Страница:
- Неужели они собираются повторить операцию, подобную той, которую провели против партизан в Полесье? - высказал я догадку.
- Похоже на то. Но, как говорится, чему быть, того не миновать, а пока прошу к столу.
На столе уже дымилась горка драников, рядом стояла миска с кислым молоком и сковорода с яичницей. Мы с аппетитом поели и при прощании договорились, что будем обмениваться новостями.
Вернувшись в лагерь, я рассказал Шарому о готовящейся карательной операции. Шарый отнесся к этому спокойно - не впервой. К моей большой радости, в отряде нежданно-негаданно я застал гостей. В нашем лагере оказалась группа, которая двигалась на запад из Кличевского района Белоруссии. Еще издали, по черной косе и манере громко разговаривать, я узнал Клаву Милорадову. Обнялись, расцеловались. Клава рассказала мне о наших боевых товарищах, общих знакомых. Я узнал, что Володя Шатров в одном из боев был тяжело ранен и отправлен на Большую землю. Надя Белова погибла. Узнал также, что в Кричевский район для непосредственного руководства боевыми действиями групп осенью 1942 года, оказывается, прилетел Артур Карлович Спрогис. Под его командованием объединенными силами нескольких групп в Выдрице был разгромлен сильно укрепленный гарнизон противника. В этом бою погибла Елена Колесова, командир девичьей разведывательной группы. Впоследствии ей было присвоено звание Героя Советского Союза. Я помнил Лену еще по военной части и с памятного боя под Сухиничами: среднего роста, стройная, сильная, очень смелая и решительная, она к тому же была еще и очень женственной.
О себе Клава почти ничего не рассказала, лишь мельком заметила, что занималась разведкой, часто бывала в Орше, Борисове.
Между тем слухи о готовящейся карательной экспедиции немцев подтвердились. По данным нашей разведки, в начале июня в Марьину Горку, Осиповичи, Слуцк, Старые Дроги стали прибывать свежие воинские части. Участились стычки партизан с немецкой разведкой. Противник взял в кольцо окружения обширный район, и это кольцо постепенно сжималось. Партизанские бригады, расположенные северо-западнее нас, уже вступили в соприкосновение с вражескими частями. Медлить было больше нельзя, и мы вместе с соседними отрядами решили идти на прорыв.
В ночь на 5 июня переправились на пароме через реку Птичь. Заночевали в лесу недалеко от деревни Клетное, а утром я с группой бойцов отправился в конную разведку в сторону деревни Сутин.
Занимался ясный, солнечный день, лошади шли легкой рысцой, под копытами клубилась желтовато-серая песчаная пыль. У крайних домов деревни остановились. Видно отсюда было далеко, обзор прекрасный.
- Ну что, ребята, поедем дальше? - спросил я.
- Поехали! - крикнул Саша Чеклуев и, вырвавшись вперед, галопом поскакал по гребле, за ним - Вася Смирнов и остальные. Но, проскакав несколько сотен метров, конники неожиданно повернули назад - из-за редкого низкорослого соснового перелеска выползала серо-зеленая колонна немцев.
Пришлось вернуться к обозу. Шарый приказал оттянуть обоз к лесу, а мы помчались в сторону Репищ. Встретив немцев и здесь, повернули обратно - от Ре-пищ движется механизированная колонна. Жалко бросать обоз, хочется выйти в тылы блокирующих воинских частей немцев, сохранив свое имущество. Однако совершенно очевидно, что просочиться ни на юг, ни на восток с обозом нам не удастся. Повернули назад. От деревни Руды двинулись на запад по тяжелой песчаной дороге на Шелехово. Наша конная разведка на рысях вылетела к Шелеховым хуторам, и тут из засады по нас ударили вражеские пулеметы. Сраженный пулями, странно переломившись, упал из седла Петр Дубовик.
Напуганные стрельбой кони вынесли остальных из зоны огня.
Недолго пришлось партизанить Пете Дубовику. Во время оккупации он жил в Марьиной Горке, работал на сенном складе. Однажды мы ему через Ануфрия Сиротко передали магнитную мину, чтобы он установил ее на проходящем поезде с горючим. Мину он снарядил, но подняться по металлической лесенке и поставить взрывное устройстло у горловины цистерны Петру помешала охрана. Что делать? Дубовик спрятал мину в стогу сена. Сенной склад сгорел, а Петру пришлось срочно уходить в отряд. И вот...
Выслушав мой короткий доклад, Шарый приказал срочно занять круговую оборону на тот случай, если немцы пойдут в атаку. Затем он пригласил меня и других старых партизан посоветоваться, как поступить дальше. Илья Николаевич был собран, энергичен, решителен - чувствовалось, что он в своей стихии.
- Вот что, хлопцы, - начал командир, - с обозом придется расстаться. Будем прорываться в пешем строю. - Он кашлянул, как это обычно бывало с ним в минуты волнения, окинул всех быстрым взглядом и спросил: - Есть другие предложения?
Других предложений не было. Мы стали молча распрягать и расседлывать лошадей. С трудом сдерживая слезы, уздечками, нагайками стегали их по крупам, пытаясь отогнать подальше, поглубже в лес. Когда лошадей отогнали, поставили рядом все телеги, побросали на них сбрую, седла и подожгли.
И вот теперь снова, как два года назад, с тяжелыми вещевыми мешками, увешанные оружием, преследуемые, как и тогда, тучами комаров, двинулись мы в путь. Обошли засевших над речкой немцев и углубились в лес. Там встретили партизан. Они сообщили нам, что немцы сейчас стали на дороге Марьина Горка совхоз "Сенча-Омелыю" и намерены прочесывать леса на юго-восток от шляха, то есть на нашей стороне.
К вечеру, двигаясь на северо-восток, утомленные и голодные, расположились передохнуть на холмике у небольшого лесного озера. Здесь, пока готовился ужин, снова посоветовались, как быть дальше. Шарый обратился к Чеклуеву и Смирнову:
- Эти места вы знаете лучше чем кто-либо. Прикиньте, как быстрее всего добраться до дороги и в каком месте будем переходить шлях.
Смирнов подумал немного и ответил, что лучше всего шлях, пожалуй, пересечь между Клетищином и Любячкой, так как в этом месте лесом, вдоль осушительной канавы, можно выйти к самой дороге. А на той стороне, хотя и нет настоящего леса, зато тянутся на многие километры непроходимые болота.
- Как же мы их пройдем, если они непроходимые? - с сомнением покачал головой Шарый. Смирнов улыбнулся:
- Так мы же партизаны!
