Страница:
Шлеп!
Чужая власть, чужой закон.
Едины мы, но я не он…
И по центру раскрытой тетради приземлился длинный полосатый хвост потянувшегося зверька. М-да, оригинальная закладка. Я глянула на ушастика, распластавшегося по столу, и мысленно отметила, что кружку без боя он все равно не отдаст, так как передние лапки по-прежнему обнимали ее, словно любимую подушку. Как до сих пор не пролилось вино, понятия не имею. Ну и пусть стоит, так даже лучше. Выпить я всегда успею, а вот протрезветь – не факт.
«Хр-р-р… чмок-чмок», – раздалось справа от меня и дополнилось мерным стуком когтей о чашку. Хвост мазнул по белым листам и снова замер на середине страницы. Чуде-э-э-э-сно! И как мне теперь читать? Омегу и альфу – конец и начало? Приподняв двумя пальцами пушистую помеху, я отодвинула ее в сторону, а сама продолжила:
Я засыпаю. Время сна…
С собой борьба, а с ним война.
Ммм… любопытно. И кто же вы, господа?
Даны мне крылья… Ну и что?
Я кем-то был, теперь никто.
Бесполый ангел, демон-псих?
А люди… Я мертвец для них.
Нет сожаленья, только грусть.
Не человек я, ну и пусть.
Закон – законам, власти – власть.
То в небо взмыть, то в пропасть пасть.
Так кто же мы теперь? Ответь!
Ты должен знать об этом, Смерть.
На соседней странице красовалась обведенная в красный овал надпись «Лилигрим», прочитав ее вслух, я пробежала взглядом по расположенным ниже строчкам.
Гм… готичненько. Еще одна страшная история из бурной жизни моего «жениха» или из его не менее бурной фантазии?
На лице у тебя «алебастровый грим».
Под глазами разводы от туши и слез.
Сердце плачет в груди. Как же так, Лилигрим?
Пол устелен ковром из рубиновых роз.
– Ви-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-их! – полоснуло по ушам, как ножом по стеклу. Подпрыгнув от неожиданности на скамье, я ударилась о край тяжелого стола, отбив себе бедро. Каменная мебель в ответ даже не качнулась.
Ты лежишь среди них в потемневшей фате,
Лепестками покрыт белоснежный…
Черт! Черт-черт-черт! Неужели снова «трава»? Судя по блаженной физиономии отлепившегося от чашки Ринго, с характерным поскуливанием ползущего к краю столешницы напролом через все продукты, – да! И кто развлекается? Смерть? Но он вроде дежурит в ночь или я что-то напутала? Вытянув руку, поймала зверька за шкирку, но его тощее под меховой шубкой тело ускользнуло от меня, оставив в пальцах клок серой шерсти. Н-да…
Следующим объектом моей охоты стал полосатый хвост, выставленный трубой.
– А ну стоять… лунатик ушастый!
Ринго продолжал ползти, усердно перебирая лапами по столу, но благодаря моим усилиям с места не двигался. В комнате стоял жуткий скрежет от царапающих по каменной поверхности когтей. Эдак он их до основания сточит. И что делать? Вопрос решился мгновенно. Пленник завопил, я снова подпрыгнула, руки ослабили хватку – и хвост выскользнул из них вместе с хозяином. Мохнатый шар, вырвавшись на свободу, приобрел нехилое ускорение, и, словно резиновый мяч, шмякнулся на пол. Крякнул, фыркнул, тряхнул ушами, а затем победной походкой потрусил к выходу.
Ну-ну, вперед и с песней. Добрый Дедушка Мороз запер ее на ключ. А я-то, глупая, и забыла. Зря самоотверженно билась об стол, желая удержать полусонного «наркомана» от очередной травяной «дозы».
Расслабившись, снова сунула нос в тетрадь, желая узнать, что за птица эта бледнолицая дама в розах и слезах? Начало меня заинтриговало, и очень. Было в нем какое-то завуалированное сообщение. Разгадать его сразу я не смогла, но неприятный холодок, проползший по спине, ощутила. Глаза быстро нашли нужную строчку, и губы едва заметно шевельнулись, прошептав:
Бум! Бум-бум-бум! – Глухие удары, доносившиеся от двери, отвлекли мое внимание. Взглянув на источник шума, я села, подперла щеку рукой и задумалась… о жизни такой непростой. Особенно для ушастых любителей «растительности».
Лепестками покрыт белоснежный наряд.
Бум! Со всего размаха врезавшись головой в дверь, Ринго отошел, потряс пострадавшей частью тела и снова ринулся на таран. Бум, бум!
Такими темпами эта умная зверушка заработает себе сотрясение мозга и станет… неумной зверушкой. Хотя сейчас я в умственных способностях малыша сильно сомневалась.
Бум-бум-бум! Проснувшийся (явно не до конца, раз продолжал!) «обморок» постучался лбом и радостно заскреб когтями по двери.
Мелькнули тонкие нити потревоженной печати. Твою ж мать! Арацельс сказал, что ее возможно открыть лишь с той стороны, с которой активировали. Но он не упоминал, что сделать это могу не только я.
Мимоходом взглянув на белую точку символа Карнаэла, принялась торопливо выбираться из-за стола. Спешка скорости не прибавила, чего нельзя было сказать о Ринго. Видимо, с пробуждением сознание все-таки посетило его дурную башку, потому что он оставил попытки проломить ею дорогу к «светлому будущему», а вместо этого принялся шустро карабкаться по косяку к замочной скважине.
