Ничего удивительного, что Везон стал необитаемым. Хотя незнакомые молодые люди, которых я встретила на дороге, сказали, что кто-то все еще живет в деревне. Я с любопытством огляделась, продолжая стоять возле "мерседеса", сжимая в руке ключи. Да, на окраине деревни около маленького моста виднеется дом с новой крышей. Приглядевшись повнимательнее, я заметила, что над кирпичной трубой поднимается тонкий голубой дымок, а по соседству стоит еще один дом, крытый свежей соломой. Видимо, в Везоне кто-то продолжает выращивать пшеницу на полях, сушит солому для кровли и все еще пользуется мельницей на реке, чтобы смолоть зерно.
   Наверное, у дяди Мориса здесь есть арендаторы. А если он этого не знает, надо будет его проинформировать о них. Я решила сразу же во всем разобраться сама, а потом съездить на ферму повидаться с Жаком Марсо и подготовить отчет для дяди.
   Я немедля отправилась в путь. Мои шаги на удивление тихо и глухо звучали на стертых булыжниках улицы, между которыми уже пустили ростки трава и сорняки. Вскоре, не считая птиц, щебечущих в руинах заброшенных домов, я увидела первые признаки жизни. На дорогу вдруг откуда-то вышел козел и с любопытством уставился на меня ясными янтарными глазами. Всклокоченная борода ритмично покачивалась в такт жевательным движениям его рта, набитого травой.
   Я бочком обошла его, опасаясь, что он бросится на меня, и размышляя, как смогу себя защитить, если он решится на это. Но козел презрительно понаблюдал за моими маневрами, заблеял и затрусил прочь, как будто потеряв ко мне всякий интерес.
   Я осторожно продолжила путь. В первом доме не оказалось пи дверей, ни оконных стекол. Дверной проем зиял, словно разинутый беззубый рот, в окнах, как в слепых глазах, отражался мрак, царивший внутри. На грубой скамье рядом с домом стояло перевернутое вверх дном сверкающее ведро, рядом еще одно, полное чистой воды, к нему была привязана эмалированная кружка. Видимо, в Везоне не было своего водопровода, и воду до сих пор брали из колодца или приносили с реки, как это было еще при моем деде.
   Всмотревшись в глубь дома через дверной проем, я заметила большой стол и тяжелые стулья, на одном из которых небрежно висел шерстяной мужской свитер с высоким горлом. В печи тлели угольки, бросая отблески в тягу дымовой трубы. В центре стола стояла керосиновая лампа – видимо, здесь не было и электричества.
   Разбитый буфет вмещал в себя кухонную утварь и тарелки, а на полке виднелась торчащая на блюдце свеча с желобками восковых потеков.
   – Здесь есть кто-нибудь?
   Никакого движения внутри. Я, нахмурившись, повернула назад. В проеме между двумя домами вновь появился козел. Он стоял, агрессивно наклонив голову и расставив ноги, и изучающе смотрел на меня. Я попытала счастье в доме напротив, постучав в тяжелую дверь кулаком, но только отбила руку. Никто не ответил мне и здесь.
   Я отошла от двери и опасливо взглянула на козла. Он помотал головой, как бы демонстрируя мне свои острые рога, и сделал несколько шагов в мою сторону.
   – Никто и не собирается с тобой спорить, – нервно сказала я ему. – Играй себе, если хочешь, в дорожного полицейского, а я найду другой путь, в обход!
   Я обошла дом и огляделась. Здесь находились ветхие надворные постройки, виноградные лозы аккуратно поднимались по сеткам из тонкой проволоки, они были подрезаны, ухожены и покрыты густой зеленой листвой, из которой выглядывали крошечные кисти винограда. Поле за виноградником было вспахано, колея от колес телеги бежала параллельно реке в сторону мельницы.
