Гацунаев Николай. Звездный скиталец

   Копыта коней гулко застучали под сводами ворот Хазараси-дарбаза. Мелькнул фонарь в руках стражника.
   - Вы великий палмин, - Аваз наклонился к Симмонсу, отыскал в темноте его руку. Крепко пожал. - Спасибо вам за то, что вы не скрыли от меня правду. Теперь у меня чет больше колебаний. Я знаю, как мне жить дальше. Прощайте!
   Он распахнул дверцу, соскочил на ходу.
   - Прощайте, ханум, - донеслось из темноты. - Вы самая красивая женщина из тех, кого мне довелось видеть. Будьте счастливы! Будьте счастливы оба!
   В доме Соура Юсупа несмотря на поздний час продолжалось гуляние, но супруги, сославшись на усталость, уединились в отведенной для них комнате.
   На следующий день хозяин долго не решался потревожить сон гостей, а когда, уже ближе к полудню, постучался в дверь, она оказалась незапертой и в комнате никого не было.
   Соур Юсуп забил тревогу, перевернул вверх дном весь. дом, опросил всех домочадцев и в панике помчался в Ново-Ургенч сообщить Дюммелю об исчезновении Симмонсов. По дороге он с ужасом думал о том, какая кара ожидает его за то, что он не уберег хозяев, и приготовился к самому худшему.
   Не доезжая до Кармана фаэтон, на котором он ехал, поравнялся с крытой арбой, направлявшейся в Ново-Ургенч под охраной десятка казаков из приданного хану для охраны казачьего полка. Арбакеш был Соуру Юсупу знаком и из разговора с ним Соур узнал, что тог послан к Симмонсу за каким-то очень важным грузом. Доверенный "Дюммель и К°" отчетливо представил себе, какой поднимется переполох, когда арбакеш с казаками явится к Симмонсу, окончательно пал духом и, отдав себя на волю провидения, пристроился к арбе и до самого Ново-Ургенча шепотом молился аллаху, хотя в душе не очень-то надеялся на его помощь.
   Каково же было его удивление, когда первый, кого он увидел, подъезжая к дому Симмонсов, был его хозяин, разгуливающий возле фонтана в полотняном костюме и соломенной шляпе-канотье. Не веря своим глазам, Соур Юсуп выскочил из фаэтона, подбежал к хозяину и склонился в поклоне. Тот поздоровался с ним за руку. Рука была как рука, вполне материальная, холеная, с ухоженными ногтями и пахла дорогим одеколоном. Соур Юсуп даже к лицу ее прижал от избытка чувств, мысленно возблагодарил всевышнего и дал обет построить в благодарность возле своего дома минарет, каких в Хиве еще не бывало.
   Но не зря говорят, что дорога в преисподнюю вымощена благими намерениями; со временем религиозный экстаз поостыл, и скуповатый Соур Юсуп, правда, построил минарет, но высотою всего каких-нибудь четыре метра, и несколько лет спустя вымахавший рядом карагач скрыл минарет-заморыш от досужих глаз под своей могучей кроной.
   Джума проснулся от дикой головной боли. Ломило поясницу, ныли руки и ноги, голова буквально раскалывалась на части. Не открывая глаз, он мысленно восстановил все, что произошло за вчерашний день, и застонал сквозь стиснутые зубы.
   Вспомнился разговор с Симмонсом и Эльсинорой, их обещания сделать его беком. Какой там бек! Он провел ладонями по лицу и глубоко вздохнул. Сегодня будут хоронить Гюль, а он здесь. Надо ехать в Ханки. Даже если его там убьют нукеры, все равно надо ехать. Проводит ее на кладбище, а там будь что будет.
   Он открыл глаза и поднялся с курпачи. В окно ярко светило солнце. Джума потянулся, разминая затекшие члены, и замер: рядом с его изголовьем на кошме были аккуратно сложены вощеный полосатый халат, батистовая рубаха, суконные брюки, алый поясной платок и мохнатая каракулевая папаха. Поверх одежды лежала кривая сабля на перевязи. Возле двери тускло отсвечивали голенища новеньких яловых сапог.
   "Что это? - пронеслось в его голове. - Откуда? Зачем? Неужели то, о чем они говорила ему вчера, - правда? Ведь это одежда бека. И сабля..."