Когда добежала, мелкий взломщик успел не только открыть дверь, но и выскользнуть в коридор. Не когти, а набор отмычек! А еще этот вредитель разорвал своей выходкой магическую печать. И как, интересно, такая хрупкая штуковина должна была защищать меня ночью?
Белое пятно на запястье уменьшилось до пары миллиметров. Скоро я прочувствую всю прелесть своего положения – в гордом одиночестве, с открытой дверью (ключ мне Хранитель, естественно, не оставил) и без печати. Восхитительно! Я влипла? Да-а-а-а!!! Или… нет? Голова соображала на пределе своих возможностей. Что там говорил Арацельс про печать? Именно. Вдох-выдох, я спокойна, собранна и… снова спокойна. Плевать на дверь. Надо просто сосредоточиться и повторно активировать печать. Без присмотра блондина… ну и что? Я же умею это делать, значит, все получится.
Подойдя к выходу, решительно распахнула полуприкрытую дверь и принялась чертить дрожащими пальцами левой руки (той, на которой был знак) семиугольную фигуру между косяками. Если Ринго охота шляться по коридорам в это время условных суток – пусть. А меня достаточно настращали, чтобы я сидела и не высовывалась до утра. Хорошо наслаждаться экскурсией, когда рядом есть тот, кто о тебе заботится. А на самостоятельные вылазки в мрачные коридоры Карнаэла я не подписывалась.
Линия, перпендикуляр… главное не перепутать. Окружность и еще одна, словно рисуешь в воздухе бублик. А потом…
– Ви-и-и-и-и-и-и ви-и-и-и-и-и-и и-и-и-и-и-и-и…
Рука дрогнула, сбившись. Зарождавшийся узор полупрозрачной паутинки рассыпался, не успев окрепнуть. Дьявол! Да что его там… режут, что ли? Выругавшись, начала чертить невидимые линии заново. А на душе стало совсем паршиво. Так паршиво, что, сделав пару движений, я плюнула и снова выругалась, поминая нехорошими словами ушастую тварь, ее хозяина и одного грустно-печального «теленка», которому завтра с удовольствием переломаю все рога. И пусть у него их нет, все равно переломаю… хоть что-нибудь… если доживу. Зря я не уточнила, почему Эсса седая и со шрамами? Есть почва для размышлений, ага. Как раз самое время задуматься.
– И-и-и… – словно захлебывающийся рыданиями детеныш, всхлипнул Ринго где-то в глубине коридора. – И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и… – Донесся его жалобный голос, заставив мое сердце болезненно сжаться.
– Нет. Не пойду туда, не пойду! Ни за что и никогда не пойду туда ночью, – высунувшись за дверь, бормотала я.
– Ви-и-и-и-и, – неслось из-за поворота в ближайший тоннель.
Застрял он там, что ли? Или «траву» не дают? У-у-у-у-у-у, гадство! Что же делать-то?
– Ринго! – крикнула я негромко, в ответ снова жалобно запищали, не делая попыток явиться на зов. – Иди сюда, малыш. Я тебе шоколадку дам, за ушком почешу, песенку спою колыбельную и вином из кружки напою. А? Ри-и-и-и-инго.
– Ви-и-и-и-и-и-и-и-и, – грустно откликнулся из-за поворота мой непутевый собеседник.
– Ну и как хочешь! – разозлилась я и вновь обратилась к печати.
Ночь еще не наступила, но минут через двадцать – тридцать будет тут как тут. А в этом чудном местечке и днем все не слава богу.
Я чертила врезавшиеся в память символы, сбежавший ушастик молчал. Подозрительно долго молчал. Нервы мои натягивались с той же скоростью, что и нити магической «паутины». Последняя по идее не должна была лопнуть, а что делать с первыми? И когда я только успела так привязаться к большеглазому паразиту, из-за которого теперь под угрозой моя безопасность? Да и его тоже.
– Ринго?! – не выдержав, крикнула в пустоту коридора.
Тишина.
– Ри-и-инго?!
Ноль эмоций.
Я. Туда. Не. Пойду.
Или пойду?
Ну да. И будет все как в западных ужастиках. У вас темно, безлюдно, страшно и раздается холодящий душу вой… Значит, мы идем к вам!
Ага, ща-з-з-з-з-з. Не пойду! Я же не дура.
Рука моя принялась по памяти дорисовывать печать и успела воспроизвести целых три фигуры, когда раздался тот самый холодящий душу вой… тьфу ты, писк! Такой жалобный и протяжный, что у меня похолодели не только руки, но и вышеупомянутая душа. И какая скотина издевается над бедным животным?
Еще ведь не почернел до конца символ на запястье, значит… можно рискнуть.
К столу я шла быстро, а ругалась тихо, но изобретательно. Схватив подаренный Арацельсом нож, выскочила за дверь, в очередной раз убедившись, что до ночи еще есть время.
– Ринго? – На мой негромкий голос ответили очередным жалобным писком из-за угла. – Я иду, малыш. Иду… Иду, тварька длинноухая… их-то я тебе и откручу, когда поймаю.