- А что думает Чеклуев?
- Лучшего места в самом деле не найти, - сказал Чеклуев. - Севернее совхоз "Сенча" - место открытое и возвышенное, уж там-то наверняка будут сильные немецкие посты, а южнее нет близко ни лесов, ни болот, все видно как на ладони, там нас могут без труда накрыть.
Итак, решено: переходить дорогу будем там, где посоветовали Смирнов и Чеклуев. В час ночи прозвучала знакомая команда: "Подъем!", и мы тронулись в путь.
Тьма стояла непроглядная, лишь по чавканью сапог можно было определить, в каком направлении движется цепочка бойцов. Через некоторое время вернулись высланные вперед разведчики. Они сообщили, что немцев поблизости нет, но дорогу патрулирует броневик. Шарый приказал всем сосредоточиться у самого шляха По его команде мы быстро пересекли шлях и углубились в заболоченное редколесье. Теперь, по нашим предположениям, мы были в тылу у карателей.
Через несколько дней окружным путем, усталые, измученные, вернулись в Бытень. Наши группы снова разъехались по своим местам. Чеклуев с товарищами направился под Марьину Горку, Бычков под Слуцк, Максимук под Бобруйск. Снова по рации пошли свежие сообщения о гарнизонах, железнодорожных перевозках немцев.
Крупная карательная экспедиция гитлеровцев закончилась так же безрезультатно, как и многие другие. Партизаны, где с боями, где, как и мы, небольшими группами, вышли из котла и продолжали свою боевую деятельность Фашисты захватили скот, сожгли несколько деревень и в десятых числах июня убрались восвояси.
Группа Суралева все это время оставалась под Побоковичами и уцелела полностью. Лишь Толя Попцов, которому шел тогда лишь тринадцатый год, - его послали в разведку - нарвался как-то на немцев. Гитлеровцы открыли огонь. Толя бросился бежать, притаился в ржаном поле И все же немецкая пуля нашла его, он был ранен в ногу От страшной боли юный разведчик потерял сознание. Нашла Толю его сестра Валя. В это время подошли немцы Один из них, вскинул автомат, но выстрелить ему помешали подоспевшие чехи из 151-й венгерской дивизии. Чехи перевязали Толику ногу и вместе с Валей отвезли в Деревцы. Они же предложили оставить его в деревне у кого-то из местных жителей, строго наказав хозяевам ухаживать за ним. Валю чехи отстоять не смогли. Ее вместе с другими гражданскими загнали в Деревцах в какой-то погреб. Там же оказались Бронислава и Мария Лиходиевские, ее родные тетки.
В погребе имелось одно-единственное маленькое окошечко, и иного способа спастись, как попытавшись выбраться через него, не было. Сестрам Лиходиевским, а также Григорию Пашкевичу, сын которого был в партизанах, угрожала смерть, и они не могли не воспользоваться хоть малейшей возможностью бежать. Первой с помощью Пашкевича добралась до окошка Мария, за ней выпрыгнула Броня. Пашкевичу помогала Валя. Первая попытка не удалась. Пашкевичу пришлось сбросить с себя почти всю одежду, только тогда он смог протиснуться в узкий проем окна. Валя умоляла оставшихся в погребе мужчин и женщин подсадить ее, но те дружно отговаривали: "Ты еще мала, чего тебе бояться?" И Валя осталась ожидать своей участи.
Попала она сначала в лагерь для гражданских лиц в Осиповичах, затем ее перевезли в Белосток. Там в лагере из прибывшей партии отобрали несколько десятков детей, загнали их в какой-то сарай и забросали гранатами. При этом из включенных на всю мощь репродукторов неслись бравурные марши Вале повезло Она не попала в число уничтоженных.
Лагерь был окружен колючей проволокой и проводами с током высокого напряжения. Возле колючей проволоки фашисты забороновали полоску земли. Подходить к ней нельзя - убьют; свирепые овчарки помогают охране. Питание 150 граммов хлеба с опилками да изредка овсяная похлебка. Посуды почти не было. Брали еду в кастрюли на несколько человек и торопливо съедали. Многие тянулись к котлу со сложенными ладонями - получали удар черпаком по рукам и отходили под гогот фашистов, для них это развлечение. Девочка не вынесла всего этого, в отчаянии бросилась на проволоку, но овчарка сбила ее с ног и вцепилась в руку, а подбежавший эсэсовец ударил прикладом по спине. После этого Валя долго болела, у нее началось кровохарканье. При выбраковке ей поставили штамп на лбу, что означало: к работе не пригодна.
Забракованным сказали, что их отправят домой. Поддавшись на обман, многие заключенные, чтобы заболеть, стали курить табак с тонко изрезанными кусочками шелка, пить табачный отвар. Людей со штампами на лбу стали грузить в машины и вывозить. Многие догадались, что везут на смерть. Валя стерла свой штамп. Немцы это заметили и жестоко избили девочку.
Пока готовили следующую партию на уничтожение, Валя сумела убежать. Помог ей в этом пожилой немецкий солдат. Валю приютила польская семья. Лечил ее польский врач. После освобождения Белоруссии в 1944 году Валя вернулась в свою родную деревню Побоковичи...
Мы никак не могли забыть неудачную операцию по захвату аэродрома. Нам стало известно, что от аэродрома в сторону Поплавов регулярно ходит легковая машина, возможно, с важными документами. Об этом можно было судить по тому, что дорога эта патрулировалась. Правда, за Поплавы немцы редко осмеливались выезжать - там начиналась партизанская зона, но и мы до сих пор особенно близко не подходили к Осиповичам, если не считать попытки захватить аэродром.
На этот раз решено было небольшой, хорошо вооруженной группой выйти на шоссе восточнее Репищ и устроить засаду на легковую машину. Мы залегли возле шляха, замаскировались и стали ждать. Как всегда нестерпимо донимали комары, и вести себя абсолютно тихо было очень трудно. Машина так и не появилась, зато со стороны Поплавов к нам стал приближаться патруль. Его надо было пропустить, но кто-то из бойцов нечаянно бряцнул оружием, немцы мгновенно среагировали на это, и ничего уже не оставалось делать, как ударить по ним из автоматов.
Все четверо патрульных упали на асфальт. Лева и Костя, не дожидаясь команды, выскочили на шлях, подобрали винтовки, сняли с убитых ремни с подсумками и тесаками, взяли документы. В это время охрана с блок-поста на железной дороге открыла беспорядочный огонь вдоль шоссе. Надо уходить, пока немцы не отрезали нам пути отхода. Быстрым шагом, а кое-где и перебежками миновали Репищи. Теперь мы были в относительной безопасности, можно и отдохнуть. Надо бы зайти в деревню, попросить у местных жителей соли, но я опасался, что туда вот-вот нагрянут немцы.
