Однако же видения, туманившие взор, не помешали ему тотчас заметить приближение Гиллеспи и сэра Невила. Баронет, несмотря на свою колченогость, передвигался с немалым проворством. Лакей в ливрее тоже их заметил, мигом спрыгнул с запяток роскошной кареты и распахнул дверцу перед господином.
   – А вы, мистер полицейский? – спросил сэр Невил, пропуская адвоката вперед.
   – Нет, сэр, я составлю компанию этим двум молодым людям, чтобы давать необходимые…
   – Помилуйте! Напротив, вы поедете с нами, иначе как же мы сможем продолжить беседу? – И Лоринг одновременно приглашающе и властно указал внутрь.
   – Отлично, будь по-вашему, сэр! – легко согласился Шриг и, назвав кучеру адрес, влез вслед за сэром Невилом в карету и хлопнул дверцей.
   – Господин полицейский, – обратился к нему сэр Невил, когда экипаж, мягко покачиваясь на рессорах, покатил по булыжной мостовой, – насколько я понимаю, вы занимаетесь главным образом убийствами?
   – Не стану этого отрицать, сэр.
   – Мне говорили, будто вы необычайно проницательны.
   – Хм… проницателен… – протянул Шриг, словно пробуя это слово на язык.
   – А многих ли убийц вам удалось поймать?
   – И не сосчитать, сэр.
   – Ну вот! Ведь это благодаря вашей проницательности!
   – Хм… проницательность… – с сомнением повторил Шриг. – Может, оно и так, сэр, а может, и благодаря тому, что мои, так сказать, клиенты, как мне думается, не обладали означенным свойством.
   – Ха! То есть вы утверждаете, будто все убийцы – дураки?
   – Никоим образом, сэр! Как правило, наоборот, все они тертые калачи, и знают что почем. Отлич-но знают, сэр, скажу я вам. Попадаются и весьма-а образованные люди… Но убийца всегда остается убийцей, и мне этого достаточно.
   – Почему достаточно? Объясните!
   – Не сумею, сэр, – покачав головой, ответил Шриг. – Это одна из тех вещей, которые невозможно объяснить. Опять же вы спросите – почему? Я отвечу вам, сэр! Потому что никто не знает, что такое природный дар или этот – как его? – инстинкт. Таким уж Господь наделил меня даром или, если угодно, инстинктом – распознавать убийц… И чем они хитрее, тем легче мне это удается.
   Сэр Невил, негромко рассмеявшись, привалился к мягкой спинке дивана. Руки его, уже без перчаток, покоились на набалдашнике трости. Бегающие глазки Шрига, наткнувшись на них, внезапно остановились. Фонарь конечно же раскачивался и светил довольно тускло, однако сыщику было достаточно и этого. Разглядывая сложенные одна на другую маленькие кисти рук, он заметил в них некую трудноуловимую странность… нечто нечеловеческое, что ли. И впрямь пальцы баронета вцепились в набалдашник, словно белые когти хищной птицы, схватившей добычу. Нет, не то. Заключалась ли эта странность в форме ладоней? Нет! Может, одного какого-то пальца? Ага! Все дело в мизинцах – тонких и непропорционально длинных мизинцах. Вот оно!
   Тем временем сэр Невил вновь заговорил:
   – Однако, к вашему несчастью, мой одаренный проницательностью друг, при осуждении преступника одним вашим инстинктом не обойдешься. Необходимы веские и убедительные доказательства!
   – Ох уж эти доказательства! – скорбно вздохнул Шриг. – Вы, безусловно, правы, сэр, доказательства – это проклятие моей профессии. Можно застать злодея на месте преступления, можно схватить его, арестовать – отлично! Но если я не сумею доказать двенадцати случайным людям, что преступление совершено именно этим негодяем, он выйдет на свободу и, показав мне кукиш, отбудет восвояси.
   – И это справедливо. Так и должно быть! – удовлетворенно заметил сэр Невил. – Никто не может быть назван преступником, пока вина не доказана.