Освещенный факелами коридор был пуст, как и положено каменному тоннелю. Я старалась ступать осторожно, чтобы не стучать каблуками. Черт знает, кто там за поворотом. Не ночь, ну и что? Зверек же не возвращается. В голове теснились мрачные мысли, общий смысл которых сводился примерно к следующему:
«Я дура? Да, я дура… причем полная! А когда достану этого мелкого гаденыша и вернусь в каэру, стану к тому же дурой с садистскими наклонностями. Надеюсь, его беловолосое величество меня потом не сделает ко всему прочему еще и мертвой… дурой. Хотя… как там говорил у Булгакова товарищ Шариков? «В очередь, сукины дети! В очередь!»
Глава 9
Мэл переступила порог незапертой каэры и тихо выругалась, поминая самыми разнообразными эпитетами несчастных демонов. Ох и икается же этим существам на необъятных просторах Безмирья. Да что говорить о них, когда тут у девушки эмоции через край бьют! И все по большому счету негативные.
Ну куда? Куда могла подеваться эта новенькая в такой час? А жених ее о чем думал? Как он вообще посмел привести сюда девчонку? Ведь обещал! Обещал никогда не делать этого. Обещал, когда лечил ее, Мэл, переломы после первой брачной ночи. Тогда она, напуганная и изнывающая от боли, рискнула подпустить к себе лишь его, ведь они с ним были из одного мира и одной расы. Обещал он и потом, когда старался примирить ее с мужем. Обещал, помогая ей приводить в чувства Эссу, принесенную Алексом в каэру после очередного побега. Обещал… и что же? Какова цена всем его обещаниям, раз он притащил в Карнаэл свою собственную Арэ?!
– Мужчины… – Губы брюнетки презрительно скривились. – Все они только одним местом и думают. Глупо было верить его словам. – Мэл фыркнула, прошипела себе под нос нелестные слова, касавшиеся как сильного пола в целом, так и одного конкретно взятого индивидуума, которого она считала своим лучшим другом, в частности.
Девушка легким движением отмеченной знаком руки проверила магическую печать, снова что-то прошипела и принялась рисовать в воздухе давно заученные фигуры, восстанавливая невидимый щит. Закончив, она убедилась в активности новой печати, прикрыла дверь и двинулась исследовать помещения, смежные с большой комнатой. Одно за другим… пусто! И почему это ее не удивляло?
– Ну и куда, идиотка кудрявая, тебя понесло на ночь глядя? – с досадой спросила Мэл пустоту, та, естественно, не ответила.
Каэра Арацельса хранила отпечаток недавнего присутствия новенькой, но сейчас ее в ней не было, и этот факт сильно нервировал позднюю гостью. Где искать девушку? Да и стоит ли? Ведь до пробуждения кора́гов осталось не более тридцати минут. Нет уж, если глупая Арэ жаждет отыскать массу сомнительных приключений на свою голову и другие части тела, – это ее личное дело. Рисковать собственным здоровьем ради какой-то незнакомки Мэл не собиралась. Хватит с нее хлопот и с одной полоумной. Зачем ей вторая? И все же странно… почему Арацельс не запер невесту? Или он сделал это специально? Провел один из своих экспериментов? Подонок! Мерзкий, гадкий… нет! Чушь! Не в его стиле так поступать с людьми. Он бы никогда… никогда не сделал подобного. Значит, новенькая сама виновата. Что ж… любопытство наказуемо. Пусть получит по заслугам!
Чем больше девушка думала, расхаживая взад-вперед по просторной комнате, тем злее становились ее мысли. В принципе она не питала антипатий к этой кудрявой (ну разве что чуть-чуть), просто ее отсутствие пугало, а страх очень хорошо подавлялся спасительной злостью. Подавлялся и вытеснялся, давая простор ядовитым мыслям и мрачным предположениям. Выходит, зря она пришла сюда. Поменяла шило на мыло. Оставила без присмотра одну чокнутую, чтобы явиться к другой, тоже не шибко умной, и не застать ее на месте. Отличное начало ночи! Самое время по этому поводу выпить и закусить, тем более что на столе полно продуктов. Арацельс не поскупился на угощения для своей крали… Демонова девка! Ну что он в ней нашел?
Мэл ревновала и ничего не могла с собой поделать. Умом девушка понимала, что этот мужчина не принадлежит ей. Да и супруга в плане личных взаимоотношений она любила гораздо больше. Но Первый Хранитель был для нее как брат, который уделял ей много внимания, а теперь на горизонте появилась конкурентка. Появилась и сбежала! Хм… может, оно и к лучшему?
Нет! Нет, нет и нет. Красивое лицо брюнетки исказилось от отвращения к самой себе. Что за мерзкие думы занимают ее голову? Это все от страха, от страха за жизнь новенькой. Нравится – не нравится она ей, какая разница? Лишь бы успела вернуться вовремя, дурочка несмышленая. Ну зачем, зачем она ушла?
Потерев виски, поздняя визитерша подошла к столу и, взяв кружку, брезгливо осмотрела ее края. Выпить хотелось, и сильно. Но чистой посуды вокруг не наблюдалось, а пользоваться чужой желания не возникало. Повертев в руках ароматный напиток, девушка вдруг резко замерла, повела носом, а затем понюхала, поднеся чашку к своему побледневшему лицу.
