что-то шепнул ему на ухо. Асиендадо вздрогнул.
— Вы правы, — пробормотал он.
— А теперь, — продолжал охотник, — надо лечь спать, потому что, предупреждаю вас, завтра нам предстоит тяжелый день.
Все, по-видимому, согласились с этим предложением, и четверть часа спустя охотники уже спали возле костра.
Только один Курумилла не спал, он стоял на часах, неподвижно, как изваяние.
ГЛАВА XXXI. Брат Амбросио
Возвратимся теперь к гамбусинос. Сеттер и Натан не сказали брату ни слова. В свою очередь, тот, по-видимому, не узнал их. Когда все расположились поудобнее, чтобы заснуть, Шоу незаметно приблизился к донье Кларе и сел на землю неподалеку от нее. Девушка сидела, уронив голову на руки, и тихо плакала. Слезы эти разрывали сердце Шоу, и он готов был отдать свою жизнь, чтобы осушить их.
Тем временем ночь становилась все темнее и темнее; луна, беспрестанно застилаемая густыми облаками, лишь изредка просвечивала сквозь густую листву деревьев, под которыми расположились гамбусинос.
Убедившись, что все его спутники заснули, Шоу осмелился прикоснуться к руке молодой девушки.
— Что хотите вы от меня? — спросила она его печальным голосом.
— Говорите тише, — ответил он, — ради всего святого, говорите тише, сеньорита. Проклятые люди, которые спят вокруг нас, обладают тонким слухом, и кто-нибудь может услышать нас и разбудить других.
— Не все ли мне равно, проснутся они или нет? — возразила девушка с упреком в голосе. — Благодаря вам, которому я доверилась, я снова попала к ним в руки.
— О! — воскликнул Шоу в отчаянии. — Не может быть, чтобы вы считали меня способным на такое низкое предательство, сеньорита!
— Между тем вы сами видите, где мы очутились.
— Увы, сеньорита, я не виноват в этом. Злой рок виною тому, что случилось.
Улыбка недоверия пробежала по бледным губам молодой девушки.
— Имейте, по крайней мере, храбрость сознаться в вашем дурном поступке, кабальеро. Будьте разбойником так же открыто, как те люди, которые спят там. О! — добавила она с горечью. — Мне не в чем упрекать вас — напротив, я должна восхищаться вами, потому что, несмотря на то, что вы еще так молоды, вы в данном случае выказали такую сметливость и ловкость, каких я от вас никак не ожидала. Вы блестяще сыграли свою роль!
Рыдания подступили к горлу молодого человека.
— О-о! — сказал он. — Сеньорита, вам доставляет, вероятно, удовольствие терзать мое сердце. Я предал вас? Я, который так любит вас?
Донья Клара гордо выпрямилась.
— Да, — сказала она с усмешкой, — вы меня любите, но ваша любовь похожа на любовь дикого зверя, который тащит добычу в свое логовище, чтобы спокойнее растерзать ее там. Ваша любовь — любовь тигра!
— Еще одно слово, сеньорита, еще одно оскорбление, — сказал он резко, — и я убью себя на ваших глазах! Когда вы увидите перед собой мой труп, тогда, быть может, вы поверите мне!
Донья Клара с удивлением пристально взглянула на него.
— Какое мне дело до этого? — сказала она холодно.
— В таком случае, сеньорита, вы останетесь довольны, — и молодой человек мгновенно выхватил из-за пояса кинжал.
В эту минуту чья-то рука тяжело легла на его плечо. Донья Клара не пошевельнулась. Шоу обернулся. Позади него стоял брат Амбросио. Монах улыбался и не снимал руки с плеча Шоу.
— Оставьте меня, — сказал молодой человек глухо.
— Нет, — тихо возразил монах, — разве только в том случае, если вы обещаете отказаться от вашего дурацкого замысла.
— Но, — воскликнул Шоу в отчаянии, — разве вы не видите, что она считает меня виновным?
