Фармер Филип Жозе
Дейра

   Филип Фармер
   Дейра
   перевод В. Ватика
   ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
   В очередной том собрания сочинений Филипа Хосе Фармера вошли роман "Дейра" и рассказы, объединенные темой религии и веры.
   История романа "Дейра" запутала, а путь его к читателю - на удивление тернист даже для книги, созданной автором столь скандальной известности. Написанная одновременно с первым вариантом "Мира Реки" в середине 50-х, "Дейра" разделила его судьбу. Из-за внезапного банкротства журнала "Startling Stories" он так и не бил напечатан и впервые попал к читателю десятью годами позже, в сильно переработанном варианте.
   Филип Фармер способен самую заезженную идею повернуть необычной стороной. Вот и в "Дейре" он пользуется этой способностью с большим успехом. Загадочные инопланетяне, похитившие в XVI веке несколько сот землян и переселившие их на планету Дейра в системе тау Кита, и не предполагали, наверное, что их жестокий эксперимент приведет к таким результатам. Лишенная запасов металла планета стала полем боя на стеклянных мечах. А две расы люди и "жеребяки", - которые должны были бы жить в мире и согласии, находятся на грани истребительной войны, разжигаемой сторонниками воинствующего христианства в его таукитянском варианте - ведь у жеребяк нет душ, а значит, и убивать их не грех.
   Автор смело соединяет жанры. Романтическая история любви Джека Кейджа и сирены Р'ли переплетается с политическими интригами районного масштаба, начинающейся войной... а затем с далекой Земли прибывает звездолет, экипаж которого готов вступить в контакт с обитателями Дейры - как с потомками невольных переселенцев, так и с жеребяками, которых тоже нельзя назвать аборигенами планеты. Но какова будет цена земной помощи? Что станет с культурой Дейры? Не станет ли она, приняв помощь пришельцев, бледной копией Земли? Найти ответы на эти вопросы героям придется самим.
   Вторую часть книги составляют рассказы и повести, посвященные религиозной теме - в расширительном ее понимании. Тут и детективно-приключенческая повесть "Дочь капитана", в которой обычаи неопуританской секты становятся причиной эпидемии, и юмористический и одновременно серьезный "Божий промысел" - рассказ о гом, как богом стал университетский профессор литературы, и жуткозатые библейские фантазии "Чаша больше, чем Земля" и "На пути к Возлюбленному городу". И, конечно, сюда мы должны отнести и рассказ, посвященный другой разновидности веры - веры в героев масс-культуры. Вниманию читателей представляется уникальное интервью, взятое автором у лорда Грейстока, более известного публике под псевдонимом Тарзан.
   ПРОЛОГ
   Бог весть куда все они подевались!
   Более сотни мужчин, женщин и детей - сто восемь, если быть совершенно точным, - никак не могут исчезнуть бесследно.
   Но обитатели колонии Роанок, штат Вирджиния, похоже, как-то исхитрились. Среди них, канувших в Лету, оказалась и малышка Вирджиния Дейр, первая белая уроженка Северной Америки. Никто никогда более не встречал ни Вирджинию со всею многочисленной ее родней, ни других англичан из Роанока, равно как и никого из находившихся при них индейцев племени кроу. Они исчезли - испарились, пропали, как сквозь землю провалились - между 1587 и 1591 годами от Рождества Христова.
   Чарльз Форт, известный летописец неординарных событий - тех, что маститые академики от историографии предпочитают оставлять без внимания, а то попросту и опускать, - толкователь самых загадочных, порой и. вовсе необъяснимых явлений, о вышеупомянутом случае был осведомлен. Но от его пытливого взора, от его неусыпного внимания ускользнули некоторые иные, не менее интригующие факты. А жаль - они привели бы исследователя в неуемный восторг. Какие изящные гипотезы, затейливые домыслы и блистательные парадоксы, исполненные едва уловимого сарказма, сошли бы с кончика пера неутомимого литератора!