Прошло не менее получаса, а гитлеровцы все еще не появились. Неужели не приедут? Может быть, рискнуть? В Репище вызвались идти Валентин Гуськов, парнишка из Репищ, недавно принятый в отряд, Курышев и Сысой. Ребята по заболоченному кустарнику напрямую зашагали в сторону деревни.
Мы разожгли небольшой костер и, положив под голову вещевые мешки, легли отдохнуть. Минут через двадцать в тишину, нарушаемую только гудением комаров, вторглись другие звуки. В деревне застучал ручной пулемет Дегтярева, и сразу же, как эхо, откликнулись немецкие МГ - значит, завязался бой. Мы вскочили на ноги, углубились в густые заросли кустарника Через некоторое время вернулись трое наших бойцов - Гуськова среди них не было. Запыхавшийся Игорь Курышев рассказал о том, что произошло:
- Когда мы уже собирались возвращаться, в деревне появились два бронетранспортера с солдатами. Гуськов, который был оставлен в охранении, первым заметил гитлеровцев и открыл по ним огонь из пулемета Мы втроем начали отходить через огороды к болоту. Один из бронетранспортеров выехал на конец деревни, развернулся и двинулся нам наперерез. На краю болота он остановился. Преследовать немцы нас не стали.
Когда стрельба прекратилась и шум машин начал удаляться, наша группа пошла в деревню. Там жители нам рассказали, что Валя Гуськов сражался до последнего патрона, уничтожил из своего пулемета не менее десятка вражеских солдат и погиб в неравном бою Война вырвала из наших рядов еще одного испытанного боевого товарища.
Во второй половине июня мы получили приказ вместе с партизанами участвовать в "рельсовой войне" Стало ясно, что готовится наступление советских войск.
Подрывники нашего отряда взорвали на большом протяжении полотно железной дороги, во многих местах нарушили телефонную связь между городами. Три дня и три ночи взлетали в воздух обломки рельсов и шпал, железная дорога Минск Осиповичи была парализована.
В девятом томе "Истории второй мировой войны" так говорится о действиях белорусских партизан во второй половине июня 1944 года: "Выдающимся примером непосредственной партизанской помощи наступающим войскам Красной Армии явилась операция белорусских партизан по массовому подрыву рельсов, осуществленная накануне наступления войск 1-го, 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов против группы армий "Центр". Ее разработал и согласовал с командованием фронтов Белорусский штаб партизанского движения...
Партизаны в ночь на 20 июня осуществили одновременную массовую диверсию на железных дорогах Белоруссии. В результате они подорвали 40 775 рельсов, полностью вывели из строя железнодорожные линии Орша - Могилев, Орша Борисов, парализовали перевозки противника на участках Полоцк - Молодечно, Крупевщина - Воропаево - Вильнюс, Минск - Барановичи, Осиповичи - Барановичи, Пинск - Брест и других. До конца месяца было подорвано еще 20 тысяч рельсов"{2}.
О том, как отразился этот удар белорусских партизан на состоянии немецко-фашистских войск, довольно выразительно написал бывший начальник транспортного управления группы армий "Центр" полковник Т. Теске: "В ночь перед общим наступлением русских на участке группы армий "Центр", в конце июня 1944 года, мощный отвлекающий партизанский налет на все важные дороги на несколько дней лишил немецкие войска всякого управления. За одну ночь партизаны установили около 10,5 тысячи мин и зарядов, из которых удалось обнаружить и обезвредить только 3,5 тысячи.
Сообщение по многим шоссейным дорогам из-за налетов партизан могло осуществляться только днем и только в сопровождении вооруженного конвоя"{3}.
...2 июля танки и самоходные орудия с родными звездами на броне были уже в Марьиной Горке и в совхозе "Велень". Невозможно описать, каким радостным для нас стал этот день!
Согласно приказу командования, полученному по рации, наш отряд в полном составе прибыл в деревню Поплавы. На окраине деревни нас ожидала штабная машина. Из нее вышел какой-то майор, подошел к Шарому, отдал честь и представился:
- Уполномоченный штаба фронта майор Медведевский.
Шарый ответил на приветствие, представил Медведовскому бойцов и командиров отряда, после чего все разошлись по хатам.
В Поплавах мне пришлось целых два дня потратить на занятия "литературной работой" - писал отчет. Затем мы выехали в Осиповичи. Наши разведчики в Осиповичах - Кондратенко Мария Яковлевна, ее муж Иосиф Максимович, Скрипов Константин Васильевич и другие получили соответствующие документы и небольшую материальную помощь. Получили помощь и малолетние дети Ушакевич, кроме того, им была выдана справка о том, что их мать, Софья Ивановна Ушакевич, 1906 года рождения, погибла смертью храбрых при выполнении специального задания штаба 2-го Белорусского фронта.
Из Побоковичей мы никого не встретили и решили съездить туда, проведать Марию Викентьевну Лиходиевскую. Майор Медведовский предоставил в наше распоряжение трофейный мотоцикл с коляской. Я немножко потренировался в езде и предложил Никольскому и Чеклуеву ехать со мной. Стоял теплый, солнечный день. На большой скорости мы проехали по шляху и свернули на пыльную проселочную дорогу в Побоковичи. Деревня была полностью разрушена, возле голых печных труб, сиротливо тянувшихся к небу, копошились одетые во что попало люди.
Нашли землянку Лиходиевских. За столом - Бронислава, Мария, Толя и Зина. Что-то едят, видно, щи из крапивы. Леву узнали сразу, узнают ли меня?
- Да это же наш командир! - бросается мне нашею Зина, маленькая, худенькая, большеглазая девочка.
- Лева, давай вещмешок, - говорю Никольскому. Мы выкладываем на стол буханку черного хлеба, американские мясные консервы, наши российские концентраты.
- Это вам для начала. А сейчас, Мария, езжайте с Толиком в Осиповичи. Вот адрес. Там вас встретит Суралев, вам окажут всяческую помощь. А нам пора возвращаться.
Когда выехали из деревни, я повернул налево, решил попрощаться со Стениным. Вот и небольшой песчаный холмик, заросший редкой травой, с низенькой деревянной оградой. На затесе короткая надпись: СТЕНИН АЛЕКСАНДР АЛЕКСЕЕВИЧ. Вместе со мной ребята выхватили пистолеты, и пятикратный залп огласил притихшие окрестности.
