Отчаянно ругаясь, он выбрался из воды, схватил своего скакуна за поводья и, переведя его па противоположный берег, снова бросился догонять повозку.
   Лоутон был невероятно зол на Кейро, которая — будто того, что она вытворяла на празднике, было ей недостаточно — умудрилась угнать фургон и сама же до смерти перепугалась. По ее милости, а также по милости чьей-то трусливой клячи, которая боится воды и вообще шарахается от любой тени, он сам промок до нитки.
   Сняв с себя пояс, Лоутон с силой подхлестнул скакуна. Расстояние между ним и громыхающим фургоном начало сокращаться. Лошадь под Лоутоном снова начата капризничать, боясь приблизиться к экипажу, из которого доносились пронзительные крики, но Лоутон припал к седлу, поравнявшись с фургоном, схватил волочившиеся по земле поводья и, скрипя от напряжения зубами, натянул их что было сил. Мулы наконец остановились.
   Избитый, ободранный и промокший до костей Лоутон обернулся назад и увидел, как Кейро поднимается на четвереньки. Она взглянула на него и не удержалась от смеха.
   — Что с тобой, черт тебя возьми? — крикнул в раздражении Лоутон. — Ты была на волосок от смерти, а теперь смеешься. Не понимаю, что тебя так развеселило?
   В голове у Кейро все кружилось, похоже, даже сумасшедшая скачка не смогла ее отрезвить.
   — Черт возьми, ты так кудахчешь, будто собираешься снести яйцо! Немедленно отвечай, над чем ты так смеешься, — не унимался Лоутон.
   Кейро посмотрела на него через плечо и расхохоталась еще пуще. Мокрые волосы были разделены пробором посередине, и от этого голова Лоутона казалась квадратной.
   — Разве ты не понимаешь? — выдавила Кейро сквозь смех.
   — Нет, черт возьми! — взорвался Лоутон. Он шагнул через спинку сиденья и уселся рядом.
   Кейро взглянула в его налитые кровью глаза.
   — Меня насмешило, что тот самый человек, который дважды пытался меня убить, дважды спас мне жизнь. — И она снова залилась неудержимым пьяным смехом. — Если бы ты видел себя! Тебе не идет быть мокрым.
   Лоутон решил, что ему не понять ее извращенного чувства юмора — разве что он напьется сам. Оставалось только удивляться тому, как она, чудом избежав смерти, легко перенесла это происшествие. Лоутон предположил, что странное поведение Кейро объясняется количеством выпитого спиртного. Под его воздействием некоторых охватывает злость, другие спотыкаются и падают, а третьи — к числу которых относился и он сам — трещат как сороки.
   Кейро, судя по всему, относилась к разряду хохотушек. В пьяном виде она находила смешное в таких вещах, в которых ничего смешного не было и в помине. За последние полчаса она раз десять находилась на волосок от гибели! Над чем же здесь смеяться?
   Кейро снова посмотрела на Лоутона, и его вымазанное грязью лицо и мокрая одежда вызвали у нее новый приступ хохота. На копчике его носа, словно бородавка, повис комок глины, щеки были измазаны грязью, Кейро инстинктивно потянулась к его лицу, чтобы стереть грязь, но промахнулась и угодила пальцем в ноздрю. При этом она расхохоталась еще громче, а Лоутон смущенно крякнул и спрыгнул с фургона.
   — Сиди здесь, пока я не разыщу эту нервную лошадь, которая мне досталась, — распорядился он.
   Но Кейро только махнула рукой. Лоутон исчез в темноте, и Кейро выбралась из фургона, намереваясь прогуляться вдоль ручья. Она все еще не пришла в себя. Мысли в голове мешались и пугались. Пережитая опасность породила в ней неукротимую любовь к жизни и желание каждое мгновение наслаждаться ею. С детской беззаботностью она прогуливалась вдоль берега ручья, укрытого нависающими ветвями деревьев. Хмель понемногу выветривался из нее, и мысли обретали все большую ясность.
