За спиной Румына Стас приподнял голову. Собравшись с силами, потянул за страховочный ремешок, петля которого была надета на брючный ремень, а карабинчик прикреплен к скобе на рукоятке «макарова». Единственный из всех, Скрябин соблюдал инструкцию по ношению табельного оружия, и сейчас это могло помочь.
   Шилов видел это, и, отвлекая внимание Румына на себя, сначала остановился, сделав несколько очень коротких шагов, а потом, когда Румын крикнул: «Еще!», пошел не прямо назад, к заднику сцены, а чуть в сторону, вынуждая противника поворачиваться.
   Ремешком подтянув к себе пистолет, Скрябин сжал рукоятку и на секунду замер, собираясь с силами.
   А потом, рывком приподнявшись, несколько раз нажал спуск.
   Первая пуля попала Румыну в лопатку и развернула его, вторая зацепила по касательной бок. Остальные вообще не попали.
   Обессиленный, Стас упал на спину.
   Скрючившись и зажимая локтем рану, Румын прицелился, чтобы добить его.
   Шилов прыгнул с эстрады.
   Услышав шум, Румын мгновенно развернулся и выстрелил, но Шилов уже катился по земле к своим пистолетам. «Макар» лежал ближе. Шилов схватил его, одним движением сжимая пальцы на рукояти и опуская предохранитель. Патрон уже был в патроннике, открывать стрельбу можно было немедленно. Поднять руку, чтобы прицелиться в туловище или в голову, Шилов не успевал, и выстрелил по ногам Румына.
   Первая пуля впилась в песок возле его ботинка, вторая ударила в щиколотку, перебив кость.
   Взрывник рухнул, как будто ногу ему отрубили. Пушка вывалилась из руки и, увидев, что подобрать ее не успевает, Румын что-то крикнул.
   Кажется, он кричал:
   – Все, я сдаюсь! Не стреляйте, не надо! – или что-то подобное.
   Его крик заглушил грохот выстрелов.
   Подбежав ближе, на то расстояние, с которого не промахиваются, все оставшиеся шесть патронов Роман выпустил ему в голову.

***

   В машине «скорой помощи» по дороге в больницу Скрябин сказал Роману:
   – Все-таки мы его сделали!
   – Это ты его сделал, Стас.
   – Как там Сапожников?
   – Едет во второй машине. Живой, только нога пробита.
   – Надо было кисет у памятника закопать. Тогда бы нам повезло больше.
   – Выздоровеешь – закопаешь.
   – Свидание сорвалось…
   – Я позвоню, предупрежу.
   – Не-е, еще уведешь! Я тебе не доверяю…
   Шилов улыбнулся: вспомнив слова Егорова, он догадался, с кем было назначено свидание у Стаса.
   – Ром, ты лучше скажи, ты эту «скорую» проверил?
   – На какой предмет?
   – На предмет наличия взрывного устройства.
   Врач хмуро посмотрел на них:
   – У нас, между прочим, одна машина взорвалась. Приятель мой погиб. Какая-то сволочь бомбу подложила. До сих пор не нашли.
   Стас и Шилов переглянулись.
   Ответил Стас:
   – Чего его искать? Захочется посмотреть – приезжайте потом в морг на Екатерининском. Поквитались мы за вашего приятеля…

27

   В салоне автомашины у дома, где жила Александра, командир группы заканчивал инструктаж:
   – Румын не мальчик, людей убил больше, чем вы котлет съели.
   – Может, тогда его лучше снайперкой работать? – предложил боец по прозвищу Зяблик.
   – Мы не знаем, как он придет. Если через чердак? Так что занимаем хату и ждем. Хозяйка будет через час. Вяжем ее и ждем Румына. Малой и Зяблик – в квартире, Дикий – на лестнице, я – снаружи…
   Командир и Дикий остались в машине, двое вошли в дом и пешком поднялись к квартире.
   Пока Зяблик страховал, Малой отмычками вскрыл замки, не оставив внешних следов и не повредив механизмы. Они знали, что сигнализацией квартира не оборудована и что сейчас в ней никого нет, но тщательно все обследовали, прежде чем доложить командиру, что первый этап операции закончен по плану и без осложнений.
   После этого Дикий занял позицию на лестнице двумя этажами выше квартиры, а командир переставил машину так, чтобы она меньше бросалась в глаза, приопустил спинку сиденья и стал ждать.

