— Значит, так... До Дол-Гулдура, как я понимаю, осталось всего ничего, дюжина миль. Сейчас подходим к дороге; дальше вы остаетесь, а я иду в крепость. Один. Если через три дня не вернусь — значит, все: поворачивайте оглобли, меня нет в живых. К крепости не приближаться ни при каких обстоятельствах. Ни при каких — ясно?
   — Да вы что, сударь, спятили? — вскинулся орокуэн.
   — Сержант Цэрлэг, — он и не подозревал за собою способности к таким обертонам, — вам ясен приказ?
   — Так точно... — Тот замялся, но лишь на секунду. — Так точно, господин военлекарь второго ранга!
   — Вот и славно. А мне надо выспаться и хорошенько продумать, что говорить этим самым ребятам в ненадеванных сапогах — если крепость в их руках. Кто я таков, где провел эти месяцы, как добирался сюда и все такое... Откуда, кстати, у меня на ногах ичиги — тут мелочей не бывает.


ГЛАВА 57


   Кумай переложил рули, и планер недвижимо замер в вышине, привычно и уверенно опершись раскинутыми крыльями на пустоту. Дол-Гулдур отсюда открывался как на ладони — со всеми его декоративными бастионами и равелинами, центральным донжоном, занятым теперь под мастерские, и ниточкой подъездной дороги, петляющей меж вересковых холмов. Он еще раз окинул взором окрестности и довольно ухмыльнулся: спрятать их «Оружейный монастырь» здесь, у черта на куличках, под самым носом у лориенских эльфов, — затея, великолепная в своем нахальстве. Правда, многие из коллег, собранных под крышею чародейной цитадели, ощущали себя не в своей тарелке (у одних беспрерывные ночные кошмары, а у иных — и открывшиеся вдруг малопонятные хвори), но тролли — народ толстокожий и флегматичный, не верящий ни в сон, ни в чох, так что инженер чувствовал себя здесь превосходно и погрузился в работу так, что даже маковка наружу не торчала.
   Хотя формально старшим над ними числился Джагеддин — прославленный химик, оптик и электромеханик из Барад-Дурского университета, — реально командовал «на объекте» комендант Гризли, чем-то и вправду напоминающий огромного серого медведя из лесистых нагорий Северо-Восхода; ни настоящего его имени, ни должности, которую он занимал в разведслужбе, никто из них не знал. Кумай не мог даже сообразить, кто тот по крови; может, из тех, северных, троллей, что жили когда-то в Мглистых горах, а потом постепенно растворились среди дунгар и ангмарцев?
   С комендантом Кумай спознался немедленно по прибытии в крепость (люди суперинтенданта переправили его сюда по эстафете вдоль Дол-Гулдурского тракта — у них тут оказалась налажена настоящая ямская служба, обозы ходили едва ли не через день); Гризли устроил ему многочасовой допрос, с маниакальной обстоятельностью перешерстив всю Кумаеву жизнь, разве что не поинтересовался сексуальными вкусами его первой подружки. Детство, учеба, военная служба; имена и даты, технические характеристики летательных аппаратов и привычки его университетских собутыльников, словесные портреты горных мастеров с отцовского рудника и последовательность тостов в троллийском застолье... «Вы утверждаете, что третьего мая 3014 года, в день вашего первого полета, было пасмурно; вы твердо в этом уверены?.. А как зовут бармена в кабачке „Эчигидель“, что напротив университета? Ах да, верно, „Эчигидель“ будет чуть дальше по бульвару... Инженер первого ранга Шаграт из вашего полка — высокий, сутулый, хромает на правую ногу? Ах, квадратненький и не хромает вовсе...». Дураку ясно — проверка на вшивость, но к чему такие сложности? Когда же Кумай упомянул по ходу дела какую-то деталь своего миндоллуинского побега, Гризли укоризненно поморщился:
   — Разве вас не проинструктировали, что эта тема под запретом?
