Страница:
Она, Маргарет Стефенсон, не могла похвастаться легендарной красотой Дианы Норвич, но зато у нее прекрасное воспитание, яркие личные достоинства и своего рода аура женской силы, совсем иного свойства; она единственная из жен дипломатов, способная занять место одной из самых знаменитых женщин своего времени. Таким ей представлялся предел ее мечтаний, ее амбиций, в этом она видела оправдание своего омерзительного брака, многочисленных связей без любви и совершенно гангстерской настойчивости в достижении своих целей.
Какого черта он не звонит?.. Внезапно она почувствовала дикую усталость. Патерсон летал в Нью-Йорк в субботу, в тот же вечер встречался с послом. Сегодня утро пятницы. Русский мог уже перейти.
Она снова взялась за телефон:
— Мне нужно поговорить с мужем. Соедините меня немедленно.
Фергус очень удивился, но его тихий голос, смягченный телефоном, звучал подчеркнуто вежливо:
— Маргарет? Я сейчас очень занят.
— Ты должен приехать домой, — набросилась она на него, но голоса не повысила. — Случилось нечто ужасное. С твоей зажигалкой.
Послышался легкий звук, как будто он прочищал горло, потом он закашлялся — она все слышала очень отчетливо.
— О милая, — сказал он. — Ладно, не нервничай. Я заскочу минут через пятнадцать. Мы с Эриком почти закончили.
— Об этом я и говорю. — Голос Джуди Ферроу звучал по телефону из Нью-Йорка с надрывом, раздраженно. — Но это то, что я должна передать. Я лечу с ним на Барбадос, тем же рейсом, мы будем в отеле «Прибрежный». Он должен уехать как можно скорее. Он уверен, что за ним слежка. Вы сумеете устроить все вовремя?
— Мне, черт побери, придется устроить, — огрызнулся Лодер. Она действовала ему на нервы. Джуди этого не замечала, но забота об этом русском сделала ее просто агрессивной. Уже тогда, в первый раз, она как львица бросилась защищать его, и Лодер этого не забыл. — Это все, что он сказал?
— Документы будут с ним, — вспомнила она последнее наставление. — Он особенно просил, чтобы ему организовали отлет в Лондон в субботу или воскресенье, самое позднее. Не удастся ли это в пятницу вечером? Я думаю, что он сошел с ума, совершая это, но он говорит, что у себя в посольстве он прикрылся.
— Еще бы! — бросил Лодер. — Если он выбрал Барбадос, он знает, что делает, лучше, чем кто-либо другой. Что касается вечера пятницы, скажите ему, что это невозможно. У меня не хватит времени, чтобы получить места на прямой рейс до Лондона. Я могу реквизировать часть коммерческого самолета, но на это уйдет не меньше двадцати четырех часов, пока я получу нужные санкции. Я могу забрать его субботним самолетом. Передайте ему, что в отеле будет поставлена охрана и чтобы вы, когда приедете туда, не выходили из помещения. Вы это поняли? Оставайтесь внутри до тех пор, пока наши мальчики не придут за вами. О'кей?
— Да, я передам ему. И не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы он не высовывал носа из номера.
— Постарайтесь, — подтвердил Лодер. — Мне нужны эти проклятые бумаги, что бы там ни случилось. Вы летите с ним или как? У нас это не предусмотрено, мне казалось, я предупреждал вас.
— Вам незачем было утруждать себя, — обрезала его Джуди. — Я еду на Барбадос, потому что я нужна ему как алиби. Я, мистер Лодер, не собираюсь лететь в Лондон. Единственное, чего я хочу, это вернуться сюда и продолжать заниматься своими делами, так, для разнообразия. Это, если я не потеряю места, взяв отпуск за свой счет.
Телефон замолчал, и Лодер позволил себе ткнуть двумя пальцами в воздух. Все-таки он ее уел, эту воображалу, — надо же, эта сучка притворяется, будто у нее ничего не было с этим русским!
Ладно, выбросим ее из головы. Суббота или воскресенье. Он велел своей секретарше дать ему расписание самолетов, вылетающих с Барбадоса в Лондон в субботу, начиная с утренних рейсов и до ночи. Он составил шифровку в Лондон с просьбой дать указание послу открыть ему, Лодеру, «зеленый свет». Это дало бы ему право предпринимать все необходимые шаги, не обращаясь за согласованием к послу или к Стефенсону, в случае если руководитель посольства отсутствует.
Получив «зеленый свет», Лодер мог бы реквизировать весь самолет «ВС-10», если бы захотел, мог бы вызвать в посольство такое количество сотрудников службы безопасности, какое счел бы необходимым, а также мог бы рассчитывать на самую полную поддержку от внутренних сил безопасности барбадосского правительства. Возможно, ему понадобится помощь канадцев, находящихся на острове. Он задумался, стоит ли связываться с канадцами. Наряд канадской секретной службы, расположившийся вокруг «Прибрежного», будет выглядеть дьявольски подозрительно. Можно посадить двоих людей в тот же самолет, которым полетит завтра Свердлов, они присмотрят за отелем. Он решил обойтись без помощи канадцев.
Секретарь вернулась с сообщением, что в субботу только один прямой рейс с Барбадоса в Лондон, вылет в семь тридцать вечера. Утром в воскресенье есть рейс «Алиталии» в одиннадцать часов, с четырьмя промежуточными посадками: на Тринидаде, в Нассау, на Бермудах, затем Лондон, и после Лондона — Рим. Все билеты на оба рейса зарезервированы, а на английский вечерний рейс имелся длинный список ожидания. Лодер выругался, девушка сделала вид, что ничего не слышала. Наверное, он очень волнуется, если выражается непечатно.
— Соедините меня с главным в отделении БОАК в Нью-Йорке, — приказал он. — Я поговорю с ним.