   Несмотря на сердечную боль, которую причинил ей Лоутон, Кейро понимала, что живет полной жизнью и переживает такие приключения, каких не выпадало на ее долю за все предыдущие годы. Разумеется, она могла вернуться к прежней жизни — размеренной и небогатой событиями, но для этого ей следует держаться подальше от Лоутона, который, судя по всему, и был причиной произошедших с ней перемен. Он принадлежал к той категории людей, которые необъяснимым образом притягивают к себе приключения.
   Наткнувшись на дерево, ветви которого раскинулись над самой водой, Кейро остановилась. Она внезапно задумалась над тем, сколько необычных событий произошло с ней за то время, что она провела с Лоутоном Стоуном. От этой мысли Кейро снова рассмеялась и, ухватившись за ветку, нависавшую у нее над головой, с ловкостью шимпанзе перекинула через нее ногу. Сколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз лазала по деревьям?
   Кейро стала карабкаться по ветке, намереваясь перебраться на соседнюю и проверить, не разучилась ли она это делать.

Глава 15

   — Кей? — позвал Лоутон, вглядываясь в темноту, и прислушался в ожидании ответа.
   Ответом было молчание.
   — Проклятие! — выругался он, сам не сознавая, что невольно употребил излюбленное выражение Кейро. — Разве я не сказал ей, чтобы она никуда не уходила? Но ведь она ничего не желает слушать. Черт возьми, она просто ушла, и одному Богу известно, где теперь ее искать!
   Лоутон ненадолго умолк и снова прислушался. Откуда-то из темноты до него донеслось приглушенное хихиканье и невнятное пение. Различив мелодию своей любимой песни «Скачу к своей Лу», Лоутон решительно зашагал на звук. Дойдя то того места, где, по его расчетам, находился источник шума, он ничего не обнаружил на пустынном берегу ручья. Вдруг откуда-то сверху послышался новый взрыв смеха. Лоутон поднял глаза вверх и где-то там, в вышине, различил нечто вроде громадной птицы в изумрудно-зеленом оперении, карабкавшейся по сучьям. Лоутои плотно сжал губы, подавив желание окликнуть эту идиотку, поскольку она могла испугаться и расшибиться до смерти.
   Милостивый Боже, он-то думал, что достаточно хорошо узнал эту особу, но теперь убедился в своем заблуждении. В нетрезвом виде Кейро вела себя просто безобразно, как, например, сейчас — взлетела под самое небо, не хуже воздушного змея, рискуя грохнуться вниз. Все ее сегодняшнее поведение свидетельствовало о том, что от Кейро Калхоун, то есть от Хариты Гардинер, можно ожидать чего угодно. За ее внешностью благовоспитанной девицы скрывался эдакий сорвиголова.
   Зацепившись подолом за сучок, Кейро, взмахнув руками, пошатнулась.
   Сердце у Лоутона оборвалось, и он бросился к дереву, чтобы в случае падения смягчить его. Но Кейро сумела вовремя ухватиться за ветку над головой и, снова рассмеявшись, перескочила на следующую ветку.
   — И она еще называла меня сумасшедшим! — проворчал Лоутон, забрасывая ногу на нижнюю ветку и устремляясь следом за Кейро, которая была уже почти на самой верхушке дерева.
   Покачивание ветвей и треск сучьев, доносившиеся откуда-то снизу, привлекли ее внимание. Оседлав толстую ветку, Кейро стала всматриваться в темноту, откуда на нее надвигалась крупная мужская фигура.
   — Это ты, Лоутон? — с трудом ворочая языком, выговорила Кейро.
   — А кого, черт подери, ты ожидала увидеть? — проворчал он, перескакивая на ветку повыше.
