Страница:
Она снова взяла в руки дневник и поднесла его к глазам, почти со страхом перелистывая последние страницы.
«Боль с каждым днем становится все сильнее. Скоро я не смогу скрывать ее от Поля, и тогда мне придется перестать писать. Я должна сжечь дневник и все остальное, прежде чем стану слишком слабой… или слабоумной для этого.»
Джосс на минуту оторвалась от дневника. Итак, все написанное не предназначалось для посторонних глаз. На мгновение она почувствовала чувство вины, но продолжала читать.
«Больше всего меня страшит одна вещь: вдруг Эдуард будет ждать меня после смерти. Но как это может быть, если он привязан к земле? Будут ли там, на небе, Филип и мальчики? Или они тоже пленники Белхеддона?»
Итак, значит, они с Дэвидом правы? Это Эдуард. Может быть, это Эдуард Английский, и не назвала ли Джосс своего младшего сына – совершенно, правда, непреднамеренно – в его честь? Дрожа, Джосс принялась перелистывать страницы. Дальше почерк становился все менее разборчивым. Но вот и последняя страница.
«Итак, я приняла католическую веру, и мы с Полем наконец поженились. Я сделала все, что могла, чтобы спасти свою душу.»
Потом всю страницу пересекала чернильная полоса, словно мать ослабела настолько, что уже не могла оторвать перо от бумаги, дальше была еще одна запись:
Это имя эхом отдавалось у нее в голове и во всей истории дома. Я была так уверена, что она не может преодолевать воды. Что это может значить? Она все-таки явилась во Францию? Преследовала Лауру и здесь?
Что означают слова о преодолении вод? Ведьмы не в состоянии преодолевать водные преграды; разве это не часть окружающих их легенд? Но, может быть, ведьмой была мать Кэтрин? И зачем Кэтрин было приходить сюда? Кто ей Лаура?
В голове пульсировала противная неотступная боль. Джосс положила голову на колени, записная книжка соскользнула на пол и упала на коврик. В холле усыпляюще тикали стенные часы с длинным маятником. Звук этот был медленным и надежным, вселяющим уверенность. Поленья в камине горели с ровным шипением, распространяя вокруг тонкий аромат и тепло. Закрыв глаза, Джосс откинулась на подушку.
Вернись ко мне Кэтрин, любовь моей жизни, моясудьба…
Этот крик разбудил ее, заставил подскочить на месте от страха. Крик был слишком громким, слишком отчаянным.
Это же сон, и ничто больше. Ночной кошмар, вернувшийся под действием прочитанного дневника. Она подобрала с полу записную книжку и прижала ее к груди. Бедная Лаура! Смогла ли она обрести покой до смерти? Она умерла здесь, в этом доме, рассказывал Поль. Все последние дни за ней ходила специально нанятая сиделка. Конец был тихим и спокойным, хотя Лаура сказала, что не хочет больше принимать лекарства. Поль сидел возле нее, держа ее за руку, а она улыбалась ему просветленной улыбкой до тех пор, пока глаза ее не закрылись навсегда. О том, выкрикивала ли она какие-то незнакомые имена перед смертью, Поль не рассказывал.
Стараясь стряхнуть с себя меланхолию, Джосс пододвинула к себе кожаную шкатулку с драгоценностями и открыла замочек на клапане, запиравшем ее. На подушке из голубого бархата лежали весьма красивые вещицы: жемчужное ожерелье, лазурные камни, несколько брошей и полдюжины перстней.
Темнело, когда Поль и Люк вернулись с прогулки, исполненные сердечности, дышащие зимним холодом и, смеясь, обсуждавшие, не выпить ли им английского чая. Остановившись в дверях, Поль посмотрел на Джосс, по-прежнему сидевшую на полу. В сумраке ее фигура была едва видна.
– Ma chere Джоселин, простите, мы не разбудили вас?
На мгновение она прикрыла глаза, стараясь собраться, потом улыбнулась и встала.
– Нет, только немного мечтала и грустила.
– Да, наверное, нам надо было погулять подольше, чтобы дать вам возможность насладиться видом ваших сокровищ. – Он подошел к Джосс и отечески обнял ее. – Лауре бы не захотелось, чтобы вы грустили, Джоселин. Она была счастлива во Франции.
– Была ли? – Джосс не хотела, чтобы ее слова прозвучали так обвиняюще. – Вы уверены в этом? Вы уверены в том, что она не принесла своих демонов и сюда? – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Демонов? – эхом отозвался Поль.
Она жестом указала на записную книжку, лежавшую на полу.
– Вы читали ее дневники?
Поль был потрясен, но довольно быстро взял себя в руки.
– Джоселин, может быть, это удивит вас, но я не читал ее дневники. Лаура просила меня сжечь их, и я честно намеревался сделать это. Я сложил все ее вещи в коробку, чтобы вынести все это в сад и сжечь, но знаете ли, сама мысль об этом показалась мне невыносимой. В конце концов, я убрал коробку подальше, решив, что вы приедете и рассудите, как с ней поступить. – Он пожал плечами. – Не знаю, но все эти вещи предназначались для вас. И они не принадлежат мне, так как же я могу их читать?
– Но вы же были ее мужем.
– Да. – Он значительно улыбнулся.
Джосс посмотрела на него снизу вверх.
– Вы поженились перед самым концом?
Он кивнул.
– Так, значит, она написала и об этом?
– И о том, что она перешла в католицизм.
Поль вздохнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Джосс скорее чувствовала, чем видела, что Люк молча стоит у окна. Никто не включал свет, и комната была освещена только умирающим в камине огнем и последними отблесками солнечных лучей.
– Я не религиозный человек. Я не побуждал ее ни к чему – ни к женитьбе, ни к урокам у кюре, все это было ее внутренней потребностью. Естественно, я просил ее выйти за меня замуж, когда она приехала во Францию, но она не захотела, да здесь никто и не обращает внимания на такие вещи. Мы оба были свободны, – думаю, и, кажется, я говорил вам об этом, – ей доставляло удовольствие такое озорство. В Англии она слишком долго была добропорядочной леди. – Он широко улыбнулся, глаза его затуманили далекие воспоминания. – Потом, в самом конце, когда она заболела, думаю, ее обуял страх, она стала бояться. – Он нахмурил брови. – Поймите меня правильно. Она была храброй женщиной. Очень храброй. Она никогда не жаловалась мне на боли. Но было что-то – вне ее… – он жестом указал на небо за окном, – что постоянно преследовало ее; то самое, с чем она пыталась сражаться своим посещением Сакре-Кер. На какое-то время это нечто оставило ее в покое. Она перестала о нем думать. Потом, однажды, вернувшись домой, я застал ее сидящей перед камином, точно так же, как сегодня сидели вы, Джоселин. Лаура расплакалась и сказала мне, что призраки начали преследовать ее и во Франции. Сначала они являлись только в сновидениях, а потом их сила возросла, и они явились сюда сами.
