Фингарет С.. Скифы в остоконечных шапках

   - Хорошо ты видишь, да плохо, - сказал он с усмешкой. - Борода у Иданфирса без седины. Луна не обновилась, как я с ним возле Меча встречался, вряд ли за это время он успел поседеть и в старика превратиться.
   - Белую видел как снег, как пена, белую, белую...
   - Ладно, не думай о бороде, а то снова закатишься. Лучше послушай мои мысли и дай совет. А мысли мои вот о чем. Самое сильное племя в степи царские скифы, потом савроматы, потом мы. Сильнее нас никого больше нет.
   - Ты забыл о будинах, - сказал гадатель, сощурив близко посаженные глаза. Он догадался, куда клонит вождь.
   - Будины в лесной полосе. Их дело землю сохой ковырять. Степи им не нужны. Да если бы и нужны были? Они со скифами в одной упряжке едут Дарий им всем поубавит спеси. Тогда невры - первые. Плохо я говорю?
   Глаза гадателя закатились под веки. На впалых щеках задвигались разводы татуировки.
   - Хорошая мысль, хорошая мысль, - забормотал он сипло. - Хорошая мысль, да плохая, - сказал он обычным голосом.
   - Чем не по нраву пришлась? - спросил юный вождь.
   Он уже не лежал, а сидел, утонув в шкурах и обхватив руками торчавшие вверх острые колени.
   - Тем не по нраву, что Дарий разделается со скифами и за нас примется. Забудет, что мы овец ему пригоняли. Вот если бы оказать царю Азии другую услугу...
   Гадатель вскочил, завертелся, кругами пошел по шатру. Закружились тесемки, разноцветные лоскутки, гремушки и другая пестрая мелочь, нашитая на волчьи шкуры, из которых состояла одежда гадателя. Загремели связки волчьих клыков, свисавшие с шеи, - невры вели свой род от грозного волка. Загремели браслеты.
   - Голова Иданфирса, голова Иданфирса, - прорывался сквозь звон сиплый шепот.
   - Дарию нужно бросить голову Иданфирса, - сказал гадатель спокойно и сел на прежнее место.
   - Это без гадания ясно, научи, как сделать.
   - Дело простое. Пастуха и я расспросил, не ты один. Он говорит, что за Савлием лишь старые идут да мальчонки. Из воинов один Иданфирс и дружинники Савлия. Если выслать отряд человек в двести, Иданфирсу не вырваться.
   - Твой совет - разгромить кочевание Савлия?
   - Тьфу, тьфу! Беда, не тронь вождя, иди на меня. Тьфу, тьфу! Плохое слово вождь вымолвил. Беда - на меня! - гадатель три раза сплюнул через левое плечо и погремел бубенцами.
   - Ты зачем такое придумал? - сказал он, успокаиваясь. - Пусть Савлий на место прибудет, пусть спокойно сойдет в юрту Вечности. А когда Иданфирс в обратный путь тронется...
   - Хорошая мысль, да плохая. Как день узнаем, когда он обратно поедет? Как угадаем, какую дорогу выберет?
   - Хорошая мысль. Плохого нет. Не надо угадывать, не надо знать. Отряд загодя прибудет, спрячется за грядой у реки. Камни высокие. Валуны с гору. Валун черный, валун серый. Волной омытые, песком обтертые. Трава на камнях не растет, пена клочьями прорывается. - На сиплое бормотание гадатель не перешел, сказал спокойно: - Разведчики пусть на стойбище Вечности проберутся. Там и ждут.
   - Говорю, мысль плохая, - нетерпеливо сказал вождь. - Кто отважится? К юртам Вечности подойдешь, а оттуда мертвец вниз головой, ногами вверх выскочит и с собой под землю утащит! Нет, гадатель, охотников мы не сыщем, ни силой не заставим, ни золотом.
   Гадатель молча развязал висевший на шее мешочек в ярких тесемках и высыпал на ладонь что-то светлое, похожее со своих мягких шкур.
   - Через верного человека достал, - сказал довольный гадатель. - Когда Савлия в путь снаряжали, мыли да стригли, человек этот обрезки ногтей собрал и мне за золото продал.