— Так и должно быть. Предоставьте мне убедить ее в противном.
— О! Если бы вы это сделали!.. — пробормотал молодой человек с ноткой сомнения в голосе.
— Я это сделаю, сын мой. Будьте только благоразумны.
Шоу с минуту колебался, но потом опустил оружие, бормоча:
— Для этого всегда найдется время.
— Совершенно справедливо, — сказал монах. — Теперь сядем и поговорим. Вы увидите, что сеньорита скоро поверит в вашу невинность.
Во время этой беседы донья Клара сидела неподвижно. Погруженная в свое горе, она, казалось, не обратила на обоих собеседников ни малейшего внимания. Монах повернулся к ней.
— Этот молодой человек сказал вам правду, сеньорита. Не знаю, что именно заставляет его поступать так, как он поступил, но он все время боролся против целой своры краснокожих, не выпуская вас из своих объятий, и он бы неминуемо погиб, если бы Бог не послал нас ему на помощь. Он упал окровавленный к ногам наших лошадей, продолжая держать вас, которую он поклялся защищать и с которой его могла разлучить только смерть.
Донья Клара насмешливо улыбнулась.
— О! — ответила она. — Оставьте эти лживые слова для кого-нибудь другого, сеньор падре, я достаточно давно знакома с вами, чтобы знать истинную цену вашим словам.
Монах с досадой прикусил губу.
— Может быть, на этот раз вы ошибаетесь, сеньорита, — ответил он, смиренно кланяясь, — и вы придаете слишком большое значение роковому стечению обстоятельств. Обо мне вы также судите неправильно. Несчастье сделало вас несправедливой, сеньорита. Вы забываете, что я всем обязан вашему отцу.
— Не я, а вы это забыли! — горячо возразила молодая девушка.
— А кто сказал вам, что я здесь, в рядах ваших врагов, не с тем, чтобы иметь возможность лучше служить вам?
— О, — сказала она, — вам, сеньор падре, будет трудно доказать мне вашу хваленую преданность.
— Не так трудно, как вам это кажется. В пятидесяти шагах отсюда, в лесу, благодаря моим заботам, привязаны две лошади. Я проведу вас к ним, и с помощью этого несчастного молодого человека, с которым вы обошлись так жестоко, вам будет легко скрыться и избежать преследования. Вот вам доказательство, сеньорита. И после того вы еще скажете, что я вас обманываю?
— А кто поручится мне, сеньор падре, за то, — возразила она, — что за этим не кроется какая-нибудь новая западня?
— Сеньорита, — ответил монах все так же спокойно, — время дорого, с каждой секундой вы теряете возможность бежать отсюда. Я не стану спорить с вами, я скажу вам только одно. Чем грозит мне ваша попытка к бегству?.. Впрочем, как вам будет угодно. Бог свидетель, что я все сделал, чтобы спасти вас и что вы сами отказались от этого.
Донья Клара с минуту размышляла.
— Отведите меня к вашим лошадям, — сказала она наконец. — Я скоро узнаю, действительно ли честны ваши намерения.
— Пойдемте! — сказал монах, и улыбка удовлетворения на миг озарила его лицо.
Донья Клара и Шоу встали и последовали за ним. Ночной мрак еще более сгустился, и донья Клара то и дело спотыкалась о лианы и другие ползучие растения. Через полчаса они наконец дошли до опушки леса. Две лошади стояли там, привязанные к дереву и уже оседланные.
— Ну что же? — сказал монах с торжеством. — Теперь вы поверите мне, сеньорита?
— Я еще не спасена, — ответила она печально. И, сказав это, она сделала движение, чтобы сесть на лошадь, как вдруг ветви кустарников раздвинулись и из леса выскочили шесть или восемь человек. Они мигом окружили беглецов.
Шоу выхватил пистолет и приготовился стрелять.
— Остановитесь, Шоу! — сказала ему донья Клара мягко. — Теперь я знаю, что вы мне верны. Не давайте себя убивать без всякой пользы — сопротивляться было бы безумием.