   – Золотые слова, сэр! Но через то немало негодяев, по которым веревка плачет, в эту самую минуту хлещут джин по разным кабакам и радуются жизни – вот вам и недостаток доказательств. Взять, к примеру, убийство вашего несчастного племянника…
   – Погодите, погодите! – воскликнул сэр Невил. – Да разве это доподлинно известно? И у вас нет никаких сомнений в том, что он действительно убит?
   – Точно так, сэр, никаких.
   – Но откуда такая определенность, дружище?
   – На шее мертвеца остались синяки от пальцев, сэр. Несомненное убийство. Так что где-то здесь, по Лондону или его округе, разгуливает мерзавец, который его убил или подбил на это другого мерзавца. А сам не иначе сидит где-нибудь в тепле и безопасности и прохлаждается за приятственной беседой. Вот вам задачка: как его найти и как, когда он будет найден, добыть доказательства, что преступление совершил именно он, и никто другой?
   – Ну, и с какого боку вы собираетесь подступиться к сей проблеме, проницательнейший мистер Шриг?
   – Опять вы за свое, – качая головой, вздохнул сыщик. – Проницательный, еще проницательнее, наипроницательнейший – боюсь, это здесь не самое главное. В таком деле нужны весьма-а убедительные улики… Но я, пожалуй, справлюсь.
   – Вы уже знаете, что предпринять? Не слишком ли скоро?
   – Не совсем так, сэр, не совсем так. Видите ли, начало несколько неудачное, ибо если труп, обнаруженный на месте преступления, часто может рассказать о многом из того, что там произошло, то тело, отнесенное течением и извлеченное из реки, ни о чем таком поведать не может.
   – Звучит довольно безнадежно.
   – Истинно так, сэр! Но, с другой стороны, попадаются и трупы, говорящие сами по себе, независимо от того, где их находят. Они сообщают массу весьма полезных сведений. И труп вашего бедного племянника, сэр, как раз из разряда таких разговорчивых.
   Тут последовала немая сцена, после чего Гиллеспи воскликнул пронзительно:
   – Боже милосердный! Что вы такое болтаете, Шриг?
   – Не волнуйтесь, сэр, я объясню, как может разговаривать труп, хотя от лица у него почти ничего не осталось – вероятно, расплющило сваями. Но челюсти целы, и с зубами все в порядке – отличные белые зубы! И вот между этими зубами… кусок ткани!
   – Ткани? – переспросил Гиллеспи тем же напряженным голосом. – Ткани… Какой ткани?
   – Вельвета, сэр, – ответил Шриг, вглядываясь в окно. – Так что покажите мне субъекта в дырявой вельветовой куртке – человека недюжинной силы да с огромными ручищами, – и я представлю вам убийцу!
   – Э-э, друг мой, – со вздохом возразил сэр Невил, – в Лондоне – в таком огромном городе – десятки тысяч вельветовых курток, и многие из них наверняка с прорехами!
   – Верно, верно… – ответствовал Шриг, продолжавший выглядывать что-то в окне. – А здесь я вынужден просить вас остановить карету и, так сказать, покинуть ее кров, господа.
   – Уже приехали? – осведомился сэр Невил.
   – Нет, сэр, но отсюда недалеко.
   – Тогда зачем останавливаться?
   – Потому что оставшийся путь, сэр, мы без труда преодолеем пешком.
   – Но почему бы его не проехать, дружище?
   – Потому, сэр, что здешние переулки чересчур узки даже для тележки зеленщика. – С этими словами Шриг отодвинул задвижку, экипаж остановился, и унылый, но почтительный лакей распахнул перед ними дверцу.
   Пассажиры по очереди сошли с подножки и огляделись. Косые струи дождя в неверном свете масляного фонаря секли слякоть грязной мостовой. Фонарь раскачивался и мигал на ветру, освещая вспышками убогую улицу и тесный переулок, в зловещую темноту которого и направил свои стопы мистер Шриг, взявший наизготовку свою увенчанную набалдашником дубинку. Его низко надвинутая на лоб широкополая шляпа немедленно пропала во мгле.