   - Что ж до сих пор молчал? С такой защитой любой самый жалкий трус на кладбище двинется.
   Люди степей верили, что покойники выходят из могил вверх ногами, разыскивая живых. Но и живые могут иметь над мертвыми власть. Стоит возле кургана спалить обрезки ногтей недавно умершего вождя - покойник не шелохнется.
   - Еще бы. Сам двинусь, - сказал гадатель. - А молчал оттого, что нужды не было говорить. Пришла нужда, и сказал. Иданфирсу конец. Дарий тебя над степью царем поставит.
   - Поставит. Скорей давай думать, кого к Дарию гонцом посылать, какие слова царю Азии говорить.
   17. ДАРЫ ЦАРЯ ИДАНФИРСА
   Царь царей, повелитель стран, прибыл посол от скифов. Он просит милостивого дозволения предстать перед твоим величеством, - доложил "бессмертный", дежуривший у шатра.
   Военачальники радостно переглянулись. Конец бесславной войне, надменный скиф изъявляет покорность!
   Дарий помедлил с ответом, словно не ждал этого дня, как праздника.
   - Я приму его после полудня, - сказал он.
   После полудня в царском шатре собрался цвет Персидской державы. "Благодетели", "сотрапезники", "входящие без доклада" и "взирающие на своего царя" стояли вперемешку с "носителями права" и суровыми воинами, возглавлявшими походы в Египет, Элам, Вавилонию, Мидию. Все взоры были устремлены к резонному креслу, заменявшему Дарию во время походов трон.
   Повелитель стран сидел неподвижно и прямо. Его ладони покоились на подлокотниках, под ногами была расшитая бисером кожаная подушка. Шерстяное синее платье тяжелыми складками падало на золотые сандалии. Вдоль подола бежали расшитые золотом львы. Лев - зверь победы и воинской ярости скалил зубы на ножнах кинжала. Лев поднимался на задние лапы на толстой тиаре, венчавшей мужественное лицо повелителя стран. Под тиарой, закрывая лоб до бровей, лежали недвижные завитки черных с проседью волос. Прямая борода спускалась на грудь десятью рядами одинаково завитых неподвижных колец. Все в облике Дария выглядело величественным и неподвижным. Глаза бесстрастно смотрели поверх голов вельмож и военачальников.
   По правую руку от трона высилась мощная фигура Гобрия. В его руках было копье с золотым наконечником. Слева стоял Луконосец Аспафин - один из шести "благодетелей". Луконосец держал высокий сильно изогнутый лук.
   По знаку Отана слуги подняли полог. Засверкали медные шлемы, зазвенело начищенное оружие. Десять "бессмертных ввели посла. Он шел, затерявшись среди рослых воинов в блестящих доспехах. Дойдя до середины, "бессмертные" расступились, и посол остался один.
   - Клянусь мечом, нелепей фигуры не видел, - шепнул один вельможа другому.
   - Куртка, шапка. Какой безобразный наряд.
   - Плохи дела Иданфирса, если его послы одеты так бедно.
   По шатру пробежал приглушенный смешок. Короткая куртка и потертые на коленях кожаные штаны выглядели слишком убого среди узорчатых тканей и дорогого оружия. Но самого посла его скромный наряд, видимо, не смутил. Он смело сделал три шага к трону, снял надвинутую на лоб остроконечную шапку, поклонился и быстро выпрямился, откинув назад прямые русые волосы. В тот же момент улыбки сменились возгласами изумления. В руках Аспафина зазвенел лук. Вазир, не веря глазам, подался вперед.
   Нет, не подвели глаза мудрого советника, и не случайно задрожала рука отважного Луконосца.
   Посередине шатра стоял мальчонка, которому вряд ли исполнилось четырнадцать лет! Иданфирс прислал к повелителю стран неоперившегося юнца. Большую наглость трудно было представить! Скифский царь бросал оскорбление.
   Гобрий взялся за рукоять кинжала. По первому знаку царя царей он пригвоздит посла Иданфирса к земле. Но Дарий знака не подал. Он сидел так неподвижно, что был похож на собственное изваяние, установленное после Египетского похода.
   Мальчонка тем временем приблизился к трону.