- Прощай, друг Сашка, ты отдал все, что мог, ради победы. Клянемся тебе: мы дойдем до Берлина, клянемся!
В Осиповичах отряд стоял всего лишь несколько дней, но самое важное мы успели сделать - наши отважные разведчики и связные получили документы, подтверждающие их участие в борьбе против фашистов.
Меня интересовал еще один вопрос. Я напомнил Медведовскому о том, что перед наступлением наших войск мы передали Хозяину уточненный план наземной и противовоздушной обороны Осиповичей и координаты складов "Остланд", расположенных неподалеку от города.
- Пригодились ли эти данные? - спросил я его.
- А как же! Этими данными воспользовался штаб фронта. Результаты? Поедем посмотрим.
Захватив с собой Константина Васильевича Скрипова, мы проехали по местам, где совсем недавно были немецкие подземные склады. Теперь там зияли огромные воронки от авиабомб. Их взрывами разметало снаряды, гранаты, разбило зенитные установки.
- Видите, - кивнул головой в сторону воронок Медведовский, - это сделано по вашим данным. Это результаты разведки.
Мы переглянулись со Скриповым.
Перед самым отъездом из города мне удалось встретиться с партизанами-королевцами. И вот что я узнал.
После ухода отряда из Полядок в конце 1942 года хозяин нашего дома недолго оставался в деревне. Своими подозрениями мы поделились с партизанами, и тот, почувствовав, вероятно, что за ним наблюдают, ушел в Лапичи, поступив там в полицию. Его жена и четверо детей остались в деревне. Партизаны семью не трогали - жена и дети не могли отвечать за мужа и отца.
Весной 1944 года гитлеровцы начали против партизан крупномасштабные боевые действия. Под натиском превосходящих сил противника партизаны с боями были вынуждены отойти на северо-восток. Предатель вернулся с карательным отрядом и вывел фашистов к землянкам, в которых скрывались жители деревень Полядки, Погорелое и Лозовое. Каратели учинили жестокую расправу. Они убили восемнадцать человек, а оставшихся в живых повели в Полядки. Там штыками и прикладами ни в чем не повинных людей загнали в хаты, забили окна и двери и сожгли заживо.
Лишь немногие жители, по разным причинам оказавшиеся далеко от дома, остались в живых. В их числе - отец Андрея Гришановича и две его сестры. Сам Андрей погиб в бою с карателями.
Предатель собственноручно запалил свой дом, забрал семью и уехал в Лапичи. К сожалению, дальше его следы теряются. По-видимому, он ушел на запад вместе с гитлеровцами.
Фашисты сожгли деревню, построили там укрепления, но продержались недолго. Через полтора месяца, в июле сорок четвертого, их вышибли наши войска.
В 1974 году, спустя тридцать лет после этих событий, мы с Игорем Курышевым посетили деревню Полядки, встретились с отцом Андрея Гришановича, с его дочерьми и еще с несколькими уцелевшими в 1944 году старожилами. Деревня возродилась, но никто из жителей не захотел ставить свое жилище на том месте, где стоял дом предателя, - там пустырь. На окраине деревни установлен памятник. На нем надпись: "Обнажите головы. Здесь похоронены более ста мирных советских граждан, замученных фашистами 9 мая 1944 года".
Из Осиповичей наш отряд в полном составе выехал в Минск. Проезжали мимо Марьиной Горки, но не было возможности остановиться, повидаться с Владимиром Антоновичем Бондариком, который успешно выполнял наши задания вплоть до самого освобождения района. В течение последнего года он регулярно передавал в отряд сведения о железнодорожных перевозках немцев, а в сентябре 1943-го, когда у нас кончилось питание к рации, достал новый полный комплект. От него мы узнавали об изменениях в гитлеровском гарнизоне, численности и вооружении воинских частей, останавливавшихся в Марьиной Горке. Перед началом последней крупной операции немцев он успел нам передать, что в Марьину Горку, Дричиц, Тальку прибыли регулярные немецкие войска, которые будут участвовать в блокировке партизанских соединений. На встречу с Марией Григорьевной Кудиной, санитаркой Марьино-горской поликлиники, - от нее мы через Луцевич получали медикаменты и перевязочный материал, - рассчитывать нам не приходилось: в начале 1944 года она была арестована гестапо и вывезена в Германию.
Но вот и Минск. Остановились на окраине в частных домах - центр города был почти полностью разрушен. Через некоторое время поступил приказ о расформировании отряда.
Валя и Рая одними из первых уехали в Москву. Подполковник Шарый был направлен в запасной офицерский полк. Остальные товарищи, кроме Чеклуева, который остался в части, и Максимука (он был направлен работать в Осиповичи), получили месячный отпуск с предписанием: после его окончания явиться в военкоматы по месту жительства.
Двадцатипятимесячная белорусская эпопея закончилась. В жизни каждого из нас началась новая полоса. Мы обменялись адресами и поклялись не забывать нашу боевую дружбу.
В Польше
Мне очень хотелось еще раз посмотреть Москву, побывать на Красной площади, постоять у Мавзолея В. И. Ленина, послушать бой Кремлевских курантов. И вот я снова в столице. В кармане гимнастерки лежит боевая характеристика с рекомендацией направить меня на учебу в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского. В самые тяжелые для Родины дни, с первых месяцев войны, я находился в действующей армии и, наверное, заслужил право сменить землянку на учебные аудитории. Но я поступил иначе. Война пока не закончилась, и хотя победа наша была уже предрешена, впереди нас еще ждали нелегкие бои. Я не мог оставаться в тылу, я должен был выполнить свою клятву, которую дал на могиле Саши Стенина.
Приняв такое решение, я уже не мог поехать к своим родным, хотя времени для этого оставалось вполне достаточно. Не видели они меня три года, и мне казалось, случись что со мной в дальнейшем, им легче будет так справиться со своим горем. А повидать отца, мать, братишку мне хотелось до боли в сердце.
Мои товарищи по отряду москвичи Арлетинов, Никольский, Корзилов тоже стояли на перепутье. Я предложил им ехать снова в свою часть, и друзья с радостью согласились. Они тоже не хотели прятаться за спиной тех, кто сражался на фронте. С нами пошел и Николай Гришин, опытный, испытанный радист, самый старший из нас по возрасту, уже семейный человек. Другой на его месте десять раз подумал бы, прежде чем принять такое решение, а Николай согласился на мое предложение сразу, не колеблясь.