   – Быстрее, господа, быстрее, – заторопил он спутников хриплым шепотом. – Местный климат вреден для моего здоровья, да и для вашего, уверяю, тоже. Так что шире шаг и не отставайте.
   Он повел их за собой по узкому проходу между закопченными, скользкими стенами, сквозь удушливую вонь заваленных нечистотами проходных дворов-колодцев, где ноги чавкали в отвратительной жиже, а глаз натыкался лишь на слепые окна многоквартирных развалюх. Сюда, в грязные норы и берлоги, редко заглядывало солнце. Тут рождался, прозябал и умирал Порок. Здесь не ведали Стыда; Благопристойность в ужасе бежала прочь, а Голод породнился с Невежеством. Здесь процветало Преступление.
   Несмотря на поздний час, тьма вокруг жила своеобразной полнокровной жизнью, полнилась неясными тенями и шорохами. Сквозь стены домов проникали и доносились до слуха невнятные голоса, одинокий детский плач, яростная перебранка и некие непонятные и оттого совсем уж неуютные звуки.
   Но вот кончился тесный лабиринт трущоб, и в воздухе пахнуло свежестью. Спутники перевели дух и, свернув за угол, оказались перед приземистым зданием, бесформенно черневшим за пеленой дождя. Свет из маленького оконца, отвоевав желтое пятно у окружающего мрака, отражался от рябой поверхности большущей лужи. За зданием виднелась белесая полоса – это стлался туман над рекой.
   – Вот мы и на месте, господа! – сказал Шриг, указывая тростью на оконце. Это мой кабинет – видите, где свет горит? А тело, сэр Невил, лежит в сарае на заднем дворе. Труп вашего несчастного племянника! Смотрите под ноги, сэр! Дорога здесь неровная. Возьмите меня под руку.
   – Дьявольски омерзительная дыра! – с чувством заметил Гиллеспи.
   – Омерзительная? – переспросил Шриг. – Я не согласен с вами, сэр. Правда, в дождливую ночь это не самое веселое местечко, но омерзительным его я не назвал бы. Все зависит от точки зрения, сударь мой. Я часто сиживаю здесь летом, любуясь закатом, дымлю своей трубкой, и на душе у меня бывает весьма радостно.
   Тем временем они достигли здания, и, открыв дверь, Шриг проводил обоих спутников в небольшую опрятную комнатку, где, взгромоздясь на высокий табурет, за столом сидел погруженный в работу человечек. Он был под стать комнате – такой же маленький и опрятный. Заметив посторонних, человечек отложил перо и вопросительно поднял голову.
   – Как дела, Джо? – справился Шриг.
   – Так себе, Джаспер, – прочирикал человечек. – Сносно, если не считать моего прострела. О Боже! Чем могу служить господам? Наверное, они по поводу молодой утопленницы, которую вытащили на берег третьего дня? Если за ней, то…
   – Нет, Джо, мы не за ней, а пришли взглянуть на номер двадцать первый.
   – А, это которого привезли сегодня вечером!
   – Он самый, Джо! Хочу показать джентльменам найденные при нем документы, по которым мы установили его личность.
   – Ох-ох-ох! – простонал Джо, с трудом слезая со своего насеста. – Проклятый радикулит. И вечно эта сырость… о Господи! Ох! Вот ключи, Джаспер.
   С ключами в руке Шриг пересек комнату, подошел к плоскому шкафчику, занимавшему целую стену, и, открыв дверцы, принялся осматривать длинные ряды ячеек. Каждая ячейка была пронумерована, и все они были в разной степени полны всякой всячины. Большинство предметов этой коллекции выглядело явной дешевкой и отдавало безвкусицей, но попадались среди них и жемчужины. Набор случайных, никак вроде бы не связанных между собой вещей не только навевал грустные мысли, но еще и угнетал, казался мрачным и зловещим. Сэр Невил даже проковылял поближе и, вытянув шею, поднес к глазу монокль.
   – Все это, сэр, найдено на трупах, – прокомментировал Шриг. – На мертвецах, о которых никто не удосужился справиться. Смотрите, сколько тут всего. Попадаются весьма ценные безделушки; впрочем, таких мало. Как правило, ценности с трупов исчезают, чему, я думаю, не стоит удивляться – природа человеческая есть природа человеческая. Хотя, вот жемчужная брошь и золотое обручальное кольцо… Номер восемьдесят четыре. Да, безусловно, она была настоящей леди… В шелковых чулках! А вот и наше с вами отделеньице… Во-первых, кожаный бумажник с различными документами. Во-вторых, миниатюра в золотой оправе, изображающая юную даму. В-третьих, золотые часы с монограммой «Х.Л.». Удивительно, как это они не исчезли? В-четвертых, золотой перстенек. Тоже сохранился. И, наконец, в-пятых, кошелек – ни много ни мало, с пятнадцатью золотыми гинеями. И опять-таки ничего не пропало! Вот они, сэр!
   – Да, Гиллеспи, я узнаю это кольцо! – вздохнул сэр Невил. – Я хорошо запомнил его блеск на руке брата – руке, оставившей меня калекой на всю жизнь!.. А кто на миниатюре? О да! Увы, увы. В те дни она была ослепительно прекрасна. Вы помните ее, а, Гиллеспи?.. Ах, за нее имело смысл драться. Но я… я потерял ее! Ну, ладно, ладно, это дела давно минувших дней. Посмотрим на бумажник… Так, письма. Да, это почерк братца Хэмфри… Такой же корявый. Господин полицейский, где тут у вас стул? Я должен прочесть их все – от слова до слова!
   Усевшись за маленький столик, сэр Невил наблюдал, как Шриг перебирает содержимое бумажника. От недавнего пребывания в воде документы и письма отсырели, но не настолько, чтобы их нельзя было разобрать.
   – Итак, по порядку. Во-первых, брачный договор, – с сугубой осторожностью перебирая бумаги, начал перечислять Шриг. – Во-вторых, метрика о рождении. В-третьих, письмо, адресованное достопочтенному Джону Чомли, капитану Королевского флота, которое я кладу обратно в бумажник. В-четвертых, еще письмо, адресованное ее светлости герцогине Кэмберхерст, которое я опять-таки убираю обратно в бумажник. В-пятых, письмо, адресованное сэру Невилу Лорингу, баронету, которое я и вручаю вам, сэр… Прошу!
   Сэр Невил быстро пробежал глазами письмо и просмотрел документы, по очереди передавая их адвокату. Тем временем Шриг, не отрывая от него внимательного взгляда, о чем-то шептался с многострадальным Джо.
   – Ей-Богу, Гиллеспи, – воскликнул сэр Невил, закончив чтение, – тут все, что нужно! Эти бумаги устраняют всякие сомнения в том, что погибший – мой племянник Дэвид!.. Вооружившись ими, он мог вступить во владение Лоринг-Чейзом, а я… Ну, да ладно… Судьба, как видно, распорядилась иначе!
   – А теперь, господа, – объявил Шриг, пересчитывая и пряча в бумажник документы, – если вы хотите бросить взгляд на самого…
   – Вы имеете в виду…
   – Труп, сэр.
   – Конечно! Это мой долг, – вздохнул сэр Невил, поднимаясь. Шриг неторопливо убрал бумажник в ячейку и, заперев шкафчик, взял из ниши в углу фонарь. Зажег фитиль, снял висевший на специальном крючке массивный ключ и, открыв небольшую дверь черного хода, встал у порога. Наружная темнота казалась из освещенной комнаты непроницаемой. Все звуки, если они были, тонули в тоскливо-монотонном шорохе дождя.
   – Да, сыровато, джентльмены, сыровато… – произнес мистер Шриг. – Ну, да здесь близехонько. Следуйте за мной.
   Сэр Невил и Гиллеспи вышли, осторожно пересекли неровно вымощенный двор и остановились перед ветхим строением, которое выглядело под непрерывно сеющим дождем еще более запущенным, чем было на самом деле. Здесь Шригу пришлось повозиться с замком, но наконец ключ повернулся, дверь с жалобным скрипом отворилась, и все трое вступили в темное помещение. Тут было сыро и даже холоднее, чем на улице. Судя по стонам и завыванию ветра в щелях, едва ли этот промозглый сарай мог служить защитой от непогоды, и осторожный адвокат, зябко поежившись, поплотнее запахнул пальто.
