— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
   — Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
   А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
   — Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
   — Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.
   Мима вспомнил свою дневную работу.
   — Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
   — Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
   — Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
   — Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
   — Не всякое средство оправданно, а война…
   — Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
   — Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
   — Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
   В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
   — Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
   — Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
   — Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.
   — Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
   Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
   — И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
   — Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
   Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
   — Я обдумаю это, — нехотя произнес он.
   — Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить.
   — Безусловно. — Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: — А почему я сейчас не заикаюсь?
   — Ты находишься в моих владениях, — объяснил Сатана. — Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет.
   — Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже!
   — В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, — сказал Сатана. — Я многое мог бы предложить тебе, — не только подходящих наложниц.
   — Предложить мне… в обмен на что?
   — Всего лишь на дружеские отношения, — развязно заявил Сатана. — Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении.
   — Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений!
   Сатана расхохотался:
   — Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества.
   — У тебя есть пища для смертных? — спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. — Здесь?
   Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств.
   — Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, — заметил Мима. — Как же определить, материальна ли она у тебя?
   — Отведав ее, — сказал Сатана. — И довольно скоро все станет ясно.
   Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал.
   Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный.
   Войдя в замок, Мима проделал опыт.
   — П-п-п-привет, — сказал он самому себе. Да, заикание вернулось.
 
   Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь.
   Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия.
   — Ах, как здесь чудесно! — воскликнула девушка. — Я так по тебе соскучилась!
   Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула.
   — Таковы женщины, — сказала она. — Одновременно испытывают и удовольствие, и боль.
   — Я скоро верну ее, — пропел Мима.
   Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели.
   Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее.
   — Вопреки общепринятому мнению, — пропел он, — мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать.
   Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны.
   — Вчера здесь этого не было, — сказала Восторг. — Тут стояла стена, дальний конец…
   — Правильно, — согласился Мима, — это нечто особенное.
   — Должно быть, так. Растения… — Она помолчала. — Ты что-то сказал?
   — Ничего.
   — Нет, сказал! — воскликнула она. — Ты не заикаешься!
   — Я же говорил, что это особенное.
   — Но секунду назад… почему ты пел, если сумел побороть заикание?
   — Я не поборол заикание. Это подарок сада. Здесь я могу говорить нормально, и нигде больше.
   — Здесь? Что это за место?
   Появился Сатана, и рядом с ним Лила. На этот раз оба были одеты.
   — Это часть моих владений. Я подумал, что они тебе понравятся.
   Восторг повернулась к Миме:
   — Кто?..
   — Восторг, познакомься с Сатаной, — ответил Мима. — Он западный эквивалент Шивы.
   — Шива! — вскрикнула девушка, отступив.
   — Сатана, познакомься: Малахитовый Восторг, моя невеста, — закончил Мима.
   Сатана поклонился:
   — Очень приятно, очаровательная смертная женщина.
   — Но Шива… Бог разрушения и…
   — И секса, — подсказал Сатана. — А вот, кстати, и Лила, демон моей вотчины. Мне показалось, что твоему жениху здесь, в Чистилище, не хватает наложниц, и поэтому, если ты не возражаешь, Лила будет счастлива служить ему.
   Восторг быстро просчитала в уме ситуацию. У западных народов иные и довольно-таки странные нравы, но в Индии у знатных людей должно быть множество наложниц, подчиненных жене. Жалок был бы раджа, не имеющий наложниц, а его жену стали бы презирать. Люди сочли бы его импотентом. С другой стороны, это не Индия, и Миме чуть-чуть рановато заводить постоянную наложницу; принцессе следовало бы сначала забеременеть сыном. После этого для нее будет даже лучше, если муж обзаведется многочисленными наложницами — у жены больше свободного времени. Однако Восторг была человеком зависимым и не хотела оставаться одна слишком долго.
   — Давайте подождем с этим несколько месяцев, — решила она.
   — Конечно, пожалуйста, — проговорил Сатана. Он сделал небрежный жест, и Лила исчезла, а на том месте, где она стояла, быстро рассеивалось лишь небольшое облачко дыма.
   Мима ничего не сказал, хотя почувствовал облегчение. Наложницы все еще напоминали ему отеческий урок послушания: головы отвергнутых девушек зачастую оказывались насаженными на шест. Но поскольку этой наложнице отказала Восторг — по крайней мере на время, — совесть Мимы оставалась чиста. К тому же он был еще отнюдь не готов обменять Восторг на другую женщину в постели; Мима любил ее и хотел ею насладиться, пока чувство горячо. Видимо, принцесса испытывала то же самое, что весьма порадовало его.
   Опять появился стол, уставленный снедью.
   — Угощение для вас, достопочтенная леди, — галантно пригласил Сатана.
   — Но я не сумею… — начала принцесса.
