— Прибыл 007, сэр.
   — Пусть войдет, — прозвучал из динамика металлический голос, и над дверью загорелся красный свет, означающий, что М. занят и его запрещено беспокоить.
   Бонд вошел в кабинет и тихо закрыл дверь. В комнате было прохладно, хотя, может быть, такое впечатление создавалось из-за жалюзи, закрывающих окна. Они отбрасывали на темно-зеленый ковер перемежающиеся полосы света и тени. Солнечный свет достигал только большого письменного стола. Неподвижная фигура в кресле была в полумраке. На потолке, над столом, медленно кружился большой тропический вентилятор, перемешивающий августовский воздух, который даже высоко над Риджент-Парком оставался душным и тяжелым после недели жаркой погоды.
   М. жестом указал на кресло напротив. Бонд сел и взглянул в спокойное, морщинистое лицо старого моряка, которого он уважал и которому с готовностью повиновался.
   — Вы позволите мне сначала задать вам вопрос личного характера, Джеймс? — М. никогда не задавал своим подчиненным личные вопросы, и Бонд не мог понять, о чем пойдет речь.
   — Конечно, сэр.
   М. взял трубку из большой медной пепельницы и начал набивать ее табаком, задумчиво глядя на свои пальцы.
   — Я не требую от вас ответа. Можете не отвечать, если не хотите, — произнес он угрюмо, — но это касается вашей, э-э, знакомой, мисс Кейс. Как вы знаете, я не интересуюсь такими вещами, но мне стало известно, что после этого дела с алмазами вы встречались с ней довольно часто. Шел даже разговор, что у вас намечена свадьбы. — М. сунул в рот трубку и поднес к ней горящую спичку. — Вы не хотели бы посвятить меня в подробности?
   «А это зачем? — подумал Бонд. — Черт бы побрал всех этих сплетников!»
   — Действительно, у нас были близкие отношения, сэр, — пробормотал Бонд, — и мы собирались пожениться. Но потом она встретила сотрудника аппарата военного атташе в американском посольстве, майора морской пехоты. Насколько я понял, она выходит за него замуж. Они уже уехали обратно в Штаты. Может быть, это и к лучшему. Смешанные браки часто распадаются. Мне рассказывали, что этот майор — отличный человек. Да и ей было бы трудно жить в Лондоне. Она прекрасная девушка, правда, чересчур нервная. У нас постоянно были ссоры. Скорее всего, это моя вина. Как бы то ни было, мы с ней расстались.
   М. улыбнулся. Это была одна из тех редких улыбок, когда улыбаются не только губы, но и глаза и лицо человека хорошеет, как освещенное солнцем.
   — Я искренне вам сочувствую, — сказал он, но Бонд не заметил в его тоне никакого сочувствия. Конечно, М. не нравилось, что Бонд «путался с бабами», как это он называл, но в то же время М. понимал, что это был предрассудок его пуританского воспитания. Да и зачем ему, разведчику Англии, быть привязанным к женской юбке.
   — Пожалуй, так действительно будет лучше. Женщина мешает четко видеть цель — надеюсь, вы понимаете меня, Джеймс. Извините за вторжение в личную жизнь. Но это было необходимо. Вы поймете почему, когда узнаете подробности. Было бы трудно поручить это дело человеку, который готовится к свадьбе.
   Бонд молча смотрел на своего начальника.
   — Ну что ж, отлично, — произнес М. Он откинулся спинку кожаного кресла и сделал несколько затяжек. — Значит, произошло следующее. Вчера поступила длинная шифровка из Стамбула. Из нее следует, что во вторник начальник станции Т. получил анонимную записку, отпечатанную на машинке. В ней ему предлагалось совершить путешествие туда и обратно на пароме, отправляющемся от Галата Бридж до входа в Босфор в восемь вечера. Больше ничего в записке не было. Начальник станции Т. — человек, любящий острые ощущения, — принял предложение. Он стоял на носу, держась руками за поручни, и ждал. Через четверть часа после отплытия к нему подошла очень красивая девушка, русская. Они поговорили о панораме Стамбула, о том, о сем, затем девушка изменила тему разговора и рассказала ему невероятную историю.
   М. замолчал и поднес спичку к погасшей трубке. Бонд воспользовался паузой, чтобы задать вопрос.
   — Кто стоит во главе станции Т., сэр? Мне не приходилось работать в Турции.