Молодой человек опустил голову и заткнул свой пистолет за пояс.
— By God! — воскликнул грубый голос, от которого мороз пробежал по коже беглецов. — Я знал, что лошади эти кому-нибудь да принадлежат. Посмотрим, кто здесь перед нами? Эй, Урс, факел сюда!
— Это бесполезно, Красный Кедр, мы друзья.
— Друзья! — возразил грубо Красный Кедр, так как это действительно был он. — Мне не мешает, однако, удостовериться в этом… Зажги факел!
Урс зажег факел.
— Э-э! — воскликнул скваттер, посмеиваясь. — Действительно, старые знакомые. Куда вас черти несут в такой поздний час.
— Мы возвращаемся в лагерь, от которого мы отошли далеко, совершая прогулку, — невозмутимо ответил монах.
— Прогулку!.. — проворчал сквозь зубы Красный Кедр,
— Странное время вы выбрали для прогулки! — добавил он, подозрительно оглядев его. — И ты здесь, Шоу? Добро пожаловать, мальчик. Не думал встретить тебя живым, здесь, в особенности в обществе этой очаровательной голубки, — продолжал Красный Кедр с сардонической улыбкой.
— Да, я здесь, отец, — ответил молодой человек мрачно.
— Отлично, отлично. Ты мне после расскажешь, где ты пропадал столько времени, теперь некогда. Вы, кажется, говорили мне, сеньор падре, что лагерь ваш поблизости отсюда, хотя пусть меня повесят, если я не думал, что найду вас на острове, где я вас оставил.
— Мы вынуждены были покинуть его.
— Хорошо! Но теперь нам нельзя терять времени на болтовню. Ведите нас в лагерь, потом все разъяснится, будьте уверены.
Монах пошел вперед указывать дорогу. Вслед за ним двинулись Красный Кедр и разбойники, а посреди них шли Шоу и донья Клара. Эта непредвиденная встреча снова разрушила все их надежды на освобождение.
Что касается брата Амбросио, то он шел совершенно спокойно, точно ничего особенного и не случилось.
Тем временем ночь становилась все темнее и темнее; луна, беспрестанно застилаемая густыми облаками, лишь изредка просвечивала сквозь густую листву деревьев, под которыми расположились гамбусинос.
Убедившись, что все его спутники заснули, Шоу осмелился прикоснуться к руке молодой девушки.
— Что хотите вы от меня? — спросила она его печальным голосом.
— Говорите тише, — ответил он, — ради всего святого, говорите тише, сеньорита. Проклятые люди, которые спят вокруг нас, обладают тонким слухом, и кто-нибудь может услышать нас и разбудить других.
— Не все ли мне равно, проснутся они или нет? — возразила девушка с упреком в голосе. — Благодаря вам, которому я доверилась, я снова попала к ним в руки.
— О! — воскликнул Шоу в отчаянии. — Не может быть, чтобы вы считали меня способным на такое низкое предательство, сеньорита!
— Между тем вы сами видите, где мы очутились.
— Увы, сеньорита, я не виноват в этом. Злой рок виною тому, что случилось.
Улыбка недоверия пробежала по бледным губам молодой девушки.
— Имейте, по крайней мере, храбрость сознаться в вашем дурном поступке, кабальеро. Будьте разбойником так же открыто, как те люди, которые спят там. О! — добавила она с горечью. — Мне не в чем упрекать вас — напротив, я должна восхищаться вами, потому что, несмотря на то, что вы еще так молоды, вы в данном случае выказали такую сметливость и ловкость, каких я от вас никак не ожидала. Вы блестяще сыграли свою роль!
Рыдания подступили к горлу молодого человека.
— О-о! — сказал он. — Сеньорита, вам доставляет, вероятно, удовольствие терзать мое сердце. Я предал вас? Я, который так любит вас?
Донья Клара гордо выпрямилась.