Звонок оказался безуспешным: нужный Лодеру человек уехал за город. Дальнейшие звонки позволили откопать его помощника, который не обладал нужными полномочиями, но по крайней мере дал телефон, по которому имело смысл искать его шефа. Через полтора часа с третьей попытки Лодер добрался до него. В первый раз ему сказали, что шеф выехал и задерживается в уличной пробке. Во второй Лодер был доведен до белого каления просьбой подождать или позвонить еще раз, потому что этот человек принимал ванну и бойкая американка не пожелала изъять его персону из ванны, чтобы тот взял трубку. Когда шеф БОАК наконец стал доступным, Лодер заговорил подчеркнуто сухо. Ему нужны три места первого класса на вечерний рейс с Барбадоса. Да, он знает, что просит нечто практически невыполнимое, он понимает, как трудно выкидывать людей с их мест в переполненном самолете, — и все-таки он подчеркивает, что не просит места, а предупреждает, что их реквизируют именем правительства и Ее королевского величества. Соответствующий документ будет предъявлен ему завтра, и, если корпорация не поможет, он не остановится перед реквизированием всего самолета. Лодер повесил трубку. Через несколько секунд зазвонил стоявший на столе внутренний телефон. Он весь еще был в борьбе с БОАК, когда понял, что звонит Фергус Стефенсон. Они не встречались за ленчем уже месяц, Лодер намеревался назначить Стефенсону дату, но, когда он получил депешу, вызвавшую его в Лондон, проблемы, связанные с выявлением Синего и организацией перехода Свердлова, вытеснили из головы все другие заботы. Прежде всего он был профессионалом высшего класса, именно фанатическая преданность служебному долгу способствовала развалу его семьи, и служение долгу не могло допустить, чтобы на время, которое по всем статьям принадлежало его работе, в такой критический момент претендовала даже самая дорогая для него дружба. Первый раз он отказывался от приглашения Фергуса, и тот остался явно огорченным. Посланник сказал что-то любезное и дал отбой.
Лодер попросил принести ему в кабинет бутерброды и апельсинового сока, а также велел секретарю не уходить, потому что она будет ему нужна весь вечер. Она подчинилась безропотно; начиналась, как это называл Лодер, «драчка», и ей это нравилось. У них сложились хорошие рабочие отношения, он никогда не приставал к ней, что ее очень устраивало, потому что он был решительно неприятен ей как мужчина: маленький и невзрачный. В целом он был очень внимателен, и, когда в работе наступал такой же аврал, как сегодня, он никогда не забывал поблагодарить ее. Вряд ли она могла сказать, любила она его или недолюбливала, но походила на него в значительно большей степени, чем осознавала это. Так же, как и он, она прежде всего любила свою работу.
— Что ты намерен предпринять? — требовательным тоном спросила Маргарет Стефенсон. — Лодер не может с тобой встретиться, что теперь?
Ее муж налил себе стакан шерри — его выбор разозлил ее. Получив удар, какой получил он, пьют бренди. В этом стакане шерри было что-то такое оскорбительно немужское, что ей захотелось вышибить его из руки мужа. Звонок основательно потряс его — он приехал из посольства и стоя слушал новости, услышанные его женой от Рейчел Патерсон. В какой-то момент он хотел остановить ее, но жена не дала прервать себя, сразу сообщив, что Патерсон ходил к послу, так что в правдивости истории сомневаться не приходится. Затем она задала ему единственный существенный в подобных обстоятельствах вопрос.
Может ли перебежчик что-нибудь знать о нем? Фергус откровенно признался, что не имеет представления. Мелкие служащие, младшие дипломаты не имеют доступа к секретным документам его уровня. Можно не опасаться нижнего эшелона посольских. Но сотрудник Советского посольства, принадлежащий к высшему эшелону, скорее всего, осведомлен о существовании агента в западных дипломатических кругах, не зная, кто он конкретно. И как только служба безопасности получит сигнал тревоги, она начнет копать глубоко. Если начнется полномасштабное расследование, он окажется в большой опасности. На то, чтобы разоблачить Маклина, потребовалось два года, напомнил он жене. Они работали не торопясь, но основательно. Первым делом ему нужно узнать подробности, относящиеся к предполагаемому переходу: какой пост занимает русский и, если удастся, его фамилию.
Он позвонил Лодеру, жена стояла в ожидании ответа и кусала губы, пока на нижней не показалась капелька крови. Потом она еще раз повторила вопрос:
— Ну так что же ты намерен предпринять? Твой драгоценный полицейский не хочет с тобой встречаться. Боже, ты не думаешь...
— Нет-нет, — успокоил ее Фергус. — Не впадай в панику, еще ничего не произошло. Такие вещи занимают много времени. Пройдут еще недели, пока русский уйдет к нам. Но я должен выяснить, кто это.
Маргарет стояла посредине залитой солнцем комнаты, которая считалась лучшим образцом ее оригинального вкуса. Центральное место занимала картина кисти Кастильса с распушившимся павлином на переднем плане. В этой комнате она всегда собирала небольшие компании: кто-то обмолвился, польстив ей, что в интерьере комнаты чувствуется ее индивидуальность. Она смотрела на стоявшего у камина Фергуса, высокого и довольно худого: он прихлебывал шерри, а ведь под ногами у него разверзлась пропасть.
— И что, если ты узнаешь? — В голове у нее не появлялось ничего конкретного, кроме смутного опасения отставки, возвращения в Англию, а потом — жизнь в изгнании где-нибудь в третьестепенной стране. Мысли путались. Но внезапно она пришла к единственному возможному решению.
— Я предупрежу Советское посольство и остановлю перебежчика, — сказал Фергус. — И дело не только во мне, я должен сделать это при всех условиях. Кто бы это ни был, он предатель. И заслуживает того, что его ждет.
Маргарет Стефенсон промолчала. Он говорил совершенно серьезно, в голосе у него не слышно было и намека на шутку, на иронию относительно его самого. Он говорил со всей искренностью.
— С твоей точки зрения, — тихо произнес Фергус, — это либо русский, либо я. И ты уже приняла решение. Так что предоставь все это мне, и я с этим управлюсь. Слава богу, мы узнали об этом вовремя. Сейчас я пойду в офис и встречусь с послом. Не беспокойся, все будет в порядке.
После его ухода она заметила, что он не выпил и половины стакана. Она поднялась наверх, и там ее впервые в жизни по-настоящему стошнило.