   Он зажмурился и снова открыл глаза. Все осталось, как есть, и одежда, и сапоги, и сабля в. поблескивающих начищенной медью ножнах. Значит, правда? Значит он, Джума, действительно станет ханкинским беком?! Ну, держись, Нураддин!
   Голова мгновенно прошла. Джума торопливо сполоснул лицо и переоделся. Он застегивал перевязь, когда в дверь без стука вошел Симмонс.
   - Готов? Молодец! Поторапливайся, там тебя уже ждут.
   - Кто... ждет?.. - выдохнул Джума.
   - Как кто? Нукеры, чиновник из ханской канцелярии. Поезжай принимать дела, бек. Желаю успеха!
   И тут Джума сплоховал. Ему бы держаться с достоинством, чинно поблагодарить, а он повалился на колени, схватил руку хозяина, зарыдал глухо, словно залаял.
   - Встань, - резко приказал Симмонс и отобрал руку. - Тоже мне, бек! Будь мужчиной, черт бы тебя побрал!
   - Буду! - Джума скрипнул зубами, вскочил на ноги. - Клянусь, буду!
   - Ну вот и прекрасно! - Симмонс пристально вгляделся в раскрасневшееся лицо бывшего фаэтонщика. Поджал губы. - А теперь пойдем, я тебя твоей свите представлю.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   У самого синего моря
   Растаяла в облаке поднятой копытами коней пыли кавалькада во главе с жаждущим мщенья Джумой. Мелодично журчал фонтан перед домом. В саду звонко перекликались птицы.
   Симмонс достал из кармана сигарету, покатал между большим и указательным пальцами. Щелкнул зажигалкой. Струйка белесого дыма потянулась вертикально вверх в неподвижном воздухе. Симмонс опустился на мраморную ступеньку, одернул на коленях светлые элановые брюки. Усмехнулся, мысленно представив себе, как Джума врывается в деван * не подозревающего о своем низложении ханкинского бека.
   * Канцелярия.
   - "Бошат!" Убирайся! - петардой взрывается короткое апокалиптическое, зловещее для Нураддина слово. Нураддин сначала обалдело таращит глаза, потом становится пунцовым от гнева, но тут на сцене возникает ханский служка, оглашает фирман. Нураддин белеег, как полотно, по знаку Джумы нукеры, всхрапывая от усердия, хватают опального бека под руки и волокут на расправу, награждая пинками и затрещинами. Джума садится в кресло, кладет на колени саблю...
   - Д-да... - сквозь зубы процедил Симмонс. - Не хотел бы я сейчас быть на твоем месте, бек Нураддин...
   Он затянулся и щелчком послал недокуренную сигарету в сторону фонтана. На душе было тревожно и неуютно.
   Симмонс тщетно пытался понять, откуда накатывается это гнетущее беспокойство, стремление любой ценой замести следы, уничтожить все, что связывало его с реальностью XXIII века. Странный инцидент в лавке ювелира? Но именно после него-то они с Эльсинорой и совершили бросок сюда, в этот забытый богом и людьми уголок планеты.
   Подозрительный тип, увивавшийся возле Эльсиноры на открытии узкоколейки? Но с того дня прошла целая вечность, а тип больше не давал о себе знать.
   Головокружительная метаморфоза Джумы? Но парень заплатил за нее такой страшной ценой, что не приведи господь; и теперь, отбросив манеры цивилизованного человека, с чисто феодальной кровожадностью сводит счеты с обидчиками. При чем тут XXIII столетие?
   Не то. Все не то. Но что же тогда? Чем мучительнее искал Симмонс ответ, тем больше запутывался, пока, наконец, вопреки здравому смыслу и человеческой логике, ответ не пришел сам собой, неожиданный в своей ошеломляющей простоте: Эльсинора! Она и только она могла быть связующим звеном между Симмонсом и его подлинной реальностью!
   Та-ак... Симмонс машинально закурил. Значит, Эльсинора... Он вдруг поймал себя на мысли о том, что догадка, которая, казалось бы, должна была перевернуть в нем все, - нисколько его не тревожит.