— Да, — сказала она с усмешкой, — вы меня любите, но ваша любовь похожа на любовь дикого зверя, который тащит добычу в свое логовище, чтобы спокойнее растерзать ее там. Ваша любовь — любовь тигра!
— Еще одно слово, сеньорита, еще одно оскорбление, — сказал он резко, — и я убью себя на ваших глазах! Когда вы увидите перед собой мой труп, тогда, быть может, вы поверите мне!
Донья Клара с удивлением пристально взглянула на него.
— Какое мне дело до этого? — сказала она холодно.
— В таком случае, сеньорита, вы останетесь довольны, — и молодой человек мгновенно выхватил из-за пояса кинжал.
В эту минуту чья-то рука тяжело легла на его плечо. Донья Клара не пошевельнулась. Шоу обернулся. Позади него стоял брат Амбросио. Монах улыбался и не снимал руки с плеча Шоу.
— Оставьте меня, — сказал молодой человек глухо.
— Нет, — тихо возразил монах, — разве только в том случае, если вы обещаете отказаться от вашего дурацкого замысла.
— Но, — воскликнул Шоу в отчаянии, — разве вы не видите, что она считает меня виновным?
— Так и должно быть. Предоставьте мне убедить ее в противном.
— О! Если бы вы это сделали!.. — пробормотал молодой человек с ноткой сомнения в голосе.
— Я это сделаю, сын мой. Будьте только благоразумны.
Шоу с минуту колебался, но потом опустил оружие, бормоча:
— Для этого всегда найдется время.
— Совершенно справедливо, — сказал монах. — Теперь сядем и поговорим. Вы увидите, что сеньорита скоро поверит в вашу невинность.
Во время этой беседы донья Клара сидела неподвижно. Погруженная в свое горе, она, казалось, не обратила на обоих собеседников ни малейшего внимания. Монах повернулся к ней.
— Этот молодой человек сказал вам правду, сеньорита. Не знаю, что именно заставляет его поступать так, как он поступил, но он все время боролся против целой своры краснокожих, не выпуская вас из своих объятий, и он бы неминуемо погиб, если бы Бог не послал нас ему на помощь. Он упал окровавленный к ногам наших лошадей, продолжая держать вас, которую он поклялся защищать и с которой его могла разлучить только смерть.
Донья Клара насмешливо улыбнулась.
— О! — ответила она. — Оставьте эти лживые слова для кого-нибудь другого, сеньор падре, я достаточно давно знакома с вами, чтобы знать истинную цену вашим словам.
Монах с досадой прикусил губу.
— Может быть, на этот раз вы ошибаетесь, сеньорита, — ответил он, смиренно кланяясь, — и вы придаете слишком большое значение роковому стечению обстоятельств. Обо мне вы также судите неправильно. Несчастье сделало вас несправедливой, сеньорита. Вы забываете, что я всем обязан вашему отцу.
— Не я, а вы это забыли! — горячо возразила молодая девушка.
— А кто сказал вам, что я здесь, в рядах ваших врагов, не с тем, чтобы иметь возможность лучше служить вам?
— О, — сказала она, — вам, сеньор падре, будет трудно доказать мне вашу хваленую преданность.
— Не так трудно, как вам это кажется. В пятидесяти шагах отсюда, в лесу, благодаря моим заботам, привязаны две лошади. Я проведу вас к ним, и с помощью этого несчастного молодого человека, с которым вы обошлись так жестоко, вам будет легко скрыться и избежать преследования. Вот вам доказательство, сеньорита. И после того вы еще скажете, что я вас обманываю?
— А кто поручится мне, сеньор падре, за то, — возразила она, — что за этим не кроется какая-нибудь новая западня?
— Сеньорита, — ответил монах все так же спокойно, — время дорого, с каждой секундой вы теряете возможность бежать отсюда. Я не стану спорить с вами, я скажу вам только одно. Чем грозит мне ваша попытка к бегству?.. Впрочем, как вам будет угодно. Бог свидетель, что я все сделал, чтобы спасти вас и что вы сами отказались от этого.