   - Здравствуй, великий царь персов. Здравствуй в этой жизни и в той, прозвучал в шатре высокий мальчишеский голос. - Пусть в твоих руках всегда пребывает сила. Пусть не затупится меч, не споткнется любимый конь.
   - Ты осмелился назвать повелителя стран и владыку земель просто царем? - прервал мальчонку опомнившийся вазир.
   - Разве в моих словах прозвучала неправда?
   - Милостью бога Ахурамазды великий Дарий, сын Гистаспа, является царем Персии, Элама, Вавилонии, Ассирии, Египта, Лидии, Мидии и всех Восточных земель вплоть до Гандхары. Он единственный повелитель гор и равнин по ту и по эту сторону моря, по ту и по эту сторону пустыни.
   - Прости, великий царь многих стран, я не знал, что твоему народу требуется столько земли. Скифы довольствуются степью. - Отвечая, мальчонка смотрел прямо на Дария, и от этого все, что он говорил, звучало дерзко.
   - Тебя прислал царь Иданфирс? - глухо выговорил Дарий.
   - Скифский царь Иданфирс велел передать тебе, великий царь многих стран, знаки скифской земли.
   Мальчонка достал из кожаного мешка, подвешенного к поясу, клетку и небольшую корзинку, не торопясь отстегнул горит, извлек оттуда пучок перевязанных стрел. Все это он положил на ковер перед троном.
   Бэс немедленно оказался рядом.
   - Пять, - сказал он, пересчитав стрелы, и вдруг защелкал по-птичьи, запищал, заквакал.
   - Трр-тцы-тцы, уи-уи, ква-ке-кес! - понеслось по шатру.
   - Что такое? - воскликнул Отан.
   - Царь Иданфирс прислал тебе, повелитель многих земель и стран, пять стрел, птицу, мышь и лягушку. - Сказав так, мальчонка заносчиво вскинул голову.
   - Вот это дары Иданфирса? - Отан указал рукой на ковер.
   - Да.
   - Что твой царь велел передать на словах?
   - Царь Иданфирс сказал: "Персы поймут значение наших даров". Других слов царь Иданфирс не добавил.
   - Разгадай загадку, мудрый вазир, ква-ке-кес, уи-уи. - Бэс пищал, и квакал, и прыгал вокруг посла. Вдруг на запястье мальчишеской крепкой руки карлик увидел браслет. По концам золотого обруча, запрокинув рога, мчались навстречу друг другу олени. Их бег-полет казался неудержимым.
   - Скифская работа? - спросил Бэс шепотом.
   - Первый во всей степи мастер делал. Я у него обучаюсь.
   - Я тоже был ювелиром.
   Бэс уселся у ног посла, превратившись в маленький пестрый холмик, и приготовился слушать.
   Отан и Дарий молчали. Первым заговорил начальник "бессмертных" Видарна. По его мнению, все было просто.
   - Загадка проста, - сказал он. - Скифы своими дарами хотят сказать, что перед нашими стрелами они ничтожны, как лягушки и мыши, и беспомощны, как птицы, угодившие в западню.
   - Вряд ли "бессмертный" прав, - сказал Луконосец. - Если бы речь шла о наших стрелах, то скифы послали бы наши - с железными наконечниками, а они свои - с медными. Мое мнение, повелитель стран, что знаки раскрываются так. Мышь живет в земле и питается ее плодами. Мышь - это земля. Обитательница озер и болот лягушка означает воду. Конь летит по степи, как птица в небе. Стрелы и птица - Это скифская конница. Все вместе выходит, что скифы отказываются от сопротивления и в знак покорности кладут к ногам повелителя стран землю и воду. Впрочем, как ни толкуй, - победа наша.
   Слова Луконосца повисли в воздухе, слишком они оказались легкими. Все, кто был в шатре, это почувствовали.
   Дарий смотрел прямо перед собой, Отан уставился под ноги. Тогда заговорил Гобрий.