   Как досадно, например, что южноамериканские корреспонденты не осведомили его об одном любопытном случае из средневековой истории бесследном исчезновении генуэзского корабля "Буона-Вита". В последний раз он был замечен испанской каравеллой "Тобоза" в виду Больших Канарских островов, в шестидесяти лигах от ближайшего берега.
   Пассажирами генуэзского судна, ходившего под португальским флагом, в том приснопамятном рейсе были сорок миссионеров из Ирландии, а также трое итальянских монахов. В Бразилии они собирались с помощью Божьей заняться обращением дикарей в благочестие и истинную веру. Но до конечной цели своего путешествия так и не добрались. Никто не встречал их более - ни в христианском мире, пи среди краснокожих язычников.
   Диковинны дела Твои, о Господи!
   Само по себе исчезновение это ничуть не выходит за рамки привычных представлений. Как это ни печально, корабли имеют обыкновение время от времени тонуть без свидетелей в безбрежном океане. И "Буона-Вита" не удостоилась бы специального упоминания в церковных хрониках и отдельной строки в анналах бразильской истории послеколумбова периода, когда бы не одна весьма немаловажная деталь: обязанности аббата у миссионеров, направлявшихся в Бразилию, отправлял некто Марко Сузини, более известный под именем преподобного Маркуса Социнуса - кровный родич, точнее, родной племянник еретика Фаустуса Социнуса. В Бразилию, кораблю вослед, была направлена из Рима депеша, в коей Маркусу повелевалось безотлагательно предстать перед Святейшим престолом на предмет разбирательства и вынесения высочайшего вердикта.
   Но ни папскому посланию, ни легату, его доставлявшему, не суждено было сыскать указанного адресата - даже будь всем известно местонахождение последнего.
   И еще одно событие того же исторического периода, дознайся о нем Форт, заставило бы писателя запрыгать от радости.
   Книга, опубликованная в 1886-м и уже успевшая стать библиографическим раритетом, содержала перевод фрагментов трактата достопочтенного Ибн Кхулейля "Из истории мусульман". По забавному (а может, и не случайному?) совпадению переводил книгу однофамилец Чарльза - методистский священник, преподобный Карл Форт. Подстрекаемый любознательностью и столь же неуемной тягой ко всему из ряда вон выходящему, как и его литературный потомок, святой отец приводит сделанное арабским историком описание исчезновения в одну ночь большого арабского каравана.
   Вкратце суть произошедшего такова: в год 1588-й по христианскому летосчислению девяносто бесценных черкесских наложниц, предназначенных для гаремов богатых мусульманских шейхов, и до сорока стражей различного происхождения при них разом пропали, исчезли с глаз людских. Остались лишь стреноженные на ночь лошади да натянутые шатры, внутри которых еще остывала нетронутая вечерняя трапеза.
   Единственная примета беспорядка - окровавленный ятаган на песке. Дюжину длинных и грубых рыжеватых волосков, приставших к лезвию, знатоки не сумели соотнести ни с одним известным им обитателем Земли. Некоторые приписывали все ю же принадлежность волосков огромному медведю, ибо рядом с шатрами обнаружился отпечаток в песке - всего один - след, оставленный чудовищной лапой, несколько схожий с необычно большим медвежьим.
   Куда же могли подеваться все эти люди? - задается вопросом высокомудрый Ибн Кхулейль. Быть может, их унес злой джинн - в свой неприступный, окруженный пылающим рвом дворец? Не его ли волоски и прилипли к окровавленному клинку?
   Ответов на эти вопросы не больше, чем в истории о жителях Роанока, штат Вирджиния, а также и в случае с теми, кто был на борту "Буона-Виты". Все упомянутые события окутаны равно плотным покровом мрачной тайны.
   И вот еще один любопытный штрих на замету неугомонному Форту. Не существующее ныне парижское издательство "Эжилетт" (в переводе с французского - "Игла") некогда выпустило в свет сборник эссе китайского мудреца Хо Ки, сочиненных им в середине восемнадцатого века. В главе "Леденящие мысли" мудрец мимоходом упоминает жителей деревушки Хунг Чу, решившихся в один прекрасный день, а вернее, ночь отправиться всем скопом невесть куда - в путешествие, возврата из которого уже не было.
