Страница:
Могут измениться сами основы виртуальной идентификации. Некоторые правительства, решив, что иметь тысячи анонимных, бесконтрольных и непроверенных граждан – «подполье» – слишком рискованно, захотят узнать, кто скрывается за каждым онлайн-аккаунтом, и потребуют верификации на государственном уровне для усиления контроля над виртуальным пространством. В будущем ваша виртуальная личность вряд ли будет ограничена страничкой в Facebook – скорее всего, она станет целым созвездием профилей, созданных вами в интернете, которое будет верифицироваться и даже регулироваться властями. Представьте, что все ваши аккаунты – в Facebook, Twitter, Skype, Google+, Netflix, подписка на New York Times – привязаны к одному «официальному» профилю. Рейтинг информации, связанной с верифицированными онлайн-профилями, в результатах поиска окажется более высоким по сравнению с контентом без такой верификации, а это, естественно, приведет к тому, что большинство пользователей будут кликать на верхние (верифицированные) результаты. И тогда истинная цена анонимности может стать слишком высокой: даже самый увлекательный контент, созданный владельцем анонимного профиля, просто не будет виден в поисковой выдаче из-за своего чрезвычайно низкого рейтинга.
Переход от ситуации, когда личность формируется офлайн и позднее проецируется в сеть, к созданию онлайн-личности, которая затем воплощается в реальном мире, окажет огромное влияние на граждан, государства и компании. И от того, как удастся решить проблемы конфиденциальности и безопасности личных данных, будут зависеть границы человеческой свободы. На этих страницах мы хотели бы поговорить о том, что́ всеобщий доступ в сеть будет значить для граждан в будущем, как они им воспользуются и какие последствия это возымеет и для диктатур, и для демократий.
Революция данных
Переход от ситуации, когда личность формируется офлайн и позднее проецируется в сеть, к созданию онлайн-личности, которая затем воплощается в реальном мире, окажет огромное влияние на граждан, государства и компании. И от того, как удастся решить проблемы конфиденциальности и безопасности личных данных, будут зависеть границы человеческой свободы. На этих страницах мы хотели бы поговорить о том, что́ всеобщий доступ в сеть будет значить для граждан в будущем, как они им воспользуются и какие последствия это возымеет и для диктатур, и для демократий.
Революция данных
Революция данных принесет жителям планеты колоссальное благо. В частности, они смогут узнать, что думают и как ведут себя другие люди, каких правил придерживаются, почему их нарушают – причем не только соотечественники, но и те, что живут на других континентах. Обретенная способность получать онлайн точную и проверенную информацию по первому требованию на родном языке и в неограниченных количествах будет означать начало эпохи критического мышления в тех сообществах, которые прежде были культурно изолированы от остального мира. В странах с неразвитой инфраструктурой доступ в сеть позволит людям заниматься бизнесом, в том числе онлайн, и взаимодействовать с правительством на совершенно ином уровне.
Это будет означать наступление эры невиданных возможностей. И даже если кто-то попытается сохранить максимум индивидуальности, дистанцируясь от виртуальной жизни, другие сочтут, что открывающиеся перспективы оправдывают риск, на который приходится идти. Гражданское участие достигнет новых высот: каждый человек, имеющий мобильный телефон и доступ в интернет, сможет внести свой вклад в реализацию идеи подотчетности и прозрачности властей. И лавочник в Аддис-Абебе, и сознательный не по годам подросток в Сан-Сальвадоре станут распространять информацию о случаях вымогательства взяток и коррупции, сообщать о нарушениях избирательного законодательства – в общем, призывать правительство к ответу. А если для того, чтобы полицейские вели себя по закону, недостаточно телефонов с функцией фотосъемки, в полицейских автомобилях можно установить видеокамеры! На самом деле развитие технологий позволит населению контролировать полицию с помощью огромного количества прежде недоступных способов, включая систему мониторинга, предназначенную для формирования рейтинга каждого полицейского в городе, в режиме реального времени. После того как основные общественные институты: системы здравоохранения, образования и судебная система – окончательно вступят в цифровую эру, они станут более эффективными, прозрачными и доступными.
