Уже совсем стемнело, когда "Жигуль" въехал на главную улицу маленького городка. Редкие фонари скудно освещали улицы, однако водитель ориентировался в городе уверенно. Машина остановилась возле приземистого дома, уединенно стоящего на тихой безлюдной улице. Огромная собака, злобно лая, заметалась по двору, и Воронков не решился покинуть машину до тех пор, пока во двор не вышел худой сутулый человек и не прикрикнул на пса.
- С приездом вас, Олег Георгиевич, - хриплым голосом произнес сутулый, пропуская Воронкова вперед. - Заходите, гостем будете.
В комнате, куда они вошли, за столом, покрытым плюшевой скатертью, сидело трое молодых людей, не знакомых Воронкову.
- Мои друзья, - коротко представил их сутулый. По лицу гостя пробежала гримаса недовольства. - Да вы не беспокойтесь, Олег Георгиевич, люди верные.
Трое мужчин с видимым интересом, не таясь, молча разглядывали гостя.
- Я сейчас, Олег Георгиевич, - продолжал сутулый и вышел из комнаты, чтобы через минуту появиться с бутылкой водки в одной руке и тарелкой с закуской - в другой. Обнажил в кривой улыбке гнилые зубы:
- Не побрезгуйте, Олег Георгиевич.
Разлил водку в стаканы, плеснув себе самую малость.
- Вы уж извините, я ведь не пью. Но ради такого гостя немного можно, - подобострастным тоном, не вязавшимся с угрюмым выражением изможденного лица, закончил сутулый.
Воронков оглядел грязную, заляпанную скатерть, граненые, нечистые стаканы, поморщился и произнес:
- Я же за рулем... А теперь к делу.
Сутулый полез под кушетку, покрытую ветхим, истрепанным ковром, вытащил туго набитую сумку и вывалил ее содержимое прямо на стол. Рядом с бутылкой водки, тарелками с брынзой и луком старинные, покрытые благородной чернью кресты, потиры, дарохранительницы и особенно иконы смотрелись кощунственно, противоестественно и казались чудовищной игрой больного воображения сумасшедшего художника. Возможно, эта мысль и пришла в голову гостя, потому что брезгливая усмешка снова тронула его тонкие губы и тут же исчезла.
Воронков аккуратно разложил вещи на столе и зорко, оценивающе оглядел их одну за другой. В комнате воцарилось молчание. Все смотрели на гостя, напряженно ожидая, когда он заговорит.
- Ну ладно. Завтра привезешь. Вечером. Как всегда.
Воронков говорил сдержанно, деловито, не отрывая глаз от стола, как бы весь поглощенный осмотром, однако если бы собеседники могли заглянуть в его глаза, то заметили бы в них хищный алчный блеск.
- Однако вы ничего не сказали о цене, - раздался голос смуглого мужчины с иссиня-черными курчавыми волосами.
- Я же сказал - как всегда, - пожал плечами Воронков. - Потом договоримся, не обижу... - Не вижу иконы в эмалевом окладе, - продолжал он недовольно. - Той, о которой мы говорили.
- Не получается пока, Олег Георгиевич, - заискивающе отвечал сутулый, - не сомневайтесь, сделаем вам эту икону.
- А я уже начинаю сомневаться. Сапфир тоже обещали сделать, а где он?
- Ищем, Олег Георгиевич, ищем, был один с таким камешком у нас на крючке, да уехал и камешек с собой захватил. Теперь снова искать надо. Главное - найти фраера, остальное - пустяки. - Сутулый ощерил гнилые зубы. - Вы, часом, не знаете такого? - как бы между прочим поинтересовался он.
Воронков оторвал голову от стола, пристально взглянув в отливающие наркотическим блеском темные глаза говорившего и на секунду задумался. В этот момент он походил на хищную птицу, выбирающую жертву.
- Надо подумать, - и многозначительно добавил: - Потом поговорим.
Стоял уже поздний вечер, когда Олег Георгиевич приехал домой. Жена не стала допытываться о причинах столь позднего возвращения, торопливо собрала ужин и ушла, оставив супруга на кухне в одиночестве. Быстро покончив с едой, он вышел в прихожую, где стояла тумбочка с телефоном, набрал код автоматической междугородней связи и отчетливо, так, чтобы его хорошо услышал далекий собеседник, сказал:
- Валентин, я жду тебя в ближайшую субботу. Есть новости.
Судя по выражению лица Воронкова, ответ был утвердительный, и он в хорошем расположении духа отправился спать. Впрочем, для такого настроения у него были и другие причины.
День начинается со сводки
Реклама "Союзпечати" утверждает, что день начинается с газеты. И если для Олега Георгиевича Воронкова, как и для тысяч других, он действительно начинается с газеты, то сотрудники уголовного розыска начинали его со сводки. В то самое время, когда Воронков с красным карандашом в руке просматривал газету, готовясь к семинарским занятиям, начальник республиканского управления уголовного розыска, вооружившись точно таким же карандашом, изучал оперативную сводку происшествий.
Сводка происшествий - не самое увлекательное чтение и уж отнюдь не веселое, но полковник Ковчук не сдержал улыбки, узнав об угоне "Волги" председателя "Межколхозстроя". Он живо представил растерянное лицо знакомого ему председателя и невольно улыбнулся. "Пусть пару дней пешком походит. Скорее всего хулиганствующие юнцы угнали. Покатаются - бросят. Никуда она не денется, а урок серьезный, пусть как следует гараж охраняют."
Улыбка сошла с обычно серьезного, даже сурового лица полковника, когда он дошел до сообщения из Приреченского района о вооруженном нападении на ночного сторожа и ограблении церкви. Подчеркнул скупые строчки сводки и нахмурился. За сравнительно короткое время это было уже шестое по счету ограбление церквей, однако с применением огнестрельного оружия - первое. Едва Ковчук прочитал ее до конца, как зазвонил один из пяти телефонов - прямой связи с министром. Он быстро снял трубку, отчеканил: "слушаюсь" и заторопился на второй этаж. "Не иначе, как по этому делу вызывает".
Министр сидел в самой глубине огромного длинного кабинета, обшитого деревянными панелями. Полковник переступил порог и сразу отметил, что министр сегодня был в форме. Форму он носил редко, предпочитая обычный штатский костюм. Очевидно, предстояло важное совещание или прием. Седой, представительный, с правильными, спокойными чертами лица, в генеральском мундире с несколькими рядами орденских планок, он выглядел весьма внушительно за своим массивным письменным столом.
