Шугар Бет не потрудилась спросить, откуда он знает, что именно она ищет. Должно быть, всему городу известны условия завещания Таллулы.
   — Она существует.
   — Я тоже так думаю. Но как вы-то до этого докопались?
   — Не ваше собачье дело. — Она показала на груду ящиков. — За ними лежит мертвая птица. Должна же быть от вас хоть какая-то польза! Уберите ее отсюда!
   Он заглянул за ящики, но, похоже, и не подумал избавиться от трупа.
   — Ваша тетка была с тараканами.
   — Это у нас семейное. И не ждите, чтобы я устыдилась. Янки, как правило, запирают спятивших родственников в психушку, но здесь во время карнавалов мы сажаем их на увитые цветами платформы и провозим по всему городу. Вы женаты?
   — Был когда-то. Я вдовец.
   Не стань она другим человеком, не преминула бы осведомиться, уж не убил ли он жену своим тонким чувством юмора. Но в то же время ее разбирало любопытство. Что за женщина способна связать судьбу с таким невозможным циником?
   Но она тут же вспомнила, что в школе все девчонки вздыхали по нему, стоически вынося его жалящие выговоры. Женщины и трудные мужчины. Хорошо, что она сумела отказаться от этой привычки.
   Он наконец отвернулся от кассы.
   — Расскажите о бойкоте отцовских похорон.
   — А какое вам дело?
   — Я писатель. И меня интересуют механизмы функционирования самовлюбленного ума.
   — О, я сейчас в обморок упаду. Столько заковыристых слов, что моя несчастная бедная головка идет кругом.
   — А ведь вы были умны. Прекрасные способности. Только вы отказывались использовать собственный мозг для чего-то стоящего.
   — Опять вы! Что за патологическая ненависть к модным журналам!
   — Не приехать на похороны отца! Это требует немалой наглости даже для такой, как вы.
   — В тот день у меня была запись к парикмахеру.
   Он терпеливо ждал, но она не собиралась рассказывать о том кошмарном времени.
   Все началось так хорошо. Она была самой популярной первокурсницей в «Старом Мисе», так завертевшейся в вихре студенческой жизни, что «Сивиллы» отошли куда-то очень далеко. Она порвала с ними всяческие отношения, не отвечала на звонки и не приходила на свидания, когда они приезжали в гости. Но одним январским утром Гриффин позвонил и сказал, что Дидци умерла во сне от кровоизлияния в мозг. Шугар Бет была безутешна. И думала, что ничего худшего с ней уже не может случиться, но шесть недель спустя Гриффин объявил, что женится на своей стародавней любовнице. При этом он искренне ожидал, что Шугар Бет с радостной улыбкой будет восседать на передней скамье в церкви. Она завопила, что ненавидит его и ноги ее в Паррише не будет. И хотя отец пригрозил лишить ее наследства, сдержала слово.
   День свадьбы отца она провела в постели с Дарреном Тарпом, пытаясь заглушить свою скорбь плохим сексом. Вскоре, когда Гриффин избавлялся от вещей Дидди, он нашел исповедь дочери. Уже через несколько дней весь город знал, что она сотворила с Колином Берном, и люди, которые раньше просто ее недолюбливали, теперь возненавидели. «Сивиллы», и без того оскорбленные ее высокомерием, окончательно с ней порвали.
   У нее не было ни малейшего шанса помириться с отцом. Прямо перед летними экзаменами, всего через три месяца после свадьбы, отец умер от инфаркта. И только тогда Шугар Бет узнала, что он исполнил свою угрозу лишить ее наследства. На протяжении всего пяти месяцев она потеряла мать, отца, лучших подруг и Френчменз-Брайд. И была еще слишком молода, чтобы осознать, сколько потерь еще ждут впереди.
   — Это правда, что вы вышли замуж через три дня после похорон Гриффина? — без особого интереса спросил Берн.
   — В свою защиту могу сказать, что во время церемонии рыдала, как прохудившаяся водопроводная труба.
