Страница:
— Почему же ты не выходишь из игры, если все так плохо? Почему ты просто не сойдешь с самолета где-нибудь в Европе и не исчезнешь?
— Потому что я русский и не хочу, чтобы меня высылали из моей страны. Буду продолжать работать, возможно, еще раз все переменится. Надеюсь, ты не собираешься уговаривать меня перебежать?
— Ты же знаешь, что нет. Ведь ты бы действительно изменил своему народу, если бы перебежал к нам. Я хотела сказать только то, что сказала. Исчезни. Просто сгинь. Но это глупо, просто невозможно.
— Нет, — согласился он, и на лице мелькнула кривая улыбка. — Мне было бы очень трудно спрятаться где-либо без посторонней помощи. Не остается ничего иного, как уплатить за ленч и отвезти тебя обратно в ООН, чтобы ты продолжала работать на гнилой западный капитализм. Я улетаю в пятницу. Надеюсь вернуться дней через десять, или меньше, если сумею уговорить жену. И тогда позвоню тебе.
Они ехали в его машине. Он остановился около входа в высокое здание черного стекла и обнял ее.
— Прощай, — сказал он и поцеловал ее. — Душенька.
В тот же день, попозже, Джуди остановила переводчика, проходившего мимо кабинета Нильсона. Она спросила, что значит это слово. Он ухмыльнулся в ответ:
— По-русски это значит «дорогая». С кем это вы судачили?
— Спасибо, — сказала она и закрыла дверь перед его носом. В этот день у нее уже не было сил позвонить Лодеру.
— Я искал вас, сэр.
Лодер ходил в кино, а потом поужинал в китайском ресторане. Как всегда — в одиночестве.
— Ладно, в чем дело? Времени-то уже час ночи.
— Открытая телеграмма на ваше имя с пометкой «очень срочно». Прочитать вам или вы сойдете к нам?
— Вам удобно прочитать?
Сон как рукой сняло. Насколько знал Лодер, его телефон не прослушивался, но кто знает, все время изобретают что-нибудь новое. Боже упаси подозревать, но подключиться к его телефону хотели бы не только люди из Восточного блока, но и друзья из ЦРУ.
— Телеграмма личная. Читать?
— Давай, — велел Лодер. Карандаш с блокнотом лежали у него под боком, на столике с телефоном.
— Дафни больна. Пожалуйста, приезжай немедленно. Положение очень серьезное. Подписано Винни.
Лодер записал.
— Спасибо. Дайте ответную телеграмму, хорошо? «Вылетаю первым же самолетом. Вторник 27. Джек». О'кей, отправьте сегодня же. Срочно.
Он положил трубку и поднялся с постели. Нашел сигарету в пачке, которую до этого вынул из кармана пиджака; он не пользовался портсигаром после того, как потерял тот, который ему подарила жена на Рождество в первый год после свадьбы. Дафни — имя его жены. Но Винни — это кодовое имя, которым пользовался его начальник на Квин-Эннз-Гейт в Лондоне. Фиктивное личное сообщение, посланное по открытому каналу, свидетельствовало о чем-то необычайно серьезном. Настолько важном и настолько секретном, что никто в посольстве, даже посланник или сам посол, не должны были знать, что Лодера вызывают в Англию по официальному делу.
Он вернулся к кровати и стал названивать в авиакомпанию БОАК.
Нэнси Нильсон открыла дверь квартиры, и в холл вошла светловолосая женщина.
— Ее сейчас нет, но я жду ее с минуты на минуту. Входите и обождите здесь. — Нэнси проводила гостью в гостиную. Она заметила, как та быстро скользнула по комнате взглядом, оценивая обстановку и картины. В холле рассмотреть гостью было трудно, а в хорошо освещенной комнате ее волосы оказались отливающими медью, на дорогое, но не достаточно элегантное, на взгляд Нэнси, платье было накинуто голубое норковое манто.
— Вы не представились, — напомнила Нэнси.
— Сэнди, — ответила та и улыбнулась. — Сэнди Митчел. Хай.
— Хай, — ответила Нэнси. — Нэнси Нильсон. Выпьете чего-нибудь, пока ожидаете?
— Нет, благодарю, — сказала девушка. Она скинула меховое манто и присела на краешек стула, выставив вперед сжатые вместе коленки. Она могла быть певичкой или актрисой на маленьких ролях. У нее были красивые ноги и очень красивое лицо. Нэнси никак не могла сообразить, какое она может иметь отношение к Джуди Ферроу. Она наблюдала за девушкой, прищурив глаза: привычка, унаследованная от отца. Нэнси думала, правильно ли поступила, впустив незнакомку в квартиру.
— Вы хорошо знаете Джуди? — спросила она.
— Нет. Нет, я в общем-то не знакома с ней. Мы только один раз встречались.
— Понятно, — протянула Нэнси. — В таком случае она не ждет вас?
— Нет. — В ответ ей блеснула яркая улыбка, но за ней скрывалось напряжение.
— Меня попросил связаться с ней один друг. Это не она?
Входная дверь открылась, потом закрылась. Нэнси встала:
— Думаю, она. Скажу ей, что вы здесь.
Она плотно прикрыла за собой дверь. В холле Джуди покачала головой:
— Не знаю никого по имени Сэнди Митчел... Лучше спрошу, что ей нужно.
Как только она вошла в комнату, блондинка поднялась, и Джуди узнала ее. Это была девушка-американка, которая подходила к столику Свердлова с молодым русским. Она внезапно вспомнила его имя. Меменов.
— Хэлло, — сказала она.
— Сэнди Митчел, — представилась девушка. — Вы помните меня? Мы встречались в «Ла Попотте», уже достаточно давно... — Казалось, она сомневалась, говорить ли ей то, что она хотела, и смотрела мимо Джуди, туда, где стояла Нэнси.
— Миссис Ферроу, могу я минутку поговорить с вами с глазу на глаз?
— Да, конечно. — Джуди повернулась, но Нэнси уже выходила из комнаты. Когда они остались одни, Сэнди села.
— Так по какому поводу вы хотели меня видеть, мисс Митчел?
— Я подруга Петра Меменова, — быстро заговорила та. — Вы, возможно, не помните меня, но мы в тот вечер выпили с вами за вашим столиком. Послушайте, мне звонил Петр, он сейчас в Париже, в двухнедельной командировке. Он попросил меня разыскать вас, потому что должен сообщить кое-что вашему другу полковнику Свердлову.