   — Но... — растерялся инженер, — я, право же, не думал, что этот запрет распространяется и на вас тоже...
   — Вас предупреждали о каких-то исключениях из правила?
   — Никак нет... Виноват.
   — Привыкайте... Ладно, проверку вы прошли успешно. Угощайтесь. — С этими словами комендант придвинул Кумаю пузатый чайник с обколотым носиком и неводомо как попавшую сюда кхандскую пиалу из тончайшего кремового фарфора, а сам погрузился в изучение составленного механиком списка — что тому потребно для работы (бамбук, бальсовое дерево, умбарская парусина... уйма всего, да потом наверняка и еще что-нибудь всплывет). — Кстати, ваши прежние сотрудники, такие как мастер Мхамсурэн... будь они здесь, это заметно помогло бы делу?
   — Ну еще бы!.. Только разве это возможно?
   — Для нашей службы нет ничего невозможного. Нужно только припомнить об этих людях все — приметы, дружеские и родственные связи, привычки... Нам пригодится любая мелочь, так что напрягите-ка память.
   А по прошествии еще получаса комендант слегка прихлопнул ладонью стопку исписанных листов, лаконично подытожив:
   — Если они живы — найдем, — и Кумай отчего-то сразу почувствовал: эти — найдут.
   — Переодевайтесь, господин инженер второго ранга. — Гризли указал взглядом на комплект новенькой мордорской униформы без знаков различия (так тут были обмундированы все — и конструктора Джагеддина, и обслуга, и безмолвные охранники из разведслужбы). — Пойдемте, покажу вам наше хозяйство...
   Хозяйство оказалось обширным и разнообразным. Кумая, например, дожидался великолепный планер невиданной им ранее конструкции: прямые и узкие, как эльфийский клинок, крылья почти двадцатиярдового размаха держались, казалось, вообще ни на чем — какой-то невероятный материал, легче бальсы и прочнее каменной лиственницы: под стать планеру была и «мягкая» катапульта для его запуска — ну нет таких материалов в природе, хоть башку рубите! Тут только механик сообразил, что имеет дело с легендарным «Драконом» назгулов, дальность полета которого определяется единственным обстоятельством — сколько времени выдержит без посадки пилот в своей гондоле. Впрочем, пилотирование «Дракона» Кумай освоил с легкостью: известное дело — чем совершеннее техника, тем проще она в обращении.
   Одновременно с Кумаем в Дол-Гулдуре объявились четверо изенгардских инженеров «пробойного огня»: так величали порошкообразную зажигательную смесь вроде той, что издавна использовалась в Мордоре для праздничных фейерверков. Изенгардцев привел сюда Росомаха — невысокий жилистый парень с чуть кривоватыми ногами, похожий на дунгарского горца; он теперь замещал Гризли, когда тому случалось отлучиться из крепости по своим секретным делам. К пробойному огню (его через небольшое время стали называть просто — порошок) мордорские мастера отнеслись поначалу весьма скептически: начиненные им каплевидные керамические сосуды с короткими крылышками летели действительно далеко, почти на две мили, но вот прицельность, мягко говоря, оставляла желать лучшего — плюс-минус двести ярдов. К тому же как-то раз «летающая капля» разорвалась прямо в направляющем желобе, убив случившегося поблизости рабочего; узнав же от изенгардцев, что такие истории случаются — «ну, не скажешь, чтоб регулярно, но быва-ат, быва-ат», — мордорцы лишь переглянулись: «Слышь, ребята? Ну-ка его на хрен, этот пробойный огонь, — с ним своих спалишь скорей, чем чужих...»