Тем, кто хочет распространять религиозные, культурные и этнические мифы, придется кормить своими выдумками сообщество хорошо информированных слушателей. В распоряжении людей появится больше данных и способов их проверить. И тогда колдун из Малави, занимающийся врачеванием, вдруг столкнется с враждебным отношением к нему со стороны соплеменников, если они найдут в сети информацию, развенчивающую его авторитет, и поверят ей. Или, например, молодые йеменцы, обнаружив, что виртуальное сообщество отрицательно относится к культивируемой в стране традиционной практике женитьбы на маленьких девочках, восстанут против нее, поскольку решат, что она бросает тень на них самих. А последователи индийского «святого» найдут способ проверить его прошлое и отвернутся от него, выяснив, что он их обманывал. Многие опасаются, что в эпоху процветания онлайн-источников у людей может усилиться психологическая склонность искать подтверждение своей позиции (когда, сознательно или нет, они обращают внимание лишь на ту информацию, которая согласуется с их сложившейся точкой зрения). Однако недавнее исследование ученых из Университета штата Огайо показало, что этот эффект слабее, чем кажется, особенно на американском политическом ландшафте. На самом деле склонность к поиску подтверждений проявляется и когда мы пассивно реагируем на информацию, и когда активно отбираем ее источники. Поэтому, когда миллионы людей выходят в интернет, у нас есть основание с оптимизмом смотреть на будущие социальные изменения.
Властям будет все труднее маневрировать по мере того, как все больше их граждан получают доступ к мобильной связи и интернету. В новую цифровую эру такие репрессивные действия, как уничтожение документов, похищения людей и уничтожение памятников, практически потеряют смысл. Ведь документы можно восстановить и сохранить «в облаке», а давление, которое способно организовать активное глобализированное интернет-сообщество в ответ на беззаконие, заставит власти подумать дважды, прежде чем похищать кого-то или держать в застенках неопределенно долго. Да, некоторые режимы, вроде установленного талибами, по-прежнему смогут уничтожать памятники, как они разрушили бамианские статуи Будды[9]. Но такие памятники можно будет отсканировать с применением самой современной технологии, что позволит сохранить все их углы и закоулки в виртуальной памяти, а затем воссоздать – вручную или при помощи 3D-принтеров – или даже спроецировать в виде голографических изображений. Возможно, Центр всемирного наследия ЮНЕСКО станет использовать такую практику в рамках своей деятельности по реставрации памятников. Старейшую синагогу Сирии, которая сегодня находится в музее Дамаска, можно спроецировать или реконструировать посредством 3D-печати. Активное гражданское общество, которое сегодня имеется в большинстве развитых стран, готовое проверять факты и расследовать действия властей, появится почти везде, причем в значительной степени этому будет способствовать распространение дешевых и мощных мобильных устройств. Как минимум жители всех стран смогут сравнивать себя и свой образ жизни с тем, как живет остальная часть мира. И в этом контексте варварские или устаревшие обычаи будут выглядеть особенно одиозно.
В идеале все мы должны сознательно и тщательно управлять своими онлайн-личностями и виртуальными жизнями, отслеживать и корректировать их, чтобы не усложнять свою реальную жизнь, причем с самого раннего возраста. Увы, это невозможно. У детей и подростков желание делиться информацией всегда перевесит смутный отдаленный риск рассказать о себе слишком многое, несмотря на многие примеры негативных последствий. Так что к тому моменту, когда человеку исполнится сорок, в сети сложится повествование о его жизни, очень подробное и включающее все факты и вымыслы, ошибки и победы. И даже слухи будут жить вечно.
В глубоко консервативных обществах, где общественное порицание значит очень многое, мы можем столкнуться со своего рода «виртуальным бесчестием» – сознательными усилиями по дискредитации онлайн-личности человека (путем приписывания ему недостойных поступков и распространения ложной информации или связывания его онлайн-личности с контентом, в котором идет речь о реальном или вымышленном преступлении). Разрушение репутации в сети может не сопровождаться физическим насилием со стороны злоумышленника, но если, скажем, такого рода обвинения будут предъявлены девушке, ее честь может оказаться запятнанной, причем, к ее несчастью, навсегда – и скрыться в таком случае невозможно. Учитывая публичность позора, все может закончиться ее гибелью от руки одного из родственников.
А что насчет роли родителей? Она нелегка, и это известно всем, у кого есть дети. Появление виртуального мира еще больше усложнило ее, но не стоит считать ситуацию безнадежной. В будущем ответственность родителей не уменьшится, но им придется еще активнее участвовать в жизни своих детей, если они хотят, чтобы те не совершили в сети ошибок, способных навредить их судьбе в реальном мире. А поскольку виртуальное развитие детей значительно опережает их физическое созревание, большинство родителей придут к пониманию того, что самый лучший способ помочь своим отпрыскам – поговорить с ними о необходимости защиты личной информации и соблюдения безопасности в сети даже раньше, чем о вопросах секса. Так что традиционный разговор с детьми по душам не утратит своей роли в их воспитании.