Он позвонил ей поздно вечером на квартиру и пригласил в клуб, чтобы вместе провести вечер. Джуди не хотелось никуда идти, у нее просто не было сил. Нэнси ушла на свидание, и она устроилась перед экраном, но банальность программы действовала на нервы, и она выключила телевизор. Веселый голос Свердлова тоже подействовал на нервы. В качестве компромисса она предложила ему зайти к ней на квартиру и выпить.
Как только он вошел, вся ее злость испарилась. Телефоны обманчивы. Он выглядел совершенно зеленым и замотанным.
— О каком еще ночном клубе ты говорил? — спросила она. — Ты выглядишь ужасно. Заходи и садись.
— Я не думал, что можно прийти сюда, — ответил он. — Мне хотелось увидеть тебя, я подумал, что немного музыки может быть для нас полезно. Но это лучше. Намного лучше. — Он повернул ее к себе и поцеловал.
Она предложила ему выпить, сварила кофе. Он осмотрелся в гостиной. Они сидели на большом обитом материей диване, который был сделан по специальному заказу Нэнси.
— Очень удобно, — заметил он. — И ты готовишь хороший кофе. Это гораздо лучше, чем ходить по ресторанам. Я думаю, мы оба устали, особенно ты. Напряжение оказалось для тебя непомерным, прости.
— Ничего, — сказала Джуди. Ей не хотелось его видеть, но теперь она была рада, что он пришел. Приятно было сидеть рядом с ним, приятно чувствовать теплую руку, которая уютно обхватила ее. — Просто мне хочется, чтобы скорее прошли два следующих дня, вот и все. Я хочу видеть тебя в самолете, отлетающем в Англию.
— Ты будешь скучать по мне?
— Да, — ответила Джуди. — Да, буду скучать. Но разве в этом дело. Дело в том, чтобы ты выбрался отсюда и с Барбадоса. Федор, ты все еще уверен, что это самый надежный путь?
— Это лучший путь, — подтвердил он. — Пожалуйста, поверь, что это так. И самый безопасный. Я не взял бы тебя с собой, угрожай нам хотя бы небольшая опасность. А за второй этап отвечает мистер Лодер.
— Он сумеет, — сказала Джуди. — Все готово, он меня заверил. Он очень неприятный человек, но я уверена, что свое дело знает.
Свердлов посмотрел на нее:
— И ты не презираешь меня за то, что я делаю? Ты не считаешь меня предателем и трусом? Это же совсем не по-английски и неаристократично, правда, — уносить ноги?
— Ну что же, если ты так чувствуешь, отправляйся домой и пусть тебя расстреляют. — Она сердито отстранилась от него. — Порой ты просто выводишь меня из себя, когда принимаешься разглагольствовать после всего, что мы пережили за эту ужасную неделю, и к тому же — когда уже все решено. — Она поразилась, услышав, как он засмеялся.
— Ты стала горячей, как огонь, ты это знаешь? Люблю горячих женщин. Что я буду делать без тебя в Англии?
— Не знаю, — сказала Джуди. Она еще не перестала сердиться, никогда в жизни она не была такой раздражительной. Она чуть не заплакала. По-видимому, он заметил это, потому что перестал дразнить ее. Он закурил русскую сигарету и дал ей; несколько мгновений они сидели, не произнося ни слова. Первой заговорила Джуди:
— Я подумала сегодня, что, если бы я не разочаровалась в Ричарде, я бы никогда не поехала на Барбадос и никогда бы не встретила тебя. И что бы ты тогда делал, когда все это на тебя свалилось? Ты все равно решил бы перейти к нам?
— Не уверен, — ответил Федор. — Сейчас я могу сказать «да», поскольку так получилось. Но, не встретив тебя, я, возможно, пошел бы другим путем, самым простым и легким. Конечно, я бы никогда не дал себя арестовать. Никакого суда, Джуди, никакой казни как предателя. Если мне было бы суждено умереть, это не была бы еще одна политическая ложь для русского народа. Правда ценна сама по себе, думаю, я научился этому у тебя.
— И вера тоже, — сказала она. — Я молилась за тебя. Можешь смеяться сколько твоей душе угодно.
— Я не смеюсь, — проговорил Свердлов. — Мне нужны союзники, откуда бы они ни были. Даже твой несуществующий Бог. Ну, не сердись. Я рад, что ты молилась. Может быть, Бог и есть. Может, было и тамариндовое дерево, которое восстало против законов природы из-за того, что человека невинно осудили. Ты веришь в эти сказки, а я нет. Возможно, вера сделала тебя такой, какая ты есть. Если это так, я не буду ссориться с твоей верой. Если я скажу, что люблю тебя, ты мне тоже поверишь?
— Я бы не хотела, чтобы ты говорил это, — сказала Джуди. — Пожалуйста, не говори.
— Ладно, — уступил Свердлов. — Возьму свои слова обратно, чтобы можно было сказать их в другой раз. Я пойду к себе в контору поспать.
— Ты же знаешь, что можешь остаться здесь, — сказала она. — У нас есть свободная постель.
— Нет, — ответил Свердлов. — Я не хочу так оставаться с тобой. Пойду. Ты меня поцелуешь? На счастье, завтра?
— О боже мой, — сказала Джуди. — Я очень боюсь завтрашнего дня.
Глава 9
Какого черта он не звонит?.. Внезапно она почувствовала дикую усталость. Патерсон летал в Нью-Йорк в субботу, в тот же вечер встречался с послом. Сегодня утро пятницы. Русский мог уже перейти.
Она снова взялась за телефон:
— Мне нужно поговорить с мужем. Соедините меня немедленно.
Фергус очень удивился, но его тихий голос, смягченный телефоном, звучал подчеркнуто вежливо:
— Маргарет? Я сейчас очень занят.
— Ты должен приехать домой, — набросилась она на него, но голоса не повысила. — Случилось нечто ужасное. С твоей зажигалкой.
Послышался легкий звук, как будто он прочищал горло, потом он закашлялся — она все слышала очень отчетливо.
— О милая, — сказал он. — Ладно, не нервничай. Я заскочу минут через пятнадцать. Мы с Эриком почти закончили.