Донья Клара с минуту размышляла.
— Отведите меня к вашим лошадям, — сказала она наконец. — Я скоро узнаю, действительно ли честны ваши намерения.
— Пойдемте! — сказал монах, и улыбка удовлетворения на миг озарила его лицо.
Донья Клара и Шоу встали и последовали за ним. Ночной мрак еще более сгустился, и донья Клара то и дело спотыкалась о лианы и другие ползучие растения. Через полчаса они наконец дошли до опушки леса. Две лошади стояли там, привязанные к дереву и уже оседланные.
— Ну что же? — сказал монах с торжеством. — Теперь вы поверите мне, сеньорита?
— Я еще не спасена, — ответила она печально. И, сказав это, она сделала движение, чтобы сесть на лошадь, как вдруг ветви кустарников раздвинулись и из леса выскочили шесть или восемь человек. Они мигом окружили беглецов.
Шоу выхватил пистолет и приготовился стрелять.
— Остановитесь, Шоу! — сказала ему донья Клара мягко. — Теперь я знаю, что вы мне верны. Не давайте себя убивать без всякой пользы — сопротивляться было бы безумием.
Молодой человек опустил голову и заткнул свой пистолет за пояс.
— By God! — воскликнул грубый голос, от которого мороз пробежал по коже беглецов. — Я знал, что лошади эти кому-нибудь да принадлежат. Посмотрим, кто здесь перед нами? Эй, Урс, факел сюда!
— Это бесполезно, Красный Кедр, мы друзья.
— Друзья! — возразил грубо Красный Кедр, так как это действительно был он. — Мне не мешает, однако, удостовериться в этом… Зажги факел!
Урс зажег факел.
— Э-э! — воскликнул скваттер, посмеиваясь. — Действительно, старые знакомые. Куда вас черти несут в такой поздний час.
— Мы возвращаемся в лагерь, от которого мы отошли далеко, совершая прогулку, — невозмутимо ответил монах.
— Прогулку!.. — проворчал сквозь зубы Красный Кедр,
— Странное время вы выбрали для прогулки! — добавил он, подозрительно оглядев его. — И ты здесь, Шоу? Добро пожаловать, мальчик. Не думал встретить тебя живым, здесь, в особенности в обществе этой очаровательной голубки, — продолжал Красный Кедр с сардонической улыбкой.
— Да, я здесь, отец, — ответил молодой человек мрачно.
— Отлично, отлично. Ты мне после расскажешь, где ты пропадал столько времени, теперь некогда. Вы, кажется, говорили мне, сеньор падре, что лагерь ваш поблизости отсюда, хотя пусть меня повесят, если я не думал, что найду вас на острове, где я вас оставил.
— Мы вынуждены были покинуть его.
— Хорошо! Но теперь нам нельзя терять времени на болтовню. Ведите нас в лагерь, потом все разъяснится, будьте уверены.
Монах пошел вперед указывать дорогу. Вслед за ним двинулись Красный Кедр и разбойники, а посреди них шли Шоу и донья Клара. Эта непредвиденная встреча снова разрушила все их надежды на освобождение.
Что касается брата Амбросио, то он шел совершенно спокойно, точно ничего особенного и не случилось.
ГЛАВА XXXII. След
Оставим монаха и обоих молодых людей, которым он намеревался покровительствовать, и возвратимся к Валентину и его друзьям, отправившимся на поиски Красного Кедра.
Как только занялась заря, маленький отряд уже был на ногах, и охотники стали обсуждать, в каком направлении им двигаться. Валентин обратился за советом к Моокапеку.
— Красный Кедр — друг Станапата, — сказал тот, — я уверен, что Охотник За Скальпами скрывается у него в настоящее время.
— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал Валентин.
— А вы что скажете на это? — обратился он к Курумилле.