   Это все, что сообщает на данную тему мудрец, и не стоило бы заострять внимание читателя на его фантастической зарисовке, когда бы не одно интригующее обстоятельство: случилось упомянутое Кхулейлем событие в год 1592-й по григорианскому календарю.
   Год 1592-й отделяют от 2092-го пять столетий - не столь уж долгий для истории срок. Но от Земли до планеты Дейра и путь весьма неблизкий - даже для светового луча.
   Дейра-вторая планета в системе звезды, именуемой нынешними астрономами тау Кита.
   Население планеты говорит на английском, на весьма архаичной латыни, а также по-жеребякски.
   На древней карте, рисованной самим достопочтенным Хананием Дейром, отцом Вирджинии, до сих пор можно разобрать очертания континента, на который высадили похищенных землян. Имя этой земле - Авалон. Грубые линии, начертанные неумелой рукой за то короткое время, пока планета вырастала в иллюминаторах, изображают неправильный четырехлепестковый контур, небрежно брошенный на шар. Остальная поверхность планеты - сплошной океан.
   Жирный крест на карте пометил место первого поселения, названного поначалу Нью-Роанок и переименованного в Неблизку сразу же после вопроса, заданного маленькой Вирджинией: "Это ведь далеко от места, где я родилась, папочка?"
   Древняя карта также пестрит весьма однообразными пометами мифологического толка - о местах, где люди впервые столкнулись с неведомыми тварями, окрестив их с ходу на лривычный земной манер: "Здесь водятся единороги... Здесь встречаются оборотни-людоеды...", и прочее в том же духе.
   И, разумеется, великое множество раз на карте повторяется одна и та же краткая надпись: "Жеребяки".
   По старинному тысячелетнему большаку, залитому лучами не по-весеннему жаркого солнышка, шел человек. Шагал он не спеша, то и дело окидывая внимательным взглядом карих глаз из-под полей шляпы с высокой тульей заросли по обочинам.
   Левая рука Джека Кейджа - а именно так величали нашего путника сжимала упругий лук из ветви дерева татам, на спине висел полный стрел колчан, на левом боку - ятаган в ножнах, справа на широком ремне - кожаный футляр с толстой стеклянной колбой, доверху наполненной черным порохом. Из узкого горлышка бомбы торчал короткий фитиль. Рядом с футляром с ремня свисал еще и кинжал медного дерева.
   Джек был готов к отражению атаки дракона, откуда бы тот ни напал: сверху ли, сзади, или из чащи вдоль дороги. Первым делом - всадить стрелу чудищу в глаз. Именно в глаз, ибо целить куда-либо еще - бесполезная трата стрел и драгоценного времени. Кремневому наконечнику никак не пробить двухдюймовую ороговевшую шкуру.
   Поговаривали, что живот у дракона вроде бы помягче, но полагаться на досужие домыслы в его положении - непозволительная глупость. Слухи, как гласит народная мудрость, сгубили кошку. И хотя сам он далеко не безобидная кошка - что бы там это древнее словцо ни означало на самом деле, - испокон веку охота на дракона оставалась занятием весьма и весьма рискованным. И с досадной возможностью быть съеденным самому считаться следовало всерьез.
   Словно прочитав мысли Джека, трусивший впереди, шагах в десяти, Самсон - огромный рыжий пес львиной породы - застыл как вкопанный и, косясь на хозяина, глухо заворчал на заросли по правую от дороги сторону.
   Джек мигом извлек из колчана стрелу и изготовился. Повторил свой незамысловатый урок: стрелять только в глаз и - независимо от того, попал или промахнулся, - сразу бросать лук. Выхватить из футляра бомбу, поднести к запалу люциферку и швырнуть чудовищу в морду - авось расчет оправдается и шкуру разворотит взрывом или хотя бы как следует посечет острыми осколками.
