— Что тебе понадобилось в Честере?
   — Я привезла вам письмо.
   По его лицу при этих словах скользнула кривая усмешка:
   — А ты нисколько не изменилась. Так это правда… ваш замок осажден? И кому же он понадобился?
   — Неужели вы решили, что я проделала такой путь для того, чтобы подурачить вас?! Конечно, это правда! Наш замечательный родич, сэр Ральф Уоррен, оставил в Кэрли сорок человек под тем предлогом, что замок нуждается в хорошо обученных солдатах. А как-то ночью я подслушала его разговор с капитаном отряда и узнала, что они замышляют предательство. Сэр Ральф нисколько не сомневался, что никто из нас ничего не заподозрит.
   — Господи помилуй! А каким ветром его занесло в Кэрли?
   Опустив загоревшееся от смущения лицо, Джессамин с трудом пролепетала, что они сами пригласили его приехать.
   — И где он сейчас?
   — Отправился к себе в Шрусбери, его возвращения потребовал король.
   Некоторое время Рис явно переваривал услышанное.
   — Твой брат приехал вместе с тобой?
   — Нет, Я приехала одна. С гуртовщиком из нашей деревни и его женой. Думаю, никто из оставшихся в замке и не подозревает о моем отъезде. Ты — моя единственная надежда.
   — Ты приехала в Честер одна, — повторил он, не веря своим ушам, — в таком наряде?
   — А что тут такого? — вызывающе фыркнула Джессамин, поеживаясь от смущения. — По крайней мере это куда безопаснее, чем ехать в женском платье. Ты же сам так говорил!
   Рис ухмыльнулся:
   — А у вас отличная память, леди Джессамин! Просто замечательная!
   Взглянув в его темные выразительные глаза, в бездонной глубине которых пылал огонь, озарявший теплым светом его смуглое лицо, Джессамин с трудом проглотила комок в горле.
   — Да, память у меня хорошая. Я, кстати, еще не забыла, как ты мне лгал, уверяя, что любишь меня…
   — В моих словах не было лжи, — просто ответил Рис. — Ладно, в последний раз дело кончилось ссорой, не стоит возвращаться к этому. Лучше скажи, чего ты хочешь от меня?
   То, как он это произнес, и улыбка, смягчившая суровую линию рта, подтвердили худшие опасения Джессамин — он и не думал о защите Кэрли. Сознательно делая вид, что буквально поняла его вопрос, она неосторожно выпалила:
   — Но в письме все ясно сказано! Мне нужны ваши люди, иначе нам не справиться с сэром Ральфом. Если вы не придете нам на помощь, мы все погибнем.
   Рис вздрогнул и, протянув руки, шагнул к ней. Ах, как долго Джессамин мечтала о том, как он обнимет ее за плечи, как тосковала по ночам, изнемогая от желания почувствовать прикосновение его загрубевших горячих пальцев! Но призвав на помощь всю свою волю, она не поддалась этому соблазну.
   — Ну конечно, я помогу тебе!
   У девушки вырвался невольный вздох облегчения, и Джессамин догадалась, что все это время почти не дышала, боясь услышать, что он скажет. Сердце ее отчаянно заколотилось, когда кончики его пальцев скользнули по се щеке. Ноги Джессамин подогнулись — прикосновение было таким неожиданно сладостным, что се охватила паника.
   — Ну-ну, не надо пугаться, моя прелесть!
   И прежде чем она смогла ему помешать, руки Риса обвились вокруг ее талии, а лицо оказалось совсем близко от нес. В отчаянии от того смятения, в которое ее повергли его прикосновения, Джессамин с трудом вырвалась из объятий Риса.
   — Позволь мне поблагодарить тебя за твою доброту, — натянуто пробормотала она. Голос ее звучал как-то глухо и неестественно. — Но подумай сам — что скажет леди Элинед, если войдет сюда и увидит, как ты обнимаешь меня?