   Однако не прошло и трех дней после той аварии, как катапультисты пригласили Гризли на пробные стрельбы — похвастаться новым типом снаряда. Со стандартной трехсотъярдовой дистанции они первым же выстрелом превратили в решето группу из восьми мишеней; а всего и дела-то было — полый керамический шар, набитый порошком с рубленными гвоздями и снабженный огнепроводным шнуром для зажигательных нафтовых кувшинов. Следующий шаг напрашивался сам: поместить емкость с порошком внутрь резервуара с огневым желе, что получается при растворении мыла в светлой фракции нафты — так, чтобы при взрыве липкие прожигающие хлопья разлетались во все стороны... Гризли оглядел тогда тридцатиярдовое пятно выжженной до минерального слоя почвы и изумленно обернулся к Джагеддину: «И это все натворил один-единственный кувшин? Ну, ребята, поздравляю: наконец-то вы придумали нечто стоящее!»
   Вот тогда-то Кумаю и пришло в голову, что такие снаряды — хоть зажигательные, хоть осколочные — можно не только выстреливать из катапульт, но и сбрасывать с планеров. «Бессмысленно, — возразили ему. — Ну сколько вылетов ты успеешь совершить за время сражения? Два? Три? Овчинка не стоит выделки». «Если сбрасывать снаряд просто на вражеское войско — конечно, нет. А вот если накрыть лично милорда Арагорна с милордом Митрандиром — очень даже стоит». «Думаешь, попадешь?» «Почему ж нет? Попасть-то надо не в отдельного человека, а в тридцатиярдовый круг...» «Слушай, как-то это... неблагородно...» «Чего-чего?!!» «Да нет, это я так... Той прежней, рыцарской войне с ее „Вы готовы, прекрасный сэр?“ так и так конец... Единый свидетель — не мы это затеяли».
   Да, благородной войне, похоже, и вправду наставал конец... Мордорские конструкторы, например, изрядно продвинулись в совершенствовании арбалетов — оружия, которое в Средиземье всегда было под негласным запретом. («Как ты полагаешь, почему благородные рыцари так ненавидят арбалет? Я бы сказал — в этой их ненависти просматривается что-то личное, нет?..» «Как же, слыхивали: дистанционное оружие — оружие трусов». «Э, нет — тут сложнее. Против луков — заметь! — никто особо не возражает. Фокус в том, что у лучшего лука усилие на тетиве — сто фунтов, а у арбалета — тысяча». «Ну и что с того?» «А то, что лучник может свалить латника, лишь попав тому в щель забрала, в спайку панциря и тэдэ — высокое искусство, надо учиться с трехлетнего возраста, тогда, глядишь, годам к двадцати будешь на что-то годен. Арбалетчик же стреляет по контуру — куда ни попади, все навылет: месяц подготовки — и пятнадцатилетний подмастерье, сроду не державший в руках оружия, утрет рукавом сопли, приложится с сотни ярдов, и крышка знаменитому барону N, победителю сорока двух турниров, и прочая, и прочая... Знаешь, как говорят в Умбаре: „Единый сотворил людей сильными и слабыми, а создатель арбалета их уравнял“: вот теперь эти „сильные“ и бесятся — гибнет, видите ли, высокая эстетика воинского искусства!» «Точно. А тут еще податные сословия начинают чесать репу: а нахрена, собственно, они нам вообще сдались, со всеми ихними гербами, плюмажами и прочими прибамбасами? Ежели для защиты Отечества, так, может, арбалетчики-то дешевле обойдутся?» «Экий вы, батенька, ползучий прагматик...» «Что есть, то есть. И никак мне, свинорылому, не взять в толк: отчего это вышибать человеку мозги мечом благородно, а арбалетным болтом — подло?»)
   Впрочем, и стальные арбалеты, снабженные приближающими стеклами, и «летающие капли», и даже сбрасываемые с небес огненные снаряды — все это выглядело невинными шалостями по сравнению с тем, чего потребовало от них на днях — устами Гризли — невидимое руководство. В Мглистых горах издавна известны несколько ущелий, где из скальных трещин сочится туман, бесследно тающий затем в неподвижном воздухе. Те немногие, кто сумел унести оттуда ноги, рассказывают, что стоит вдохнуть этот самый воздух, как во рту появляется мерзкий сладковатый привкус и лавиной наваливается неодолимая сонливость; ну а чем заканчиваются подобные сны, видно по накопившимся там россыпям звериных скелетов. Так вот, следует придумать способ напускать такой туман на врага...