– О-ох… – выдохнула она, едва не уронив исследуемый предмет. Коснувшись каменной поверхности, кружка издала громкий стук, а вино жалобно хлюпнуло, выплеснув несколько капель на столешницу. – Сонный порошок. Да что же тут делается? Если новенькая это выпила, она уснет прямо в коридоре. Демонова ночь! Я собственноручно придушу тебя, Арацельс, вот только дождусь утра и придушу. Если решил усыпить невесту, то следовало лично влить ей это пойло в рот и проследить, чтобы спать она легла на твоей кровати, а не за входной дверью. Говорила же, давай приду, нет… сам, сам он позаботится, вот и позаботился. Дурак!
Теперь уже Мэл не сомневалась, что блондин не желал зла своей Арэ. Наверняка девчонка вскрыла замок шпилькой или еще каким-нибудь острым предметом. Мало ли в женской сумочке водится разной полезной «ерунды»? Хм… а была ли у нее сумка? Нет, подобного жена Пятого Хранителя не помнила. Да и важно ли это? Маникюрные ножницы, как и заколки, новоявленную Арэ все равно за пределами магической печати не спасут. Ну почему? Почему эти мужчины тащат сюда неуравновешенных идиоток, а не умных и осторожных женщин? Так хочется порой иметь понимающую подругу, пусть даже эту, кудрявую, а не играть роль сиделки для Эссы, у которой помутнение рассудка случилось через пару часов после того, как та появилась в Карнаэле. Бедный Алекс, он до сих пор пытается вытрясти из нее дурь. Да куда там? Семь побегов за год, вопреки общим усилиям местных обитателей. Как она вообще живой осталась после таких приключений? Или на сумасшедших все как на кошках заживает? На этой уж точно!
Мэл вздохнула и, обойдя стол, села на край большой скамьи. Мысли об Эссе кололись иглами проснувшейся совести и заставляли сожалеть о своем поступке. Не следовало оставлять седую одну. Да, супруга Шестого Хранителя кивала и клялась, что не выйдет сегодня за пределы каэры. И печать наложила в ее присутствии, и даже привет новенькой передала… Но как можно верить той, которая давным-давно в ссоре со своей головой?
Брюнетка снова вздохнула. За двумя зайцами погналась – вот и результат. Одна без присмотра, вторая вообще неизвестно где… чудесная ночь! И даже выпить нечего. Бросив короткий взгляд на запястье, по которому мрачно вился черный рисунок, девушка с тоскливой обреченностью прошептала:
– Тридцать условных минут. Отсчет пошел, кудрявая. Давай уж, возвращайся, что ли.
Окинув рассеянным взглядом продукты, гостья наткнулась на лежащую поодаль тетрадь. За пирамидой из шоколадных плиток с той стороны стола ее не было заметно. Красные девичьи глаза сверкнули любопытством, и, придвинувшись к неожиданной находке ближе, Мэл осторожно коснулась раскрытого разворота. Отдернув руку, она яростно зашипела, в очередной раз помянув несчастных демонов. На лице брюнетки появилась болезненная гримаса, пальцы жгло, и она поспешно начала на них дуть, не забывая при этом ругаться.
Что же за ночь такая? Еще дневное время не вышло, а нервы уже давным-давно сдали позиции, запутавшись в перекрестных сетях злости и страха. А что будет утром, когда хозяин обнаружит в своей каэре не ту кареглазую девчонку, а ее, Мэл? О-о… хорошего точно не будет. А ведь она хотела как лучше. Что там Алекс обычно говорит про благие намерения? Дорога ими в Срединный мир выложена? Или нет? Ах да-а-а-а… в преисподнюю! Впрочем, одно и то же.
Боль отступила быстро, и гостья снова принялась за тетрадь, но теперь, после красноречивого предупреждения, не рисковала ее трогать, лишь разглядывала, все больше удивляясь. Это был Заветный Дар, который Арацельс никогда ей не показывал. Да что там, она даже не предполагала, что таковой у него имеется. С его-то взглядами на вопросы женитьбы. Но он был… и был активным Заветным Даром.
Да как такое вообще возможно, если эти двое еще не прошли свадебного обряда?! Почему тетрадь «ожила» раньше времени? И главное, что из этого следует?
Ответов Мэл не знала, а любопытство требовало получить хоть какую-нибудь информацию. Поэтому лучшее, что она смогла придумать, – это почитать раскрытые страницы. Они, к счастью, не кусались и не жглись, во всяком случае до тех пор, пока их не пытались потревожить чужие руки. Пробежавшись взглядом по фрагментам стихотворений слева, девушка прочла обведенную красным надпись справа:
– «Лилигрим»… Так-так, интересно. Может, не совсем безнадежна эта ночь?
Под коротким названием располагался основной текст:
– Лицемерная стерва, а не ребенок, твоя Лилигрим!
– Сама такая! – дохнул ей в лицо порыв ледяного ветра, а колючий холод призрачной руки обжег щеку.
Мэл вздрогнула, резко подняла голову и встретилась взглядом с холодными глазами покойницы. О демоны! Как она могла забыть, что произносить имя этой мертвой твари в Карнаэле противопоказано? Какие-то секунды полупрозрачная «фея» сверлила брюнетку колючим взглядом водянисто-зеленых глаз, после чего плавно развернулась и направилась к выходу, постепенно тая на ходу.
