Тут же другие грифоны спикировали на строй атакующих, нанеся им огромный урон.
   — Здорово! — кричал Кровопролитие, проезжая рядом. — Давайте рвите их на части, выпускайте кишки, лейте кровь!
   А в это время Завоевание подбадривал обе армии.
   — Победа! — орал он и тем и другим. — Пленных не брать!
   Это вдохновляло армии, и бойня становилась все ожесточенней. Миму охватило омерзение. Резня была такой нелепой!
   Но он не сумел ее предотвратить. Что же теперь делать?
   Ладно, попробуем более прямой путь.
   Мима въехал в самую середину бойни, взлетел на воздушную гору и выхватил Алый Меч. Затем поднял Меч и, держа его высоко над головой, пожелал, чтобы его увидели все.
   И — это сработало! Меч и был ключом! Мима знал, что его увидели, потому что лучники на задних линиях смотрели на него во все глаза. Никогда еще они не видели лошадь и всадника, висящих в воздухе.
   Вот теперь Мима мог все поправить. Он велит им прекратить сражение, пока не прибудет указ, который все объяснит.
   Мима набрал в легкие воздуха:
   — П-п-п-п-п…
   Проклятье! Он снова сделал вдох.
   — Прекратите сражение! — спел он.
   Наступила удивленная тишина.
   Потом кто-то рассмеялся. Люди не могли поверить, что благородная золотая фигура могла ляпнуть столь очевидную глупость.
   — Это провокация! — закричал какой-то офицер. — Застрелите мерзавца!
   И лучники с обеих сторон снова принялись за дело, осыпав Миму градом стрел. Мима не пошевелился, он стоял как вкопанный, злясь на самого себя за то, что не сумел как следует обратиться к солдатам.
   Стрелы ударялись в Миму и коня, но отскакивали, не причиняя никакого вреда. Он их даже не чувствовал; казалось, что Мима был неуязвим для оружия смертных.
   Все же оставаться мишенью ему не нравилось. Мима вложил Меч в ножны — и, судя по всему, исчез из виду, потому что лучники заморгали и прекратили стрельбу. Офицеры протерли глаза.
   Однако сам Мима прекрасно видел и себя, и своего жеребца. Ему были видны и другие инкарнации. Завоевание и Кровопролитие объезжали войска, подбадривая их и побуждая драться ожесточеннее; Голод и Мор наблюдали за сражением со стороны, потирая руки в предвкушении своей очереди, когда иссякнут запасы и начнутся болезни и недоедание.
   В тот момент когда Мима стал невидимым для смертных, несколько стрел все еще были в полете. Теперь он прошли сквозь него и коня, даже ничуть не отклонившись. Это было еще одним свидетельством перемен, происшедших с ним; Мима действительно сделался бесплотным, по крайней мере с точки зрения смертных.
   А мог ли он оставаться материальным и в то же время невидимым? Миму охватило любопытство и, несмотря на трагические события вокруг, он дотронулся до Меча и пожелал стать осязаемым, но одновременно недоступным восприятию.
   В него летела еще одна стрела. Она ударилась в круп коня и, сломавшись, упала на землю. Однако лучники уже не смотрели в его сторону. Красноречивый ответ.
   Тем временем битва продолжалась. Она была столь же абсурдной, как и раньше, и Миме по-прежнему следовало остановить ее. Но что он мог поделать?
   Голод упомянул, что Марс способен «заморозить» движение. И действительно, воплощение Смерти проделывал это, когда Мима впервые с ним встретился. Наверняка Хронос, воплощение Времени, тоже умел это делать.
   Мима снова прикоснулся к Мечу. «Заморозь движение», — подумал он.
   В тот же миг все вокруг замерло. Сражающиеся армии как будто превратились в скульптуры, люди и животные застыли, не завершив жеста, звуки битвы прекратились, а облака пыли и дыма неподвижно повисли в воздухе. Остановились и летящие стрелы.
   Но с другими инкарнациями ничего не произошло. Кровопролитие, у которого руки по локоть были в крови, оторвался от своей жуткой работы и, взглянув вверх, спросил:
   — Что-нибудь случилось, Марс?
   — Да, — отрезал Мима.
   Что же делать дальше? Он понимал, что не может, прервать движение на неопределенное время и, как только команда будет отменена, резня возобновится.