   С боязливым отвращением я смотрела на мельницу. Ее каменные стены возвышались над рекой, несущейся под ней, крыша недавно была покрыта соломой. Никакого движения или признаков жизни там не наблюдалось, но я не представляла, где еще можно было отыскать людей, если только они, конечно, не отправились на ферму. Я подумала, что мне следует немного подождать, найдя приют под одной из каменных стен, покрытых мхом, и в этот момент козел, начавший подкрадываться ко мне со склоненной головой, заставил меня принять другое решение. Я направилась к мельнице, стараясь не упускать его из виду, но он лишь потряс отвратительной бородой и вновь исчез между домами.
   – Ах так! Думаешь, что ты очень ловкий, – проворчала я. – Хочешь подождать меня в тенечке! Но я не намерена возвращаться к машине этой дорогой. Я воспользуюсь другой, пройду мимо дома мельника. И в следующий раз, когда мы встретимся, мой бородатый друг, я уже буду в безопасности в своем "мерседесе"!
   Было приятно идти под теплым солнцем. Бледно-желтые нарциссы усыпали берега реки, через густые виноградные лозы, взбирающиеся на ивы, тянула усыпанные желтыми цветами ветки жимолость. Гудели пчелы, и где-то незнакомая мне птица надрывала горло в песне. Дойдя до мельницы, я увидела, что была права: у входа стоял мешок пшеницы, немелодично скрипело под напором воды огромное колесо, но почему-то не было слышно грохота каменных жерновов. Я сделала шаг внутрь мельницы и попала из яркого света в глубокий полумрак.
   Через отверстие в низком потолке, куда вела деревянная лестница, виднелись мешки с зерном, сложенные наверху для помола. Сквозь окошки в потолке они были ярко освещены солнцем. Там же на фоне ослепительных лучей чернел силуэт ворота с канатом, похожий на виселицу.
   – Здесь есть кто-нибудь? – крикнула я.
   Ответа не последовало. Даже звук мельничного колеса стал тише, перестали петь птицы и гудеть пчелы. Я слышала только неприятный скрип колеса и равномерную капель воды, падающей с его лопастей. С внезапно охватившим меня ужасом я огляделась. Именно здесь, на этом каменном полу, дети, играя, нашли растерзанное тело женщины. Моментально мое бурное воображение ясно показало мне ее, лежавшую там, в углу, и я медленно начала отступать в сторону двери, стремясь к дневному свету. Повернувшись, чтобы стремительно выбежать наружу, я внезапно почувствовала рядом с собой чье-то присутствие, и пахнувшая табаком рука крепко зажала мне рот и нос, обрывая крик ужаса, готовый сорваться с моих губ. Упав на колени, я ощутила, как что-то острое кольнуло ребро под правой грудью. Меня придавили к какой-то грубой материи, и я услышала тяжелые удары чужого сердца над моей головой. Я отчаянно рванулась.
   – Тихо! – прошипел мужской голос. – Иначе мне придется убить вас. Где он? Где он, черт подери?! Где Жобер?
   Стены мельницы начали медленно кружиться вокруг меня, и я ничего не ответила. Чувствуя тошноту и теряя сознание, я осела в его тисках. Казалось, нож воткнулся глубже между ребер, и больше я уже ничего не помнила...
   – Мадемуазель! Мадемуазель, пожалуйста!
   Чей-то голос медленно проникал в мое потрясенное сознание. Две шершавые руки терли мои запястья, и жгучий бренди, влитый в мое горло, заставил меня закашляться.
   – Мадемуазель, очнитесь, ради всего святого! Боже, с самого сотворения мира не было никого более упрямого, чем женщина в обмороке! Мадлен, быстро принеси еще бренди. Пьер, отойди от нее. Если она откроет глаза и увидит тебя, она вновь потеряет сознание. Ты слышишь? Отойди!
   – Конечно, Этьен, – пробормотал другой мужской голос. – Я сейчас. Извини, но...
   – Вон!
   Руки отпустили мои запястья. К моим губам больно прижали бутылку, и, хотя я сопротивлялась, в горло попало немного спиртного. Большая же его часть оказалась на моей блузке, проникая в ложбинку между грудей и обжигая кожу. Я подавилась и попыталась оттолкнуть бутылку.