   - Аспафин разъяснил нам темный смысл скифских даров. Хотелось бы верить благоприятному толкованию, а веры нет. - Гобрий задыхался. Копьеносца душила ярость. - Скорее дары говорят другое, обидное нам: "Если вы, персы, как птицы не улетите в небо, или как мыши не зароетесь в землю, или как лягушки не поскачете в болото, то не вернетесь назад, пораженными этими стрелами [толкование Гобрием смысла скифских даров приводит Геродот в "Истории"]. Так ли, посол, растолковал я знаки?
   - Так.
   В шатре сделалось тихо, и вдруг словно грянул и раскатился гром. Все сорвались с места, проталкиваясь к трону; со всех сторон понеслись гневные крики.
   - В бой, в бой! Оружие с нами!
   - Уничтожим скифскую землю! Перебьем всех до единого!
   - Сотрем саму память о Скифии! В бой, в бой!
   - Уходи, - шепнул Бэс мальчонке-послу.
   - Казнить посла лютой казнью! - закричал кто-то.
   Но посла в шатре не было. Он исчез на глазах, как не раз исчезала в степи скифская конница.
   - Вернуть! - приказал Дарий.
   Он произнес короткое слово тихо и страшно. "Бессмертные" рассыпались по лагерю, оглядывая и ощупывая все, где мог спрятаться человек. Были осмотрены все шатры, вверх дном перевернут обоз. Была осмотрена каждая пядь земли. Куда мог скрыться мальчонка, не успевший покинуть лагерь? Проказливому карлику, выскочившему из шатра раньше "бессмертных", пришлась по душе поднявшаяся суматоха. Он взобрался на ванну, сохнувшую за шатром. Маленькие ножки уперлись в головы бронзовых данников. Ручки то вскидывались над головой, то ударяли одна о другую.
   - Скиф превратился в лягушку - ква-ква! Скиф обернулся птицей! Эй, "бессмертные", где ваши луки! Перестреляйте всех ласточек в небе! Мышь! Мышь!
   Бэс кричал и кривлялся все время, пока велись поиски, потом по головам данников спустился вниз и вернулся в шатер. В шатре находились теперь лишь высшие военачальники. Вместе с Дарием они разрабатывали план дальнейшего продвижения войск.
   - Им помогают местные боги, они окутывают их туманом и делают невидимыми для человеческих глаз, - задумчиво произнес Дарий, когда ему доложили, что мальчонка исчез.
   - Ничего, стрелы и копья пробьются сквозь этот туман, - зло отозвался Гобрий. Он места себе не находил от ярости.
   Был отдан приказ тронуться в путь до зари. Лагерь затих. Бодрствовали лишь Дарий с военачальниками, сторожевые посты, да карлику не спалось. Он снова вскарабкался на край бронзовой ванны, только на этот раз тихо, чтобы не привлечь внимания "бессмертных", охранявших вход в царский шатер.
   - Держи, - прошептал Бэс, едва раздвигая губы. - Платье поверх куртки надень, волосы под шлем спрячь.
   В ванне послышалась возня.
   - Тише. Готов, что ли?
   - Готов.
   Перемахнув через высокую стенку, кто-то мягко спрыгнул на землю.
   - Как кошка, - прошептал Бэс. - Если остановят, говори: "Бэс идет". Пароль: "Быстротекущий Истр", ответ: "Шестьдесят узелков". Запомнишь? И говори, как я, тонким голосом.
   - Пусть боги за твою доброту снова сделают тебя мастером, и возьми браслеты. - В руках говорившего зазвенело золото.
   - Оставь при себе. Помни пароль: "Быстротекущий Истр".
   - Помню. Прощай.
   Фигура в длинном до пят наряде растаяла в темноте. Бэс обогнул шатер и, откинув полог, вошел вовнутрь. Дарий с военачальниками продолжали держать совет. Фитили, горевшие в бронзовых светильниках, освещали усталые бледные лица.
   - Теперь наш черед, - пробормотал карлик.
   Он поднял с ковра не прибранные корзинку и клетку и заспешил к выходу, торопясь, чтобы его не остановили.
   - Куда потащил чужое? - крикнул вдогонку Дарий.
   - Будь спокоен, великий царь, темницы я тебе возвращу, только пленников выпущу на свободу.
   Дарий в гневе вскочил.
   - Так это ты, недомерка-карлик, помог мальчонке уйти?