   Если только он не предпримет чего-нибудь такого, что остановит сражение, прежде чем все вокруг опять оживет. Но ведь сам Мима не замер. Он может отправиться в столицы княжеств, найти застрявший указ о прекращении войны и ускорить его доставку.
   Замер ли остальной мир? Мима сомневался в этом. Но на какое расстояние распространялся его приказ?
   Существовал лишь один способ проверить это.
   — У меня возникло затруднение, — велел Мима другим инкарнациям. — Проследите, чтобы все оставалось неподвижным, пока я не вернусь.
   — Таково твое право, — поморщившись, сказал Завоевание. Очевидно, он считал все это блажью.
   Мима пришпорил коня, направив его вверх и вперед, на север. Поле битвы быстро скрылось с глаз, и вскоре Мима снова увидел движущихся людей. Выходит, неподвижность распространялась только на сражающихся. Ну что ж, и это неплохо; Мима не хотел вмешиваться в дела остального мира, ему нужно было лишь прекратить бессмысленное смертоубийство.
   Мима прибыл в Ахмадабад и направился во дворец Раджи. Прямо на коне он въехал сквозь стену в покои отца. Никто его не увидел.
   Он остановился. Сначала Мима хотел сделаться видимым и навести справки об указе, прекращающем войну, но подумал, что слуги могут узнать его и станут недоумевать. Как, подумают они, могут существовать сразу два принца? Нет, было бы неразумно порождать такую путаницу.
   С другой стороны, он мог все сделать через двойника…
   Мима пришпорил коня и помчался в другой дворец, чтобы побеседовать с ним. Молодой человек больше не был в заточении, но не видел нужды переезжать из дворца, пока идут приготовления к его поездке в Замок Новобрачных.
   Замок Новобрачных? Но ведь там все его мысли станут полностью известны невесте! И она узнает, кто он Такой на самом деле, что вполне может привести к новой войне.
   — Ах, Гея, — пропел Мима едва слышно. — Ты упустила одну крайне важную деталь!
   Перед ним возникло туманное облачко.
   — Глупый человек, — прошептало оно. — Я переделала его мозг, так же, как и тело. Этот юноша знает, кто он, но его мысли в Замке останутся лишь мыслями, присущими принцу.
   Мима остановился прямо посередине зала, и слуги сновали сквозь него, даже не подозревая о присутствии здесь всадника на коне.
   — Неужели ты и это можешь? — в изумлении спросил он Гею.
   — Ведь я — Природа, — прошелестело облачко и испарилось.
   Если власть Марса, как обнаружил Мима, была такой огромной, то сколь могущественна должна быть Гея? Судить об этом он мог лишь косвенно, но все равно испытал благоговение.
   Мима тронул поводья, въехал в апартаменты своего двойника и материализовался.
   — Как идут дела, принц Гордость? — пропел он.
   Новый принц взглянул на Миму, не особенно удивившись.
   — Привыкаю к жизни, более чудесной, чем я мог себе вообразить, — ответил он таким же речитативом. — Я видел портрет принцессы, на которой должен жениться, и нахожу ее весьма привлекательной.
   Мима тоже видел эту картину, однако находил внешность принцессы совершенно заурядной. С другой стороны, возможно, что Гея и здесь что-то подправила, сделав молодого человека совершенно довольным собственной судьбой. Гея оказывала любезности ненавязчиво, но очень основательно. Вне всякого сомнения, ее гнев мог быть совершенно разрушительным.
   — У меня возникло затруднение, — сказал Мима. — Как тебе известно, я теперь воплощение Войны. Между Гуджаратом и Махараштрой сейчас происходит сражение, которого не должно было случиться. Приказ о прекращении военных действий, наверное, затерялся где-то в пути. Мне нужно достать этот приказ и отвезти на фронт, — но не хочется при этом обнаруживать себя. Поэтому…
   — Я достану его для тебя, — сказал принц, сразу все поняв. — Естественно, у меня, как и у тебя, нет желания понапрасну губить жизни людей; уже очень скоро мне самому придется управлять этим княжеством.
   Итак, молодой человек очень неплохо входил в курс дела, несмотря на отсутствие предварительного воспитания, соответствующего положению, которое ему предстояло занять. Наверняка, снова работа Геи.
   Новый принц Гордость тут же сел на ковер и отправился во дворец Раджи, Мима же незримо сопровождал его верхом.