   Он пожал широкими плечами, но по тому, как сурово сжались его губы, Джессамин догадалась, что ее слова привели Риса в бешенство.
   — Вероятно, ей придет в голову, что мои вкусы переменились и я теперь гоняюсь за молоденькими мальчиками! — бросил он, небрежно отмахнувшись. — Да и какое это имеет значение? Ну увидит, подумаешь! Я не се собственность, Джессамин. Я тебе уже говорил.
   — Да, я помню все, что ты мне говорил. Но я знаю, что у мужчин и женщин несколько разные взгляды на любовь. И поскольку ты принадлежишь ей, то лично для меня этого вполне достаточно.
   Он раздраженно фыркнул и повернулся к окну.
   — Проклятие! Ты на редкость упрямая женщина! Я ведь уже сто раз повторял: моя помолвка — не более чем формальность.
   Джессамин чуть заметно улыбнулась:
   — Да, да, конечно… но мне хорошо известно, какие вы, мужчины, обманщики! Впрочем, это не имеет значения. Ведь я приехала не за тем, чтобы продолжать ссориться. Так, значит, ты согласен помочь?
   — Да.
   — И… когда? Мы могли бы уехать завтра на заре…
   Рис резко повернулся к ней. Он посмотрел на Джессамин, по-прежнему отчаянно желая схватить се в объятия и поцелуями заглушить все протесты.
   Непостижимая женщина — рассчитывает, что он беспрекословно последует за пей и станет выполнять ее приказы! А между тем ей, похоже, и в голову не приходит подарить ему то, чего он желает больше всего на свете. Гордость и оскорбленное самолюбие заставили его сдержаться. Ну что ж, в эту игру можно поиграть и вдвоем!
   Рис упрямо выпятил подбородок и, шагнув к Джессамин, угрюмо произнес:
   — Нет, леди, похоже, вам придется немного изменить свои планы. Завтра я не смогу уехать.
   — Ну хорошо. Тогда послезавтра.
   — Ты не поняла. Я не уеду из Честера до Рождества.
   — Что?! Ну… но это же значит — на следующей педеле, не раньше! Что ты говоришь?! Речь идет о наших жизнях, а ты хочешь праздновать Рождество!
   — Не кричи или сейчас сюда сбежится вся прислуга! Пойми ты — я гость в этом доме! Все уже готово к празднику. Поэтому уехать сейчас — значит нанести оскорбление хозяину. А кроме того, — добавил он, и в глазах его блеснул огонек, — ты ведь говорила, что это ваше чудовище, сэр Ральф, не вернется раньше весны.
   — Как ты смеешь насмехаться надо мной… будто… нависшая над нами опасность — не больше чем детская забава! Неужели моя жизнь для тебя значит меньше, чем… чем… пирушка в обществе твоей дамы?!
   — Если ты останешься, мы сможем побыть вдвоем, — прошептал Рис, и Джессамин почувствовала, что его пальцы нежно гладят ее запястья.
   — Будь ты проклят! А я-то, дура, решила, что ты забудешь все, что было между нами, ради спасения Кэрли! Самая настоящая дура!
   Рис украдкой бросил на нее взгляд. При виде слез, ручьем бежавших по раскрасневшимся от гнева щекам, злость его немного улеглась.
   — Чего же ты ожидала от меня? — просто спросил Рис, с трудом подавив в себе желание прижать се к груди, ласково отереть слезы и заставить забыть все страхи, так долго терзавшие ее.
   — Не знаю… Ничего… наверное, ничего!.. — Все расплывалось у нее перед глазами, и Джессамин сердито отвернулась. — Мне придется подчиниться, раз уж я не могу обойтись без твоей помощи. Но развлечения можешь искать в другом месте. Когда все это закончится, больше ты меня не увидишь, можешь не сомневаться!
   — Джессамин, подожди! — Рис шагнул к ней, но даже не сделал попытки прикоснуться. — Так, значит, ты останешься в Честере?
