Никон появился на свет в 1880 году, в молодости носил фамилию Поскачин, сменив ее с возрастом на Васильева, а под старость его все называли просто по имени или Дедушкой.
   Существует легенда о непорочном зачатии будущего шамана. Она гласит, что однажды на сенокосе на голову будущей матери Никона неожиданно села странная птичка и тут же внезапно куда-то исчезла, испугав девушку. Вскоре она стала чувствовать что-то неладное внутри себя. Родители обратились к ближнему ойуну, и тот после камлания изрек, что в девушку вошел дух знаменитого тунгусского шамана, чтобы таким образом во второй раз появиться на свет в виде мальчика с родинкой на шее.
   Верить или нет такому нематериалистическому преданию — дело хозяйское, но у Никона действительно была родинка на шее, а при камлании он часто переходил на язык, не понятный его сородичам-якутам и похожий именно на тунгусский (эвенкийский). Конечно, в какой-то степени это могло объясняться и тем, что он имел среди некоторых своих шаманов-наставников эвенков, поскольку, покинув в 16 лет родное селение, Никон целое десятилетие провел в странствиях на дальнем Севере и даже добирался до самого Таймыра. В этих путях-дорогах он и применил впервые свой дар, не побоявшись сделать простым ножом хирургические операции сначала незнакомой женщине, а потом другу охотнику, чем спас последнего от перитонита. А вообще его необычные возможности проявились еще в девять лет, когда он во время игры на улице увидел "уезжающими на север" двух старцев из соседней местности, которые, как позже выяснилось, как раз в это время и скончались.
   Надо заметить, что родные места Никона были щедры на ойунов, и в его молодые годы в ближних и дальних окрестностях села Ботулу жило почти полтора десятка известных шаманов, в том числе родной дед по прозвищу Угун Ойун. Конечно, каждому из них тоже было что передать Никону. Тогда же он оказался свидетелем редчайшего феномена, о котором рассказывал до старости. В конце XIX столетия в их селе три года жил человек-невидимка по фамилии Романов. Он появился из каких-то чужих краев и женился на воспитаннице одного из стариков. Поскольку Романов отличался веселым нравом, радушием и щедростью, в доме у него всегда было много гостей, которых не отпугивала даже такая странная способность хозяина. Более того, он часто специально демонстрировал ее, например, во время традиционного хоровода-осуохая, запевая то внутри круга, то за кругом и при этом оставаясь невидимым. Никон, понимавший толк в чревовещании, утверждал, что в данном случае оно совершенно не имело места. Что за загадку таил в себе Романов, и был ли он вообще человеком — осталось тайной, но, говорят, его старый амбар сохранился до наших дней, поскольку никто не решился пустить на дрова или другие надобности это бесхозное строение.
   В 1920-е годы камлания Никона, отличавшиеся особой красочностью и выразительностью, записал не раз упоминавшийся нами этнограф А.А.Попов, и, судя по ним, можно заключить, что Никон уже тогда был выдающимся шаманом и мог стать еще более великим, но советская власть положила этому конец. Как и многих ему подобных, работники НКВД арестовали Никона и привезли в центр округа — город Вилюйск. Видимо, ему хотели предъявить обвинения в шарлатанстве, но ойун столь убедительно продемонстрировал свои возможности с вызовом зверей и стихий в кабинет следователя, что вопрос об "обмане трудового народа" отпал. Власти освободили его из-под стражи, но заставили в письменном виде дать обязательство больше никогда не камлать. Так Никон превратился из шамана в целителя.
   Но своих способностей, конечно, не утратил. Зять Никона В.В.Васильев вспоминал, как однажды летом на сенокосе в минуты отдыха уже как бы "бывший" ойун вдруг по-родственному доверительно обратился к нему с вопросом, мол, не желает ли тот увидеть духов? Зять поначалу испугался, но потом согласился на условиях, что духи не причинят ему вреда. И тут же перед ним вырос матерый медведь, следом — большая черная собака, которую Никон представил как шаманского посланника. За ними появились огромный орел — мать-зверь Никона и гигантский, величиной со стог сена лось. "Хочешь остальных увидеть? — спросил Никон, но потрясенный зять в ответ лишь испуганно замахал руками. — Тогда закончим" Никон взял две палочки, сложил их вместе, что-то прошептал, и из его ладоней вдруг вырвался вихрь. Разрастаясь, он с грохотом помчался по тайге, круша деревья. "Не бойся, — успокоил Никон, — здесь на безлюдье он никому не принесет вреда и скоро сам по себе затихнет Это и есть знаменитый смерч ойунов..."