   — Уж точно не тебя, — игриво ответила Кейро. — Никогда бы не подумала, что ты способен на такое ребячество. Могу предположить, что ты вылупился из яйца, притом в возрасте лет двадцати, не меньше.
   — Спускайся. Мне надоели твои идиотские забавы, — ворчливо отозвался Лоутон.
   Кейро вскинула голову, и серебристые пряди рассыпались по ее плечам:
   — А что ты будешь делать, если я не спущусь? Подстрелишь меня, мистер судебный исполнитель?
   Лоутон стиснул зубы и, собравшись с силами, поднялся на следующую ветку. Однако, судя по всему, Кейро намеревалась позабавиться, поскольку не подпускала его к себе, следя за тем, чтобы расстояние между ними оставалось неизменным.
   — Черт возьми, Кейро, с меня довольно! — завопил Лоутон.
   — Вот и хорошо, — донеслось до него с высоты. — Почему бы тебе не вернуться в город и не пустить в ход кулаки, используя в качестве боксерской груши лицо Эрика О'Брайена? Судя по всему, он не прочь помериться с тобой силой. А что касается меня, то я предпочитаю еще полазать по деревьям.
   Неожиданно для себя Кейро потеряла опору под ногами и повисла, держась за сучок только кончиками пальцев. У Лоутона перехватило дыхание:
   — Проклятие! Сумасшедшая! Ты сломаешь себе шею, если не будешь смотреть под ноги.
   — Это ведь моя шея, — задиристо ответила Кейро и, забросив ноги на ветку, повисла вниз головой, наслаждаясь возможностью увидеть мир под новым углом.
   — Надеюсь, ты не будешь возражать, когда твоя шея разлетится на тысячу кусков, — разозлился Лоутон, карабкаясь выше.
   Подобравшись к Кейро поближе, он вцепился в ее платье и подтянул к себе:
   — А теперь мы немедленно спускаемся. Понятно?
   Что же здесь было непонятного? Только мертвый не услышал бы его крика.
   Раскачавшись, Кейро вскочила на ветку и встала рядом с Лоутоном, державшимся для равновесия за соседний сучок. Обхватив руками его широкие плечи, она прижалась к нему, мурлыкая как котенок.
   Лоутон совершенно обалдел от произошедшей в поведении Кейро перемены. Он был готов к тому, что она станет сопротивляться и, возможно, даже накинется на него с кулаками — ему всегда приходилось пробиваться сквозь ее линию обороны, — но она поступила иначе: крепко прижалась к нему и припала к его губам в пламенном поцелуе.
   — Известно ли вам, мистер судебный исполнитель, что от вас исходит непреодолимое искушение? — заплетающимся языком пробормотала Кейро, ероша мокрые волосы Лоутона.
   Он заглянул в ее затуманенные глаза и почувствовал, как его губы невольно расползаются в улыбке.
   — Нет, разве что от тебя, девочка.
   Кейро не догадывалась о том, что порой виски действует не хуже эликсира правды. Тяжело вздохнув, она провела пальцем по складкам у рта Лоутона и произнесла:
   — Никогда не думала, что встречу мужчину, который произведет на меня такое неизгладимое впечатление. Но ты действуешь па женщин просто убийственно.
   Знакомое прикосновение ее нежного тела разожгло в Лоутоне настоящий пожар, грозивший поджечь и дерево. Лоутон проклинал себя за то, что позволяет этой пылкой красотке вить из себя веревки, однако в отличие от нее он не прикасался к спиртному и не мог набраться храбрости высказать ей это вслух!
   — Тебе пора спуститься на землю, — нерешительно посоветовал Лоутон, все еще не придя в себя от поцелуя Кейро.
   — Я бы предпочла остаться здесь, наверху, — прошептала она и провела рукой по его телу, следуя уже знакомым путем.
   Лоутон закатил к небу глаза. Кейро говорила невозможные вещи, а уж что касается ее поведения, то оно было вообще из ряда вон. Господи, она умрет от стыда, когда протрезвеет и вспомнит все, что вытворяла сегодня. Конечно, если вообще сумеет что-нибудь вспомнить.