   — Разве у меня есть выбор? У меня не хватит времени съездить в Кэрли, а потом вернуться за тобой, когда ты устанешь развлекаться. Да и кроме того, я не намерена спускать с тебя глаз. Лучше будет, если я останусь в Честере. По крайней мере тогда можно не сомневаться, что ты сдержишь слово.
   Показалось ли ей или он и в самом деле вздохнул с облегчением? Стиснув зубы, Джессамин подозрительно уставилась па него. И когда его пальцы ласково погладили ее руку, она с непримиримым видом рванулась в сторону.
   — Ох, как тебе, должно быть, весело, что ты заставил меня плясать под свою дудку! Знаешь, что я буду сидеть тут как пришитая, а ты пока станешь увиваться возле нее! Но запомни, Рис Трейверон, если бы не Кэрли, ноги бы моей здесь не было!
   — Я дам тебе знать, когда мои люди будут готовы выступить. Скажи мне, где ты остановилась.
   — В гостинице «Сокол» па Лоуэр-Бридж-стрит.
   — Знаю. А теперь скажите мне, Джессамин, не хотите ли вы отпраздновать Рождество с друзьями?
   Девушка, не сказав ни слова, метнула в его сторону презрительный взгляд.
   — Кажется, я задал тебе вопрос.
   — Я слышала. Тебе ведь отлично известно, что у меня в Честере никого нет, разве не так? Так для чего ты спрашиваешь? Нравится издеваться надо мной, да?
   — Ты могла бы прийти сюда. Элинед не будет…
   — Да ты, должно быть, спятил! Я лучше сдохну с голоду, чем съем хоть крошку за твоим столом!
   — Будь осторожна. Вечером в городе небезопасно, особенно после захода солнца, — продолжал Рис, меряя большими шагами комнату. — Подожди, я провожу тебя до дверей.
   — Сомневаюсь, чтобы мне захотелось выйти после захода солнца, милорд, тем более что развлечения меня нисколько не интересуют! — фыркнула девушка, несколько удивленная и даже польщенная его заботой.
   Но единственный выход, который был ей знаком, шел через кухню, поэтому, сдерживая кипевшее в ней раздражение, Джессамин тем не менее вынуждена была подождать, пока он не укажет ей дорогу. Рис проскользнул мимо нее и толкнул боковую дверь, которая выходила к конюшням.
   — Помни, Джессамин, будь осторожна, — сказал Рис. Руки его скользнули по ее плечам, и на одно короткое мгновение он прижал ее к себе, прежде чем она рванулась в сторону. — Как только мы будем готовы, ядам тебе знать.
   — Благодарю, — сухо произнесла она. — До свидания, лорд Рис.
   Завернув за угол, Джессамин быстро оглянулась и тут же обругала себя за это.
   Наверняка он заметил это и теперь вообразит, что она по-прежнему его любит… и хочет.
   Проклятие! Он все еще обладает над ней какой-то непонятной властью, этот человек! Этот упрямый, неотразимо привлекательный негодяй возбуждал ее так, что даже теперь, после всего, что было между ними, ей приходилось до крови кусать губы, признаваясь в душе, что она жаждет принадлежать ему. А как было бы чудесно, если бы она могла просто закрыть глаза и, забыв обо всем, отдаться нежности этого человека! Как ей хотелось сдаться! Да, хотелось, сколько бы она ни твердила себе, что это не так. Она умирала от желания почувствовать его руки на своем теле, а губы — на своих губах. И ведь все это могло быть на самом деле! Даже в доме Проктора Мэсси, позволь она только, он, ни минуты не раздумывая, занялся бы с ней любовью — под самым носом у Элинед.
   Джессамин толкнула тяжелую дубовую дверь гостиницы. Шагнув в полутемный, насквозь пропахший элем коридор, она зашагала по лестнице, надеясь укрыться в своей одинокой комнатке под самой крышей. А уж когда она окажется у себя, тогда и настанет время разобраться, что творится в ее душе.
   Хотя и так понятно, что произошло самое ужасное, что только могло случиться, — она безумно влюбилась в этого человека!

