- А почему? - спрашивает Саша Соловьева.
   - Иначе не будет детонации, не весь тол взорвется. Мину ставим сверху и тоже привязываем, - продолжаю я. - А что перед этим нужно сделать?
   - Проверить исправность мины, - отвечает кто-то из девчат.
   - Правильно, иначе может случиться непоправимое.
   Завожу часовой механизм, выдергиваю пусковую чеку, механизм срабатывает в установленное время и становится на боевой взвод. Контрольная лампочка, подключенная вместо капсюля-детонатора, не горит. Щелчок по коробке - и лампочка вспыхивает. Мина исправна. Снова завожу механизм и ставлю чеку.
   - Готово, - отставляю фугас в сторону.
   - Когда же ставить капсюль? - спрашивает Шура.
   - Капсюль будем ставить и подсоединять там, на месте, перед установкой мины.
   - А почему не сейчас?
   - А что случится, если случайно выпадет чека и механизм отработает установленное время? - отвечаю я вопросом на вопрос.
   - Мина сработает, - говорит Шура.
   - Точно, и радости это нам вряд ли доставит, - резюмирует Саша Чеклуев и улыбается.
   Девчата, конечно, изучили основы подрывного дела, но практики у них было маловато. Уделить больше времени для подготовки не было возможности, немцы рвались к Москве. Обстановка диктовала необходимость забросить на коммуникации противника как можно больше боевых групп: командование рассчитывало, что те, кто не прошел еще достаточной подготовки, доучатся у более опытных товарищей в боевой обстановке. Шура знала минное дело не хуже других девчат, просто, видно, хотела еще раз проверить свои знания.
   Вернулись Сережа с Володей. Они доложили, что шоссе проходит примерно в полутора-двух километрах. Дорога накатана, но движения сейчас нет.
   Когда все было готово, мы оставили лишние вещи в землянке и двинулись к шоссе. Растянувшись почти на километр, начали минирование: отыскивали выбоины в асфальте и ставили мины так, чтобы они были вровень с дорогой или чуть ниже. Работали без всяких помех, словно на занятиях, опасаясь только одного - как бы случайная машина не помешала нам завершить начатое дело. Затем мы с Геннадием обошли всех, проверили, хорошо ли замаскированы фугасы.
   Капсюли-детонаторы уже подсоединены, остается выдернуть чеки. Теперь надо поставить колючки, и все. Требуется предельная осторожность: можно подорваться на собственной мине.
   Сделав все необходимое, довольные и возбужденные, возвращаемся в землянку. Метет, заметая следы, метель. Это нам на руку. В землянке тепло. Выставив пост, ложимся спать. Как хорошо отдохнуть в тепле, на ржаной соломе!
   От первого взрыва на шоссе все просыпаемся. Выбегаем из землянки. Порывы ветра доносят до нас вой машин, громкие, истерические крики немцев. Не обращая больше внимания на взрывы, которые продолжают время от времени раздаваться, многие снова ложатся спать.
   Шатров и Гусаров просятся на шоссе за трофеями. Я разрешаю, только прошу быть осторожнее, в бой не ввязываться. Володе даю свой автомат.
   Прошло примерно полчаса. Я вышел из землянки. На шоссе снова вспыхнул огонь, затем по окрестным лесам прокатилось эхо взрыва. Немцы застрочили из автоматов. Затем снова загудели машины, и стало тихо. Вскоре ребята вернулись.
   - Вот, еще горячие, - произносит Сергей и протягивает мне обгоревшие номера машин.
   - Ну рассказывайте, что видели.
   - Что там было! - начал Шатров. - Колонна машин встала. Саперы рыщут с миноискателями. Часто наклоняются к земле, что-то подбирают и бросают в сторону.
   - Колючки!
   - Один фриц наткнулся на мину.
   - Ну и что?
   - Разнесло его в клочья. Жалко... Мину жалко. А немцы в объезд поехали.