   – Она приходит в себя, – пробормотал кто-то. – Мадлен, помоги мне.
   – Бедная девочка, – сочувственно прошептала женщина. – Бедная, беззащитная овечка. Попробуй еще раз напоить ее бренди, Этьен.
   Но я уже не была так беззащитна и ухитрилась оттолкнуть бутылку и отвернуть от нее голову. Потом с неохотой подняла тяжелые веки и попыталась сесть.
   – Не надо больше... – прошептала я. – Пожалуйста...
   – Вы в безопасности, – успокоил меня мужской голос. – Никто здесь не причинит вам зла, мадемуазель. Вы среди друзей.
   Я огляделась, ощущая слабость и пытаясь сфокусировать взгляд на фигурах, склонившихся надо мной. Одной оказалась женщина с жидкими седыми волосами и с лицом, на котором страдание оставило глубокие неизгладимые следы. Добрые глаза были полны сочувствия. Я заметила, что она хромала при ходьбе.
   – Не бойтесь, дорогая, – сказала она. – Теперь все будет хорошо. Никто не причинит вам зла.
   – Мадлен права. Мы хотим вам только помочь.
   Мужчина был молод, лет двадцати пяти, и казался таким же сильным и загорелым, как и встреченные мной на токсенской дороге путешественники, только гораздо более красивым. У него были правильные и приятные черты лица и спокойные, несмотря на тревогу, светившуюся в них, серые глаза. Он внимательно изучал меня.
   – Я в порядке, – пробормотала я, пытаясь сесть.
   Он сразу же помог мне.
   – Будет лучше, если вы еще немного отдохнете. После обморока нужно полежать спокойно.
   – Нет. Я... в полном порядке.
   Прямо сейчас мне хотелось только одного – мчаться в своем "мерседесе" прочь отсюда, так как ко мне стала возвращаться память. Вспомнив укол ножа, руку, зажимавшую мой рот, и свирепое, полное смертельной ненависти бормотание, я содрогнулась...
   – Мадемуазель очень напугана, – мягко сказала женщина. – Но все закончилось. Все позади. Вам не причинили зла. Вы потеряли сознание, вот и все.
   – Все?! – Я возмущенно посмотрела на нее. – Он пытался меня убить!
   – Моя дорогая мадемуазель Жерар, вы уверены, что вам это не приснилось? Когда я вас нашел, вы были абсолютно одна, в бессознательном состоянии. В полной отключке, как говорят у вас в Америке. Вы лежали на полу старой мельницы, беспомощная, трогательная и очень красивая, но, должен заметить, абсолютно невредимая. Старая мельница пользуется в этих краях дурной репутацией. Большинство местных жителей перебрались в Токсен или поближе к Замку грифов. Они на самом деле верят, что это место проклято. И я не сомневаюсь, что они вам рассказали о совершенном там убийстве. Вы уверены, что не вообразили себе что-то и что ваш преследователь не... призрак и не мешок пшеницы, возле которого я вас нашел?
   Я молча уставилась на него, готовая разрыдаться и осыпать его проклятиями. Из всех самоуверенных и нахальных молодых людей, которых я когда-либо в своей жизни встречала, этот поистине заслуживал голубую орденскую ленту! Если он намеревался рассердить меня, прекрасно преуспел в этом.
   Придя в себя, я медленно и с сарказмом ответила:
   – Я знаю совершенно точно, что со мной произошло, месье. И здесь ни сон, ни воображение ни при чем. И меня нисколько не заботит, верите вы мне или нет. Но я не сомневаюсь, что мне поверят жандармы в Орийяке. Кстати, откуда вы знаете мое имя?
   Он пожал плечами:
   – Когда я принес вас сюда с мельницы, решил, что нужно узнать, кто вы. В машине лежала ваша сумочка. Естественно, я ее проверил.