- Похоже на то. Но, как говорится, чему быть, того не миновать, а пока прошу к столу.
На столе уже дымилась горка драников, рядом стояла миска с кислым молоком и сковорода с яичницей. Мы с аппетитом поели и при прощании договорились, что будем обмениваться новостями.
Вернувшись в лагерь, я рассказал Шарому о готовящейся карательной операции. Шарый отнесся к этому спокойно - не впервой. К моей большой радости, в отряде нежданно-негаданно я застал гостей. В нашем лагере оказалась группа, которая двигалась на запад из Кличевского района Белоруссии. Еще издали, по черной косе и манере громко разговаривать, я узнал Клаву Милорадову. Обнялись, расцеловались. Клава рассказала мне о наших боевых товарищах, общих знакомых. Я узнал, что Володя Шатров в одном из боев был тяжело ранен и отправлен на Большую землю. Надя Белова погибла. Узнал также, что в Кричевский район для непосредственного руководства боевыми действиями групп осенью 1942 года, оказывается, прилетел Артур Карлович Спрогис. Под его командованием объединенными силами нескольких групп в Выдрице был разгромлен сильно укрепленный гарнизон противника. В этом бою погибла Елена Колесова, командир девичьей разведывательной группы. Впоследствии ей было присвоено звание Героя Советского Союза. Я помнил Лену еще по военной части и с памятного боя под Сухиничами: среднего роста, стройная, сильная, очень смелая и решительная, она к тому же была еще и очень женственной.
О себе Клава почти ничего не рассказала, лишь мельком заметила, что занималась разведкой, часто бывала в Орше, Борисове.
Между тем слухи о готовящейся карательной экспедиции немцев подтвердились. По данным нашей разведки, в начале июня в Марьину Горку, Осиповичи, Слуцк, Старые Дроги стали прибывать свежие воинские части. Участились стычки партизан с немецкой разведкой. Противник взял в кольцо окружения обширный район, и это кольцо постепенно сжималось. Партизанские бригады, расположенные северо-западнее нас, уже вступили в соприкосновение с вражескими частями. Медлить было больше нельзя, и мы вместе с соседними отрядами решили идти на прорыв.
В ночь на 5 июня переправились на пароме через реку Птичь. Заночевали в лесу недалеко от деревни Клетное, а утром я с группой бойцов отправился в конную разведку в сторону деревни Сутин.
Занимался ясный, солнечный день, лошади шли легкой рысцой, под копытами клубилась желтовато-серая песчаная пыль. У крайних домов деревни остановились. Видно отсюда было далеко, обзор прекрасный.
- Ну что, ребята, поедем дальше? - спросил я.
- Поехали! - крикнул Саша Чеклуев и, вырвавшись вперед, галопом поскакал по гребле, за ним - Вася Смирнов и остальные. Но, проскакав несколько сотен метров, конники неожиданно повернули назад - из-за редкого низкорослого соснового перелеска выползала серо-зеленая колонна немцев.
Пришлось вернуться к обозу. Шарый приказал оттянуть обоз к лесу, а мы помчались в сторону Репищ. Встретив немцев и здесь, повернули обратно - от Ре-пищ движется механизированная колонна. Жалко бросать обоз, хочется выйти в тылы блокирующих воинских частей немцев, сохранив свое имущество. Однако совершенно очевидно, что просочиться ни на юг, ни на восток с обозом нам не удастся. Повернули назад. От деревни Руды двинулись на запад по тяжелой песчаной дороге на Шелехово. Наша конная разведка на рысях вылетела к Шелеховым хуторам, и тут из засады по нас ударили вражеские пулеметы. Сраженный пулями, странно переломившись, упал из седла Петр Дубовик.
Напуганные стрельбой кони вынесли остальных из зоны огня.
Недолго пришлось партизанить Пете Дубовику. Во время оккупации он жил в Марьиной Горке, работал на сенном складе. Однажды мы ему через Ануфрия Сиротко передали магнитную мину, чтобы он установил ее на проходящем поезде с горючим. Мину он снарядил, но подняться по металлической лесенке и поставить взрывное устройстло у горловины цистерны Петру помешала охрана. Что делать? Дубовик спрятал мину в стогу сена. Сенной склад сгорел, а Петру пришлось срочно уходить в отряд. И вот...
Выслушав мой короткий доклад, Шарый приказал срочно занять круговую оборону на тот случай, если немцы пойдут в атаку. Затем он пригласил меня и других старых партизан посоветоваться, как поступить дальше. Илья Николаевич был собран, энергичен, решителен - чувствовалось, что он в своей стихии.
- Вот что, хлопцы, - начал командир, - с обозом придется расстаться. Будем прорываться в пешем строю. - Он кашлянул, как это обычно бывало с ним в минуты волнения, окинул всех быстрым взглядом и спросил: - Есть другие предложения?
Других предложений не было. Мы стали молча распрягать и расседлывать лошадей. С трудом сдерживая слезы, уздечками, нагайками стегали их по крупам, пытаясь отогнать подальше, поглубже в лес. Когда лошадей отогнали, поставили рядом все телеги, побросали на них сбрую, седла и подожгли.
И вот теперь снова, как два года назад, с тяжелыми вещевыми мешками, увешанные оружием, преследуемые, как и тогда, тучами комаров, двинулись мы в путь. Обошли засевших над речкой немцев и углубились в лес. Там встретили партизан. Они сообщили нам, что немцы сейчас стали на дороге Марьина Горка совхоз "Сенча-Омелыю" и намерены прочесывать леса на юго-восток от шляха, то есть на нашей стороне.
К вечеру, двигаясь на северо-восток, утомленные и голодные, расположились передохнуть на холмике у небольшого лесного озера. Здесь, пока готовился ужин, снова посоветовались, как быть дальше. Шарый обратился к Чеклуеву и Смирнову:
- Эти места вы знаете лучше чем кто-либо. Прикиньте, как быстрее всего добраться до дороги и в каком месте будем переходить шлях.
Смирнов подумал немного и ответил, что лучше всего шлях, пожалуй, пересечь между Клетищином и Любячкой, так как в этом месте лесом, вдоль осушительной канавы, можно выйти к самой дороге. А на той стороне, хотя и нет настоящего леса, зато тянутся на многие километры непроходимые болота.
- Как же мы их пройдем, если они непроходимые? - с сомнением покачал головой Шарый. Смирнов улыбнулся:
- Так мы же партизаны!
- А что думает Чеклуев?