   Запас взрывчатки мы почти полностью израсходовали, оставили лишь несколько противопехотных на случай преследования да два десятка термитных шариков.
   После завтрака, оставив теплую землянку, мы тронулись в обратный путь - на восток. Через день севернее Рузы вышли к руслу уже замерзшей небольшой речушки с крутыми берегами. Невдалеке виднелся высокий деревянный мост.
   Чеклуева со Стениным я отправил в разведку в ближайшую деревню Хотебцево. Ребята вскоре вернулись и доложили, что немцев в деревне нет, но дорога накатанная, техника проходит.
   Неожиданно к мосту подъехали две легковые машины. Из них вышли несколько офицеров и принялись осматривать мост - верхний настил, сваи. У Сережки загорелись глаза. Он стал просить:
   - Дай поохотиться, командир. Теперь мы налегке и в случае чего сумеем уйти.
   - Иди, только не один.
   - Я с ним пойду, - заявил Шатров.
   Укрываясь в складках местности, два друга совсем близко подползли к немцам. Выстрелов было не слышно, но вот один из офицеров упал, за ним другой, третий. Мы уже приготовились броситься к мосту и добить остальных, но тут из-за поворота дороги вышла пешая колонна немцев. Гитлеровцы, видимо, заметили наших и стали разворачиваться в цепь. Ребята побежали в сторону леса. Мы прикрывали их огнем, одновременно углубляясь в лесную чащу. Фашисты еще долго стреляли, но мы все были уже в безопасности. Нас надежно укрывал частокол деревьев. Ясно, что мост очень нужен фашистам. Но почему офицеры так тщательно его осматривали? Машины и так здесь проходят, дорога накатанная. Значит, немцы беспокоятся, пройдут ли по нему танки. Сомнений нет. Мост надо уничтожить. Приняв это решение, мы поздно вечером вернулись к нему и с помощью термитных шариков подожгли.
   На случай, если фашисты придут и попытаются погасить огонь, мы с Гусаровым, Чеклуевым и Стениным остались в засаде у моста. Геннадию с остальными я приказал уходить и дожидаться нас в овраге.
   Огонь разгорелся и вскоре охватил половину моста: горели верхний настил, ферма, сваи. Теперь его уже не погасить. Убедившись в этом, мы ушли от тепла огромного костра в холодный ночной лес...
   Чем ближе линия фронта, тем интенсивнее становилось движение по дороге. Зачастую немцы двигались и ночью: велико было их желание взять Москву.
   Вышли на шоссе Тучкове - Звенигород. По нему беспрерывной вереницей двигались колонны машин, танков, длинные санные обозы. Пришлось долго ждать, пока представился случай перебраться через дорогу. Но и это препятствие мы преодолели благополучно.
   К утру вышли из леса и пошли ровным заснеженным лугом. И здесь неожиданно наше передовое охранение наткнулось на спрятанные в стогах сена немецкие танки. Уйти незаметно от охраны не удалось. Нас окликнули раз, другой, начали стрелять. Не отвечая на огонь, мы скрылись в густом кустарнике на берегу Москвы-реки.
   Слева танки, справа река. За рекой высокие холмы и лес, да только не знали мы, кто там: наши или немцы?
   До тошноты болит голова. Сказываются бессонные ночи. Очень устали. Саша Стенин предлагает хлебнуть немного водки. Фляга примерзает к губам, с отвращением делаю несколько глотков и передаю следующему. Благодатное тепло разливается по всему телу, головная боль понемногу утихает. Теперь страшно хочется пить. Ребята спускаются к реке и финками долбят лед, но до воды не добраться. Река замерзла основательно.
   На рассвете Стенин с Чекуевым, которые вели наблюдение за левым берегом, с тревогой в голосе сообщили: "Немцы идут по нашему следу". Подхожу к ребятам и вижу: не меньше полусотни гитлеровцев разворачиваются в цепь, в бинокль хорошо видно, что они вооружены автоматами. Оглядываюсь по сторонам и понимаю: деться некуда. Впереди на многие километры среди голой равнины петляет русло реки. Укрыться негде. Переходить на другой берег уже поздно.