При появлении Ковчука министр оторвал голову от бумаги, которую читал, не спеша снял очки и жестом пригласил садиться. В его неторопливых движениях сквозила спокойная уверенность человека, наделенного немалой властью и отдающего себе в этом отчет.
- С утренней сводкой вы, Никанор Диомидович, надеюсь, уже ознакомились? - как о само собой разумеющемся спросил он ровным голосом.
- Так точно, товарищ министр, ознакомился! - чуть громче, чем надо, отвечал полковник.
- Вот и отлично, - тем же спокойным голосом продолжал генерал. Стало быть, в курсе. - Он чуть помедлил. - Какое это у нас по счету ограбление церквей? Пятое, кажется?
- Нет, шестое, - поправил начальство Ковчук и виновато добавил: - К сожалению.
- Значит, шестое... Но с применением оружия - первое?
- Первое, товарищ министр. - Полковник глубоко вздохнул. - Совсем обнаглели.
- Вот именно, чего им не обнаглеть. - Министр внимательно посмотрел на полковника. Ковчук правильно истолковал этот взгляд:
- Так мы же не сидим сложа руки, товарищ министр, розыскная работа ведется. Кое-что рисуется, но в целом - туман.
- Кто, кстати, ведет эти дела?
- Следователь Бордеяну, а от нас - старший лейтенант Чобу.
- Чобу? - переспросил министр. - Помню такого, он, если не ошибаюсь, Высшую Омскую школу милиции закончил. Смелый парень, отлично проявил себя при задержании особо опасного преступника. Весь в деда, тоже у нас в органах служил. - Он сделал паузу. - Однако одной только смелости в данном случае недостаточно. Нужен более опытный розыскник, дело, судя по всему, трудное, я бы сказал, деликатное. А тянуть больше никак нельзя. Звонили из вышестоящих органов, интересовались ходом расследования. Там взяли его на особый контроль, и я тоже - соответственно.
Министр снова бросил выразительный взгляд на Ковчука, открыл папку с бумагами и протянул ему лист, исписанный затейливым каллиграфическим почерком, какой сейчас редко увидишь: буквы были украшены причудливыми завитушками. Но еще больше полковника удивил непривычный, странный слог этого письма.
"Смиреннейше доводим до сведения уважаемого Министра, - прочитал Ковчук, - что нашу святую Михайловскую церковь постигло большое несчастье. Злоумышленники проникли в храм божий, осквернили алтарь. Они унесли драгоценные реликвии нашей церкви, чем ввергли прихожан в непреходящую скорбь. С душевной просьбой к Вам - помогите найти святотатцев, и пусть их покарает Бог и закон.
Церковный совет".
Ковчук в некоторой растерянности повертел письмо.
- Жалуются, значит, верующие... - он хотел еще что-то сказать, но его остановил министр:
- Не жалуются, товарищ полковник, а просят помощи, и не у кого-нибудь, а у нас, органов внутренних дел. Значит, доверяют, ищут защиты. Хочу, Никанор Диомидович, чтобы вы и другие четко уяснили: дело это особое, необычное. Ограбить церковь - это не совсем то, что, допустим, обокрасть магазин. Не исключаю, что какой-нибудь демагог пустит грязный слушок: смотрите, люди добрые, вот как коммунисты-атеисты борются с религией. И кто-нибудь может поверить в эти басни. И потом похищены действительно большие ценности. Ведь все эти потиры и иконы - не только религиозная утварь. Это же свидетели нашей с вами истории, произведения искусства. Между прочим, собственность государства.
- Извините, товарищ министр, но я не совсем понял... о государственной собственности.
Министр не удивился этому вопросу и даже, кажется, ожидал его.
- Если уж начальник управления министерства не в курсе, то что говорить о наших работниках на местах. Видимо, и в этом кроется одна из причин наших неудач. Подумаешь - украли у попов какую-то чашу, ну и бог с ней. Не велика потеря. Не исключено, что так кое-кто рассуждает. И отношение соответствующее. Церковь же отделена от государства, пусть сами попы и разбираются...
Он порылся в серой папке и извлек из нее бумагу с грифом уполномоченного Совета по делам религии при Совете Министров СССР по Молдавской ССР.
- Прошу ознакомиться.
"В соответствии со статьей 28 Положения о религиозных объединениях в Молдавской ССР, - гласила бумага, - утвержденного Указом Президиума Верховного Совета МССР от 19 мая 1977 года, все молитвенные здания, а также необходимое для отправления культа имущество, переданное по договору верующим, образовавшим религиозное общество, приобретенное ими или пожертвованное им, является собственностью государства".
- Теперь, Никанор Диомидович, вам, надеюсь, все понятно? Учитывая особую важность этого дела и большой объем розыскной работы, считаю целесообразным создать оперативную группу. Кто ее возглавит? Ваше мнение?
Этот естественный деловой вопрос вызвал в душе Ковчука целую бурю чувств, которая, впрочем, никак не отразилась на его лице. "Не доверяет, стало быть, раньше бы просто приказал мне возглавить группу, дело особой важности, сам говорит, а теперь, видишь ли, советуется. Пора подавать на пенсию, это ясно, как день".
Почти всю свою сознательную жизнь Ковчук отдал службе в молдавской милиции. И начал ее в 1944 году, когда партизанский отряд, в котором служил украинский паренек, с боями пройдя путь от Брянских лесов до берегов Днестра, был расформирован. Часть партизан влилась в действующую армию, чтобы продолжить победоносный поход дальше, на Запад. Для них война не окончилась. Не кончилась она и для Ковчука и многих других молодых ребят, оставшихся в освобожденной Молдавии и сменивших партизанские ватники на синие милицейские шинели. Это была война без линии фронта. С бандами недобитых фашистов, буржуазных националистов и прочей нечистью, скрывавшейся в кодрах, терроризировавших мирное население. Вот когда пригодились партизанский опыт, смекалка, военная хитрость...
Война без линии фронта для Ковчука так никогда и не кончилась. Вор, бандит, грабитель - это тот же враг, враг честных людей. И все эти годы с ними вел беспощадную борьбу оперативный уполномоченный, затем начальник отделения уголовного розыска райотдела милиции, потом начальник райотдела внутренних дел, и наконец - начальник управления уголовного розыска министерства Ковчук. Получить специального образования так и не удалось, однако Ковчук с лихвой восполнял этот пробел богатым опытом, природной смекалкой и умом, проницательностью...