   — Его зовут Керим, Дарко Керим. Отец — турок, мать — англичанка. Поразительный человек. Занимает этот пост с начала войны. Один из лучших агентов за рубежом. Ему нравится эта работа. К тому же он знает Ближний Восток и Балканы, как свои пять пальцев, — М. махнул рукой, указывая на то, что они отвлеклись от темы. — Девушка сказала ему, что она — сержант МГБ. Недавно ее перевели в Стамбул шифровальщицей. Она сама изъявила желание поехать в Стамбул, потому что хочет покинуть Россию и просить политического убежища на Западе.
   — Очень хорошо, — согласился Бонд. — Неплохо побеседовать с одной из шифровальщиц. Но почему ей захотелось перебраться на Запад?
   М. посмотрел на Бонда проницательным взглядом.
   — Она влюблена, — пояснил он, помолчал и добавил немного саркастически: — Она утверждает, что влюблена в вас.
   — В меня?
   — Вот именно. По крайней мере, так она говорит. Ее зовут Татьяна Романова. Вам не приходилось слышать это имя?
   — Боже мой, конечно нет! Извините, сэр, я хотел сказать — нет, не приходилось.
   М. невольно улыбнулся, глядя на Бонда.
   — Но почему? Разве она встречалась со мной? Откуда она знает о моем существовании?
   — Ну что ж, — кивнул М. — Это действительно кажется невероятным. Но вся эта история, рассказанная девушкой, настолько безумна, что вполне может оказаться правдой. Ей двадцать четыре года. Она работала в отделе документации сотрудницей английского сектора несколько лет. Ей часто приходилось заниматься вашим досье.
   — Мне очень хотелось бы посмотреть на него, — заметил Бонд.
   — По ее словам, ей понравилось ваше лицо на фотографиях. Ее восхитила ваша внешность и тому подобное. — Лицо М. сморщилось, будто он проглотил лимон. — Она прочитала информацию о ваших приключениях. Пришла к выводу, что вы — настоящий мужчина, привлекательный и бесстрашный.
   Бонд смущенно посмотрел вниз. Физиономия М. была непроницаемой.
   — Девушка объяснила, что вы напомнили ей героя книги, написанной писателем Лермонтовым. По-видимому, это ее любимый герой. Он любил играть в карты, то и дело подвергался опасности, и всякий раз ему удавалось спастись. Короче говоря, она решила, что вы очень похожи на него. Сказала, что не могла думать ни о ком другом, и тут ей пришла мысль просить о переводе в один из зарубежных центров в надежде, что ей удастся связаться с вами, вы приедете и спасете ее.
   — Прямо как в сказке! Надеюсь, начальник станции Т. не поверил ей?
   — Одну минуту, — раздраженно заметил М. — Не спешите делать заключение, исходя из того, что раньше вам никогда не приходилось встречаться с чем-нибудь подобным. Предположим, вы были бы не нашим агентом, а кинозвездой. Масса девушек посылала бы вам письма с заверениями, что не могут жить без вас, влюблены и прочее. А здесь молодая глупая девушка, работающая в Москве кем-то вроде секретаря. Может быть, у них весь отдел документации укомплектован женщинами, как и у нас. Ни одного мужчины. И вот она открывает ваше досье, видит мужественное, э-э, лицо и влюбляется. Такое сплошь и рядом случается в жизни, когда девушки влюбляются в привлекательных мужчин, фотографии которых печатаются в журналах. — М. ткнул в грудь Бонда мундштуком трубки. — Видит бог, я плохо разбираюсь в таких делах, но, согласитесь, такое случается.
   Бонд улыбнулся.
   — Действительно, сэр, подобное могло случиться. Почему бы русской девушке не быть такой же глупой, как и английской. Но чтобы поступить так, как поступила она, требуется незаурядная смелость. Разве начальник станции Т. не объяснил ей, какому риску она подвергается?