Глава 11

   Следующие несколько дней Джессамин провела в одиночестве, кипя от негодования при мысли о том, как равнодушен остался Рис к опасности, нависшей над Кэрли. Даже когда Марджери пришла, чтобы уговорить ее сходить на ярмарку, без устали расписывая чудеса и прелести Честера, Джессамин не смогла выкинуть из головы своего прежнего возлюбленного. Гнев, боль и разочарование сплелись в ее душе в какой-то клубок, так что никакие силы в мире сейчас не смогли бы вызвать беззаботную улыбку на губах Джессамин.
   Джек и Марджери расстроились, когда Джессамин объявила, что решила остаться в Честере и дожидаться обещанной помощи, но они были достаточно умны, чтобы согласиться с ней. Джессамин как-никак была их леди, и не в обычаях простых крестьян обсуждать желания знатных людей.
   В городе, казалось, все время царил промозглый холод.
   Стараясь хоть как-то согреться, Джессамин довольно легкомысленно велела принести в ее комнату ванну и наполнить горячей водой. Конечно, Джессамин это удовольствие влетело в копеечку, но ей было так тоскливо, что надо было хоть как-то отвлечься. Когда горячая вода дошла ей до самых плеч, Джессамин чуть не застонала от наслаждения. Служанка помогла Джессамин вымыть густую гриву спутанных волос. Наконец вода остыла, и Джессамин завернулась в толстое полотенце, пока служанки убирали ванну.
   Она уселась перед жарко натопленным камином, расчесывая влажные вьющиеся пряди.
   Сейчас, хоть она только что вылезла из теплой ванны и сидела перед камином, где жарко пылал огонь, Джессамин вдруг заметила, что вся дрожит. В комнате, казалось, стало еще холоднее. По ней гуляли сквозняки, и хотя на пол постелили еще один ковер, все же чувствовался холод, которым тянуло из-под двери и неплотно прикрытых ставен.
   Внезапно послышался резкий, настойчивый стук, и, откинув назад густую массу волос, которые рассыпались у нее по плечам, Джессамин направилась к двери. Подумав, что это скорее всего служанка принесла ей свежие полотенца, она поспешила открыть. На пороге стоял высокий мужчина.
   Он был закутан с ног до головы в толстый дорожный плащ, а под мышкой держал какой-то узел. Вдруг в ее голове мгновенно всплыли слова Риса о том, что в городе может быть опасно.
   — Да? — неуверенно спросила она. Лицо незнакомца было скрыто складками низко надвинутого на глаза капюшона.
   — Леди Джессамин Дакре?
   — Это я.
   — Вот это оставили в гостинице для вас.
   Решив, что в свертке скорее всего какая-то еда, присланная заботливой Марджери, Джессамин протянула руку. — Он слишком тяжел. Я лучше сам занесу его.
   Джессамин успела только испуганно вскрикнуть, как он нетерпеливо отстранил ее и, распахнув дверь, вошел в комнату. Все произошло так быстро, что девушка даже не успела ему помешать.
   Мужчина был высок ростом и широк в плечах. На мгновение Джессамин показалось, что его огромная фигура заполнила собой ее крохотную комнатку, освещенную только пламенем камина. Хотя на улице было еще светло, но промасленная бумага, которой были затянуты окна, пропускала в комнату мало света.
   Джессамин почувствовала, как в ней нарастает беспокойство.
   — Благодарю вас. Положите его сюда. — Она указала на стул.
   Затем вдруг произошло нечто такое, от чего кровь застыла у нее в жилах, Вместо того чтобы оставить сверток и выйти, мужчина захлопнул дверь и одним быстрым движением задвинул засов.
   — Теперь нам не помешают, — пробормотал он.
   Перепугавшись не на шутку, Джессамин в растерянности уставилась на него, не зная, что он намерен делать дальше.
   Вдруг мужчина повернулся к ней лицом и откинул назад капюшон. Это был Рис!