   "Эх, командир, командир, - ругаю себя, - надо было предвидеть погоню и сразу перебираться на ту сторону реки, к крутому берегу, изрезанному оврагами, или по крайней мере послать туда разведку".
   - Ребята! Принимаем бой! Перебежать на ту сторону не успеем, перестреляют как зайцев!
   Немцы открывают огонь. Никогда - ни раньше, ни позже - я не слышал такого треска автоматов и свиста пуль над головой. Тысячи разрывных пуль ложатся на лед за нашей спиной, взрываются, и кажется, что стреляют и сзади. Густой прибрежный камыш падает на лед, словно подрезанный огромной невидимой косой. Девушки с гранатами и наганами лежат у откоса, им приказано ждать, пока немцы подойдут ближе. Мы, мужчины, из автоматов и винтовок открываем ответный огонь. Однако немцы продолжают наседать. Тогда я командую:
   - Приготовить гранаты!
   В этот решающий момент в середине наступающей вражеской цепи вспыхивает пламя, взлетают вверх комья мерзлой земли. Со свистом над нами проносятся мины и рвутся в каких-нибудь пятидесяти метрах. Значит, там за рекой наши. Гитлеровцы залегли, пытаются укрыться в мелких воронках, образованных взрывами мин. Затем один за другим встают, бегут назад. Вслед им летят наши гранаты. А мины все рвутся и рвутся на почерневшем уже лугу, усеянном трупами немецких солдат. Все. Мы спасены.
   Девчата бегут на лед, обнимаются, смеются и плачут от радости.
   Теперь мы уверены, что на правом берегу наши, и спокойно переходим реку. По крутому склону оврага поднимаемся на вершину холма. Вот и минометчики. Родные серые шинели, трехлинейки за плечами, закопченные, давно не бритые лица. Девчата бросаются целовать солдат, а мы сдержанно, по-мужски благодарим их за поддержку огнем. Одного из бойцов прошу отвести нас в штаб.
   Вскинув винтовку на плечо, минометчик провожает нас до самого порога маленького деревянного домика. Часовой вызывает дежурного, и тот, выслушав нас, приглашает зайти. Внутри сильно накурено, зато тепло. Распоров подкладку телогрейки, достаю заветную бумажку. Вот что там было написано: "Командирам частей. О прибытии тов. Фазлиахметова немедленно сообщите в штаб Западного фронта. Полковой комиссар Дронов. 14 ноября 1941 г.".
   Начальнику штаба полка мы доложили все разведывательные данные о противнике и самое главное - о сосредоточении танков там, за рекой. Он поблагодарил, приказал накормить нас, затем, крепко пожав руки, на попутной машине отправил прямо в штаб фронта. Оттуда поздно вечером поездом мы добрались до своей части и сразу же с Геннадием пошли к командиру. Подробно рассказали о воинских частях, которые встретились на пути, выложили трофеи: телефонные кабели, номера, снятые с подорванных машин.
   Через несколько дней после выполнения задания в районе Осташева нам была поставлена новая боевая задача: перейти линию фронта под Наро-Фоминском, в деревне Борисово уничтожить немецкий штаб. По пути вести разведку, сеять панику в тылу врага.
   - На этот раз вы получите только бутылки с горючей смесью, термитные шарики и личное оружие. Никаких мин и взрывчатки! Задача ясна? Вопросов нет? обратился к нам Спрогис.
   Полковой комиссар Никита Дорофеевич Дронов добавил:
   - Упорно рвавшиеся к Москве немецко-фашистские войска на многих участках фронта остановлены. Теперь гитлеровцы зарываются в землю, выгоняют местных жителей из домов, устраивают себе теплые квартиры. Выкуривать фашистов на мороз - вот ваша задача! Задание сложное, опасное и необычное, будьте предельно осторожны.