   — Из его сообщения следует, что она дрожала от страха. Все время оглядывалась по сторонам, будто опасаясь, что за ней следят. Но вокруг были обычные пассажиры, к тому же на этом последнем рейсе их было немного. Но это еще не все. — М. глубоко затянулся и выпустил облако сизого дыма, поплывшего вверх, к медленно вращающемуся вентилятору на потолке. — Она сказала Кериму, что охватившее ее чувство настолько сильно, что она возненавидела русских мужчин. Постепенно эта ненависть перешла на весь советский режим, причем особую неприязнь она стала испытывать к своей работе, которую она исполняла для государства и, следовательно, во вред человеку, ставшему для нее любимым. Она попросила о переводе в один из зарубежных центров, и, поскольку она отлично владеет двумя языками — английским и французским, — ей предложили работу в Стамбуле, если она согласится стать шифровальщицей. Работа не так хорошо оплачивается, но девушка сразу дала согласие, закончила шестимесячные курсы и три недели назад приехала в Стамбул. Там она быстро узнала, что представителем нашей секретной службы является Дарко Керим. Он занимает этот пост так долго, что об этом известно всей Турции. Самому Кериму это безразлично, а нам даже полезно, потому что, когда мы время от времени посылаем туда агентов со специальными заданиями, они остаются незамеченными. Кроме того, раз все знают, что он работает на английскую секретную службу, к нам обращается через него немало клиентов, которые в противном случае не знали бы, где найти нашего представителя.
   Итак, она послала Кериму письмо. Рассказав ему историю своей жизни, она спросила, чем он может помочь ей. — М. замолчал и уставился на дымок, поднимающийся из трубки. — Стоит ли говорить, что первая реакция Керима была точно такой же, как ваша, и он решил, что это какая-то ловушка. Но чем больше он размышлял, тем труднее было ему понять, какую цель могли преследовать русские, подослав нам эту девушку. А между тем пароход плыл все дальше и дальше по Босфору и скоро должен был направиться обратно. Девушка начала терять надежду. И тогда она решилась на крайнюю меру. — Глаза М. сверкнули в полумраке кабинета. — У нее осталась последняя карта. Но козырная! Если ей предоставят убежище, сказала она, нам будет передана последняя модель «Спектра». Она не могла не знать, что за эту машину мы готовы заплатить любую цену.
   — Господи, боже мой! — невольно воскликнул Бонд, осознав невероятную ценность того, что предложила им Девушка. Новый «Спектр»! Аппарат, который позволит расшифровывать самые секретные сообщения русских, все донесения их агентов! Даже если исчезновение шифровального аппарата будет тут же обнаружено и будет использоваться другой код, это нанесет чувствительный удар по русской секретной службе.
   Последние сомнения исчезли у Бонда. Он тут же согласился с доводами М. относительно достоверности предложения девушки, каким бы безумным оно ни казалось на первый взгляд. Для советского гражданина подобный поступок был смертельно опасен и мог быть продиктован только отчаянием... Или отчаянной любовью? Нет, не имеет значения, правду говорит девушка или нет — ставки в этой игре очень высоки!..
   — Надеюсь, теперь вы меня понимаете, 007? — спокойно и тихо спросил М., но волнение, промелькнувшее за маской равнодушия, не укрылось от проницательных глаз Бонда.
   И все-таки Бонд попытался уклониться от прямого ответа.
   — Она не сказала, как собирается сделать это?
   — Если вы имеете в виду подробности — нет, не сказала. Но Керим утверждает, что у нее не было ни малейших сомнений. Она упомянула что-то о ночном дежурстве. По-видимому, пару раз в неделю она дежурит ночью и спит у себя в рабочей комнате на раскладушке. Она отдавала себе отчет в том, что ее тут же пристрелят, если пронюхают о ее замысле. Потребовала даже от Керима, чтобы он лично зашифровал сообщение о встрече с ней и тут же уничтожил черновик. Разумеется, он так и поступил. Как только девушка упомянула «Спектр», Керим понял, что это может оказаться самым крупным успехом нашей службы за весь послевоенный период.
   — А что произошло дальше, сэр?
   — Пароход приближался к городку под названием Ортакей. Она сказала, что сойдет там. Керим пообещал послать шифровку этим же вечером, сразу после того, как вернется в Стамбул. Девушка категорически отказалась от всех дальнейших контактов и сказала, что выполнит свое обещание, если мы исполним ее просьбу. Попрощалась, спустилась по трапу и исчезла в толпе. Больше Керим ее не видел.
   М. внезапно наклонился вперед и посмотрел на Бонда.
   — Конечно, Керим не мог гарантировать, что мы примем это предложение.
   Бонд молчал. Он уже догадывался о том, что последует дальше.
   — Эта девушка поставила одно условие. — Глаза М. совсем сузились, но взгляд был проницательным и суровым. — Вы должны отправиться в Стамбул и доставить ее в Англию вместе с шифровальным аппаратом.