— Красный Кедр любит золото, — ответил тот, — и поэтому нам надо идти на север. Лошадей надо или оставить, или вести их на поводу — они вытаптывают следы. Мы должны идти пешком.
— Вы правы, — сказал Валентин. — Так в путь, не теряя попусту времени! Что-то говорит мне, что поиски наши будут успешны. Смелей, друзья.
И маленький отряд охотников двинулся в путь. Всадники спешились, и каждый из них вел свою лошадь за собой.
Долгое время поиски их были безрезультатны, прошло часов пять, а они не обнаружили следов пребывания Красного Кедра решительно нигде. Наконец охотники дошли до реки, и там, на берегу, Валентин увидел слабый отпечаток лошадиной подковы.
— Смотрите, смотрите! — крикнул он своим товарищам. Те тотчас же прибежали на его зов. Курумилла тщательно рассмотрел след и заявил, что это действительно след лошадиной подковы и что, по-видимому, Красный Кедр переплыл на ту сторону реки. Охотники тут же решили также переправиться на противоположный берег. Через несколько минут они привели свое намерение в исполнение и очутились на другом берегу Рио-Хилы. Но там охотников постигло разочарование: след лошадиных подков был сначала виден кое-где на песке, но затем он затерялся среди голых скал, подступавших местами к самой реке.
Удостоверившись в этом печальном факте, Валентин глубоко задумался. По временам он бросал пристальный взгляд себе под ноги, потом поднимал взор своей к небу. Вдруг он увидел орла с белой головой, описывавшего все время круги над одним и тем же местом возле одной из скал.
— Гм! — пробормотал охотник, следя глазами за птицей, постепенно сужавшей круги. — Что нужно здесь этому орлу? Любопытно бы знать. — И, подозвав своих товарищей, он вскинул свое ружье на плечо и широкими шагами пошел к тому месту, над которым кружился орел.
Все с трудом стали взбираться на гору и наконец достигли вершины. Здесь охотники остановились, чтобы отдохнуть. Они оказались на небольшой площадке, которая, по-видимому, служила могилой какому-нибудь индейскому вождю, судя по останкам, валявшимся в глубине небольшой ямы. Нагнувшись над этой ямой, Валентин пытался разглядеть, что именно там лежит, но было темно, и поэтому он не мог ясно различить предметы, находившиеся в ней. Он почувствовал только запах разлагающегося трупа. Курумилла зажег факел и осветил яму. Валентин заглянул в нее снова.
— О! — воскликнул он. — Да это лошадь Красного Кедра! Но как могло случиться то, что он втащил сюда лошадь, не оставив при этом никаких следов?
Подумав с минуту, он прибавил:
— Очевидно, лошадь была тогда еще жива, он привел ее сюда, а затем столкнул в яму. Признаюсь, ловкость замечательная!.. Если бы не орел, мы бы ничего не узнали. Красный Кедр — необыкновенно сметливый негодяй! Но теперь, будь он во сто раз хитрее, он уже не убежит от меня.
И Валентин в веселом расположении духа возвратился к мексиканцам, которые с нетерпением и беспокойством ожидали результата его изысканий.
Как только занялась заря, маленький отряд уже был на ногах, и охотники стали обсуждать, в каком направлении им двигаться. Валентин обратился за советом к Моокапеку.
— Красный Кедр — друг Станапата, — сказал тот, — я уверен, что Охотник За Скальпами скрывается у него в настоящее время.
— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал Валентин.
— А вы что скажете на это? — обратился он к Курумилле.
— Красный Кедр любит золото, — ответил тот, — и поэтому нам надо идти на север. Лошадей надо или оставить, или вести их на поводу — они вытаптывают следы. Мы должны идти пешком.
— Вы правы, — сказал Валентин. — Так в путь, не теряя попусту времени! Что-то говорит мне, что поиски наши будут успешны. Смелей, друзья.