   - Благодари богов, царь царей, что недомерка Бэс удержал великана Дария от убийства ребенка, - прокричал Бэс с порога. Он поднял над головой клетку и выломал прутья - птица взвилась в воздух. Он опустил на землю корзинку, опрокинул набок - лягушка и мышь юркнули по сторонам.
   18. КИБИТКА ПОНЕСЛАСЬ
   Арзак проскользнул через лагерь тенью. Все спали, никто его не окликнул. Неспешную поступь дозора и мягкое чавканье конских копыт он слышал издалека и, переждав, когда дозор удалится, быстро шел дальше. Ходить бесшумно - с пятки на носок - умел каждый скиф, будь хоть малый мальчонка. Позади остался последний ряд походных палаток. Темной громадой открылась степь. Трава уходила в черное небо.
   Арзак сдернул с себя персидское платье, которое бросил маленький человечек, затолкал платье в сумку и пустился бегом. Но не успел он пробежать расстояние в перелет стрелы, как перед ним вырос всадник. Арзак различил в темноте тускло мерцавшую упряжь и, затаив дыхание, замер. Дозорный тоже не двигался с места. Конь стоял, опустив голову, шлем всадника свесился на грудь. "Спят! - догадался Арзак. - Самое время коня добыть". Он достал аркан, определил расстояние: ночь обманщица - близкое с далеким путает. Веревка свистнула, конопляный змей обвился вокруг плеч и выдернул дозорного из седла. Пучок травы в рот, путы на руки и ноги. Убивать связанного Арзак не стал, хоть и мог бы украсить свой пояс скальпом. Зато конь ему достался красивый, рыже-бурого цвета, с узкой головой, стройными ногами и широкой, как у оленя, грудью. "Имя его будет Сака - Олень", - решил Арзак, впрыгнув в седло.
   Сначала он ехал медленно, прислушиваясь к каждому звуку, потом дал Олешке волю. Через пять перелетов стрелы, там, где оставил пастись Белонога, он натянул поводья и свистнул длинным посвистом. В ответ прозвучало далекое ржанье, послышался топот копыт. Арзак снова свистнул. Топот все ближе, рядом... И вот уже умный, преданный и выносливый Белоног ткнулся в колено хозяина. Арзак потрепал Белонога по шее, пересел в собственное седло, повод Олешки намотал на запястье.
   Пять дней Ксанф и Филл скакали вслед за дружиной. На шестой день открылось зрелище удивительнее любого представления, разыгранного актерами в масках.
   Раздвигая зеленые волны травы, плыл, извиваясь, огромный, радужный змей. Он состоял из кибиток и ярко одетых всадников. Вопли и звон висели над змеем, как длинное облако.
   - Тожественно, правда, Ксанф? - сказал Филл. - Ты бы хотел, чтобы тебя хоронили с такими почестями?
   - Разыскать бы скорее кибитку, - с трудом отозвался Ксанф. От усталости его лихорадило. Филл в седле оказался выносливей, как ни обидно было это признать.
   - По таким приметам, как женщина со шрамом и женщина в золоте, быстро отыщем. Вперед!
   Ксанф и Филл, отстав от дружинников Иданфирса, двинулись вдоль ползущего змея. Они разглядывали каждую кибитку, но ту, которая была нужна, не находили. Арзак забыл им сказать, что кибитка царской жены едет близко от царской повозки. Вдруг среди неумолчного звона Филл расслышал знакомую с детства песню.
   - Пала ночная роса, прилетели жужжащие пчелы, - негромко выводил чистый негромкий голос.
   - Она! - крикнул Филл. Хорошо, что в шуме никто не расслышал.
   - Погоди, надо удостовериться, вон и собака рядом.
   - Хайре! - сказал Филл, догнав кибитку, поднятую над землей высокими, в рост человека, колесами.
   Ехавшая у задних колес на пегой лошадке женщина оборвала песню и обернулась. Ее правую щеку рассекал широкий рубец.
   - Хайре, - поспешил сказать Ксанф.
   Женщина смерила обоих внимательным взглядом.
   - Молчите, - сказала она быстро и строго. - Отвечайте только на вопросы. Привезли?
   - Привезли.