   Известно, что Никон обладал ясновидением, но не пользовался им "по пустякам", мог он управлять и природными стихиями, вызывая дожди во время пожаров.
   Однажды, когда заболела собственная мать Никона, он нарушил данное властям слово и, примчавшись в родное селение, приказал принести свой бубен из заброшенного балагана. Говорят, этот бубен был огромных размеров (по грудь человеку) и от ударов вспыхивал каким-то синим пламенем. "Закончив камлать,— вспоминал тот же зять, — Никон велел приготовить пустую бутылку с пробкой и платок. Платком он замотал себе лицо. Велев крепко держать мать (у нее опухоль от заражения пальца дошла уже до плеча), он взял ее за руку, скинул с себя платок, и вдруг все видели, что у него вырос огромный прозрачный клюв, похожий на журавлиный Мать закричала от боли, и тут же в конце клюва появился какой-то извивающийся червяк. Никон ухватил его пальцами и засунул в бутылку Таким образом он извлек из плеча матери девять тварей болезни, а потом пошевелил плечами, и клюв исчез."
   Уже другие очевидцы говорили, что бубен Никона долго хранился в том самом балагане-сарае, но его не велено было трогать. Нарушавшие запрет — в основном это были дети — потом страдали головными болями, и их родители спасались тем, что делали жертвоприношения этому бубну, макая конские волосы в масло и сжигая их на огне с соответствующими заклинаниями-просьбами А каким был Никон во времена более близкие к нашим, рассказывает Иван Еремеевич Оросунский Старец тогда уже постоянно жил в селении Ботулу Верхневилюйского улуса близ его родных мест, где впоследствии и нашел вечное упокоение.
   "Это случилось в 1974 году. Я тогда работал учителем в школе и вдруг очень сильно заболел. Врачи никак не могли поставить точный диагноз. Узнав об этом, Дедушка Никон сам передал мне, чтобы я приехал к нему во время весенних каникул. В качестве сопровождающих в Ботулу я взял с собой жену и невестку, которая тоже болела. Добрались мы под вечер. Никон жил с семьей в небольшом домике, что всегда был полон "гостей", приехавших лечиться. Увидев меня, Дедушка сказал, что ожидал мой сегодняшний приезд, поскольку ночью видел меня во сне. К моему большому удивлению, он заметил, что во сне же определил мою болезнь. Человек с высшим образованием, я тогда, признаюсь честно, не поверил его словам, посчитав все сказанное попыткой создать себе авторитет ясновидца.
   После ужина старец долго расспрашивал меня обо всем, в том числе и о моих попытках лечиться и лечить травами, показывал кастрюли, где хранились всевозможные настои из разных растений. Под конец он тихо спросил:
   — А есть ли у тебя, сыкок, заговоры от болезней?
   — Нет, я пользуюсь лишь настойками.
   — Лечить травами — это одно, но нужно знать еще и заклинания, — заметил он.
   Потом дал ложку какой-то прозрачной жидкости. Мне показалось, что это просто вода с сахаром. — Нет, — покачал он головой, — это не простая вода, а навар из большой берцовой кости человека, умершего сто лет назад: очень сильное лекарство.
   Мне стало не по себе, дрожь пробежала по всему телу. А Никон добавил:
   — Тебе надо лечить людей, но только не своих родственников, им пользы не будет. Эти слова еще больше изумили меня. После разговора старец, хоть я и протестовал, уступил мне свою кровать в спальне, а сам ушел на кухню, где примостились все остальные — и хозяева, и гости.
   Утром Дедушка тихо подошел ко мне и, улыбаясь, промолвил:
   — Сынок, этой ночью одна женщина очень сильно к тебе потянулась. Сегодня ты будешь лечить ее и Марию.
   Я, естественно, не знал, как это делать, поэтому повторял все следом за Никоном, как он велел. Получилось удачно. Впоследствии Мария больше десяти лет, до самой кончины, не пила спиртного, а другая женщина сразу пошла на поправку.
   После этого Дедушка стал лечить нашу невестку. Раздел до пояса, несколько раз обошел вокруг, быстро нащупал указательным пальцем "больное" место на спине и заговорил:
   — Придется делать кровопускание, только берегись потом простуды. — Поставил перед собой таз с водой, достал нож и острым кончиком его осторожно дотронулся до больного места: темно-коричневая кровь со сгустками брызнула, как из фонтана. Прошло совсем немного времени, и потекла чистая, свежая кровь. Пробормотав что-то под нос, старец нажал на рану указательным пальцем, и кровь моментально остановилась. Вот тогда-то я окончательно поверил в силу его волшебства.