И маленький отряд охотников двинулся в путь. Всадники спешились, и каждый из них вел свою лошадь за собой.
Долгое время поиски их были безрезультатны, прошло часов пять, а они не обнаружили следов пребывания Красного Кедра решительно нигде. Наконец охотники дошли до реки, и там, на берегу, Валентин увидел слабый отпечаток лошадиной подковы.
— Смотрите, смотрите! — крикнул он своим товарищам. Те тотчас же прибежали на его зов. Курумилла тщательно рассмотрел след и заявил, что это действительно след лошадиной подковы и что, по-видимому, Красный Кедр переплыл на ту сторону реки. Охотники тут же решили также переправиться на противоположный берег. Через несколько минут они привели свое намерение в исполнение и очутились на другом берегу Рио-Хилы. Но там охотников постигло разочарование: след лошадиных подков был сначала виден кое-где на песке, но затем он затерялся среди голых скал, подступавших местами к самой реке.
Удостоверившись в этом печальном факте, Валентин глубоко задумался. По временам он бросал пристальный взгляд себе под ноги, потом поднимал взор своей к небу. Вдруг он увидел орла с белой головой, описывавшего все время круги над одним и тем же местом возле одной из скал.
— Гм! — пробормотал охотник, следя глазами за птицей, постепенно сужавшей круги. — Что нужно здесь этому орлу? Любопытно бы знать. — И, подозвав своих товарищей, он вскинул свое ружье на плечо и широкими шагами пошел к тому месту, над которым кружился орел.
Все с трудом стали взбираться на гору и наконец достигли вершины. Здесь охотники остановились, чтобы отдохнуть. Они оказались на небольшой площадке, которая, по-видимому, служила могилой какому-нибудь индейскому вождю, судя по останкам, валявшимся в глубине небольшой ямы. Нагнувшись над этой ямой, Валентин пытался разглядеть, что именно там лежит, но было темно, и поэтому он не мог ясно различить предметы, находившиеся в ней. Он почувствовал только запах разлагающегося трупа. Курумилла зажег факел и осветил яму. Валентин заглянул в нее снова.
— О! — воскликнул он. — Да это лошадь Красного Кедра! Но как могло случиться то, что он втащил сюда лошадь, не оставив при этом никаких следов?
Подумав с минуту, он прибавил:
— Очевидно, лошадь была тогда еще жива, он привел ее сюда, а затем столкнул в яму. Признаюсь, ловкость замечательная!.. Если бы не орел, мы бы ничего не узнали. Красный Кедр — необыкновенно сметливый негодяй! Но теперь, будь он во сто раз хитрее, он уже не убежит от меня.
И Валентин в веселом расположении духа возвратился к мексиканцам, которые с нетерпением и беспокойством ожидали результата его изысканий.
ГЛАВА XXXIII. Преследование
Вы думаете, мой друг, — спросил дон Мигель у охотника, — что мы на верном пути и человек этот не может ускользнуть от нас? -Я убежден, — отвечал охотник, — что до сих пор мы шли по его следу. Что касается того, ускользнет ли он от нас, то я не знаю, что вам сказать на это. Могу только уверить вас, что сумею его найти.
— Я именно это и подразумевал, — сказал асиендадо со вздохом.
И они снова пустились в путь.
Местность становилась неровной, там и здесь виднелись купы деревьев, а вдали показались первые отроги Сьерра-Мадре, окаймлявшие синеватый горизонт.
Таким образом, охотники за час до захода солнца достигли первых деревьев огромного девственного леса, который словно зеленым занавесом скрывал от них даль.
— Я именно это и подразумевал, — сказал асиендадо со вздохом.
И они снова пустились в путь.
Местность становилась неровной, там и здесь виднелись купы деревьев, а вдали показались первые отроги Сьерра-Мадре, окаймлявшие синеватый горизонт.
Таким образом, охотники за час до захода солнца достигли первых деревьев огромного девственного леса, который словно зеленым занавесом скрывал от них даль.