   За последние три часа Лоутону пришлось испытать все доступные человеку эмоции — гнев, страх, веселье, волнение страсти, — но этим, судя по всему, сегодняшние переживания не закончатся. Он ревновал и злился, пока наблюдал, как Кейро осаждают толпы назойливых обожателей. Из-за нее он даже затеял потасовку. А потом скакал во весь опор, пока не вылетел из седла и не искупался в ручье. А теперь — как будто всего этого недостаточно — вспорхнул на дерево, чтобы снова испытать на себе чары этой соблазнительной колдуньи.
   Испустив мелодраматический вздох, Кейро привалилась к его груди.
   — Однако, несмотря на всю вашу неотразимость, я все же подумываю, не выйти ли мне замуж за Фредерика, — невинным голоском произнесла она.
   — Кто такой этот треклятый Фредерик? — встревоженно спросил Лоутон.
   — Врач, — ответила она, как будто этим все объяснялось.
   — С какой стати это взбрело тебе в голову? — резким тоном произнес Лоутон и сам удивился острому приступу ревности, охватившему его после слов Кейро. Он попытался было уговорить себя, что ему глубоко безразлично, как она собирается прожить свою жизнь, однако упоминание о том, что другой мужчина попросил ее руки, заставило Лоутона забыть о благоразумии.
   Кейро окинула взглядом его фигуру, будто решала, стоит ли ей снизойти до ответа;
   — Разумеется, потому, что он попросил моей руки.
   — Если бы ты выходила за каждого, кто просил твоей руки, сколько же раз тебе пришлось бы играть свадьбу?
   На минуту Кейро задумалась.
   — Раз десять или чуть побольше.
   Лоутон стиснул зубы, стараясь усмирить бушевавшую в нем ревность.
   — Так что же такого потрясающего ты нашла в этом Фредди?
   Кейро недоуменно пожала плечами:
   — Ничего особенного. Но в отличие от тебя он не презирает женщин.
   — У меня есть на то серьезные причины, — пробормотал Лоутон.
   Кейро глубоко вздохнула и, продолжая рассеянно водить рукой по его груди, нырнула под промокшую рубашку. — Ты великолепно сложен, Лоутон.
   — Благодарю вас, рад, что я вам нравлюсь. — Губы Лоутона растянулись в глуповатой улыбке. Его забавляла нетрезвая болтовня Кейро.
   — Ты нравишься мне даже слишком, так что это не идет мне на пользу, — задумчиво продолжала она, — а это уже лишнее, раз нам скоро предстоит расстаться.
   От этих слов в душе Лоутона снова родились подозрения. За последние несколько часов он ни разу не вспоминал о том, что эта женщина задумала погубить его, чтобы отомстить за смерть бандита, приходившегося ей братом.
   Взяв Кейро за подбородок, Лоутон пристально посмотрел ей в глаза:
   — Ты все еще не раздумала, несмотря на то что я любил тебя, а ты любила меня?
   В том состоянии, в котором находилась Кейро, эта мысль показалась ей слишком сложной. Она не поняла ровным счетом ничего, за исключением последних слов: «Я любил тебя, а ты любила меня».
   — Ты не умеешь любить, — сонно пробормотала Кейро и зевнула. — У тебя даже нет сердца. К тому же должна заметить, что дело не только в любви.
   Лоутон недоверчиво покачал головой. Он и сам не понимал, почему его так волновал этот разговор. Кейро слишком много выпила, чтобы что-нибудь соображать, что болтает ее язык.
   — Давай просто забудем об этом, — предложил Лоутон. — Вернемся в город, и ты ляжешь в постель.
   Не дожидаясь ответа, он обхватил Кейро за талию и начал спускаться вниз. Неожиданно ее веселость сменилась рыданиями. Благополучно спустившись на землю, Лоутон поставил Кейро перед собой.