***

   Генерал Бажанов ехал на такси из ресторана, в котором у него была важная встреча с одним авторитетным предпринимателем, в квартиру на Благодатной. Одетый в гражданское, генерал сидел сзади и, когда «Волга» остановилась на светофоре, разговаривал по телефону:
   – Понял. А с Громовым что решили? Правильно, пусть укрепляет народное хозяйство. Совсем оборзел! Все, встречай меня утром. Есть кое-какие проблемы, надо их обсудить.
   Рядом с «Волгой» остановилась замызганная «девятка». Таксист равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. Громов, занятый разговором, внимания вовсе не обратил.
   Стекло правой задней двери «девятки» опустилось, и в образовавшуюся щель высунулся удлиненный глушителем ствол автомата. Прицелившись в голову Бажанова, стрелок дал две длинные очереди, после чего «девятка» с визгом сорвалась с места и скрылась быстрее, чем оторопевший таксист успел что-то сообразить.
   Часть пуль не попали в Бажанова и прошли сквозь кабину «волжанки».
   Но одна нашла цель.
   Бажанова отбросило выстрелами на другой конец дивана, и теперь он полулежал, прислонившись головой к задней стойке, а мертвые глаза смотрели на девушку, склонившуюся над молодым парнем, случайно оказавшимся на линии огня.
   – Помогите! – кричала она.
   Паренек был еще жив.
   Полковник рано уехал со службы и ждал доклада диспетчера дома. Жена задерживалась на работе, сын где-то гулял, показывая приехавшей из Вологды девушке город.
   По телевизору шел футбол. Полковник смотрел, но если бы его спросили, кто с кем играет и какой счет, он бы затруднился ответить.
   Первое сообщение от майора Гасилова поступило даже чуть раньше того времени, на которое рассчитывал Полковник.
   – Это диспетчер беспокоит. Первый самолет взлетел по расписанию. Есть лишние пассажиры.
   – Плохо. Надеюсь на скорую встречу.