   – Да, сэр, сквознячок гуляет! – признал сыщик. – Но, видите ли, те, кто находят здесь пристанище, не протестуют… Вы спросите: почему? Потому что они вообще никогда не протестуют – им все равно. В конечном счете, согласитесь, это великое преимущество, если вам случалось размышлять на эту тему. Сейчас здесь единственный постоялец – тот, кто нам нужен. Он лежит во-он там. – И, подняв фонарь, Шриг осветил длинный, накрытый серым полотном, бесформенный предмет, лежавший на столе из грубых досок.
   Вдруг полотняный саван шевельнуло сквозняком, словно невидимая рука украдкой потеребила край материи. Шриг с фонарем шагнул к столу и потянулся, чтобы откинуть полотно, но передумал и с некоторым сомнением повернулся к своим спутникам.
   – Господа, – сказал он, – возможно, прежде он был красивым молодым человеком, но сейчас навряд ли вы найдете его миловидным…
   – Смерть никого не красит, – отрезал сэр Невил. – Ну же, не тяните, у меня крепкие нервы.
   Медленно, почти благоговейно, Шриг отвернул покрывало. Увидев то, что называлось некогда лицом, Гиллеспи отшатнулся. Его замутило.
   – Кошмар… Это ужасно! – выдавил адвокат. – Закройте его, закройте же, ради Бога!
   Круто повернувшись, он бросился к двери и уткнулся лбом в косяк.
   Совершенно иначе воспринял устрашающее зрелище баронет Лоринг. Ни единый мускул не дрогнул на его классически правильном лице. Свежие, гладкие щеки даже не побледнели, а поза осталась по-прежнему элегантной. С минуту он спокойно разглядывал изуродованного мертвеца, затем неожиданным резким движением сорвал выцветшее полотно, закрывавшее покойника по грудь.
   – О Господи… Сэр! – воскликнул сыщик, от всегдашней невозмутимости которого не осталось и следа. – Господи, помилуй…
   Но тут, заметив расширившиеся зрачки сэра Невила, он проследил за его взглядом. Баронет глядел на стиснутый кулак мертвеца. Сильная, красивая рука… Несмотря на ссадины и кровоподтеки, видно, что при жизни эти руки знали уход. Теперь же скрюченные бледные пальцы с холеными ногтями невозможно разжать. Трупное окоченение.
   – Бедняга… И совсем еще мальчик! – пробормотал наконец сэр Невил. – Не будучи знаком с нимl я не мог его любить. Но теперь… когда он мертв… бедный мальчик!
   – Эх! – Шриг покачал головой, накрывая печальные останки. – Бедный, несчастный юный джентльмен. Но, говоря о…
   – Я позабочусь о его погребении.
   – Разумеется, сэр, ведь это ваш племянник. Но, говоря о нервах, сэр…
   – Когда его можно будет забрать?
   – После дознания, сэр. И, возвращаясь к…
   – Когда оно состоится?
   – Полагаю, довольно скоро, сударь. А что до нервов, сэр, то вы их, кажется мне, вовсе не имеете.
   – Меня нелегко поразить.
   – Уж это точно, сударь, весьма нелегко! – согласился Шриг и повел посетителей обратно, через дождь, в опрятный кабинет, где за столом, скрючившись все в той же страдальческой позе, по-прежнему корпел усердный Джо.
   Задув фонарь и водрузив его на место, Шриг застегнул пальто, кивнул Джо и отправился провожать сэра Невила с адвокатом. Той же дорогой, которой недавно пришли, они без приключений добрались до убогой улицы, где оставили карету. Шриг вежливо подсадил обоих джентльменов и приподнял шляпу, ожидая, когда они тронутся. Вдруг сэр Невил высунулся из окна и, глядя прямо в его внимательные узкие глаза, спросил:
   – Помнится, вы упоминали о клочке вельвета?
