Фармер Филип Хосе. Личный космос

   Он остановился. Она смотрела на него с непроницаемым выражением.
   Наверное, она не хотела, чтобы он позволил другим узнать, что произошло, а он, обычно такой молчаливый, когда того требовала ситуация, настолько потерял самообладание, что…
   Но ведь Подарга открыла, что Вольф являлся в действительности Джадавином, похитившим её первоначально с Пелопоннеса три тысячи двести лет назад и вложившим её мозг в тело гарпии, созданное в биолаборатории. Она отказалась позволить ему исправить содеянное.
   Она так сильно ненавидела его, что осталась в своем птице-ногом теле и поклялась отомстить ему.
   Что заставило её изменить свое решение?
   Но её голос, однако, принадлежал не Подарге. Это, конечно, могло быть результатом смены телесной оболочки.
   – Что ты там бормочешь, леблаббий? – спросила она на языке Господов.
   Кикаха почувствовал желание дать ей по физиономии. Слово леблаббий являлось уничтожительным выражением Господов, обозначавшим человеческие существа, обитавшие в их. вселенных, перед которыми они строили из себя богов. Леблаббий были маленькими ручными зверьками в той вселенной, откуда пришли Господы. Они ели лакомства, предлагаемые им хозяевами, но съели бы также при первом удобном случае и экскременты. И они часто сходили с ума.
   – Ладно, Подарга, притворяйся, что не понимаешь, по-микенски, сказал он. – Но поосторожнеё в выражениях. Я к тебе особой любви не испытываю.
   Она, казалось, удивилась.
   – А ты – жрец?
   Кикаха был вынужден признать, что Вольф, бесспорно, превосходно создал её. Великолепное тело, кожа такая же белая и без единого изъяна, как он её помнил, такие же длинные черные волосы, прямые и сверкающие. Черты лица не были, конечно, совершенно правильными, имелась легкая асимметрия, в результате чего получилась такая красота, которая при иных обстоятельствах заставила бы его страстно желать ее.
   Она была одета в светло-зеленый халат, по виду шелковый, и сандалии, почти так, словно приготовилась лечь в постель, когда ей помешали. Подарга спуталась с этими Господами?
   И тут ответ постучал мысленно по плечу. Конечно же, она находилась во дворце Вольфа, когда туда вторглись. Но что случилось потом?
   – Где Вольф? – спросил он.
   – Кто, леблаббий? – отозвалась она.
   – Его, бывало, звали Джадавин, – процедил он сквозь зубы.
   Она пожала плечами.
   – Его там не было, или, если был, то его убили Черные Колокольники.
   Кикаха пришел в еще большеё замешательство.
   – Черные Колокольники?
   Вольф однажды рассказывал о них, но недолго, потому что их разговор прервала поднявшая другую тему Хрй-сенда. Позже, когда Кикаха помог Вольфу отбить свой дворец у Вернакса, он собирался спросить Вольфа о Черных Колокольниках, да так никогда и не собрался.
   Один из тишкетмоаков резко обратился к Калатол. Кикаха понял его.
   Ей требовалось сказать Кикахе, чтобы он поговорил с этими людьми.
   Тишкетмоаки этой речи не понимали.
   Отвечая на его вопросы, светлокожая женщина пояснила:
   – Я – Анана, сестра Джадавина. Этот худощавый – Нимстоул, прозванный Господами Петельником, а этот другой – толстый Джудубра.
   Теперь Кикаха понял. Анана, прозванная Ослепительной, являлась одной из сестер Вольфа. И он использовал её лицо в качестве образца, когда создавал в биолаборатории лицо Подарги. Скорее всего, черты её лица он взял по памяти, поскольку он не видел свою сестру Анану свыше тысячи лет. А это означало, что к настоящему времени он не видел её свыше четырех тысяч лет.
   Теперь Кикаха вспомнил, что Вольф говорил, будто Черные Колокольники применялись когда-то частично в качестве хранилищ памяти. Господы, зная, что даже сложный человеческий мозг не мог вместить тысячи лет знаний, экспериментировали с переводом памяти.
   Теоретически её можно было, когда надо, переправить обратно в человеческий мозг или вывести на обозрение иным способом.
   Послышался стук. Распахнулась круглая дверь в стене на другом конце и вошел еще один человек. Он жестом подозвал других, те собрались вокруг него и зашептались.
   Наконец Калатол покинула группу и заговорила с Кикахой.
   – Награду утроили, – прошептала она. – Кроме того, этот розоволикий король фон Турбат провозгласил, что как только тебя поймают, он уберется из города, и все станет, как и прежде.
   – Если бы ты намеревалась выдать нас, то не стала бы мне этого рассказывать, – отозвался он.
   Но вполне возможно, что она применяла сверххитрость, пытаясь заставить его расслабиться перед тем, как они нанесут удар. Восемь против одного. Он не знал, что могут сделать Господы, так что не следует рассчитывать на них. При нем все еще оставались два его ножа, но в такой маленькой комнате… а, ладно, когда придет время – увидим.
   – Фон Турбат также сказал, – добавила она, – что если тебя в 24 часа не доставят к нему, он убьет императора и его семью, а потом всех жителей этого города. Он сказал это, находясь наедине со своими офицерами, но один раб подслушал его. И теперь весь город знает об этом.
   – Если фон Турбат говорил по-немецки, как же мог понять его раб? – недоуменно спросил Кикаха.
   – Фон Турбат говорил с фон Свидебарном и несколькими другими на священной речи Господа, – пояснила она. – Раб прислуживал в храме и знал священную речь.
   Должно быть, Черные Колокольники являлись нерасчехленными пока прожекторами, способными пролить свет на эту тайну. Кикаха знал, что двое тевтонских королей могли кое-как понять священника во время службы, но не знали священного языка настолько хорошо, чтобы разговаривать на нем. Следовательно, эти двое не были теми, кем казались.
   Ему не дали время задавать вопросы.
   – Розоволикие нашли камеру за стеной моей спальни, – сообщила Калатол, – и скоро вломятся сюда. Мы не можем оставаться здесь.
   Двое мужчин покинули комнату, но быстро вернулись с раздвижными лестницами. Их на всю длину вытянули в вентиляционную шахту. При виде этого Кикаха почувствовал, что плохо понимает ситуацию.
   – Теперь ваш патриотизм требует, чтобы вы вручили нас фон Турбату. Так?
   Двое мужчин полезли по лестнице в шахту, а другие заставили Господов и Кикаху отправиться следом.
   – Мы слышали, что император одержим демоном, – ответила наконец Калатол. – Его душу загнали в залунный холод. В его теле обосновался, хотя и не со всеми удобствами, демон. Жрецы тайно распространили эту историю по всему городу. Они призывают нас бороться с этим самым страшным злом из всех зол, и мы не выдадим тебя, Кикаха, любимец Господа, Оллимамла и не заложим также других.