   — Прекрати! — прикрикнул он, надеясь таким образом привести ее в чувство.
   Однако такая тактика себя не оправдала, а лишь вызвала новый поток слез, да такой, что оставалось только удивляться, как столько жидкости могло уместиться в маленьком теле. Растерявшемуся Лоутону оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как слезы, подобно горному потоку, катятся по щекам Кейро.
   Она и сама не знала, что послужило причиной ее слез, остановить которые была не силах. Кейро плакала с таким же упоением, с каким минуту назад смеялась.
   — Проклятие! — выругался Лоутон, дотащив Кейро до фургона, и усадил ее на скамью. — Я и так достаточно промок и не желаю, чтобы ты поливала меня своими слезами. Что, черт возьми, случилось?
   Строгий тон Лоутона тоже не возымел никакого действия.
   Кейро продолжала рыдать. Смятение, в котором пребывали все ее чувства в течение последних недель, прорвалось наружу, и никакие даже самые страшные угрозы не заставили бы ее перестать плакать.
   На обратном пути судорожные рыдания перешли в громкую и совершенно неприличную для леди икоту, прекратить которую Кейро также не удавалось. Судорожно всхлипнув, она громко икнула, шумно втянула носом воздух и икнула снова. Потом крепко обхватила Лоутона — опасаясь, как бы очередной сокрушительный приступ икоты не выбросил ее из фургона, — и положила голову ему на плечо. Длинные пряди светлых волос водопадом хлынули ему на грудь.
   Лоутон не мог сдержать улыбку. Даже в таком неприглядном виде Кейро казалась ему крайне соблазнительной. Как только Кейро начинала задремывать, колесо фургона налетало на какой-нибудь корень, и ее голова скатывалась с плеча Лоутона. На мгновение очнувшись, Кейро громко икала, а после засыпала снова.
   Поставив фургон возле склада, Лоутон подхватил спящую Кейро на руки и понес в гостиницу. Он уложил ее в постель, стянул с себя промокшую одежду и распорядился принести в номер горячей воды. Через несколько минут в дверь потянулась вереница прислуги, явившейся, чтобы наполнить ванну.
   Лоутон, изрядно продрогший после того, как проскакал по всем окрестностям города в мокрой одежде, с наслаждением погрузился в воду. Намылившись, он приступил к бритью, не сводя глаз с возвышавшейся на кровати груды зеленых атласных юбок.
   Он был в полном недоумении: за свои тридцать с небольшим лет он не встречал женщины, которая пробудила бы в его душе такое количество разнообразных эмоций. Несколько раз Лоутону казалось, что он вознесся в рай, хотя чаще всего — что он поджаривается в аду. Даже теперь, после того как Ал Фонтейн решительно опознал ее как сестру Гардинеров, Лоутону не удавалось побороть в себе желания близости с ней. Она, как яд, проникла ему в кровь и отравила ее, а он никак не может найти противоядие…
   Приглушенный стон сорвался с губ Кейро, и Лоутон очнулся от своих мыслей. Он вышел из ванны и рассеянно вытерся, по-прежнему не спуская глаз с соблазнительной фигурки и миловидного личика, выглядевшего во сне таким умиротворенным. Мерцающий свет ночника бросал на ее безупречные черты золотистые блики, играл на шелковистых прядях волос, струившихся по подушке.
   Лоутон прошелся по комнате, поражаясь тому, какие противоречивые чувства испытывает.
   — Эта женщина — настоящая загадка, — прошептал он, опускаясь рядом с Кейро, чтобы снять с, нее платье.
   Чем больше обнаженного тела представало его глазам, тем больше опьяняло его это зрелище. Кейро не противилась его действиям. Раздевая ее, Лоутону казалось, что он разворачивает бесценный подарок, который получил в безраздельное владение. Кто бы она ни была, она принадлежит ему. Она — его любовь, его мучение, его заклятый враг и смертельная угроза.