   Значит, Эльсинора... Ну что ж, подозрения на этот счет возникали у него и прежде. Но он гнал их прочь. С Эльсинорой многое сложно и необъяснимо. Взять хотя бы ее поведение на вчерашнем балу. И этот трюк с "Аидой" в исполнении Венской оперы... Во всем этом предстоит еще разобраться. Но представить себе Эдьсинору в роли соглядатая? Нет, это решительно невозможно! Но тогда кто же она такая - женщина, которую он любит, на которой женат и которой беспредельно верит и полностью доверяет? Мелькнула и тотчас ушла куда-то мысль о том, насколько условны и эфемерны понятия брак, супружество, семейные узы. Кто же она все-таки? Жена? Друг? Ангел-хранитель на жалованьи у сыскной полиции? Неужели человек способен в равной мере сочетать в себе и то, и другое, и третье?
   Симмонс встал и, попыхивая сигаретой, решительно направился в свой кабинет. По пути выудил из бара бутылку "Камю" и лимон. Взял блюдечко, серебряный десертный нож и фужер.
   В кабинете он плотно притворил за собой дверь, подвинул к креслу низенький журнальный столик, нарезал лимон кружочками и до краев налил фужер коньяком. Выпрямился с фужером в руке, глубоко вздохнул, залпом осушил фужер, выдохнул и, опустившись в кресло, взял ломтик лимона.
   Несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, ожидая, когда наступит пронзительная острота и чеканная ясность мысли, которые приходят к человеку только во сне или в состоянии сильного опьянения.
   - Жизнь и смерть, - пробормотал он, не открывая глаз. В кабинет вошла Эльсинора. Он почувствовал это, но никак не отреагировал. - Любовь и ненависть. Огонь и вода... Начало и конец...
   - Ты сошел с ума? - поинтересовалась она.
   - Не мешай. Кажется, я только теперь начинаю понимать, что к чему.
   - Серьезно? И причем тут эти пары антонимов?
   - На них зиждется мир.
   - На антонимах?
   - На контрастах.
   - Ты пьян. - Она потянула носом. - И уронил на ковер сигарету. Чувствуешь, пахнет паленым?
   - Мало ли что горит в этом мире.
   - Что, например? - Она подобрала сигарету, положила в пепельницу.
   - Многое, - уклонился он от ответа.
   - Приступ мировой скорби? - насмешливо спросила она. - А я-то не пойму, чего это вдруг: коньяк - фужерами.
   - Люси, - он продолжал сидеть, касаясь затылком епинкн кресла. - Ты можешь быть со мной до конца откровенной?
   - Попытаюсь, - усмехнулась она. - Спрашивай.
   - Ты меня любишь?
   - Неплохое начало! Ты в этом сомневаешься?
   - Иногда.
   - И сейчас как раз такое "иногда"?
   Он кивнул.
   - Я не могу понять, кто ты?
   - Это тебе очень нужно?
   - Да, - сказал он. - Очень.
   - Ну что ж. - Она вздохнула и опустилась в кресло по другую сторону столика. - Выпить, что ли, для храбрости?
   Он потянулся было к бутылке, но она улыбнулась и покачала головой.
   - Не надо. Я пошутила. Итак, кто я такая? Девка, которую ты подцепил на улице...
   - Люси! - протестующе вскинулся Симмонс.
   - Помолчи. Говорить теперь буду я. Ты ведь сам хотел откровенного разговора? Ну так слушай. Итак, девка с улицы, законная супруга, добровольная спутница твоих сомнительных одиссей. Верно?
   - Допустим.
   - Предлагая мне отправиться с тобой, ты не задавал никаких вопросов. Кто я такая - тебя не интересовало. Тебе нужна была живая душа рядом.
   - У меня просто не было времени, - возразил Симмонс.
   - Нет, - она покачала головой. - Дело не в этом. Ты отчаянно трусил, Эрнст. Нуждался в поддержке. В человеке, который бы понимал тебя. Был твоим единомышленником. В друге, у которого можно поплакаться на плече. Не так?
   - Так, - кивнул он. - Все так.
   Она удивленно посмотрела ему в глаза и опять покачала головой.
   - Я думала, ты ударишься в амбицию.
   - Зачем? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам.
   - Возможно. Со стороны виднее. Скажи, Эрнст, я оправдала эти твои надежды?
   - Еще как! - Он был искренен.