Школьная система тоже изменится и внесет свою лепту в развитие навыков онлайн-осмотрительности. По настоянию родительских ассоциаций наряду с уроками сексуального воспитания в школах появятся уроки защиты личной информации и основ безопасности при работе в интернете. На таких занятиях школьники научатся оптимизировать установки безопасности программ и хорошо усвоят, что можно и чего нельзя делать в виртуальном мире. А учителя будут пугать их историями из реальной жизни о том, что бывает, когда не начинаешь защищать личную информацию и соблюдать безопасность в сети с самого раннего детства.
Конечно же, найдутся родители, которые в попытке обыграть систему начнут действовать еще предприимчивее. Один из примеров – выбор имени будущего ребенка. По мере роста функциональной ценности онлайн-личности роль родителей на начальном этапе жизни детей окажется критически важной. Начинаться все будет с их имен. Стивен Левитт и Стивен Дабнер в книге Freakonomics[10] проанализировали, насколько популярные в определенных этнических группах имена (в частности, у афроамериканцев) могут предсказывать жизненный успех их владельцев. Дальновидные родители учтут и то, как результаты поисковой выдачи скажутся на будущем их детей. Однако истинно стратегический подход проявится не просто в заблаговременном резервировании аккаунтов социальных сетей и не в покупке соответствующих доменных имен (предположим, www.JohnDavidSmith.com), а в выборе ребенку такого имени, которое облегчит или усложнит процесс его поиска в интернете. Некоторые сознательно выберут уникальные или традиционные, но искаженно написанные имена с тем, чтобы избавить своих детей от прямой конкуренции и облегчить им задачу продвижения в виртуальном мире. Другие, напротив, остановят свой выбор на самых распространенных именах, что обеспечит их детям определенный «щит» от индексации в сети: просто еще одна «Джейн Джонс» среди тысяч подобных записей.
Мы предвидим пышный расцвет отрасли, связанной с защитой персональных данных и репутации. Такой бизнес существует уже сегодня: компании вроде Reputation.com используют различные методы как быстрого реагирования, так и профилактики для того, чтобы удалять из сети нежелательный для их клиентов контент или минимизировать ущерб от его появления[11]. По некоторым сообщениям, в ходе экономического кризиса 2008 года несколько банкиров с Уолл-стрит привлекали компании, специализирующиеся на защите онлайн-репутации, чтобы те минимизировали информацию о них в виртуальном мире. Стоили такие услуги до $10 000 в месяц. В будущем на волне растущего спроса эта отрасль существенно расширится, и услуги репутационных менеджеров станут таким же обычным делом, как брокеров и финансовых консультантов. Нормой для известных и стремящихся к известности людей будет активное управление своим онлайн-имиджем, например, получение от репутационного менеджера ежеквартальных отчетов, фиксирующих его изменение за прошедший период.
Появится новое направление страхования. Вам предложат застраховать свою онлайн-личность от кражи и взлома, ложных обвинений, злоупотреблений и несанкционированного присвоения. Родители смогут купить страховку от репутационного ущерба, который способны причинить им действия их детей в интернете. А преподаватель, скажем, захочет застраховаться от взлома студентами его профиля в Facebook и размещения на странице оскорбительной и порочащей информации. Страхование от кражи персональных данных уже существует, но в будущем страховые компании смогут предложить своим клиентам защиту и от других злоупотреблений. Такие полисы будут покупать не только те, кому они действительно нужны, но и просто параноидально настроенные люди.
Онлайн-личности возобладают столь высокой ценностью, что их – реальные или придуманные – можно будет купить на черном рынке. В этом будут заинтересованы и обычные люди, и преступники, ведь под чужой маской смогут скрыться как наркоторговцы, так и диссиденты. Такие онлайн-личности, украденные или созданные с нуля, станут продаваться в комплекте со всей необходимой исторической информацией: записями в лог-файлах интернет-провайдеров, фиктивными «френдами» и данными о покупках, то есть всем тем, благодаря чему будут выглядеть правдоподобно. И если полицейский информатор из Мексики захочет избежать мести со стороны наркокартеля, набор таких фальшивых онлайн-личностей наверняка поможет членам его семьи скрыть свое прошлое и начать жизнь с чистого листа.
Естественно, что в цифровую эпоху такой способ побега представляет собой рискованное предприятие: начало новой жизни должно означать полный разрыв всех прежних связей, ведь выдать человека может малейший неверный жест вроде поискового запроса по имени кого-то из родственников. Более того, тому, кто использует фальшивую личность, следует избегать всех мест, где применяется технология распознавания лица, способная связать его со старым аккаунтом человека. Да и сам этот теневой рынок сделок с онлайн-личностями будет неспокойным местом: и покупатель, и продавец остаются анонимными благодаря зашифрованным каналам связи и расчетам в виртуальной валюте, которые очень сложно отследить. Поэтому и посредники, и покупатели столкнутся с теми же рисками, что и сегодняшние участники черного рынка, включая работу правительственных агентов «под прикрытием» и обман в ходе сделок (вероятность всего этого, скорее всего, даже повысится, учитывая анонимную природу транзакций в виртуальном мире).