– Нет! – Люк внезапно отошел от окна и выступил вперед. – Простите, Поль, но я думаю, что мы все сыты по горло этими призраками. Именно из-за них мы и уехали во Францию.
Поль повернулся на стуле и посмотрел на Люка.
– Включите свет, друг мой. Задерните шторы. Мы должны видеть, что делаем. – Он снова обернулся к Джосс. – Вы хотите продолжать разговор на эту тему?
Она утвердительно кивнула.
– Люк, это очень важно. Поль, я должна знать все. Она говорила, кто именно преследует ее?
– Призрак ее любовника.
Шокированная Джосс во все глаза уставилась на старого художника.
– Ее любовника?
– Так она говорила.
– У нее был любовник?!
– Почему бы нет? Она была очень красивой женщиной.
– Но я думала, – она покачала головой, словно стараясь вытряхнуть из головы явившуюся ей мысль, – я думала, что это был призрак. Настоящий призрак. Привидение. Из прошлого.
Поль снова улыбнулся.
– Все привидения являются из прошлого, Джоселин.
В голове Джосс все смешалось.
– Она называла вам какие-нибудь имена? Имена тех, кто приходил сюда? Не было ли среди них женщины по имени Кэтрин?
Он кивнул.
– Да, это было в самом конце. Визит Кэтрин очень ее расстроил. Не знаю, как именно эта женщина проникла сюда. Сиделка утверждала, что никому не открывала дверь, но кто-то все же приходил к Лауре.
– Вы сами видели ее?
– Non.
– Вы не знаете, кто она?
– Она тоже была любовницей того мужчины. Он оставил ее ради Лауры, насколько я понимаю, и Кэтрин за это на нее ополчилась. Я страшно разозлился, когда Лаура рассказала мне об этом. Не из-за любовника, хотя она мне никогда раньше о нем не рассказывала. – Он галантно пожал плечами. – Но та женщина была, очевидно, молода и красива, а моя Лаура – измождена болезнью. Со стороны этой Кэтрин было совершеннейшей непристойностью прийти сюда. Через день после ее посещения ваша мама умерла.
Кэтрин.
Казалось, это имя повисло в воздухе, заполнив собой все пространство комнаты. Люк сел рядом с Джосс.
– Это ужасная история. Что с ней случилось? Она больше не возвращалась?
Поль неопределенно пожал плечами.
– Нет, если бы она вернулась, то горько бы в этом раскаялась. Все мое несчастье, вся боль, все горе были направлены на эту женщину. Прийти к умирающей и дразнить ее своей красотой… Лаура потом много говорила о ее великолепных темных волосах. Кроме того, Кэтрин принесла с собой розы. Розы, которые Лаура ненавидела больше всего на свете.
– Белые розы, – прошептала Джосс.
– Exactement![14] Белые розы. Я выбросил их в окно. Все было устроено так, словно эта мерзавка знала, что розы добьют мою Лауру. Она сама мне об этом говорила.
– Откуда она узнала, что Лаура здесь? – Джосс все еще хмурилась, стараясь привести в порядок свои мысли.
Поль еще раз пожал плечами.
– Кто знает? Может быть, она наняла детектива. Я не делаю секрета из своего местожительства. Этот дом я купил тридцать лет назад. Меня здесь все знают. Нам нечего было скрывать.
Несколько секунд прошли в молчании, потом Люк откашлялся.
– Почему бы мне не поставить чайник?
Когда он вернулся с подносом, уставленным тремя кружками чая и блюдцем с нарезанным лимоном для Поля, он и Джосс все еще сидели, глядя на огонь, занятые каждый своими мыслями.
– Значит, было две Кэтрин, – заговорила наконец Джосс. – Кэтрин, которая умерла в тысяча четыреста восемьдесят втором году, чье присутствие отравляет атмосферу Белхеддона, а теперь появилась еще и другая. Я никогда не думала – и даже догадаться не могла, – что у мамы был любовник.
Поль встал и бросил в камин полено.
– У нее был я!
– Я знаю. – Джосс тепло улыбнулась. – Но это совсем разные вещи. От французов с их склонностью к эпатажу и декадансу все ожидают чего угодно. – Она явно поддразнивала старика. – Но мысль о том, что у матери был любовник англичанин – да еще в Белхеддоне, – в этом есть что-то порочное.
Поль шутливо щелкнул зубами.
– Вы, англичане, нелогичны. Совсем нелогичны. Во всем.
– Я знаю.
– Ваш отец умер более тридцати лет назад, Джоселин. Неужели вы думали, что ваша мать могла столько времени прожить без любви? Естественно, вы не имеете права порицать ее за это.
Джосс покачала головой.
– Нет, я не собираюсь ее порицать. Никто не может жить без любви. – Она протянула руку мужу, который подошел к Джосс и обнял ее за плечи.
– Все это звучит для нас несколько дико, Поль, – сказал Люк, медленно подбирая слова. Мы воображали, что дом полон призраков из далекого прошлого, – а теперь оказывается, что они могут являться и из настоящей, современной жизни.
– Но не дети, – прошептала Джосс. – Дети пришли из прошлого.
– Этот дом плох для детей, – задумчиво произнес Поль. – Будьте осторожны. Лаура была полна суеверий относительно дома. Были странные совпадения. Они привлекают еще большие совпадения. Ожидания людей склонны сбываться. Когда ожидания меняются, медленно меняется и настроение, и вместе с этим исчезают совпадения.
– Это звучит очень мудро.
Поль рассмеялся.
– Вероятно, это единственное, что есть положительного в моем возрасте. Старость предоставляет фальшивое чувство опыта и мудрости, Ну а теперь, – он со вздохом поднялся на ноги, – оставим высокий стиль, и пойду-ка я поищу бутылку хорошего вина, пока вы будете звонить своей grandemere[15] и узнавать, что с вашими детишками все в полном порядке. Потом вы успокоетесь, и мы поговорим о том, чем займемся завтра.
Люк подождал, пока старик выйдет, и заговорил:
– Какой удивительно милый и хороший человек. Твоей матери просто повезло, что она его встретила.
– Конечно. – Джосс свернулась калачиком на диване и обняла подушку. – Я так растеряна, Люк.
– Но, по моему, ты стала счастливее. Надеюсь, что это так.
– Да, я тоже так думаю.
Пока Люк набирал номер телефона, Джосс устало потерла глаза.
Кэтрин.
Средневековая Кэтрин с распущенными волосами и в развевающемся платье. И современная Кэтрин. Кэтрин на высоких каблуках со взбитыми и зачесанными волосами, с накрашенными губами. Кэтрин, которая так же, как и они с Люком, может прилететь в Орли, и не на метле, а на обычном самолете. Разные они женщины или нет? Этого Джосс не узнает никогда.