   Кумай был человек дисциплинированный («надо — значит надо»), однако от этой затеи руководства — отравить воздух — его замутило: надо ж было до такого додуматься — «оружие Возмездия»... Хвала Единому — он механик, а не химик, так что лично иметь касательство к этим работам ему не придется.
   ...Он сбросил с высоты ста футов пару булыжников (вес подобран как у разрывных снарядов; легли отлично, впритирку с мишенями), а затем посадил планер прямо на тракт милях в полутора от Дол-Гулдура, там, где дорога, рассекшая белым песчаным шрамом болезненный румянец отцветающей вересковой пустоши, утекала в сумрачный каньон, промытый ею в темнолесской чащобе; выбрался из гондолы и присел на обочину, нетерпеливо поглядывая в сторону крепости. Сейчас подведут лошадей, и он попробует поднять «Дракон» прямо с земли, разогнав его конной упряжкой, как это делали с планерами старого образца. Ну где они там? За смертью бы их посылать...
   Поскольку Кумай глядел в основном в направлении Дол-Гулдура, человека, двигавшегося по дороге со стороны леса, он заметил, лишь когда тот приблизился ярдов на тридцать. Разглядев пришельца, тролль ошалело потряс головой: «Быть того не может!», а потом, не чуя под собою ног, ринулся навстречу и мгновение спустя сгреб того в охапку.
   — Осторожнее, черт здоровый, ребра поломаешь!..
   — Надо ж пощупать — может, ты глюк!.. Давно они тебя разыскали?..
   — Порядком. Да, сразу о главном: Соня жива и здорова, она сейчас у наших, в Пепельных горах...
   Халаддин внимал повествованию Кумая, не отрывая чуть сощуренных глаз от деловитой суеты пестрых земляных пчелок на цветах вереска. "Ну назгулы, ну мудрецы, мать ихнюю за ноги... Это ж надо было додуматься — засунуть палантир в эдакое осиное гнездышко... Счастье еще, что я не сунулся к этим профессионалам из разведслужбы со своею доморощенной легендой: раскололи бы в два счета, и привет горячий. А выложить Гризли с Росомахой все как есть — так это полный атас. Заявляется в ихний сверхзасекреченный «Оружейный монастырь» некий военлекарь второго ранга: «Я, парни, к вам на минуточку — заберу из тайника палантир, и обратно в Итилиен, к принцу Фарамиру. Действую по приказу Ордена назгулов — только вот отдавший мне этот приказ тут же на месте и умер, так что подтвердить сей факт некому... В доказательство могу предъявить кольцо назгула — лишенное, правда, всех магических свойств. Картина маслом... Меня ведь, пожалуй, сочтут даже не шпионом, а просто психом. В замок, может, и пустят (спецы по ядам на дороге не валяются), но обратно-то точно не выпустят; я бы, во всяком случае, не выпустил... Стоп-стоп-стоп!..»
   — Эй, Халик, очнись! Ты в порядке?
   — Все путем, извини. Просто пришла в голову одна идея. Я, видишь ли, выполняю тут спецзадание, никак не связанное с вашим «Оружейным монастырем»... Слыхал про такие колечки?
   Кумай подкинул кольцо на ладони и уважительно присвистнул.
   — Иноцерамий?
   — Он самый.
   — Уж не хочешь ли ты сказать...
   — Хочу. Инженер второго ранга Кумай!
   — Я!
   — Именем Ордена назгулов... Готовы ли вы исполнить то, что я прикажу?
   — Так точно.
   — Учти — об этом задании не должен знать никто из твоего дол-гулдурского начальства.
   — Ты думай, чего говоришь!..