   – Угу. А что вас в связи с ним…
   – Я его не видел.
   – Его предъявят на дознании, сэр.
   – А до тех пор, надеюсь, вы направите всю свою энергию и проницательность на расследование обстоятельств этого дела.
   – Это входит в мои обязанности, сэр.
   – Вы уже пришли к какому-нибудь предварительному выводу? То есть появилась ли у вас какая-нибудь гипотеза?
   – Гипотеза-то? Очень даже появилась, сэр! Господи, да у меня океан гипотез. Только ведь надо проверить их. А доказательства, сэр… – Шриг, грустно покачав головой, вздохнул. – Они сродни капризной, привередливой даме, выбирающей товар – попробуйте-ка ее переубедить. Какие уж тут логика и здравый смысл! А в деле вашего племянника – особенно.
   – Но вы конечно же не впадаете в отчаяние, мистер Шриг с Боу-стрит?
   – Нет, сэр, но только прошу помнить, что Джаспер Шриг в конечном счете – обыкновенный человек! Хотя с другой стороны, надежда, сэр, – Надежда с большой буквы – живет в сердце любого из людей. А следовательно, сударь, хотя проблема доказательства ставит меня в тупик, я не признаю себя побежденным – о нет, никоим образом.
   – Рад слышать это, – ответил сэр Невил. Его красиво очерченные губы сложились в обаятельнейшую улыбку. – И, дабы еще больше вдохновить вас и подвигнуть… чтобы надежда и мужество и в будущем вас не оставили, обещаю вам вот что. Если вы найдете убийцу моего племянника Дэвида Лоринга и докажете вину негодяя, я немедленно заплачу вам пять сотен фунтов. Доброй ночи!
   Он откинулся на сиденье, кучер щелкнул хлыстом, и большая дорожная карета плавно покатила прочь.
   Шриг провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду, затем, совершенно забыв о дожде, снял свою негнущуюся шляпу и, почесав гладко выбритую щеку, запустил широкую пятерню в седеющие волосы. Губы его начали беззвучно что-то насвистывать. Постояв так несколько секунд, он снова нахлобучил шляпу, покрепче ухватил шишковатую палку и припустил почти бегом – снова по узким переулкам, через грязные подворотни и зловонные дворы. Устремив невидящий взгляд куда-то вперед, он не замечал ни слякоти под ногами, ни туч над головой, словно искал и не находил ответа на захватившую его загадку.
   Добравшись до маленького кабинета и мимоходом кивнув Джо, сыщик вновь засветил фонарь, сорвал с крюка тяжелый ключ и, миновав тесный двор, открыл скрипучую дверь. С зажатым в кулаке ключом приблизился к неподвижной страшной груде на столе и поставил фонарь на пол. Потом откинул покрывало, встал на колени и попытался с помощью ключа, используя его в качестве рычага, распрямить стиснутые в кулак пальцы мертвеца.
   Но у смерти крепкая хватка, и Шриг весь взмок, прежде чем добился успеха и вырвал из этих окостеневших крючьев маленькую вещицу, блеснувшую при свете фонаря. Хотя вещица – блестящий кружочек – была совсем мала, она зачаровала Шрига, ибо он так и продолжал стоять возле покойника, не отрывая от этого кружочка на ладони задумчивого взора, пока притащившийся следом страдалец Джо, не вернул его к действительности, пропищав унылым голосом:
   – Чего-нибудь нашел, Джаспер? Ох ты, Боже мой! – поморщился он. – Видать, как всегда, свеженькую улику?
   – Угу, – буркнул Шриг. – Нечто в этом роде.
   – А, это хорошо. О Господи, помилуй! Уже рассвет, а смена не идет… Боба Дэнни как не было, так до сих пор и нет. Радикулит вконец замучил… Ох, беда!
   – Рассвет, говоришь? Ну, тогда я исчезаю.
   – Ладно, Джаспер. Если встретишь моего сменщика, пожалуйста, поторопи его… Меня совсем скрутило… Так поторопишь, да? Ох, проклятущий!