Кэтрин.
Эхо, не переставая, отдавалось в ее голове; эхо прошлого, эхо, подернутое детским смехом…
Люк тем временем положил трубку. Выглядел он задумчиво.
– Лин вчера увезла детей в Белхеддон, – медленно произнес он.
Джосс побледнела.
– Почему?
Люк тяжело вздохнул.
– Мама говорит, что она с каждым днем вела себя все более вызывающе и покровительственно; не хотела принимать никакой помощи, отвергала все советы и во всем противоречила моим родителям. – От удивления Люк вскинул брови.
Джосс поморщилась.
– Знакомая песня. Глупая, тупая девчонка! Как она посмела? Люк, что нам делать?
– Позвони ей. Нет. – Он поднял руку. – Лучше это сделаю я. Ты набросишься на нее, и будет только хуже.
– Она не может и не должна оставаться в доме, Люк. Ей надо забрать детей из дома. Пусть она едет к Джанет, та не будет возражать…
– Дай я сначала с ней поговорю. – Люк поднял к уху телефонную трубку и начал набирать номер.
Кэтрин.
Эхо в голове зазвучало громче; смех стал диким, переходя в сумасшедший хохот. Средневековая Кэтрин и современная Кэтрин. Две женщины с одинаковыми глазами, одинаковыми алыми губами, одинаковыми распущенными волосами, две женщины, горящие жаждой мести.
Поднявшись с дивана, Джосс подошла к Люку и встала рядом с ним. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки. Никто не отвечал.
За их спинами в комнату вошел Поль с маленьким подносом. На некоторое время он задержался в дверях, потом поставил на стол поднос.
– Что-то не так? Вы не можете дозвониться?
– Лин увезла мальчиков в Белхеддон. – Джосс до крови закусила губу. – В доме никто не подходит к телефону.
Поль нахмурился.
– Есть ли соседи, которым вы можете позвонить? Я уверен, что нет никаких причин для беспокойства. – Он положил руку на плечо Джосс.
– Джанет. Позвони Джанет. – Джосс ткнула Люка в бок.
– Хорошо, хорошо, подожди секунду. – Он положил трубку на рычаг и снова ее поднял.
В трубке раздались длинные гудки, но в доме Джанет тоже никто не подошел к телефону.
37
«Боль с каждым днем становится все сильнее. Скоро я не смогу скрывать ее от Поля, и тогда мне придется перестать писать. Я должна сжечь дневник и все остальное, прежде чем стану слишком слабой… или слабоумной для этого.»
Джосс на минуту оторвалась от дневника. Итак, все написанное не предназначалось для посторонних глаз. На мгновение она почувствовала чувство вины, но продолжала читать.
«Больше всего меня страшит одна вещь: вдруг Эдуард будет ждать меня после смерти. Но как это может быть, если он привязан к земле? Будут ли там, на небе, Филип и мальчики? Или они тоже пленники Белхеддона?»
Итак, значит, они с Дэвидом правы? Это Эдуард. Может быть, это Эдуард Английский, и не назвала ли Джосс своего младшего сына – совершенно, правда, непреднамеренно – в его честь? Дрожа, Джосс принялась перелистывать страницы. Дальше почерк становился все менее разборчивым. Но вот и последняя страница.
«Итак, я приняла католическую веру, и мы с Полем наконец поженились. Я сделала все, что могла, чтобы спасти свою душу.»
Потом всю страницу пересекала чернильная полоса, словно мать ослабела настолько, что уже не могла оторвать перо от бумаги, дальше была еще одна запись:
«Я была так уверена, что она не может преодолевать воды.Вот и все. Джосс положила записную книжку к себе на колени и стала смотреть в огонь. Кэтрин.
Кэтрин,
моя Немезида…»
Это имя эхом отдавалось у нее в голове и во всей истории дома. Я была так уверена, что она не может преодолевать воды. Что это может значить? Она все-таки явилась во Францию? Преследовала Лауру и здесь?
Что означают слова о преодолении вод? Ведьмы не в состоянии преодолевать водные преграды; разве это не часть окружающих их легенд? Но, может быть, ведьмой была мать Кэтрин? И зачем Кэтрин было приходить сюда? Кто ей Лаура?
В голове пульсировала противная неотступная боль. Джосс положила голову на колени, записная книжка соскользнула на пол и упала на коврик. В холле усыпляюще тикали стенные часы с длинным маятником. Звук этот был медленным и надежным, вселяющим уверенность. Поленья в камине горели с ровным шипением, распространяя вокруг тонкий аромат и тепло. Закрыв глаза, Джосс откинулась на подушку.
Вернись ко мне Кэтрин, любовь моей жизни, моясудьба…
Этот крик разбудил ее, заставил подскочить на месте от страха. Крик был слишком громким, слишком отчаянным.
Это же сон, и ничто больше. Ночной кошмар, вернувшийся под действием прочитанного дневника. Она подобрала с полу записную книжку и прижала ее к груди. Бедная Лаура! Смогла ли она обрести покой до смерти? Она умерла здесь, в этом доме, рассказывал Поль. Все последние дни за ней ходила специально нанятая сиделка. Конец был тихим и спокойным, хотя Лаура сказала, что не хочет больше принимать лекарства. Поль сидел возле нее, держа ее за руку, а она улыбалась ему просветленной улыбкой до тех пор, пока глаза ее не закрылись навсегда. О том, выкрикивала ли она какие-то незнакомые имена перед смертью, Поль не рассказывал.
Стараясь стряхнуть с себя меланхолию, Джосс пододвинула к себе кожаную шкатулку с драгоценностями и открыла замочек на клапане, запиравшем ее. На подушке из голубого бархата лежали весьма красивые вещицы: жемчужное ожерелье, лазурные камни, несколько брошей и полдюжины перстней.
Темнело, когда Поль и Люк вернулись с прогулки, исполненные сердечности, дышащие зимним холодом и, смеясь, обсуждавшие, не выпить ли им английского чая. Остановившись в дверях, Поль посмотрел на Джосс, по-прежнему сидевшую на полу. В сумраке ее фигура была едва видна.
– Ma chere Джоселин, простите, мы не разбудили вас?
На мгновение она прикрыла глаза, стараясь собраться, потом улыбнулась и встала.
– Нет, только немного мечтала и грустила.
– Да, наверное, нам надо было погулять подольше, чтобы дать вам возможность насладиться видом ваших сокровищ. – Он подошел к Джосс и отечески обнял ее. – Лауре бы не захотелось, чтобы вы грустили, Джоселин. Она была счастлива во Франции.