   — Кумай, дружище... Я не вправе открыть тебе суть операции, но клянусь чем угодно, Сониной жизнью клянусь: это единственное, что еще может спасти наше Средиземье. Выбирай... Если я явлюсь к Гризли, он наверняка затребует подтверждения моих полномочий; пока его начальство свяжется с моим, могут пройти не недели — месяцы, а к тому времени все будет уже кончено. Думаешь, назгулы всемогущи? Черта с два! Они, если хочешь знать, даже не упредили меня об этих дол-гулдурских играх разведслужбы — надо думать, и сами тут ни сном ни духом...
   — Это-то понятно, — проворчал Кумай. — Когда на всегдашний наш бардак накладывается еще и секретность, никаких концов вообще не сыщешь.
   — Так сделаешь?
   — Сделаю.
   — Тогда слушай и запоминай. В Большом зале замка есть камин; в задней его стенке должен быть камень ромбической формы...


ГЛАВА 58


   Итилиен, Эмин-Арнен.
   12 июля 3019 года

 
   «Нет тяжелее работы, чем ждать» — отлито в бронзе и от употребления не стирается. Втройне тяжко, если ожидание осталось единственной твоей работой: все, что можно, уже сделано, сиди теперь и жди, звякнет ли колокольчик — «Ваш выход!». Жди день за днем, в ежечасной готовности, — а он может и не звякнуть вовсе, сие уже не в твоей власти, тут распоряжаются иные Силы...
   Халаддин, вынужденно бездельничая в Эмин-Арнене после своего Дол-Гулдурского похода, поймал себя на том, что искренне завидует Тангорну, ведущему свою смертельно опасную игру в Умбаре: лучше уж поминутно рисковать жизнью, чем так вот ждать. Как же он проклинал себя за те невольные мысли, когда неделю назад осунувшийся Фарамир передал ему мифриловую кольчугу: «...А последними его словами было — „Сделано“...» Как накликал.
   Вспоминалось и их возвращение от Дол-Гулдура. На сей раз проскочить незамеченными не вышло: бойцы из разведслужбы, стерегущие от эльфов тропы Темнолесья, пошли по их следу — неотступно, как волки за подраненым оленем. Что ж, теперь он по крайней мере точно знает цену собственной жизни: сорок марок — те самые, которые он тогда не поскупился отвалить Ранкорну; если б не мастерство рейнджера, они наверняка остались бы среди темнолесских елей на поживу тамошним черным бабочкам... У берега Андуина они нарвались на засаду, и когда вокруг засвистели стрелы, поздно уже было орать: «Ребята, мы ж свои, только по другому департаменту!» Он там стрелял в своих — бил на поражение отравленными эльфийскими стрелами, — и теперь ему никогда уже от этого не отмыться...
   «А знаете, что самое печальное, дражайший доктор Халаддин?.. Ты, голубь, теперь повязан кровью и оттого безвозвратно утерял высший дар Единого: право выбора. У тебя за спиною вечно будут маячить и те полегшие в андуинских тальниках парни в мордорской форме без знаков различия, и отправленный на смерть Тангорн — так что стоит тебе отвернуть от цели, сказав: „Больше не могу“, как ты в тот же миг окажешься просто-напросто убийцей и предателем. Чтоб эти жертвы не оказались зряшными, ты обязан победить, а ради этой победы — снова и снова идти по трупам и немыслимой грязи. Замкнутый круг... А самая страшная работа тебе еще только предстоит; то, что ты проделаешь ее чужими руками — руками барона Грагера, — ничего не меняет. Как тогда изрек Тангорн: „Честный дележ: у организатора — чистые руки, у исполнителя — чистая совесть“: черта с два...»
   (Перед тем как убыть в Умбар, Тангорн устроил прогон ключевой сцены, после чего бесстрастно констатировал:
   — Никуда не годится. Ты выдаешь себя каждым взглядом, каждой интонацией; фальшь видна за версту — чтоб распознать ее, не надо быть эльфом, а они ведь куда проницательнее нас... Прости — я должен был сразу догадаться, что эта работа тебе не по плечу. Даже если они сожрут мою умбарскую наживку, ты здесь все равно не сумеешь подсечь рыбину — сорвется.