   Поездка была недолгой, поскольку им не пришлось стоять внизу в транспортных пробках, и всего через несколько минут они уже прибыли на место. Принц Гордость попросил копию приказа об отмене боевых действий и забрал его с собой. Как только он оказался один, то протянул документ в воздух, а Мима материализовался настолько, чтобы взять его.
   — Спасибо, принц! Желаю тебе долгой и счастливой жизни.
   Мима галопом поскакал на поле боя, где по-прежнему царил абсолютный покой, и вложил приказ в руку мальчика-посыльного. Он не мог передать никакой мысли из-за того, что ничто не двигалось, но постарался накрепко отпечатать в мозгу мальчишки образ: «Срочное донесение для генерала».
   Затем Мима сел на коня, прикоснулся к Мечу и отменил неподвижность.
   Все вокруг ожило. Воины принялись убивать друг друга; снова полилась кровь, и стрелы полетели в цель. Мальчик-посыльный был очень удивлен, совершенно забыв, как к нему попала срочная бумага, однако свои обязанности он помнил. Вестовой бросился к генералу.
   Генерал прочитал приказ и с сожалением вздохнул.
   — Заключен мир, — с отвращением проговорил он. — Прекратить боевые действия. Послать к врагам парламентариев под белым флагом и ознакомить их с этой новостью.
   Некоторое время ушло на то, чтобы все успокоилось, но в конце концов армии были разведены. Сражение прекратилось, и выяснилось, что погибло не так уж много народа.
   Но если бы Мима принялся за дело более умело, то жертв вообще можно было избежать. Он понимал, что для удовлетворительного исполнения своих обязанностей ему еще многому предстоит научиться.
   Мима собрал помощников и вернулся в Цитадель в Чистилище. Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор ехали огорченные. За сегодняшний день они собрали ничтожный урожай.
   Восторг встретила Миму в парадном зале.
   — Ах, возлюбленный, я так скучала по тебе! — воскликнула она. — Зачем ты так надолго уехал?
   — У меня есть служба, которую я должен исполнять, — пропел он.
   — Распоряжаться насилием и убийством? Лучше бы ты оставался здесь!
   — Остановить битву между армиями твоего княжества и моего, — мягко ответил Мима. — Был заключен мир, однако вести об этом не дошли до фронта. Мне посчастливилось прекратить сражение, пока дело не зашло слишком далеко.
   — Махараштра и Гуджарат… сражались? — не веря своим ушам, спросила Восторг.
   — По нашей вине, — подтвердил он. — Мы отказались вступить в брак с принцем и принцессой Раджастхана, поэтому наши княжества объявили друг другу войну.
   — Неужели дело дошло до настоящего сражения? Я и представить себе не могла!
   — Я остановил его. Вот чем я сегодня занимался…
   — И все же люди погибли, прежде чем…
   — Действительно, было некоторое количество убитых. Оказалось довольно трудно…
   — Ах! — воскликнула девушка. — Я не хотела, чтобы из-за нас умирали люди. Если б я знала…
   — Нельзя было… — пропел Мима.
   Но Восторг отвернулась от него, и Мима ощутил, какой ужас охватил ее.
   Разозлившись, он вышел. Похоже, это была их первая ссора.
   Мима помылся. Хотя он и мало соприкасался с земными вещами, все же находился в некотором напряжении и поэтому вспотел. Затем накинул домашний халат и пошел в комнаты Восторг.
   Они столкнулись в зале, и принцесса, раскинув руки, обняла Миму и заплакала. Он попробовал заговорить с ней, но девушка закрыла ему губы поцелуем.
   Так закончилась их размолвка.
   Потом они беседовали, и Мима узнал о том, что в действительности расстраивало Восторг. Видимо, днем дворецкий кое о чем рассказал ей.
   Это Чистилище. Здесь не живет никто из смертных. Никакой дискриминации, просто дело в том, что с физической точки зрения смертные устроены гораздо сложнее, поскольку обладают тремя телесными измерениями вместо двух. Подобная аналогия была неточна, но дворецкий воспользовался ею для простоты объяснений. Смертные могли появляться здесь в сопровождении инкарнаций, однако оставаться тут не могли.
   — Ты-то уже провела в Цитадели ночь и целый день! — возразил Мима.
   — Именно, и умираю от голода, — ответила Восторг.
   — Но тут сколько угодно еды!
   — Для тебя. Но не для меня. Не для смертных.
   — Но ты моя смертная! — сердито сказал он. — Им придется кормить тебя!
   Принцесса покачала головой:
   — Они уже кормили меня, Мима. Это пища Чистилища. По виду и вкусу она как настоящая, однако насытить может лишь призраков. Смертному необходимо в тысячу раз больше вещества, чем в этой еде. То, что я здесь ела, для меня было всего лишь иллюзией. Я живу только за счет ресурсов собственного тела. Это нетрудно в течение короткого времени, пока желудок кажется полным… но постоянно так продолжаться не может.
   Мима пристально посмотрел на нее.
   — Пища Чистилища… не в состоянии насытить тебя, — повторил он.
   — Мима, я должна вернуться в мир смертных, если не хочу умереть от голода.
   Он был потрясен.
   — Теперь понятно, почему ты была огорчена! Здесь так замечательно, и вот…
   — И вот теперь мне необходимо покинуть тебя. Я могу появляться здесь каждый раз всего на несколько часов, прежде чем голод и жажда… О, я ощущаю сейчас эту страшную жажду!
   Мима склонил голову:
   — Восторг, мне и в голову не приходило… Я бы ни за что не взял тебя сюда, если бы…
   Видимо, его скорбь успокаивающе подействовала на принцессу.
   — Мне нужно только подыскать земной дом. И я смогу приходить сюда каждый день, когда ты возвращаешься. И проводить с тобой ночи. Почти ничего не изменится; меня здесь не будет тогда, когда ты отсутствуешь.
   — Не представляю себе, где бы ты могла жить! — пропел Мима. — Ведь не в Бомбее же…
   — Дворецкий сказал, будто может кое-что устроить, и я уверена, что он сумеет. Но это надо сделать побыстрее, потому что…
   — Потому что твои силы на исходе! — закончил Мима. — Ах, возлюбленная…
   — Все будет хорошо, — сказала принцесса, но Мима знал, что она глубоко опечалена. Ей так хотелось всегда быть вместе с ним, и вот оказалось, что это невыполнимо.
   Не медля ни минуты, они пошли к дворецкому. Тот рассказал, что есть смертные, которые помогают в делах, подобных этому, и которые даже создали нечто вроде системы гостиниц для бездомных спутников Чистилища. Они входили в положение этих людей и хранили тайну.
   — В сущности, вы могли бы жить вместе с супругой Танатоса; ее зовут Луна Кафтан, — сказал дворецкий. — Она видный политик среди смертных, но благодаря Танатосу все прекрасно понимает. Вам с ней будет удобно.
   Так они решили, что Восторг поселится у Луны, которая жила в Кильваро.
   Сам Танатос явился, чтобы сопровождать их вниз. Восторг чуть было не упала в обморок, увидев его череп-лицо; Танатос откинул капюшон, приняв обычный человеческий облик, и принцесса успокоилась. Словом, все уладилось… пока.
 
 

8. САТАНА

   По ночам Восторг будет возвращаться к Миме в Цитадель Войны. Но сегодня она осталась на Земле, чтобы как следует поесть днем и немного акклиматизироваться.
   Едва Мима увидел Луну, показавшуюся почему-то необыкновенно знакомой, он сразу же понял, что ей вполне можно доверить заботу о принцессе. Луна оказалась красивой женщиной западного типа. Жила она в доме, наполненном произведениями искусства, который охраняли грифоны. Это, конечно, был не дворец, но принцессе здесь будет удобно.
   Поэтому Мима спал один — и обнаружил, что, как бы Восторг ни зависела от него, он тоже стал весьма от нее зависим. Мима привык спать рядом с любящей женщиной и в одиночестве чувствовал себя неуютно.
   Собственно, он даже и уснуть-то не мог. Беспокойно повертевшись с боку на бок больше часа. Мима встал посмотреть, нет ли чего почитать. Однако книг не нашел; видно, его предшественник не был большим любителем литературы.