Мы встречались с Ассанжем в июне 2011 года, когда он содержался под домашним арестом в Великобритании. Какой бы ни была наша позиция, мы должны учитывать то, к чему могут стремиться активисты, выступающие за полную свободу информации, поэтому мнение Ассанжа является хорошей отправной точкой. Мы не собираемся останавливаться на том, что обсуждается сегодня (этому посвящены многие книги и статьи) и касается в основном западной реакции на WikiLeaks, содержания обнародованной переписки, степени деструктивности утечек информации и того, какое наказание должны понести причастные к этому люди. Нет, нас интересует будущее и то, что попытаются создать – или разрушить – представители следующего поколения движения за свободу информации, начиная с последователей Ассанжа, но не ограничиваясь ими. В ходе интервью Ассанж поделился с нами двумя своими главными соображениями на эту тему, причем обе посылки связаны друг с другом. Первое: человеческая цивилизация основана на всей совокупности результатов нашей интеллектуальной деятельности, следовательно, правильным является как можно более тщательно фиксировать эти результаты, чтобы обеспечить информацией следующие поколения людей. Второе: поскольку различные лица всегда будут пытаться уничтожить или скрыть часть этой общей истории в своих интересах, цель каждого человека, ценящего истину и стремящегося к ней, – фиксировать как можно больше информации, препятствовать ее уничтожению, а также делать ее максимально доступной для всех жителей планеты.
Ассанж не сражается с секретностью как таковой: по его словам, «есть множество причин, по которым неправительственные организации могут хранить секреты, и, на мой взгляд, это их законное право: они нуждаются в этом, потому что не обладают иной властью». Он борется с секретностью, прикрывающей действия, которые идут вразрез с интересами общества. «Почему правительственные организации стремятся к секретности?» – задает он риторический вопрос. И сам отвечает на него: потому что их планы, стань они известными широкой публике, встретили бы отпор, а секретность помогает им воплотить их. Тот, чьи планы не противоречат интересам общества, не встречает противодействия, и ему нечего скрывать, добавляет он. По словам Ассанжа, в этом противостоянии в конечном счете верх возьмут те, кто обладает реальной поддержкой людей. Так что раскрытие информации «позитивно для организаций, ведущих деятельность, которую поддерживает общество, и негативно для организаций, занятых делами, которые общество не одобряет».
Мы возразили, что в этом случае не желающие огласки организации просто начнут скрывать свою деятельность, но Ассанж выразил уверенность, что его движение способно этому воспрепятствовать. Он считает, что полная секретность невозможна – серьезные структуры всегда оставляют бумажные следы: «Понимаете, в системную несправедливость обычно вовлечено множество людей». Не у всех из них есть полный доступ ко всем планам, но каждый знает достаточно для того, чтобы выполнять свою работу. «Если перестаешь фиксировать информацию на бумаге, если решишь не оставлять ни электронных, ни бумажных следов, любые институты приходят в упадок, – говорит он. – Вот почему у всех серьезных организаций существует строгая система документирования на бумаге всех решений, в том числе самого высшего руководства». Бумажные следы дают уверенность в том, что команды выполняются должным образом, поэтому, по словам Ассанжа, «если организация настолько “балканизирована” внутри, что утечки невозможны, то это означает резкое снижение ее эффективности». А неэффективность означает слабость.
С другой стороны, Ассанж считает, что открытость может создать проблемы для самих искателей истины: «Открытость затрудняет нам жизнь, поскольку люди начинают скрывать свои плохие поступки, искусственно усложняя систему». В качестве очевидных примеров он привел бюрократическую демагогию и офшорный финансовый сектор. Технически это открытые системы, но по сути своей – непрозрачные: к ним трудно придраться, но еще труднее использовать эффективно. Бороться со сложной, сознательно запутанной, хотя и законной системой, призванной скрывать темные делишки, гораздо труднее, чем с простой цензурой.
К сожалению, такие люди, как Ассанж, и организации вроде WikiLeaks легко смогут воспользоваться возможностями, которые сулят грядущие перемены. И даже тем, кто их поддерживает, не так-то просто дать однозначную оценку применяемых ими методов и последствий прозвучавших разоблачений, особенно если проецировать то, что происходит, в будущее. И здесь одним из самых трудных является вопрос о том, кто будет решать, какую информацию можно обнародовать без купюр, а что нужно хотя бы временно публиковать выборочно? Почему, в частности, именно Джулиан Ассанж определяет, какие материалы представляют собой общественный интерес? И что будет, если человек, принимающий решения о раскрытии информации, готов смириться с неизбежным вредом, который оно причинит ни в чем не повинным людям? Большинство из нас согласится с тем, что для того, чтобы такие платформы приносили обществу пользу, над ними нужен некоторый контроль, но никто не даст гарантий возможности такого контроля (это подтверждает безжалостность хакеров[14], выкладывающих в сети огромные массивы персональных данных множества людей).