   — Сумею. Раз надо — сумею.
   — Нет. И не спорь — я бы тоже не сумел. Чтоб сыграть в такой сцене достоверно, зная при этом всю подноготную, мало иметь стальные нервы: тут надо быть даже не мерзавцем — нелюдем...
   — Благодарю вас, сэр.
   — Не за что, сэр. Может, ты со временем и сумеешь обратиться в такого нелюдя, но только времени этого нам в любом случае не отпущено. Так что я вижу единственный выход: вставить добавочную прокладку...
   — Что-что?
   — Это наш сленг. Надо ввести посредника, задействованного втемную... Тьфу... Словом, посредник должен быть уверен, что говорит правду. Причем, учитывая уровень контрагента, это должен быть классный профессионал.
   — Ты имеешь в виду барона Грагера?
   — Хм... «Соображаешь, медицина», — как говаривал твой сержант.
   — И под каким соусом мы его привлечем?
   — Под тем, что мы опасаемся, как бы в момент переговоров эльфы не взломали тебе мозги при помощи всяких магически-гипнотических штучек и не превратили обмен в грабеж... Это, между прочим, чистая правда. Да и тебе малость полегче — поделишь с бароном по-братски этот чан дерьма... Как говаривал знаментый Су-Вей-Го: «Честный дележ: у организатора — чистые руки, у исполнителя — чистая совесть».
   — А кто он был, этот Су-Вей-Го?
   — Шпион, кто ж еще...)
   ...Клюнуло, когда шел к концу восемьдесят третий день из отпущенной им сотни. Стрелы последних солнечных лучей пронизывали на излете гулкое пространство пустого в этот час Рыцарского зала и, вонзаясь в дальнюю его стену рассыпались оранжевыми бликами; блики были теплыми и живыми — они так и норовили перебраться со стены на лицо и руки изящной девушки в запыленном мужском наряде, которая облюбовала Фарамирово обеденное кресло. «А ведь ее и вправду смело можно назвать девушкой, — заметил про себя Грагер, — хотя по человеческим меркам ей следовало бы дать лет тридцать, а уж сколько ей на самом деле — представить страшно. Сказать, что она прекрасна, — значит не сказать ничего; можно, конечно, описать „Портрет прелестной незнакомки“ великого Альвенди словами полицейской розыскной ориентировки, но стоит ли?.. Интересно, этот доктор Халаддин сумел ее вычислить, как вычисляют даты лунных затмений — ювелирная работа, изюм в сахаре, — но ни малейшей радости по сему поводу не выказал, скорее наоборот; с чего бы это?»
   — От имени князя Итилиенского приветствую вас в Эмин-Арнене, миледи Эорнис. Я барон Грагер, вы, возможно, слыхали обо мне.
   — О да...
   — Эландар передал вам послание барона Тангорна? Эорнис кивнула, а затем извлекла из какого-то потайного кармашка простенькое серебряное колечко с полустертыми эльфийскими рунами и положила его на стол перед Грагером:
   — Среди колец, залитых в сургучные печати вашего пакета, было и это. Оно принадлежало моему пропавшему без вести сыну, Элоару. Вам что-то известно о его судьбе... Я верно поняла смысл вашего послания, барон?


ГЛАВА 59


   — Вы все поняли верно, миледи. Только давайте сразу расставим точки над "i": я всего лишь посредник, как и мой погибший друг. Наверное, есть способы при помощи эльфийской магии обшарить мои мозги, но только вы все равно не найдете там ничего сверх того, что я и так собираюсь вам сообщить.
   — Вы все преувеличиваете возможности эльфов...
   — Тем лучше. Так вот, ваш сын жив. Он в плену, но вернется к вам, если мы договоримся о цене.