***

   На хороший коньяк не хватало, и Арнаутов взял подешевле, но в красивой коробке.
   Спросил продавца:
   – Не бодяга?
   Продавец равнодушно пожал плечами и посмотрел на витрину: дескать, к чему выпендриваться, если за те же деньги можно взять хорошую водку?
   С коробкой в руке Арнаутов пришел к дому Александры. У подъезда остановился, достал бумажку и уточнил адрес. Все правильно.
   Арнаутов поднялся на этаж и позвонил в квартиру. Времени было половина восьмого и, по его прикидкам, Паша с девчонкой уже должны были прийти.
   За дверью Малой и Зяблик достали пистолеты с глушителями и изготовились для стрельбы.
   Арнаутов постоял перед дверью, позвонил еще несколько раз. Прислушался: внутри вроде тихо. Значит, нет никого. Может, в магазин зарулили. Может, развлекаются где-то. Звякнуть Пашке на «трубку»? И что сказать? Нет уж, лучше он подождет.
   Арнаутов спустился во двор и сел на скамейку. Сосчитал окна квартиры, посмотрел: света нет. Закурил и попытался представить, с чего начнет разговор.
   Зяблик и Малой сообщили по рации командиру, что в квартиру кто-то звонил. Когда Арнаутов устроился на скамейке и проявил интерес к окнам, командир сам вышел на связь:
   – Гостя вижу. Это не Румын. Штатский с пузырем. Нацелился ждать.
   Не успел он положить рацию, как из-за угла вышли Паша и Александра. Паша обнимал ее за плечо.
   – Внимание: хозяйка квартиры. С ней еще один штатский.
   Арнаутов встал со скамейки, пошел им навстречу. Они остановились. Паша сильнее прижал к себе девушку.
   – Здравствуйте, – сказал Арнаутов.
   Александра ответила. Паша же вместо приветствия предложил:
   – Бать, не будем устраивать разборки при девушке?
   – Я поговорить. Можно на лавочке. – Арнаутов посмотрел на скамейку, на которой только что сидел. – Коньяк вот принес…
   – В другой раз, ладно?
   – Паша, это невежливо, – вмешалась в мужской разговор Александра. – И даже по-свински. Николай Иванович, хотите с нами поужинать?
   – Спасибо. Может, действительно, в другой раз. – Арнаутов опустил голову, с грустью глядя на коробку, с которой пришел.
   Александра пихнула Пашу локтем и так выразительно посмотрела, что Паша тут же обратился к отцу:
   – Бать, извини. Неожиданно просто.
   – Тормоз, – прошептала Александра, подошла к Арнаутову и сама взяла его под руку.
   Командир группы, наблюдавший за этой сценой из кабины машины, взял рацию:
   – Внимание: в квартиру идут трое. Румына среди них нет. Женщину упаковать, с мужиками как получится.
   – Ну что, мальчики, проходите, раздевайтесь. Я сразу на кухню.
   Александра быстро сняла пальто и сапожки и ушла, оставив Арнаутовых в коридоре. Вдвоем им там было не развернуться, и Пашка прошел чуть вперед, тогда как Николай Иванович остался стоять ближе к входной двери.
   Женский крик ударил по ушам.
   В первый момент Арнаутовы замерли. Паша подумал: крысу она, что ли, на кухне увидела? Но крик оборвался, как будто Александре ладонью зажали рот, и вслед за ним раздался звук падающего тела.
   Паша бросился вперед – и остановился, когда из кухни, двумя руками держа пистолет с длинным глушителем, выскочил Малой.
   – Тихо, парень, тихо. Спокойно проходим в комнату, и никто не пострадает. И ты, мужик, тоже. Вы нам не нужны.
   – Паша, – спокойно сказал сзади Арнаутов, – у тебя шнурок развязался.
   Если бы Николай Иваныч крикнул «Ложись!» или «В сторону!», то Малой бы без размышлений открыл огонь и успел продырявить обоих гостей быстрее, чем они вытащили бы пистолеты. Но Арнаутов-старший сказал эту невинную фразу абсолютно обыденным голосом, как будто ничего особенного не происходило, и Малой купился. Мало того, что он не начал стрелять, так он еще и опустил взгляд, чтобы посмотреть, действительно ли развязался шнурок, и на каком, правом или левом, ботинке.
   Когда Малой понял, что со шнурками порядок и его обманули, Паша уже присел на корточки, а Николай Иваныч позади него стоял в полный рост и с пистолетом в руке.
   Выстрелы прозвучали одновременно. Пистолет Малого работал бесшумно, только гильзы ударялись об стену и падали на пол. А «макаров» Железного Дровосека в узкой кишке коридора звучал, как молот по наковальне.
   Малому приходилось стрелять в полумрак, по хоть и крупной, но теряющейся на фоне двери и стен фигуре Арнаутова-старшего, тогда как сам он стоял напротив входа на кухню и падающий из нее яркий свет делал его отличной мишенью.
   Пули из бесшумного пистолета прошли, не зацепив Арнаутова, и насквозь продырявили дверь.
   Арнаутов не промахнулся. Он попал Малому в плечо, и тот, вскрикнув от боли и дернувшись, выпалил в потолок. Второй выстрел оказался смертельным. Малой упал на спину, и умер раньше, чем его развороченный пулей затылок коснулся паркета.
   Он упал, где стоял, напротив кухонного дверного проема, и его смерть оказала шокирующее воздействие на Зяблика. Тот замер, не зная, как поступить. Выскакивать в коридор было страшно, прятаться в кухне – бессмысленно, поскольку мебели в ней было мало и она не могла служить защитой от пуль. Взять Александру в заложники и поторговаться он не додумался.
   Под курткой мертвого Малого заработала рация. Сквозь шипение эфира пробились встревоженные голоса:
   – Дикий, что там?
   – Пока не знаю, но у штатских есть ствол.
   – Понял. Сейчас подойду.
   Паша достал свой «макаров» и жестами дал знать отцу, что собирается заглянуть в кухню. Николай Иваныч отрицательно покачал головой, но в этот момент оттуда донесся звук открываемого окна, и Паша бросился вперед.
   Зяблик стоял спиной к нему на подоконнике и собирался перебраться на пожарную лестницу. А девушка лежала посреди кухни на спине, с раскинутыми руками. Вид у нее был неживой, и Паша, все-таки крикнув Зяблику «Стой!», только обрадовался, когда тот попытался присесть и развернуться, одновременно вскидывая пистолет.
   Паша выстрелил, и Зяблика снесло с подоконника. Короткий крик оборвался ударом о землю.
   Паша бросился к девушке.
   – Что с ней? – крикнул из коридора отец.
   Александра была без сознания, но жива. Видимо, ее оглушили ударом по шее, и удар был нешуточным – кожа в этом месте покраснела, обещая превратиться в жирный синяк. Хорошо, хоть шейные позвонки не сломали…
   – Жива! – в ответ крикнул Паша, пытаясь привести девушку в чувство.
   Продолжавший оставаться в коридоре Арнаутов интуитивно почувствовал, что кто-то поднимается по лестнице, и, затаив дыхание, присел перед дверью. Через дырки, пробитые пулями Малого, лестничная площадка была видна плохо, но кое-что в поле зрения все-таки попадало. Арнаутов разглядел чьи-то ноги, пистолет с глушителем – длинный, такой же, как у Малого. И еще один пистолет – обычный «макаров».
   Арнаутов отошел. Прикинул, где на площадке расположились противники. Один прямо напротив двери, второй – ближе к лестнице.
   Ну, что же…
   Он начал стрелять прямо через дверь.
   Израсходовав остававшиеся шесть патронов, пистолет встал на затворную задержку. Запасного магазина у Арнаутова не было, он всегда считал, что восьми патронов достаточно для любой ситуации. Сейчас бы запасной не помешал.
   Но заминка в стрельбе длилась секунду. Выскочивший из кухни Паша сразу все понял и поддержал отца, высадив по двери свой боезапас.
   За дверью что-то упало.
   Не что-то – кто-то…
   Когда Арнаутовы вышли на лестницу, перед ними лежали два трупа. Дикий был изрешечен весь, командиру группы хватило одного попадания, точно в лоб. Рядом с телами валялось оружие, которым они не успели воспользоваться.
   Переведя дыхание, Паша спросил:
   – И кто это был, как ты думаешь?
   – Понятия не имею. У подруги спроси, у своей. Она наверняка знает.
   – Роман Георгиевич предупреждал, что на нее могут напасть.
   – Что? И здесь Шилов?!