– Где девчонка? Это твоя работа, да, Лили? – крикнула ей вслед брюнетка, лицо которой стало почти таким же белым, как у призрака.
Ответом ей был тихий смех, от которого веяло могильным холодом. Девушка невольно поежилась, впала в прострацию, затем встряхнулась, покачала головой и снова начала ругаться. Сегодня она ставила один рекорд за другим: по глупости, по открытиям, а еще… по сквернословию.
И словно в поддержку ей из коридора раздалась не менее виртуозная брань, сильно напоминавшая любимые выражения Алекса, разве что произносились они женским голосом. Сердце Мэл замерло и тут же сорвалось на бешеный ритм.
– Вернулась! – прошептала она, счастливо улыбаясь, и, торопливо выбравшись из-за массивного стола, побежала к двери. – Слава всем богам и демонам Безмирья! Успела… дурочка кудрявая.
Сказать, что я впала в ступор, значит ничего не сказать. На запястье от белого цвета остались рожки да ножки, а эта проклятая дверь… закрыта! Я что, адресом ошиблась? Да не может такого быть! Мне всегда удавалось отлично запоминать дорогу. К тому же нынешний маршрут имел длину максимум метров сто, включая один поворот. Тогда как понимать сей радостный сюрприз? Выманили из комнаты, напугали всякими глюками и отрезали путь к возвращению? У-у-у-у-у… как же хочется отвернуть одну большеухую «башню», которая сейчас этими самыми ушами и прикрывается от моих кровожадных взглядов.
Благополучно спасенный из ловушки Ринго переминался с лапы на лапу возле моих сапог и, пряча виноватый взгляд, продолжал тупо жевать свою проклятую «траву». Ну что за маниакальная тяга? Еле выколупала этого мохнатого страдальца из серой кляксы на стене, в которую он вляпался одной лапой, да так на ней и висел, покачиваясь, как маятник в часах. По обрывкам остроконечных листьев, торчавших из самого центра странного нароста, можно было сделать вывод, что таким образом кто-то очень предприимчивый закрепил приманку для зверька.
Поймав за хвост последнюю мысль, я нервно усмехнулась. Да уж, верх сообразительности! Ха-ха. Вывод сделала… Да это и пятилетний ребенок заметить мог. Как и вычислить намерения «шутника». Ринго, забравшись по неровным камням стены, как по лестнице, сунул лапу в желеобразное вещество и тут же стал его пленником. То ли оно было живое, то ли просто обладало такими необычными свойствами, но все, что в него погружалось, застревало там без возможности вырваться самостоятельно. И что же делал наш герой-травоискатель, вися и жалобно завывая на высоте метра в полтора от пола? Он аккуратно ощипывал травку, клал ее в рот и методично пережевывал, не забывая при этом истошно пищать (временами), вызывая меня на помощь. А я-то думала, что у наркоманов мозги затуманиваются. Как же! Совесть у них подыхает под грузом непреодолимого желания «дозы», во всяком случае, у этого конкретно взятого экземпляра дела обстояли именно так.
Нож Арацельса пришелся очень даже кстати: клякса, как выяснилось, боялась металла. Несколько минут она мужественно сопротивлялась: хищно кидалась на лезвие, с громким шипением шарахалась от него и снова нападала, но в конечном итоге сдалась и с оскорбленным хлюпаньем отползла подальше. Мне даже пришло в голову, что Первый Хранитель окропил балисонг святой водой, отпугивающей всякую гадость, обитающую здесь. Интерррес-с-с-сная гипотеза. А главное, от нее на сердце становилось как-то легче, когда за спиной раздавались странные вздохи и шепотки, будто стены переговаривались, а в глубине коридора мелькал изящный женский силуэт. Я даже слышала нежный, как звон хрусталя, смех, от которого холодели кончики пальцев и начинали дрожать колени. Эссы мне с ее хохотом мало. Наверняка это очередная стукнутая на голову Арэ, которая шлялась по Карнаэлу в запретный час. Дом с привидениями, не иначе.
Отвоевав Ринго у явно недовольной кляксы (мне все казалось, что она на меня прыгнет от расстройства, но, к счастью, этого не случилось), я поспешила обратно в каэру, мысленно вспоминая последовательность фигур для восстановления магической печати. И вот теперь мы вдвоем со зверьком стояли перед закрытой дверью и не могли войти в комнату, так как эта самая печать, целая и невредимая, крысилась на нас белыми вспышками и не желала пускать. Офигеть можно! Я сплю? Нет? Может, стоит вежливо постучаться, авось кто-нибудь да откроет?
Ну куда? Куда могла подеваться эта новенькая в такой час? А жених ее о чем думал? Как он вообще посмел привести сюда девчонку? Ведь обещал! Обещал никогда не делать этого. Обещал, когда лечил ее, Мэл, переломы после первой брачной ночи. Тогда она, напуганная и изнывающая от боли, рискнула подпустить к себе лишь его, ведь они с ним были из одного мира и одной расы. Обещал он и потом, когда старался примирить ее с мужем. Обещал, помогая ей приводить в чувства Эссу, принесенную Алексом в каэру после очередного побега. Обещал… и что же? Какова цена всем его обещаниям, раз он притащил в Карнаэл свою собственную Арэ?!