Годы пролетели, как один. Вот уже маячит пенсионный рубеж. И хотя руководство ни словом, ни даже намеком не давало понять полковнику, что ждет его ухода на "заслуженный отдых", он стал болезненно остро реагировать на самые, казалось бы, обычные вещи. Ему всюду и во всем виделся намек на пенсию. Как, например, сейчас, когда министр задал вполне обычный рабочий вопрос. Конечно, Ковчук не мог не понимать, что он, начальник управления, не обязательно должен возглавить оперативную группу, даже если и предстоит расследовать особо опасное преступление. За ним сохранялось общее руководство в любом случае. И задай министр этот вопрос раньше, он бы встретил его, как должное.
Министр, видимо, догадался о том, что творится на душе у его подчиненного, которого уважал и очень ценил, и он мягко, как бы невзначай, произнес:
- Учтите, Никанор Диомидович, за вами остается общее руководство расследованием. Надеюсь на ваш опыт. Повторяю - дело чрезвычайно серьезное, можете рассчитывать на мою помощь. Так кого предлагаете? повторил он свой вопрос.
- Подполковника Кучеренко, товарищ министр.
- Не возражаю. - И добавил: - Да, и Чобу надо подключить, обязательно.
- Слушаюсь, товарищ министр! - отвечал Ковчук, а про себя снова подумал: "Закончим это дело - и на пенсию".
По пути к себе Ковчук заглянул в кабинет Кучеренко. Тот сидел за столом и что-то сосредоточенно писал, заглядывая в лежащий сбоку лист, испещренный цифрами. Он был так поглощен своим занятием, что не заметил полковника. Ковчук с минуту молча наблюдал, как быстро скользит по бумаге перо, потом негромко спросил:
- Чем занят, Петр Иванович?
Кучеренко оторвал голову от стола, растерянно улыбнулся и хотел было уже встать, чтобы приветствовать начальство, однако Ковчук жестом остановил его.
- Извините Никанор Диомидович, не заметил, вот бабки подбиваю, конец месяца же, ну просто как в конторе какой, а не в уголовном розыске. Заедает отчетность...
Полковника неприятно задело слово "контора", и он суховато заметил:
- Контора, значит... Пусть будет так. Только контора наша - особая. Так что, конторщик, заканчивай поскорее - и ко мне. Будет тебе живое дело. И Чобу с Андроновой прихвати.
Подполковник внимательнее взглянул на Ковчука и только теперь по выражению его лица заметил, что он чем-то озабочен.
- А что случилось, Никанор Диомидович? - уже серьезным тоном спросил Кучеренко.
- Да начальство жмет. С тем делом, церковным. Пора, говорят, кончать. И правильно говорят, между прочим. Вот я тебя и сосватал на руководителя оперативной группы.
Подполковник Кучеренко появился в аппарате министерства примерно с год назад. До этого он работал начальником районного отдела внутренних дел. Отдел, который возглавлял подполковник, по праву считался одним из лучших в республике: и по раскрытию преступлений, и по профилактике преступности, но, пожалуй, главным было неуклонное снижение правонарушений. И когда прежнего заместителя Ковчука перевели на самостоятельную работу, никто не удивился, что его место занял Кучеренко. Знакомы они были давно, не раз приходилось встречаться по службе. Ковчуку нравился этот энергичный, даже в чем-то горячий, профессионально грамотный работник.
Полковник, конечно, понимал, что заместителя, который значительно моложе, да еще со специальным образованием, подобрали ему не случайно, а с дальним прицелом - чтобы он со временем занял должность начальника управления. Сознавая неизбежность своего ухода, Ковчук видел в заме не соперника, а естественного преемника, однако где-то в глубине души у него иногда возникала обида или даже ревность. Кучеренко это чувствовал и потому относился к полковнику с подчеркнутым уважением. О своем возможном назначении он не мог не догадываться, хотя прямо об этом руководство разговора с ним не вело. Он понимал, что к нему присматриваются, и потому, как человек, не лишенный честолюбия, стремился показать себя с наилучшей стороны, что ему, в общем, удавалось.
Ковчук, предлагая Кучеренко в руководители группы, вычислил все безошибочно.
Вызванные полковником сотрудники собрались, и Ковчук кратко информировал их о разговоре с министром, а от себя добавил:
- Пока ничего определенного руководству я доложить не могу. А преступники наглеют с каждым днем. Все читали сегодняшнюю сводку?
Чобу, парень атлетического сложения, заворочался на своем стуле; старый разбитый стул противно заскрипел, и все посмотрели на старшего лейтенанта. Он смутился, пробормотал:
- Извините, товарищ полковник.
Извинение прозвучало двусмысленно, можно было подумать, что относится оно совсем к другому, к тому, что произошло прошлой ночью в Кобылкове. Ковчук, пропустив мимо ушей слова Чобу, продолжал:
- Давайте посоветуемся... Вы все в курсе дела, вернее, дел и потому не будем сейчас особенно останавливаться на деталях. Времени нет. Но сначала послушаем Чобу.
Старший лейтенант, еще не оправившись от смущения, вскочил:
- Как я уже докладывал, товарищ полковник, единственное, что удалось установить более или менее достоверно, - преступная группа располагает транспортом. Свидетели в один голос показывают, что видели на месте происшествия машину. Группа мобильная, что крайне осложняет расследование. Сегодня здесь - завтра там. Как в песне, - попытался пошутить Чобу.
- Где они завтра будут, мы еще, видимо, узнаем. Из очередной сводки, - нахмурился Ковчук. - Где эти "морячки" сегодня, сейчас - вот в чем вопрос.
Он встал и подошел к висящей на стене карте республики, обвел красным карандашом села, где были обворованы церкви. Кружки оказались близко, чуть ли не касались один другого.
- Смотри-ка, кучность какая! Будто из пристреленного оружия бьют. Только где оно, это оружие? - Он задумчиво изучал карту с многочисленными пометками, оставленными еще раньше, и чем-то походил на полководца перед решающим сражением. - Похоже, эпицентр в Бельцах. Отсюда волны и расходятся.
Все смотрели на карту.
- Бельцы, безусловно, ближе, но не следует исключать и Оргеев. Смотрите, здесь же отличная шоссейка проходит... Какой-нибудь лишний час на машине ничего не значит. Кстати, - Кучеренко повернулся к Чобу, - какой марки машина замечена на местах происшествия?
- Показания свидетелей разноречивы. Одни говорят - "Жигули", другие "Москвич".
- А цвет?
- С цветом еще хуже. О разном толкуют: и синий называют, и белый, и зеленый... Цветовосприятие ведь индивидуально, да и меняется цвет в темноте, при электрическом освещении. Сами знаете...