   — Трогательно.
   Она вытащила из кармана ключ:
   — Как ни приятно беседовать с вами, но мне нужно запереть дверь и ехать по делам.
   — Маникюр и массаж.
   — Позже. Сначала мне нужно найти работу.
   Темная изогнутая бровь чуть приподнялась.
   — Работу? В жизни не поверю.
   — Безделье тоже надоедает, знаете ли.
   — Газеты писали, что Эммет Хупер умер банкротом, но я был уверен, что вам удастся что-нибудь урвать.
   — И вправду удалось, — кивнула она, вспомнив о Гордоне.
   Он еще раз оглядел жуткую разруху и умудрился взбесить ее, изогнув губы в едкой улыбке.
   — Так вы действительно разорены?
   — Только до тех пор, пока не найду картину.
   — Если найдете.
   — Обязательно. В этом можете не сомневаться.
   Протискиваясь мимо него к выходу, она усилием воли заставила себя не пуститься в бегство.
   — Жаль, что не можете остаться еще на часок.
   Он не торопился следовать за ней. Тень улыбки все еще маячила в уголках рта.
   — Позвольте мне уточнить: вы действительно собираетесь зарабатывать на хлеб честным трудом?
   — О, мне не привыкать.
   Она немного энергичнее, чем необходимо, повернула ключ в скважине.
   — Снова найметесь официанткой?
   — Эта работа ничем не хуже других.
   Она шагнула к машине, стараясь не выглядеть так, словно удирает из тюрьмы. Но едва взялась за ручку дверцы, как он крикнул с крыльца:
   — Если не сможете ничего найти, приходите ко мне. Может, что-то и найдется.
   — О да, как же, непременно.
   Она рывком открыла дверцу и тут же развернулась.
   — Если не желаете, чтобы война между нашими ранчо приобрела действительно уродливые формы, советую снять эту идиотскую цепь не позднее вечера.
   Похоже, она не на шутку его позабавила.
   — Угрозы, Шугар Бет?
   — Вы меня слышали.
   Она буквально влетела в машину и, уже отъехав, увидела в зеркальце заднего вида, как он подходит к блестящему новому «лексусу». Элегантный, надменный, усмехающийся. Хладнокровный ублюдок.
   Заехав в аптеку-кафе за газетой, она снова столкнулась у кассы с Кабби Боумаром.
   — Видела на улице мой новый фургон, Шугар Бет? — похвастался он.
   — Боюсь, не заметила.
   — Бизнес идет неплохо. Можно сказать, даже хорошо. Чистка ковров — дело прибыльное.
   Плотоядно облизнув губы, он снова пригласил ее выпить в баре. Она едва спасла то, что еще оставалось от ее добродетели, и, вернувшись в машину, развернула газету на странице объявлений о вакансиях. И еще раз напомнила себе, что долго работать не придется. Как только картина отыщется, она немедленно отправится в Хьюстон.
   Никому не требовалась официантка, что было даже к лучшему, потому что при мысли о необходимости подавать гамбургеры тем людям, перед которыми когда-то задирала нос, в животе все переворачивалось. Оставалось три варианта: кондитерская, страховое агентство и антикварный магазинчик. Но прежде всего нужно вернуться домой, принять душ и переодеться.
   К входной двери был прислонен план усадьбы. Присмотревшись, она поняла, что Колин был прав. Подъездная аллея принадлежала Френчменз-Брайд.
   Угнетенная этим открытием, она вымылась, накрасилась, сделала прическу и отыскала самый скромный костюм, который только смогла отыскать: древнюю юбку от Шанель и белую майку. Накинула сверху кардиган цвета малины, натянула нейлоновые колготки и сапожки и отправилась в путь. Поскольку страховое агентство предлагало самое большое жалованье, она решила начать оттуда. К сожалению, за столом менеджера по персоналу сидела Лори Ферпосон.
   В школе Лори ей нравилась. Кроме того, Шугар Бет считала, что не делала ей особенных гадостей, но уже через пять минут выяснилось, что у Лори на этот счет иное мнение.