   Затем, не дожидаясь результата, повернуться и бежать, на ходу выхватывая ятаган из ножен. У первого же толстого дерева на обочине занять оборону. Уж там-то, отмахиваясь дамасским клинком и уворачиваясь от бешеных, но легко предсказуемых наскоков - может ли дракон быть вертким при его-то туше? - Джек как-нибудь сумеет за себя постоять. Самсон же тем временем не даст чудищу покоя, нападая с тыла.
   Джек осторожно поравнялся с застывшим псом. Сквозь просвет в чаще мелькнуло нечто светлое, и охотник расслабился, перевел дух. Что бы там на поверку ни оказалось, но по цвету это безусловно не дракон. Либо человек, либо жеребяк - одно из Двух.
   Бесполезную в густых зарослях стрелу Джек вернул в колчан, лук закинул за спину и обнажил ятаган.
   - Тс-с-с, Самсон! Молчок, - шепотом приказал он. - Давай вперед, но только без лишней суеты!
   Огромный пес, бесшумно переставляя мохнатые толстые лапы, метнулся вперед по едва различимой в зеленой чащобе тропинке. Собачий нос в поисках следа то приникал к земле, то вздымался - точь-в-точь рыбацкий поплавок на прибрежной волне. И след этот определенно обнаружился - вместо того чтобы направиться по тропке напрямую, Самсон, как заправский охотник, стал петлять в густом подлеске.
   Ярдов через тридцать-сорок, передвигаясь медленно и почти беззвучно, друзья выбрались к небольшой поляне.
   Самсон остановился. Нутряной низкий рокот исторгла отнюдь не глотка пса, послушного хозяйскому запрету шуметь - казалось, заклокотали сами собой напрягшиеся могучие мышцы и даже волоски ощетинившейся шкуры.
   Джек глянул поверх вздыбившегося собачьего загривка.
   И тоже застыл. И невольно содрогнулся. От леденящего душу ужаса.
   Впереди, сидя на корточках над поверженным телом сатира, само-хабвенно трудился Эд Вонг, кузен Джека. Из тела, повернутого спиной к победителю и невольным зрителям, вовсю хлестала кровь. В крови была вся гривастая спина жеребяка и вся трава поблизости.
   А Эд, грубо орудуя кинжалом медного дерева, срезал хвост вместе с изрядным куском кожи. Закончив, вонзил на мгновение кинжал в почву, чтобы очистить лезвие от крови, и выпрямился с жутким трофеем в руке, не отрывая от него завороженного взора.
   - Давно ли в цирюльники записался? - взяв себя в руки, спросил Джек слегка охрипшим, но ровным голосом.
   Обронив добычу, Эд круто развернулся, продемонстрировав отвисшую от испуга челюсть и выпученные глаза, и угрожающе взметнул руку с кинжалом. Разобрав, что нарушитель уединения всего-навсего Джек, малость расслабился, но прятать кикжал в ножны пока не стал. Искаженное лицо мало-помалу приняло нормальное выражение.
   - О, святой Дионисий! - выдохнул он. - Я едва не принял тебя за жеребяка.
   Джек тронул Самсона коленкой. Пес послушно выпрыгнул с тропы на прогалину и занял выжидательную позицию в стороне. Хотя он и знал Эда, дальнего родича хозяев, тому сейчас лучше бы избегать резких движений.
   Джек опустил ятаган, но прятать в ножны тоже пока не собирался.
   - Ну а окажись я жеребяком, что тогда? - полюбопытствовал он.
   - Пришлось бы тоже убить, за компанию. - Эд ловил настороженным взглядом впечатление, какое произведут на родственника его слова, но лицо Джека оставалось непроницаемым.
   Пожав плечами, Эд медленно, косясь на пса, повернулся, склонился над телом и еще раз отер лезвие - на сей раз о пышную пшеничную гриву убитого.