- Допустим, - согласился Кучеренко. Ему, как и другим оперативникам, была хорошо известна эта особенность человеческого зрения, которая прибавляла немало трудностей в розыскной работе. - А если преступники действительно разъезжают на разных машинах?
- Такая возможность не исключается, - ответил вместо старшего лейтенанта Ковчук. - Тогда вместо одной машины нужно искать несколько.
- А если орудуют разные, не зависимые одна от другой преступные группы? - вступила в общий разговор старший лейтенант Андронова.
В ярком синем платье, оттеняющем голубые глаза и льняные волосы, она смотрелась весьма эффектно и неожиданно в спартански обставленном кабинете, в сугубо мужском обществе. Лидия Сергеевна Андронова была первой и пока единственной представительницей прекрасного пола, ставшей оперативным сотрудником молдавского уголовного розыска. И потому мужчины относились к ней, женщине к тому же обаятельной, даже красивой, с рыцарским вниманием. До прихода в управление Андронова работала начальником клуба МВД и училась заочно на юридическом факультете университета. А еще раньше закончила культпросветучилище. Когда же ввели должность старшего инспектора по борьбе с кражами предметов старины и изобразительного искусства, она охотно приняла предложение перейти в уголовный розыск.
- Вопрос существенный, Лидия Сергеевна, - обернулся в ее сторону полковник. - Однако почерк, особенности преступлений всюду одни.
- Или одна группа, только на разных машинах, - подал реплику Кучеренко.
- В общем, задача со многими неизвестными, как пишут в детективных романах, - усмехнулся Ковчук. - Маловато удалось собрать материалов, прямо скажем. Пока ухватиться не за что, разве только за машину неизвестной марки неопределенного цвета. - Он посмотрел в сторону Чобу. Тот сидел, опустив голову. - Но и с себя ответственности никак не снимаю, упустил это дело, чего уж там. Будем надеяться, последнее происшествие даст новые важные сведения. Кучеренко и Чобу выезжают на место сегодня же. - Он помолчал. - А вас, Лидия Сергеевна, попрошу поднять дела отбывших наказание христославцев, как себя именуют эти церковные воры, и запросить органы на местах об их образе жизни, поведении. Не исключено, что кто-то взялся за старое. Пусть также наши органы поинтересуются художниками-реставраторами, а точнее - богомазами, что в церквах росписи делают и все такое, особенно теми, у кого есть машины.
- Теперь машиной не удивишь, - усмехнулся Кучеренко, - а об этих богомазах и говорить нечего; большие деньги гребут.
- Согласен, Петр Иванович, однако дополнительная информация не помешает. Я почти уверен, что преступники имеют какое-то отношение к церквам. Воруют ведь с разбором, знают, где что лежит. Не так ли, Лидия Сергеевна?
- Так, Никанор Диомидович. Я вот что думаю: или они действительно разбираются в церковной утвари, или есть наводчик.
- Как раз об этом я и хотел сказать, - продолжил полковник. - Так или иначе, преступникам надо сбывать похищенное, а это ведь не какие-нибудь шмутки, икону или крест на рынок не понесешь. Кто может их приобрести? обратился он к Андроновой.
- Или фанатик-коллекционер, для которого не имеет значения происхождение вещи, или заведомый спекулянт, хорошо разбирающийся в таких делах, или этот самый наводчик. Эти жучки постоянно крутятся среди коллекционеров. В Кишиневе пока никаких следов не обнаружено, я интересовалась... Не исключено, что в другом городе сбывают - безопаснее. В Москве, например, там таких жучков много.
- Продолжайте розыск в этом направлении, Лидия Сергеевна, только более углубленно, целенаправленнее, что ли. Поинтересуйтесь в музеях, вообще потолкайтесь среди этой публики. - Ковчук чуть нахмурил брови, давая понять, что не совсем доволен Андроновой. - А в МУР ориентировку подготовьте прямо сейчас, не откладывая. Я подпишу.
ТЕЛЕТАЙПОГРАММА
Начальнику УУР ГУВД Мосгорисполкома
За последнее время на территории Молдавии совершен ряд краж из церквей. Неопознанные преступники похищают книги религиозного характера, разные серебряные оклады от книг, серебряные потиры (чаши), дарохранительницы, кресты, дискосы (блюда), подсвечники и другую церковную утварь, представляющую значительную художественно-историческую и материальную ценность.
Среди похищенного также иконы: "Николай Чудотворец", "Утоли моя печали", "Великомученица Варвара", "Воскресение Христово", "Богородица с младенцем", "Скорбящая богоматерь" с лампадами на цепочках, "Ногайская божья матерь" в окладе в виде лучей, украшенном полудрагоценными камнями...
Прошу ориентировать личный состав на установление преступников, а также лиц, занимающихся скупкой церковной утвари. При установлении указанных лиц прошу сообщить.
Начальник УУР МВД МССР (подпись)
Татьяна и Валентин
С высокой балюстрады аэровокзала Воронков узнал Валентина сразу, едва тот вышел из самолета, и призывно помахал ему рукой. Однако Валентин не смотрел по сторонам, занятый молодой женщиной, которую вел под руку, помогая спуститься по трапу. "По всему видать, только познакомился. В самолете. Вот и стелется. А она ничего, столичная штучка".
Валентин со своей спутницей медленно, чуть отстав от остальных пассажиров, шли по истоптанному, заросшему прошлогодней жухлой травой полю, и Воронков хорошо разглядел новую знакомую своего приятеля. В высоких черных сапожках, черных же, туго обтягивающих стройные ноги кожаных брюках и такой же куртке, она как будто только что сошла с экрана ковбойского фильма, а не прибыла обычным рейсом Москва - Кишинев. Это сходство с ковбоем или, скорее всего, амазонкой, довершали черные распущенные волосы, которые ворошил свежий ветерок. Она все время поправляла их-небрежным движением тонкой руки. Рядом с амазонкой ее спутник явно проигрывал, что не без удовлетворения отметил Воронков. Валентин был ниже своей дамы, и эту разницу не могли скрыть модные туфли на высоченных каблуках. И эти дорогие туфли, и шикарная дубленка, и массивная золотая печатка на толстом коротком пальце делали его похожим на внезапно разбогатевшего купчика, выставляющего напоказ свое богатство.