Это будет означать наступление эры невиданных возможностей. И даже если кто-то попытается сохранить максимум индивидуальности, дистанцируясь от виртуальной жизни, другие сочтут, что открывающиеся перспективы оправдывают риск, на который приходится идти. Гражданское участие достигнет новых высот: каждый человек, имеющий мобильный телефон и доступ в интернет, сможет внести свой вклад в реализацию идеи подотчетности и прозрачности властей. И лавочник в Аддис-Абебе, и сознательный не по годам подросток в Сан-Сальвадоре станут распространять информацию о случаях вымогательства взяток и коррупции, сообщать о нарушениях избирательного законодательства – в общем, призывать правительство к ответу. А если для того, чтобы полицейские вели себя по закону, недостаточно телефонов с функцией фотосъемки, в полицейских автомобилях можно установить видеокамеры! На самом деле развитие технологий позволит населению контролировать полицию с помощью огромного количества прежде недоступных способов, включая систему мониторинга, предназначенную для формирования рейтинга каждого полицейского в городе, в режиме реального времени. После того как основные общественные институты: системы здравоохранения, образования и судебная система – окончательно вступят в цифровую эру, они станут более эффективными, прозрачными и доступными.
Тем, кто хочет распространять религиозные, культурные и этнические мифы, придется кормить своими выдумками сообщество хорошо информированных слушателей. В распоряжении людей появится больше данных и способов их проверить. И тогда колдун из Малави, занимающийся врачеванием, вдруг столкнется с враждебным отношением к нему со стороны соплеменников, если они найдут в сети информацию, развенчивающую его авторитет, и поверят ей. Или, например, молодые йеменцы, обнаружив, что виртуальное сообщество отрицательно относится к культивируемой в стране традиционной практике женитьбы на маленьких девочках, восстанут против нее, поскольку решат, что она бросает тень на них самих. А последователи индийского «святого» найдут способ проверить его прошлое и отвернутся от него, выяснив, что он их обманывал. Многие опасаются, что в эпоху процветания онлайн-источников у людей может усилиться психологическая склонность искать подтверждение своей позиции (когда, сознательно или нет, они обращают внимание лишь на ту информацию, которая согласуется с их сложившейся точкой зрения). Однако недавнее исследование ученых из Университета штата Огайо показало, что этот эффект слабее, чем кажется, особенно на американском политическом ландшафте. На самом деле склонность к поиску подтверждений проявляется и когда мы пассивно реагируем на информацию, и когда активно отбираем ее источники. Поэтому, когда миллионы людей выходят в интернет, у нас есть основание с оптимизмом смотреть на будущие социальные изменения.
Властям будет все труднее маневрировать по мере того, как все больше их граждан получают доступ к мобильной связи и интернету. В новую цифровую эру такие репрессивные действия, как уничтожение документов, похищения людей и уничтожение памятников, практически потеряют смысл. Ведь документы можно восстановить и сохранить «в облаке», а давление, которое способно организовать активное глобализированное интернет-сообщество в ответ на беззаконие, заставит власти подумать дважды, прежде чем похищать кого-то или держать в застенках неопределенно долго. Да, некоторые режимы, вроде установленного талибами, по-прежнему смогут уничтожать памятники, как они разрушили бамианские статуи Будды[9]. Но такие памятники можно будет отсканировать с применением самой современной технологии, что позволит сохранить все их углы и закоулки в виртуальной памяти, а затем воссоздать – вручную или при помощи 3D-принтеров – или даже спроецировать в виде голографических изображений. Возможно, Центр всемирного наследия ЮНЕСКО станет использовать такую практику в рамках своей деятельности по реставрации памятников. Старейшую синагогу Сирии, которая сегодня находится в музее Дамаска, можно спроецировать или реконструировать посредством 3D-печати. Активное гражданское общество, которое сегодня имеется в большинстве развитых стран, готовое проверять факты и расследовать действия властей, появится почти везде, причем в значительной степени этому будет способствовать распространение дешевых и мощных мобильных устройств. Как минимум жители всех стран смогут сравнивать себя и свой образ жизни с тем, как живет остальная часть мира. И в этом контексте варварские или устаревшие обычаи будут выглядеть особенно одиозно.