   — Что же, Шугар Бет Кэри, я слышала, что ты вернулась, но никак не ожидала увидеть тебя здесь.
   Ее тяжелые волосы превратились из каштановых в ярко-рыжие, а серьги были чересчур велики для маленького остроносого личика. Даже не пригласив Шугар Бет сесть, она постучала по столу акриловым ногтем с крохотным американским флагом на кончике и затянулась сигаретой.
   — Подумать только, ты — и ищешь работу! Но, понимаешь, мы нанимаем только тех, кто действительно полон желания сделать карьеру.
   И хотя Шугар Бет про себя подумала, что место секретаря — не такое уж великое карьерное достижение, все же ослепительно улыбнулась.
   — Иного я и не ожидала.
   — Кроме того, нам нужен кто-то постоянный. Собираешься остаться в Паррише?
   Шугар Бет поняла, что за этим последует, и, несмотря на то что с некоторых пор возненавидела необходимость лгать, все же была вынуждена уклончиво промямлить:
   — Ты, должно быть, слышала, что у меня здесь дом.
   — Значит, остаешься?
   Судя по злобному блеску глазок, вопрос скорее связан с намерением Лори подлить масла в огонь местных сплетен, чем с желанием предложить Шугар Бет работу. С другой стороны, сама мысль о том, чтобы иметь на побегушках дочь Гриффина и Дидди может быть достаточно привлекательной, чтобы принять ее в агентство. Полупустой пакет с собачьим кормом, одиноко стоявший на кухне каретного сарая, подвигнул ее на вежливый ответ.
   — Я не могу пообещать прожить здесь остаток дней своих, но пока что не собираюсь уезжать.
   — Понятно. — Лори переложила документы с одного места на другое и самодовольно усмехнулась. — Надеюсь, ты согласишься пройти тест на профпригодность? Мне нужно убедиться в твоих минимальных знаниях математики и английского.
   И тут Шугар Бет все-таки не сдержалась:
   — О, разумеется. С математикой все в порядке. Впрочем, ты должна это помнить, если учесть, сколько раз списывала у меня задания по алгебре.
   Тридцать секунд спустя она уже шагала по тротуару.
   Кондитерская «Сливки сливок» в детстве Шугар Бет называлась кафе «У Глендоры». К несчастью, новая хозяйка искала такого человека, который мог бы не только печь пирожные, но и делать мелкий ремонт. Она вручила Бет гаечный ключ и попросила продемонстрировать свое умение, но на этом испытание и закончилось. Оставался антикварный магазин.
   Очаровательно оформленная витрина во «Вчерашних сокровищах» вмещала детскую лошадку-качалку, старый сундук с одеялами и стул с изогнутыми ножками, на котором стояли расписанный вручную кувшин и тазик для умывания. На душе Шугар Бет немного полегчало. Что за чудесное местечко! Может, владелец — человек в Паррише новый, как хозяйка кондитерской, и не знаком с репутацией Шугар Бет.
   Старомодный колокольчик над дверью звякнул, и мягкие звуки виолончельной сюиты Баха окутали ее. Она вдохнула пряный аромат смеси сушеных лепестков вместе с приятным запахом старины. Антикварные столики поблескивали английским фарфором и ирландским хрусталем. В открытых ящиках древнего комода на ножках виднелось чудесное старое белье. Оригинальный письменный стол розового дерева завален цепочками для часов, ожерельями и брошками. Все в этом магазине было высшего качества, со вкусом расставлено и идеально ухожено.
   Откуда-то из задней комнаты послышался женский голос:
   — Я сейчас приду.
   — О, не торопитесь.
   Шугар Бет как раз восхищалась пестрой выставкой викторианских картонок для шляп, шелковых фиалок и плетенных из тростника корзинок, наполненных коричневыми яйцами в крапинку, когда из полутьмы выступила женщина. Сначала Шугар Бет заметила только темные, затейливо подстриженные волосы. Женщина была одета в бледно-серые слаксы и свитер в тон. На груди переливались изумительно подобранные жемчужины.