В душе Воронкова, шевельнулась ревнивая зависть, когда Валентин, полуобняв свою спутницу и едва не касаясь ее щеки губами, что-то зашептал ей на ухо. Она манерно вскинула красивую голову, отчего волосы черным водопадом растеклись по спине, и кокетливо рассмеялась. Они подошли совсем близко, и только теперь Воронков окликнул приятеля. Валентин представил свою знакомую. Она высокомерно смерила глазами Воронкова и протянула узкую мягкую руку в тонкой перчатке:
- С приездом вас, Олег Георгиевич, - хриплым голосом произнес сутулый, пропуская Воронкова вперед. - Заходите, гостем будете.
В комнате, куда они вошли, за столом, покрытым плюшевой скатертью, сидело трое молодых людей, не знакомых Воронкову.
- Мои друзья, - коротко представил их сутулый. По лицу гостя пробежала гримаса недовольства. - Да вы не беспокойтесь, Олег Георгиевич, люди верные.
Трое мужчин с видимым интересом, не таясь, молча разглядывали гостя.
- Я сейчас, Олег Георгиевич, - продолжал сутулый и вышел из комнаты, чтобы через минуту появиться с бутылкой водки в одной руке и тарелкой с закуской - в другой. Обнажил в кривой улыбке гнилые зубы:
- Не побрезгуйте, Олег Георгиевич.
Разлил водку в стаканы, плеснув себе самую малость.
- Вы уж извините, я ведь не пью. Но ради такого гостя немного можно, - подобострастным тоном, не вязавшимся с угрюмым выражением изможденного лица, закончил сутулый.
Воронков оглядел грязную, заляпанную скатерть, граненые, нечистые стаканы, поморщился и произнес:
- Я же за рулем... А теперь к делу.
Сутулый полез под кушетку, покрытую ветхим, истрепанным ковром, вытащил туго набитую сумку и вывалил ее содержимое прямо на стол. Рядом с бутылкой водки, тарелками с брынзой и луком старинные, покрытые благородной чернью кресты, потиры, дарохранительницы и особенно иконы смотрелись кощунственно, противоестественно и казались чудовищной игрой больного воображения сумасшедшего художника. Возможно, эта мысль и пришла в голову гостя, потому что брезгливая усмешка снова тронула его тонкие губы и тут же исчезла.
Воронков аккуратно разложил вещи на столе и зорко, оценивающе оглядел их одну за другой. В комнате воцарилось молчание. Все смотрели на гостя, напряженно ожидая, когда он заговорит.
- Ну ладно. Завтра привезешь. Вечером. Как всегда.
Воронков говорил сдержанно, деловито, не отрывая глаз от стола, как бы весь поглощенный осмотром, однако если бы собеседники могли заглянуть в его глаза, то заметили бы в них хищный алчный блеск.
- Однако вы ничего не сказали о цене, - раздался голос смуглого мужчины с иссиня-черными курчавыми волосами.
- Я же сказал - как всегда, - пожал плечами Воронков. - Потом договоримся, не обижу... - Не вижу иконы в эмалевом окладе, - продолжал он недовольно. - Той, о которой мы говорили.
- Не получается пока, Олег Георгиевич, - заискивающе отвечал сутулый, - не сомневайтесь, сделаем вам эту икону.
- А я уже начинаю сомневаться. Сапфир тоже обещали сделать, а где он?
- Ищем, Олег Георгиевич, ищем, был один с таким камешком у нас на крючке, да уехал и камешек с собой захватил. Теперь снова искать надо. Главное - найти фраера, остальное - пустяки. - Сутулый ощерил гнилые зубы. - Вы, часом, не знаете такого? - как бы между прочим поинтересовался он.
Воронков оторвал голову от стола, пристально взглянув в отливающие наркотическим блеском темные глаза говорившего и на секунду задумался. В этот момент он походил на хищную птицу, выбирающую жертву.
- Надо подумать, - и многозначительно добавил: - Потом поговорим.
Стоял уже поздний вечер, когда Олег Георгиевич приехал домой. Жена не стала допытываться о причинах столь позднего возвращения, торопливо собрала ужин и ушла, оставив супруга на кухне в одиночестве. Быстро покончив с едой, он вышел в прихожую, где стояла тумбочка с телефоном, набрал код автоматической междугородней связи и отчетливо, так, чтобы его хорошо услышал далекий собеседник, сказал:
- Валентин, я жду тебя в ближайшую субботу. Есть новости.
Судя по выражению лица Воронкова, ответ был утвердительный, и он в хорошем расположении духа отправился спать. Впрочем, для такого настроения у него были и другие причины.
День начинается со сводки
Реклама "Союзпечати" утверждает, что день начинается с газеты. И если для Олега Георгиевича Воронкова, как и для тысяч других, он действительно начинается с газеты, то сотрудники уголовного розыска начинали его со сводки. В то самое время, когда Воронков с красным карандашом в руке просматривал газету, готовясь к семинарским занятиям, начальник республиканского управления уголовного розыска, вооружившись точно таким же карандашом, изучал оперативную сводку происшествий.
Сводка происшествий - не самое увлекательное чтение и уж отнюдь не веселое, но полковник Ковчук не сдержал улыбки, узнав об угоне "Волги" председателя "Межколхозстроя". Он живо представил растерянное лицо знакомого ему председателя и невольно улыбнулся. "Пусть пару дней пешком походит. Скорее всего хулиганствующие юнцы угнали. Покатаются - бросят. Никуда она не денется, а урок серьезный, пусть как следует гараж охраняют."
Улыбка сошла с обычно серьезного, даже сурового лица полковника, когда он дошел до сообщения из Приреченского района о вооруженном нападении на ночного сторожа и ограблении церкви. Подчеркнул скупые строчки сводки и нахмурился. За сравнительно короткое время это было уже шестое по счету ограбление церквей, однако с применением огнестрельного оружия - первое. Едва Ковчук прочитал ее до конца, как зазвонил один из пяти телефонов - прямой связи с министром. Он быстро снял трубку, отчеканил: "слушаюсь" и заторопился на второй этаж. "Не иначе, как по этому делу вызывает".
Министр сидел в самой глубине огромного длинного кабинета, обшитого деревянными панелями. Полковник переступил порог и сразу отметил, что министр сегодня был в форме. Форму он носил редко, предпочитая обычный штатский костюм. Очевидно, предстояло важное совещание или прием. Седой, представительный, с правильными, спокойными чертами лица, в генеральском мундире с несколькими рядами орденских планок, он выглядел весьма внушительно за своим массивным письменным столом.
При появлении Ковчука министр оторвал голову от бумаги, которую читал, не спеша снял очки и жестом пригласил садиться. В его неторопливых движениях сквозила спокойная уверенность человека, наделенного немалой властью и отдающего себе в этом отчет.