* * *
В будущем уникальная личность человека окажется его самым ценным активом, и существовать эта личность будет преимущественно в сети. Опыт жизни в режиме онлайн люди станут приобретать с самого рождения, если не ранее. При этом различные периоды человеческой жизни, «замороженные» во времени, будут легкодоступны для всеобщего обозрения. В результате придется создавать новые средства контроля информации, позволив людям самим составлять списки тех, кто может видеть их данные. Используемые нами сегодня технологии связи «инвазивны» по определению: они собирают наши фотографии, комментарии и имена друзей в огромные базы данных, по которым можно проводить поиск и которые в отсутствие внешнего регулирования становятся законной добычей для работодателей, университетских отделов по работе с персоналом и сплетников. Мы то, что мы «твиттим».В идеале все мы должны сознательно и тщательно управлять своими онлайн-личностями и виртуальными жизнями, отслеживать и корректировать их, чтобы не усложнять свою реальную жизнь, причем с самого раннего возраста. Увы, это невозможно. У детей и подростков желание делиться информацией всегда перевесит смутный отдаленный риск рассказать о себе слишком многое, несмотря на многие примеры негативных последствий. Так что к тому моменту, когда человеку исполнится сорок, в сети сложится повествование о его жизни, очень подробное и включающее все факты и вымыслы, ошибки и победы. И даже слухи будут жить вечно.
В глубоко консервативных обществах, где общественное порицание значит очень многое, мы можем столкнуться со своего рода «виртуальным бесчестием» – сознательными усилиями по дискредитации онлайн-личности человека (путем приписывания ему недостойных поступков и распространения ложной информации или связывания его онлайн-личности с контентом, в котором идет речь о реальном или вымышленном преступлении). Разрушение репутации в сети может не сопровождаться физическим насилием со стороны злоумышленника, но если, скажем, такого рода обвинения будут предъявлены девушке, ее честь может оказаться запятнанной, причем, к ее несчастью, навсегда – и скрыться в таком случае невозможно. Учитывая публичность позора, все может закончиться ее гибелью от руки одного из родственников.
А что насчет роли родителей? Она нелегка, и это известно всем, у кого есть дети. Появление виртуального мира еще больше усложнило ее, но не стоит считать ситуацию безнадежной. В будущем ответственность родителей не уменьшится, но им придется еще активнее участвовать в жизни своих детей, если они хотят, чтобы те не совершили в сети ошибок, способных навредить их судьбе в реальном мире. А поскольку виртуальное развитие детей значительно опережает их физическое созревание, большинство родителей придут к пониманию того, что самый лучший способ помочь своим отпрыскам – поговорить с ними о необходимости защиты личной информации и соблюдения безопасности в сети даже раньше, чем о вопросах секса. Так что традиционный разговор с детьми по душам не утратит своей роли в их воспитании.
Школьная система тоже изменится и внесет свою лепту в развитие навыков онлайн-осмотрительности. По настоянию родительских ассоциаций наряду с уроками сексуального воспитания в школах появятся уроки защиты личной информации и основ безопасности при работе в интернете. На таких занятиях школьники научатся оптимизировать установки безопасности программ и хорошо усвоят, что можно и чего нельзя делать в виртуальном мире. А учителя будут пугать их историями из реальной жизни о том, что бывает, когда не начинаешь защищать личную информацию и соблюдать безопасность в сети с самого раннего детства.
Конечно же, найдутся родители, которые в попытке обыграть систему начнут действовать еще предприимчивее. Один из примеров – выбор имени будущего ребенка. По мере роста функциональной ценности онлайн-личности роль родителей на начальном этапе жизни детей окажется критически важной. Начинаться все будет с их имен. Стивен Левитт и Стивен Дабнер в книге Freakonomics[10] проанализировали, насколько популярные в определенных этнических группах имена (в частности, у афроамериканцев) могут предсказывать жизненный успех их владельцев. Дальновидные родители учтут и то, как результаты поисковой выдачи скажутся на будущем их детей. Однако истинно стратегический подход проявится не просто в заблаговременном резервировании аккаунтов социальных сетей и не в покупке соответствующих доменных имен (предположим, www.JohnDavidSmith.com), а в выборе ребенку такого имени, которое облегчит или усложнит процесс его поиска в интернете. Некоторые сознательно выберут уникальные или традиционные, но искаженно написанные имена с тем, чтобы избавить своих детей от прямой конкуренции и облегчить им задачу продвижения в виртуальном мире. Другие, напротив, остановят свой выбор на самых распространенных именах, что обеспечит их детям определенный «щит» от индексации в сети: просто еще одна «Джейн Джонс» среди тысяч подобных записей.