   По спине Шугар Бет словно прошелся ледяной палец. Что-то в этих жемчугах…
   — Привет, — улыбнулась женщина — Чем могу по…
   И тут она осеклась и замерла. Прямо посреди комнаты под французской люстрой. Одна нога едва коснулась пола, улыбка застыла на губах.
   Шугар Бет узнала бы эти глаза повсюду. Глаза того же серебристо-голубого оттенка, те самые, что каждое утро смотрели из зеркала. Глаза ее отца.
   Глаза его второй дочери.

Глава 4

   « — Будь у меня такая дочь, как ты, я стыдился бы называться ее отцом! — заявил мистер Голдхангер с неподдельным чувством».
Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»

   Полузабытая горечь желчью обожгла горло Шугар Бет. Умные люди обычно стараются держать законных детей подальше от незаконных.
   Только не Гриффин Кэри. Он поселил их в одном городе едва не в трех милях друг от друга и в своем закоренелом эгоизме отказывался понять, насколько трудно Шугар Бет и Уинни учиться в одной школе.
   Обе его женщины забеременели почти одновременно: сначала Дидди, потом Сабрина Дэвис. Дидди высоко держала голову, ожидая, что муж постепенно справится со своим влечением к женщине, которую сама она считала деревенским ничтожеством. Когда же этого не произошло, она предпочла относиться к происходящему философски.
   — Настоящая женщина должна быть выше этого, Шугар Бет. Пусть возится со своей швалью. У меня есть Френчменз-Брайд.
   Когда же Шугар Бет рвала и метала из-за того, что ее заставляли ходить в одну школу с Уинни, Дидди с нехарактерной для нее резкостью напускалась на дочь:
   — Нет ничего хуже жалости окружающих. Держись прямо и помни, что когда-нибудь все, чем он владеет, перейдет к тебе.
   Но Дидди ошибалась. Перед смертью Гриффин изменил завещание и оставил все Сабрине и Уинни Дэвис.
   Элегантная особа, стоявшая сейчас перед ней, мало напоминала замкнутую, молчаливую парию, школьного изгоя, ту, которая путалась в собственных ногах и едва не падала, когда кто-то заговаривал с ней.
   Странное бессилие овладело Шугар Бет. В детстве она, естественно, не могла управлять взрослыми, поэтому показывала свою власть над единственной, кто не мог ей ответить тем же. Над незаконной дочерью отца.
   — Что ты здесь делаешь? — бросила наконец Уинни, не двигаясь с места.
   Не могла же она сказать, что ищет работу!
   — Я… я проходила мимо и увидела магазин.
   Уинни удалось взять себя в руки намного быстрее.
   — Тебя интересует что-то определенное?
   Откуда такая выдержка? Уинни Дэвис, которую помнила Шугар Бет, мучительно краснела, стоило только кому-то заговорить с ней.
   — Н-нет. Просто смотрела.
   Шугар Бет услышала свой заикающийся голос и по тому, как довольно вспыхнули глаза Уинни, поняла, что и она тоже это отметила.
   — Я как раз получила новую партию из Атланты. Там есть чудесные пузырьки из-под духов.
   Она положила руку на нить жемчуга. Шугар Бет уставилась на розоватые горошины. До чего же они похожи…
   — Обожаю пузырьки из-под духов, а ты?
   Кровь бросилась ей в лицо. На Уинни жемчуга Дидди!
   — При виде очередного пузырька я всегда гадаю, кто была та женщина, которой принадлежали духи.
   Ее пальцы ласкали ожерелье. Намеренный жест. Жестокий.
   Шугар Бет не могла… не могла стоять и смотреть на жемчуга Дидди, поблескивавшие на груди Уинни Дэвис.