   - Первый жеребяк на моем счету, - хрипло выдавил он, - но клянусь, не последний.
   - Даже так? - откликнулся Джек, вложив в короткую реплику весьма сложный букет чувств: отвращение, ужас и даже некий недвусмысленный намек.
   - Да, именно так! - злобно рявкнул Эд. И повторил уверенней: - Клянусь, этот сатир далеко не последний!
   Затем медленно выпрямился и вызывающе уставился на родича.
   Джек видел, что тот близок к истерике. Он помнил Эда в подобном состоянии - в пьяной кабацкой потасовке. Суматошные бешеные удары кузена тогда причинили своим ущерба не меньше, чем тем, кому на самом деле были адресованы.
   - Остынь, Эд! Неужто я похож на жеребяка? - примирительно произнес он и сделал шаг к распростертому телу. - А кто это здесь?
   - Вав.
   - Вав?
   - Да, Вав. Из той семейки вайиров, что проживают на ферме твоего отца. Я долго его выслеживал - шел по пятам, пока не убедился, что он один-одинешенек. Затем под предлогом, будто собираюсь показать гнездовье мандрагоров, заманил на эту полянку. Никаких мандрагоров здесь, понятное дело, и в помине нет, но, пока он озирался и соображал, я ударил в спину. Это оказалось чертовски несложным делом, Джек! Он даже и пикнуть не успел. И это после всего того звона, будто врасплох жеребяка никогда не застать! Завалить его оказалось легче легкого, уверяю тебя! Буквально раз плюнуть!
   - Ради всего святого, Эд! За что? Что он тебе такого сделал?
   Кузен грубо выругался и, взметнув блеснувшее матово-красным лезвие, шагнул навстречу. Угрожающе рыча, Самсон ощерился и подобрался для прыжка. Его хозяин почти машинально взмахнул клинком - с тихим свистом сверкнула безупречная дамасская сталь, готовая отразить любую угрозу.
   Но Эд даже и не думал нападать. Словно не заметив эффекта, какой возымело неосторожное движение, он продолжил разговор - уже тоном пониже. Джек опустил ятаган; похоже, они с Самсоном поторопились с выводом темпераментный кузен просто подкреплял свои слова выразительным жестом.
   - Разве мало тебе уже того, что он жеребяк? - выдохнул Эд. - А мы с тобой люди? Послушай, Джек! Ты ведь с Полли О'Брайен знаком?
   Джек мигнул от неожиданности при таком резком повороте разговора, но ответил кивком. Разумеется, он прекрасно помнит Полли. Девушка живет в приграничном городке Сбейптаху (названном так по вине неисчислимых стай крохотных крылатых разбойников - сбейпташек), куда недавно переселилась из столицы - Сент-Диониса - вместе с матерью, вдовой аптекаря.
   На новом месте мать сразу же открыла лавчонку и вовсю торгует целебными снадобьями, винцом, притираниями и, ходят слухи, чуть ли не приворотным зельем. А дочка помогает.
   Встретив Полли впервые, он и сам разве что не влюбился - настолько хороша показалась девушка. Точеная фигурка, нежный овал личика, на котором полыхали магическим светом невинно-шаловливые серые глазища.
   И невзирая на риск получить втык от Бесс Мерримот, за которой ухлестывал уже давно, а с родителями ее так даже собирался приступить к обсуждению приданого, Джек навряд ли удержался бы от соблазна приударить за Полли, когда б не кузен Эд. За кружкой пива в таверне "Алый рог" тот исповедался в самых серьезных намерениях по отношению к девушке.
   И как друг и брат Джек вынужден был отступиться. К глубочайшему своему огорчению.
   - Разумеется, знаком, - ответил он. - Ты ведь, когда положил глаз на нее, распространялся об этом чуть ли не на каждом шагу.
   - Она попросила убежища, Джек, - глухо вымолвил кузен. - Полли в кадмусе.