   — Следовало бы догадаться! — завопила она. Страх уступил место ярости. — Немедленно убирайся из моей комнаты! — При мысли о том, как легко он ее одурачил, Джессамин пришла в такое бешенство, что хотела растерзать его. — Изменил голос, притворился, что принес какой-то узел, — и все лишь для того, чтобы пробраться ко мне! Да как ты посмел?!
   — Мне показалось, что это будет только справедливо, особенно если вспомнить, что ты явилась ко мне, одетая как деревенский парнишка, — бесстрастно ответил он, окидывая комнату внимательным взглядом: от него не укрылось, как скудно она обставлена.
   — Надеюсь, ты пришел для того, чтобы сообщить, что вы готовы отправиться в путь? — с надеждой спросила девушка, заглядывая ему в глаза. Как только эта мысль пришла ей в голову, Джессамин усилием воли подавила душивший се гнев.
   — Еще нет. Ты не забыла? Впереди Рождество!
   — Тогда нам не о чем разговаривать! — Джессамин направилась к двери с твердым намерением выставить его вон. Откинув назад густую массу сверкающих волос, она решительно потянула за засов.
   — Брось это!
   Схватив ее за руку, Рис оттащил девушку от двери. И тут он, казалось, впервые увидел ее. Брови его поползли вверх, и, совсем сбитый с толку, он принялся удивленно разглядывать ее, словно какую-то диковинку.
   — Я никогда прежде не видел тебя такой, — выдохнул Рис, нерешительно коснувшись ее ночной сорочки и разметавшихся по плечам волос.
   — Тогда у тебя есть шанс воспользоваться этим и разглядеть меня хорошенько, потому что больше тебе такого случая не представится! — фыркнула Джессамин, придерживая ворот.
   — Проклятие, Джессамин, ну почему каждое твое слово едкое, точно уксус?
   — Если тебе это не по вкусу, можешь уходить!
   С этими словами Джессамин небрежно перекинула через плечо волосы и еще слегка подрагивающими пальцами заплела их в густую косу.
   — О нет, я не спешу, — спокойно возразил Рис. Развязав тесемки своего плаща, он сбросил его.
   Сердце Джессамин екнуло. Она боязливо сглотнула. В этой крохотной комнатушке огромная фигура Риса казалась особенно устрашающей. Голова его чуть ли не упиралась в низкий скошенный потолок, и Джессамин заметила, как он пригнулся, когда входил. От него исходила какая-то неясная угроза. Надо избавиться от него поскорее, подумала девушка.
   — Зачем ты пришел? — спросила она, наконец заметив, что он, судя по всему, и не думает уходить, а вместо этого протянул озябшие руки к камину, наслаждаясь его теплом.
   — Хотел поговорить с тобой — на тот случай, если ты все еще дуешься на меня.
   Вначале она даже не смогла ответить. Джессамин засмотрелась на него, любуясь сильными мужскими руками, длинными пальцами, и невольно вспоминала волшебство, которое они творили с ее телом. От этих воспоминаний по спине у пес пробежала дрожь. Помотав головой, она попыталась избавиться от этого наваждения.
   — За все это можешь благодарить себя самого. Если бы ты не обманул меня…
   — Я не обманывал тебя, Джессамин. Я говорил, что люблю тебя, и это чистая правда. Клянусь!
   — Нельзя одновременно любить двух женщин.
   — Согласен. Я этого и не утверждал, потому что люблю тебя одну.
   Он повернулся спиной к камину и шагнул к ней. Джессамин вытянула вперед руки, словно умоляя его не приближаться. Но он и не пытался — вместо этого Рис просто замер на месте, не сводя с нее глаз.
   — Не подходи ко мне, — предупредила она. Будь он проклят, этот человек! Для чего ему понадобилось являться сюда? А все потому, что она не выдержала и оглянулась, зная, что он стоит в дверях и смотрит ей вслед. Сама виновата — подала ему надежду! А Рис небось решил, что она готова броситься ему на шею.