– Была ли? – Джосс не хотела, чтобы ее слова прозвучали так обвиняюще. – Вы уверены в этом? Вы уверены в том, что она не принесла своих демонов и сюда? – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Демонов? – эхом отозвался Поль.
Она жестом указала на записную книжку, лежавшую на полу.
– Вы читали ее дневники?
Поль был потрясен, но довольно быстро взял себя в руки.
– Джоселин, может быть, это удивит вас, но я не читал ее дневники. Лаура просила меня сжечь их, и я честно намеревался сделать это. Я сложил все ее вещи в коробку, чтобы вынести все это в сад и сжечь, но знаете ли, сама мысль об этом показалась мне невыносимой. В конце концов, я убрал коробку подальше, решив, что вы приедете и рассудите, как с ней поступить. – Он пожал плечами. – Не знаю, но все эти вещи предназначались для вас. И они не принадлежат мне, так как же я могу их читать?
– Но вы же были ее мужем.
– Да. – Он значительно улыбнулся.
Джосс посмотрела на него снизу вверх.
– Вы поженились перед самым концом?
Он кивнул.
– Так, значит, она написала и об этом?
– И о том, что она перешла в католицизм.
Поль вздохнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Джосс скорее чувствовала, чем видела, что Люк молча стоит у окна. Никто не включал свет, и комната была освещена только умирающим в камине огнем и последними отблесками солнечных лучей.
– Я не религиозный человек. Я не побуждал ее ни к чему – ни к женитьбе, ни к урокам у кюре, все это было ее внутренней потребностью. Естественно, я просил ее выйти за меня замуж, когда она приехала во Францию, но она не захотела, да здесь никто и не обращает внимания на такие вещи. Мы оба были свободны, – думаю, и, кажется, я говорил вам об этом, – ей доставляло удовольствие такое озорство. В Англии она слишком долго была добропорядочной леди. – Он широко улыбнулся, глаза его затуманили далекие воспоминания. – Потом, в самом конце, когда она заболела, думаю, ее обуял страх, она стала бояться. – Он нахмурил брови. – Поймите меня правильно. Она была храброй женщиной. Очень храброй. Она никогда не жаловалась мне на боли. Но было что-то – вне ее… – он жестом указал на небо за окном, – что постоянно преследовало ее; то самое, с чем она пыталась сражаться своим посещением Сакре-Кер. На какое-то время это нечто оставило ее в покое. Она перестала о нем думать. Потом, однажды, вернувшись домой, я застал ее сидящей перед камином, точно так же, как сегодня сидели вы, Джоселин. Лаура расплакалась и сказала мне, что призраки начали преследовать ее и во Франции. Сначала они являлись только в сновидениях, а потом их сила возросла, и они явились сюда сами.
– Нет! – Люк внезапно отошел от окна и выступил вперед. – Простите, Поль, но я думаю, что мы все сыты по горло этими призраками. Именно из-за них мы и уехали во Францию.
Поль повернулся на стуле и посмотрел на Люка.
– Включите свет, друг мой. Задерните шторы. Мы должны видеть, что делаем. – Он снова обернулся к Джосс. – Вы хотите продолжать разговор на эту тему?
Она утвердительно кивнула.
– Люк, это очень важно. Поль, я должна знать все. Она говорила, кто именно преследует ее?
– Призрак ее любовника.
Шокированная Джосс во все глаза уставилась на старого художника.
– Ее любовника?
– Так она говорила.
– У нее был любовник?!
– Почему бы нет? Она была очень красивой женщиной.
– Но я думала, – она покачала головой, словно стараясь вытряхнуть из головы явившуюся ей мысль, – я думала, что это был призрак. Настоящий призрак. Привидение. Из прошлого.
Поль снова улыбнулся.
– Все привидения являются из прошлого, Джоселин.
В голове Джосс все смешалось.
– Она называла вам какие-нибудь имена? Имена тех, кто приходил сюда? Не было ли среди них женщины по имени Кэтрин?
Он кивнул.
– Да, это было в самом конце. Визит Кэтрин очень ее расстроил. Не знаю, как именно эта женщина проникла сюда. Сиделка утверждала, что никому не открывала дверь, но кто-то все же приходил к Лауре.
– Вы сами видели ее?
– Non.
– Вы не знаете, кто она?
– Она тоже была любовницей того мужчины. Он оставил ее ради Лауры, насколько я понимаю, и Кэтрин за это на нее ополчилась. Я страшно разозлился, когда Лаура рассказала мне об этом. Не из-за любовника, хотя она мне никогда раньше о нем не рассказывала. – Он галантно пожал плечами. – Но та женщина была, очевидно, молода и красива, а моя Лаура – измождена болезнью. Со стороны этой Кэтрин было совершеннейшей непристойностью прийти сюда. Через день после ее посещения ваша мама умерла.
Кэтрин.
Казалось, это имя повисло в воздухе, заполнив собой все пространство комнаты. Люк сел рядом с Джосс.
– Это ужасная история. Что с ней случилось? Она больше не возвращалась?
Поль неопределенно пожал плечами.
– Нет, если бы она вернулась, то горько бы в этом раскаялась. Все мое несчастье, вся боль, все горе были направлены на эту женщину. Прийти к умирающей и дразнить ее своей красотой… Лаура потом много говорила о ее великолепных темных волосах. Кроме того, Кэтрин принесла с собой розы. Розы, которые Лаура ненавидела больше всего на свете.
– Белые розы, – прошептала Джосс.
– Exactement![14] Белые розы. Я выбросил их в окно. Все было устроено так, словно эта мерзавка знала, что розы добьют мою Лауру. Она сама мне об этом говорила.
– Откуда она узнала, что Лаура здесь? – Джосс все еще хмурилась, стараясь привести в порядок свои мысли.
Поль еще раз пожал плечами.
– Кто знает? Может быть, она наняла детектива. Я не делаю секрета из своего местожительства. Этот дом я купил тридцать лет назад. Меня здесь все знают. Нам нечего было скрывать.
Несколько секунд прошли в молчании, потом Люк откашлялся.
– Почему бы мне не поставить чайник?
Когда он вернулся с подносом, уставленным тремя кружками чая и блюдцем с нарезанным лимоном для Поля, он и Джосс все еще сидели, глядя на огонь, занятые каждый своими мыслями.
– Значит, было две Кэтрин, – заговорила наконец Джосс. – Кэтрин, которая умерла в тысяча четыреста восемьдесят втором году, чье присутствие отравляет атмосферу Белхеддона, а теперь появилась еще и другая. Я никогда не думала – и даже догадаться не могла, – что у мамы был любовник.
Поль встал и бросил в камин полено.
– У нее был я!