   Наша группа была не первой, которая отправлялась в тыл с такого рода заданием, однако поделиться опытом пока еще было некому.
   Правда, вернулся командир одной из таких групп - Борис Крайнов, но вернулся один, весь почерневший от горечи неудач. Он еще ничего не знал о судьбе своих товарищей - Зои Космодемьянской, Веры Волошиной, Клавы Милорадовой и других.
   Теперь идти за линию фронта был наш черед.
   Опять машина, опять прифронтовая полоса. Полковые разведчики в белых, как и мы, маскхалатах третий раз пытаются провести нас через линию фронта. Нас совсем немного - всего девять человек. Но даже такой маленькой группе не удается пройти незаметно. На опушке леса попали под перекрестный огонь двух дзотов. Володю ранило. У Саши Стенина пуля разбила бутылку с горючей смесью, и она вспыхнула Чеклуев с Гусаровым сорвали с него шинель, сбили огонь с ватных брюк. Шура Соловьева перевязала Володе пробитую пулей ладонь левой руки.
   - Что будем делать, Геннадий? - спрашиваю у Кроткова.
   - Придется возвращаться.
   По своим следам прошли полосу немецких укреплений, нейтральную зону и вышли к позициям наших войск. Было решено следующей ночью сделать еще одну попытку, но вышло иначе...
   На другой день за нами прислали машину, и мы выехали в часть.
   - Почему нас отзывают, - спросил я приехавшего за нами капитана, но тот лишь загадочно улыбнулся: мол, приедете, узнаете.
   Заночевали в Подольске. Помывшись, легли в чистые постели и заснули мертвецким сном. А утром услышали необычайно торжественный голос Левитана. По радио передавалось сообщение о начале наступления наших войск под Москвой.
   Мы крепко обнялись и расцеловались.
   В изматывании наступающей немецко-фашистской армии, кроме регулярных частей, приняли самое деятельное участие небольшие группы, направляемые в тыл врага. Каждая такая группа - по 10-12 человек - за это время несколько раз побывала за линией фронта.
   На коммуникациях немецко-фашистских войск были заложены тысячи мин, постоянно нарушалась связь между частями, уничтожались мосты. Работали такие группы очень эффективно, и ущерб, нанесенный ими фашистам, был немалый.
   В книге "Великая Отечественная война 1941 - 1945 гг." есть такая фраза:
   "Только оперативным учебным центром Западного фронта, начальником которого был И. Г. Стариков, с 13 июля по сентябрь 1941 года было подготовлено 3600 специалистов для борьбы в тылу врага". Там же сказано: "Начальниками и первыми преподавателями созданных ими (военными советами фронтов. - Ф. Ф.) учебных центров были Стариков И. Г., Кочегаров М. К., Спрогис А. К., Думанян Г. Л. и другие. Активные участники партизанского движения в годы гражданской войны, они и в мирное время вели большую работу по изучению способов и методов партизанской борьбы, по созданию специальной техники для партизанских действий..."
   Сдержать натиск врага
   На ближайших подступах к Москве немецко-фашистские войска были разбиты и отброшены.
   Победа, которая до сих пор связывалась лишь со словом "грядущая", теперь стала реально ощутимой Это была победа не где-нибудь, а под Москвой, столицей нашей Родины. Она вселила в сердца всех советских людей уверенность в том, что мы в состоянии разгромить армии немецко-фашистских захватчиков и изгнать их из пределов нашей земли.
   Установилась морозная, снежная зима сорок первого года. Если в октябре ноябре мы еще не нуждались в лыжах, то теперь без них уже было не обойтись. Стала нужна и теплая одежда, которая, к сожалению, очень затрудняла движение. Надо было тренироваться, тренироваться много и усиленно, чтобы выдержать ту нагрузку, которая ляжет на наши плечи в будущих походах. Поэтому каждый день до седьмого пота с набитыми до отказа вещевыми мешками за плечами ходили на лыжах. Теперь в Измайловском парке нам была знакома каждая дорожка, каждая тропинка.