   - Передайте так, чтобы никто не видел.
   Ксанф поравнял Гнедка с пегой лошадкой и незаметным движением передал амфору.
   - Где Арзак? - спросила женщина, пряча амфору.
   - Послан скифским царем к Дарию. Будет дней через пять.
   - Вы из Ольвии? Возвращайтесь домой. Все.
   - Нет. Вернемся вместе с Одатис.
   - Ко мне не приближайтесь ни днем, ни ночью. Если нужно будет - дам знак, держитесь поблизости.
   Кибитка проехала вперед.
   Выпей нектар, что подаст тебе в амфоре мата,
   Сладко ли, горько ли - счастье придет,
   пропела Миррина, заменив слово "брат" словом "мама". Мелодия песни сама собой стала веселой. Могло ли иначе быть, если в сумке лежала амфора - маленький хрупкий сосуд, заключавший в себе целую жизнь? Докончив песню, Миррина подъехала к Гунде.
   - Не прикажешь ли рассказать историю, царица?
   - Нет.
   - Ты говорила, что хочешь узнать о геройстве Геракла?
   - Теперь не хочу, убирайся! - Глядя прямо перед собой, вцепившись в колени унизанными перстнями пальцами, Гунда с отчаянием прошипела: Приехал сын старшей, дело к концу поведет. Не до чужих историй - своя завершилась.
   Широкое красивое лицо исказилось словно от боли.
   - Чем помочь тебе, Гунда? - печально спросила Миррина.
   - Прочь с глаз, рабыня! Твое дело реветь из-за девчонки.
   - Мата, не плачь, - донеслось из кибитки.
   - Молчи, звереныш! - крикнула Гунда.
   Лохмат у задних колес залился лаем.
   - Я буду плакать и о тебе, царица, - сказала Миррина и, не в силах ждать больше, добавила: - Позволь отдать Одатис горшочек пчелиного меда.
   - Сказано, прочь, колдунья! Сказано, не позволю.
   На следующий день разговор повторился.
   - Царица, неужели тебе во вред, если Одатис полакомится медом? Смотри, горшочек совсем маленький.
   - Отнять твой проклятый горшочек, и дело с концом! - вскричала, теряя терпение, Гунда.
   Миррина отъехала к задним колесам. Отчаяние захлестнуло тяжелой волной. Двигаться, петь, развлекать царицу, выслушивать грубые окрики силы на трудный путь она находила в ожидании. Зарубки на гребне день ото дня приближали к ней амфору. Но вот настой у нее в руках, и она не знает, как поступить дальше. Одатис в темнице. Крепче камня отгородил ее белый войлок. Как пробиться сквозь страшную стену? Где уязвимое место, в котором можно проломить брешь? Если бросить амфору прямо в кибитку - Гунда отнимет. Ночью, когда Гунда спит, дружинники глаз не смыкают. Миррина пыталась пробраться ночью к кибитке, и ничего не вышло: прогнали ее.
   "Взрезать войлок с той стороны, где Одатис! - пришло вдруг Миррине в голову. - Если меня даже убьют, все равно Одатис выпьет настой". Но едва Миррина успела подумать, грянул вопль, какого давно не было слышно:
   - Оу! Оу! Царь! Гунда, радуйся!
   Размахивая акинаками, дружинники ринулись на кибитку, Лохмат едва успел выскочить из-под копыт, и заслон из пятидесяти человек оттеснил Миррину назад.
   С этого момента все изменилось. Медленный змей превратился в быстрого угря. Кони понеслись - только степь затряслась от топота. Колеса загромыхали раскатами грома. Гунда покинула место на шкурах, засела внутри, плотно задернув полог. Дружинники охраняли жену царя неусыпней, чем золото. Неутомимый рой сновал без устали вокруг кибитки, как раньше вокруг Савлиевой повозки. Миррина видела, что мальчики-эллины следили за каждым ее движением, ловили взгляды. Ей нечего было ответить на безмолвный вопрос, и она отворачивалась. Она могла им сказать только два слова: "смерть" и "отчаяние", других у нее не было...