   Бонд пожал плечами. Он не видел особых затруднений. Но... Он в упор посмотрел на М.
   — Это — простое задание, сэр. Есть всего лишь одна загвоздка. Она видела мои фотографии и читала о моих увлекательных приключениях. Но разве не может случиться так, что, когда она увидит меня воочию, я не оправдаю ее ожиданий?
   — Именно в этом заключается ваше задание, — мрачно ответил М. — Потому я и спросил о ваших отношениях с мисс Кейс. Сделайте все, чтобы не разочаровать ее.


13. «Бритиш эруэйз» доставит вас куда угодно


   Четыре небольших пропеллера медленно, словно нехотя, повернулись один за другим и превратились в прозрачные сверкающие диски. Глухой рев турбореактивных двигателей перешел в пронзительный вой, и «Вайкаунт» вырулил на взлетную полосу Лондонского аэропорта с зависшим над ней маревом раскаленного воздуха.
   Через несколько минут первый пилот увеличил обороты двигателей, вой которых превратился в безумный визг. Самолет вздрогнул, освобождаясь от тормозов, и рейс «ВЕА—130» Рим-Афины-Стамбул отправился точно по расписанию — в 10:30. Самолет устремился по взлетной дорожке, легко оторвался от земли и начал набирать высоту.
   Через десять минут они достигли 20 тысяч футов и по широкому воздушному коридору, вдоль которого самолеты летают из Англии к Средиземному морю, направились на юг. Вой моторов снова перешел в глухой равномерный рев. Бонд расстегнул пристяжные ремни и закурил. Потом он протянул руку к лежащему под сиденьем плоскому атташе-кейсу, достал оттуда «Маску Димитриоса» Эрика Эмблера и положил кейс — очень тяжелый, несмотря на небольшой размер, — на сиденье рядом. Вот удивилась бы девушка, регистрировавшая его билет, подумал Бонд, если бы вместо того, чтобы разрешить ему взять кейс с собой как ручной багаж, поставила его на весы. И если бы таможенники, заинтригованные необычным весом небольшого чемоданчика, пропустили бы его под лучами «Инспектоскопа».
   Отдел специального снаряжения секретной службы — «Кью Бранч» — много поработал над этим симпатичным чемоданчиком, изготовленным фирмой «Суэйн энд Адени». Сначала ободрали кожу, сняли замки и ручку. Между наружной обивкой и изнанкой сотрудники отдела уложили пятьдесят патронов калибра 6,35 мм, а вдоль торцов — по одному плоскому, острому как бритва ножу для метания. Стоило нажать особым образом на шов в углу, как рукоятка ножа выскальзывала из-под обшивки. Не обращая внимания на насмешки Бонда, искусники отдела «Кью» спрятали в ручку кейса таблетку цианистого калия — на случай, если он будет захвачен в плен русской разведкой. (Как только чемоданчик попал в руки Бонда, он тут же выбросил таблетку в туалете). Его гораздо больше интересовал толстый тюбик с кремом для бритья, находящийся в походном несессере, укомплектованном в остальном обычными туалетными принадлежностями. Вся верхняя половина тюбика снималась, и там хранился глушитель для его «Беретты», упакованный в вату. На случай, если Бонду понадобится валюта, в крышке чемоданчика хранилось пятьдесят золотых соверенов.
   Хитроумный чемоданчик изрядно позабавил Бонда, который не мог не признать, что, несмотря на тяжесть, это весьма удобный способ незаметно возить с собой инструменты своей профессии, которые в любом другом случае ему пришлось бы рассовывать по карманам и зашивать в одежде.
   На борту самолета кроме него было еще двенадцать пассажиров. Он улыбнулся при мысли о том, как была бы потрясена его секретарша, Лоэла Понсонби, узнай она о тринадцати пассажирах. Накануне, когда он вернулся от М. и начал собираться в путь, она отчаянно возражала, узнав, что вылет назначен на пятницу тринадцатого числа.
   — Но ведь именно тринадцатого путешествовать лучше всего, — терпеливо объяснил Бонд. — В этот день всегда мало пассажиров, можно удобно расположиться в самолете, и обслуживание куда лучше. Я всегда стараюсь летать тринадцатого числа — если у меня есть выбор.
   — Раз уж вы так решили, ничего не поделаешь, — неохотно согласилась Лоэла. — Но я буду беспокоиться о вас до самого вечера. И ради бога, будьте поосторожнее. Сердце подсказывает мне, что вам угрожает опасность.