***

   Новых сообщений от диспетчера Полковник ждал долго. Наконец телефон зазвонил, и майор Гасилов бесстрастным голосом поставил командира в известность:
   – Второй и третий самолеты не смогли уйти по расписанию. У второго – нелетная погода в аэропорте прибытия. Запасные аэропорты тоже не принимают.
   Это означало, что та из боевых групп, которой была поручена ликвидация Кальяна, проверила все возможные адреса его нахождения, но не смогла отыскать. Вероятно, лег на дно перед операцией с героином.
   – Пусть сохраняют готовность к вылету. Если погода изменится – сразу действуйте. Что с третьим самолетом?
   – Форс-мажорные обстоятельства. Экипаж заболел, требуется замена.
   Полковник мысленно выругался. Этот чертов Румын опять их обскакал, хотя для его ликвидации была направлена лучшая группа из тех, которые имелись в наличии.
   – Мне нужны подробности. И готовьте замену.
   – Есть.
   Как только Полковник положил мобильник, подал голос городской аппарат:
   – Завьялов Степан Дмитриевич?
   – Да.
   – Вы не могли бы подъехать в Третью больницу? Ваш сын…
   – Что?!
   – Мы сделали все возможное, но спасти не смогли, – говорил врач, снимая простыню, которой было накрыто лежащее на больничной каталке тело сына Полковника.
   – Как это случилось?
   – Перестрелка на улице. Убили какого-то милицейского генерала. Мальчик случайно попал под огонь…