* * *
— Боже, — произнес Лодер. — Пятница, вы хотите сказать, эта пятница? Времени остается совершенно в обрез!— Об этом я и говорю. — Голос Джуди Ферроу звучал по телефону из Нью-Йорка с надрывом, раздраженно. — Но это то, что я должна передать. Я лечу с ним на Барбадос, тем же рейсом, мы будем в отеле «Прибрежный». Он должен уехать как можно скорее. Он уверен, что за ним слежка. Вы сумеете устроить все вовремя?
— Мне, черт побери, придется устроить, — огрызнулся Лодер. Она действовала ему на нервы. Джуди этого не замечала, но забота об этом русском сделала ее просто агрессивной. Уже тогда, в первый раз, она как львица бросилась защищать его, и Лодер этого не забыл. — Это все, что он сказал?
— Документы будут с ним, — вспомнила она последнее наставление. — Он особенно просил, чтобы ему организовали отлет в Лондон в субботу или воскресенье, самое позднее. Не удастся ли это в пятницу вечером? Я думаю, что он сошел с ума, совершая это, но он говорит, что у себя в посольстве он прикрылся.
— Еще бы! — бросил Лодер. — Если он выбрал Барбадос, он знает, что делает, лучше, чем кто-либо другой. Что касается вечера пятницы, скажите ему, что это невозможно. У меня не хватит времени, чтобы получить места на прямой рейс до Лондона. Я могу реквизировать часть коммерческого самолета, но на это уйдет не меньше двадцати четырех часов, пока я получу нужные санкции. Я могу забрать его субботним самолетом. Передайте ему, что в отеле будет поставлена охрана и чтобы вы, когда приедете туда, не выходили из помещения. Вы это поняли? Оставайтесь внутри до тех пор, пока наши мальчики не придут за вами. О'кей?
— Да, я передам ему. И не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы он не высовывал носа из номера.
— Постарайтесь, — подтвердил Лодер. — Мне нужны эти проклятые бумаги, что бы там ни случилось. Вы летите с ним или как? У нас это не предусмотрено, мне казалось, я предупреждал вас.
— Вам незачем было утруждать себя, — обрезала его Джуди. — Я еду на Барбадос, потому что я нужна ему как алиби. Я, мистер Лодер, не собираюсь лететь в Лондон. Единственное, чего я хочу, это вернуться сюда и продолжать заниматься своими делами, так, для разнообразия. Это, если я не потеряю места, взяв отпуск за свой счет.
Телефон замолчал, и Лодер позволил себе ткнуть двумя пальцами в воздух. Все-таки он ее уел, эту воображалу, — надо же, эта сучка притворяется, будто у нее ничего не было с этим русским!
Ладно, выбросим ее из головы. Суббота или воскресенье. Он велел своей секретарше дать ему расписание самолетов, вылетающих с Барбадоса в Лондон в субботу, начиная с утренних рейсов и до ночи. Он составил шифровку в Лондон с просьбой дать указание послу открыть ему, Лодеру, «зеленый свет». Это дало бы ему право предпринимать все необходимые шаги, не обращаясь за согласованием к послу или к Стефенсону, в случае если руководитель посольства отсутствует.
Получив «зеленый свет», Лодер мог бы реквизировать весь самолет «ВС-10», если бы захотел, мог бы вызвать в посольство такое количество сотрудников службы безопасности, какое счел бы необходимым, а также мог бы рассчитывать на самую полную поддержку от внутренних сил безопасности барбадосского правительства. Возможно, ему понадобится помощь канадцев, находящихся на острове. Он задумался, стоит ли связываться с канадцами. Наряд канадской секретной службы, расположившийся вокруг «Прибрежного», будет выглядеть дьявольски подозрительно. Можно посадить двоих людей в тот же самолет, которым полетит завтра Свердлов, они присмотрят за отелем. Он решил обойтись без помощи канадцев.
Секретарь вернулась с сообщением, что в субботу только один прямой рейс с Барбадоса в Лондон, вылет в семь тридцать вечера. Утром в воскресенье есть рейс «Алиталии» в одиннадцать часов, с четырьмя промежуточными посадками: на Тринидаде, в Нассау, на Бермудах, затем Лондон, и после Лондона — Рим. Все билеты на оба рейса зарезервированы, а на английский вечерний рейс имелся длинный список ожидания. Лодер выругался, девушка сделала вид, что ничего не слышала. Наверное, он очень волнуется, если выражается непечатно.
— Соедините меня с главным в отделении БОАК в Нью-Йорке, — приказал он. — Я поговорю с ним.
Звонок оказался безуспешным: нужный Лодеру человек уехал за город. Дальнейшие звонки позволили откопать его помощника, который не обладал нужными полномочиями, но по крайней мере дал телефон, по которому имело смысл искать его шефа. Через полтора часа с третьей попытки Лодер добрался до него. В первый раз ему сказали, что шеф выехал и задерживается в уличной пробке. Во второй Лодер был доведен до белого каления просьбой подождать или позвонить еще раз, потому что этот человек принимал ванну и бойкая американка не пожелала изъять его персону из ванны, чтобы тот взял трубку. Когда шеф БОАК наконец стал доступным, Лодер заговорил подчеркнуто сухо. Ему нужны три места первого класса на вечерний рейс с Барбадоса. Да, он знает, что просит нечто практически невыполнимое, он понимает, как трудно выкидывать людей с их мест в переполненном самолете, — и все-таки он подчеркивает, что не просит места, а предупреждает, что их реквизируют именем правительства и Ее королевского величества. Соответствующий документ будет предъявлен ему завтра, и, если корпорация не поможет, он не остановится перед реквизированием всего самолета. Лодер повесил трубку. Через несколько секунд зазвонил стоявший на столе внутренний телефон. Он весь еще был в борьбе с БОАК, когда понял, что звонит Фергус Стефенсон. Они не встречались за ленчем уже месяц, Лодер намеревался назначить Стефенсону дату, но, когда он получил депешу, вызвавшую его в Лондон, проблемы, связанные с выявлением Синего и организацией перехода Свердлова, вытеснили из головы все другие заботы. Прежде всего он был профессионалом высшего класса, именно фанатическая преданность служебному долгу способствовала развалу его семьи, и служение долгу не могло допустить, чтобы на время, которое по всем статьям принадлежало его работе, в такой критический момент претендовала даже самая дорогая для него дружба. Первый раз он отказывался от приглашения Фергуса, и тот остался явно огорченным. Посланник сказал что-то любезное и дал отбой.