   — Сатана уверяет, что эта пища насытит тебя, — объяснил Мима. — Ведь здесь и я разговариваю, не заикаясь.
   Восторг улыбнулась:
   — Значит, я смогу все время быть вместе с тобой!
   Они приступили к трапезе, и еда оказалась превосходной. Однако на душе у Мимы было неспокойно. Сатана оказывал ему всевозможные любезности, и Мима не верил, будто этот западный двойник яростного Шивы позже не попросит от него какой-нибудь неудобоисполнимой услуги. Впрочем, до тех пор пока Восторг счастлива, пусть все идет своим чередом.
 
   Позже, снова оставшись один, Мима опять размышлял об этом. Он понимал, что Сатана искушает его, предлагая дары, от которых весьма трудно отказаться. Это настораживало; но какой у него выбор? Жить без принцессы? Мима знал, что не отклонит этих предложений, и осознавал, что тем самым в какой-то мере компрометирует себя. И как сделать, чтобы никакие подношения Сатаны не вредили исполнению обязанностей?
   Он слонялся по пустым залам Цитадели Войны, словно исследуя их расположение, а на самом деле вникая в причины своего беспокойства. Мима был принцем; он прекрасно владел искусством управления и понимал, что вступил на зыбкую почву. Он хотел найти способ улучшить свое положение, не жертвуя ничем из того, что ценит. Вовсе не обязательно отказываться от подарков Сатаны; надо лишь оградить себя от их пагубного влияния. Если он сумеет это сделать, то у Сатаны не окажется в руках рычагов, на которые тот рассчитывает. Но поскольку Сатана в любой момент способен отменить все прелести сада, любой откровенный отказ обойдется чересчур дорого.
   Возможно, следует просто сообщить Сатане, что Мима отказывается считать себя его должником, несмотря ни на какие услуги, и поэтому тот зря старается. Это было бы честно, а честность чрезвычайно важна, ибо Сатана — Отец лжи. Любая неправда будет играть ему на руку. Но что, если Мима скажет правду, а Сатана все равно не перестанет считать, будто подарки поставят того в зависимое положение…
   Мима забрел в комнату, которой раньше не видел. Он проходил по незнакомому залу и уперся в пролет лестницы, явно ведущей в башню. Там оказалась деревянная дверь. Из любопытства Мима пихнул ее, но она не открылась. Он был убежден, что комната за этой дверью закрыта не от хозяина замка; видимо, ее замкнули от случайного вторжения слуг или гостей. Но почему?
   Мима внимательно осмотрел дверь, постукивая то тут, то там. Она оказалась крепкой. Заглянул в большую замочную скважину, — но ключа у него не было.
   Он дотронулся до Алого Меча. Мима мог бы разрубить дверь, — но не хотел, так как ему казалось, что это будет означать своего рода поражение. Еще он мог сделаться духом и просочиться сквозь препятствие, но опять-таки это — признание бессилия. Он должен войти туда нормально, не прибегая к чрезвычайным мерам.
   В раздумье Мима взялся за Меч… Вдруг он щелкнул пальцами, вытащил клинок из ножен и пожелал, чтобы тот превратился в ключ.
   Меч, дрогнув, изменил форму, и у Мимы в руке оказался большой ключ. Мима вставил его в замок и повернул. Если его догадка верна, то этот ключ должен подойти. Замок щелкнул и открылся. Победа!
   Мима отворил дверь и вошел в комнату.
   Здесь стоял один лишь стол, на котором лежала книга. Мима подошел и взял ее.
   На переплете тома были начертаны какие-то символы, такие же, как и внутри книги. Мима узнал в них китайские или японские иероглифы, но прочитать не сумел. Однако пока он разглядывал значки, они, дрогнув, как до этого Меч, превращались в буквы. Название книги было «Го Рин Но Шо». Все равно непонятно.
   Вдруг буквы сложились в английские слова: «Пять колец. Книга». Превращения наконец закончились языком, который Мима знал.
   Он уже встречал эту книгу раньше — читал ее много лет назад. Это было широко известное руководство по Кендо, или Пути Меча, которое повсеместно изучали серьезные мастера военного дела. Очевидно, предыдущий Марс тоже ее ценил; наверно, он часто приходил сюда, чтобы просмотреть книгу, потому что на листах осталось множество следов от пальцев.
   Мима открыл том наугад и прочитал:
   «В бою пусть взгляд твой будет широк. Научись смотреть по сторонам, не двигая глазами. Пользуйся таким взглядом всегда — и в сражении, и в обычной жизни».