28

   Роман дождался в больнице, когда Скрябина и Сапожникова прооперируют, и только после этого – времени было уже часов восемь – приехал в отдел.
   Несмотря на то что «сделали» Румына, настроение было довольно поганым. Четверо лежат в больницах, Джексон неизвестно где. А если еще посчитать Соловьева…
   Хороший он командир!
   Шилов несколько раз набирал номер Джексона. Его трубка была включена и находилась в зоне действия, но Джексон не отвечал. И что это значит? Готовится крупное дело, и Кальян заставил всех перейти на режим молчания? Или…
   Шилов гнал от себя мысли, что с Джексоном случилось самое худшее.
   Кстати, оказалось, что дважды звонила Юля. А он и не слышал. Первый раз это было ни раньше ни позже, а именно во время перестрелки с Румыном. Второй – когда ехали в «скорой». Что она хотела сказать? Шилов не стал перезванивать. Не до нее сейчас. Позже. Потом.
   Войдя в кабинет, Роман выпил кофе и в очередной раз набрал номер Джексона. То же самое…
   Что означало его оборванное сообщение «Груз встречаю вечер.»? Груз встречаю вечером? Или груз встречаю, вечером сообщу? Или еще что-то? С грамматикой у Джексона всегда было неважно, да и SMS-сообщениями он редко пользовался.
   Роман позвонил в дежурку ГАИ. Повезло, трубку снял знакомый майор:
   – Привет! Шилов, начальник «убойного»… Узнал? Помощь нужна! У моего друга «Лексус» дернули. Не поможешь найти? У него «Навигатор» стоит. Да… Номер машины… Ага… Где? Угол Садовой и Кленовой? Где это? Поселок Тярлево Пушкинского района? Вот видишь, уже в отстойник загнали… Да нет, какой наряд, заявы же еще нет. Сами пока поработаем. Ну все, с меня литр. Хорошо, ящик! Спокойного дежурства!
   После этого Роман по прямому телефону соединился с дежуркой главка:
   – Дмитрич? Хочу наряд ОМОНа заказать. Что значит «не могу», ты дежурный или кто? С чьего разрешения? Так Громов же отстранен! Кто вместо него? Ни хрена себе! Он здесь?
   Шилов положил трубку.
   Быстро люди растут! Что ж, посмотрим, как себя поведет временно исполняющий обязанности начальника УУР…
   В кабинете Громова сидел Глотов. Подполковник (и когда успел получить?), бывший начальник УБНОНа, бывшая «крыша» наркобарыги Пистона, у которого затаривалась подруга покойного Чибиса. Впрочем, почему бывшая крыша? Разве только если Пистона убили. А иначе ни он не перестал торговать, ни Глотов его крышевать.
   Откинувшись на спинку, Глотов покачивался в кожаном кресле и курил, пуская дым в потолок. Модель танка «Т-72», когда-то подаренная Громову на одном оборонном заводе, главного инженера которого зарезали уличные грабители, была передвинута с обычного места на краю стола в середину, прямо напротив Глотова. Видимо, до прихода Шилова Глотов ее рассматривал, решая, оставить, или удалить из кабинета, который он уже считал своим.
   – Привет, Шилов, – сказал новый начальник. – Пути господни неисповедимы, правда?
   – Это уж точно. Поздравляю.
   – Спасибо.
   – Быстро тебя назначили.
   – Земля круглая. Благодарных людей много. Ты меня только поздравить зашел, или проблемы какие-то?
   – Операцию провожу, ОМОН нужен.
   – А-а-а, вот в чем дело… – Глотов качнулся в кресле, пустил дым в потолок. – Неси план, дело. Почитаю, приму решение.
   Можно было не уточнять, как долго он намерен читать и какое решение будет им принято. Не то чтобы Глотов собирался специально напакостить Шилову – нет, он просто привыкал к власти и ставил новых подчиненных на место.
   – Понял. Разрешите идти?
   Глотов не заметил иронии, махнул рукой с дымящейся сигаретой:
   – Идите.
   У двери Шилов обернулся:
   – А земля и вправду круглая.
   Глотов пожал плечами.
   Но когда Шилов ушел, он недолго оставался спокойным.
   Тревожно зазвенел аппарат прямой связи с дежурным. Глотов не торопился брать трубку: руководителю не к лицу спешка. Один звонок, третий, пятый.
   Он ответил:
   – Глотов слушает. Что-о-о-о?! Как убили генерала Бажанова? Где? Почему только сейчас доложили, мать вашу?! Только сейчас опознали? Чем вы там занимаетесь! При чем здесь такси? Так… – Глотов посмотрел на закрытую дверь кабинета. – Найдите мне Шилова. Быстро!