   - Постой, постой! Что ты мелешь такое! Когда это могло произойти? Ведь я провел в горах всего ничего - не больше пяти дней! - О, святая Вирджиния! Да за это время весь мир мог бы встать на уши! Мамашу О'Брайен застукали за торговлей жеребякскими снадобьями и упрятали за решетку. Претензий самой Полли сперва не предъявляли; не было бы их и после, не дай она деру, когда заявился шериф. Сыскать ее нигде не смогли; но Винни Арчард - помнишь ее, старушка божий одуванчик, день-деньской в окошке торчит - сообщила, что видела Полли. Наблюдала свидание ее с сатиром на окраине города. С тех пор никто больше Полли не видел, и нетрудно сообразить, что она уже в кадмусе. Эд перевел дыхание и пригорюнился.
   - Ну и?.. - с деланным равнодушием спросил Джек.
   - Ну а на следующий день шериф издает приказ об аресте Полли. Как тебе этот анекдот? Смех! Слыханное ли дело, объявлять в розыск попавшего в подземелье к жеребякам! Разве кто их встречал когда потом?
   - Думаю, что нет.
   - И это гнусная, поганая правда! Никто не знает, что ожидает людей в кадмусе. Может, как уверяют некоторые, жеребяки пожирают их живьем. А может, как болтают другие, утаскивают в Социнус. Лишь- одно я знаю твердо: Полли на этот раз от меня не уйти!
   - Ты так сильно втрескался, Эд?
   - Нет!!!
   Эд исступленно уставился на родича; затем смущенно потупился:
   - Ладно, твоя правда - я чертовски любил ее. Но с этим все. Точка. Перегорел. Теперь я только ненавижу. Она поганая ведьма и трахалась с этим мерзким сатиром. И не смотри на меня такими глазищами, Джек! Сомнений никаких нет! Полли встречалась с Вавом тайком, под предлогом покупки запретных снадобий, и трахалась! Нет, ты подумай только, Джек! Вообрази себе такое! С этой дикой, тупой, заросшей скотиной! Она трахалась, а я... я подыхал от тоски по ней!
   - А кто выдвинул обвинение против миссис О'Брайен?
   - Понятия не имею. Кто-то письменно известил епископа и шерифа. А они не выдают своих информаторов, сам понимаешь.
   Джек задумчиво потеребил кончик носа, покусал губы и сказал:
   - Не потому ли Нейт Рейли и закрыл свою аптеку, что не мог тягаться с мамашей О'Брайен?
   - А тебе, как я погляжу, пальца в рот не клади! - криво усмехнулся кузен. - Быстро соображаешь. Чуть не каждый второй в городе по зрелом рассуждении пришел к такому же выводу. Тем более что у супруги Рейли самый длинный в Сбейптаху язык. Пусть даже так - и что с того? Если мамаша О'Брайен приторговывала этими дьявольскими снадобьями, тюряга самое что ни на есть место для таких, как она. Так что Рейли тут особо ни при чем.
   - И какое же наказание светит мамаше О'Брайен?
   - Светит? Да ее уже приговорили - к пожизненной каторге на золотых копях, что в Хананийских горах.
   Джек недоуменно поднял брови: - Уже? Не слишком ли резво для нашего правосудия?
   - Ничуть! Она созналась спустя всего шесть часов после ареста, а по этапу ее отправили лишь через два дня.
   - Шесть часов на дыбе развяжут язык любому, не только пожилой женщине. Что, если об этом прознает местный Блюститель Завета?
   - Ты что же, защищать ее взялся, что ли? Ты ведь знаешь, когда вина подсудимого бесспорна, можно чуток и поприжать. Правосудию от этого никакого вреда - кроме пользы. И жеребякам никогда не проведать, какие устройства есть в наших тюремных подвалах. А даже узнай они что, чего нам бояться? Ну, нарушили мы маленько договор. Так что теперь, вешаться, что ли?
   - Стало быть, ты все же уверен, что Полли прячется в кадмусе на нашей ферме?