   — Ах, это нежное сердце! — поддразнил ее Бонд. — Сразу после возвращения я приглашу его отобедать в ресторане.
   — Ничего подобного! Оно категорически откажется! — холодно отрезала девушка. Но позднее, когда он уже собрался уходить, она неожиданно обняла его и поцеловала. И Бонд в который раз подумал: зачем ему нужны все эти женщины, когда самая желанная находится рядом.
   Самолет продолжал лететь над бесконечным океаном облаков, похожих на взбитые сливки и казавшихся отсюда настолько плотными, что на них можно было бы безопасно совершить посадку. Внезапно облака разошлись, и далеко слева, в голубой дымке, показался Париж. На протяжении часа они летели над выжженными полями Франции, пока после Дижона земная поверхность на склонах Юрских гор не начала становиться все более темно-зеленой.
   Принесли ленч. Бонд отложил в сторону книгу и принялся за еду. Внизу промелькнуло стальное зеркало Женевского озера и сосновые леса, поднимающиеся к заснеженным пикам Альп. Самолет пролетел совсем рядом с огромным клювом Монблана. Бонд посмотрел вниз — на серые, как слоновья шкура, языки ледников — и вдруг увидел себя, семнадцатилетнего юношу, на вершине скальной расщелины с веревкой, обвязанной вокруг пояса, страхующего двух своих товарищей из Женевского университета, которые поднимались к нему по отвесной скале.
   А что теперь? Бонд хмуро улыбнулся своему отражению в плексигласе иллюминатора. Если бы тот юный Джеймс Бонд подошел к нему на улице и заговорил с ним, что подумал бы юноша о нем, секретном агенте 007, повзрослевшем Бонде? Узнал бы он себя в этом человеке с надменным холодным взглядом, шрамом на щеке и пистолетом под мышкой левой руки — в постаревшем, прожившем нелегкие годы Бонде, знающем цену и предательству и безжалостности? И если бы этот юноша узнал о новом задании Бонда, каким могло бы быть его мнение о бесстрашном секретном агенте и его романтической роли британского сутенера?
   Бонд выбросил из головы мысли о юноше, оставшемся там, в его далекой юности. Не надо думать о прошлом, о том, что могло бы произойти, если бы... Следуй своей судьбе, будь ею доволен и радуйся, что ты — не странствующий коммивояжер, не репортер провинциальной газеты, спившийся и пропахший никотином, не калека и не мертвец.
   Глядя на Геную, освещенную солнцем, на ласковые лазурные волны Средиземного моря, проплывающие под крыльями самолета, Бонд постарался забыть о прошлом и сконцентрировать мысли на ближайшем будущем, на предстоящем задании, где ему придется выполнять роль британского сутенера, служащего интересам Англии.
   Действительно, как ни посмотри на данное ему поручение, именно такую роль ему предстояло сыграть — соблазнить, причем как можно быстрее, девушку, которую он никогда раньше не встречал и имя которой впервые услышал лишь вчера. И на протяжении этих нескольких дней его мысли будут не о ней, какой бы красивой она ни была, — а начальник станции Т. назвал ее «прелестной», — а о «приданом», которое она обещала принести с собой. «Все равно, что жениться на богатой женщине из-за ее денег», — мрачно подумал Бонд. Удастся ли ему сыграть эту роль? Возможно, он сумеет улыбаться и говорить надлежащим образом, но сможет ли он заставить себя быть мужчиной, когда дело дойдет до постели? Может ли мужчина доставить наслаждение женщине, когда все его мысли сконцентрированы на ее счете в банке? Разве есть хоть что-то эротическое, когда ты обнимаешь мешок с золотом? Но шифровальный аппарат?
   В пятидесяти милях от Рима самолет начал снижаться в аэропорту Джампино. Полчаса на земле, два великолепных коктейля, и они снова в пути, по направлению к носку итальянского сапога. Мысли Бонда опять переключились на встречу, к месту которой он приближался со скоростью трехсот миль в час.