   Нежные прикосновения заставили Кейро проснуться. Пребывая в полудреме, она будто парила в пространстве, наполненном волнующими образами и ощущениями, и невольно придвигалась ближе к тому, кто дарил ей эти приятные ощущения.
   Сердце Лоутона неистово забилось, а руки продолжали ласкать любимую. Он делал это не в первый раз, но сегодня, как никогда прежде, его ласки были особенно нежными.
   Лоутон и сам не понимал природы чувств, переполнявших его сердце. Эта удивительная женщина пробудила к жизни то, что он хранил глубоко в душе, и теперь любовь вырвалась наружу, грозя погубить его.
   Кейро глубоко вздохнула и обвила руками Лоутона. Ее легкое дыхание касалось его щеки, а затвердевшие соски прижимались к его груди. Лоутона захлестнула новая волна желания. Когда же Кейро прижалась еще теснее, а ее шелковистая нога скользнула между его коленей, он окончательно потерял голову и хрипло прошептал:
   — Боже, неужели я никогда не избавлюсь от этого неутолимого желания?
   Действуя вопреки голосу разума, Лоутон придвинулся к Кейро еще поближе. Она инстинктивно отвечала на прикосновения его губ и рук.
   Словно в тумане Кейро различила серебристый блеск глаз и сладострастную улыбку и ощутила знакомое прикосновение его рук, ласкавших ее податливое тело, и выдохнула имя Лоутона. Он застонал от сладостной муки, охватывавшей его всякий раз, когда он прикасался к ее телу. Желание разгорелось с такой силой, что все остальное для Лоутона перестало существовать.
   Как легко он покидал всех женщин, с которыми случайно сводила его жизнь. Но теперь ему казалось невозможным просто повернуться спиной и уйти от этой колдуньи, которая была одновременно и причиной его невыносимых мучений, и спасением от них.
   Глубоко вздохнув, Лоутон отказался от сопротивления и осыпал поцелуями гладкую кожу, стремясь разжечь в душе Кейро ответное, такое же неистовое пламя. Охваченный желанием владеть ею безраздельно, он ласкал ее восхитительное тело, добиваясь ответных ласк, доказывавших, что она принадлежит ему душой и телом — по крайней мере в эти сладостные мгновения.
   До сих пор в такие моменты его не заботило ничего, кроме удовлетворения собственных потребностей, но с Кейро все было по-другому: знать, что его объятия доставляют ей наслаждение, было для него важнее, чем получать его самому. Сознание того, что их наслаждение обоюдно, удваивало восторг от обладания ее красотой, и он терпеливо ждал, когда бутон страсти нальется и его распустившиеся лепестки окутают их обоих.
   Возбужденный мыслями о своей задаче, Лоутон приступил к священнодействию и осыпал Кейро благоговейными поцелуями, не пропустив ни одного сантиметра гладкой кожи. Когда же он прижал ее к себе, чтобы окончательно овладеть ее телом, то понял, что и сам не в силах сдержать дрожи возбуждения.
   Он погрузился в нее и, повинуясь ритму любви, вечному, как сама любовь, крепко прижал к себе Кейро. Никакая сила в мире не смогла бы заставить его разжать объятия до тех пор, пока ошеломляющее наслаждение не сменится неудержимой дрожью, охватившей его тело, и желание, ставшее под конец непереносимым, не ослабит своей хватки. Лоутону казалось, что все его силы вытекли из него до последней капли, а сам он превратился в опустошенную, трепещущую оболочку, но даже тогда он не выпустил Кейро из своих объятий.
   Обессиленный, Лоутон тяжело опустился на Кейро и нежно поцеловал в губы. Ее густые ресницы затрепетали, и губы тронула томная улыбка.