– Я знаю. – Джосс тепло улыбнулась. – Но это совсем разные вещи. От французов с их склонностью к эпатажу и декадансу все ожидают чего угодно. – Она явно поддразнивала старика. – Но мысль о том, что у матери был любовник англичанин – да еще в Белхеддоне, – в этом есть что-то порочное.
Поль шутливо щелкнул зубами.
– Вы, англичане, нелогичны. Совсем нелогичны. Во всем.
– Я знаю.
– Ваш отец умер более тридцати лет назад, Джоселин. Неужели вы думали, что ваша мать могла столько времени прожить без любви? Естественно, вы не имеете права порицать ее за это.
Джосс покачала головой.
– Нет, я не собираюсь ее порицать. Никто не может жить без любви. – Она протянула руку мужу, который подошел к Джосс и обнял ее за плечи.
– Все это звучит для нас несколько дико, Поль, – сказал Люк, медленно подбирая слова. Мы воображали, что дом полон призраков из далекого прошлого, – а теперь оказывается, что они могут являться и из настоящей, современной жизни.
– Но не дети, – прошептала Джосс. – Дети пришли из прошлого.
– Этот дом плох для детей, – задумчиво произнес Поль. – Будьте осторожны. Лаура была полна суеверий относительно дома. Были странные совпадения. Они привлекают еще большие совпадения. Ожидания людей склонны сбываться. Когда ожидания меняются, медленно меняется и настроение, и вместе с этим исчезают совпадения.
– Это звучит очень мудро.
Поль рассмеялся.
– Вероятно, это единственное, что есть положительного в моем возрасте. Старость предоставляет фальшивое чувство опыта и мудрости, Ну а теперь, – он со вздохом поднялся на ноги, – оставим высокий стиль, и пойду-ка я поищу бутылку хорошего вина, пока вы будете звонить своей grandemere[15] и узнавать, что с вашими детишками все в полном порядке. Потом вы успокоетесь, и мы поговорим о том, чем займемся завтра.
Люк подождал, пока старик выйдет, и заговорил:
– Какой удивительно милый и хороший человек. Твоей матери просто повезло, что она его встретила.
– Конечно. – Джосс свернулась калачиком на диване и обняла подушку. – Я так растеряна, Люк.
– Но, по моему, ты стала счастливее. Надеюсь, что это так.
– Да, я тоже так думаю.
Пока Люк набирал номер телефона, Джосс устало потерла глаза.
Кэтрин.
Средневековая Кэтрин с распущенными волосами и в развевающемся платье. И современная Кэтрин. Кэтрин на высоких каблуках со взбитыми и зачесанными волосами, с накрашенными губами. Кэтрин, которая так же, как и они с Люком, может прилететь в Орли, и не на метле, а на обычном самолете. Разные они женщины или нет? Этого Джосс не узнает никогда.
Кэтрин.
Эхо, не переставая, отдавалось в ее голове; эхо прошлого, эхо, подернутое детским смехом…
Люк тем временем положил трубку. Выглядел он задумчиво.
– Лин вчера увезла детей в Белхеддон, – медленно произнес он.
Джосс побледнела.
– Почему?
Люк тяжело вздохнул.
– Мама говорит, что она с каждым днем вела себя все более вызывающе и покровительственно; не хотела принимать никакой помощи, отвергала все советы и во всем противоречила моим родителям. – От удивления Люк вскинул брови.
Джосс поморщилась.
– Знакомая песня. Глупая, тупая девчонка! Как она посмела? Люк, что нам делать?
– Позвони ей. Нет. – Он поднял руку. – Лучше это сделаю я. Ты набросишься на нее, и будет только хуже.
– Она не может и не должна оставаться в доме, Люк. Ей надо забрать детей из дома. Пусть она едет к Джанет, та не будет возражать…
– Дай я сначала с ней поговорю. – Люк поднял к уху телефонную трубку и начал набирать номер.
Кэтрин.
Эхо в голове зазвучало громче; смех стал диким, переходя в сумасшедший хохот. Средневековая Кэтрин и современная Кэтрин. Две женщины с одинаковыми глазами, одинаковыми алыми губами, одинаковыми распущенными волосами, две женщины, горящие жаждой мести.
Поднявшись с дивана, Джосс подошла к Люку и встала рядом с ним. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки. Никто не отвечал.
За их спинами в комнату вошел Поль с маленьким подносом. На некоторое время он задержался в дверях, потом поставил на стол поднос.
– Что-то не так? Вы не можете дозвониться?
– Лин увезла мальчиков в Белхеддон. – Джосс до крови закусила губу. – В доме никто не подходит к телефону.
Поль нахмурился.
– Есть ли соседи, которым вы можете позвонить? Я уверен, что нет никаких причин для беспокойства. – Он положил руку на плечо Джосс.
– Джанет. Позвони Джанет. – Джосс ткнула Люка в бок.
– Хорошо, хорошо, подожди секунду. – Он положил трубку на рычаг и снова ее поднял.
В трубке раздались длинные гудки, но в доме Джанет тоже никто не подошел к телефону.
37
Свернувшаяся клубочком в ногах Лин Кэт вдруг встала. Расширенными глазами котенок посмотрел в сторону полуоткрытой двери, выгнул спину и зашипел от ужаса. Через долю секунды он скатился с кровати и, исчезнув за порогом, покатился вниз по лестнице клубком желтой, черной и белой шерсти.
Лин проснулась как от толчка, открыла глаза и уставилась в потолок. Сердце ее бешено заколотилось. Скосив глаза на дверь, она внимательно прислушалась. Не проснулся ли кто-то из детей? Она специально оставила двери приоткрытыми, чтобы услышать, если кто-нибудь из мальчиков заплачет.
В доме стояла неправдоподобная тишина. Лин посмотрела в окно. В щели между шторами виднелось светлое от луны небо. На улице, видимо, стоял мороз; ветра не было. Она полежала еще несколько секунд, потом нехотя спустила ноги на теплый пол и протянула руку к халату.
Вчера она оставила включенным свет на лестничной площадке. Пройдя ее, Лин заглянула в пустую спальню Люка и Джосс. Шторы там были раздвинуты, и комнату заливал лунный свет. Остановившись, она пригляделась: все ли на месте? Но все было как обычно, и Лин не заметила ничего особенного. Подтянув пояс халата, она на цыпочках прошла в спальню Тома. Мальчик спал, засунув большой палец в рот и сбив к ногам одеяло. Однако, он, скорее всего, не мерз – личико было розовым и спокойным в свете горевшего рядом ночника. Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, Лин поправила одеяло, а потом пошла в комнату Нэда.
Кроватка была пуста.
Несколько секунд она смотрела на кроватку, чувствуя, как ее желудок постепенно завязывается тугим болезненным узлом, а потом опрометью бросилась в спальню Тома.
– Том! Том, проснись! Том, что ты сделал со своим братом?