Мы предвидим пышный расцвет отрасли, связанной с защитой персональных данных и репутации. Такой бизнес существует уже сегодня: компании вроде Reputation.com используют различные методы как быстрого реагирования, так и профилактики для того, чтобы удалять из сети нежелательный для их клиентов контент или минимизировать ущерб от его появления[11]. По некоторым сообщениям, в ходе экономического кризиса 2008 года несколько банкиров с Уолл-стрит привлекали компании, специализирующиеся на защите онлайн-репутации, чтобы те минимизировали информацию о них в виртуальном мире. Стоили такие услуги до $10 000 в месяц. В будущем на волне растущего спроса эта отрасль существенно расширится, и услуги репутационных менеджеров станут таким же обычным делом, как брокеров и финансовых консультантов. Нормой для известных и стремящихся к известности людей будет активное управление своим онлайн-имиджем, например, получение от репутационного менеджера ежеквартальных отчетов, фиксирующих его изменение за прошедший период.
Появится новое направление страхования. Вам предложат застраховать свою онлайн-личность от кражи и взлома, ложных обвинений, злоупотреблений и несанкционированного присвоения. Родители смогут купить страховку от репутационного ущерба, который способны причинить им действия их детей в интернете. А преподаватель, скажем, захочет застраховаться от взлома студентами его профиля в Facebook и размещения на странице оскорбительной и порочащей информации. Страхование от кражи персональных данных уже существует, но в будущем страховые компании смогут предложить своим клиентам защиту и от других злоупотреблений. Такие полисы будут покупать не только те, кому они действительно нужны, но и просто параноидально настроенные люди.
Онлайн-личности возобладают столь высокой ценностью, что их – реальные или придуманные – можно будет купить на черном рынке. В этом будут заинтересованы и обычные люди, и преступники, ведь под чужой маской смогут скрыться как наркоторговцы, так и диссиденты. Такие онлайн-личности, украденные или созданные с нуля, станут продаваться в комплекте со всей необходимой исторической информацией: записями в лог-файлах интернет-провайдеров, фиктивными «френдами» и данными о покупках, то есть всем тем, благодаря чему будут выглядеть правдоподобно. И если полицейский информатор из Мексики захочет избежать мести со стороны наркокартеля, набор таких фальшивых онлайн-личностей наверняка поможет членам его семьи скрыть свое прошлое и начать жизнь с чистого листа.
Естественно, что в цифровую эпоху такой способ побега представляет собой рискованное предприятие: начало новой жизни должно означать полный разрыв всех прежних связей, ведь выдать человека может малейший неверный жест вроде поискового запроса по имени кого-то из родственников. Более того, тому, кто использует фальшивую личность, следует избегать всех мест, где применяется технология распознавания лица, способная связать его со старым аккаунтом человека. Да и сам этот теневой рынок сделок с онлайн-личностями будет неспокойным местом: и покупатель, и продавец остаются анонимными благодаря зашифрованным каналам связи и расчетам в виртуальной валюте, которые очень сложно отследить. Поэтому и посредники, и покупатели столкнутся с теми же рисками, что и сегодняшние участники черного рынка, включая работу правительственных агентов «под прикрытием» и обман в ходе сделок (вероятность всего этого, скорее всего, даже повысится, учитывая анонимную природу транзакций в виртуальном мире).
* * *
Многие с восторгом отнесутся к отсутствию контроля, что предполагает всеобщий доступ в сеть с неограниченными объемами хранящихся там данных. Люди будут считать, что информация по определению должна быть доступна всем[12] и что еще большая прозрачность сделает мир проще, безопаснее и свободнее. Пока самым заметным евангелистом этой идеи является Джулиан Ассанж[13], но его ценности разделяют, поддерживая созданную им WikiLeaks, люди самых разных убеждений – от правых либертарианцев до крайне левых либералов и аполитичных энтузиастов высоких технологий. И хотя они не всегда согласны друг с другом в вопросах тактики, общей для них является вера в необходимость вечного хранения данных как основы существования общества. По мнению активистов свободного доступа к информации, отсутствие кнопки Delete в конечном счете ускорит движение человечества к полному равенству, производительности и самоопределению, несмотря на некоторые известные негативные последствия такого подхода (угроза индивидуальной безопасности, испорченные репутации и дипломатический хаос). Однако мы убеждены, что это очень опасная модель, особенно если учесть, что всегда найдутся глупцы, готовые по недомыслию поделиться гибельной для многих людей информацией. Вот почему сохранится система государственного регулирования, которая при всем ее несовершенстве по-прежнему будет определять круг лиц, уполномоченных принимать решения о том, какие данные считать секретными, а какие – нет.Мы встречались с Ассанжем в июне 2011 года, когда он содержался под домашним арестом в Великобритании. Какой бы ни была наша позиция, мы должны учитывать то, к чему могут стремиться активисты, выступающие за полную свободу информации, поэтому мнение Ассанжа является хорошей отправной точкой. Мы не собираемся останавливаться на том, что обсуждается сегодня (этому посвящены многие книги и статьи) и касается в основном западной реакции на WikiLeaks, содержания обнародованной переписки, степени деструктивности утечек информации и того, какое наказание должны понести причастные к этому люди. Нет, нас интересует будущее и то, что попытаются создать – или разрушить – представители следующего поколения движения за свободу информации, начиная с последователей Ассанжа, но не ограничиваясь ими. В ходе интервью Ассанж поделился с нами двумя своими главными соображениями на эту тему, причем обе посылки связаны друг с другом. Первое: человеческая цивилизация основана на всей совокупности результатов нашей интеллектуальной деятельности, следовательно, правильным является как можно более тщательно фиксировать эти результаты, чтобы обеспечить информацией следующие поколения людей. Второе: поскольку различные лица всегда будут пытаться уничтожить или скрыть часть этой общей истории в своих интересах, цель каждого человека, ценящего истину и стремящегося к ней, – фиксировать как можно больше информации, препятствовать ее уничтожению, а также делать ее максимально доступной для всех жителей планеты.