— Ну? Почему же он не мог сообщить прямо ему?
— Не знаю. — Девушка повела плечами. — И не хочу знать, миссис Ферроу. Я бы не стала разыскивать вас и приходить сюда, если бы он не попросил меня сделать одолжение. Он сказал, что это страшно важно, чтобы я нашла вас и передала это сообщение для вашего друга.
— Какое сообщение?
— Я записала его. — Она принялась искать в сумочке и вытащила листок бумаги с крупными каракулями поперек страницы. Джуди протянула руку, но Сэнди Митчел покачала головой.
— Он сказал, что я могу записать его, но никому ни под каким видом не отдавать. После того как я прочту вам, я должна сжечь сообщение. Поверьте мне, миссис Ферроу, все это звучит для меня совершенным бредом, но я же сказала вам — это мой старый друг, и я просто оказываю ему услугу.
— Хорошо, тогда прочитайте записку мне, пожалуйста, — Джуди заговорила потише, подсознательно принимая меры, чтобы Нэнси не могла через дверь ничего услышать.
— "Калинин на Лубянке. Ждут вас. Ни в коем случае не позволяйте уговорить вас вернуться". Все.
— О боже мой, — прошептала Джуди.
— Я ничего не поняла, — сказала девушка. — Но похоже, ваш друг попал в беду. — Она посмотрела на англичанку — та была бледной как мел.
— Пожалуй, я теперь пойду. Петр сказал, чтобы вы сообщили ему как можно скорее.
— Сейчас уже четверг, вечер! — воскликнула Джуди. — Мне нужно сообщить ему сегодня же! — Она вышла в холл вместе с подругой Меменова. Протянула руку девушке, и Сэнди Митчел пожала ее.
— Спасибо, — сказала Джуди. — Спасибо, что нашли меня и все это рассказали. Теперь поезжайте домой и сожгите записку, а потом забудьте про это.
— Так и сделаю, — сказала девушка. — Не знаю, в чем дело, но носом чую неприятности. Надеюсь, вы найдете вашего друга сегодня.
— Помоги ему боже, если не найду, — произнесла Джуди. — Он улетает домой завтра утром.
В прошлом профессиональный военный, между двумя мировыми войнами он приобрел богатый опыт разведывательной работы на Ближнем Востоке и в Индии, прославился необыкновенным нюхом и храбростью. В начале последней войны, когда военная разведка отличилась, наделав непоправимых ошибок, и когда дилетанты из управления специальных операций только еще формировались в эффективный боевой орган, он имел звание бригадира и был направлен на работу в СИС.
Здесь он проявил себя как необыкновенная личность на поприще шпионажа, как человек безграничной смелости: слишком хитроумный, чтобы попасть в руки врага и героически умереть. Оказалось, что он наделен превосходными организаторскими качествами и, благодаря опыту проведения активных операций, которым, увы, не располагали некоторые его коллеги — начальники отделов разведки, знал, что можно спрашивать со своих подчиненных и каким образом лучше их использовать. По окончании войны он ушел в промышленность, где нашел применение своим многочисленным талантам в нескольких компаниях, и не без успеха, о чем свидетельствует дворянский титул, полученный им за это и, казалось, подводивший итог его трудам на ниве службы обществу. И вот в этот момент его назначают главой всей СИС, и он обживает благословенные апартаменты на Квин-Эннз-Гейт.
Он ждал Лодера в конце дня в пятницу. Его предшественник никогда в жизни не одарил бы офис своим присутствием в послеобеденное время в пятницу, считая уик-энд настолько священным, что он не может быть нарушен ничем, кроме войны.
— Присаживайтесь, Лодер. Выглядите отлично. Вашингтон не противопоказан вам?
— Нет, сэр. Я чувствую себя хорошо.
— Извините, что пришлось вытащить вас так неожиданно. Получен меморандум от мининдела первой категории срочности. — У него была привычка укорачивать слова, которая действовала Лодеру на нервы. — Назревает большой скандал. Наша задача — не выносить сор из избы. Вот почему я воспользовался именем вашей жены для телеграммы.
— Я это понял, сэр. В посольстве я сказал, что она заболела и мне нужно срочно выезжать. В Вашингтоне никаких вопросов не возникло. Так что стряслось?
— Ближний Восток. Отвратительное место: одни кризисы, и ничего хорошего не жди от этих людей — евреев, арабов. Все они одинаковые. Так или иначе, госдеп предпринял шаги, чтобы организовать встречу между представителем Израиля и кем-то из египтян; все абсолютно неофициально, никто не должен об этом знать, ухватываете? Ладно. Без труда не вытащишь рыбки из пруда. Израильское правительство изъявило готовность участвовать в переговорах при условии, что никто не сможет сказать, будто они идут на попятный, и выделило специального человека; арабы дали понять, что на нейтральной территории может ненароком оказаться представитель арабов в то же время, что и израильтянин, и, если ничего официально не будет объявлено или упомянуто, они могут провести переговоры. Это было бы по крайней мере каким-то началом. Как вы, Лодер, понимаете, для Запада это гораздо важнее, потому что означало бы, что арабы могут в будущем отойти от русских.
— С какой стати? Извините за любопытство, но интересно было бы узнать, — сказал Лодер.
— Очень хороший вопрос. Как всегда, вопрос о самосохранении. Арабское партизанское движение начинает выходить из-под контроля. Теперь это не только Эль Фатах; возникло и набирает силу новое молодое движение, что-то вроде революционного крестового похода Че Гевары, которое считает, что следует вернуть Палестину, но только уничтожив все, связанное с Западом. В этом участвуют нефтяные шейхи, они платят Египту жирные субсидии, но так, чтобы все было шито-крыто, а Египет за это должен держать под замком канал. Так вот, шейхи начинают беспокоиться, что партизаны заходят влево дальше, чем им хотелось бы. Если евреи нанесут ответный удар и произойдет еще одна шестидневная заваруха — а я вижу, что они способны отхватить от Объединенных Арабских Эмиратов еще очень и очень хороший кусок, даже не разбив им в кровь нос, — египетское правительство проиграет, не помогут никакие русские МИГи, и тогда их собственные фанатики перережут им горло. Русских это, смотря по обстоятельствам, может вполне устроить. Думаю, что египтяне созрели для того, чтобы повернуться в нашу сторону. Но вся эта затея лопнула прямо у нас под носом. Ну, вернее, не совсем у нас, а под носом у госдепа.
Он замолчал и потянул себя за нос, ухватившись за него между ноздрями, отчего его заурядное английское лицо на мгновение сделалось неординарным. Лодер вынул сигареты и предложил начальнику. Тот взял — его пристрастие к чужим сигаретам и привычка никогда не открывать стоявшую на его столе большую коробку с куревом стало притчей во языцех среди подчиненных.
— Русские пронюхали, — вздохнул он. — Им не просто удалось узнать, к чему идет дело, они получили документальные подтверждения. Письма, меморандумы, рекомендации Форин-офиса, записку с одобрением президента — все до последнего. Они выложили документы арабам, и на этом переговоры закончились. Евреи в бешенстве от утечки. Получилось, что их позиции слабее, и теперь они требуют действий.
— Как же русские сумели получить такие бумаги? — не удержался от вопроса Лодер. — И откуда мы знаем, что документы у КГБ?
— В Каире у нас есть друг, — объяснил шеф. — Он видел фотокопии. И сообщил нам. Он тоже не в восторге от этого. Его фамилию не упомянули, но могли бы и упомянуть. Думаю, мы его уже потеряли, но лес рубят, щепки летят.
— Если у них фотокопии, — медленно проговорил Лодер, — значит, кто-то из наших их сделал и нашел способ быстро передать русским. Кто-то выдал весь план.
— Да. — Глаза за стеклами очков зло блеснули. — Именно так, Лодер. Среди нас завелась змея.
— Американцы, наверное, встали на рога. — Лодера так потрясло услышанное, что он совершенно забылся и у него явственно прорезался мидлендский акцент.
— Они начинают немедленную проверку всех, кто имел хотя бы какое-то отношение к этой идее или мог видеть переписку. Как вы и говорите, ЦРУ от этого не в восторге. Естественно, они будут настаивать, что это кто-то из наших.
— Естественно, — почти проскрипел Лодер. — Но это же их ребенок, так почему они считают, что это мы пачкаем пеленки? Но кто бы это ни был, все равно сушить пеленки придется им.
— Надеюсь, — сказал шеф. — Но я понимаю, на что они намекают. У нас на этот счет не лучшая репутация. Меня не было здесь, когда Маклин был в Вашингтоне, иначе меня отозвали бы. Помните, конечно, он передал русским всю документацию о Натовской оборонительной системе. Молю Всевышнего, чтобы это не оказался один из наших, но совершенно в этом не уверен. Вот почему я послал за вами, Лодер. В Вашингтоне наступают жаркие денечки. Я хочу, чтобы вы прошлись по всем членам посольства частым гребнем. По всем.
Он увидел лицо Лодера и повторил:
— И я подчеркиваю: по всем, от посла и ниже. Я готовлю вам двух помощников и пошлю их уже на следующей неделе. Оба из военно-морской разведки, оба имеют допуск к планированию.
Лодер заколебался, но быстро сориентировался:
— Лучше трех, сэр. Полагаю, я отошлю Маклеода.
— Почему?
— Он связался с девицей из кадров. — Лодер уже принял решение не впутывать Фергуса Стефенсона и его жену и солгал без натуги. — Он может что-нибудь сболтнуть ей. Поймите меня правильно, сэр, он прекрасный работник, и в другой обстановке это не имело бы значения, но поскольку сейчас вопрос о бдительности встал так остро... Я бы заменил его.
— Отлично. Так и сделаем. Но и здесь тоже, кстати говоря, дел будет по горло. В понедельник иду на Даунстраз для доклада. — Сначала Лодер не понял. Потом до него дошло, что это одно из любимых начальником сокращений.
— Вы хотите сказать, что встречаетесь с премьер-министром на Даунинг-стрит?
— Да. Он занят, иначе я отправился бы завтра в Чекерс. Вот насколько все это серьезно, Лодер. Всей этой ближневосточной затее придавалось самое большое значение. Тот, кто передал документы русским, знал наверняка, насколько это важно. И это значит, что американцы или англичане — не важно — имеют дело не просто с утечкой или колоссальных масштабов недосмотром. Речь идет о смертельной угрозе всей западной системе безопасности. Об агенте-двойнике, по сравнению с которым мистер Филби будет выглядеть мелким клерком.
— Боже, — пробормотал Лодер. — Будем надеяться, что он не из наших.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал начальник и еще раз потянул себя за нос. — Но во мне копошится маленький червячок сомнения, что именно так оно и есть. — Он встал и пожал Лодеру руку. — Дело теперь за вами. А вообще — можете задержаться на несколько дней, повидать детей, если желаете, а в среду возвращайтесь.
— Благодарю вас, сэр. — Лодеру очень не хотелось просить об этой поблажке. Начальство само должно догадываться о таких вещах. — Благодарю, я повидаюсь с детишками и улечу во вторник. Я хотел бы поскорее взяться за дело.
Он вышел на улицу, залитую весенним солнцем, и на такси поехал в гостиницу.
Он доложил о звонке генералу Голицыну и к следующему ее звонку был готов ответ. Ее имя подсказало Голицыну, что не следует скрывать от нее, что Свердлов в Нью-Йорке. Ферроу — его контакт, возможно, у нее что-то важное, и она никому другому этого не расскажет. Судя по нетерпению в ее голосе, как доложил ночной дежурный референт, ей необходимо поговорить со Свердловым срочно.
Она сидела в своей комнате за закрытыми дверями, ей удалось отделаться от Нэнси, которой страшно хотелось узнать, что это за Сэнди Митчел и чего ей было нужно. Джуди придумала объяснение: девушка попросила адрес общего знакомого. Нэнси, конечно, не поверила, но это позволило уклониться от дальнейших расспросов и объяснило серию телефонных звонков, которые сделала Джуди.
Когда она позвонила в Русское посольство в Вашингтоне в третий раз, то чуть не сошла с ума от затянувшейся сначала на две, потом на пять и восемь минут паузы, во время которой механический голос телефонистки повторял, чтобы она не вешала трубки. Она чувствовала, что вот-вот разрыдается в телефон.
В конце концов к телефону подошел тот же человек, который разговаривал с ней перед этим. Полковник Свердлов в Нью-Йорке, и его можно найти по телефону, и тот назвал номер. На секунду ее охватило смятение: он повторил телефон, медленно и отчетливо, но у нее не было карандаша, и она испугалась, что перепутает цифры.
— Минутку, минутку, — закричала она в трубку, словно он был очень далеко и до него нужно было докричаться. — У меня нет карандаша. Да нет же, ради бога, я сказала — карандаша, мне нужно записать номер! Не вешайте трубку, подождите...
Она тут же вернулась с какой-то квитанцией и карандашом для подводки глаз — ничего более подходящего не подвернулось под руки. Но это сгодилось, через десять минут она дозвонилась, и ей ответил голос Свердлова.
— Мне нужно повидаться с тобой, — сказала она, спотыкаясь на каждом слове. — Это страшно важно. — Последовало молчание, и она подумала, что их разъединили. Потом она услышала его голос:
— Это трудно сделать, — сказал он. — Я очень занят. Я рано утром улетаю.
Она поняла, что он не один. Говорил безликим тоном, почти отрывисто.
— Федор, мне нужно кое-что сказать тебе. Ради всего святого, сверни свою встречу и повидайся со мной сегодня же вечером. Что бы ни случилось, ты не должен завтра лететь домой!
— Ладно, если это так срочно. Я приеду в то место, где мы встречались в последний раз. Приблизительно через час. — Он повесил трубку, даже не попрощавшись.
Он ждал ее в траттории, где они уже встречались за ленчем на этой неделе. Сидел он на том же месте за угловым столиком, перед ним стоял стакан с виски. Он поднял на нее глаза, когда она появилась в дверях. Посетителей было много, стояла невозможная жара, пахло итальянской кухней, за длинным столом сидела большая компания, провозглашая бесконечные тосты и поднимая невообразимый шум.
Он пододвинул ей стул, и на мгновение его рука задержалась на ее плече, легонько пожав его. И первое, что она сказала ему, было настолько нелепым и глупым, что ей сразу же стало стыдно.
— Ты так грубо говорил со мной по телефону. Я бы не просила тебя прийти, если бы не чрезвычайные обстоятельства.
— Извини, — сказал Свердлов. — В комнате было много людей. К тому же я очень удивился. Как ты разыскала меня?
— Сегодня вечером ко мне пришла девушка. Когда я вернулась с работы, она уже ждала меня в нашей квартире. Та американка, которая живет с твоим другом, тем, что приходил в «Ла Попотте», Меменовым. — Так она и сказала, Петр Меменов. — Он попросил ее передать тебе несколько слов, и она нашла, где я живу.
— Что он просил передать? — Свердлов говорил спокойно, почти безразлично.
— Она записала, но не дала мне бумажку. Я все запомнила. «Калинин на Лубянке. Ждут вас. Ни в коем случае не возвращайтесь в Россию». Нет, правильнее будет: «ни в коем случае не дайте убедить вас ехать в Россию».
— Калинин — мой секретарь, — медленно произнес Свердлов. — Ты уверена, что было сказано «Лубянка»?
— Абсолютно, — ответила Джуди. — Я даже слышала про это место. Это тюрьма, верно?
— Да, — сказал он. — Это в Москве. Центр допросов КГБ.
— "Они ждут вас". Что это значит? — Она дотронулась до его руки. Он схватил ее руку и удержал в своей.
— Это значит, что моего секретаря арестовали. И допрашивают. Скорее всего, когда я приеду домой, меня отправят вслед за ним на Лубянку.
— О боже, — прошептала Джуди. — Только за развод...
— Нет. — Он покачал головой. — Нет, развод тут ни при чем. Это просто уловка, чтобы я вернулся. — Он подумал о томаровском письме, полном отеческой заботы и сердечного совета немедленно приехать. Он сощурил глаза и сказал что-то на своем языке, чего Джуди не поняла. — Это нечто более серьезное. — Он улыбнулся — из-за опущенного уголка губ улыбка показалась кривой гримасой. — Они отозвали Калинина, чтобы сфабриковать против меня дело. Теперь оно готово. И вот старый друг пишет мне, чтобы я приезжал, моя собственная жена соглашается развестись со мной...
— Но что ты такое сделал? — воскликнула Джуди. — Зачем им «фабриковать» что-то? Я этого не понимаю...
— И не поймешь, — сказал он тихо. — Ты этого не поймешь, потому что в твоем мире такие вещи происходят только в книжках. В шпионских романах, где герой разгрызает проволоку зубами и исчезает в ночи. С Лубянки не убегают. Жаль, что это был Калинин. Очень хочется надеяться, что он не пытался геройствовать. — Свердлов дал ей сигарету и закурил сам. — Значит, политику определили, — задумчиво произнес он. — Мы вернулись к сталинизму. И теперь начинается чистка. Я был слеп и глуп, я должен был понять, что идет к этому.
— Но почему ты? — спросила его Джуди. — Почему весь этот шум вокруг тебя?
— Я принадлежу к так называемым умеренным, — объяснил Свердлов. — Я считаю, что мы можем завоевать капиталистический мир мирным проникновением, политическим маневрированием, просто историческим развитием. Но не войной, не с помощью старой марксистской теории, что революционное движение сметет все в океан и на руинах построит новый рай. Видишь ли, я разложился, полюбил шотландское виски. Как ты с первого раза не поняла, что одно это уже доказывает, насколько я далек от марксистского идеала?
— Да, ты потерял свой марксистский дух, — неожиданно сказала Джуди. — Ты же говорил мне, сам же говорил в тот вечер, когда заставил меня рассказать все про Ричарда. Ты сказал, что утратил веру. Ты сказал, что думаешь теперь только о том, чтобы выжить. Наверное, ты не смог скрыть это от начальства. О Федор, ну почему ты не хотел сидеть тихо?
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Не от начальства, — заметил он. — От подчиненных. Особенно от одного. — В глазах у Федора мелькнуло то же выражение, как при воспоминаниях о Томарове. — Никогда не забывай о старой собаке. Она может укусить одним клыком. Хорошая поговорка.
— Потому что я русский и не хочу, чтобы меня высылали из моей страны. Буду продолжать работать, возможно, еще раз все переменится. Надеюсь, ты не собираешься уговаривать меня перебежать?
— Ты же знаешь, что нет. Ведь ты бы действительно изменил своему народу, если бы перебежал к нам. Я хотела сказать только то, что сказала. Исчезни. Просто сгинь. Но это глупо, просто невозможно.
— Нет, — согласился он, и на лице мелькнула кривая улыбка. — Мне было бы очень трудно спрятаться где-либо без посторонней помощи. Не остается ничего иного, как уплатить за ленч и отвезти тебя обратно в ООН, чтобы ты продолжала работать на гнилой западный капитализм. Я улетаю в пятницу. Надеюсь вернуться дней через десять, или меньше, если сумею уговорить жену. И тогда позвоню тебе.
Они ехали в его машине. Он остановился около входа в высокое здание черного стекла и обнял ее.
— Прощай, — сказал он и поцеловал ее. — Душенька.
В тот же день, попозже, Джуди остановила переводчика, проходившего мимо кабинета Нильсона. Она спросила, что значит это слово. Он ухмыльнулся в ответ:
— По-русски это значит «дорогая». С кем это вы судачили?
— Спасибо, — сказала она и закрыла дверь перед его носом. В этот день у нее уже не было сил позвонить Лодеру.
* * *
Лодер был уже в посольстве, когда зазвонил телефон. Звонил старший шифровальщик, дежуривший ночью в посольстве:— Я искал вас, сэр.
Лодер ходил в кино, а потом поужинал в китайском ресторане. Как всегда — в одиночестве.
— Ладно, в чем дело? Времени-то уже час ночи.
— Открытая телеграмма на ваше имя с пометкой «очень срочно». Прочитать вам или вы сойдете к нам?
— Вам удобно прочитать?
Сон как рукой сняло. Насколько знал Лодер, его телефон не прослушивался, но кто знает, все время изобретают что-нибудь новое. Боже упаси подозревать, но подключиться к его телефону хотели бы не только люди из Восточного блока, но и друзья из ЦРУ.
— Телеграмма личная. Читать?
— Давай, — велел Лодер. Карандаш с блокнотом лежали у него под боком, на столике с телефоном.
— Дафни больна. Пожалуйста, приезжай немедленно. Положение очень серьезное. Подписано Винни.
Лодер записал.
— Спасибо. Дайте ответную телеграмму, хорошо? «Вылетаю первым же самолетом. Вторник 27. Джек». О'кей, отправьте сегодня же. Срочно.
Он положил трубку и поднялся с постели. Нашел сигарету в пачке, которую до этого вынул из кармана пиджака; он не пользовался портсигаром после того, как потерял тот, который ему подарила жена на Рождество в первый год после свадьбы. Дафни — имя его жены. Но Винни — это кодовое имя, которым пользовался его начальник на Квин-Эннз-Гейт в Лондоне. Фиктивное личное сообщение, посланное по открытому каналу, свидетельствовало о чем-то необычайно серьезном. Настолько важном и настолько секретном, что никто в посольстве, даже посланник или сам посол, не должны были знать, что Лодера вызывают в Англию по официальному делу.
Он вернулся к кровати и стал названивать в авиакомпанию БОАК.
* * *
— Не могла бы я поговорить с миссис Ферроу? Она дома?Нэнси Нильсон открыла дверь квартиры, и в холл вошла светловолосая женщина.
— Ее сейчас нет, но я жду ее с минуты на минуту. Входите и обождите здесь. — Нэнси проводила гостью в гостиную. Она заметила, как та быстро скользнула по комнате взглядом, оценивая обстановку и картины. В холле рассмотреть гостью было трудно, а в хорошо освещенной комнате ее волосы оказались отливающими медью, на дорогое, но не достаточно элегантное, на взгляд Нэнси, платье было накинуто голубое норковое манто.
— Вы не представились, — напомнила Нэнси.
— Сэнди, — ответила та и улыбнулась. — Сэнди Митчел. Хай.
— Хай, — ответила Нэнси. — Нэнси Нильсон. Выпьете чего-нибудь, пока ожидаете?
— Нет, благодарю, — сказала девушка. Она скинула меховое манто и присела на краешек стула, выставив вперед сжатые вместе коленки. Она могла быть певичкой или актрисой на маленьких ролях. У нее были красивые ноги и очень красивое лицо. Нэнси никак не могла сообразить, какое она может иметь отношение к Джуди Ферроу. Она наблюдала за девушкой, прищурив глаза: привычка, унаследованная от отца. Нэнси думала, правильно ли поступила, впустив незнакомку в квартиру.
— Вы хорошо знаете Джуди? — спросила она.
— Нет. Нет, я в общем-то не знакома с ней. Мы только один раз встречались.
— Понятно, — протянула Нэнси. — В таком случае она не ждет вас?
— Нет. — В ответ ей блеснула яркая улыбка, но за ней скрывалось напряжение.
— Меня попросил связаться с ней один друг. Это не она?
Входная дверь открылась, потом закрылась. Нэнси встала:
— Думаю, она. Скажу ей, что вы здесь.
Она плотно прикрыла за собой дверь. В холле Джуди покачала головой:
— Не знаю никого по имени Сэнди Митчел... Лучше спрошу, что ей нужно.
Как только она вошла в комнату, блондинка поднялась, и Джуди узнала ее. Это была девушка-американка, которая подходила к столику Свердлова с молодым русским. Она внезапно вспомнила его имя. Меменов.
— Хэлло, — сказала она.
— Сэнди Митчел, — представилась девушка. — Вы помните меня? Мы встречались в «Ла Попотте», уже достаточно давно... — Казалось, она сомневалась, говорить ли ей то, что она хотела, и смотрела мимо Джуди, туда, где стояла Нэнси.
— Миссис Ферроу, могу я минутку поговорить с вами с глазу на глаз?
— Да, конечно. — Джуди повернулась, но Нэнси уже выходила из комнаты. Когда они остались одни, Сэнди села.
— Так по какому поводу вы хотели меня видеть, мисс Митчел?
— Я подруга Петра Меменова, — быстро заговорила та. — Вы, возможно, не помните меня, но мы в тот вечер выпили с вами за вашим столиком. Послушайте, мне звонил Петр, он сейчас в Париже, в двухнедельной командировке. Он попросил меня разыскать вас, потому что должен сообщить кое-что вашему другу полковнику Свердлову.
— Ну? Почему же он не мог сообщить прямо ему?
— Не знаю. — Девушка повела плечами. — И не хочу знать, миссис Ферроу. Я бы не стала разыскивать вас и приходить сюда, если бы он не попросил меня сделать одолжение. Он сказал, что это страшно важно, чтобы я нашла вас и передала это сообщение для вашего друга.
— Какое сообщение?
— Я записала его. — Она принялась искать в сумочке и вытащила листок бумаги с крупными каракулями поперек страницы. Джуди протянула руку, но Сэнди Митчел покачала головой.
— Он сказал, что я могу записать его, но никому ни под каким видом не отдавать. После того как я прочту вам, я должна сжечь сообщение. Поверьте мне, миссис Ферроу, все это звучит для меня совершенным бредом, но я же сказала вам — это мой старый друг, и я просто оказываю ему услугу.
— Хорошо, тогда прочитайте записку мне, пожалуйста, — Джуди заговорила потише, подсознательно принимая меры, чтобы Нэнси не могла через дверь ничего услышать.
— "Калинин на Лубянке. Ждут вас. Ни в коем случае не позволяйте уговорить вас вернуться". Все.
— О боже мой, — прошептала Джуди.
— Я ничего не поняла, — сказала девушка. — Но похоже, ваш друг попал в беду. — Она посмотрела на англичанку — та была бледной как мел.
— Пожалуй, я теперь пойду. Петр сказал, чтобы вы сообщили ему как можно скорее.
— Сейчас уже четверг, вечер! — воскликнула Джуди. — Мне нужно сообщить ему сегодня же! — Она вышла в холл вместе с подругой Меменова. Протянула руку девушке, и Сэнди Митчел пожала ее.
— Спасибо, — сказала Джуди. — Спасибо, что нашли меня и все это рассказали. Теперь поезжайте домой и сожгите записку, а потом забудьте про это.
— Так и сделаю, — сказала девушка. — Не знаю, в чем дело, но носом чую неприятности. Надеюсь, вы найдете вашего друга сегодня.
— Помоги ему боже, если не найду, — произнесла Джуди. — Он улетает домой завтра утром.
* * *
Начальником Лодера в Лондоне был удалившийся от дел промышленник, получивший после войны дворянский титул за работу в промышленности в добавление к ордену «За выдающиеся заслуги» с пряжкой, — он чем-то отличился во время войны в сферах, о которых не принято распространяться. Внешне в нем не было ничего импозантного: среднего роста, невзрачный. Редеющие волосы, на носу толстенные очки, на память об армейской карьере остались только небольшие, аккуратно подстриженные усики.В прошлом профессиональный военный, между двумя мировыми войнами он приобрел богатый опыт разведывательной работы на Ближнем Востоке и в Индии, прославился необыкновенным нюхом и храбростью. В начале последней войны, когда военная разведка отличилась, наделав непоправимых ошибок, и когда дилетанты из управления специальных операций только еще формировались в эффективный боевой орган, он имел звание бригадира и был направлен на работу в СИС.
Здесь он проявил себя как необыкновенная личность на поприще шпионажа, как человек безграничной смелости: слишком хитроумный, чтобы попасть в руки врага и героически умереть. Оказалось, что он наделен превосходными организаторскими качествами и, благодаря опыту проведения активных операций, которым, увы, не располагали некоторые его коллеги — начальники отделов разведки, знал, что можно спрашивать со своих подчиненных и каким образом лучше их использовать. По окончании войны он ушел в промышленность, где нашел применение своим многочисленным талантам в нескольких компаниях, и не без успеха, о чем свидетельствует дворянский титул, полученный им за это и, казалось, подводивший итог его трудам на ниве службы обществу. И вот в этот момент его назначают главой всей СИС, и он обживает благословенные апартаменты на Квин-Эннз-Гейт.
Он ждал Лодера в конце дня в пятницу. Его предшественник никогда в жизни не одарил бы офис своим присутствием в послеобеденное время в пятницу, считая уик-энд настолько священным, что он не может быть нарушен ничем, кроме войны.
— Присаживайтесь, Лодер. Выглядите отлично. Вашингтон не противопоказан вам?
— Нет, сэр. Я чувствую себя хорошо.
— Извините, что пришлось вытащить вас так неожиданно. Получен меморандум от мининдела первой категории срочности. — У него была привычка укорачивать слова, которая действовала Лодеру на нервы. — Назревает большой скандал. Наша задача — не выносить сор из избы. Вот почему я воспользовался именем вашей жены для телеграммы.
— Я это понял, сэр. В посольстве я сказал, что она заболела и мне нужно срочно выезжать. В Вашингтоне никаких вопросов не возникло. Так что стряслось?
— Ближний Восток. Отвратительное место: одни кризисы, и ничего хорошего не жди от этих людей — евреев, арабов. Все они одинаковые. Так или иначе, госдеп предпринял шаги, чтобы организовать встречу между представителем Израиля и кем-то из египтян; все абсолютно неофициально, никто не должен об этом знать, ухватываете? Ладно. Без труда не вытащишь рыбки из пруда. Израильское правительство изъявило готовность участвовать в переговорах при условии, что никто не сможет сказать, будто они идут на попятный, и выделило специального человека; арабы дали понять, что на нейтральной территории может ненароком оказаться представитель арабов в то же время, что и израильтянин, и, если ничего официально не будет объявлено или упомянуто, они могут провести переговоры. Это было бы по крайней мере каким-то началом. Как вы, Лодер, понимаете, для Запада это гораздо важнее, потому что означало бы, что арабы могут в будущем отойти от русских.
— С какой стати? Извините за любопытство, но интересно было бы узнать, — сказал Лодер.
— Очень хороший вопрос. Как всегда, вопрос о самосохранении. Арабское партизанское движение начинает выходить из-под контроля. Теперь это не только Эль Фатах; возникло и набирает силу новое молодое движение, что-то вроде революционного крестового похода Че Гевары, которое считает, что следует вернуть Палестину, но только уничтожив все, связанное с Западом. В этом участвуют нефтяные шейхи, они платят Египту жирные субсидии, но так, чтобы все было шито-крыто, а Египет за это должен держать под замком канал. Так вот, шейхи начинают беспокоиться, что партизаны заходят влево дальше, чем им хотелось бы. Если евреи нанесут ответный удар и произойдет еще одна шестидневная заваруха — а я вижу, что они способны отхватить от Объединенных Арабских Эмиратов еще очень и очень хороший кусок, даже не разбив им в кровь нос, — египетское правительство проиграет, не помогут никакие русские МИГи, и тогда их собственные фанатики перережут им горло. Русских это, смотря по обстоятельствам, может вполне устроить. Думаю, что египтяне созрели для того, чтобы повернуться в нашу сторону. Но вся эта затея лопнула прямо у нас под носом. Ну, вернее, не совсем у нас, а под носом у госдепа.
Он замолчал и потянул себя за нос, ухватившись за него между ноздрями, отчего его заурядное английское лицо на мгновение сделалось неординарным. Лодер вынул сигареты и предложил начальнику. Тот взял — его пристрастие к чужим сигаретам и привычка никогда не открывать стоявшую на его столе большую коробку с куревом стало притчей во языцех среди подчиненных.
— Русские пронюхали, — вздохнул он. — Им не просто удалось узнать, к чему идет дело, они получили документальные подтверждения. Письма, меморандумы, рекомендации Форин-офиса, записку с одобрением президента — все до последнего. Они выложили документы арабам, и на этом переговоры закончились. Евреи в бешенстве от утечки. Получилось, что их позиции слабее, и теперь они требуют действий.
— Как же русские сумели получить такие бумаги? — не удержался от вопроса Лодер. — И откуда мы знаем, что документы у КГБ?
— В Каире у нас есть друг, — объяснил шеф. — Он видел фотокопии. И сообщил нам. Он тоже не в восторге от этого. Его фамилию не упомянули, но могли бы и упомянуть. Думаю, мы его уже потеряли, но лес рубят, щепки летят.
— Если у них фотокопии, — медленно проговорил Лодер, — значит, кто-то из наших их сделал и нашел способ быстро передать русским. Кто-то выдал весь план.
— Да. — Глаза за стеклами очков зло блеснули. — Именно так, Лодер. Среди нас завелась змея.
— Американцы, наверное, встали на рога. — Лодера так потрясло услышанное, что он совершенно забылся и у него явственно прорезался мидлендский акцент.
— Они начинают немедленную проверку всех, кто имел хотя бы какое-то отношение к этой идее или мог видеть переписку. Как вы и говорите, ЦРУ от этого не в восторге. Естественно, они будут настаивать, что это кто-то из наших.
— Естественно, — почти проскрипел Лодер. — Но это же их ребенок, так почему они считают, что это мы пачкаем пеленки? Но кто бы это ни был, все равно сушить пеленки придется им.
— Надеюсь, — сказал шеф. — Но я понимаю, на что они намекают. У нас на этот счет не лучшая репутация. Меня не было здесь, когда Маклин был в Вашингтоне, иначе меня отозвали бы. Помните, конечно, он передал русским всю документацию о Натовской оборонительной системе. Молю Всевышнего, чтобы это не оказался один из наших, но совершенно в этом не уверен. Вот почему я послал за вами, Лодер. В Вашингтоне наступают жаркие денечки. Я хочу, чтобы вы прошлись по всем членам посольства частым гребнем. По всем.
Он увидел лицо Лодера и повторил:
— И я подчеркиваю: по всем, от посла и ниже. Я готовлю вам двух помощников и пошлю их уже на следующей неделе. Оба из военно-морской разведки, оба имеют допуск к планированию.
Лодер заколебался, но быстро сориентировался:
— Лучше трех, сэр. Полагаю, я отошлю Маклеода.
— Почему?
— Он связался с девицей из кадров. — Лодер уже принял решение не впутывать Фергуса Стефенсона и его жену и солгал без натуги. — Он может что-нибудь сболтнуть ей. Поймите меня правильно, сэр, он прекрасный работник, и в другой обстановке это не имело бы значения, но поскольку сейчас вопрос о бдительности встал так остро... Я бы заменил его.
— Отлично. Так и сделаем. Но и здесь тоже, кстати говоря, дел будет по горло. В понедельник иду на Даунстраз для доклада. — Сначала Лодер не понял. Потом до него дошло, что это одно из любимых начальником сокращений.
— Вы хотите сказать, что встречаетесь с премьер-министром на Даунинг-стрит?
— Да. Он занят, иначе я отправился бы завтра в Чекерс. Вот насколько все это серьезно, Лодер. Всей этой ближневосточной затее придавалось самое большое значение. Тот, кто передал документы русским, знал наверняка, насколько это важно. И это значит, что американцы или англичане — не важно — имеют дело не просто с утечкой или колоссальных масштабов недосмотром. Речь идет о смертельной угрозе всей западной системе безопасности. Об агенте-двойнике, по сравнению с которым мистер Филби будет выглядеть мелким клерком.
— Боже, — пробормотал Лодер. — Будем надеяться, что он не из наших.
— Я тоже на это надеюсь, — сказал начальник и еще раз потянул себя за нос. — Но во мне копошится маленький червячок сомнения, что именно так оно и есть. — Он встал и пожал Лодеру руку. — Дело теперь за вами. А вообще — можете задержаться на несколько дней, повидать детей, если желаете, а в среду возвращайтесь.
— Благодарю вас, сэр. — Лодеру очень не хотелось просить об этой поблажке. Начальство само должно догадываться о таких вещах. — Благодарю, я повидаюсь с детишками и улечу во вторник. Я хотел бы поскорее взяться за дело.
Он вышел на улицу, залитую весенним солнцем, и на такси поехал в гостиницу.
* * *
Свердлова в вашингтонском посольстве не оказалось. Джуди звонила три раза в течение часа, в первый раз она попросила соединить с ним, но после пятиминутного молчания линия отключилась. В отчаянии она набрала номер снова, на этот раз последовала уже знакомая пауза, но телефонистка подключилась с извинениями за задержку, и Джуди ждала, прижав трубку к уху. Ответил мужской голос, он медленно и тщательно выговаривал английские слова. Мужчина сказал, что полковника Свердлова нет в Вашингтоне. Нет, ничего добавить он не имеет права, но, может быть, она сообщит свое имя и позвонит через полчаса?Он доложил о звонке генералу Голицыну и к следующему ее звонку был готов ответ. Ее имя подсказало Голицыну, что не следует скрывать от нее, что Свердлов в Нью-Йорке. Ферроу — его контакт, возможно, у нее что-то важное, и она никому другому этого не расскажет. Судя по нетерпению в ее голосе, как доложил ночной дежурный референт, ей необходимо поговорить со Свердловым срочно.
Она сидела в своей комнате за закрытыми дверями, ей удалось отделаться от Нэнси, которой страшно хотелось узнать, что это за Сэнди Митчел и чего ей было нужно. Джуди придумала объяснение: девушка попросила адрес общего знакомого. Нэнси, конечно, не поверила, но это позволило уклониться от дальнейших расспросов и объяснило серию телефонных звонков, которые сделала Джуди.
Когда она позвонила в Русское посольство в Вашингтоне в третий раз, то чуть не сошла с ума от затянувшейся сначала на две, потом на пять и восемь минут паузы, во время которой механический голос телефонистки повторял, чтобы она не вешала трубки. Она чувствовала, что вот-вот разрыдается в телефон.
В конце концов к телефону подошел тот же человек, который разговаривал с ней перед этим. Полковник Свердлов в Нью-Йорке, и его можно найти по телефону, и тот назвал номер. На секунду ее охватило смятение: он повторил телефон, медленно и отчетливо, но у нее не было карандаша, и она испугалась, что перепутает цифры.
— Минутку, минутку, — закричала она в трубку, словно он был очень далеко и до него нужно было докричаться. — У меня нет карандаша. Да нет же, ради бога, я сказала — карандаша, мне нужно записать номер! Не вешайте трубку, подождите...
Она тут же вернулась с какой-то квитанцией и карандашом для подводки глаз — ничего более подходящего не подвернулось под руки. Но это сгодилось, через десять минут она дозвонилась, и ей ответил голос Свердлова.
— Мне нужно повидаться с тобой, — сказала она, спотыкаясь на каждом слове. — Это страшно важно. — Последовало молчание, и она подумала, что их разъединили. Потом она услышала его голос:
— Это трудно сделать, — сказал он. — Я очень занят. Я рано утром улетаю.
Она поняла, что он не один. Говорил безликим тоном, почти отрывисто.
— Федор, мне нужно кое-что сказать тебе. Ради всего святого, сверни свою встречу и повидайся со мной сегодня же вечером. Что бы ни случилось, ты не должен завтра лететь домой!
— Ладно, если это так срочно. Я приеду в то место, где мы встречались в последний раз. Приблизительно через час. — Он повесил трубку, даже не попрощавшись.
Он ждал ее в траттории, где они уже встречались за ленчем на этой неделе. Сидел он на том же месте за угловым столиком, перед ним стоял стакан с виски. Он поднял на нее глаза, когда она появилась в дверях. Посетителей было много, стояла невозможная жара, пахло итальянской кухней, за длинным столом сидела большая компания, провозглашая бесконечные тосты и поднимая невообразимый шум.
Он пододвинул ей стул, и на мгновение его рука задержалась на ее плече, легонько пожав его. И первое, что она сказала ему, было настолько нелепым и глупым, что ей сразу же стало стыдно.
— Ты так грубо говорил со мной по телефону. Я бы не просила тебя прийти, если бы не чрезвычайные обстоятельства.
— Извини, — сказал Свердлов. — В комнате было много людей. К тому же я очень удивился. Как ты разыскала меня?
— Сегодня вечером ко мне пришла девушка. Когда я вернулась с работы, она уже ждала меня в нашей квартире. Та американка, которая живет с твоим другом, тем, что приходил в «Ла Попотте», Меменовым. — Так она и сказала, Петр Меменов. — Он попросил ее передать тебе несколько слов, и она нашла, где я живу.
— Что он просил передать? — Свердлов говорил спокойно, почти безразлично.
— Она записала, но не дала мне бумажку. Я все запомнила. «Калинин на Лубянке. Ждут вас. Ни в коем случае не возвращайтесь в Россию». Нет, правильнее будет: «ни в коем случае не дайте убедить вас ехать в Россию».
— Калинин — мой секретарь, — медленно произнес Свердлов. — Ты уверена, что было сказано «Лубянка»?
— Абсолютно, — ответила Джуди. — Я даже слышала про это место. Это тюрьма, верно?
— Да, — сказал он. — Это в Москве. Центр допросов КГБ.
— "Они ждут вас". Что это значит? — Она дотронулась до его руки. Он схватил ее руку и удержал в своей.
— Это значит, что моего секретаря арестовали. И допрашивают. Скорее всего, когда я приеду домой, меня отправят вслед за ним на Лубянку.
— О боже, — прошептала Джуди. — Только за развод...
— Нет. — Он покачал головой. — Нет, развод тут ни при чем. Это просто уловка, чтобы я вернулся. — Он подумал о томаровском письме, полном отеческой заботы и сердечного совета немедленно приехать. Он сощурил глаза и сказал что-то на своем языке, чего Джуди не поняла. — Это нечто более серьезное. — Он улыбнулся — из-за опущенного уголка губ улыбка показалась кривой гримасой. — Они отозвали Калинина, чтобы сфабриковать против меня дело. Теперь оно готово. И вот старый друг пишет мне, чтобы я приезжал, моя собственная жена соглашается развестись со мной...
— Но что ты такое сделал? — воскликнула Джуди. — Зачем им «фабриковать» что-то? Я этого не понимаю...
— И не поймешь, — сказал он тихо. — Ты этого не поймешь, потому что в твоем мире такие вещи происходят только в книжках. В шпионских романах, где герой разгрызает проволоку зубами и исчезает в ночи. С Лубянки не убегают. Жаль, что это был Калинин. Очень хочется надеяться, что он не пытался геройствовать. — Свердлов дал ей сигарету и закурил сам. — Значит, политику определили, — задумчиво произнес он. — Мы вернулись к сталинизму. И теперь начинается чистка. Я был слеп и глуп, я должен был понять, что идет к этому.
— Но почему ты? — спросила его Джуди. — Почему весь этот шум вокруг тебя?
— Я принадлежу к так называемым умеренным, — объяснил Свердлов. — Я считаю, что мы можем завоевать капиталистический мир мирным проникновением, политическим маневрированием, просто историческим развитием. Но не войной, не с помощью старой марксистской теории, что революционное движение сметет все в океан и на руинах построит новый рай. Видишь ли, я разложился, полюбил шотландское виски. Как ты с первого раза не поняла, что одно это уже доказывает, насколько я далек от марксистского идеала?
— Да, ты потерял свой марксистский дух, — неожиданно сказала Джуди. — Ты же говорил мне, сам же говорил в тот вечер, когда заставил меня рассказать все про Ричарда. Ты сказал, что утратил веру. Ты сказал, что думаешь теперь только о том, чтобы выжить. Наверное, ты не смог скрыть это от начальства. О Федор, ну почему ты не хотел сидеть тихо?
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Не от начальства, — заметил он. — От подчиненных. Особенно от одного. — В глазах у Федора мелькнуло то же выражение, как при воспоминаниях о Томарове. — Никогда не забывай о старой собаке. Она может укусить одним клыком. Хорошая поговорка.