   - А где же еще? Собственно, этого, - Вонг махнул рукой в сторону тела, - я собирался сперва припереть к стенке и выведать всю подноготную, но, когда остался с ним с глазу на глаз, так меня разобрало! Удержаться не смог. И вот в результате... - Он присовокупил к последним словам еще один выразительный жест.
   Машинально проследив взглядом линию жеста, Джек заметил нечто, всмотрелся, нервно шагнул вперед и ткнул кончиком клинка:
   - А это еще что такое?
   Вонг нагнулся и приподнял голову сатира за густую гриву.
   На каждой щеке мертвого алели грубо вырезанные ножом письмена.
   - Разобрал буковки? - спросил Эд. - Это УЖ. Отныне будешь встречать их часто. Наступит день, они украсят щеки каждого в Дионисии жеребяка. А если нам удастся сговориться с остальными народами, то и во всем Авалоне. Каждый сатир и каждая сирена будут помечены этим знаком, и каждый посмертно!
   - Слыхал я в таверне какую-то болтовню, - протянул Джек, - о некоем тайном обществе, посвятившем себя борьбе с жеребяками. Но не поверил, решил - пьяная блажь. Во-первых, какая уж там тайна, если о ней болтают последние пропойцы. А во-вторых, подумал, что байками подобного сорта люди всегда тешились, обсуждая Преткновение. Одни лишь разговоры. Никогда никаких поступков.
   - Во имя всего, что людям свято и дорого - отныне ты увидишь множество поступков! - Эд сбросил с плеча котомку. - Пойдем, поможешь захоронить останки.
   Он извлек из мешка короткий заступ со штыком каленого стекла. При виде его Джек ужаснулся еще сильнее. Предусмотрительность кузена красноречиво свидетельствовала о том, что случившееся можно трактовать лишь как преднамеренное и хладнокровное убийство.
   Эд принялся нарубать дерн и складывать его в стороне.
   Копая затем неглубокую могилу, он продолжал просвещать родича, не давая тому и словечка вставить:
   - Ты пока еще не член нашей организации, но сейчас уже влип по уши - не меньше меня. Я так даже рад, что столкнулся здесь с тобой, а не с кем другим. Хватает у нас еще таких, что готовы чуть ли не лизаться с жеребяками. Такой холуй, вместо того чтобы руку мне пожать, того и гляди за шерифом поскачет. Но ничего, их время уже на исходе. И надпись эту ты увидишь вскоре не только на мордах жеребяков. Кожа предателей под ладно заточенным ножом ничуть не тверже, чем у сатиров. Ты вполне просек, что я имею в виду?
   Джек ошеломленно покачал головой. Ничего себе выбор предлагал родственничек: либо присоединиться к хладнокровному убийце, отождествляющему себя со всей человеческой расой, либо записаться в предатели рода человеческого! Мог ли он выбрать последнее? Джек и так уже чувствовал себя чуть ли не больным после случившегося; как он досадовал на чуткий нюх и острый слух верного Самсона, посадившего хозяина в такую глубокую и грязную лужу! Развернуться бы и улепетнуть очертя голову и забыть напрочь обо всем увиденном. Уверить себя, что ничего не видел, а если даже и видел что, ничего поделать не мог. Но куда теперь денешься?..
   - Давай берись за ногу, - велел Эд. - Я за другую, и оттащим тело в яму.
   Джек нехотя вложил ятаган в ножны. Вдвоем с кузеном они поволокли через поляну увесистого вайира; его безвольно раскинутые руки тянулись по траве, как брошенные весла за дрейфующей лодкой. Кровь оставляла на примятой зелени отчетливую бордовую дорожку.
   - Придется и травку схоронить, - деловито заметил Эд, отдуваясь.
   Кейдж кивнул. Он уже давно перестал удивляться, отчего кузену невысокому, но на редкость крепко сбитому парню - понадобилась его, Джека, помощь. И почему место для могилы тот выбрал аж в тридцати ярдах от трупа. Все понятно - Эд втягивает его в дерьмо по самые уши, делая соучастником грязного преступления.