Лодер попросил принести ему в кабинет бутерброды и апельсинового сока, а также велел секретарю не уходить, потому что она будет ему нужна весь вечер. Она подчинилась безропотно; начиналась, как это называл Лодер, «драчка», и ей это нравилось. У них сложились хорошие рабочие отношения, он никогда не приставал к ней, что ее очень устраивало, потому что он был решительно неприятен ей как мужчина: маленький и невзрачный. В целом он был очень внимателен, и, когда в работе наступал такой же аврал, как сегодня, он никогда не забывал поблагодарить ее. Вряд ли она могла сказать, любила она его или недолюбливала, но походила на него в значительно большей степени, чем осознавала это. Так же, как и он, она прежде всего любила свою работу.
— Что ты намерен предпринять? — требовательным тоном спросила Маргарет Стефенсон. — Лодер не может с тобой встретиться, что теперь?
Ее муж налил себе стакан шерри — его выбор разозлил ее. Получив удар, какой получил он, пьют бренди. В этом стакане шерри было что-то такое оскорбительно немужское, что ей захотелось вышибить его из руки мужа. Звонок основательно потряс его — он приехал из посольства и стоя слушал новости, услышанные его женой от Рейчел Патерсон. В какой-то момент он хотел остановить ее, но жена не дала прервать себя, сразу сообщив, что Патерсон ходил к послу, так что в правдивости истории сомневаться не приходится. Затем она задала ему единственный существенный в подобных обстоятельствах вопрос.
Может ли перебежчик что-нибудь знать о нем? Фергус откровенно признался, что не имеет представления. Мелкие служащие, младшие дипломаты не имеют доступа к секретным документам его уровня. Можно не опасаться нижнего эшелона посольских. Но сотрудник Советского посольства, принадлежащий к высшему эшелону, скорее всего, осведомлен о существовании агента в западных дипломатических кругах, не зная, кто он конкретно. И как только служба безопасности получит сигнал тревоги, она начнет копать глубоко. Если начнется полномасштабное расследование, он окажется в большой опасности. На то, чтобы разоблачить Маклина, потребовалось два года, напомнил он жене. Они работали не торопясь, но основательно. Первым делом ему нужно узнать подробности, относящиеся к предполагаемому переходу: какой пост занимает русский и, если удастся, его фамилию.
Он позвонил Лодеру, жена стояла в ожидании ответа и кусала губы, пока на нижней не показалась капелька крови. Потом она еще раз повторила вопрос:
— Ну так что же ты намерен предпринять? Твой драгоценный полицейский не хочет с тобой встречаться. Боже, ты не думаешь...
— Нет-нет, — успокоил ее Фергус. — Не впадай в панику, еще ничего не произошло. Такие вещи занимают много времени. Пройдут еще недели, пока русский уйдет к нам. Но я должен выяснить, кто это.
Маргарет стояла посредине залитой солнцем комнаты, которая считалась лучшим образцом ее оригинального вкуса. Центральное место занимала картина кисти Кастильса с распушившимся павлином на переднем плане. В этой комнате она всегда собирала небольшие компании: кто-то обмолвился, польстив ей, что в интерьере комнаты чувствуется ее индивидуальность. Она смотрела на стоявшего у камина Фергуса, высокого и довольно худого: он прихлебывал шерри, а ведь под ногами у него разверзлась пропасть.
— И что, если ты узнаешь? — В голове у нее не появлялось ничего конкретного, кроме смутного опасения отставки, возвращения в Англию, а потом — жизнь в изгнании где-нибудь в третьестепенной стране. Мысли путались. Но внезапно она пришла к единственному возможному решению.
— Я предупрежу Советское посольство и остановлю перебежчика, — сказал Фергус. — И дело не только во мне, я должен сделать это при всех условиях. Кто бы это ни был, он предатель. И заслуживает того, что его ждет.
Маргарет Стефенсон промолчала. Он говорил совершенно серьезно, в голосе у него не слышно было и намека на шутку, на иронию относительно его самого. Он говорил со всей искренностью.
— С твоей точки зрения, — тихо произнес Фергус, — это либо русский, либо я. И ты уже приняла решение. Так что предоставь все это мне, и я с этим управлюсь. Слава богу, мы узнали об этом вовремя. Сейчас я пойду в офис и встречусь с послом. Не беспокойся, все будет в порядке.
После его ухода она заметила, что он не выпил и половины стакана. Она поднялась наверх, и там ее впервые в жизни по-настоящему стошнило.
* * *
— Не могу этому поверить, — сказала Джуди. — Не могу поверить, что в пятницу нас здесь уже не будет. — Свердлов обнял ее.Он позвонил ей поздно вечером на квартиру и пригласил в клуб, чтобы вместе провести вечер. Джуди не хотелось никуда идти, у нее просто не было сил. Нэнси ушла на свидание, и она устроилась перед экраном, но банальность программы действовала на нервы, и она выключила телевизор. Веселый голос Свердлова тоже подействовал на нервы. В качестве компромисса она предложила ему зайти к ней на квартиру и выпить.
Как только он вошел, вся ее злость испарилась. Телефоны обманчивы. Он выглядел совершенно зеленым и замотанным.
— О каком еще ночном клубе ты говорил? — спросила она. — Ты выглядишь ужасно. Заходи и садись.
— Я не думал, что можно прийти сюда, — ответил он. — Мне хотелось увидеть тебя, я подумал, что немного музыки может быть для нас полезно. Но это лучше. Намного лучше. — Он повернул ее к себе и поцеловал.
Она предложила ему выпить, сварила кофе. Он осмотрелся в гостиной. Они сидели на большом обитом материей диване, который был сделан по специальному заказу Нэнси.