   Изумительная диагностика обходилась ему не очень сложно: стоило лишь несколько раз повернуть пациента в сторону света и как бы посмотреть насквозь. Потому-то его и сравнивали с рентгеном, даже врачи в сложных случаях советовали больным проконсультироваться у Дедушки..."
   По знанию трав Никона величали профессором, и на то были даже официальные основания: еще в 30-е годы его настойки вместе с показаниями по применению отправили на проверку в медицинский научный центр Новосибирска, и оттуда пришел отзыв об абсолютной правильности предназначений и дозировок. На самом же деле он был, конечно, гораздо выше обыкновенного профессора фармакологии, поскольку травы являлись для него не просто соединениями различных лечащих компонентов, а живыми существами. Собирал он их только после Петрова дня, по росе, сразу же определяя целебные свойства, а выкапывание корней вообще возводил в ритуал "по заветам предков". Говорят, он особенно ценил "траву, которую ест волк", что росла у одной заветной горы, но широко использовал зверобой, чабрец, василичник малый и многие другие. В книге "Лечебные травы Якутии" ее автор А.А.Макаров отвел особое место рецептам и методикам лечения Никона.
   Он в равной мере владел искусством массажа, точечного прижигания, вправлял вывихи и выправлял неправильно сросшиеся при переломах кости, с помощью самодельного старинного фонендоскопа прослушивал сердце и легкие, разбитых параличом лечил закапыванием в землю, а страдающих болями в позвоночнике, избыточным весом и нервными заболеваниями укладывал в молодые листья в предварительно разогретую костром яму. А ко всему этому добавлял свое доброе волшебство. В результате почти все недуги отступали. В том числе и такие, с которыми не могли справиться не только якутские, но и московские доктора наук. Когда же Никон видел, что в данном случае более эффективной может быть именно официальная медицина, — сразу же отправлял пациента к врачам, как правило, снабдив точным диагнозом. Случалось, и с довольно сложным, например, таким, как плохая работа определенного сосуда сердца, который кардиологи не могли до него "вычислить" в течение нескольких лет.
   Интересно, что Никон не закончил ни одного класса даже начальной школы и, судя по словам окружающих, не умел читать и писать. Но зато в родной устной речи мог поспорить с любым филологом, прекрасно выступить на любом торжестве, принять участие в разговоре и дискуссии с самыми учеными людьми. Недаром он в свое время произвел огромное впечатление на приехавшего в Якутию знаменитого педагога Сухомлинского, а известные писатели проговаривали с ним ночи напролет и потом использовали фрагменты этих бесед в своих произведениях. Поражает и жизнестойкость, жизненная энергия Никона. В 90 лет он мог дать фору на охоте любому молодому, растил последних маленьких детей, и его тогдашней жене было только 40 лет. Всего же от всех жен, которых он пережил, у Никона родилось 24 ребенка, интересно, что лишь одна из них была девочкой.
   И даже в 103 года Никон был еще в состоянии пройти во время охоты несколько десятков километров по разлившимся озерам и речкам, переночевать не одну ночь в скрадке под открытым небом и вернуться со связкой добытых уток в прекрасном настроении. Именно таким он предстал перед Алексеем Борисовым и двумя его друзьями весной 1983 года, когда они, выполняя волю самого Никона, сооружали для него "последний дом". Да, Никон уже знал, что жить ему осталось меньше года, и потому попросил в облюбованном им месте, на красивом лесном пригорке построить склеп. Он и завернул сюда с охоты, чтобы лично "принять работу". И остался очень доволен: все сделали так, как он хотел и как лично разметил на пригорке. Борисов и его помощники выкопали яму глубиной в три метра и установили внутри нее сруб из бревен такой ширины и длины. Настелили пол, закрыли крышу, сделав сверху открывающуюся "дверь" и приставив к ней изнутри лестницу. Получился и в самом деле "дом" под землей, а точнее — маленький мавзолей в вечной мерзлоте. В центре соорудили скамью из толстых плах, на которую должен был в печальный час встать гроб. Никон спустился вниз, все осмотрел, еще раз похвалил и поблагодарил плотников и попросил, чтобы после похорон не убирали лестницу. О гробе он тоже подумал заранее, лично примерил его после изготовления, убедился, что в пору, и велел сыну обить белым листом. Предупредил и о том, в какую одежду его следует обрядить. Примечательно, что она, как и у большинства шаманов прошлого, должна была быть теплой — меховая шапка, унты, рукавицы... Правда, вместо шубы — дань современности — любимая темная нейлоновая куртка... Может быть, шаманы и удаганки знают чуть больше нас о загробной жизни, коли так основательно экипируются, а не уходят в небытие в легкомысленных легких платьях и костюмах?.. Или пути-дороги у нас разные?.. Во всяком случае, Никон как-то упомянул, что "мы, необычные люди, и после смерти будем не там, где будут остальные". Когда все было готово, старец обрел душевное спокойствие, а самой смерти он не боялся, считал ее естественной. За четыре дня до кончины Никон велел оповестить всех родных и близких и тихо покинул мир под их взорами 9 марта 1984 года. Он просил не делать по нему пышных поминок. А еще сказал о том, что страждущие могут приходить к его могиле, просить исцеления или облегчения и даже брать с собой немного земли, которая им будет помогать.