   - Скажи, Эрнст, - продолжала она. - Я когда-нибудь без особой на то нужды вмешивалась в твои дела? Пыталась изменить что-то? Сделать по-своему?
   - Пожалуй, нет.
   - "Пожалуй..." - Она невесело усмехнулась. - Я, наверное, должна была вмешаться в то, что ты делаешь.
   - Вот как? - удивился он. - Зачем?
   - Ты пытался изменять реальности.
   - Я и не скрывал этого.
   - Да, не скрывал. Но я должна была отговорить тебя.
   - Должна?
   - Не придирайся к словам. Твоя затея была по меньшей мере бесполезной. Для тебя во всяком случае. Куда проще было сделать другое.
   - Что? - спросил он.
   - Изменить свою родословную. Тебе не приходило в голову отыскать своих предков, ну, скажем, поколения за два, и сделать так, чтобы твой дед женился не на твоей будущей бабушке, а на ком-то другом? А мать вышла замуж не за Симмонса, а за какого-нибудь Мэдильяни или Джонсона? Словом, сделать себе другую биографию.
   - Чепуха!
   - Почему!
   "Потому что в этой другой биографии я бы не встретил тебя", - мысленно произнес он и сам поразился тому, как тоскливо защемило в груди,
   - Так почему же?
   - Потому что от брака с Модильяни родился бы Модильяни, а не Симмонс, - ответил он, встал и прошелся по комнате. Она следила за ним взглядом, продолжая сидеть.
   - Не смотри на меня так! - не выдержал он. - Чего ты от меня хочешь?
   - Пытаюсь понять, нужна я тебе или нет. А если нужна, то зачем ты меня мучаешь?
   - Прости. - Он проглотил подступивший к горлу колючий комок и кашлянул. - Я понимаю, это не утешение, но еще больше я мучаю себя самого.
   - Думаешь, это может продолжаться бесконечно?
   Он молча развел руками.
   - Что надо для того, чтобы это кончилось?
   - Я не знаю. Наверное, полная откровенность.
   - Ты уверен, что я от тебя что-то скрываю?
   - Да.
   - Ну что ж. В конце концов, это твое право.
   - При чем тут право? - вяло удивился он.
   - Не могу же я заставить тебя думать иначе!
   - Можешь. - Его голос упал до умоляющего шепота. - Сделай это, Люси. Хотя бы ради меня сделай.
   - Ты сходишь с ума, Эрнст. - Она поднялась с кресла, подошла к нему, положила руки на плечи. - Нельзя так жить, Эрнст.
   - Нельзя, - согласился он и медленно, словно непомерную тяжесть, снял ее руки со своих плеч.
   Обида... Возмущение... Гнев... Ярость... Постепенно сходящее на нет раздражение... Симмонс как бы смотрел на себя со стороны, равнодушно фиксируя смену выражений на собственной физиономии и не испытывая при этом никаких эмоций. Потом состояние странной раздвоенности прошло, он опять почувствовал себя одиноко и неуютно и потянулся за бутылкой.
   - Налей и мне, пожалуйста, - попросила она. Чтото в ее голосе заставило его насторожиться. Он поднял глаза и замер, пораженный: Эльсинора смеялась.
   - Я, кажется, действительно схожу с ума, - пробормотал он и провел ладонью по лицу. - Мерещится черт знает что.
   - Сядь, - приказала она. - Ничего тебе не мерещится. Просто ты меня разозлил. И, наверное, действительно пора расставить все по своим местам.
   "Что-то в ней изменилось, - подумал Симмонс, наблюдая за Эльсинорой из кресла. - Не внешне. Глубже, подспуднее, что ли? Этот приказной тон... Какая-то подчеркнуто снисходительная независимость... Дает почувствовать собственное превосходство..."
   - Итак, ты хочешь знать, кто я и откуда? - продолжала она, глядя на него сверху вниз. - Изволь. Меня действительно зовут Эльсинора. Эльсинора Ван Роотс. Институт наблюдений и контроля над прошлым. Тридцатый век. Я - инспектор-наблюдатель по двадцать третьему столетию.
   "Даже так, - тупо подумал он. - Вот тебе и ангел-хранитель. А я-то дурак..."
   - Ну зачем же так категорично? - усмехнулась она и взяла его ладонь в свои. - Должна вам сказать, Симмонс, все это время вы держались просто великолепно.
   - Благодарю, - вздохнул он и добавил уже про себя; "Она вдобавок еще и мысли читает".
   - Я и не то умею. - Эльсинора рассмеялась и, не выпуская его ладони, присела на ручку кресла. - Вчера ты мог в этом убедиться.
   От нее веяло такой чистосердечной доброжелательностью, что он невольно улыбнулся и поднес ее ладонь к губам.
   - И тебе не страшно? - поинтересовалась она.
   - Ты ведь читаешь мысли, - напомнил он. - Зачем спрашивать?
   - Мысли, но не чувства, - уточнила она. - И у тебя нет ко мне никаких вопросов?
   - Один. Ты меня действительно любишь?
   - Глупый. - Она взъерошила ему волосы и прижалась щекой к щеке. - Конечно, люблю. С какой стати я вышла бы за тебя замуж?
   - Ну, мало ли... - Симмонс зажмурился и снова тронул губами ее ладонь. - Может, по долгу службы.
   Она напряглась и тут же расслабилась вновь.
   - Нет, Эрнст. Служебный долг тут ни при чем. И давай не будем говорить об этом. По крайней мере пока. Знаешь, чего мне хочется?
   - Откуда? - усмехнулся он. - Читать мысли ты меня не научила.
   - Я хочу остаться с тобой наедине. Увези меня куда-нибудь, Эрнст. К морю, к золотистым пляжам, к солнцу. И чтобы на десятки миль вокруг ни души. Есть у тебя такое местечко на примете?
   - Есть, - кивнул он. - Устюрт. Аральское море.
   - Ну вот и прекрасно! - обрадовалась она. - Едем, не откладывая.
   Задержаться все же пришлось.
   В самый разгар сборов в дверь робко заглянула Рея, Было это на нее непохоже, и Симмонс невольно насторожился.
   - Что стряслось?
   - Там вас дожидаются.
   - Где это "там"?
   - В кабинете.
   - Кто разрешил открывать кабинет?!
   - Они велели.
   - "Они велели!" - не на шутку разозлился Симмонс. - Ты что - первый день у нас служишь? Почему без моего ведома...
   - Ну что ты на нее напал? - вмешалась Эльсинора. - Проще пойти и выяснить все на месте.
   - Ты права. - Симмонс сдержал гнев, чтобы обрушить его на головы непрошеных гостей, нахально ворвавшихся в его кабинет.
   Голова оказалась всего одна, и Снммонс тотчас вспомнил, где ее видел. Тогда, правда, на ней красовался котелок. Теперь котелок отсутствовал, а жидкие, неопределенного цвета волосы были зачесаны на пробор. Исчезли и усики, но безликое выражение лица осталось все тем же.
   "Любопытно! - отметил про себя Симмонс, чувствуя, как опять поднимается утихшее было раздражение. - Ну уж теперь-то ты от меня не улизнешь, как тогда, на пристани".
   Между тем незваный гость и не думал ретироваться. Бесцеремонно развалившись в кресле, он окинул Симмонса наглым взглядом водянистых глаз и даже не счел нужным встать.
   - Господин Симмонс, если не ошибаюсь? - тон, которым был задан вопрос, был таким же наглым, как и взгляд.
   - Он самый. - Симмонс едва сдерживал гнев, но старался говорить спокойно.
   - Присаживайтесь.
   - Благодарю. - Симмонс демонстративно взгромоздился на угол письменного стола, покачивая левым штиблетом в угрожающей близости от физиономии посетителя. Тот опасливо вытаращил глаза и на всякий случай отодвинулся в глубину кресла.
   - Чем обязан? - осведомился Симмонс тоном, каким спрашивают: "Чего надо?"
   Визави прикинул на глазок расстояние до нервно подрагивающего симмонсовского штиблета и счел за благо подняться с кресла.
   "Ничтожество! - мысленно выругался Симмонс. - Плюгавая напыщенная мразь! Выкладывай побыстрее, что тебе нужно, пока я тебя не вышвырнул вон!"
   - Благородного из себя корчите? - ощетинился гость. - А рыльце-то в пуху!
   - Даже так? - презрительно усмехнулся Симмонс.
   Теперь он уже не сомневался относительно принадлежности визитера. Первое впечатление там, на берегу Амударьи, не обмануло.
   - А то как же! - возликовал филер. - Хлебалов дело знает!
   "Хлебалов? Чушь какая-то. Неужели это фамилия?" - подумал Симмонс и спросил: - Хлебалов это кто?
   - Хлебалов это я! - выпятил грудь филер.
   - Прекрасно. Рад был познакомиться. Так чего вы хотите, господин Хлебалов?
   - Чего я хочу? - фыркнул Хлебалов. - Вы лучше ответьте, чего вы хотите?
   - Я? - удивился Симмонс. - Ну мало ли, чего я могу хотеть. Сейчас, скажем, меня так и подмывает взять вас за шиворот.
   - А кучу неприятностей не хотите иметь?
   - Каких, например?
   - Самых что ни на есть серьезных. Строганова вашего мы не сегодня-завтра с поличным возьмем. Допрыгался, сукин сын! Теперь догадываетесь, чем вам это грозит?
   - Представьте себе - нет.
   - Шутки шутить изволите? За оказание содействия государственному преступнику знаете, что полагается?
   "А ведь Строганова, пожалуй, надо выручать, - подумал Симмонс. - Пока не поздно. А как быть с этой мразью? Стоп, пожалуй, знаю!"
   - ...против государя-императора! - брызгая слюной, распинался филер.
   - Послушайте, господин Хлебалов, - остановил его излияния Симмонс. - Вы меня убедили. И давайте поставим точку.
   - Давайте! - Филер словно только этого и ждал.
   - Сколько?
   - Давно бы так. Люблю с умными людьми дела иметь. Ну, скажем... - Хлебалов прищурился, глядя куда-то в потолок. Десять тысяч!
   - Губа не дура! - усмехнулся Симмонс. - А пять тысяч вас не устроит?
   - Никак не устроит! - алчно запротестовал Хлебалов. - Я человек небогатый, опять же жениться собираюсь. Накиньте еще хотя бы пару тысчонок, а? Чего вам стоит?
   Теперь он уже откровенно канточил.
   - Быть по-вашему, Хлебалов! - Симмонс оттолкнулся от стола. - А теперь садитесь сюда, любезный; поближе. Спрыснем знакомство.
   Час спустя пьяный до беспамятства филер уснул прямо в кресле, ощерив в блаженно-идиотской улыбке изъеденные кариесом зубы.
   Первая, кого Симмонс увидел, выйдя из кабинета, была Эльсинора.
   - Заждалась? - виновато улыбнулся он. - Понимаешь...
   - Все понимаю. Я привела Строганова.
   Только теперь он различил в темноватом коридоре позади нее фигуру машиниста.
   - Ты просто чудо, Люси, - он покачнулся и с трудом удержал равновесие.
   - Еще какое чудо! - усмехнулась она. - Мы подождем в столовой, Эрнст. Тебе надо привести себя в порядок.
   - Верно. - Симмонс зажмурился и потряс головой. - Пришлось изрядно хлебнуть. Но я быстро... Пару таблеток энергина, душ, - и опять в форме.
   - Поторопись, Эрнст, - попросила Эльсинора.
   Таблетки и холодный душ сделали свое дело, и когда через несколько минут он вошел в столовую, - опьянения как не бывало.
   - Значит так, - Эльсинора - вся энергия и деловитость, с места в карьер перешла к главному. - Я тут без тебя кое-что объяснила Михаилу Степановичу. В общих чертах, но, думаю, достаточно ясно.
   Она вопросительно взглянула на Строганова, тот кивнул.
   - Мы посоветовались и решили, что ему здесь оставаться нельзя. Михаил Степанович не против перебраться в Воронеж.
   - В Воронеж? - Симмонс невольно вздрогнул.
   - Да. Тебя это удивляет?
   - Нет-нет. Продолжай, пожалуйста.
   - Но тут есть непредвиденное осложнение. Михаил Степанович не может уехать один. - Эльсинора перешла на английский: - У него тут есть пассия. Казашка. Через несколько месяцев у них будет ребенок. Как тебе это нравится?
   Он слушал ее и не слышал: перед глазами маячило скуластое, загорелое лицо молодого командира. Так вот откуда эти монгольские скулы, характерный разрез глаз!
   Прослеживая перед тем, как встретиться, биографию командира, он еще тогда удивился совпадению, но тут же сказал себе, что какая-то закономерность в этом есть: отец занимался революционной деятельностью в этих краях, и сын пошел по его стопам. Потом он удивился тому, как угораздило Строганова-отца попасть в Воронеж. И наконец, уже увидев Строганова-сына, тотчас обратил внимание на восточный тип его лица.
   Теперь все стало на свои места. Все, кроме одного: его вылазка в 1924 год предшествовала нынешней ситуации. Они с Эльсинорой еще только решают, отправлять им или не отправлять Михаила Степановича Строганова и его возлюбленную в Воронеж, а получается, что решать-то, собственно, нечего, все предопределено заранее: Строганов будет жить в Воронеже и у него там в 1900 году родится сын.
   - ...Что ты предлагаешь, Эрнст? - дошел до его сознания голос Эльсиноры.
   - Отправим вдвоем, - ответил Симмонс. - А чтобы было поменьше волокиты с оформлением брака на иноверке, поселим их в 1900 году. Как вы на это смотрите, Михаил Степанович?
   - Мне надо посоветоваться.
   - С будущей супругой?
   - И с ней тоже.
   - Понятно. Сколько на это потребуется? Времени, я имею в виду.
   - Часа два-три. Это имеет какое-то значение? Филер, настолько я понимаю, пьян в стельку. А если и проспится, вы его можете отправить в тартарары.
   - Его - да. А вот всех, с кем он связан, - нет. Мы их просто не знаем. Вполне возможно, что где-то уже и ордер на ваш арест выписан. Так что вы поторопитесь, пожалуйста.
   - Хорошо, - кивнул Строганов и поднялся. - Где мы встречаемся?
   - Здесь, наверное. Заканчивайте дела, берите свою пассию и приезжайте. Чем быстрее, тем лучше. Может, нашей коляской воспользуетесь?
   - Не надо, обойдусь и так. До скорого.
   - До свидания.
   - Ну вот пока и все, - произнес Симмонс, когда за Строгановым закрылась дверь.
   - Все? - переспросила Эльсинора, пристально глядя на мужа.
   - А что еще?
   - Тот мерзкий тип в твоем кабинете.
   - Скажи Джуме, чтобы отвез его куда-нибудь подальше за город.
   - Джума у нас уже не работает.
   - А ведь верно! Совсем из головы вылетело. Ну тогда поручи Дюммелю. В два счета управится.
   - Могут быть неприятности.
   - У кого? - поинтересовался Симмонс. - Строганова здесь не будет, нас - тоже, а хлебаловские беды тебя, надеюсь, не волнуют?
   - Нисколько, - усмехнулась она. - Его беды это его личное дело.
   - Я тоже так думаю, - кивнул Симмонс. - Но оставлять его в этом доме совершенно ни к чему. Давай-ка подумаем, как от него избавиться.
   - Вы обещали ему золотые горы, мистер Симмонс, - напомнила она.
   - Он их получит, - весело заверил он. - Но вряд ли они доставят ему удовольствие. Скорее наоборот. Тащи-ка сюда времятрон.
   На этот раз для осуществления задуманного требовалась филигранная точность, и, прежде чем включить времятрон, Симмонс тщательно проверил аккумулятор.
   Дальнейшие события развивались так: в седьмом часу вечера в ворота загородного дома управляющего Русско-азиатским банком Крафта отчаянно забарабанил оборванец-каракалпак. Заспанный сторож-узбек, зевая, отодвинул засов и без особого интереса уставился на возмутителя спокойствия.
   - Аксакал дома? - спросил тот.
   - А тебе на что? - лениво поинтересовался страж. - Вшей своих в банк сдавать принес?
   - Да заткнись ты! - возмутился оборванец. - Мне письмо аксакалу передать надо.
   Он достал откуда-то из-за пазухи помятый конверт и ткнул под нос сторожу.
   - Воткни себе в задницу! - отрезал хорезмиец, отпихнул задрипанного курьера и попытался закрыть ворота. Каракалпак взвыл дурным голосом, поплевал в кулаки и бросился на обидчика. Завязалась драка.