— Очень удобно, — заметил он. — И ты готовишь хороший кофе. Это гораздо лучше, чем ходить по ресторанам. Я думаю, мы оба устали, особенно ты. Напряжение оказалось для тебя непомерным, прости.
— Ничего, — сказала Джуди. Ей не хотелось его видеть, но теперь она была рада, что он пришел. Приятно было сидеть рядом с ним, приятно чувствовать теплую руку, которая уютно обхватила ее. — Просто мне хочется, чтобы скорее прошли два следующих дня, вот и все. Я хочу видеть тебя в самолете, отлетающем в Англию.
— Ты будешь скучать по мне?
— Да, — ответила Джуди. — Да, буду скучать. Но разве в этом дело. Дело в том, чтобы ты выбрался отсюда и с Барбадоса. Федор, ты все еще уверен, что это самый надежный путь?
— Это лучший путь, — подтвердил он. — Пожалуйста, поверь, что это так. И самый безопасный. Я не взял бы тебя с собой, угрожай нам хотя бы небольшая опасность. А за второй этап отвечает мистер Лодер.
— Он сумеет, — сказала Джуди. — Все готово, он меня заверил. Он очень неприятный человек, но я уверена, что свое дело знает.
Свердлов посмотрел на нее:
— И ты не презираешь меня за то, что я делаю? Ты не считаешь меня предателем и трусом? Это же совсем не по-английски и неаристократично, правда, — уносить ноги?
— Ну что же, если ты так чувствуешь, отправляйся домой и пусть тебя расстреляют. — Она сердито отстранилась от него. — Порой ты просто выводишь меня из себя, когда принимаешься разглагольствовать после всего, что мы пережили за эту ужасную неделю, и к тому же — когда уже все решено. — Она поразилась, услышав, как он засмеялся.
— Ты стала горячей, как огонь, ты это знаешь? Люблю горячих женщин. Что я буду делать без тебя в Англии?
— Не знаю, — сказала Джуди. Она еще не перестала сердиться, никогда в жизни она не была такой раздражительной. Она чуть не заплакала. По-видимому, он заметил это, потому что перестал дразнить ее. Он закурил русскую сигарету и дал ей; несколько мгновений они сидели, не произнося ни слова. Первой заговорила Джуди:
— Я подумала сегодня, что, если бы я не разочаровалась в Ричарде, я бы никогда не поехала на Барбадос и никогда бы не встретила тебя. И что бы ты тогда делал, когда все это на тебя свалилось? Ты все равно решил бы перейти к нам?
— Не уверен, — ответил Федор. — Сейчас я могу сказать «да», поскольку так получилось. Но, не встретив тебя, я, возможно, пошел бы другим путем, самым простым и легким. Конечно, я бы никогда не дал себя арестовать. Никакого суда, Джуди, никакой казни как предателя. Если мне было бы суждено умереть, это не была бы еще одна политическая ложь для русского народа. Правда ценна сама по себе, думаю, я научился этому у тебя.
— И вера тоже, — сказала она. — Я молилась за тебя. Можешь смеяться сколько твоей душе угодно.
— Я не смеюсь, — проговорил Свердлов. — Мне нужны союзники, откуда бы они ни были. Даже твой несуществующий Бог. Ну, не сердись. Я рад, что ты молилась. Может быть, Бог и есть. Может, было и тамариндовое дерево, которое восстало против законов природы из-за того, что человека невинно осудили. Ты веришь в эти сказки, а я нет. Возможно, вера сделала тебя такой, какая ты есть. Если это так, я не буду ссориться с твоей верой. Если я скажу, что люблю тебя, ты мне тоже поверишь?
— Я бы не хотела, чтобы ты говорил это, — сказала Джуди. — Пожалуйста, не говори.
— Ладно, — уступил Свердлов. — Возьму свои слова обратно, чтобы можно было сказать их в другой раз. Я пойду к себе в контору поспать.
— Ты же знаешь, что можешь остаться здесь, — сказала она. — У нас есть свободная постель.
— Нет, — ответил Свердлов. — Я не хочу так оставаться с тобой. Пойду. Ты меня поцелуешь? На счастье, завтра?
— О боже мой, — сказала Джуди. — Я очень боюсь завтрашнего дня.
Глава 9
Посол пригласил Фергуса зайти. Рано утром из Лондона пришла шифровка с грифом: «Весьма срочно». Ее вручили послу, как только он вошел в свой кабинет. Он прочитал ее, прежде чем приступить ко всем другим бумагам; положив на стол, скорчил недовольную мину. В ней содержалась новость, которая не могла порадовать человека, занимающего его пост: в рамках посольства начинается крупная разведывательная операция. Вежливо, но самым решительным образом ему предписывалось оказать в ее проведении самую полную поддержку. Лодеру, опытному и умному детективу из военной разведки, давались неограниченные полномочия, а все сотрудники посольства обязаны помогать ему. Такая же просьба относилась ко всем британским компаниям и подданным, которые могут получить подтверждение этого распоряжения в посольстве. Другими словами, Лодер мог попросить луну с неба, и, если попросит, ее следует достать для него.
Посол, воспитанный в традициях государственной службы, имел блестящий ум и был светским человеком. Он по-старомодному относился к своим обязанностям, не работал, а священнодействовал, к своим коллегам он тоже относился с чувством высокой ответственности. Все, что могло бросить тень на посольство или кого-то, связанного с ним; пошлые интриги или скандалы низкого пошиба вызывали у него особенное отвращение. Полученная из Лондона инструкция констатировала, что Лодеру поручается принять перебежчика из Советского Союза, этим и объяснялось предоставление ему «карт-бланша».
Посол понимал, что это совпадает с информацией, полученной от военно-воздушного атташе. Он сразу же поспешил переадресовать эту информацию службе Лодера в надежде, что речь не идет о значительной фигуре и обойдется без непосредственного участия посольства. Теперь же оказывается, что, кем бы ни был человек, обратившийся за убежищем, этому факту придается первостепенная важность. Как бы послу ни хотелось избежать этого, ему приходилось согласиться с вовлечением посольства в шпионские игры. Профессия дипломата — это профессия, сопряженная с высоким понятием о чести, это высокое искусство, и он считал шпионов и шпионаж делом настолько грязным, что джентльмену следовало бы в мирное время держаться подальше от этого занятия. Но особенное отвращение к шпионажу он питал потому, что членов дипломатической службы постоянно пытались склонить к измене и навлечь на их голову и на голову всей службы несмываемый позор, а поэтому все они постоянно находились в поле зрения лодеров всего мира. С час он разбирался с самыми неотложными делами, затем пригласил к себе Фергуса Стефенсона.