   В конце пятидесятых годов всего лишь в нескольких десятках километрах от Никона жил другой великий ойун и целитель Георгий Герасимов. Мы упоминали его имя как пример самой последней по времени репрессии советской власти против шаманизма (был условно осужден в 1969 году за то, что занимался лечением, не имея медицинского диплома). Теперь с помощью В.А.Кондакова, написавшего в 1994 году о Г.Г.Герасимове книгу на якутском языке, а затем посвятившем ему главу в "Тайнах сферы шаманизма", мы расскажем о нем чуть подробнее.
   Родился Георгий на двадцать лет позже Никона в том же Верхневилюйском улусе, еще совсем мальчиком переболел известной болезнью и с помощью опытного ойуна быстро обрел шаманские навыки. Поэтому его и прозвали в народе Шаман-Дитя. Но "дитя" имел могучий бас, представительную внешность и быстро повзрослел и пошел в гору, особенно после того, как сумел вылечить дочь одного богатого человека, с болезнью которой до него не справилось несколько ойунов. Быть бы через недолгое время Герасимову великим шаманом, но и его рост и славу остановила советская власть.
   Официально отказавшись от шаманства, Георгий тем не менее тайком лечил таких же колхозников, как он сам, а с началом Великой Отечественной войны стал еще и благословлять-заговаривать уходящих на фронт. Только выйдя на пенсию и переехав подальше в глубинку на берег речки Тюнг, он в 1967 году решился начать в открытую прием больных, за что и поплатился через два года.
   Излечить за это время он успел не менее полутысячи человек, которые быстро прослышали о великом целителе и добирались к нему и по воздуху на самолете, и по реке на моторных лодках. "Стойбище шамана находилось в пятидесяти километрах от села, куда мы долетели, — рассказывает В.А.Кондаков. — Утром нам дали проводника, одного коня, и мы, навьючив свои вещи, двинулись к старику. До стойбища добрались только вечером. Я увидел маленькую избушку, амбар и хо-тон (хлев). Возле них стояли палатки. По реке подъезжали другие люди. Я вошел в избушку и стал позади всех. Вошедшие первыми говорили со стариком, а мне было слышно только гудение его на редкость низкого баса, самого старика я не мог видеть. И вдруг услышал его восклицание: "О-о! Неужели и нынче есть очень большие молодые люди! Подойди-ка сюда, молодой человек!" Люди расступились, я увидел голого по пояс, крепко сложенного старика среднего роста. Он, улыбаясь, протягивал мне руку. Я подошел к нему, поздоровался, а он, все еще улыбаясь, смотрел на меня своими темно-зелеными глазами...Этой ночью уснуть я не мог, лежал, слушал шум леса и думал: "Выходит, шаманы не такие страшные, как о них пишут. А старик Георгий, видно, вообще очень добрый по натуре человек..."
   Так ойун сразу выделил из многих своего потенциального коллегу, который тогда и не помышлял о занятиях шаманизмом, а просто заинтересовался Герасимовым как начинающий историк.