   Из небольших, 10-15 человек, разведывательных групп, командование части сформировало роту. Командиром ее был назначен опытный и храбрый кадровый офицер старший лейтенант Шарый Илья Николаевич.
   В конце декабря нашу роту перебросили на Внуковский аэродром Геннадий Кротков и я стали командирами отделений во взводе старшего лейтенанта Попова. Рота вошла в состав батальона майора Жабо и пополнилась пулеметными и минометными взводами. Это обстоятельство заставило нас задуматься о характере будущих операций.
   Батальоном с таким вооружением можно наносить удары по крупным войсковым частям и штабам противника. Пользуясь паникой, неорганизованностью отступающих или создавая эту панику и неразбериху, можно нанести врагу значительный урон. У майора Жабо уже был некоторый опыт в проведении подобных операций - не более как месяц назад жабовцы совместно с другими отрядами Угодско-Заводского района разгромили штаб корпуса немецко-фашистской армии.
   Жабовцы были одеты в очень удобные десантные костюмы светло-зеленого цвета, состоявшие из длинной просторной куртки и широких брюк, подбитых верблюжьим мехом. Что касается обмундирования нашей роты, то мы были одеты так же, как и многие фронтовики в зимнюю пору, - в полушубок и валенки. От красноармейцев линейных частей наши ребята и девчата отличались только более франтоватым видом да пистолетами или наганами на боку. Ребята наши носили к тому же очень пышные прически - это было одной из отличительных особенностей и особой привилегией разведчиков. Впрочем, не только привилегией - в разведку не пойдешь стриженым - сразу узнают, что солдат.
   В наших двух отделениях по-прежнему оставались Саша Стенин, Сережа Гусаров, Саша Чеклуев, Шура Соловьева. Были и новенькие.
   Нам отвели две смежные комнаты на втором этаже двухэтажного кирпичного дома, где мы и встретили вскоре Новый, 1942 год. Паровое отопление не работало, в комнате топилась железная печь. Столов и стульев не было, поэтому, расстелив плащ-палатки, расположились прямо на полу.
   До водки особых охотников среди нас не нашлось, но все-таки выпили понемножку, закусили, спели несколько песен и даже потанцевали. Последний тост предложил Геннадий:
   - За Победу!
   ...Наш батальон вошел в состав 4-го воздушно-десантного корпуса. Наступление на фронте развивалось успешно, и мы с нетерпением ждали своей очереди вылета во вражеский тыл, однако обстоятельства изменились. В конце января нашу роту выделили из батальона майора Жабо, погрузили в машины и повезли на Курский вокзал. Оттуда товарным поездом вместе с двумя другими ротами из нашей части, сформированными в Москве, нас отправили под Сухиничи. Там нам предстояло перейти линию фронта и выйти на коммуникации отступающих немецко-фашистских войск.
   Разместились в двухосных товарных вагонах. Нары в три яруса, в середине теплушки железная печка. Она топилась беспрерывно, поэтому на верхнем ярусе было невыносимо жарко, а на нижнем блестела покрытая инеем дощатая обшивка вагона. Ехали с частыми остановками. Пищу готовили сами на железной печке, умывались снегом, занимались гимнастикой. Иногда на остановках ребята устраивали беготню, шумные свалки...
   На другой день вечером высадились на станции Манаенка. Стали на лыжи. Холодно. На ходу, однако, быстро согрелись. Вскоре нас нагнала колонна машин. Они быстро доставили нас в деревню Ракитно. Дальше дороги нет. Мы выгрузились, разошлись по домам и расположились на отдых.