- С утренней сводкой вы, Никанор Диомидович, надеюсь, уже ознакомились? - как о само собой разумеющемся спросил он ровным голосом.
- Так точно, товарищ министр, ознакомился! - чуть громче, чем надо, отвечал полковник.
- Вот и отлично, - тем же спокойным голосом продолжал генерал. Стало быть, в курсе. - Он чуть помедлил. - Какое это у нас по счету ограбление церквей? Пятое, кажется?
- Нет, шестое, - поправил начальство Ковчук и виновато добавил: - К сожалению.
- Значит, шестое... Но с применением оружия - первое?
- Первое, товарищ министр. - Полковник глубоко вздохнул. - Совсем обнаглели.
- Вот именно, чего им не обнаглеть. - Министр внимательно посмотрел на полковника. Ковчук правильно истолковал этот взгляд:
- Так мы же не сидим сложа руки, товарищ министр, розыскная работа ведется. Кое-что рисуется, но в целом - туман.
- Кто, кстати, ведет эти дела?
- Следователь Бордеяну, а от нас - старший лейтенант Чобу.
- Чобу? - переспросил министр. - Помню такого, он, если не ошибаюсь, Высшую Омскую школу милиции закончил. Смелый парень, отлично проявил себя при задержании особо опасного преступника. Весь в деда, тоже у нас в органах служил. - Он сделал паузу. - Однако одной только смелости в данном случае недостаточно. Нужен более опытный розыскник, дело, судя по всему, трудное, я бы сказал, деликатное. А тянуть больше никак нельзя. Звонили из вышестоящих органов, интересовались ходом расследования. Там взяли его на особый контроль, и я тоже - соответственно.
Министр снова бросил выразительный взгляд на Ковчука, открыл папку с бумагами и протянул ему лист, исписанный затейливым каллиграфическим почерком, какой сейчас редко увидишь: буквы были украшены причудливыми завитушками. Но еще больше полковника удивил непривычный, странный слог этого письма.
"Смиреннейше доводим до сведения уважаемого Министра, - прочитал Ковчук, - что нашу святую Михайловскую церковь постигло большое несчастье. Злоумышленники проникли в храм божий, осквернили алтарь. Они унесли драгоценные реликвии нашей церкви, чем ввергли прихожан в непреходящую скорбь. С душевной просьбой к Вам - помогите найти святотатцев, и пусть их покарает Бог и закон.
Церковный совет".
Ковчук в некоторой растерянности повертел письмо.
- Жалуются, значит, верующие... - он хотел еще что-то сказать, но его остановил министр:
- Не жалуются, товарищ полковник, а просят помощи, и не у кого-нибудь, а у нас, органов внутренних дел. Значит, доверяют, ищут защиты. Хочу, Никанор Диомидович, чтобы вы и другие четко уяснили: дело это особое, необычное. Ограбить церковь - это не совсем то, что, допустим, обокрасть магазин. Не исключаю, что какой-нибудь демагог пустит грязный слушок: смотрите, люди добрые, вот как коммунисты-атеисты борются с религией. И кто-нибудь может поверить в эти басни. И потом похищены действительно большие ценности. Ведь все эти потиры и иконы - не только религиозная утварь. Это же свидетели нашей с вами истории, произведения искусства. Между прочим, собственность государства.
- Извините, товарищ министр, но я не совсем понял... о государственной собственности.
Министр не удивился этому вопросу и даже, кажется, ожидал его.
- Если уж начальник управления министерства не в курсе, то что говорить о наших работниках на местах. Видимо, и в этом кроется одна из причин наших неудач. Подумаешь - украли у попов какую-то чашу, ну и бог с ней. Не велика потеря. Не исключено, что так кое-кто рассуждает. И отношение соответствующее. Церковь же отделена от государства, пусть сами попы и разбираются...
Он порылся в серой папке и извлек из нее бумагу с грифом уполномоченного Совета по делам религии при Совете Министров СССР по Молдавской ССР.
- Прошу ознакомиться.
"В соответствии со статьей 28 Положения о религиозных объединениях в Молдавской ССР, - гласила бумага, - утвержденного Указом Президиума Верховного Совета МССР от 19 мая 1977 года, все молитвенные здания, а также необходимое для отправления культа имущество, переданное по договору верующим, образовавшим религиозное общество, приобретенное ими или пожертвованное им, является собственностью государства".
- Теперь, Никанор Диомидович, вам, надеюсь, все понятно? Учитывая особую важность этого дела и большой объем розыскной работы, считаю целесообразным создать оперативную группу. Кто ее возглавит? Ваше мнение?
Этот естественный деловой вопрос вызвал в душе Ковчука целую бурю чувств, которая, впрочем, никак не отразилась на его лице. "Не доверяет, стало быть, раньше бы просто приказал мне возглавить группу, дело особой важности, сам говорит, а теперь, видишь ли, советуется. Пора подавать на пенсию, это ясно, как день".
Почти всю свою сознательную жизнь Ковчук отдал службе в молдавской милиции. И начал ее в 1944 году, когда партизанский отряд, в котором служил украинский паренек, с боями пройдя путь от Брянских лесов до берегов Днестра, был расформирован. Часть партизан влилась в действующую армию, чтобы продолжить победоносный поход дальше, на Запад. Для них война не окончилась. Не кончилась она и для Ковчука и многих других молодых ребят, оставшихся в освобожденной Молдавии и сменивших партизанские ватники на синие милицейские шинели. Это была война без линии фронта. С бандами недобитых фашистов, буржуазных националистов и прочей нечистью, скрывавшейся в кодрах, терроризировавших мирное население. Вот когда пригодились партизанский опыт, смекалка, военная хитрость...
Война без линии фронта для Ковчука так никогда и не кончилась. Вор, бандит, грабитель - это тот же враг, враг честных людей. И все эти годы с ними вел беспощадную борьбу оперативный уполномоченный, затем начальник отделения уголовного розыска райотдела милиции, потом начальник райотдела внутренних дел, и наконец - начальник управления уголовного розыска министерства Ковчук. Получить специального образования так и не удалось, однако Ковчук с лихвой восполнял этот пробел богатым опытом, природной смекалкой и умом, проницательностью...
Годы пролетели, как один. Вот уже маячит пенсионный рубеж. И хотя руководство ни словом, ни даже намеком не давало понять полковнику, что ждет его ухода на "заслуженный отдых", он стал болезненно остро реагировать на самые, казалось бы, обычные вещи. Ему всюду и во всем виделся намек на пенсию. Как, например, сейчас, когда министр задал вполне обычный рабочий вопрос. Конечно, Ковчук не мог не понимать, что он, начальник управления, не обязательно должен возглавить оперативную группу, даже если и предстоит расследовать особо опасное преступление. За ним сохранялось общее руководство в любом случае. И задай министр этот вопрос раньше, он бы встретил его, как должное.