   Порывисто повернувшись, она пошла к двери. Слишком быстро. Потому что наткнулась на столик, совсем как Уинни налетала когда-то на школьные парты. Медный подсвечник покачнулся, упал и покатился к краю стола. Она не остановилась, чтобы поднять его.
 
   «Ужин сегодня будет отвратительным, и не только потому, что она подаст бифштексы, которые я отказываюсь есть из-за глобального потепления, и тому подобное, но, главное, из-за нее. Почему она не может хоть немного походить на ма Челси, вместо того чтобы разгуливать с таким видом, будто у нее кол в заднице? Я совсем не такая, как она, что бы там ни говорила бабушка Сабрина. И я не богатая сучка!
   Ненавижу Келли Уиллман».
   — Джи-джи, ужин готов, — окликнула снизу мать.
   Джи-джи неохотно закрыла тетрадь на спиральке, в которой вела секретный дневник еще с прошлого года, когда училась в седьмом классе. Сунула дневник под подушку и свесила с кровати ноги в мешковатых вельветовых штанах. До чего же противная спальня! Обставлена в этом веселеньком стиле Лоры Эшли, который так лю-у-бит мамаша.
   Джи-джи хотела выкрасить комнату либо в черный, либо в фиолетовый и сменить доисторическую мебель на те потрясные штуки, которые видела в лавочках на набережной. И поскольку Уинифред не позволила ей это делать, Джи-джи повсюду наклеила постеры с изображением рок-групп. Чем гаже, тем лучше.
   Накрывать на стол было ее обязанностью, но, войдя в кухню, она обнаружила, что мать уже обо всем позаботилась.
   — Ты вымыла руки?
   — Нет, madre, я специально натерла их грязью по пути сюда.
   Губы матери раздраженно поджались.
   — Перемешай салат, пожалуйста.
   Ма Челси носила джинсы, застегивавшиеся на бедрах, но мамаша Джи-джи так и не переодела занудные серые слаксы и свитер, которые надевала на работу. В прошлом году она и от Джи-джи требовала одеваться в такое же дерьмо из каталога «Блумингсдейл». Она не понимала, что это такое, когда все за твоей же спиной обзывают тебя богатой сучкой. Но Джи-джи быстро исправила положение. И с прошлого сентября косила только то, что могла найти в магазинчике подержанных вещей Армии спасения. Это доводило Уинифред до белого каления. Джи-джи также прекратила вести себя в школе как последняя кретинка. И нашла новых классных подруг. Вроде Челси.
   — Звонила миссис Кимбл насчет контрольной по истории. У тебя тройка.
   — Ну и прекрасно. Я не так умна, как ты когда-то.
   Мать, хотя и знала, что это неправда, только молча вздохнула и при этом выглядела такой грустной, что Джи-джи вдруг захотелось извиниться. Сказать, что зря вела себя как последняя негодяйка. Что снова станет трудиться в меру своих способностей. Но язык отказывался повиноваться. Мать никогда ничего не понимала.
   Господи, до чего же противно быть тринадцатилетней!
   Уинифред поставила на стол последнюю тарелку для салата. Сегодня она вынула парадный темно-коричневый фарфоровый сервиз, возможно, потому что отец для разнообразия решил поужинать в кругу семьи. Их дубовый стол-тумба и вполовину не был таким прикольным, как тяжелый французский крестьянский стол, который Уинифред продала не задумываясь прямо из собственной кухни, хотя Джи-джи его любила и в деньгах они не нуждались. Джи-джи мечтала, чтобы мать закрыла магазин или хотя бы наняла кого-то себе в помощь, чтобы есть по вечерам нормальную еду, а не замороженное дерьмо. Но мать сказала, что если это так ее волнует, пусть готовит сама. Опять она слышит только то, что хочет слышать!
   В салатнице тикового дерева был один из тех готовых салатов, в которые не кладут ничего, кроме латука и сухого морковного дерьма. Раньше, даже часами просиживая в различных советах и комиссиях, мать умудрялась делать настоящие салаты из свежих помидоров, швейцарского сыра и орзо — макарон, похожих на крупные зерна риса. Она даже делала гренки с чесноком, который Джи-джи обожала, несмотря на дурной запах изо рта.