   "Когда солнце поднялось достаточно высоко, Георгий начал свое лечение. На нем не было никаких шаманских атрибутов. Он развел костер на улице, в трех-четырех метрах от которого стояла скамейка, вмещающая до десятка человек. На ней и расположились больные, а я почему-то оказался на толстом чурбане недалеко от костра и стал наблюдать. Вообще-то старик никого не подпускал близко к месту лечения, но мое присутствие, похоже, одобрил. Лечение началось с общего благословения, потом он стал не подолгу заниматься каждым индивидуально. Со второй группой я даже сам сел на скамейку и дословно запомнил (как позже выяснилось — единственный) все слова заклинаний целителя. Так в течение нескольких дней я наблюдал за Георгием Герасимовичем. Он молчал, и я молчал, но мы друг друга понимали. Очень интересно было, как он определял по присланной одежде, чем страдает человек. Одна девушка привезла с собой платье матери и дала старику. Он долго смотрел на него, держа у костра, и вдруг я почувствовал запах гноя и увидел перед глазами корочки какого-то кожного заболевания. Только об этом подумал, как шаман произнес: "Ваша мать страдает кожной болезнью и желудком". Девушка подтвердила диагноз. Старик произнес заговор, трижды плюнул на платье, вернул его девушке и сказал: "Не разворачивай. Как только приедешь, одень его на мать".
   Позже Кондакову рассказали, что в первую же ночь дома у этой девушки сразу несколько человек увидели старца-шамана, подошедшего к кровати больной. Вскоре она выздоровела.
   Каждому лечившемуся дочь старика давала клочки бумаги, где было написано его шаманское имя. А он сам добавлял: "Если вам будет плохо или начнется обострение болезни, то идите в лес, разведите костерчик, принесите жертву духам огня и земли и позовите меня. Бросайте в огонь масло, белый конский волос и ждите..."
   В голове будущего историка не могло уложиться, как это старик сможет посетить всех страждущих, тем более, если его разом призовут в несколько мест? Но шаман спокойно ему "разъяснил":
   "Я могу превратиться в птицу, а могу и в своем облике преодолевать большие расстояния. Этих расстояний вообще может не существовать. Точнее, их вообще нет, это мы сами их придумали..."
   На вопрос же, каким образом можно превратиться в птицу или зверя, Герасим ответил: "Даже очень одаренному человеку для этого надо очень долго и упорно тренироваться. Раньше подобному искусству молодого обучал старый шаман. Во всем нужна постепенность. Постепенность и есть один из секретов нашего учения. Я открою тебе несколько самых секретных секретов..."
   Старый шаман, видимо, нередко пользовался своим феноменальным даром. Так, например, когда его пригласили на праздник в соседний улус, он дал согласие, но не появился там. Зато вместо него на ысыах прилетел большой лебедь, который стал безбоязненно разгуливать среди людей. Благо, они были предупреждены о возможном визите ойуна. Подобный же лебедь в свое время оказался у берега озера рядом с далеким северным селом, а потом шаман подробно описал приметы человека, приходившего в это время за водой. Один пациент, вызывавший в лесу у костра шамана, не дождался старца, но увидел вскоре волка и прогнал его палкой. А при следующем визите к Герасимову тот встретил его словами: "Зачем ты меня позвал, а потом побил! Иди теперь к другому целителю!.." Но потом, конечно, стал лечить дальше. Способностями видеть будущее и таинственным образом преодолевать расстояния обладал и великий шаман из Абыя Константин Чирков. Родившись на год раньше Никона, он покинул эту землю в 1974-м, тоже в очень почтенном возрасте.
   Младшая дочь Константина Ивановича — Александра — получила медицинское образование и работала главврачом Абыйской улусной больницы. В настоящее время она живет в Якутске, и мне довелось с ней познакомиться. Александра Константиновна недавно закончила и выпустила книгу о своем отце, написанную, как она говорит, "с позиций профессионального медика". Несомненно, это интересная работа, а пока я приведу фрагмент ее воспоминаний, опубликованный в книге П.Н.Ильяхова "Из жизни великого шамана".
   "Отец в детстве (по рассказам его сестры бабки Натальи) был неповоротливым увальнем, сторонился сверстников и играл в одиночестве, но не прочь был поозорничать — пугал маленьких тем, что "вытаскивал" из подмышек, а то и из-за ушей разных птичек, лягушек и прочую живность. Нередко заходил в заброшенные жилища и играл там в одиночестве, "превращаясь" в разных зверей и птиц. Когда играл с детьми в жмурки, — сразу же "исчезал". Чуть повзрослев, стал уходить из дома на несколько суток. Никто не мог заметить, когда он уходил и когда приходил. Сам он ничего не рассказывал. Заметив, что сын их не от мира сего, отец и мать ни в чем ему не перечили. Однажды девятилетним мальчиком он в очередной раз исчез на несколько дней. Мать нашла его в чулане спящим с каким-то круглым блестящим предметом в руках. Проснувшись, сын произнес: "Больше я никуда не отлучусь: теперь друзья не будут брать меня с собой, мы распростились". Оказывается, иногда ночью эти "друзья" сажали мальчика себе на спину и уносили в какие-то "прекрасные места", где играли с ним. А потом возвращали обратно. На этот раз несший Костю домой такой же, как он, малыш сказал на обратном пути: "Возьми себе с моей спины одну из солнечных игрушек, и ты станешь известным всему среднему миру человеком доброго духа..."