– Мужчины… – Губы брюнетки презрительно скривились. – Все они только одним местом и думают. Глупо было верить его словам. – Мэл фыркнула, прошипела себе под нос нелестные слова, касавшиеся как сильного пола в целом, так и одного конкретно взятого индивидуума, которого она считала своим лучшим другом, в частности.
Девушка легким движением отмеченной знаком руки проверила магическую печать, снова что-то прошипела и принялась рисовать в воздухе давно заученные фигуры, восстанавливая невидимый щит. Закончив, она убедилась в активности новой печати, прикрыла дверь и двинулась исследовать помещения, смежные с большой комнатой. Одно за другим… пусто! И почему это ее не удивляло?
– Ну и куда, идиотка кудрявая, тебя понесло на ночь глядя? – с досадой спросила Мэл пустоту, та, естественно, не ответила.
Каэра Арацельса хранила отпечаток недавнего присутствия новенькой, но сейчас ее в ней не было, и этот факт сильно нервировал позднюю гостью. Где искать девушку? Да и стоит ли? Ведь до пробуждения кора́гов осталось не более тридцати минут. Нет уж, если глупая Арэ жаждет отыскать массу сомнительных приключений на свою голову и другие части тела, – это ее личное дело. Рисковать собственным здоровьем ради какой-то незнакомки Мэл не собиралась. Хватит с нее хлопот и с одной полоумной. Зачем ей вторая? И все же странно… почему Арацельс не запер невесту? Или он сделал это специально? Провел один из своих экспериментов? Подонок! Мерзкий, гадкий… нет! Чушь! Не в его стиле так поступать с людьми. Он бы никогда… никогда не сделал подобного. Значит, новенькая сама виновата. Что ж… любопытство наказуемо. Пусть получит по заслугам!
Чем больше девушка думала, расхаживая взад-вперед по просторной комнате, тем злее становились ее мысли. В принципе она не питала антипатий к этой кудрявой (ну разве что чуть-чуть), просто ее отсутствие пугало, а страх очень хорошо подавлялся спасительной злостью. Подавлялся и вытеснялся, давая простор ядовитым мыслям и мрачным предположениям. Выходит, зря она пришла сюда. Поменяла шило на мыло. Оставила без присмотра одну чокнутую, чтобы явиться к другой, тоже не шибко умной, и не застать ее на месте. Отличное начало ночи! Самое время по этому поводу выпить и закусить, тем более что на столе полно продуктов. Арацельс не поскупился на угощения для своей крали… Демонова девка! Ну что он в ней нашел?
Мэл ревновала и ничего не могла с собой поделать. Умом девушка понимала, что этот мужчина не принадлежит ей. Да и супруга в плане личных взаимоотношений она любила гораздо больше. Но Первый Хранитель был для нее как брат, который уделял ей много внимания, а теперь на горизонте появилась конкурентка. Появилась и сбежала! Хм… может, оно и к лучшему?
Нет! Нет, нет и нет. Красивое лицо брюнетки исказилось от отвращения к самой себе. Что за мерзкие думы занимают ее голову? Это все от страха, от страха за жизнь новенькой. Нравится – не нравится она ей, какая разница? Лишь бы успела вернуться вовремя, дурочка несмышленая. Ну зачем, зачем она ушла?
Потерев виски, поздняя визитерша подошла к столу и, взяв кружку, брезгливо осмотрела ее края. Выпить хотелось, и сильно. Но чистой посуды вокруг не наблюдалось, а пользоваться чужой желания не возникало. Повертев в руках ароматный напиток, девушка вдруг резко замерла, повела носом, а затем понюхала, поднеся чашку к своему побледневшему лицу.
– О-ох… – выдохнула она, едва не уронив исследуемый предмет. Коснувшись каменной поверхности, кружка издала громкий стук, а вино жалобно хлюпнуло, выплеснув несколько капель на столешницу. – Сонный порошок. Да что же тут делается? Если новенькая это выпила, она уснет прямо в коридоре. Демонова ночь! Я собственноручно придушу тебя, Арацельс, вот только дождусь утра и придушу. Если решил усыпить невесту, то следовало лично влить ей это пойло в рот и проследить, чтобы спать она легла на твоей кровати, а не за входной дверью. Говорила же, давай приду, нет… сам, сам он позаботится, вот и позаботился. Дурак!
Теперь уже Мэл не сомневалась, что блондин не желал зла своей Арэ. Наверняка девчонка вскрыла замок шпилькой или еще каким-нибудь острым предметом. Мало ли в женской сумочке водится разной полезной «ерунды»? Хм… а была ли у нее сумка? Нет, подобного жена Пятого Хранителя не помнила. Да и важно ли это? Маникюрные ножницы, как и заколки, новоявленную Арэ все равно за пределами магической печати не спасут. Ну почему? Почему эти мужчины тащат сюда неуравновешенных идиоток, а не умных и осторожных женщин? Так хочется порой иметь понимающую подругу, пусть даже эту, кудрявую, а не играть роль сиделки для Эссы, у которой помутнение рассудка случилось через пару часов после того, как та появилась в Карнаэле. Бедный Алекс, он до сих пор пытается вытрясти из нее дурь. Да куда там? Семь побегов за год, вопреки общим усилиям местных обитателей. Как она вообще живой осталась после таких приключений? Или на сумасшедших все как на кошках заживает? На этой уж точно!