   — Я хочу орзо, — пожаловалась она.
   — У меня не было времени.
   Мать подошла к задней двери и высунула голову на улицу:
   — Райан, бифштексы готовы?
   — Уже несу.
   Па круглый год жарил бифштексы в патио на гриле. Он не слишком любил это занятие, но мать утверждала, что мясо на гриле вкуснее, и па чувствовал себя виноватым, потому что постоянно задерживался на работе и к ужину попадал редко. Он был главным управляющим ОФК, что накладывало на него огромную ответственность. Фабрика принадлежала бабушке Сабрине, но управлял ею совет директоров, и ее па, как всякий другой, прошел все ступени служебной лестницы. Джи-джи сама слышала, как мать говорила бабке, что ему пришлось работать гораздо больше остальных, потому что он все еще считал необходимым доказывать свое право на должность. Бабушка жила в классном особняке на Синик-драйв в Пасс-Кристиен, ближе к Мексиканскому заливу, что, как говорил па, было достаточно далеко отсюда.
   Вернее, почти далеко.
   Их финансовые отношения были весьма сложны. Кое-какое имущество вроде фабрики принадлежало бабушке, но Френчменз-Брайд был оставлен матери. Правда, та отказывалась там жить, и дом простоял закрытым, пока его не купил Колин. Джи-джи любила Колина, хотя он вечно издевался над ней за то, что она не читала всякую муть вроде «Войны и мира». Два года назад он вызвался тренировать школьную футбольную команду, и в прошлом году они даже поехали на чемпионат штата.
   Джи-джи почти швырнула салатницу на стол.
   — Я не ем бифштексов. Сколько раз тебе повторять?!
   — Джи-джи, у меня был трудный день. Не упрямься.
   — А вот и мы.
   Отец внес бифштексы на фарфоровом блюде. Красиво. Но даже если бы Джи-джи и нравился сервиз, она не позволила бы себе привязаться к нему, потому что мать непременно продала бы его тоже. Прямо у нее из-под носа. Мать была помешана на истории, поэтому так любила антиквариат.
   Отец, подмигнув, поставил блюдо на медный треножник. Ему было тридцать три, а Уинифред — тридцать два. Большинство родителей ее сверстников были намного старше, но Джи-джи родилась, когда ее предки учились в колледже. Преждевременно, ха-ха, можно подумать, что кто-то этому поверил!
   От запаха жареного мяса рот наполнился слюной, но она заставила себя думать о том, что замороженные продукты хранятся в холодильниках, а всякая утечка фреона вызывает истощение озонового слоя и глобальное потепление, а кроме того, просто позор уничтожать бедных животных. Поэтому две недели назад Джи-джи решила стать вегетарианкой. Она пыталась объяснить это за ленчем, но Челси велела прекратить идиотские разговоры. Но эта чудачка Гвен Лу подслушала их и завела долгую интеллектуальную беседу на тему глобального потепления. Словно репутация Джи-джи может выдержать публичное появление вместе с Гвен Лу!
   — Вино? — спросил отец.
   — Разумеется.
   Мать вынула из духовки мерзкую картофельную соломку и высыпала ее в стеклянную миску.
   Отец снял бутылку со стеллажа, где хранилось вино.
   В седьмом классе, когда Джи-джи еще дружила с Келли и остальными, Келли утверждала, что па Джи-джи похож на Брэда Питта, что было совершенным враньем. Во-первых, Брэд Питт коротышка и старый, а глаза слишком близко посажены. И неужели кто-то мог вообразить, что ее па способен расхаживать с вечно встрепанными волосами и такой щетиной, словно никогда не бреется? И Джи-джи ужасно злилась, когда девчонки твердили, что он горячий мужик.