   Неужели все это какой-то изощренный заговор, придуманный МГБ? Неужели он вот-вот попадет в ловушку, которую не сумел разгадать даже хитроумный М.? Действительно, М. тоже был обеспокоен этим. Все аспекты ситуации были самым тщательным образом изучены М., обсуждались на оперативном совещании руководителей всех отделов секретной службы, закончившемся поздно вечером накануне. Но с какой бы стороны ни рассматривали эту проблему, никто не мог понять, какую пользу могли извлечь для себя русские. Возможно, они решили похитить Бонда и допросить его. Но почему именно Бонда? Он — полевой агент, не посвященный в детали самой секретной службы, мог рассказать на допросе лишь о подробностях своего очередного задания и дать некоторую общую информацию о своей организации. Но это вряд ли представляло такой уж большой интерес. Или они решили убить Бонда, отомстить ему. Тогда почему именно сейчас? Бонд не выполнял заданий, направленных против русских, уже более двух лет. Если бы они просто хотели ликвидировать его, это можно было сделать на улице Лондона — застрелить его или подложить бомбу в автомобиль.
   Голос стюардессы прервал размышления Бонда. «Застегните пристяжные ремни», — и тут же самолет резко бросило вниз, затем он взлетел вверх с надсадным ревом двигателей. Снаружи внезапно стало темно, как ночью. По плексигласу иллюминаторов забарабанил дождь, мелькнула ослепительная молния, и прогремел гром, будто в самолет попал артиллерийский снаряд. Самолет начало швырять в объятьях свирепой грозы, подстерегавшей их в устье Адриатического моря.
   Бонд почувствовал запах опасности. Это был не воображаемый, а настоящий запах — смесь пота и электричества. Снова сверкнула молния, и раздался сокрушительный раскат грома. Внезапно самолет показался Бонду очень маленьким и беззащитным. Тринадцать пассажиров! Пятница, тринадцатого августа! Бонд вспомнил предостережения Лоэлы Понсонби, и его ладони, лежащие на подлокотниках кресла, покрылись потом. Сколько лет эксплуатировался этот самолет? Сколько летных часов уже налетал? Может быть, усталость металла подточила основание крыльев? Возможно, он так и не долетит до Стамбула — рухнет и погибнет в Коринфском заливе.
   В минуту смертельной опасности, когда ход событий не зависел от Бонда, он предоставлял себя судьбе, полностью отключаясь от происходящего. Только в полной безучастности было убежище для мятущихся чувств — страха, отчаяния, бессилия. И Бонд укрывался в этой безучастности, как укрываются в глубоких подвалах старинных домов люди, пережидающие разрушительный ураган. И вот теперь он удалился в это убежище, перестал обращать внимание на грохот, молнии и яростные броски самолета и сосредоточил внимание на неровном шве кресла прямо перед собой. Расслабившись, он ожидал окончания испытаний, выпавших на долю рейса «ВЕА—140».
   В кабине стало неожиданно светло. Ливень не стучал уже по иллюминаторам самолета, а надсадный вой двигателей снова перешел в успокоительный глухой рев. Бонд выглянул из своего укрытия, убедился, что опасность миновала, и покинул его. Он медленно повернул голову и с любопытством посмотрел через овальный иллюминатор. Далеко внизу по синей глади Коринфского залива скользила крошечная тень их самолета. Бонд с облегчением вздохнул, Достал из кармана бронзовый портсигар и закурил. Он с удовлетворением отметил, что его рука, доставшая из портсигара сигарету с тремя золотыми кольцами, не дрожала. Не сообщить ли Лоэле, что она чуть не оказалась права? Бонд решил, что если сумеет найти в Стамбуле достаточно неприличную открытку, то напишет ей.
   Снаружи тускнел умирающий день. Внизу промелькнула гора Гиметтус, синяя в вечерних сумерках. «Вайкаунт» промчался над ярко освещенными пригородами Афин, мягко коснулся колесами бетонной посадочной дорожки и подрулил к зданию аэропорта.
   Вместе с горсткой молчаливых бледных пассажиров Бонд спустился по трапу и прошел в транзитный зал. Там он заказал стакан узу, залпом проглотил его и запил ледяной водой. Крепкая анисовая водка обожгла горло. Он поставил стакан и заказал еще порцию.
   Когда громкоговорители объявили о посадке, уже стемнело, в безоблачном небе над городскими огнями плыла ущербная луна. Воздух был мягок от вечерней прохлады и аромата цветов, отовсюду доносился стрекот цикад. Вдали слышалась песня. Голос певца был отчетлив и грустен. Рядом с аэропортом залаяла собака. Бонд неожиданно вспомнил, что на Востоке сторожевые собаки не лают — воют всю ночь. По какой-то странной причине это вызвало у него ощущение радости и предвкушения удачи.