   – Вы принесли меня сюда?
   Впервые я внимательно огляделась. Я лежала на очень жесткой кушетке в комнате, которая, видимо, служила кухней: у стены стояла плита, и из огромной железной кастрюли, кипящей на ней, доносился приятный запах съестного.
   – После того как я осмотрел вас на предмет какой-нибудь травмы, естественно. – Мужчина склонил голову, пряча, как я поняла, улыбку. – Я подумал еще, что все американки доводят себя диетами до полного истощения. Вы оказались не исключением – я даже не выдохся, пока донес вас до дома.
   – Вы! – воскликнула я на английском. – Вы... – Я с ненавистью посмотрела на него. – На мельнице на меня напал мужчина, месье. Он зажал мне рукой рот и грозился убить. У него был нож... – Я быстро дотронулась рукой до ребра и инстинктивно поморщилась. – Думаю, он ранил меня вот здесь.
   Мой нахальный спаситель фыркнул.
   – Вы можете говорить по-английски, мисс Жерар, если хотите, – сказал он тоже по-английски, – и закончить то, что хотели сказать обо мне. Я говорю на этом языке и еще по-немецки. Но вы действительно не ранены. – Он покачал головой. – Я очень тщательно осмотрел вас, прежде чем передвигать, еще на мельнице. На ребрах у вас лишь небольшая царапина и синяк. Я заклеил это место пластырем.
   – Вы это сделали? – Я пристально посмотрела на него. – Ну вы и нахал!
   Он пожал плечами и улыбнулся:
   – Как же еще я мог узнать, что вы не диабетик и не впали в кому, что у вас нет сотрясения и вы действительно не ранены? Было необходимо осмотреть вас, впрочем, как и проверить ваши бумаги. К счастью, вы не пострадали. Только потеряли сознание. Я рад этому, потому что мне не хотелось бы найти вас раненой.
   – Спасибо, месье, – с сарказмом поблагодарила я, начиная чувствовать себя лучше.
   Через тонкую ткань блузки я нащупала небольшой кусочек пластыря, отодвинула в сторону одеяло и села, осторожно спустив ноги с кушетки и оправляя юбку. Мужчина восхищенно наблюдал за мной.
   – Было бы довольно глупо обращаться в жандармерию в Орийяке с подобной историей, мисс Жерар. Вы в безопасности и совершенно невредимы, а у них есть более важная работа, чем попусту тратить время, приезжая сюда.
   – Возможно, для вас не важно, что маньяк с ножом угрожал моей жизни, но для меня это важно, – с раздражением заметила я, – равно как и для полиции Орийяка, я уверена. Если это не так, тогда американское консульство в Париже добьется больших результатов в этом деле.
   Красивые черные брови молодого человека сошлись на переносице.
   – Вы очень решительная молодая женщина, не так ли?
   – Когда мне кто-то угрожает ножом и обещает меня убить, если закричу, мне ничего другого не остается. Да, я такая.
   – Отлично. – Он, видимо, внезапно принял решение. – Мадлен не знает английского, так что сейчас я кое о чем вам расскажу. Человек, который... которого вы встретили на мельнице, ее брат. Он немного... – Мой спаситель нахмурился, подыскивая подходящее английское слово. – Марокканцы сказали бы, что Аллах "прикоснулся к его мозгу". К несчастью, он увидел подъехавший "мерседес". Эти машины имеют для него определенное значение...
   – Но во Франции полно "мерседесов", – перебила я. – Если они его так волнуют, почему бы его не поместить куда-нибудь, где он не сможет никому навредить? И не пытайтесь убедить меня, что он не имел в виду то, о чем говорил. Он хотел убить человека по имени Жобер.
   – Человека по имени Жобер, – тихо повторил молодой человек, – который всегда ездил на "мерседесе". Да. – Он вздохнул. – Гауптштурмфюрер СС Франц Жобер, военный преступник, пользующийся дурной славой. Вы, как американская гражданка, вряд ли о нем слышали. Это Жобер сделал брата Мадлен таким, какой он есть. Жобер виновен в том, что Мадлен на всю жизнь осталась калекой. Он несет ответственность за смерть тысяч невинных людей в польском концлагере. У него было пристрастие душить молодых женщин своими руками. Он делал это только для собственного удовольствия, поскольку данный метод казни нельзя назвать особенно эффективным средством массового уничтожения. У него были очень сильные руки и болезненная потребность убивать... Да, должен признать, что Пьер убил бы Жобера, если бы у него был шанс. Жобер всегда ездил на "мерседесе", и, увидев вашу машину, Пьер потерял над собой контроль. Не верю, что он хотел причинить вам вред. Когда вы упали в обморок, это образумило его и он примчался ко мне за помощью.
   – Он... сделал это?
   – Да. Он был в ужасе, думал, что убил вас. Он убежал и теперь не появится рядом с вами. Пьер боится смерти. Ничего удивительного: он видел ее за работой. Вот почему я нес вас один, мисс Жерар.
   – Он перепугался не больше, чем я, – дрожа, пробормотала я. – То, что вы мне рассказали, месье, ужасно.
   – Метье, – улыбаясь, сказал он, как будто я задала вопрос. – Этьен Метье, к вашим услугам, мисс Жерар.
   Я проигнорировала его слова, думая все о том же.
   – Но то, что вы рассказали, случилось много лет назад. Япония тоже компрометировала себя подобными зверствами, но американцы постарались об этом забыть. Несомненно, этот... Жобер, кажется?.. давно уже умер. – Я вспомнила, как утром Мари Лабрус заметила, что о былом лучше не говорить.
   Этьен бросил на меня странный, пытливый взгляд:
   – Значит, вы считаете, что Франц Жобер должен остаться безнаказанным? Что он вправе ускользнуть от ответственности за все то, что совершил?
   Я удивленно посмотрела на него:
   – Вы хотите сказать, что он до сих пор жив и свободен?
   – Именно это я и хочу сказать, мисс Жерар. Вы считаете, что он и дальше может пребывать на свободе?
   – Нет, – твердо ответила я. – Такой человек вновь начнет убивать.
   Этьен кивнул:
   – Вы абсолютно правы, мисс Жерар. Он уже начал. Мы точно знаем, что он убивал. Много раз. И следовательно, будет убивать опять и опять, пока мы его не схватим и не предадим суду.
   – "Мы", месье? – удивилась я.
   – Да. Мы, те, кто его ищет, мисс Жерар. – Он мгновение поколебался. – Я агент французского правительства. Мадлен и ее брат – одни из немногих оставшихся в живых людей, которые знают Франца Жобера в лицо и способны его опознать. Вот почему вам не стоит идти в полицию. Иначе мне придется связываться с Парижем, чтобы предотвратить арест Пьера. Полиция узнает нашу тайну, и затем... – Он пожал плечами. – Новости в маленьких городах быстро распространяются. Да и вы тоже пострадаете: ваша виза будет аннулирована, и вам прикажут немедленно покинуть Францию.
   Я внимательно смотрела на него, подыскивая подходящие слова для ответа. Он улыбнулся:
   – В гневе вы еще красивее, мисс Жерар!
   – Вы!.. – ухитрилась все-таки выдавить я. – Вы невыносимы! – Я задохнулась от гнева, видя его самодовольную усмешку. – Кто вы такой? Вы посягнули на право собственности моего дяди – вторглись в его владения и поселились в одном... нет, в двух его домах! Ваш друг угрожал моей жизни! Вы выдумали какую-то ужасную историю, пытаясь пробудить во мне сострадание к человеку, который на меня напал, чтобы я не пошла в полицию. Вы даже пригрозили мне выдворением из страны! Говорите, что вы агент французского правительства? Я в этом сомневаюсь. Если вы и агент, то, наверное, самый худший в истории. Вы не только признались мне, совершенно незнакомому человеку, что являетесь агентом, но и рассказали о своей миссии! – Я глубоко вздохнула и негодующе продолжила: – Не верю ни одному вашему слову!
   Однако его улыбка стала еще шире.
   – О, но мы с вами не совсем незнакомы, мисс Жерар. Я очень многое о вас знаю. Это моя обязанность – разузнавать о приезжающих в Шатеньере чужаках. Если хотите, я могу рассказать вам о вашей жизни в Новом Орлеане, о вашем дедушке, Анри Жераре, весьма достойном старом джентльмене, между прочим. А еще о ваших экзаменационных результатах в Ньюкомб-колледже и ваших друзьях. Американское ЦРУ всегда активно сотрудничает с моим департаментом в делах поиска военных преступников.
   Этьен достал из кармана бумажник, открыл его и протянул мне небольшую книжечку. Там были его имя, фото и подпись. Имя: Этьен Метье. Звание: капитан. Ведомство: военная разведка. Семейное положение: холост. Возраст: двадцать восемь. Род занятий: оперативный представитель.
   – Бумаги, конечно, могут быть фальшивыми, – заметил он, забирая у меня удостоверение и продолжая улыбаться приводящей в ярость улыбкой. – Хотя вряд ли я полез бы в такие неприятности. Но если вы свяжетесь со своим посольством в Париже, уверяю вас, они сразу же проверят меня и подтвердят, что все изложенное в этом документе – правда. Я также уверен, мисс Жерар, что ваши соотечественники попросят вас сотрудничать со мной.
   Я неуверенно покачала головой:
   – Я... я не знаю, что и сказать, месье! Думаю, мне придется вам поверить, но не сомневайтесь, справки я наведу, поскольку все равно намерена вскоре отправиться в Париж. – Я сказала это вызывающе, все еще глядя на него с глубоким подозрением, но он лишь в очередной раз улыбнулся и кивнул:
   – Хорошо. Но я не такой дурак, как вы думаете, мисс Жерар. В своей работе мне приходится общаться со многими людьми. Агент должен быть немного психологом, уметь быстро оценивать человека и отсеивать тех, кому он доверять не может. Ошибка, уверяю вас, может быть фатальной. Я верю, что вам доверять можно и что, если вы дадите слово, вы его сдержите. Я также знаю, что вы не испытываете симпатии к таким типам, как Франц Жобер.
   – Нет. – Я внутренне содрогнулась.
   – Так и должно быть. Мне придется попросить вас пообещать, что вы забудете все это и не скажете никому, пока Жобер не будет найден и арестован.
   – Что заставляет вас думать, что этот... Жобер находится в Шатеньере? – спросила я, нахмурившись. – После стольких лет...
   Этьен долго смотрел на меня, сдвинув брови, потом покачал головой:
   – Я не сказал, что он в Шатеньере.
   – Но вы здесь, месье, как и ваши свидетели.
   – Вы даете обещание молчать о нашем разговоре?
   – А у меня есть выбор? – Я пожала плечами.
   – Виза. Вежливая депортация. Одиночное заключение без права переписки. Выбирайте. – Его глаза вдруг стали злыми, улыбка исчезла.
   Я тревожно огляделась и сказала по-французски:
   – У меня нет желания доставлять неприятности вам и вашим друзьям или помогать военному преступнику. Но... закон молчания касается и моего дяди Мориса? Поскольку вы так много знаете обо мне, вам должно быть известно, что он – один из лидеров французского Сопротивления и будет первым, кто согласится помочь вам.
   – Все, что мне от вас нужно, – это обещание, мадемуазель, – холодно ответил Этьен тоже по-французски. – И здесь не может быть никаких исключений.
   Я вздохнула:
   – Отлично, месье Метье, у вас есть мое слово. Я не раскрою вашу тайну никому, включая моего дядю.
   – Хорошая девочка, – с облегчением вздохнул он. – Но будьте осторожны, если вас начнут расспрашивать о сегодняшнем дне. Меньше всего мне хотелось бы поставить вас в опасное положение.