   Интересно. Мима совсем забыл этот отрывок, а может быть, понимал его раньше на другом уровне. Конечно, он имел буквальный смысл, — но также и метафорический. Воину не следует рассеивать внимание, переводя взгляд с предмета на предмет; он должен видеть все, ни на что не глядя, определять, есть ли враги по сторонам, не выдавая себя, чтобы противник думал, будто нападает внезапно. Это смысл буквальный. А также надо иметь в виду: человек должен все понимать, но не показывать виду, разгадывать хитрости, якобы думая об обыденных вещах, — точно так, как Мима старался вести себя с Сатаной.
   Он снова перелистал страницы и прочел:
   «Стань врагом. Поставь себя на место противника. Так ты обретешь понимание, как одолеть его».
   И опять-таки здесь, очевидно, заключался и буквальный, и переносный смысл. Если воин понимает, в какой ситуации находится враг, действительно представив себя на его месте, то ему легче предугадать возможные действия противника. Это поможет одержать победу. Но и в повседневном общении между людьми совет не менее полезен. Сатана физически не угрожал Миме, он просто пытался изменить его взгляды. Если понять побуждения Сатаны, то можно их обдумать и найти действенную защиту.
   Мима закрыл книгу. Она произвела на него сильное впечатление. Если два случайных отрывка так много открыли ему, то сколько же всего содержится в этом труде? Наугад прочитанные места не дали ему ответов, но показали возможные подходы к решению проблемы. Мима почувствовал, что его взгляд на вещи уже стал шире.
   Он сел за стол и принялся читать книгу с самого начала. Хотя он был уже знаком с ней, ему казалось, что это совершенно новый текст, потому что восприятие шло на ином уровне.
 
 

9. ЛАХЕСИС

   Несколько дней спустя намечалось еще одно сражение, и угрюмые всадники опять собрались перед Цитаделью. Восторг задрожала, увидев их одетыми во впечатляющие белый, красный, черный, коричневый плащи и коней, бьющих копытами от нетерпения.
   — Тебе обязательно нужно ехать в сопровождении этих головорезов? — спросила она. — Я понимаю, у тебя работа, которую ты обязан исполнять, точно так же, как если бы был раджой, но эти бескастовые существа!..
   — Боюсь, обязательно, — пропел Мима. — Я их не выбирал, однако я согласился принять должность Марса, а они — подручные войны.
   Принцесса рассмеялась несколько истерично:
   — Подручные!
   — Я приложу все усилия, чтобы погасить конфликт, за которым сегодня буду наблюдать, — продолжал он. — Может быть, война и неизбежна, но она не обязательно должна быть всеразрушающей, если ею правильно руководить. Тогда этим младшим инкарнациям будет от нее не очень много проку.
   Принцессу следовало успокоить.
   — Возвращайся как можно скорее, мой возлюбленный. Мне не нравится оставаться здесь без тебя.
   — Ты можешь вернуться в дом Луны в смертном мире, — напомнил Мима. — Или пойти в сад и поесть чего-нибудь.
   — К Луне меня придется доставлять тебе, да к тому же она все равно занята. Она очень милая и всегда такая вежливая, но занимается политикой, и мне не хочется отнимать у нее время. А вот сад… — Восторг покачала головой.
   — Я уверен, что там тебе ничто не угрожает, — пропел Мима. — Я бы не стал во всем доверять Сатане, но он ищет моего расположения и знает, что мне приятно, когда ты довольна. Ты можешь пойти и побеседовать с Лилой, чтобы посмотреть, насколько она хороша.
   Восторг оживилась:
   — Правильно, нужно выяснить, хорошо ли она шьет и ткет, а еще танцует ли.
   Мима улыбнулся про себя. Какое прекрасное решение проблемы! Наложницы обычно в свободное время много ткут и шьют под надзором жены. В современной Индии княжества даже проводят конкурсы между гаремами наиболее знатных людей, чтобы определить, какой из них производит самые красивые ткани, а жены, ставшие победительницами на таких выставках, удостаиваются больших почестей. Поговаривают даже, будто жены дорожат гаремами больше, чем их мужья, и в этой шутке есть горькая доля правды.
   Однако это напомнило Миме о влиянии Сатаны на его теперешнюю жизнь. Сатана помогал делать так, чтобы Восторг была счастлива, но Сатана же мог сделать ее несчастной. Это беспокоило.
   Мима прочитал «Пять колец» и нашел в книге много пищи для размышлений. Но он еще недостаточно переварил прочитанное, чтобы применить советы к Сатане.
   Суть трактата, как он теперь понимал, заключалась в пяти великих кольцах, которые на одном уровне соответствовали пяти элементам: Земле, Воде, Огню, Воздуху и Пустоте. Каждый из них представлял собой сложную идею, и для полного понимания требовался большой опыт и напряженная работа мысли. Эта книга представлялась Миме путеводной картой. Если он полностью постигнет природу каждого кольца, то обретет понимание Вселенной и найдет свой истинный путь.