   — О, все что угодно — драгоценности, гондолинское оружие, магические рукописи...
   — Увы, миледи: те, в чьих руках он оказался, — не южные маштанги, торгующие заложниками. Они, похоже, представляют разведслужбу Мордора.
   Она не переменилась в лице, но тонкие пальцы ее до белизны сжали подлокотники кресла.
   — Я не стану предавать свой народ ради спасения сына!
   — И вы даже не хотите узнать, какая малость от вас требуется?
   И когда по прошествии вечности, спрессованной в пару секунд, она ответила: «Хочу», Грагер, имевший за плечами десятки вербовок, безошибочно понял — игра сделана; дальше уже дело техники, эндшпиль при лишней фигуре.
   — Итак, некоторые привходящие обстоятельства. Элоар отбился от своих и заблудился в пустыне; когда его нашли, он умирал от жажды, так что мордорские партизаны для начала просто спасли ему жизнь...
   — Спасли ему жизнь? Эти чудовища?
   — Оставьте, миледи: байками про «вяленую человечину» можно стращать широкую деревенщину, а меня не стоит Я как-никак воевал с орками четыре года и знаю, что почем; эти парни всегда ценили чужое мужество, а с пленными обходились по-человечески — этого у них никак не отнимешь. Беда в ином: они раскопали, что ваш Элоар принимал личное участие в «зачистках» — это, знаете ли, такой эвфемизм для обозначения массовых убийств гражданского населения...
   — Но это же ложь!
   — К сожалению, это чистая правда, — устало вздохнул Грагер. — Так уж случилось, что моему покойному другу барону Тангорну довелось лично наблюдать работу вастакского отряда Элоара... Щадя ваши материнские чувства, я не стану сейчас описывать то, чему барон стал свидетелем.
   — Клянусь вам, это какая-то чудовищная ошибка! Мой мальчик... Постойте, вы сказали — «вастаки»?.. Наверное, он тогда просто не сумел остановить этих дикарей...
   — Миледи Эорнис, командир отвечает за действия подчиненных как за свои собственные; не знаю, как у эльфов, но у людей это так... Впрочем, я рассказал все это затем лишь, чтоб вы ясно поняли: если мы сейчас не договоримся о цене освобождения вашего сына, ему не стоит уповать на конвенцию о военнопленных. Его просто-напросто отдадут в руки тех, чьи родные попали под «зачистки»...
   — Что... — судорожно сглотнула она, — что я должна сделать?
   — Для начала я хотел бы уточнить ваше положение в лориенской иерархии.
   — А разве оно им неизвестно?..
   — Только со слов Элоара, а он — согласитесь — мог просто набивать себе цену как заложнику. Им нужно знать, насколько вы могущественны: клофоэль — ранг, а не специализация, нет? Если вы занимаетесь ерундой вроде воспитания принцев или церемониала, то иметь с вами дело они полагают бессмысленным.
   — Я — клофоэль Мира.
   — Ага... то есть в свите Владычицы вы ведаете вопросами дипломатии, разведки и — шире — эльфийской экспансии в Средиземье?
   — Можно сказать и так. Вас удовлетворяет степень моего могущества?
   — Вполне... Итак, к делу. В одном из контролируемых эльфами гондорских каторжных лагерей содержится некий мордорский военнопленный. Вы организуете ему побег и взамен получаете сына, вот и все. Мне сдается, на предмет «предательства своего народа» ваша совесть может быть спокойна.
   — А Лориен на такой обмен никогда не пойдет — ибо речь идет о члене царствующей фамилии Мордора...
   — Я не стану комментировать эти ваши домыслы, миледи Эорнис, поскольку и сам не в курсе дела. Но в одном вы правы: если о наших контактах проведает хоть одна душа в Лориене, вам не сносить головы; ну и сыну вашему, соответственно, тоже.
   — Хорошо, я согласна... Но сначала я должна убедиться, что Элоар действительно жив: кольцо можно снять и с трупа.