Ассанж не сражается с секретностью как таковой: по его словам, «есть множество причин, по которым неправительственные организации могут хранить секреты, и, на мой взгляд, это их законное право: они нуждаются в этом, потому что не обладают иной властью». Он борется с секретностью, прикрывающей действия, которые идут вразрез с интересами общества. «Почему правительственные организации стремятся к секретности?» – задает он риторический вопрос. И сам отвечает на него: потому что их планы, стань они известными широкой публике, встретили бы отпор, а секретность помогает им воплотить их. Тот, чьи планы не противоречат интересам общества, не встречает противодействия, и ему нечего скрывать, добавляет он. По словам Ассанжа, в этом противостоянии в конечном счете верх возьмут те, кто обладает реальной поддержкой людей. Так что раскрытие информации «позитивно для организаций, ведущих деятельность, которую поддерживает общество, и негативно для организаций, занятых делами, которые общество не одобряет».
Мы возразили, что в этом случае не желающие огласки организации просто начнут скрывать свою деятельность, но Ассанж выразил уверенность, что его движение способно этому воспрепятствовать. Он считает, что полная секретность невозможна – серьезные структуры всегда оставляют бумажные следы: «Понимаете, в системную несправедливость обычно вовлечено множество людей». Не у всех из них есть полный доступ ко всем планам, но каждый знает достаточно для того, чтобы выполнять свою работу. «Если перестаешь фиксировать информацию на бумаге, если решишь не оставлять ни электронных, ни бумажных следов, любые институты приходят в упадок, – говорит он. – Вот почему у всех серьезных организаций существует строгая система документирования на бумаге всех решений, в том числе самого высшего руководства». Бумажные следы дают уверенность в том, что команды выполняются должным образом, поэтому, по словам Ассанжа, «если организация настолько “балканизирована” внутри, что утечки невозможны, то это означает резкое снижение ее эффективности». А неэффективность означает слабость.
С другой стороны, Ассанж считает, что открытость может создать проблемы для самих искателей истины: «Открытость затрудняет нам жизнь, поскольку люди начинают скрывать свои плохие поступки, искусственно усложняя систему». В качестве очевидных примеров он привел бюрократическую демагогию и офшорный финансовый сектор. Технически это открытые системы, но по сути своей – непрозрачные: к ним трудно придраться, но еще труднее использовать эффективно. Бороться со сложной, сознательно запутанной, хотя и законной системой, призванной скрывать темные делишки, гораздо труднее, чем с простой цензурой.
К сожалению, такие люди, как Ассанж, и организации вроде WikiLeaks легко смогут воспользоваться возможностями, которые сулят грядущие перемены. И даже тем, кто их поддерживает, не так-то просто дать однозначную оценку применяемых ими методов и последствий прозвучавших разоблачений, особенно если проецировать то, что происходит, в будущее. И здесь одним из самых трудных является вопрос о том, кто будет решать, какую информацию можно обнародовать без купюр, а что нужно хотя бы временно публиковать выборочно? Почему, в частности, именно Джулиан Ассанж определяет, какие материалы представляют собой общественный интерес? И что будет, если человек, принимающий решения о раскрытии информации, готов смириться с неизбежным вредом, который оно причинит ни в чем не повинным людям? Большинство из нас согласится с тем, что для того, чтобы такие платформы приносили обществу пользу, над ними нужен некоторый контроль, но никто не даст гарантий возможности такого контроля (это подтверждает безжалостность хакеров[14], выкладывающих в сети огромные массивы персональных данных множества людей).