   Мима накинул золотой плащ, вскочил на паломино, и они выехали. На этот раз всадники спешились на границе двух так называемых ближневосточных государств. Война между ними тянулась уже давно и теперь вспыхнула с новой силой после нарушения перемирия. Персия готовилась к массированному наступлению на укрепления Вавилонии, и масштабы сражения были несравненно больше, чем между Гуджаратом и Махараштрой. Мима никак не мог выбрать такое место, откуда было бы удобно наблюдать за ходом боя; многие и многие тысячи солдат располагались вдоль фронта, растянувшегося на сотни километров.
   В прошлый раз он попытался проникнуть в мозг генерала и не очень-то преуспел. Сейчас Мима хотел действовать более эффективно. Надо было правильно понять происходящее. Затем выработать определенную стратегию, чтобы свести ущерб к минимуму. Пожалуй, будет полезнее узнать ситуацию через какого-нибудь рядового бойца.
   — Когда должна начаться атака Персии? — осведомился Мима у Завоевания, в чьи обязанности входило знать такого рода детали.
   — Только через несколько часов, — ответил воин в белой накидке. — Это даст нам возможность подготовиться к сбору обильнейшего урожая.
   — А я тем временем сам кое-что разузнаю, — пропел Мима. — Проследи, чтобы ничего не началось преждевременно.
   Завоевание кивнул. Слово Марса являлось для остальных законом, так как он был здесь главной инкарнацией.
   Сначала Мима поехал к оборонительным линиям Вавилонии. И сразу увидел, что фортификационные сооружения очень мощные и труднопреодолимые. За громоздящейся путаницей колючей проволоки находились широкие минные поля, а за ними — железобетонные надолбы и укрепленные гнезда пулеметов. Любая пехотная атака на эти заграждения будет стоить очень многих жизней. Если даже такую линию обороны прорвать, то лишь ничтожная часть атакующих останется в живых.
   Очевидно, военное командование Персии знало об этом. Что же за наступление они планировали? Наверно, замышлялось нечто необычное.
   Мима направил коня в противоположную сторону. Никто из смертных его, разумеется, не видел. Он свободно проехал сквозь колючую проволоку в расположение персидских частей. На передней линии было всего несколько вооруженных солдат; большая же часть находилась в специальных лагерях, готовясь к атаке.
   Кого же лучше выбрать, чтобы ознакомиться с обстановкой на самом низшем уровне?
   Мима на секунду задумался и решил положиться на случай. Он въедет в лагерь, пересчитает солдат по головам и остановится на десятом.
   На пути стояла большая, кое-как построенная казарма. Мима проехал сквозь стену. Там, в большом помещении на подготовительный инструктаж собрались солдаты. Мима начал их считать, дошел до десятого и слез с коня.
   — Никуда не уходи, будь рядом, когда понадобишься, — приказал он жеребцу. Потом подошел к солдату, которого выбрал, задержался перед ним и вошел внутрь. В тот же миг он ощутил неразбериху раздвоения личности.
   Понемногу зрение Мимы сфокусировалось и слух слился со слухом бойца. Мима чувствовал то же самое, что и это тело. Он оставался самим собой и в то же время постепенно становился тем солдатом. Мима сосредоточился на том, чтобы настроить, приспособить и слить ощущения смертного тела со своими собственными, при этом не теряя себя. На это ушло некоторое время; а пока тело занималось своими делами. Впрочем, такая отсрочка была неизбежна. Во-первых, тело пользовалось незнакомым языком; Мима мог понимать его, только ориентируясь на смысл, зарегистрированный мозгом, а не на реальное звучание слов. Понимание все улучшалось, однако торопить этот процесс не следовало.
   Первым делом Мима понял, что тело молодое. Это был не мужчина, а мальчик лет одиннадцати! Тем не менее он определенно был солдатом; носил военную форму и винтовку, с которой умел обращаться. Сейчас его призывали идти в бой за честь страны. Его и других мальчиков этого подразделения инструктор убеждал в том, что сражаться за свою страну — великая честь, а еще большая честь — умереть за нее в священной войне. Нужно пойти и уничтожить неверного врага!
   Ребенок, подумал Мима. Все они были детьми, некоторые даже моложе этого. Все одеты в военную униформу не по росту, вооружены допотопными ружьями и несколькими патронами и охвачены лихорадкой фанатизма.
   Мима вспомнил о неприступных вавилонских укреплениях, которые недавно видел. На них распнут этих детей! Он покопался в мозгу в поисках хоть какого-то понимания, что их ждет впереди, но никакой информации не нашел. Этот юный мальчик был очень похож на западную корову в загоне, которая вместе со всем стадом идет на бойню. Разумеется, в Индии с коровами столь варварски никогда не обращались.