***

   Джексон зашел умыться. В доме была и ванная, и горячая вода. Плохо только, что дверь санузла изнутри не запиралась. Прислушавшись к доносящимся звукам – в коридоре Кальян разговаривал по телефону, а его бойцы в комнате резались в карты, – Джексон включил воду и достал из кармана брелок. Теперь можно было не опасаться, что ошибешься и нажмешь не ту кнопку. Он придавил пластмассовый кругляшок пальцем и несколько секунд подержал. Очень хотелось надеяться, что устройство работает.
   Выключив воду, Джексон ушел в отведенную им с Лютым комнату. Лютый лежал на топчане и вроде бы спал. Джексон пристроился с другого края, накрылся пледом.
   А Кальян продолжал разговаривать по телефону.
   – Да… Да… Все по плану. Только не проспите, бойцы невидимого фронта!
   В кабинете Большого дома на Литейном, 4, Саблин докладывал генералу Крюкову:
   – Он говорит, все по плану.
   Крюков выдержал паузу и сурово кивнул:
   – Берите «Град» и выдвигайтесь. Теперь все в ваших руках.
   – Понял.
   – Надеюсь на вас, Антон Сергеевич. Удачи!
   Когда Саблин вышел, генерал посмотрел на портрет Дзержинского на стене:
   – И не говори ничего под руку!
   Железный Феликс, конечно, не отвечал. Но взгляд у него был недовольный.
   У себя дома, закончив письмо, Полковник посмотрел на фотографию сына, стоявшую в рамке на столе.
   Как же так?
   А вот так. Этим и должно было кончиться. Закономерный итог всей его жизни.
   Полковник это понимал. И об этом написал в прощальном письме. Он старался быть лаконичным и ограничиваться только фактами. Про Координатора, про приказы, про ликвидации.
   Хотелось надеяться, что его исповедь не пропадет даром. Расследованием займется комиссия; и пусть в ней и не окажется честных и непредвзятых людей (их в комиссии не назначают), но попадутся такие, которые заинтересованы свалить Координатора и тех, кто командует им. Если они возьмутся как следует, то сумеют все раскрутить.
   Полковник положил письмо в конверт и позвал майора, который ждал на кухне.
   – Вопросы по встрече груза есть?
   – Никак нет, товарищ полковник.
   – Берите людей и езжайте.
   – Степан Дмитриевич, это была трагическая случайность… – Гасилов не уставал повторять это всю дорогу от больницы до дома Полковника.
   – Калининградская операция…
   Гасилов не понял:
   – Что?
   – Там то же самое получилось. Выполняйте приказ. Об исполнении доложите в Москву по известному вам каналу.
   Гасилов замялся, как будто хотел еще что-то сказать, но ушел, так и не сказав ничего.
   Глядя на фотографию сына – она была сделана летом, сразу после вступительных экзаменов, и сын улыбался, не подозревая, что жить ему осталось меньше ста дней, – Полковник дождался, когда за майором захлопнется входная дверь. Потом достал из ящика стола пистолет.
   Это был девятимиллиметровый «кольт коммандер» с глушителем, который Полковник привез из Афгана и из которого один моджахед пытался продырявить Полковнику голову. В тот раз Полковник оказался сильнее…
   Полковник приставил ствол к виску, глубоко вдохнул и, продолжая глядеть на фотографию сына, нажал спуск.
   Услышав звук упавшего тела, из коридора заглянул Гасилов – почувствовав при последнем разговоре неладное, он имитировал свой уход и остался дождаться развязки.
   Убедившись, что Полковник мертв, Гасилов отыскал прощальное письмо. Прочитал. Что ж, чего-то подобного он и ждал…
   С такой бумагой выходить на улицу опасно. Мало ли, что может случиться и к кому она попадет.
   Гасилов сжег письмо в туалете, и пепел спустил в унитаз.