   Командиры рот ушли на совещание. Было принято решение пробираться в немецкий тыл сводным батальоном. Командиром батальона стал старший по званию батальонный комиссар Н. В. Радцев, комиссаром - П. В. Багринцев, начальником штаба - Н. И. Правдин. Командование батальона вместе с командирами 10-й армии наметило маршрут движения: деревни Радождево, Козарь, Попково с конечной целью выхода в Брянские леса. Командование 10-й армии располагало сведениями, что на выручку 216-й немецкой дивизии, окруженной в районе Сухиничей, из Жиздры и Людинова вышли части 2-й танковой армии, поэтому нам посоветовали трогаться в дорогу не мешкая, пока немецкие танки не отсекли батальонам путь.
   - Тревога!..
   Мы, рядовые, еще ничего не знаем ни об окруженных немцах, ни о танковой армии. Наше дело выполнять приказ. Роты построены и одна за одной уходят в метельную морозную ночь. Курить, светить фонариками категорически запрещено.
   Мы одеты в ватные брюки, свитера, полушубки. За плечами у каждого мешок с боеприпасами и взрывчаткой. Жарко. Только лица и уши стынут на ледяном ветру.
   Перед рассветом 23 января две передовые роты вошли в деревню Попково. Нашей роте, которая шла в тыловом охранении, приказано устроить дневку в соседней деревне Печенкино. Двигаться в светлое время суток немыслимо немецкие самолеты охотятся за каждым человеком.
   Тишина. Гнетущая тишина, как перед грозой, и на душе неспокойно. Старший лейтенант Шарый приказал выставить усиленные посты, остальным отдыхать. Однако поспать нам так и не пришлось. В стороне деревни Попково стали взлетать ракеты, а затем мы услышали взрывы снарядов и мин, пулеметные и автоматные очереди. Над деревней поднялись столбы дыма. Ведь там наши - что же произошло?
   Шарый послал в Попково разведку, а нам приказал организовать круговую оборону, дорогу со стороны Попкова и танкоопасные места заминировать, отрыть в снегу окопчики, приготовить противотанковые гранаты.
   Вернулись наши разведчики. С ними - трое раненых бойцов.
   - Что случилось? - предчувствуя недоброе, крикнул Шарый.
   - Танки...
   Старший лейтенант приказал военфельдшеру Венярскому оказать раненым помощь, и, когда тот закончил перевязку, нетерпеливо спросил:
   - Так что же все-таки произошло?
   - Да что там рассказывать, - махнул рукой один из бойцов. - Только сняли с себя полушубки, расположились отдыхать, как в деревне начали рваться снаряды и мины. Выскочили из дома, а на улице немецкие танки. С небольшой группой бойцов во главе с Радцевым мы отбивались от немцев в кирпичном доме. Один из немецких танков подошел вплотную, мы его подбили, другой стал подальше, в пятидесяти-шестидесяти метрах, гранатами его не достать, и режет из пулемета разрывными. Появились убитые и раненые. Наступил критический момент. Радцев приказал раненым уходить. Нас вышло из деревни двенадцать человек, осталось трое, остальных накрыли пулеметным и минометным огнем.
   - Может быть, Радцев не выставил посты?
   - Нет, посты стояли, но их смяли танки, - ответил тот же боец.
   - Почему же вы не заминировали дорогу?! - почти выкрикнул Шарый.
   - Не знаем. Не было приказа.
   В Попкове бой уже затихал. Напрасно мы ждали немцев с той стороны, видимо, они и не собирались идти в Печенкино, деревню, расположенную в стороне от большой дороги на Сухиничи.
   Вскоре появился нарочный и передал Шарому приказ командования 10-й армии: "Занять оборону на участке деревень Бортное - Кочерги. Любой ценой остановить продвижение немцев на этом участке".
   - У нас другая задача, - возразил Шарый.
   - С вашим командованием вопрос согласован. Выполняйте приказ. Поймите, добавил офицер мягче, - кроме вас, некому.