   Трава, расцвеченная цветами, ручьи, овраги стремительно уносились назад. По сто и более перелетов стрелы делали в день быстроногие кони. Когда в сумке осталось четыре камушка, Белоног вынес Арзака на полосу сильно примятой травы. "Догнал, - с радостью подумал Арзак. - Теперь дело пойдет проворней". С полудня след резко переменился. Сначала трава была просто притоптана, теперь ее словно акинаками посекли. "Здесь Иданфирс нагнал колесницу и приказал ехать быстро, - растолковал значение следа Арзак. - Вместе с Иданфирсом прискакали Ксанф и Филл, значит, снадобье попало к Миррине и, возможно, она уже передала его Одатис". Арзак повернул коней к Борисфену.
   День и еще два дня он ехал вдоль береговой полосы. Наступил четвертый, последний день, дошел до середины и двинулся закат. Скоро последний маленький камушек покатится по земле, усеянной черными и серыми валунами.
   19. КЛЯТВА НА БЕРЕГУ БОРИСФЕНА
   Ксанф и Филл ждали у Волчьей пасти - так называлась гряда валунов, ведущая к царскому стойбищу Вечности. Эллины были одни, без Одатис. Арзак это понял сразу. Он бросил коней и, сокращая путь, побежал по камням.
   - Друг, все пропало, - сказал Ксанф, вставая навстречу, - ее унесли вместе с другими. Мы видели и не могли помешать.
   Арзак без сил привалился к огромному валуну.
   - Не успели доставить снадобье? - спросил он, сползая на землю. По ногам словно кто-то ударил палкой.
   - Успели, друг. Только не было способа передать амфору Одатис. Воины никого не подпускали к кибитке, охраняли и днем и ночью. Женщина со шрамом очень страдала.
   - Где она?
   - Ее убили.
   - Как и ее тоже?
   Ксанф с тоской посмотрел на Филла. Филл всегда приходил на помощь, когда действовать приходилось словами. Но сейчас он сидел, уставившись в землю, обхватив руками колени, подтянутые к подбородку. Он даже не приветствовал Арзака обычным "Хайре!".
   - Ксанф, - сказал Арзак, я должен знать все.
   - Это случилось, когда царскую мумию опустили на войлок. Воины стали убивать лошадей. Потом вывели из кибитки женщину в золоте и Одатис. Одатис помахала рукой и что-то крикнула, мне показалось, что она произнесла твое имя. - Ксанф замолчал и тоже уставился в землю.
   - Говори все до конца.
   - Конец наступил скоро, быстрее, чем я рассказываю. Откуда-то выскочил рыжий лохматый пес и прыгнул на грудь Одатис. Следом за ним сквозь оцепление прорвалась ваша "мата". Ее руки были вытянуты вперед. "Пей!" - наверное, так она крикнула. Во всяком случае, она что-то коротко крикнула и быстро передала настой. Одатис выпила и упала замертво. Пес завыл, стал лизать ей щеки и губы и тоже упал, только два или три раза дернул лапами. Тогда женщины стали кричать. Женщина в золоте выхватила кинжал...
   Не догадываясь о смысле слов, которыми обменялись Миррина и Гунда, Ксанф не мог до конца понять развязку событий, разыгравшихся у него на глазах.
   Все произошло быстро.
   - Песельница мертва! Она умерла раньше царской супруги, ее нельзя хоронить вместе с царем! - закричала Миррина.
   Дружинники в замешательстве остановились.
   - Песельница в царстве теней! - продолжала кричать Миррина, выбирая момент, чтобы поднять Одатис.
   Но тут перед ней выросла Гунда, тяжелая и неподвижная, как статуя. Золотые блестки слепили глаза.
   - Чуяло мое сердце, что опоишь девчонку зельем.
   - Одатис мертва, ее нельзя хоронить с царем.
   - Девчонку можно, тебя, колдунья, нельзя.
   Из расшитого блестками рукава в руку скользнул кинжал. Гунда сделала резкий взмах. Миррина упала.
   - Берите девчонку, берите пса, пусть сторожит шатер.
   Дружинники выполнили приказание.
   - Воины схватили Одатис и пса и опустили их в яму, - сказал Ксанф и перевел дыхание. Тяжелой ношей был страшный рассказ, в котором справляла свой праздник смерть.