   Мима, натянув шлепанцы и ночной халат, вышел в темный зал. Слуги уже легли спать; в замке повсюду стояла тишина. Неужели духам Чистилища нужен сон? Наверно, да, коль скоро им требовалась пища. Насколько Мима понимал, существование этих людей — бытие на Том Свете — напоминало жизнь смертных, но было как бы более расплывчатым и протяженным. Если бы они не ели, то им не грозило бы голодание — во всяком случае, в течение нескольких столетий или около того, — поскольку они не могли умереть, будучи уже мертвыми. Тем не менее это доставляло бы им определенные неудобства. Сходным образом, вероятно, обстояло дело и со сном. Так что пусть себе спят; это помогает в определении дней, все-таки довольно однообразных.
   Насколько Мима понимал западную мифологию, Чистилище не является местом пытки; это исключительно состояние неопределенности, отработка долгов, накопившихся в ходе небезупречно прожитой жизни. У западных людей нет возможности путем реинкарнации исправить прегрешения; они должны все делать правильно в течение одной-единственной жизни, а затем расплачиваться за последствия на протяжении долгого путешествия по вечности. Мима не завидовал подобной системе взглядов.
   Впрочем, сейчас он стал частью этой схемы. Ему следовало быть более правильным индуистом, чтобы не угодить в столь ущербную систему. На самом деле это было его личное следующее перерождение — стать воплощением Войны в чуждой области верований и быть вынужденным подчиняться ее законам. Довольно суровое наказание!
   Хотя и своего рода вознаграждение, поскольку это решало проблему расторжения помолвки с Восторг и войны между их княжествами. Если бы ему не была предложена эта должность, то произошла бы катастрофа. Так что судьба обошлась с ним не слишком жестоко; напротив, она была милостива. Даже очень милостива.
   К тому же, говоря по правде, Миме нравилась сложность теперешнего положения. Да, он допустил несколько ошибок в первый день, но кто не ошибается, овладевая новым делом? Теперь он куда лучше понимал, что и как нужно делать, и следующее сражение надеялся провести гораздо лучше. Новая должность давала феноменальную власть, которая могла принести много добра, если ее разумно употребить.
   Мима и сам не заметил, как попал в ту часть сада, которая так очаровала Восторг. Сейчас было темно; временные периоды Чистилища отражали земные. В полумраке экзотические растения почему-то казались больше, а скульптуры живее. Это действительно было восхитительное место, где любая женщина могла бы с удовольствием проводить время. Все здесь выглядело почти естественным — словно созданным силами природы, а не руками человека.
   Вдруг облака раздвинулись, листья и статуи засеребрились в лунном свете. Подул легкий ветерок, качнув верхушки деревьев. Еще сильнее пахнуло обворожительной свежестью. Тропинка запетляла среди прелестных ландшафтов, маня его дальше, вперед.
   Мима остановился, чтобы получше рассмотреть одну из скульптур. Она представляла собой две фигуры, мужскую и женскую, крепко обнимавшие друг друга. Собственно, это был акт физической любви. В Индии такие изваяния не были редкостью, однако эта статуя выглядела необыкновенно реалистично. Казалось даже, будто фигуры движутся.
   Да они и в самом деле двигались. Мима подумал было, что его обманывает игра лунного света, как вдруг услышал какой-то шум. Фигуры были живыми!
   Невозможно. Статуи не оживают!
   Тем не менее шум и шевеление становились все явственнее. Мима внимательно со всех сторон осмотрел скульптурную группу и наконец притронулся к плечу мужчины. Камень был холоден. Значит, это какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.
   Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.
   Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!
   Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.
   Мужчина повернул голову и увидел Миму.
   — А, вот и хозяин Цитадели, — проговорил он.
   Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!
   Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.
   — Ну иди ко мне, — пригласила она Миму, раскрывая объятия.
   Наложница?
   — Кто вы такие? — спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.
   — Я — Сатана, воплощение Зла, — ответил мужчина. — А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
   — Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?
   — Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
   — Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.
   — Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус note 10— и совершенно справедливо.
   К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
   — Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
   — Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
   Мима пожал плечами:
   — Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
   Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
   — Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
   Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
   Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.
   Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
   Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
   — Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
   Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
   — Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
   — Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.
   — Столь статному мужчине одной женщины маловато.
   — Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
   — Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила note 11; к ней не прикасался ни один мужчина.
   Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
   Все же Мима сомневался:
   — Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
   — Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.
   Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
   — Как тебе понравился первый рабочий день?
   — Ничего, — настороженно ответил Мима.
   — Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
   — Я старался остановить его! — воскликнул Мима.
   — Остановить? Это еще зачем?
   — Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
   Сатана улыбнулся:
   — Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
   — Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!
   — Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.