Мэл вздохнула и, обойдя стол, села на край большой скамьи. Мысли об Эссе кололись иглами проснувшейся совести и заставляли сожалеть о своем поступке. Не следовало оставлять седую одну. Да, супруга Шестого Хранителя кивала и клялась, что не выйдет сегодня за пределы каэры. И печать наложила в ее присутствии, и даже привет новенькой передала… Но как можно верить той, которая давным-давно в ссоре со своей головой?
Брюнетка снова вздохнула. За двумя зайцами погналась – вот и результат. Одна без присмотра, вторая вообще неизвестно где… чудесная ночь! И даже выпить нечего. Бросив короткий взгляд на запястье, по которому мрачно вился черный рисунок, девушка с тоскливой обреченностью прошептала:
– Тридцать условных минут. Отсчет пошел, кудрявая. Давай уж, возвращайся, что ли.
Окинув рассеянным взглядом продукты, гостья наткнулась на лежащую поодаль тетрадь. За пирамидой из шоколадных плиток с той стороны стола ее не было заметно. Красные девичьи глаза сверкнули любопытством, и, придвинувшись к неожиданной находке ближе, Мэл осторожно коснулась раскрытого разворота. Отдернув руку, она яростно зашипела, в очередной раз помянув несчастных демонов. На лице брюнетки появилась болезненная гримаса, пальцы жгло, и она поспешно начала на них дуть, не забывая при этом ругаться.
Что же за ночь такая? Еще дневное время не вышло, а нервы уже давным-давно сдали позиции, запутавшись в перекрестных сетях злости и страха. А что будет утром, когда хозяин обнаружит в своей каэре не ту кареглазую девчонку, а ее, Мэл? О-о… хорошего точно не будет. А ведь она хотела как лучше. Что там Алекс обычно говорит про благие намерения? Дорога ими в Срединный мир выложена? Или нет? Ах да-а-а-а… в преисподнюю! Впрочем, одно и то же.
Боль отступила быстро, и гостья снова принялась за тетрадь, но теперь, после красноречивого предупреждения, не рисковала ее трогать, лишь разглядывала, все больше удивляясь. Это был Заветный Дар, который Арацельс никогда ей не показывал. Да что там, она даже не предполагала, что таковой у него имеется. С его-то взглядами на вопросы женитьбы. Но он был… и был активным Заветным Даром.
Да как такое вообще возможно, если эти двое еще не прошли свадебного обряда?! Почему тетрадь «ожила» раньше времени? И главное, что из этого следует?
Ответов Мэл не знала, а любопытство требовало получить хоть какую-нибудь информацию. Поэтому лучшее, что она смогла придумать, – это почитать раскрытые страницы. Они, к счастью, не кусались и не жглись, во всяком случае до тех пор, пока их не пытались потревожить чужие руки. Пробежавшись взглядом по фрагментам стихотворений слева, девушка прочла обведенную красным надпись справа:
– «Лилигрим»… Так-так, интересно. Может, не совсем безнадежна эта ночь?
Под коротким названием располагался основной текст:
Дочитав последние строчки, Мэл скривилась. Опустив взгляд вниз страницы, наткнулась на сделанную месяцем позже приписку: «Восторженная мечтательница, бедная моя Лилигрим». А под ней, с обозначенной в скобках датой «полгода спустя», красовалась короткая, но весьма эмоциональная фраза: «Лили… Глупый и мстительный ребенок!» Девушка зло усмехнулась и мрачно добавила:
На лице у тебя «алебастровый грим».
Под глазами разводы от туши и слез.
Сердце плачет в груди. Как же так, Лилигрим?
Пол устелен ковром из рубиновых роз.
Ты лежишь среди них в потемневшей фате,
Лепестками покрыт белоснежный наряд.
Где улыбка твоя? Жизнерадостность где?
Платье порвано сверху, и ребра торчат.
Твои руки раскинуты, взор как стекло.
Смерть коснулась тебя поцелуем своим.
Столько крови из вен среди роз натекло…
Как же это случилось? Скажи, Лилигрим?
Только в мертвых устах не появится звук.
Ты ушла, не прощаясь, ушла навсегда,
Ускользнула, как птица, из дрогнувших рук.
А вчера говорила, что все ерунда.
Твое нежное тело изодрано в кровь.
Твоя брачная ночь стала пропуском в ад.
Это плата такая у нас за любовь.
Платье белое траурный сменит наряд.
Он сидит на полу в изголовье твоем,
Смерть в глазах его, холод и мертвая мгла.
Эту ночь провели вы в каэре вдвоем.
Ночь любви… Ты ее пережить не смогла?
Лилигрим, моя Лили – хрустальный бутон.
Не забыть мне твоих вдохновенных речей.
Жениха ты любила… Но стоил ли он
Крика ужаса, боли и смерти твоей?
Упокойся же с миром, Земное дитя,
Одинокое Сердце, познавшее страсть.
В Карнаэл ты явилась, смеясь и шутя,
Чтобы в каменных стенах навеки пропасть.
Лилигрим… Моя фея, мой ангел, мой сон.
Мой кошмар, моя память, отчаянья стон.
Ты считала, что тем, кто любим, повезло?
Ты ошиблась, малышка. Любовь – это зло.
В розах черное платье. И муж твой – вдовец.
Ты вчера улыбалась, идя под венец…
Как же гадко на сердце и хочется взвыть.
Никогда, Лилигрим, мне тебя не забыть.
– Лицемерная стерва, а не ребенок, твоя Лилигрим!
– Сама такая! – дохнул ей в лицо порыв ледяного ветра, а колючий холод призрачной руки обжег щеку.
Мэл вздрогнула, резко подняла голову и встретилась взглядом с холодными глазами покойницы. О демоны! Как она могла забыть, что произносить имя этой мертвой твари в Карнаэле противопоказано? Какие-то секунды полупрозрачная «фея» сверлила брюнетку колючим взглядом водянисто-зеленых глаз, после чего плавно развернулась и направилась к выходу, постепенно тая на ходу.
– Где девчонка? Это твоя работа, да, Лили? – крикнула ей вслед брюнетка, лицо которой стало почти таким же белым, как у призрака.
Ответом ей был тихий смех, от которого веяло могильным холодом. Девушка невольно поежилась, впала в прострацию, затем встряхнулась, покачала головой и снова начала ругаться. Сегодня она ставила один рекорд за другим: по глупости, по открытиям, а еще… по сквернословию.
И словно в поддержку ей из коридора раздалась не менее виртуозная брань, сильно напоминавшая любимые выражения Алекса, разве что произносились они женским голосом. Сердце Мэл замерло и тут же сорвалось на бешеный ритм.
– Вернулась! – прошептала она, счастливо улыбаясь, и, торопливо выбравшись из-за массивного стола, побежала к двери. – Слава всем богам и демонам Безмирья! Успела… дурочка кудрявая.
Сказать, что я впала в ступор, значит ничего не сказать. На запястье от белого цвета остались рожки да ножки, а эта проклятая дверь… закрыта! Я что, адресом ошиблась? Да не может такого быть! Мне всегда удавалось отлично запоминать дорогу. К тому же нынешний маршрут имел длину максимум метров сто, включая один поворот. Тогда как понимать сей радостный сюрприз? Выманили из комнаты, напугали всякими глюками и отрезали путь к возвращению? У-у-у-у-у… как же хочется отвернуть одну большеухую «башню», которая сейчас этими самыми ушами и прикрывается от моих кровожадных взглядов.
Благополучно спасенный из ловушки Ринго переминался с лапы на лапу возле моих сапог и, пряча виноватый взгляд, продолжал тупо жевать свою проклятую «траву». Ну что за маниакальная тяга? Еле выколупала этого мохнатого страдальца из серой кляксы на стене, в которую он вляпался одной лапой, да так на ней и висел, покачиваясь, как маятник в часах. По обрывкам остроконечных листьев, торчавших из самого центра странного нароста, можно было сделать вывод, что таким образом кто-то очень предприимчивый закрепил приманку для зверька.
Поймав за хвост последнюю мысль, я нервно усмехнулась. Да уж, верх сообразительности! Ха-ха. Вывод сделала… Да это и пятилетний ребенок заметить мог. Как и вычислить намерения «шутника». Ринго, забравшись по неровным камням стены, как по лестнице, сунул лапу в желеобразное вещество и тут же стал его пленником. То ли оно было живое, то ли просто обладало такими необычными свойствами, но все, что в него погружалось, застревало там без возможности вырваться самостоятельно. И что же делал наш герой-травоискатель, вися и жалобно завывая на высоте метра в полтора от пола? Он аккуратно ощипывал травку, клал ее в рот и методично пережевывал, не забывая при этом истошно пищать (временами), вызывая меня на помощь. А я-то думала, что у наркоманов мозги затуманиваются. Как же! Совесть у них подыхает под грузом непреодолимого желания «дозы», во всяком случае, у этого конкретно взятого экземпляра дела обстояли именно так.
Нож Арацельса пришелся очень даже кстати: клякса, как выяснилось, боялась металла. Несколько минут она мужественно сопротивлялась: хищно кидалась на лезвие, с громким шипением шарахалась от него и снова нападала, но в конечном итоге сдалась и с оскорбленным хлюпаньем отползла подальше. Мне даже пришло в голову, что Первый Хранитель окропил балисонг святой водой, отпугивающей всякую гадость, обитающую здесь. Интерррес-с-с-сная гипотеза. А главное, от нее на сердце становилось как-то легче, когда за спиной раздавались странные вздохи и шепотки, будто стены переговаривались, а в глубине коридора мелькал изящный женский силуэт. Я даже слышала нежный, как звон хрусталя, смех, от которого холодели кончики пальцев и начинали дрожать колени. Эссы мне с ее хохотом мало. Наверняка это очередная стукнутая на голову Арэ, которая шлялась по Карнаэлу в запретный час. Дом с привидениями, не иначе.
Отвоевав Ринго у явно недовольной кляксы (мне все казалось, что она на меня прыгнет от расстройства, но, к счастью, этого не случилось), я поспешила обратно в каэру, мысленно вспоминая последовательность фигур для восстановления магической печати. И вот теперь мы вдвоем со зверьком стояли перед закрытой дверью и не могли войти в комнату, так как эта самая печать, целая и невредимая, крысилась на нас белыми вспышками и не желала пускать. Офигеть можно! Я сплю? Нет? Может, стоит вежливо постучаться, авось кто-нибудь да откроет?