***

   Джексону удалось задремать.
   Когда он проснулся, Лютый уже тоже не спал. Лежал и молча смотрел на него.
   – Пойду, покурю, – Джексон поднялся.
   В большой комнате три бойца продолжали все так же резаться в карты. Кто-то крупно выигрывал: перед ним лежала кипа мятых банкнот. Кальяна не было видно.
   Джексон встал у крыльца, закурил. Ночь была теплой, тихой. Все небо усыпано звездами.
   Не прошло полминуты, как вышел Лютый. С независимым видом встал рядом, щелкнул своей зажигалкой.
   Постояли, покурили, искоса поглядывая друг на друга. Джексон спросил:
   – Как же ты, Гриша, скурвился?
   – Да так получилось. А ты?
   Джексон усмехнулся:
   – Так же примерно.
   Больше говорить было не о чем, и пока не появился Кальян, они стояли молча.
   Кальян вышел из дома, потягиваясь и широко улыбаясь:
   – Ну что, орлы, по коням? Покажем, на что мы способны?
   Поехали в микроавтобусе, который, оказывается, все это время ждал своего часа в сарае около дома. За руль сел один из безымянных бойцов. Кальян расстегнул большую спортивную сумку и раздал пистолеты. Оружие было разное, как иностранное, так и отечественное. Джексону достался «ТТ». Может быть, тот же самый, из которого он валил Спеца. Джексон проверил патроны, передернул затвор. Сунул пистолет за ремень. Подумал: если бы его собирались сразу убить, то пистолет бы не дали. Уже хорошо.
   – Чем меньше шума, тем лучше, – напомнил Кальян, убирая под сиденье опустевшую сумку.
   – А если нашумим? – спросил Гриша. – Приедут менты. А груз тяжелый, его так быстро на машину не перекидаешь.
   – Успеем. Мои ребята сейчас на Охте небольшой бой устроят. Все менты туда стянутся. У нас время будет.
   – Мы одни будем встречать? Никто под ногами мешаться не станет?
   Кальян посмотрел на Джексона, который задал этот вопрос:
   – Все продумано. Встречать будут, но в другом месте. А там, куда мы едем, никого нет. В машине около Ладожского вокзала майор Гасилов ждал результатов разведки.
   Доложил один из взводных, высокий сухопарый капитан, на котором любая гражданская одежда всегда смотрелась, как с чужого плеча:
   – По всему периметру спецназ. Похоже, ФСБ – их прикид. Снимаемся?
   – Будем встречать груз, как приказано.
   Капитан подумал, что ослышался: