Охотники старались притянуть плот к себе, тогда как разбойники употребляли величайшие усилия, чтобы держать его по течению.
   Курумилле дважды удавалось бросить лассо так, что оно захватило стволы деревьев, но дважды Красный Кедр разрубал его своим мачете.
   — Надо покончить с этим бандитом, — сказал Валентин, — убьем его во что бы то ни стало!
   — Одну минуту! Умоляю вас! — воскликнул дон Мигель.
   — Дайте мне поговорить с ним, может быть, мне удастся тронуть его.
   — Гм! — пробормотал охотник, опуская вниз дуло своего ружья. — Было бы легче тронуть душу тигра. Дон Мигель сделал несколько шагов вперед.
   — Красный Кедр! — закричал он. — Сжальтесь надо мною, отдайте мне дочь!
   Разбойник рассмеялся, ничего не отвечая.
   — Красный Кедр, — повторил дон Мигель, — сжальтесь надо мной, умоляю вас, я заплачу вам выкуп, какой только вы пожелаете, но именем всего священного в мире — отдайте мне мое дитя! Вспомните, что вы мне обязаны жизнью.
   — Я вам ничем не обязан, — ответил скваттер резко, — жизнь, которую вы мне спасли, вы же хотели отнять у меня. Мы квиты.
   — Дочь моя! Отдайте мне мою дочь!
   — А где моя дочь? Где моя Эллен? Отдайте мне ее, может быть, тогда я соглашусь отдать вам вашу.
   — Ее нет с нами, клянусь вам, Красный Кедр, что она уехала, чтобы присоединиться к вам.
   — Ложь! — завопил разбойник. — Это ложь!
   В этот миг донья Клара, за движениями которой не наблюдали, воспользовалась тем, что скваттер перестал следить за нею, и решительно бросилась в воду.
   Но при шуме, вызванным ее падением, Красный Кедр обернулся и с яростным криком нырнул вслед за нею.
   Тогда охотники стали стрелять в разбойника. Но он, точно заколдованный, с сардонической усмешкой отклонял голову перед пулями, падавшими в воду вокруг него.
   — Ко мне! — кричала молодая девушка прерывающимся голосом. — Отец! Валентин! Ко мне! Спасите!
   — Вот я, — отвечал дон Мигель. — Мужайся, дитя мое, мужайся!
   И поддаваясь только отцовскому чувству, дон Мигель ринулся вперед.
   Но по знаку Валентина Курумилла и Орлиное Перо удержали его, несмотря на усилия, которые он предпринимал, чтобы вырываться.
   Охотник схватил нож в зубы и бросился в реку.
   — Приди, отец мой! — повторяла донья Клара. — Где же ты? Где же ты?
   — Я здесь! Я здесь! — отвечал дон Мигель.
   — Мужайтесь! Мужайтесь! — кричал Валентин. Охотник сделал отчаянное усилие, чтобы приблизиться к девушке. Два врага очутились лицом к лицу посреди бушующих волн Рио-Хилы.
   Забыв всякое чувство самосохранения, они бросились друг на друга с ножами.
   В этот миг страшный шум, похожий на грохот целого артиллерийского дивизиона, послышался в недрах земли. Ужасный толчок потряс всю равнину, и река с непостижимой силой потекла назад в свое русло.
   Красный Кедр и Валентин, захваченные громадным водоворотом, образовавшимся от страшного сотрясения, кружились несколько секунд, отброшенные друг от друга, а между ними зияла бездонная пропасть.
   В эту минуту послышался неистовый крик.
   — Вот! — заревел Красный Кедр. — Я говорил, что отдам тебе дочь только мертвой. Приди ее взять!
   И с дьявольским смехом он вонзил нож в грудь доньи Клары.
   Бедная девушка упала на колени, сложила руки и, испуская дух, проговорила в последний раз слабеющим голосом:
   — Отец мой! Отец мой!
   — О-о! — воскликнул дон Мигель. — Горе! Горе! — И повалился без чувств на землю.
   При виде гнусного убийства Валентин, понимая свое бессилие, мог только с отчаянием ломать руки.
   Курумилла навел свое ружье и раньше, чем Красный Кедр, выбравшись на берег, мог пустить галопом свою лошадь, выстрелил. Но пуля, плохо направленная, не настигла бандита, издавшего торжествующий крик и умчавшегося во весь опор.
   — О! — воскликнул Валентин. — Клянусь, что я убью это чудовище!
   Толчок, о котором мы говорили раньше, был последним всплеском землетрясения. Чувствовалось еще несколько колебаний, но уже едва заметных, точно земля старалась прийти в равновесие, на минуту потерянное.
   Апачи, унесенные своими пирогами, были уже далеко;
   пожар потухал, не находя пищи в этой стране, разрушенной и затопленной волнами реки.
   Несмотря на помощь, оказанную друзьями дону Мигелю, он не приходил в себя.
   Генерал подошел к охотнику, мрачному, задумчивому, стоявшему, опираясь на ружье, с устремленными вдаль глазами.
   — Что же мы стоим на месте? Почему не преследуем этого негодяя?
   — Потому, — отвечал Валентин грустным голосом, — что прежде всего надо отдать последний долг жертве. Генерал поклонился.
   Час спустя охотники предали земле тело доньи Клары. Дон Мигель, поддерживаемый сыном и генералом Ибаньесом, плакал, горестно склонясь над могилой, скрывшей в себе его дитя.
   Когда индейские вожди засыпали могилу и навалили на нее громадные камни, чтобы дикие животные не осквернили ее, Валентин, взяв руку своего друга и с силой сжимая ее, сказал:
   — Дон Мигель! Женщины плачут, мужчины мстят!
   — О, да! — вскричал асиендадо с нечеловеческой энергией. — Месть! Месть!
   Но — увы! — крик этот, вырвавшийся из его груди над только что зарытой могилой, прозвучал без ответа.
   Красный Кедр и его товарищи скрылись за бесчисленными изгибами реки.
   Много дней должно будет пройти, пока наконец настанет желанный час мести!
   Бог, пути Которого неисповедимы, не сказал еще: довольно!
   Быть может, Он приготовил Красном Кедру достойное наказание!