   Услышав ее ровное дыхание, Лоутон приподнял голову и посмотрел Кейро в лицо. Она спала сном младенца. «Интересно, вспомнит ли она о том, какие восхитительные мгновения нам довелось пережить этой ночью?» — подумал Лоутон и провел ладонью по роскошной гриве волос, струившихся по подушке.
   — И все это закончится тем, что рано или поздно один из нас прикончит другого, — в задумчивости произнес он вслух, — если ты не сможешь меня убить, не исключено, что мне придется выдать тебя правосудию.
   Лоутон настойчиво гнал от себя эту мысль. Ему не хотелось думать о том, что в конце концов волны блаженства выбросят его на берег. Сегодня он позволит себе погрузиться в сладостные мечты и будет наслаждаться восторгом, который нашел в объятиях этой удивительной женщины. Завтра настанет новый день, и тогда он соберется с силами, чтобы снова противостоять сомнению, которое непременно вернется.

Глава 16

   Кейро нехотя открыла глаза. Она готова была поклясться, что со вчерашнего вечера прошла целая вечность. Солнечные лучи кинжалами резали глаза. Кровать — или на чем там она лежала, — раскачивалась и вертелась, будто лодка, лишившаяся руля в бушующем океане. До ее слуха долетел мучительный стон, и только через несколько секунд Кейро сообразила, что слышит собственный голос, — он показался ей таким пронзительным, что ее голова чуть не разлетелась на куски, как перезревшая тыква.
   Кейро снова застонала — боль накатывала волнами, разламывая череп и пульсируя в мозгу. Боже, она чувствовала себя так, будто ночью ей пришел конец, но никто не позаботился сообщить ей об этом. «Нет, — с отвращением, подумала Кейро, — смерть ничто по сравнению с этой пыткой!» Ее мучения нельзя было сравнить с муками ада. У нее болели даже брови, внутренности вгрызались друг в друга, а рот пересох, будто был набит ватой. Кейро с тоской подумала о стакане воды, но даже мысль о том, чтобы принять вертикальное положение, казалась ей чудовищной.
   Губы Лоутона растянулись в дьявольской улыбке. Лицо Кейро было белее простыни, под которой они лежали, серебристые локоны разметались в таком беспорядке, будто ее застиг ураган, а губы приобрели голубоватый оттенок. Эти симптомы были ему хорошо знакомы — несколько раз в своей жизни Лоутону и самому приходилось испытывать муки похмелья, — и он нисколько не сомневался в том, что Кейро готова отдать все на свете, лишь бы избавиться от тошноты и головной боли, молотом ударяющей по вискам.
   Решив одеться и принести ей чашку кофе, Лоутон встал с кровати. От этого его движения Кейро перекатилась на спружинившем матрасе. От резкого движения ее снова затошнило, а в мозгу застучали барабаны. Кейро мысленно взмолилась о том, чтобы Господь избавил ее от мучений, послав ей быструю смерть.
   — Прости, принцесса, — прошептал Лоутон, наклоняясь, чтобы прикоснуться губами к ее бледному восковому лбу, — но тот, кто пропустил слишком много стаканчиков виски, должен расплачиваться за свои грехи.
   Кейро была не в настроении выслушивать нотации Лоутона.
   — Уходи и дай мне умереть спокойно, — прохрипела она, обхватив голову руками и тщетно пытаясь выбрать подходящее положение, чтобы хоть немного уменьшить боль.
   — Схожу принесу тебе тостов и кофе.
   Ни есть, ни пить Кейро не хотелось. Единственное, чего она желала, — это немедленно избавиться от страданий. Она чувствовала себя ужасно и очень стыдилась того, что Лоутон видит ее такой жалкой и униженной.
   — Почему ты не можешь просто пристрелить меня, как собирался, и не избавишь от мучений?
   Лоутон покачал головой:
   — Это не поможет. Тебе придется с неделю проваляться мертвой, прежде чем ты почувствуешь себя лучше.