- Лучшего места в самом деле не найти, - сказал Чеклуев. - Севернее совхоз "Сенча" - место открытое и возвышенное, уж там-то наверняка будут сильные немецкие посты, а южнее нет близко ни лесов, ни болот, все видно как на ладони, там нас могут без труда накрыть.
Итак, решено: переходить дорогу будем там, где посоветовали Смирнов и Чеклуев. В час ночи прозвучала знакомая команда: "Подъем!", и мы тронулись в путь.
Тьма стояла непроглядная, лишь по чавканью сапог можно было определить, в каком направлении движется цепочка бойцов. Через некоторое время вернулись высланные вперед разведчики. Они сообщили, что немцев поблизости нет, но дорогу патрулирует броневик. Шарый приказал всем сосредоточиться у самого шляха По его команде мы быстро пересекли шлях и углубились в заболоченное редколесье. Теперь, по нашим предположениям, мы были в тылу у карателей.
Через несколько дней окружным путем, усталые, измученные, вернулись в Бытень. Наши группы снова разъехались по своим местам. Чеклуев с товарищами направился под Марьину Горку, Бычков под Слуцк, Максимук под Бобруйск. Снова по рации пошли свежие сообщения о гарнизонах, железнодорожных перевозках немцев.
Крупная карательная экспедиция гитлеровцев закончилась так же безрезультатно, как и многие другие. Партизаны, где с боями, где, как и мы, небольшими группами, вышли из котла и продолжали свою боевую деятельность Фашисты захватили скот, сожгли несколько деревень и в десятых числах июня убрались восвояси.
Группа Суралева все это время оставалась под Побоковичами и уцелела полностью. Лишь Толя Попцов, которому шел тогда лишь тринадцатый год, - его послали в разведку - нарвался как-то на немцев. Гитлеровцы открыли огонь. Толя бросился бежать, притаился в ржаном поле И все же немецкая пуля нашла его, он был ранен в ногу От страшной боли юный разведчик потерял сознание. Нашла Толю его сестра Валя. В это время подошли немцы Один из них, вскинул автомат, но выстрелить ему помешали подоспевшие чехи из 151-й венгерской дивизии. Чехи перевязали Толику ногу и вместе с Валей отвезли в Деревцы. Они же предложили оставить его в деревне у кого-то из местных жителей, строго наказав хозяевам ухаживать за ним. Валю чехи отстоять не смогли. Ее вместе с другими гражданскими загнали в Деревцах в какой-то погреб. Там же оказались Бронислава и Мария Лиходиевские, ее родные тетки.
В погребе имелось одно-единственное маленькое окошечко, и иного способа спастись, как попытавшись выбраться через него, не было. Сестрам Лиходиевским, а также Григорию Пашкевичу, сын которого был в партизанах, угрожала смерть, и они не могли не воспользоваться хоть малейшей возможностью бежать. Первой с помощью Пашкевича добралась до окошка Мария, за ней выпрыгнула Броня. Пашкевичу помогала Валя. Первая попытка не удалась. Пашкевичу пришлось сбросить с себя почти всю одежду, только тогда он смог протиснуться в узкий проем окна. Валя умоляла оставшихся в погребе мужчин и женщин подсадить ее, но те дружно отговаривали: "Ты еще мала, чего тебе бояться?" И Валя осталась ожидать своей участи.
Попала она сначала в лагерь для гражданских лиц в Осиповичах, затем ее перевезли в Белосток. Там в лагере из прибывшей партии отобрали несколько десятков детей, загнали их в какой-то сарай и забросали гранатами. При этом из включенных на всю мощь репродукторов неслись бравурные марши Вале повезло Она не попала в число уничтоженных.
Лагерь был окружен колючей проволокой и проводами с током высокого напряжения. Возле колючей проволоки фашисты забороновали полоску земли. Подходить к ней нельзя - убьют; свирепые овчарки помогают охране. Питание 150 граммов хлеба с опилками да изредка овсяная похлебка. Посуды почти не было. Брали еду в кастрюли на несколько человек и торопливо съедали. Многие тянулись к котлу со сложенными ладонями - получали удар черпаком по рукам и отходили под гогот фашистов, для них это развлечение. Девочка не вынесла всего этого, в отчаянии бросилась на проволоку, но овчарка сбила ее с ног и вцепилась в руку, а подбежавший эсэсовец ударил прикладом по спине. После этого Валя долго болела, у нее началось кровохарканье. При выбраковке ей поставили штамп на лбу, что означало: к работе не пригодна.
Забракованным сказали, что их отправят домой. Поддавшись на обман, многие заключенные, чтобы заболеть, стали курить табак с тонко изрезанными кусочками шелка, пить табачный отвар. Людей со штампами на лбу стали грузить в машины и вывозить. Многие догадались, что везут на смерть. Валя стерла свой штамп. Немцы это заметили и жестоко избили девочку.
Пока готовили следующую партию на уничтожение, Валя сумела убежать. Помог ей в этом пожилой немецкий солдат. Валю приютила польская семья. Лечил ее польский врач. После освобождения Белоруссии в 1944 году Валя вернулась в свою родную деревню Побоковичи...
Мы никак не могли забыть неудачную операцию по захвату аэродрома. Нам стало известно, что от аэродрома в сторону Поплавов регулярно ходит легковая машина, возможно, с важными документами. Об этом можно было судить по тому, что дорога эта патрулировалась. Правда, за Поплавы немцы редко осмеливались выезжать - там начиналась партизанская зона, но и мы до сих пор особенно близко не подходили к Осиповичам, если не считать попытки захватить аэродром.
На этот раз решено было небольшой, хорошо вооруженной группой выйти на шоссе восточнее Репищ и устроить засаду на легковую машину. Мы залегли возле шляха, замаскировались и стали ждать. Как всегда нестерпимо донимали комары, и вести себя абсолютно тихо было очень трудно. Машина так и не появилась, зато со стороны Поплавов к нам стал приближаться патруль. Его надо было пропустить, но кто-то из бойцов нечаянно бряцнул оружием, немцы мгновенно среагировали на это, и ничего уже не оставалось делать, как ударить по ним из автоматов.
Все четверо патрульных упали на асфальт. Лева и Костя, не дожидаясь команды, выскочили на шлях, подобрали винтовки, сняли с убитых ремни с подсумками и тесаками, взяли документы. В это время охрана с блок-поста на железной дороге открыла беспорядочный огонь вдоль шоссе. Надо уходить, пока немцы не отрезали нам пути отхода. Быстрым шагом, а кое-где и перебежками миновали Репищи. Теперь мы были в относительной безопасности, можно и отдохнуть. Надо бы зайти в деревню, попросить у местных жителей соли, но я опасался, что туда вот-вот нагрянут немцы.