   — Ты, должно быть, считаешь меня мерзавцем за то, что из-за меня тебе приходится встретить Рождество в подобной дыре?
   По крайней мере тут он оказался прав. Джессамин молча кивнула, даже не пытаясь возражать.
   — Джессамин, я вовсе не хотел этого. Поверь мне. Но ты ворвалась ко мне, словно на поле боя — сплошные угрозы, обвинения, а за всем этим — раненая гордость… Вот я и пришел, чтобы попросить у тебя прошения.
   — Прошения?.. Но за что? За то, что подло обманул меня?
   — Я был бы полным идиотом, если бы попытался притвориться, что все это меня ничуть не трогает, но… будь я проклят, я совсем не то хотел сказать! Нет, я пришел извиниться, если ты приняла мои слова за непременное условие — ну, что если ты, мол, заинтересована в моей помощи, изволь подождать до Рождества. Я совсем не то собирался сказать, но ты застала меня врасплох.
   Джессамин проглотила комок в горле, она и подумать не могла, что Рис испытывает угрызения совести. Или это просто притворство? Нет, подумала она, не похоже. На этот раз она готова была поклясться, что он говорит искренне.
   — Считай, что твои извинения приняты. Значит ли это, что ты решил уехать раньше, чем предполагал?
   — Да… наутро после рождественской ночи, если ты не передумаешь.
   Сердце у нее упало.
   — Но ведь до нее еще четыре дня, — горько прошептала девушка. — И что же мне делать все это время? Ты об этом подумал?
   Медленная, чувственная усмешка чуть заметно искривила благородную линию его рта, которой она так восхищалась, и у Джессамин перехватило дыхание. Что за дурацкий вопрос! От досады она чуть не прикусила себе язык. Но она уже почувствовала, как на нее накатила знакомая волна возбуждения.
   — Нет! — предупредила она, догадавшись, что Рис чувствует то же самое.
   Джессамин отпрыгнула назад.
   — Говорю тебе, я не намерена позволить превратить себя в игрушку. Уверена, что в твоем доме достаточно смазливых служанок, которым только того и надо, чтобы поманили пальцем… конечно, когда тебе прискучит развлекаться с Элинед!
   Улыбка его исчезла, Рис раздраженно фыркнул:
   — Может быть, ты удивишься, но я ни разу не делил ложе с леди Элинед Глинн, да и не собирался это делать!
   Неужели он говорит правду? Джессамин едва удалось проглотить комок, застрявший в горле. Если бы он только ушел, если бы оставил ее в покое… Их разговор становился все труднее.
   — Это, конечно, очень интересно, но вряд ли имеет ко мне отношение.
   — Лгунишка! — У него вырвался саркастический смешок, и девушка свирепо уставилась на него.
   — Так ты еще намерен оскорблять меня! Тебя сюда не приглашали — так что, будь любезен, убирайся!
   — Хорошо, любовь моя, раз уж ты так настаиваешь… Но прежде чем я уйду, по крайней мере взгляни па то, что я тебе принес. Считай, что это рождественский подарок… во искупление вины.
   Джессамин застыла как громом пораженная, когда Рис взял принесенный им сверток и принялся разворачивать его на постели. Через мгновение перед глазами Джессамин на сером шерстяном покрывале засверкала яркими красками роскошная ткань.
   Девушка медленно направилась к постели, по-прежнему стараясь держаться от Риса на почтительном расстоянии.
   — Что это?
   Рис отступил в сторону, чтобы она смогла увидеть ниспадающее мягкими складками роскошное атласное платье ослепительно желтого цвета. Длинные рукава застегивались у локтей янтарными пуговицами с изящной гравировкой. Глубокий круглый вырез обрамлял широкий воротник, отделанный мехом куницы. Рядом лежала головная повязка в тон платью, сплошь затканная золотом, тоже украшенная янтарем и на концах обшитая куньим мехом. К этому великолепию можно было добавить еще два длинных, широких рукава раструбами, тоже опушенных тем же роскошным мехом, — при желании их можно было прикрепить к плечам сверкающими золотыми лентами.