   Шриг вышел на улицу. Дождь перестал, и небо на востоке окрасилось первыми лучами солнца. Мрак быстро рассеивался; по угрюмым водам реки, резко преображая тоскливый пейзаж, побежали сияющие блики. Однако не похоже, чтобы рассвет прибавил румянца на щеках Шрига и зажег блеск в глазах. Сыщик стоял, задумчиво глядя на сверкающую воду.
   – Вот как оно, значит, – бормотал он, обращаясь к неведомому собеседнику. – Конечно, ты знаешь весьма и даже отнюдь немало! Ты знаешь, Как, и Почему, и Где – ты знаешь все! А что знаю я? Весьма немного! Но зато меня всегда в подобных случаях укрепляет Н-А-Д-Е-Ж-Д-А. Надежда с весьма-а большой заглавной «Н»!
   Произнеся эту речь, Шриг опустил голову и продолжил путь вдоль берега. Он заложил руки за спину и, перехватив сзади трость, по-прежнему погруженный в свои мысли, вытянул губы в беззвучном свисте.



Глава IV,


   в которой появляется весьма жалкий персонаж

 
   Тьма и боль… Чувство бессилия и ощущение надвигающегося несчастья… Тошнотворный ужас, охватывающий при попытке вспомнить. И все же он должен, должен вспомнить, если только боль позволит ему думать. Что это было? Что произошло?
   Прощальная выпивка, неясно белеющее пятно – приятель, собутыльник?.. Ах да, это некто, с кем он познакомился на корабле. На корабле? Ну да, кажется, он путешествовал на корабле… Он помнил также необъяснимую тяжесть, сонливость, навалившуюся, словно ворох ваты, которая парализовала мышцы и способность мыслить, отняла силы. А потом – меркнущий свет и страшная тьма, и ужас, пришедший из ночи… И в том ночном кошмаре он лежал бессильный, беспомощный, лишь смутно сознавая, что тут творится зло… Расплывчатые жуткие призраки… Кто-то боролся – вяло, безнадежно – не он ли сам? И дикий крик, так резко оборвавшийся – не его ли? – после страшного, сокрушительного удара… Дальше – пустота. Или, стоп! Он вспомнил внезапный ожог ледяной водой, свой отчаянный рывок и лихорадочную, полуобморочную борьбу за жизнь… И снова тьма. Потом – чавкающий ил, скользкие черные бревна, карабканье наверх… Крысиная возня и мерзкий писк. Они везде, следят за ним горящими угольками глаз из всех углов и темных закоулков… Но кто он, и где, и кем был тот приятель, с которым пили, – вспомнить было выше сил, хотя он старался, как мог… Голова раскалывается! И всюду эти крысы… подбираются ближе… Черт с ними, с крысами, – это еще не самое ужасное. Он больше ничего не может вспомнить! Имя, например. Как его зовут? Кто он?.. Если бы хоть чуть-чуть отпустила проклятая пульсирующая боль, он, может, и нашел бы ответ на все мучительные вопросы… Кто? Что? Где? Почему?.. А может, это смерть? Он мертв? Тогда смерть еще страшнее, чем он себе представлял…
   Кто-то потряс его за плечо, и чей-то голос спросил:
   – Ты чего, Джек, заболел?
   Значит, Джек!.. Все равно имя звучит, словно чужое.
   – Чего ты там мычишь, Джек? Вставай, пора браться за дела!
   Собрав всю свою волю, он открыл глаза. Над ним склонилась темная фигура.
   – М-м… кажется, я ранен… Больно… очень… По голове… Не помню ничего… Кто, где…
   – Ну и разит же от тебя! А ну-ка, дай взгляну!
   По полу затопали тяжелые башмаки, чиркнула, ослепив его, спичка.
   – А-а, так я и думал! – прорычал голос. – Нашел местечко! А ну, пошел отсюда, бродяга, пес паршивый!
   Человек яростно пнул его в бок, потом еще раз, и все пинал и пинал, пока он не ухитрился, вновь призвав на помощь всю свою волю, встать на дрожащие, непослушные ноги и, пошатываясь, выйти вон.