   О том, что было дальше, рассказывает автор только что упомянутой книги П.Н.Ильяхов, отец которого был в свое время помощником-кутуруксутом К.И.Чиркова.
   "...Он часами неподвижно сидел и смотрел на звездное небо, молча наблюдал за окружающей природой. Характер его был неустойчивым: даже от какого-нибудь пустяка он мог глубоко опечалиться, между тем рос пытливым и очень рассудительным. Он любил играть с сестренкой-двойняшкой — они находили общий язык, имели одинаковые характеры. Когда им исполнилось по 16 лет, одновременно стали плохо спать по ночам, петь песни, страдать от кошмаров. Однажды ночью Константин вышел во двор и упал без сознания. С этого момента из-за болезни суставов ног он почти три года пролежал в постели. Усилились припадки и у сестры, всем казалось, что она вот-вот станет менерячкой, но сесгра умерла. Перед смертью она сказала: "Мой брат станет великим ойуном, он перехватил мою судьбу (перевесил как более сильный шаман)". Отец испугался, что умрет и Константин, потому что ему становилось все хуже и хуже, и родные пригласили знаменитого в тех краях шамана Николая Садовникова-Ходяка, который мог камлать на трех языках — якутском, эвенском и чукотском. Три дня и три ночи старец вершил свой ритуал над Константином и поставил его на ноги. Вновь обретя физическую силу и здоровье, 19-летний парень вернулся к жизни уже как настоящий шаман и стал с каждым годом все более увеличивать свою славу и мощь.
   Константин Чирков владел всеми видами шаманского искусства — был прекрасным целителем, мог управлять стихиями природы и предвидеть будущее. За последнее он и пострадал больше всего, когда неосторожно предрек не очень далекую жизнь едва установившемуся новому строю. В феврале 1932 года Чирков был арестован в родном селе и этапирован в Якутск, где ему предъявили обвинение в "антисоветской пропаганде". Желая не только упрятать ойуна за решетку, но и выставить его в глазах общественности как обманщика, сотрудники НКВД в своем клубе, расположенном тогда на одной из главных улиц Якутска, решили провести показательное "разоблачение" шарлатана. Чиркову дали возможность отыскать на складе реквизированных шаманских атрибутов свой костюм и бубен и принудили начать камлание на сцене перед скептически посмеивающимися милиционерами. Но весь скепсис мгновенно исчез, как только ойун вызвал прямо в зал... мощный снегопад. А когда он предложил "пригласить" сюда же волков или медведей, устроители "шоу" и зрители дружно потребовали прекращения рискованного эксперимента. В итоге, засчитав Константину в качестве наказания проведенные им в дороге и отбытые в ожидании суда несколько месяцев, а также лишив его избирательных прав, энкавэдэшники поспешно выпроводили нежелательного постояльца из тюрьмы. К тому времени уже наступило лето, разлились многочисленные якутские реки и речки, растаяли озера и болота, и единственный наземный путь в Абый был закрыт. И тем не менее "неблагонадежный" вскоре объявился в родных пенатах и был взят местными "органами" на специальный учет. Каким же образом он смог в столь краткий срок преодолеть несколько тысяч километров бездорожья, безлюдья и комариного ада? С позиций материализма ответить на этот вопрос просто невозможно. Но на родине Чиркова живет предание, что ойун, выйдя в Якутске на берег Лены, просто нырнул в воду, превратился в большую рыбину, доплыл до устья реки и через Ледовитый океан попал в родную Индигирку. А затем, видимо, не желая сражаться с порогами, сильным встречным течением и мелководьем, принял облик орла и спокойно долетел до дома... В своей работе П.Н.Ильяхов приводит воспоминания почти сорока человек, лично знавших Чиркова и испытавших на себе или своих близких его чудодейственную силу. Мы перескажем с небольшими сокращениями несколько наиболее ярких и интересных, на наш взгляд, свидетельств.