О Господи, только бы с ним ничего не случилось! Лин дрожала как осиновый лист.
– Том, проснись!
Малыш медленно открыл глаза и уставил на Лин сонный взгляд.
– Том!
Мальчик тупо смотрел на тетю.
– Том, проснись! – она затрясла его за плечо. – Где Нэд?
Он продолжал смотреть на нее пустыми глазами – тело проснулось, но ум продолжал блуждать в стране снов. «О Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось!» Она не слышала, чтобы младенец плакал. Если бы Нэду было холодно или он захотел бы есть, то он кричал бы так, что разбудил ее, если только… Она усилием воли заставила себя не продолжать эту мысль.
– Ты слышишь меня, солнышко? Мне надо, чтобы ты мне помог.
Том наконец зашевелился. Он несколько раз озадаченно моргнул, потом вынул палец изо рта. Улыбнувшись и стараясь сохранить в голосе нежность, Лин снова заговорила:
– Ну вот, ты проснулся, а теперь скажи: ты играл с маленьким Нэдом?
Том кивнул.
– Ты знаешь, где он сейчас?
Малыш отрицательно покачал головой.
– Постарайся вспомнить, Том. Где вы с ним играли? Это очень важно. Нэду холодно, и он очень испуган. Он хочет, чтобы мы пошли и нашли его.
– Том покажет Лин. – Мальчик начал вставать.
Лин вытащила Тома из кроватки, поставила на пол и стала надевать на него маленький ночной халатик.
– Вот так. А теперь тапочки.
Руки ее так дрожали, что она с трудом смогла одеть мальчика.
– А теперь, Том, покажи мне, где он.
Том взял тетю за руку и уверенно повел Лин в спальню родителей, а оттуда на лестничную площадку к лестнице, ведущей на чердак.
– Что вы там делали, Том? – спросила Лин, когда мальчик подвел ее к двери у дальней стены. – Там темно и холодно.
– Луна. – Он жестом показал на окно. – Джорджи хотел, чтобы мы поиграли при луне.
Лин с трудом сглотнула слюну. Открыв дверь, она вгляделась в темноту коридора, а потом на другие приоткрытые двери. Лунный свет падал на пыльные доски пола.
– Где Нэд, дорогой? Быстренько покажи мне его.
Теперь Том выглядел не столь уверенно. Он подался назад.
– Мне не нравится здесь.
– Я знаю. Здесь холодно, но Нэд тоже мерзнет. Давай найдем его, а потом мы все вместе вернемся вниз и ляжем спать. Внизу тепло.
Том, которому страшно не хотелось идти дальше, протянул вперед руку.
– Он там.
– Там, в следующей комнате чердака? – Она подбежала к двери, оставив Тома стоять на месте. Мальчик заплакал.
Дверь оказалась запертой.
– Нет, о Боже, нет, этого просто не может быть. – Она резко обернулась. – Том, где ключ?
Том помотал головой, из глаз его ручьем текли слезы.
– Милый, ну, пожалуйста, вспомни. Нам надо найти ключ. Бедняжка Нэд мерзнет. Мы должны быстро его найти.
– Ключ у Джорджи.
Лин сделала глубокий вдох.
– Джорджи – это воображение, Том. Его на самом деле здесь нет. У него не может быть ключа. Ключ у Тома. Где он? – Голос Лин задрожал.
– Джорджи кладет его на дверь. – Том указал пальцем на дверной косяк.
Лин взглянула на изъеденные червями брусья, которыми были обшиты стены, потом протянула вперед руку и пошарила по шершавой поверхности бруса, шедшего над дверью. Сдвинутый с места ее рукой тяжелый железный ключ упал к ногам Лин. Подняв его, девушка вставила ключ в замочную скважину и с трудом повернула его. В дальнем углу на полу лежал поразительно маленький сверток одеял.
– Нэд? – похолодев от ужаса, она бросилась вперед и упала на колени возле свертка. На какой-то момент ей показалось, что младенец мертв. Он тихо лежал у нее на руках с закрытыми глазами. Она прижала ребенка к себе, и он медленно открыл глаза и уставился на тетю. Сначала он не двигался, потом узнал Лин и широко улыбнулся.
– Слава Богу, слава Богу, слава Богу! – Из глаз Лин потекли слезы. Только теперь ей стало по-настоящему страшно.
Том, крадучись, подошел к ней и встал рядом, вцепившись ручонками в подол ее халата.
– Нэду теперь хорошо?
– Да, мой дорогой, Нэду теперь хорошо. Пошли, спустимся вниз и согреемся.
Она взяла Тома за руку и, неся Нэда, повела Тома на кухню. Разогревая молоко, она крепко задумалась. Конечно, Тому пришлось встать на стул, чтобы положить ключ так высоко; но зачем он это сделал? Зачем нужно маленькому мальчику избавляться от младшего братика? Она взглянула на полусонного Тома, который сидя в кресле-качалке, гладил Кита. Нэд, которого она посадила на высокий стул, напротив, был бодр и с очевидным удовольствием ждал, что его накормят, – его уже несколько недель не кормили по ночам. Конечно, бывает, что в старших детях просыпается враждебность, когда рождается брат или сестра; это случается очень часто: так что здесь нет ничего удивительного. Странно только, что Том раньше не проявлял такой враждебности.
Словно прочитав ее мысли, Том вдруг посмотрел на Лин и сонно улыбнулся.
– Джорджи любит Нэда, – медленно произнес он.
– У вас все хорошо? – На пороге кухни стоял Джимбо и смотрел, как Лин готовит завтрак.
– Конечно, а что? – Странно, но Лин была рада приходу Джимбо. Вынув из тостера два поджаренных ломтика, она положила их на решетку. – Будешь кофе?
Он поколебался, потом кивнул.
– Спасибо.
– Садись. – Лин положила тосты на тарелку и разрезала их на длинные полоски. – Что-то случилось? – спросила она, видя, что Джимбо не двигается с места и все еще стоит на пороге.
– Нет, кажется, все в порядке. Спасибо.
Он неуклюже вошел в кухню, стесняясь и нервничая, и, не отодвинув стул от стола, втиснулся на свое обычное место.
Лин мысленно улыбнулась. Поставив перед Джимбо большую кружку кофе, она снова отвернулась к кухонному столу.
– Хочешь тост?
– Хочу. Спасибо.
– Бери молоко и сахар. – Она помолчала. – Джимбо, в чем дело? Я тебя не укушу.
Он залился краской.
– Я знаю. Просто… просто я не очень люблю этот дом, вот и все. Я здесь неважно себя чувствую. Не понимаю, как вы смогли остаться здесь одна.
– Здесь нечего бояться. – Она поставила на стол свою кружку кофе и села. – Абсолютно нечего. Это очень милый дом.