   – Дядя просил меня подготовить отчет о состоянии дел на ферме, – вспомнила я. – Как я могу это сделать, не упоминая, что два дома заняты и что кто-то обрабатывает поля и виноградники? Если я не сообщу об этом, можете быть уверены, что рано или поздно это сделает кто-то другой. – Внезапно я подумала о двух туристах. – Кстати, о том, что в деревне живут, я услышала еще до того, как сюда приехала. Об этом упомянули два путешественника, которых я встретила на токсенской дороге.
   Я решила, что эти молодые люди тоже из французской разведки, и ожидала, что они заинтересуют Этьена, но он лишь равнодушно пожал плечами:
   – Пьер и Мадлен живут здесь уже несколько месяцев. Их фамилия Бурже. Они арендуют дом и поля за ним у месье Марсо с фермы. Марсо знает меня как их племянника. Я художник, арендовал другой дом для большего уединения и работы. Я также помогаю Пьеру в поле, когда есть время. Все это означает, что ваш дядя получит еще несколько франков, а мы наилучшим образом используем и улучшаем его собственность, что также должно его порадовать.
   Вот все, что вам нужно знать о нас, и все, что вы узнали бы, если дела пошли бы по-другому и ничего не случилось.
   Я сунула ноги в туфли и встала.
   – Предполагается, что художник пишет картины, месье. Я должна попросить вас показать мне некоторые из них.
   Он вновь усмехнулся:
   – Почему бы нет, тем более что теперь мы понимаем друг друга лучше. Я был студентом отделения живописи, прежде чем стал тем, что я есть. Надеялся, что всерьез займусь рисованием. Сейчас для меня это лишь развлечение. К тому же стоять на природе с мольбертом – хороший способ наблюдать, кто проезжает или проходит по округе. Я работаю в другом доме. Пойдемте, устрою вам экскурсию.
   Этьен предложил это так энергично, что я не смогла устоять. Мадлен окликнула нас, предлагая кофе, но я отказалась. Она вытерла руки о фартук и улыбнулась мне, качая головой:
   – Я прошу прощения за Пьера, мадемуазель. Он никому не причиняет зла, а в ярость впадает, только вспоминая прошлые обиды. И то он может наброситься лишь на того, кто издевался над нами когда-то давно. Клянусь вам...
   – Я знаю, – ласково ответила я. – Спасибо вам за то, что помогли мне прийти в себя.
   – Мадемуазель так же добра, как и отважна, – прошептала женщина и поспешно отвернулась со слезами на глазах.
   Я размышляла над ее словами, когда шла за Этьеном Метье к его дому. Да, кто-нибудь более пугливый, чем я, умер бы на мельнице от страха.
   Козла сейчас нигде не было видно. В доме по-прежнему лежал на стуле свитер. Этьен провел меня в другую комнату, залитую солнечным светом, который проникал через незастекленные окна без занавесок.
   Рядом с окном стоял мольберт с незаконченной картиной. Дюжина небольших работ без рамок и ящик с красками валялись на полу у стены. Рассматривая их, я удивилась оригинальности цветовой гаммы и композиций. Темные фигуры крестьян, работающих в поле, резко выделялись на фоне роскошных желтых полей, зелени лесов и возвышающихся на заднем плане голубоватых гор в снежных шапках. Я рассмотрела подпись: "Метье".
   – Они очень хороши! – невольно вырвалось у меня.
   – Вам понравилось? Когда-нибудь я напишу еще лучше, если жизнь позволит, Дениза.
   Я быстро взглянула на него, удивленная, что он обратился ко мне по имени.
   – Да, обязательно напишете, – пробормотала я. – Теперь я должна идти – мне еще многое нужно сделать.
   – Мне хотелось бы написать ваш портрет. Если, конечно, вы согласитесь уделить еще немного времени тому, кого повстречали при столь неприятных обстоятельствах? Буду вам необычайно благодарен.