Прошло не менее получаса, а гитлеровцы все еще не появились. Неужели не приедут? Может быть, рискнуть? В Репище вызвались идти Валентин Гуськов, парнишка из Репищ, недавно принятый в отряд, Курышев и Сысой. Ребята по заболоченному кустарнику напрямую зашагали в сторону деревни.
Мы разожгли небольшой костер и, положив под голову вещевые мешки, легли отдохнуть. Минут через двадцать в тишину, нарушаемую только гудением комаров, вторглись другие звуки. В деревне застучал ручной пулемет Дегтярева, и сразу же, как эхо, откликнулись немецкие МГ - значит, завязался бой. Мы вскочили на ноги, углубились в густые заросли кустарника Через некоторое время вернулись трое наших бойцов - Гуськова среди них не было. Запыхавшийся Игорь Курышев рассказал о том, что произошло:
- Когда мы уже собирались возвращаться, в деревне появились два бронетранспортера с солдатами. Гуськов, который был оставлен в охранении, первым заметил гитлеровцев и открыл по ним огонь из пулемета Мы втроем начали отходить через огороды к болоту. Один из бронетранспортеров выехал на конец деревни, развернулся и двинулся нам наперерез. На краю болота он остановился. Преследовать немцы нас не стали.
Когда стрельба прекратилась и шум машин начал удаляться, наша группа пошла в деревню. Там жители нам рассказали, что Валя Гуськов сражался до последнего патрона, уничтожил из своего пулемета не менее десятка вражеских солдат и погиб в неравном бою Война вырвала из наших рядов еще одного испытанного боевого товарища.
Во второй половине июня мы получили приказ вместе с партизанами участвовать в "рельсовой войне" Стало ясно, что готовится наступление советских войск.
Подрывники нашего отряда взорвали на большом протяжении полотно железной дороги, во многих местах нарушили телефонную связь между городами. Три дня и три ночи взлетали в воздух обломки рельсов и шпал, железная дорога Минск Осиповичи была парализована.
В девятом томе "Истории второй мировой войны" так говорится о действиях белорусских партизан во второй половине июня 1944 года: "Выдающимся примером непосредственной партизанской помощи наступающим войскам Красной Армии явилась операция белорусских партизан по массовому подрыву рельсов, осуществленная накануне наступления войск 1-го, 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов против группы армий "Центр". Ее разработал и согласовал с командованием фронтов Белорусский штаб партизанского движения...
Партизаны в ночь на 20 июня осуществили одновременную массовую диверсию на железных дорогах Белоруссии. В результате они подорвали 40 775 рельсов, полностью вывели из строя железнодорожные линии Орша - Могилев, Орша Борисов, парализовали перевозки противника на участках Полоцк - Молодечно, Крупевщина - Воропаево - Вильнюс, Минск - Барановичи, Осиповичи - Барановичи, Пинск - Брест и других. До конца месяца было подорвано еще 20 тысяч рельсов"{2}.
О том, как отразился этот удар белорусских партизан на состоянии немецко-фашистских войск, довольно выразительно написал бывший начальник транспортного управления группы армий "Центр" полковник Т. Теске: "В ночь перед общим наступлением русских на участке группы армий "Центр", в конце июня 1944 года, мощный отвлекающий партизанский налет на все важные дороги на несколько дней лишил немецкие войска всякого управления. За одну ночь партизаны установили около 10,5 тысячи мин и зарядов, из которых удалось обнаружить и обезвредить только 3,5 тысячи.
Сообщение по многим шоссейным дорогам из-за налетов партизан могло осуществляться только днем и только в сопровождении вооруженного конвоя"{3}.
...2 июля танки и самоходные орудия с родными звездами на броне были уже в Марьиной Горке и в совхозе "Велень". Невозможно описать, каким радостным для нас стал этот день!
Согласно приказу командования, полученному по рации, наш отряд в полном составе прибыл в деревню Поплавы. На окраине деревни нас ожидала штабная машина. Из нее вышел какой-то майор, подошел к Шарому, отдал честь и представился:
- Уполномоченный штаба фронта майор Медведевский.
Шарый ответил на приветствие, представил Медведовскому бойцов и командиров отряда, после чего все разошлись по хатам.
В Поплавах мне пришлось целых два дня потратить на занятия "литературной работой" - писал отчет. Затем мы выехали в Осиповичи. Наши разведчики в Осиповичах - Кондратенко Мария Яковлевна, ее муж Иосиф Максимович, Скрипов Константин Васильевич и другие получили соответствующие документы и небольшую материальную помощь. Получили помощь и малолетние дети Ушакевич, кроме того, им была выдана справка о том, что их мать, Софья Ивановна Ушакевич, 1906 года рождения, погибла смертью храбрых при выполнении специального задания штаба 2-го Белорусского фронта.
Из Побоковичей мы никого не встретили и решили съездить туда, проведать Марию Викентьевну Лиходиевскую. Майор Медведовский предоставил в наше распоряжение трофейный мотоцикл с коляской. Я немножко потренировался в езде и предложил Никольскому и Чеклуеву ехать со мной. Стоял теплый, солнечный день. На большой скорости мы проехали по шляху и свернули на пыльную проселочную дорогу в Побоковичи. Деревня была полностью разрушена, возле голых печных труб, сиротливо тянувшихся к небу, копошились одетые во что попало люди.
Нашли землянку Лиходиевских. За столом - Бронислава, Мария, Толя и Зина. Что-то едят, видно, щи из крапивы. Леву узнали сразу, узнают ли меня?
- Да это же наш командир! - бросается мне нашею Зина, маленькая, худенькая, большеглазая девочка.
- Лева, давай вещмешок, - говорю Никольскому. Мы выкладываем на стол буханку черного хлеба, американские мясные консервы, наши российские концентраты.
- Это вам для начала. А сейчас, Мария, езжайте с Толиком в Осиповичи. Вот адрес. Там вас встретит Суралев, вам окажут всяческую помощь. А нам пора возвращаться.
Когда выехали из деревни, я повернул налево, решил попрощаться со Стениным. Вот и небольшой песчаный холмик, заросший редкой травой, с низенькой деревянной оградой. На затесе короткая надпись: СТЕНИН АЛЕКСАНДР АЛЕКСЕЕВИЧ. Вместе со мной ребята выхватили пистолеты, и пятикратный залп огласил притихшие окрестности.