Министр, видимо, догадался о том, что творится на душе у его подчиненного, которого уважал и очень ценил, и он мягко, как бы невзначай, произнес:
- Учтите, Никанор Диомидович, за вами остается общее руководство расследованием. Надеюсь на ваш опыт. Повторяю - дело чрезвычайно серьезное, можете рассчитывать на мою помощь. Так кого предлагаете? повторил он свой вопрос.
- Подполковника Кучеренко, товарищ министр.
- Не возражаю. - И добавил: - Да, и Чобу надо подключить, обязательно.
- Слушаюсь, товарищ министр! - отвечал Ковчук, а про себя снова подумал: "Закончим это дело - и на пенсию".
По пути к себе Ковчук заглянул в кабинет Кучеренко. Тот сидел за столом и что-то сосредоточенно писал, заглядывая в лежащий сбоку лист, испещренный цифрами. Он был так поглощен своим занятием, что не заметил полковника. Ковчук с минуту молча наблюдал, как быстро скользит по бумаге перо, потом негромко спросил:
- Чем занят, Петр Иванович?
Кучеренко оторвал голову от стола, растерянно улыбнулся и хотел было уже встать, чтобы приветствовать начальство, однако Ковчук жестом остановил его.
- Извините Никанор Диомидович, не заметил, вот бабки подбиваю, конец месяца же, ну просто как в конторе какой, а не в уголовном розыске. Заедает отчетность...
Полковника неприятно задело слово "контора", и он суховато заметил:
- Контора, значит... Пусть будет так. Только контора наша - особая. Так что, конторщик, заканчивай поскорее - и ко мне. Будет тебе живое дело. И Чобу с Андроновой прихвати.
Подполковник внимательнее взглянул на Ковчука и только теперь по выражению его лица заметил, что он чем-то озабочен.
- А что случилось, Никанор Диомидович? - уже серьезным тоном спросил Кучеренко.
- Да начальство жмет. С тем делом, церковным. Пора, говорят, кончать. И правильно говорят, между прочим. Вот я тебя и сосватал на руководителя оперативной группы.
Подполковник Кучеренко появился в аппарате министерства примерно с год назад. До этого он работал начальником районного отдела внутренних дел. Отдел, который возглавлял подполковник, по праву считался одним из лучших в республике: и по раскрытию преступлений, и по профилактике преступности, но, пожалуй, главным было неуклонное снижение правонарушений. И когда прежнего заместителя Ковчука перевели на самостоятельную работу, никто не удивился, что его место занял Кучеренко. Знакомы они были давно, не раз приходилось встречаться по службе. Ковчуку нравился этот энергичный, даже в чем-то горячий, профессионально грамотный работник.
Полковник, конечно, понимал, что заместителя, который значительно моложе, да еще со специальным образованием, подобрали ему не случайно, а с дальним прицелом - чтобы он со временем занял должность начальника управления. Сознавая неизбежность своего ухода, Ковчук видел в заме не соперника, а естественного преемника, однако где-то в глубине души у него иногда возникала обида или даже ревность. Кучеренко это чувствовал и потому относился к полковнику с подчеркнутым уважением. О своем возможном назначении он не мог не догадываться, хотя прямо об этом руководство разговора с ним не вело. Он понимал, что к нему присматриваются, и потому, как человек, не лишенный честолюбия, стремился показать себя с наилучшей стороны, что ему, в общем, удавалось.
Ковчук, предлагая Кучеренко в руководители группы, вычислил все безошибочно.
Вызванные полковником сотрудники собрались, и Ковчук кратко информировал их о разговоре с министром, а от себя добавил:
- Пока ничего определенного руководству я доложить не могу. А преступники наглеют с каждым днем. Все читали сегодняшнюю сводку?
Чобу, парень атлетического сложения, заворочался на своем стуле; старый разбитый стул противно заскрипел, и все посмотрели на старшего лейтенанта. Он смутился, пробормотал:
- Извините, товарищ полковник.
Извинение прозвучало двусмысленно, можно было подумать, что относится оно совсем к другому, к тому, что произошло прошлой ночью в Кобылкове. Ковчук, пропустив мимо ушей слова Чобу, продолжал:
- Давайте посоветуемся... Вы все в курсе дела, вернее, дел и потому не будем сейчас особенно останавливаться на деталях. Времени нет. Но сначала послушаем Чобу.
Старший лейтенант, еще не оправившись от смущения, вскочил:
- Как я уже докладывал, товарищ полковник, единственное, что удалось установить более или менее достоверно, - преступная группа располагает транспортом. Свидетели в один голос показывают, что видели на месте происшествия машину. Группа мобильная, что крайне осложняет расследование. Сегодня здесь - завтра там. Как в песне, - попытался пошутить Чобу.
- Где они завтра будут, мы еще, видимо, узнаем. Из очередной сводки, - нахмурился Ковчук. - Где эти "морячки" сегодня, сейчас - вот в чем вопрос.
Он встал и подошел к висящей на стене карте республики, обвел красным карандашом села, где были обворованы церкви. Кружки оказались близко, чуть ли не касались один другого.
- Смотри-ка, кучность какая! Будто из пристреленного оружия бьют. Только где оно, это оружие? - Он задумчиво изучал карту с многочисленными пометками, оставленными еще раньше, и чем-то походил на полководца перед решающим сражением. - Похоже, эпицентр в Бельцах. Отсюда волны и расходятся.
Все смотрели на карту.
- Бельцы, безусловно, ближе, но не следует исключать и Оргеев. Смотрите, здесь же отличная шоссейка проходит... Какой-нибудь лишний час на машине ничего не значит. Кстати, - Кучеренко повернулся к Чобу, - какой марки машина замечена на местах происшествия?
- Показания свидетелей разноречивы. Одни говорят - "Жигули", другие "Москвич".
- А цвет?
- С цветом еще хуже. О разном толкуют: и синий называют, и белый, и зеленый... Цветовосприятие ведь индивидуально, да и меняется цвет в темноте, при электрическом освещении. Сами знаете...
- Допустим, - согласился Кучеренко. Ему, как и другим оперативникам, была хорошо известна эта особенность человеческого зрения, которая прибавляла немало трудностей в розыскной работе. - А если преступники действительно разъезжают на разных машинах?