Посол был самого высокого мнения о Стефенсоне как дипломате, имея в виду и его профессионализм, и человеческий такт, а потому относился к нему с теплотой. Ему нравилась Маргарет, которая делала все, чтобы быть приятной, и никогда не позволяла себе заслонить жену посла, когда они выступали в своей официальной роли. Он считал, что они со Стефенсоном сделаны из одного теста, поэтому ему и в голову не приходило утаить от него какую-нибудь деталь «зеленой» телеграммы или свои выводы о ее значении. Он должен посвятить своего помощника во все детали, ибо именно ему, возможно, предстоит принимать решения. Посол уезжал на уик-энд в Калифорнию. Обязанность оказывать содействие Лодеру, а также принимать меры в отношении всего, что могло произойти за эти три дня, возлагалась на Фергуса Стефенсона.
— Не могу вам передать, насколько не по душе мне эта история, — сказал посол. — Я бы лично протестовал. Мы не часть разведывательной структуры, и у них нет никакого права вовлекать нас в свои делишки. Безусловно, получится, что все это придумано в моем посольстве и что не обошлось без моего участия! Я буду возражать, но все равно не поможет.
— Телеграмма многозначительная, — заметил Фергус. — Этот русский должен быть очень важным членом их команды. А вообще они могли бы проявить уважение и сообщить вам его имя. Лично мне это больше всего не нравится: говорят, помогай, а сами не оказывают полного доверия.
— Я ничего не желаю знать о нем, — сказал посол. — Когда Ричард Патерсон начал рассказывать мне об этом деле, я тут же остановил его. Перебежчики и двойные агенты — не мое дело. Он же прямо загорелся, по-моему, уже мысленно готовит дырку для ордена. Я велел передать все материалы Лодеру.
В этот момент с глаз Стефенсона спала пелена. Услышав впервые от жены эту историю, он все еще пребывал в шоке от ее сообщения по телефону о зажигалке, парализовавшего его; казалось, часть мозга пребывала в состоянии анемии. Ричард Патерсон знал о русском перебежчике, вот что Стефенсон сразу выделил для себя, отбросив ненужные детали вроде рыданий Рейчел Патерсон и ее ревности. Патерсону рассказала о перебежчике его любовница, к которой он ездил в Нью-Йорк до тех пор, пока он, Стефенсон, по наущению Лодера не велел Ричарду прекратить эти вояжи.
Они с Лодером обсуждали эту историю за одним из их первых ленчей; Лодер тогда назвал фамилию человека, который пытался завербовать эту девушку — как ее звали... Фаррант... Ферроу — следовательно, перебежчик — это Свердлов. Федор Свердлов, полковник Советской Армии, помощник старого генерала КГБ Голицына. Правда страшной вспышкой озарила его, он моментально вспотел. Свердлов — человек, который, очевидно, являлся истинным руководителем резидентуры русской разведки в Соединенных Штатах. Самая важная фигура во всем посольстве. Человек, к которому поступают от оперативного работника, поддерживающего контакт с Синим, все его донесения. Он почувствовал, что если не выйдет из комнаты, то упадет в обморок.
Посол ничего не заметил. Он продолжал говорить, и Фергус старался сохранить спокойный вид и даже умудрился что-то пробормотать в ответ.
До Стефенсона смутно доносился голос посла:
— Ну так вот, старина, я улетаю к Вандерхолденсам на уик-энд, и вся эта скверная история остается на вас. Помогайте Лодеру во всем, что ему понадобится, но мне не стоит напоминать вам, что нужно сделать так, чтобы посольство осталось в тени.
— Естественно, — услышал Фергус собственный голос. — Не беспокойтесь об этом.
Он вышел из кабинета посла и по дороге к себе заскочил в общий туалет. Вымыв руки, плеснув в лицо водой, вытерся и посмотрел на себя в зеркало. Лицо подернулось желтизной, веки обвисли. Свердлов. Нечего удивляться, что Лодер слишком «занят», не имея возможности оторваться на ленч, на котором Фергус намеревался выкачать из него какую-нибудь информацию. Удивляться не приходится. Свердлов покрупнее Пеньковского. По сравнению с ним даже перебежчик вроде Далмицына кажется мелочью. Если бы он перешел к англичанам, он мог бы раскрыть им половину советской разведывательной сети на Западе. В этот момент, сам опаленный дыханием катастрофы, он думал о том ударе, который может получить избранная им идеологическая система. Советскому престижу в мире будет нанесен страшный ущерб, не говоря уже о потрясении, которое ожидает советскую разведку.
Даже если бы это не затрагивало его лично, все равно бегство Свердлова должно быть предотвращено. Полученная посольством «зеленая» телеграмма говорила о том, что делать это нужно немедленно. Он должен что-то предпринять не мешкая, даже ценой личного риска. Стефенсону дали номер телефона, пользоваться которым разрешалось только в исключительных обстоятельствах. Информацию он обычно передавал через тайник. Постоянно посещая магазин грамзаписи в центре города — его пристрастие к редким классическим записям было широко известно, — он регулярно с момента приезда в Вашингтон передавал русским сведения.
Посол, воспитанный в традициях государственной службы, имел блестящий ум и был светским человеком. Он по-старомодному относился к своим обязанностям, не работал, а священнодействовал, к своим коллегам он тоже относился с чувством высокой ответственности. Все, что могло бросить тень на посольство или кого-то, связанного с ним; пошлые интриги или скандалы низкого пошиба вызывали у него особенное отвращение. Полученная из Лондона инструкция констатировала, что Лодеру поручается принять перебежчика из Советского Союза, этим и объяснялось предоставление ему «карт-бланша».
Посол понимал, что это совпадает с информацией, полученной от военно-воздушного атташе. Он сразу же поспешил переадресовать эту информацию службе Лодера в надежде, что речь не идет о значительной фигуре и обойдется без непосредственного участия посольства. Теперь же оказывается, что, кем бы ни был человек, обратившийся за убежищем, этому факту придается первостепенная важность. Как бы послу ни хотелось избежать этого, ему приходилось согласиться с вовлечением посольства в шпионские игры. Профессия дипломата — это профессия, сопряженная с высоким понятием о чести, это высокое искусство, и он считал шпионов и шпионаж делом настолько грязным, что джентльмену следовало бы в мирное время держаться подальше от этого занятия. Но особенное отвращение к шпионажу он питал потому, что членов дипломатической службы постоянно пытались склонить к измене и навлечь на их голову и на голову всей службы несмываемый позор, а поэтому все они постоянно находились в поле зрения лодеров всего мира. С час он разбирался с самыми неотложными делами, затем пригласил к себе Фергуса Стефенсона.
Посол был самого высокого мнения о Стефенсоне как дипломате, имея в виду и его профессионализм, и человеческий такт, а потому относился к нему с теплотой. Ему нравилась Маргарет, которая делала все, чтобы быть приятной, и никогда не позволяла себе заслонить жену посла, когда они выступали в своей официальной роли. Он считал, что они со Стефенсоном сделаны из одного теста, поэтому ему и в голову не приходило утаить от него какую-нибудь деталь «зеленой» телеграммы или свои выводы о ее значении. Он должен посвятить своего помощника во все детали, ибо именно ему, возможно, предстоит принимать решения. Посол уезжал на уик-энд в Калифорнию. Обязанность оказывать содействие Лодеру, а также принимать меры в отношении всего, что могло произойти за эти три дня, возлагалась на Фергуса Стефенсона.
— Не могу вам передать, насколько не по душе мне эта история, — сказал посол. — Я бы лично протестовал. Мы не часть разведывательной структуры, и у них нет никакого права вовлекать нас в свои делишки. Безусловно, получится, что все это придумано в моем посольстве и что не обошлось без моего участия! Я буду возражать, но все равно не поможет.
— Телеграмма многозначительная, — заметил Фергус. — Этот русский должен быть очень важным членом их команды. А вообще они могли бы проявить уважение и сообщить вам его имя. Лично мне это больше всего не нравится: говорят, помогай, а сами не оказывают полного доверия.
— Я ничего не желаю знать о нем, — сказал посол. — Когда Ричард Патерсон начал рассказывать мне об этом деле, я тут же остановил его. Перебежчики и двойные агенты — не мое дело. Он же прямо загорелся, по-моему, уже мысленно готовит дырку для ордена. Я велел передать все материалы Лодеру.
В этот момент с глаз Стефенсона спала пелена. Услышав впервые от жены эту историю, он все еще пребывал в шоке от ее сообщения по телефону о зажигалке, парализовавшего его; казалось, часть мозга пребывала в состоянии анемии. Ричард Патерсон знал о русском перебежчике, вот что Стефенсон сразу выделил для себя, отбросив ненужные детали вроде рыданий Рейчел Патерсон и ее ревности. Патерсону рассказала о перебежчике его любовница, к которой он ездил в Нью-Йорк до тех пор, пока он, Стефенсон, по наущению Лодера не велел Ричарду прекратить эти вояжи.
Они с Лодером обсуждали эту историю за одним из их первых ленчей; Лодер тогда назвал фамилию человека, который пытался завербовать эту девушку — как ее звали... Фаррант... Ферроу — следовательно, перебежчик — это Свердлов. Федор Свердлов, полковник Советской Армии, помощник старого генерала КГБ Голицына. Правда страшной вспышкой озарила его, он моментально вспотел. Свердлов — человек, который, очевидно, являлся истинным руководителем резидентуры русской разведки в Соединенных Штатах. Самая важная фигура во всем посольстве. Человек, к которому поступают от оперативного работника, поддерживающего контакт с Синим, все его донесения. Он почувствовал, что если не выйдет из комнаты, то упадет в обморок.
Посол ничего не заметил. Он продолжал говорить, и Фергус старался сохранить спокойный вид и даже умудрился что-то пробормотать в ответ.
До Стефенсона смутно доносился голос посла:
— Ну так вот, старина, я улетаю к Вандерхолденсам на уик-энд, и вся эта скверная история остается на вас. Помогайте Лодеру во всем, что ему понадобится, но мне не стоит напоминать вам, что нужно сделать так, чтобы посольство осталось в тени.
— Естественно, — услышал Фергус собственный голос. — Не беспокойтесь об этом.
Он вышел из кабинета посла и по дороге к себе заскочил в общий туалет. Вымыв руки, плеснув в лицо водой, вытерся и посмотрел на себя в зеркало. Лицо подернулось желтизной, веки обвисли. Свердлов. Нечего удивляться, что Лодер слишком «занят», не имея возможности оторваться на ленч, на котором Фергус намеревался выкачать из него какую-нибудь информацию. Удивляться не приходится. Свердлов покрупнее Пеньковского. По сравнению с ним даже перебежчик вроде Далмицына кажется мелочью. Если бы он перешел к англичанам, он мог бы раскрыть им половину советской разведывательной сети на Западе. В этот момент, сам опаленный дыханием катастрофы, он думал о том ударе, который может получить избранная им идеологическая система. Советскому престижу в мире будет нанесен страшный ущерб, не говоря уже о потрясении, которое ожидает советскую разведку.
Даже если бы это не затрагивало его лично, все равно бегство Свердлова должно быть предотвращено. Полученная посольством «зеленая» телеграмма говорила о том, что делать это нужно немедленно. Он должен что-то предпринять не мешкая, даже ценой личного риска. Стефенсону дали номер телефона, пользоваться которым разрешалось только в исключительных обстоятельствах. Информацию он обычно передавал через тайник. Постоянно посещая магазин грамзаписи в центре города — его пристрастие к редким классическим записям было широко известно, — он регулярно с момента приезда в Вашингтон передавал русским сведения.