– Посмотрите, что произошло с преподобным Гоуэром.
– Сердечный приступ может случиться с каждым.
– Это, конечно, так. – Он покачал головой. – А Мэри Саттон?
Он рассказал ей о смерти Мэри, приключившейся позапрошлым вечером, и пожал плечами.
– Думается мне, что с этим домом вообще происходит что-то неладное. Вы не слышали, когда Люк и Джосс возвращаются?
Лин отрицательно покачала головой.
– Они не спешат. Им надо отдохнуть. В мастерской все в порядке?
– Да, все в порядке. Вы останетесь здесь одна до самого их приезда?
Лин кивнула.
– Постарайся относиться к этому с юмором.
Он натянуто и коротко рассмеялся.
– Я и так стараюсь. Но мне не нравится здесь, даже во дворе. Я не люблю быть здесь один. Я часто думаю о детках. – Он движением головы указал на Тома. – Мне не нравится, что они здесь. С мальчиками в этом доме случается всякое.
– Ну опять. Прошу тебя, не заводи эту песню сначала.
Лин замолкла. Прошлой ночью, напоив детей молоком, она уложила их спать. Потом включила электронную няню в комнате Нэда, протянула провод под дверью и поставила динамик к своему уху. Дверь в спальню Нэда не стоило запирать – эта мысль ей не понравилась, но ключ надо взять с собой. Она привязала его на ленту и повесила на шею. Остаток ночи прошел спокойно, но утром – она прикусила губу при воспоминании об этом, – утром, когда она вошла в спальню Нэда, который, предоставленный самому себе, радостно агукал в кроватке, Лин обнаружила что малыш играет маленьким деревянным слоном которого она никогда в жизни не видела.
– Что-то не так? – Джимбо насторожился, встревоженный внезапным молчанием Лин.
В ответ она отрицательно покачала головой.
– Ладно. – Он не хотел на нее давить. Встав, он допил остатки кофе. – Пожалуй, я пойду работать.
– Ты не хочешь тост?
– Я возьму его с собой, если можно. – Он намазал тост медом и направился к двери, потом остановился и обернулся к Лин. – Вы уверены, что все в порядке?
– Я же тебе сказала!
– Ну хорошо.
Она несколько секунд смотрела ему вслед, потом пожала плечами и тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.
Том взглянул на нее и перестал жевать. Интересно, почему это тетя Лин не замечает женщину, которая стоит у нее за спиной; та самая женщина, которая унесла Нэда наверх а потом поманила за собой его, Тома. Прошлой ночью тетя Лин также не заметила железного человека. Том откусил кусок тоста. Если она не испугалась, значит, все в порядке.
Лин проснулась как от толчка, открыла глаза и уставилась в потолок. Сердце ее бешено заколотилось. Скосив глаза на дверь, она внимательно прислушалась. Не проснулся ли кто-то из детей? Она специально оставила двери приоткрытыми, чтобы услышать, если кто-нибудь из мальчиков заплачет.
В доме стояла неправдоподобная тишина. Лин посмотрела в окно. В щели между шторами виднелось светлое от луны небо. На улице, видимо, стоял мороз; ветра не было. Она полежала еще несколько секунд, потом нехотя спустила ноги на теплый пол и протянула руку к халату.
Вчера она оставила включенным свет на лестничной площадке. Пройдя ее, Лин заглянула в пустую спальню Люка и Джосс. Шторы там были раздвинуты, и комнату заливал лунный свет. Остановившись, она пригляделась: все ли на месте? Но все было как обычно, и Лин не заметила ничего особенного. Подтянув пояс халата, она на цыпочках прошла в спальню Тома. Мальчик спал, засунув большой палец в рот и сбив к ногам одеяло. Однако, он, скорее всего, не мерз – личико было розовым и спокойным в свете горевшего рядом ночника. Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, Лин поправила одеяло, а потом пошла в комнату Нэда.
Кроватка была пуста.
Несколько секунд она смотрела на кроватку, чувствуя, как ее желудок постепенно завязывается тугим болезненным узлом, а потом опрометью бросилась в спальню Тома.
– Том! Том, проснись! Том, что ты сделал со своим братом?
О Господи, только бы с ним ничего не случилось! Лин дрожала как осиновый лист.
– Том, проснись!
Малыш медленно открыл глаза и уставил на Лин сонный взгляд.
– Том!
Мальчик тупо смотрел на тетю.
– Том, проснись! – она затрясла его за плечо. – Где Нэд?
Он продолжал смотреть на нее пустыми глазами – тело проснулось, но ум продолжал блуждать в стране снов. «О Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось!» Она не слышала, чтобы младенец плакал. Если бы Нэду было холодно или он захотел бы есть, то он кричал бы так, что разбудил ее, если только… Она усилием воли заставила себя не продолжать эту мысль.
– Ты слышишь меня, солнышко? Мне надо, чтобы ты мне помог.
Том наконец зашевелился. Он несколько раз озадаченно моргнул, потом вынул палец изо рта. Улыбнувшись и стараясь сохранить в голосе нежность, Лин снова заговорила:
– Ну вот, ты проснулся, а теперь скажи: ты играл с маленьким Нэдом?
Том кивнул.
– Ты знаешь, где он сейчас?
Малыш отрицательно покачал головой.
– Постарайся вспомнить, Том. Где вы с ним играли? Это очень важно. Нэду холодно, и он очень испуган. Он хочет, чтобы мы пошли и нашли его.
– Том покажет Лин. – Мальчик начал вставать.
Лин вытащила Тома из кроватки, поставила на пол и стала надевать на него маленький ночной халатик.
– Вот так. А теперь тапочки.
Руки ее так дрожали, что она с трудом смогла одеть мальчика.
– А теперь, Том, покажи мне, где он.
Том взял тетю за руку и уверенно повел Лин в спальню родителей, а оттуда на лестничную площадку к лестнице, ведущей на чердак.
– Что вы там делали, Том? – спросила Лин, когда мальчик подвел ее к двери у дальней стены. – Там темно и холодно.
– Луна. – Он жестом показал на окно. – Джорджи хотел, чтобы мы поиграли при луне.
Лин с трудом сглотнула слюну. Открыв дверь, она вгляделась в темноту коридора, а потом на другие приоткрытые двери. Лунный свет падал на пыльные доски пола.
– Где Нэд, дорогой? Быстренько покажи мне его.
Теперь Том выглядел не столь уверенно. Он подался назад.
– Мне не нравится здесь.
– Я знаю. Здесь холодно, но Нэд тоже мерзнет. Давай найдем его, а потом мы все вместе вернемся вниз и ляжем спать. Внизу тепло.
Том, которому страшно не хотелось идти дальше, протянул вперед руку.
– Он там.
– Там, в следующей комнате чердака? – Она подбежала к двери, оставив Тома стоять на месте. Мальчик заплакал.
Дверь оказалась запертой.
– Нет, о Боже, нет, этого просто не может быть. – Она резко обернулась. – Том, где ключ?
Том помотал головой, из глаз его ручьем текли слезы.
– Милый, ну, пожалуйста, вспомни. Нам надо найти ключ. Бедняжка Нэд мерзнет. Мы должны быстро его найти.
– Ключ у Джорджи.
Лин сделала глубокий вдох.
– Джорджи – это воображение, Том. Его на самом деле здесь нет. У него не может быть ключа. Ключ у Тома. Где он? – Голос Лин задрожал.
– Джорджи кладет его на дверь. – Том указал пальцем на дверной косяк.
Лин взглянула на изъеденные червями брусья, которыми были обшиты стены, потом протянула вперед руку и пошарила по шершавой поверхности бруса, шедшего над дверью. Сдвинутый с места ее рукой тяжелый железный ключ упал к ногам Лин. Подняв его, девушка вставила ключ в замочную скважину и с трудом повернула его. В дальнем углу на полу лежал поразительно маленький сверток одеял.
– Нэд? – похолодев от ужаса, она бросилась вперед и упала на колени возле свертка. На какой-то момент ей показалось, что младенец мертв. Он тихо лежал у нее на руках с закрытыми глазами. Она прижала ребенка к себе, и он медленно открыл глаза и уставился на тетю. Сначала он не двигался, потом узнал Лин и широко улыбнулся.
– Слава Богу, слава Богу, слава Богу! – Из глаз Лин потекли слезы. Только теперь ей стало по-настоящему страшно.
Том, крадучись, подошел к ней и встал рядом, вцепившись ручонками в подол ее халата.
– Нэду теперь хорошо?
– Да, мой дорогой, Нэду теперь хорошо. Пошли, спустимся вниз и согреемся.
Она взяла Тома за руку и, неся Нэда, повела Тома на кухню. Разогревая молоко, она крепко задумалась. Конечно, Тому пришлось встать на стул, чтобы положить ключ так высоко; но зачем он это сделал? Зачем нужно маленькому мальчику избавляться от младшего братика? Она взглянула на полусонного Тома, который сидя в кресле-качалке, гладил Кита. Нэд, которого она посадила на высокий стул, напротив, был бодр и с очевидным удовольствием ждал, что его накормят, – его уже несколько недель не кормили по ночам. Конечно, бывает, что в старших детях просыпается враждебность, когда рождается брат или сестра; это случается очень часто: так что здесь нет ничего удивительного. Странно только, что Том раньше не проявлял такой враждебности.
Словно прочитав ее мысли, Том вдруг посмотрел на Лин и сонно улыбнулся.
– Джорджи любит Нэда, – медленно произнес он.
– У вас все хорошо? – На пороге кухни стоял Джимбо и смотрел, как Лин готовит завтрак.
– Конечно, а что? – Странно, но Лин была рада приходу Джимбо. Вынув из тостера два поджаренных ломтика, она положила их на решетку. – Будешь кофе?
Он поколебался, потом кивнул.
– Спасибо.
– Садись. – Лин положила тосты на тарелку и разрезала их на длинные полоски. – Что-то случилось? – спросила она, видя, что Джимбо не двигается с места и все еще стоит на пороге.
– Нет, кажется, все в порядке. Спасибо.
Он неуклюже вошел в кухню, стесняясь и нервничая, и, не отодвинув стул от стола, втиснулся на свое обычное место.
Лин мысленно улыбнулась. Поставив перед Джимбо большую кружку кофе, она снова отвернулась к кухонному столу.
– Хочешь тост?
– Хочу. Спасибо.
– Бери молоко и сахар. – Она помолчала. – Джимбо, в чем дело? Я тебя не укушу.
Он залился краской.
– Я знаю. Просто… просто я не очень люблю этот дом, вот и все. Я здесь неважно себя чувствую. Не понимаю, как вы смогли остаться здесь одна.
– Здесь нечего бояться. – Она поставила на стол свою кружку кофе и села. – Абсолютно нечего. Это очень милый дом.
– Посмотрите, что произошло с преподобным Гоуэром.
– Сердечный приступ может случиться с каждым.
– Это, конечно, так. – Он покачал головой. – А Мэри Саттон?
Он рассказал ей о смерти Мэри, приключившейся позапрошлым вечером, и пожал плечами.
– Думается мне, что с этим домом вообще происходит что-то неладное. Вы не слышали, когда Люк и Джосс возвращаются?
Лин отрицательно покачала головой.
– Они не спешат. Им надо отдохнуть. В мастерской все в порядке?
– Да, все в порядке. Вы останетесь здесь одна до самого их приезда?
Лин кивнула.
– Постарайся относиться к этому с юмором.
Он натянуто и коротко рассмеялся.
– Я и так стараюсь. Но мне не нравится здесь, даже во дворе. Я не люблю быть здесь один. Я часто думаю о детках. – Он движением головы указал на Тома. – Мне не нравится, что они здесь. С мальчиками в этом доме случается всякое.
– Ну опять. Прошу тебя, не заводи эту песню сначала.
Лин замолкла. Прошлой ночью, напоив детей молоком, она уложила их спать. Потом включила электронную няню в комнате Нэда, протянула провод под дверью и поставила динамик к своему уху. Дверь в спальню Нэда не стоило запирать – эта мысль ей не понравилась, но ключ надо взять с собой. Она привязала его на ленту и повесила на шею. Остаток ночи прошел спокойно, но утром – она прикусила губу при воспоминании об этом, – утром, когда она вошла в спальню Нэда, который, предоставленный самому себе, радостно агукал в кроватке, Лин обнаружила что малыш играет маленьким деревянным слоном которого она никогда в жизни не видела.
– Что-то не так? – Джимбо насторожился, встревоженный внезапным молчанием Лин.
В ответ она отрицательно покачала головой.
– Ладно. – Он не хотел на нее давить. Встав, он допил остатки кофе. – Пожалуй, я пойду работать.
– Ты не хочешь тост?
– Я возьму его с собой, если можно. – Он намазал тост медом и направился к двери, потом остановился и обернулся к Лин. – Вы уверены, что все в порядке?
– Я же тебе сказала!
– Ну хорошо.
Она несколько секунд смотрела ему вслед, потом пожала плечами и тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.
Том взглянул на нее и перестал жевать. Интересно, почему это тетя Лин не замечает женщину, которая стоит у нее за спиной; та самая женщина, которая унесла Нэда наверх а потом поманила за собой его, Тома. Прошлой ночью тетя Лин также не заметила железного человека. Том откусил кусок тоста. Если она не испугалась, значит, все в порядке.