   Овалом лица и формой губ Джи-джи походила на него, но волосы были темно-каштановыми, а не светлыми. И глаза у нее были не золотистыми, а противно голубыми, как у матери. Но что бы там ни твердила бабушка Сабрина, Джи-джи куда больше походила на отца, чем на мать.
   Жаль только, что он так много работает. Если бы отец почаще бывал дома, мать, наверное, не открыла бы магазин. Дело не в деньгах. Мать говорит, что, пока Джи-джи в школе, а Райан допоздна сидит на работе, ей просто нечего делать, даже при всех ее комитетах. По мнению Джи-джи, лучше бы она оставалась дома и готовила приличные салаты.
   Райан принес бокалы, и все уселись за стол. Мать прочитала молитву, и отец передал ей блюдо.
   — Ну, Джи, как дела в школе?
   — Тоска зеленая.
   Родители переглянулись, и Джи-джи сразу поняла, что следовало бы с самого начала прикусить свой длинный болтливый язык. Они считали, что одна из причин, по которым ее отметки продолжают снижаться, — недостаточный интеллектуальный уровень самих учителей, неспособных заинтересовать учеников на уроках, что было правдой, но не имело ничего общего с ее плохой успеваемостью. Не так давно она испугалась, что ее могут отослать в тот же пансион для одаренных детей, что и Колби Снид, а та и вполовину не была так сообразительна, как Джи-джи.
   — В основном из-за дурацких выходок одноклассничков, — быстро поправилась она. — Уроки на этой неделе были на редкость интересными, и учителя все так понятно объясняют.
   Мать подняла брови, а отец покачал головой. В чем в чем, а в глупости ее родителей не упрекнешь. Отец посолил картофельную соломку.
   — Странно, что при всем этом ты не смогла получить больше тройки за контрольную по истории.
   Джи-джи знала, что ступает на тонкий лед. Положение первой отличницы в классе, если не считать придурочной Гвен Лу, и к тому же самой богатой девочки в городе вызывало искреннюю ненависть окружающих, но если отметки станут еще ниже, она в два счета окажется в пансионе, и тогда придется покончить с собой.
   — У меня живот болел. В следующий раз я наверняка сумею добиться большего, вот увидите.
   В глазах отца снова мелькнула тревога, которую Джи-джи так часто видела за последнее время.
   — Почему бы тебе не прогуляться со мной на фабрику в субботу утром? Я там долго не пробуду, а ты сможешь испортить столько компьютеров, сколько успеешь.
   Девочка закатила глаза. В детстве она любила ходить на отцовскую работу, но сейчас считала такое занятие слишком скучным.
   — Нет, спасибо. Мы с Челси идем к Шаннон.
   — Челси и я, — поправила мать.
   — Как, и ты тоже приглашена к Шаннон?
   — Довольно, Джи! — рявкнул отец. — Хватит умничать!
   Джи-джи скорчила гримасу, но не осмелилась огрызнуться, как часто проделывала с матерью, потому что, если отец разозлится, ей мало не покажется, а она и без того только что вернула себе право говорить по телефону.
   Остаток ужина мать почти все время молчала, что было весьма необычно: когда отец приходил вовремя, она из кожи вон лезла, чтобы развлечь его — весело щебетала, находила занимательные темы для разговора и тому подобное. Сегодня же она явно думала о чем-то своем, почти не обращая на них внимания, и Джи-джи ужасно захотелось узнать, имеет ли настроение матери что-то общее с тем фактом что Та, Имя Которой Запретно, появилась в городе.
   Она просто на стенку лезла от злости. Ну почему они все вечно от нее скрывают! Джи-джи приходилось узнавать о происходившем от Челси, которая, в свою очередь, узнавала об этом от матери. Родители Джи-джи вели себя так, словно она по-прежнему оставалась ребенком, хотя весь город знал, что бабушка Сабрина вышла за папашу матери Гриффина Кэри, когда мать уже оканчивала школу, а до этого дед имел другую семью, и вообще кому какое дело? Хотя, нужно признать, Джи-джи просто сгорала от любопытства.