   — Мне показалось, что тебе просто необходим подобный туалет, который смог бы подчеркнуть твою красоту. Вовсе ни к чему до конца дней своих выглядеть словно неотесанный деревенский парнишка.
   То, что он решил сделать ей подарок, настолько поразило Джессамин, что гнев ее стал стихать. В глазах ее заблестели слезы.
   — Большое спасибо, но я позаботилась захватить с собой нарядное платье, — тихо сказала она.
   — Уверен, оно не такое роскошное, как это.
   — Конечно… оно гораздо скромнее. А где ты его взял? — спросила она, и в голосе ее прозвучали подозрительные нотки. Будем надеяться, что он не додумался принести ей один из туалетов Элинед.
   — Что такое? Какие-то подозрения? Неужто ты боишься, что я ограбил какую-то девку, снял с нее платье, а саму голой выкинул на улицу? Забудь об этом. Проктор Мэсси торгует одеждой, а его родной брат держит швейную мастерскую, он одевает десятки знатных дам.
   — Но поскольку ты и понятия не имел, что я приеду в Честер, стало быть, все это великолепие готовилось не для меня. Даже самая искусная в мире швея не смогла бы управиться с ним за пару дней.
   — Ах, моя прелесть, вы, как всегда, догадливы!
   В его голосе звучала явная насмешка, и в душе Джессамин опять начал понемногу закипать гнев. А она уж совсем было решилась принять это платье в качестве искупительной жертвы. Хорошо хоть, что здравый смысл наконец смог одержать верх.
   — Ты права, дорогая. Его и правда шили не для тебя. Это платье заказала дочка одного олдермена, а потом передумала — ей не понравился цвет. А мне показалось, что тебе оно отлично подойдет, Ну вот, нельзя же было, чтобы такая роскошь пропала зря! Так что не отказывайся от него, Джессамин, по крайней мере из уважения к тем чувствам, которые подвигли меня на это!
   — Какая разница? — ворчливо произнесла Джессамин, робко прикоснувшись пальцами к прохладному, гладкому на ощупь атласу. — Можно подумать, это заставит меня изменить решение! — Ее пальцы с наслаждением зарылись в роскошный мягкий мех. Платье было так красиво — ничего более великолепного ей в жизни не доводилось надевать! Ведь один янтарь стоил целое состояние, а мехом куницы отделывали только платья знатных дам.
   — Мне и в голову не приходило дарить тебе платье в качестве искупительной жертвы! Носи его на здоровье.
   Немного оттаяв, Джессамин осторожно приподняла чудесное платье, поразившись, что ярды сверкающей ткани почти ничего не весят. Приложив его к себе, девушка забыла о Рисе.
   Когда его горячая рука легла на ее плечо, Джессамин оцепенела от неожиданности. Дальше все произошло так быстро, что протест ее затих, не успев родиться. Руки Риса обвились вокруг Джессамин, он лихорадочно прижал ее к себе, и девушка поняла, что почти не сопротивляется. У нее еще хватило сил с упреком посмотреть на него, с губ ее уже готовы были сорваться гневные слова.
   — Нет, любовь моя, не надо… люби мели! — взмолился он, и его рот прижался к ее губам.
   Яростный водоворот чувств захлестнул Джессамин и увлек ее за собой. Губы Риса были нежными, как лепестки цветка. Поцелуй становился все более страстным, губы его обжигали ее будто огнем, растопив последние жалкие остатки сдержанности. Со вздохом, больше похожим на рыдание, она приникла к нему, наслаждаясь возможностью чувствовать все его сильное, мускулистое тело, отбросить наконец прочь и свою раненую гордость, и жгучую ревность, и обиду. Кровь бешено забурлила в се венах, голова закружилась. Наконец, не в силах больше сдерживаться, они вдвоем опустились на постель.