   Перед строем бойцов и командиров Шарый объяснил поставленную задачу. Все были полны решимости сражаться до конца.
   В Бортном, куда мы пришли уже к вечеру, находилась лишь горстка бойцов 10-й армии, вооруженных винтовками и одним станковым пулеметом. Они были рады прибывшему подкреплению, тем более что это была свежая, хорошо вооруженная, полнокровная рота.
   Мы начали с того, что тщательно заминировали обе дороги, ведущие в Бортное из Устов, откуда можно было ожидать появления противника. Шарый после осмотра местности приказал взводу Попова занять позицию на правом фланге, второму взводу - в центре, а девушкам во главе с Леной Колесовой - на левом фланге. Одну небольшую группу охраны командир направил в деревню Кочерги, чтобы не допустить обхода наших позиций с левого фланга. Одно отделение было выслано в дозор в Печенкино, так как из Попкова немцы могли ударить к нам в тыл именно с этой стороны.
   Шарый, осмотрев наши позиции, одобрил расположение огневых точек и наблюдательного пункта. Появления противника перед нашими позициями можно было ожидать с минуты на минуту. Тревога и напряжение нарастали. Хотелось скорее схлестнуться с врагом. Ведь совершенно ясно, что этого не миновать.
   С наступлением темноты две колонны немцев в походном строю неожиданно вышли из зарослей кустарника на открытое место - на наш левый фланг. По цепи передали команду: "Открыть огонь по вспышке красной ракеты". Но кто-то не выдержал. Гулко прозвучал одиночный выстрел. От неожиданности колонна немцев остановилась, затем снова пришла в движение.
   Когда гитлеровцы подошли на расстояние 150-200 метров, в небо взвилась красная ракета. И тут по немецким колоннам ударили десятки пулеметов и автоматов. Немцы отхлынули, побежали, оставив противотанковую пушку и две подводы. Вскоре противник открыл плотный ответный огонь из орудий и минометов. Левая сторона деревни и дома в центре загорелись, стало светло как днем. Появились первые жертвы: убитые и раненые. Обстрел закончился лишь под утро. Деревня пылала. Сверху сыпался горячий пепел, снег почернел.
   Наступило тревожное утро 24 января. Рассвело. С чердака нашего дома Шарый и Попов вели наблюдение. Поднялся к ним и я. В бинокль было хорошо видно, как на деревню Усты, извиваясь черной змеей, ползет бесконечно длинная колонна танки, артиллерия, обозы Неужели и нас постигнет та же участь, что и наших ребят в Попкове? Нет! Гитлеровцы не застали нас врасплох, мы сумели приготовиться к бою и готовы к любым неожиданностям.
   Торопливо позавтракали. Ждем. Наблюдаем с чердака, как немцы устанавливают орудия и минометы; достать их мы не можем, нет у нас артиллерии. Ровно в восемь утра противник обрушил на правую сторону деревни мощный огневой шквал.
   Позади наших позиций вспыхнули несколько домов.
   Мы на переднем крае, лежим в снегу в белых маскхалатах. Защитой от пуль и осколков мин и опорой для винтовок и автоматов служат бруствер снега и лыжи. Указательные пальцы на спусковых крючках - уж шли бы, что ли, скорее, черт побери, руки отмерзают. Наконец немцы рассыпались в густую цепь и двинулись на нас.
   - Ближе, ближе, фрицы, - кричит Леня Садовик, - зараз дадим прикурить! Он стоит за старой раздвоенной вербой. В руках длинноствольный маузер, в единственном правом глазу светится веселая решимость.
   Садовик родом из Белоруссии, сирота, еще в детстве потерял один глаз, но благодаря своей настойчивости был направлен в Москву и прошел краткосрочную подготовку на тех же курсах, что и я.
   Впереди, на сельском кладбище, держит на мушке наступающих фашистов наш пулеметчик Миша Кузнецов со своим вторым номером. Левый фланг немецкой цепи вот-вот поравняется с ними.