- Прощай, друг Сашка, ты отдал все, что мог, ради победы. Клянемся тебе: мы дойдем до Берлина, клянемся!
В Осиповичах отряд стоял всего лишь несколько дней, но самое важное мы успели сделать - наши отважные разведчики и связные получили документы, подтверждающие их участие в борьбе против фашистов.
Меня интересовал еще один вопрос. Я напомнил Медведовскому о том, что перед наступлением наших войск мы передали Хозяину уточненный план наземной и противовоздушной обороны Осиповичей и координаты складов "Остланд", расположенных неподалеку от города.
- Пригодились ли эти данные? - спросил я его.
- А как же! Этими данными воспользовался штаб фронта. Результаты? Поедем посмотрим.
Захватив с собой Константина Васильевича Скрипова, мы проехали по местам, где совсем недавно были немецкие подземные склады. Теперь там зияли огромные воронки от авиабомб. Их взрывами разметало снаряды, гранаты, разбило зенитные установки.
- Видите, - кивнул головой в сторону воронок Медведовский, - это сделано по вашим данным. Это результаты разведки.
Мы переглянулись со Скриповым.
Перед самым отъездом из города мне удалось встретиться с партизанами-королевцами. И вот что я узнал.
После ухода отряда из Полядок в конце 1942 года хозяин нашего дома недолго оставался в деревне. Своими подозрениями мы поделились с партизанами, и тот, почувствовав, вероятно, что за ним наблюдают, ушел в Лапичи, поступив там в полицию. Его жена и четверо детей остались в деревне. Партизаны семью не трогали - жена и дети не могли отвечать за мужа и отца.
Весной 1944 года гитлеровцы начали против партизан крупномасштабные боевые действия. Под натиском превосходящих сил противника партизаны с боями были вынуждены отойти на северо-восток. Предатель вернулся с карательным отрядом и вывел фашистов к землянкам, в которых скрывались жители деревень Полядки, Погорелое и Лозовое. Каратели учинили жестокую расправу. Они убили восемнадцать человек, а оставшихся в живых повели в Полядки. Там штыками и прикладами ни в чем не повинных людей загнали в хаты, забили окна и двери и сожгли заживо.
Лишь немногие жители, по разным причинам оказавшиеся далеко от дома, остались в живых. В их числе - отец Андрея Гришановича и две его сестры. Сам Андрей погиб в бою с карателями.
Предатель собственноручно запалил свой дом, забрал семью и уехал в Лапичи. К сожалению, дальше его следы теряются. По-видимому, он ушел на запад вместе с гитлеровцами.
Фашисты сожгли деревню, построили там укрепления, но продержались недолго. Через полтора месяца, в июле сорок четвертого, их вышибли наши войска.
В 1974 году, спустя тридцать лет после этих событий, мы с Игорем Курышевым посетили деревню Полядки, встретились с отцом Андрея Гришановича, с его дочерьми и еще с несколькими уцелевшими в 1944 году старожилами. Деревня возродилась, но никто из жителей не захотел ставить свое жилище на том месте, где стоял дом предателя, - там пустырь. На окраине деревни установлен памятник. На нем надпись: "Обнажите головы. Здесь похоронены более ста мирных советских граждан, замученных фашистами 9 мая 1944 года".
Из Осиповичей наш отряд в полном составе выехал в Минск. Проезжали мимо Марьиной Горки, но не было возможности остановиться, повидаться с Владимиром Антоновичем Бондариком, который успешно выполнял наши задания вплоть до самого освобождения района. В течение последнего года он регулярно передавал в отряд сведения о железнодорожных перевозках немцев, а в сентябре 1943-го, когда у нас кончилось питание к рации, достал новый полный комплект. От него мы узнавали об изменениях в гитлеровском гарнизоне, численности и вооружении воинских частей, останавливавшихся в Марьиной Горке. Перед началом последней крупной операции немцев он успел нам передать, что в Марьину Горку, Дричиц, Тальку прибыли регулярные немецкие войска, которые будут участвовать в блокировке партизанских соединений. На встречу с Марией Григорьевной Кудиной, санитаркой Марьино-горской поликлиники, - от нее мы через Луцевич получали медикаменты и перевязочный материал, - рассчитывать нам не приходилось: в начале 1944 года она была арестована гестапо и вывезена в Германию.
Но вот и Минск. Остановились на окраине в частных домах - центр города был почти полностью разрушен. Через некоторое время поступил приказ о расформировании отряда.
Валя и Рая одними из первых уехали в Москву. Подполковник Шарый был направлен в запасной офицерский полк. Остальные товарищи, кроме Чеклуева, который остался в части, и Максимука (он был направлен работать в Осиповичи), получили месячный отпуск с предписанием: после его окончания явиться в военкоматы по месту жительства.
Двадцатипятимесячная белорусская эпопея закончилась. В жизни каждого из нас началась новая полоса. Мы обменялись адресами и поклялись не забывать нашу боевую дружбу.
В Польше
Мне очень хотелось еще раз посмотреть Москву, побывать на Красной площади, постоять у Мавзолея В. И. Ленина, послушать бой Кремлевских курантов. И вот я снова в столице. В кармане гимнастерки лежит боевая характеристика с рекомендацией направить меня на учебу в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского. В самые тяжелые для Родины дни, с первых месяцев войны, я находился в действующей армии и, наверное, заслужил право сменить землянку на учебные аудитории. Но я поступил иначе. Война пока не закончилась, и хотя победа наша была уже предрешена, впереди нас еще ждали нелегкие бои. Я не мог оставаться в тылу, я должен был выполнить свою клятву, которую дал на могиле Саши Стенина.
Приняв такое решение, я уже не мог поехать к своим родным, хотя времени для этого оставалось вполне достаточно. Не видели они меня три года, и мне казалось, случись что со мной в дальнейшем, им легче будет так справиться со своим горем. А повидать отца, мать, братишку мне хотелось до боли в сердце.
Мои товарищи по отряду москвичи Арлетинов, Никольский, Корзилов тоже стояли на перепутье. Я предложил им ехать снова в свою часть, и друзья с радостью согласились. Они тоже не хотели прятаться за спиной тех, кто сражался на фронте. С нами пошел и Николай Гришин, опытный, испытанный радист, самый старший из нас по возрасту, уже семейный человек. Другой на его месте десять раз подумал бы, прежде чем принять такое решение, а Николай согласился на мое предложение сразу, не колеблясь.