- Такая возможность не исключается, - ответил вместо старшего лейтенанта Ковчук. - Тогда вместо одной машины нужно искать несколько.
- А если орудуют разные, не зависимые одна от другой преступные группы? - вступила в общий разговор старший лейтенант Андронова.
В ярком синем платье, оттеняющем голубые глаза и льняные волосы, она смотрелась весьма эффектно и неожиданно в спартански обставленном кабинете, в сугубо мужском обществе. Лидия Сергеевна Андронова была первой и пока единственной представительницей прекрасного пола, ставшей оперативным сотрудником молдавского уголовного розыска. И потому мужчины относились к ней, женщине к тому же обаятельной, даже красивой, с рыцарским вниманием. До прихода в управление Андронова работала начальником клуба МВД и училась заочно на юридическом факультете университета. А еще раньше закончила культпросветучилище. Когда же ввели должность старшего инспектора по борьбе с кражами предметов старины и изобразительного искусства, она охотно приняла предложение перейти в уголовный розыск.
- Вопрос существенный, Лидия Сергеевна, - обернулся в ее сторону полковник. - Однако почерк, особенности преступлений всюду одни.
- Или одна группа, только на разных машинах, - подал реплику Кучеренко.
- В общем, задача со многими неизвестными, как пишут в детективных романах, - усмехнулся Ковчук. - Маловато удалось собрать материалов, прямо скажем. Пока ухватиться не за что, разве только за машину неизвестной марки неопределенного цвета. - Он посмотрел в сторону Чобу. Тот сидел, опустив голову. - Но и с себя ответственности никак не снимаю, упустил это дело, чего уж там. Будем надеяться, последнее происшествие даст новые важные сведения. Кучеренко и Чобу выезжают на место сегодня же. - Он помолчал. - А вас, Лидия Сергеевна, попрошу поднять дела отбывших наказание христославцев, как себя именуют эти церковные воры, и запросить органы на местах об их образе жизни, поведении. Не исключено, что кто-то взялся за старое. Пусть также наши органы поинтересуются художниками-реставраторами, а точнее - богомазами, что в церквах росписи делают и все такое, особенно теми, у кого есть машины.
- Теперь машиной не удивишь, - усмехнулся Кучеренко, - а об этих богомазах и говорить нечего; большие деньги гребут.
- Согласен, Петр Иванович, однако дополнительная информация не помешает. Я почти уверен, что преступники имеют какое-то отношение к церквам. Воруют ведь с разбором, знают, где что лежит. Не так ли, Лидия Сергеевна?
- Так, Никанор Диомидович. Я вот что думаю: или они действительно разбираются в церковной утвари, или есть наводчик.
- Как раз об этом я и хотел сказать, - продолжил полковник. - Так или иначе, преступникам надо сбывать похищенное, а это ведь не какие-нибудь шмутки, икону или крест на рынок не понесешь. Кто может их приобрести? обратился он к Андроновой.
- Или фанатик-коллекционер, для которого не имеет значения происхождение вещи, или заведомый спекулянт, хорошо разбирающийся в таких делах, или этот самый наводчик. Эти жучки постоянно крутятся среди коллекционеров. В Кишиневе пока никаких следов не обнаружено, я интересовалась... Не исключено, что в другом городе сбывают - безопаснее. В Москве, например, там таких жучков много.
- Продолжайте розыск в этом направлении, Лидия Сергеевна, только более углубленно, целенаправленнее, что ли. Поинтересуйтесь в музеях, вообще потолкайтесь среди этой публики. - Ковчук чуть нахмурил брови, давая понять, что не совсем доволен Андроновой. - А в МУР ориентировку подготовьте прямо сейчас, не откладывая. Я подпишу.
ТЕЛЕТАЙПОГРАММА
Начальнику УУР ГУВД Мосгорисполкома
За последнее время на территории Молдавии совершен ряд краж из церквей. Неопознанные преступники похищают книги религиозного характера, разные серебряные оклады от книг, серебряные потиры (чаши), дарохранительницы, кресты, дискосы (блюда), подсвечники и другую церковную утварь, представляющую значительную художественно-историческую и материальную ценность.
Среди похищенного также иконы: "Николай Чудотворец", "Утоли моя печали", "Великомученица Варвара", "Воскресение Христово", "Богородица с младенцем", "Скорбящая богоматерь" с лампадами на цепочках, "Ногайская божья матерь" в окладе в виде лучей, украшенном полудрагоценными камнями...
Прошу ориентировать личный состав на установление преступников, а также лиц, занимающихся скупкой церковной утвари. При установлении указанных лиц прошу сообщить.
Начальник УУР МВД МССР (подпись)
Татьяна и Валентин
С высокой балюстрады аэровокзала Воронков узнал Валентина сразу, едва тот вышел из самолета, и призывно помахал ему рукой. Однако Валентин не смотрел по сторонам, занятый молодой женщиной, которую вел под руку, помогая спуститься по трапу. "По всему видать, только познакомился. В самолете. Вот и стелется. А она ничего, столичная штучка".
Валентин со своей спутницей медленно, чуть отстав от остальных пассажиров, шли по истоптанному, заросшему прошлогодней жухлой травой полю, и Воронков хорошо разглядел новую знакомую своего приятеля. В высоких черных сапожках, черных же, туго обтягивающих стройные ноги кожаных брюках и такой же куртке, она как будто только что сошла с экрана ковбойского фильма, а не прибыла обычным рейсом Москва - Кишинев. Это сходство с ковбоем или, скорее всего, амазонкой, довершали черные распущенные волосы, которые ворошил свежий ветерок. Она все время поправляла их-небрежным движением тонкой руки. Рядом с амазонкой ее спутник явно проигрывал, что не без удовлетворения отметил Воронков. Валентин был ниже своей дамы, и эту разницу не могли скрыть модные туфли на высоченных каблуках. И эти дорогие туфли, и шикарная дубленка, и массивная золотая печатка на толстом коротком пальце делали его похожим на внезапно разбогатевшего купчика, выставляющего напоказ свое богатство.
В душе Воронкова, шевельнулась ревнивая зависть, когда Валентин, полуобняв свою спутницу и едва не касаясь ее щеки губами, что-то зашептал ей на ухо. Она манерно вскинула красивую голову, отчего волосы черным водопадом растеклись по спине, и кокетливо рассмеялась. Они подошли совсем близко, и только теперь Воронков окликнул приятеля. Валентин представил свою знакомую. Она высокомерно смерила глазами Воронкова и протянула узкую мягкую руку в тонкой перчатке: