“Не обгонишь!” – подумал он и приказал поднять ещё парусов.
«Невеста ветра» прибавила ходу.
– Ха, им нас теперь не перегнать! – объяснил довольный Капитан Мажордому и Повару, стоявшим рядом с ним на корме и любовавшимся морем.
Чтобы паруса выдерживали напор ветра, их, не переставая, смачивали водой.
– А это ещё зачем? – кисло осведомился Мажордом, которому не очень нравилась большая скорость судна.
– Господин Мажордом, – тут же встрял довольный Повар, – даже я знаю, что льняное полотно в мокром состоянии становится крепче и туже. А под вашим началом, по-моему, тысяча льняных скатертей.
– Скатерть – это одно, а парус – совсем другое! – отрезал Мажордом. – Я же не интересуюсь, почему тутошний кок мясо с подливкой готовит вкуснее, чем Королевская Кухня.
Смерив друг друга уничтожающими взглядами, Повар и Мажордом разошлись по разным бортам и стали прогуливаться в одиночестве, не замечая друг друга.
К радости Капитана, незнакомое судно не приближалось. Убедившись, что оно не догонит «Невесту ветра», он сходил в свою каюту за трубой.
– У них полно народу на палубе, хорошее вооружение и отсутствует флаг… – пробурчал Капитан себе под нос, чтобы Повар и Мажордом не расслышали. – Чтобы это значило, буря меня побери?
Весь день судно шло тем же курсом, что и «Невеста ветра», однако ночью оно исчезло – и утром вокруг не было видно ни паруса.
Главный Повар заскучал.
“Один немой – это хорошо. Одни немой и хромой – это плохо. Семь не моих прожор – это очень плохо. Сахар, похоже, отсырел, а карамель слиплась, – это отвратительно!”
Терзаемый скукой, Главный Повар впал в мрачное настроение (и ведь он не знал, что Солонка вернулась на корабль в компании Скряга…).
А когда Главный Повар впадал в Мрачное Настроение, ему жизнь была не мила, если кругом все тоже не становились мрачными и угрюмыми.
А как это сделать?
Да загрузить подручных работой! Желательно неприятной.
И Повар пошёл к Капитану.
Капитан удивился новой странной просьбе.
– А без меня не справитесь? – пробурчал он.
– Будь я на своей кухне… – тяжело вздохнул Главный Повар. – Уж дело бы всем отыскалось!
– Палубу бы не мешало заново проконопатить, – нашёл одно дело Капитан. – Да медные детали корабля начистить. Всякие ручки, скобы и всё такое.
– Сделают! – обрадовался Главный Повар, недавнюю мрачность с которого – как рукой сняло.
И через десять минут команда акватиканской кухни была на палубе. Кто под надзором боцмана конопатил щели между досками палубного настила просмоленной паклей, кто начищал корабельный колокол, ручки и поручни. Несколько бедолаг драили напильниками якорь и якорную цепь, потому что Главный Повар по простоте душевной велел и его начистить так, чтобы блестел.
Моряки, посмеиваясь, с носа наблюдали за всем происходящим.
Сам Главный Повар стоял на капитанском мостике, широко расставив ноги и, скрестив руки на груди, смотрел сверху вниз на трудящихся поваров и поварят, и в его душе были гармония и покой.
Глава седьмая
Глава восьмая
«Невеста ветра» прибавила ходу.
– Ха, им нас теперь не перегнать! – объяснил довольный Капитан Мажордому и Повару, стоявшим рядом с ним на корме и любовавшимся морем.
Чтобы паруса выдерживали напор ветра, их, не переставая, смачивали водой.
– А это ещё зачем? – кисло осведомился Мажордом, которому не очень нравилась большая скорость судна.
– Господин Мажордом, – тут же встрял довольный Повар, – даже я знаю, что льняное полотно в мокром состоянии становится крепче и туже. А под вашим началом, по-моему, тысяча льняных скатертей.
– Скатерть – это одно, а парус – совсем другое! – отрезал Мажордом. – Я же не интересуюсь, почему тутошний кок мясо с подливкой готовит вкуснее, чем Королевская Кухня.
Смерив друг друга уничтожающими взглядами, Повар и Мажордом разошлись по разным бортам и стали прогуливаться в одиночестве, не замечая друг друга.
К радости Капитана, незнакомое судно не приближалось. Убедившись, что оно не догонит «Невесту ветра», он сходил в свою каюту за трубой.
– У них полно народу на палубе, хорошее вооружение и отсутствует флаг… – пробурчал Капитан себе под нос, чтобы Повар и Мажордом не расслышали. – Чтобы это значило, буря меня побери?
Весь день судно шло тем же курсом, что и «Невеста ветра», однако ночью оно исчезло – и утром вокруг не было видно ни паруса.
* * *
Мажордом обиделся на Повара всерьёз, заперся в своей каюте и Повару стало не с кем спорить.Главный Повар заскучал.
“Один немой – это хорошо. Одни немой и хромой – это плохо. Семь не моих прожор – это очень плохо. Сахар, похоже, отсырел, а карамель слиплась, – это отвратительно!”
Терзаемый скукой, Главный Повар впал в мрачное настроение (и ведь он не знал, что Солонка вернулась на корабль в компании Скряга…).
А когда Главный Повар впадал в Мрачное Настроение, ему жизнь была не мила, если кругом все тоже не становились мрачными и угрюмыми.
А как это сделать?
Да загрузить подручных работой! Желательно неприятной.
И Повар пошёл к Капитану.
Капитан удивился новой странной просьбе.
– А без меня не справитесь? – пробурчал он.
– Будь я на своей кухне… – тяжело вздохнул Главный Повар. – Уж дело бы всем отыскалось!
– Палубу бы не мешало заново проконопатить, – нашёл одно дело Капитан. – Да медные детали корабля начистить. Всякие ручки, скобы и всё такое.
– Сделают! – обрадовался Главный Повар, недавнюю мрачность с которого – как рукой сняло.
И через десять минут команда акватиканской кухни была на палубе. Кто под надзором боцмана конопатил щели между досками палубного настила просмоленной паклей, кто начищал корабельный колокол, ручки и поручни. Несколько бедолаг драили напильниками якорь и якорную цепь, потому что Главный Повар по простоте душевной велел и его начистить так, чтобы блестел.
Моряки, посмеиваясь, с носа наблюдали за всем происходящим.
Сам Главный Повар стоял на капитанском мостике, широко расставив ноги и, скрестив руки на груди, смотрел сверху вниз на трудящихся поваров и поварят, и в его душе были гармония и покой.
Глава седьмая
Прибытие
«Невеста ветра» принесла акватиканских поваров прямо к Архипелагу Какао.
И как раз в тот момент, когда они уверились, что никакого Архипелага нет, всё это выдумки, а есть только море кругом, одно море и больше ничего.
– Острова!!! – завопили поварята, увидев кусочки суши, похожие на коричные кексы с изюмом.
Больше всех обрадовался Бублик, он подозревал, что Скряг и Солонка путешествуют на корабле не ради сухарей, которыми он их снабжал, и скоро набеги на сокровища Главного Повара обнаружат.
К кораблю подплыла небольшая лодка.
На борт «Невесты ветра» взошёл важный лоцман, чтобы провести в безопасную гавань.
– На конкурс прибыли? – улыбнулся во весь рот он. – Добро пожаловать! Ваш корабль – одиннадцатый, и ещё тридцать семь на подходе.
Главный Повар немного встревожился, услышав, сколько команд собираются принять участие в турнире. Но виду не подал.
– Ух, скорее бы на берег! – сказал он лоцману. – Руки чешутся что-нибудь состряпать!
Столица Архипелага Какао лежала перед ними на берегу, как витрина кондитерской.
Дома – пряники, дома – коврижки, дома – пирожки, дома – пирожные смотрели на окнами на бухту.
А самое почётное место в этой невиданной витрине занимал многоярусный дворец-торт, кулинарный шедевр, выстроенный не из бисквита и крема, а из камня и дерева.
«Невеста ветра» лавировала между другими судами, стоявшими в гавани, а Главный Повар как гончая, почуявшая след, крутил носом во все стороны.
– Так-так… – говорил он, ловя запахи города, – там жарят лук, а там стряпают булочки с корицей. О-о, я чувствую аромат рыбного пирога с укропом и лавровым листом! Очень интересно… Кто-то сушит сухарики с маком… А вон в той стороне, похоже пекут дивный шоколадный торт. А крем уже взбили, ароматизировали ванилью и готовятся делать из него белые розы на бисквитных лепёшечках.
– А почему на лепёшках, а не на торте? – спросил сбитый с толку потоком слов лоцман, с лёгким испугом поглядывая на Главного Повара.
– Да потому, друг мой! – вальяжно ответил Главный Повар, – что куда проще сделать розу на бисквитной лепёшечке, а уж потом посадить её на торт. Это же азы!
«Невеста ветра» бросила якорь.
Тот деловито взобрался на борт и с ходу атаковал Главного Повара портовыми сборами, пошлинами, списками беспошлинных товаров и списками товаров, запрещённых к ввозу.
Последнее прямо касалось многого из того, что лежало сейчас в трюмах.
– Как это нельзя?!! – вопил багровый от возмущения Повар. – А из чего же, позвольте полюбопытствовать, я буду делать “Королевское суфле с креветками”?!
– Не могу знать, – равнодушно отвечал таможенник. – Не положено.
Капитан, повидавший на веку больше стран, чем Главный Повар, и лучше знакомый с таможнями всех видов, пригласил обоих в каюту.
О чём они там говорили – осталось секретом, но вышел оттуда Главный Повар, ничуть не успокоившись.
– Всё!!! – рявкнул он громогласно. – Конкурс отменяется. Со здешними правилами мы сможем состряпать только пресные лепёшки без масла и соли. Конец песне!
Он с оскорбленным видом сел около грот-мачты на свёрнутый парус и, глядя на залив, принялся свистеть траурный марш.
Таможенника и это ужасное зрелище не проняло.
Он собрал бумаги, вручил Капитану лист и сказал:
– Вот это, помеченное галочкой, мы пропустим, а остальное нет… – и невозмутимо спустился в свою лодчонку, которая понесла его к берегу.
Капитан со списком в руках подошёл к Главному Повару и начал что-то ему доказывать.
Опасаясь попасть под горячую руку, повара и поварята сидели в кубрике и лишь голова дежурного торчала из люка. Каждый раз, как только Повар оглядывался в сторону люка, голова ныряла вниз.
– Ну что? – теребили караульщика.
– Вроде как отходит… – сообщал дежурный. – Плеваться меньше стал.
Наконец Главный Повар, о чём-то долго переговаривавшийся с Капитаном, громко сказал:
– Так и быть, честь Акватики для нас дороже. Выгружаемся!
На борту остались и маковое, и ореховое, и конопляное масло, пряности, сухофрукты, половина орехов и сластей.
Корову Сметанку свести на берег разрешили, а вот кур столица Архипелага видеть у себя не желала.
Не разрешили сгрузить на причал ликёр шестнадцати сортов, и пять бочонков варенья. Два позволили.
А вот льняные скатерти Мажордома и сундуки тётушки Гирошимы у таможенника претензий не вызвали и благополучно переехали на берег.
Солонка и Скряг судно не покинули.
“Наверное, решили домой на нём вернуться”, – думал Бублик, стоя в толпе поварят на причале. “Даже жалко немного… Ну лучше уж пусть будут подальше от Главного Повара!”
Выгрузив акватиканцев, «Невеста Ветра» без промедления отчалила, освобождая место у причала другим парусникам.
Распустив паруса, она ходко пошла прочь от острова.
По договоренности, заключённой ещё в Акватике, «Невеста ветра» должна была прийти снова через семнадцать дней, по окончании конкурса и забрать команду Королевской Кухни.
– Всем по повозкам, – прокричал в сложенные ладони Главный Повар. – Это для нас прислали. И рты не развешивайте – хоть и заграница, а ничего удивительного! Не будьте деревенщинами!
Подбодрив таким образом своих людей, он подал всем пример, скорбно поджав губы, забираясь в экипаж с видом человека, едущего на похороны.
С шумом и гомоном, шатаясь с непривычки на твердой земле, акватиканцы не без труда разместились в повозках, и поехали через благоухающий город к дворцу-торту.
К разочарованию поварят, Главный Повар не очень-то горевал об уплывших пряностях и сладостях. Он деятельно размещал команду в отведённых комнатах одной из башенок, окружавших дворец по периметру на манер именинных свечек.
Ближе к вечеру все угомонились, разложили домашние вещи на новом месте и, устав от впечатлений, готовились ко сну.
Главный Повар остановил в коридоре Бублика, который возвращался от тетушки Гирошимы, и сказал:
– Утром я за тобой зайду, будь готов. Поедем на рынок… – и ухмыльнулся.
Бублик кивнул и побежал дальше, но про себя подумал: “А почему я? Опять из-за языка?”
Ранним утром безжалостная рука Главного Повара извлекла Бублика из постели.
У ближней к башне двери чёрного хода стояла повозка. На Архипелаге Какао не было панаков и перевертышей, и в повозку были впряжены ослики, которых Бублик никогда раньше не видел.
– Садись, будешь править! – строго приказал Главный Повар.
Он осмотрел Бублика, словно в первый раз его увидел, и добавил:
– Нет, всё-таки, как удачно у тебя с языком получилось…
Бублик пожал плечами, осторожно взял вожжи и попытался сделать всё так же, как если бы в повозку были запряжены самые обыкновенные перевёртыши.
На выезде из дворца Главный Повар резко соскочил с облучка и, немного заискивая, объяснил преградившим дорогу стражам:
– Мы на рынок едем. Купить того-сего. Да. Хороший денек, не правда ли?
Стражи равнодушно кивнули, пропуская повозку.
Повеселевший Повар снова забрался на неё и, уже не вспоминая о хорошей погоде, приказал Бублику:
– Гони!
Через десять минут выяснилось, что ни на какой рынок Главный Повар и не собирался.
Они проехали столичными улочками, выехали за Город и покатили узкой, но хорошо накатанной дорожкой.
Повар изредка сверялся с бумажкой, которую прятал в широком рукаве.
Дорога попетляла между холмами и вывела их в укромную бухточку.
Маленькая бухта была забита кораблями ещё теснее, чем столичная гавань. И у берега, как ни в чем не бывало, стояла на якоре «Невеста ветра».
На берег были выгружены все те товары, что не пропустила таможня. Их охраняли мореходы с «Невесты Ветра», а Капитан сидел под полосатым навесом в компании других капитанов, наслаждаясь тенёчком и выпивкой.
– Ну вот, – отсалютовал он кружкой Главному Повару, – говорил я вам, всё будет путём. Все без исключения, кого в городе завернули, плывут сюда спокойно, и разгружаются на здоровье. Беспошлинно.
Пока Капитан и Повар отмечали победу над таможней, Бублик глазел на корабли в бухте. Кораблей было много и большая часть, действительно, ещё вчера стояла бок о бок с «Невестой ветра» в столичной гавани.
Но многие прямиком шли сюда, минуя порт. Чуть вдалеке, на рейде виднелось чернобокое двухмачтовое судно.
– Помогай, малец, грузиться будем! – подошёл с ящиком в руках один из мореходов.
Бублик соскочил с повозки и побежал к груде вещей. Ящики и мешки для него были тяжелы, а вот корзинки с курами – в самый раз.
Бублик поднял одну.
Подержал и опустил.
Потому что между куриными корзинками спокойно лежали Солонка и Скряг. Скряг спал, подёргивая во сне задними лапками, а Солонка чистила шёрстку.
Увидев Бублика, она приветливо пискнула что-то очень похожее на:
“Наконец-то! Сколько можно тебя ждать? Солнце спину печёт!”
Бублик жалобно смотрел на крыс.
“Ну почему вам на корабле не сиделось?” – читалось в его взгляде.
Солонка в ответ смотрела на него безмятежно-безмятежно, словно они тысячу лет назад уговорились встретиться именно на этом месте
Бублик снял куртку, чтобы легче было носить корзинки под набирающим силу солнышком, и снова поднял одну.
Когда вернулся за следующей, Скряг и Солонка уже сидели в куртке, как Бублик и думал.
Бублик разместил корзинки с курами поближе к себе и осторожно положил там же куртку с крысами.
Мореходы быстро погрузили всё остальное, Капитан и Повар допили контрабандный горький эль и повозка поехала обратно в столицу, а «Невеста ветра» отправилась к другим островам Архипелага.
Капитану не хотелось идти с порожними трюмами обратно, отвозя акватиканцев после турнира домой, и он собирался загрузить «Невесту ветра» отборными какао-бобами, скупая их на плантациях Архипелага.
Главный Повар пришёл в чудесное расположение духа, чему виной в немалой степени был горький эль, и принялся на память перечислять название рецептов из своей поваренной книги.
А Бублик подумал “Мы ведь ещё не видели ни другие команды, ни тех, кто нас сюда пригласил…”
И как раз в тот момент, когда они уверились, что никакого Архипелага нет, всё это выдумки, а есть только море кругом, одно море и больше ничего.
– Острова!!! – завопили поварята, увидев кусочки суши, похожие на коричные кексы с изюмом.
Больше всех обрадовался Бублик, он подозревал, что Скряг и Солонка путешествуют на корабле не ради сухарей, которыми он их снабжал, и скоро набеги на сокровища Главного Повара обнаружат.
К кораблю подплыла небольшая лодка.
На борт «Невесты ветра» взошёл важный лоцман, чтобы провести в безопасную гавань.
– На конкурс прибыли? – улыбнулся во весь рот он. – Добро пожаловать! Ваш корабль – одиннадцатый, и ещё тридцать семь на подходе.
Главный Повар немного встревожился, услышав, сколько команд собираются принять участие в турнире. Но виду не подал.
– Ух, скорее бы на берег! – сказал он лоцману. – Руки чешутся что-нибудь состряпать!
Столица Архипелага Какао лежала перед ними на берегу, как витрина кондитерской.
Дома – пряники, дома – коврижки, дома – пирожки, дома – пирожные смотрели на окнами на бухту.
А самое почётное место в этой невиданной витрине занимал многоярусный дворец-торт, кулинарный шедевр, выстроенный не из бисквита и крема, а из камня и дерева.
«Невеста ветра» лавировала между другими судами, стоявшими в гавани, а Главный Повар как гончая, почуявшая след, крутил носом во все стороны.
– Так-так… – говорил он, ловя запахи города, – там жарят лук, а там стряпают булочки с корицей. О-о, я чувствую аромат рыбного пирога с укропом и лавровым листом! Очень интересно… Кто-то сушит сухарики с маком… А вон в той стороне, похоже пекут дивный шоколадный торт. А крем уже взбили, ароматизировали ванилью и готовятся делать из него белые розы на бисквитных лепёшечках.
– А почему на лепёшках, а не на торте? – спросил сбитый с толку потоком слов лоцман, с лёгким испугом поглядывая на Главного Повара.
– Да потому, друг мой! – вальяжно ответил Главный Повар, – что куда проще сделать розу на бисквитной лепёшечке, а уж потом посадить её на торт. Это же азы!
«Невеста ветра» бросила якорь.
* * *
Если лоцман проникся к Главному Повару уважением, смешанным с восхищением, то произвести на таможенника такое же впечатление Главный Повар не смог.Тот деловито взобрался на борт и с ходу атаковал Главного Повара портовыми сборами, пошлинами, списками беспошлинных товаров и списками товаров, запрещённых к ввозу.
Последнее прямо касалось многого из того, что лежало сейчас в трюмах.
– Как это нельзя?!! – вопил багровый от возмущения Повар. – А из чего же, позвольте полюбопытствовать, я буду делать “Королевское суфле с креветками”?!
– Не могу знать, – равнодушно отвечал таможенник. – Не положено.
Капитан, повидавший на веку больше стран, чем Главный Повар, и лучше знакомый с таможнями всех видов, пригласил обоих в каюту.
О чём они там говорили – осталось секретом, но вышел оттуда Главный Повар, ничуть не успокоившись.
– Всё!!! – рявкнул он громогласно. – Конкурс отменяется. Со здешними правилами мы сможем состряпать только пресные лепёшки без масла и соли. Конец песне!
Он с оскорбленным видом сел около грот-мачты на свёрнутый парус и, глядя на залив, принялся свистеть траурный марш.
Таможенника и это ужасное зрелище не проняло.
Он собрал бумаги, вручил Капитану лист и сказал:
– Вот это, помеченное галочкой, мы пропустим, а остальное нет… – и невозмутимо спустился в свою лодчонку, которая понесла его к берегу.
Капитан со списком в руках подошёл к Главному Повару и начал что-то ему доказывать.
Опасаясь попасть под горячую руку, повара и поварята сидели в кубрике и лишь голова дежурного торчала из люка. Каждый раз, как только Повар оглядывался в сторону люка, голова ныряла вниз.
– Ну что? – теребили караульщика.
– Вроде как отходит… – сообщал дежурный. – Плеваться меньше стал.
Наконец Главный Повар, о чём-то долго переговаривавшийся с Капитаном, громко сказал:
– Так и быть, честь Акватики для нас дороже. Выгружаемся!
* * *
«Невеста ветра» причалила к пристани, и на берег из трюмов стали выгружать продукты. Но теперь их количество сильно уменьшилось.На борту остались и маковое, и ореховое, и конопляное масло, пряности, сухофрукты, половина орехов и сластей.
Корову Сметанку свести на берег разрешили, а вот кур столица Архипелага видеть у себя не желала.
Не разрешили сгрузить на причал ликёр шестнадцати сортов, и пять бочонков варенья. Два позволили.
А вот льняные скатерти Мажордома и сундуки тётушки Гирошимы у таможенника претензий не вызвали и благополучно переехали на берег.
Солонка и Скряг судно не покинули.
“Наверное, решили домой на нём вернуться”, – думал Бублик, стоя в толпе поварят на причале. “Даже жалко немного… Ну лучше уж пусть будут подальше от Главного Повара!”
Выгрузив акватиканцев, «Невеста Ветра» без промедления отчалила, освобождая место у причала другим парусникам.
Распустив паруса, она ходко пошла прочь от острова.
По договоренности, заключённой ещё в Акватике, «Невеста ветра» должна была прийти снова через семнадцать дней, по окончании конкурса и забрать команду Королевской Кухни.
– Всем по повозкам, – прокричал в сложенные ладони Главный Повар. – Это для нас прислали. И рты не развешивайте – хоть и заграница, а ничего удивительного! Не будьте деревенщинами!
Подбодрив таким образом своих людей, он подал всем пример, скорбно поджав губы, забираясь в экипаж с видом человека, едущего на похороны.
С шумом и гомоном, шатаясь с непривычки на твердой земле, акватиканцы не без труда разместились в повозках, и поехали через благоухающий город к дворцу-торту.
* * *
В бесчисленных покоях роскошного дворца без труда нашлось место и для новоприбывшей команды.К разочарованию поварят, Главный Повар не очень-то горевал об уплывших пряностях и сладостях. Он деятельно размещал команду в отведённых комнатах одной из башенок, окружавших дворец по периметру на манер именинных свечек.
Ближе к вечеру все угомонились, разложили домашние вещи на новом месте и, устав от впечатлений, готовились ко сну.
Главный Повар остановил в коридоре Бублика, который возвращался от тетушки Гирошимы, и сказал:
– Утром я за тобой зайду, будь готов. Поедем на рынок… – и ухмыльнулся.
Бублик кивнул и побежал дальше, но про себя подумал: “А почему я? Опять из-за языка?”
Ранним утром безжалостная рука Главного Повара извлекла Бублика из постели.
У ближней к башне двери чёрного хода стояла повозка. На Архипелаге Какао не было панаков и перевертышей, и в повозку были впряжены ослики, которых Бублик никогда раньше не видел.
– Садись, будешь править! – строго приказал Главный Повар.
Он осмотрел Бублика, словно в первый раз его увидел, и добавил:
– Нет, всё-таки, как удачно у тебя с языком получилось…
Бублик пожал плечами, осторожно взял вожжи и попытался сделать всё так же, как если бы в повозку были запряжены самые обыкновенные перевёртыши.
На выезде из дворца Главный Повар резко соскочил с облучка и, немного заискивая, объяснил преградившим дорогу стражам:
– Мы на рынок едем. Купить того-сего. Да. Хороший денек, не правда ли?
Стражи равнодушно кивнули, пропуская повозку.
Повеселевший Повар снова забрался на неё и, уже не вспоминая о хорошей погоде, приказал Бублику:
– Гони!
Через десять минут выяснилось, что ни на какой рынок Главный Повар и не собирался.
Они проехали столичными улочками, выехали за Город и покатили узкой, но хорошо накатанной дорожкой.
Повар изредка сверялся с бумажкой, которую прятал в широком рукаве.
Дорога попетляла между холмами и вывела их в укромную бухточку.
Маленькая бухта была забита кораблями ещё теснее, чем столичная гавань. И у берега, как ни в чем не бывало, стояла на якоре «Невеста ветра».
На берег были выгружены все те товары, что не пропустила таможня. Их охраняли мореходы с «Невесты Ветра», а Капитан сидел под полосатым навесом в компании других капитанов, наслаждаясь тенёчком и выпивкой.
– Ну вот, – отсалютовал он кружкой Главному Повару, – говорил я вам, всё будет путём. Все без исключения, кого в городе завернули, плывут сюда спокойно, и разгружаются на здоровье. Беспошлинно.
Пока Капитан и Повар отмечали победу над таможней, Бублик глазел на корабли в бухте. Кораблей было много и большая часть, действительно, ещё вчера стояла бок о бок с «Невестой ветра» в столичной гавани.
Но многие прямиком шли сюда, минуя порт. Чуть вдалеке, на рейде виднелось чернобокое двухмачтовое судно.
– Помогай, малец, грузиться будем! – подошёл с ящиком в руках один из мореходов.
Бублик соскочил с повозки и побежал к груде вещей. Ящики и мешки для него были тяжелы, а вот корзинки с курами – в самый раз.
Бублик поднял одну.
Подержал и опустил.
Потому что между куриными корзинками спокойно лежали Солонка и Скряг. Скряг спал, подёргивая во сне задними лапками, а Солонка чистила шёрстку.
Увидев Бублика, она приветливо пискнула что-то очень похожее на:
“Наконец-то! Сколько можно тебя ждать? Солнце спину печёт!”
Бублик жалобно смотрел на крыс.
“Ну почему вам на корабле не сиделось?” – читалось в его взгляде.
Солонка в ответ смотрела на него безмятежно-безмятежно, словно они тысячу лет назад уговорились встретиться именно на этом месте
Бублик снял куртку, чтобы легче было носить корзинки под набирающим силу солнышком, и снова поднял одну.
Когда вернулся за следующей, Скряг и Солонка уже сидели в куртке, как Бублик и думал.
Бублик разместил корзинки с курами поближе к себе и осторожно положил там же куртку с крысами.
Мореходы быстро погрузили всё остальное, Капитан и Повар допили контрабандный горький эль и повозка поехала обратно в столицу, а «Невеста ветра» отправилась к другим островам Архипелага.
Капитану не хотелось идти с порожними трюмами обратно, отвозя акватиканцев после турнира домой, и он собирался загрузить «Невесту ветра» отборными какао-бобами, скупая их на плантациях Архипелага.
Главный Повар пришёл в чудесное расположение духа, чему виной в немалой степени был горький эль, и принялся на память перечислять название рецептов из своей поваренной книги.
А Бублик подумал “Мы ведь ещё не видели ни другие команды, ни тех, кто нас сюда пригласил…”
Глава восьмая
Хорошенькое начало…
Главный Повар считал, что он один такой умный, – но как выяснилось, все участники кулинарной баталии, у кого продукты не пропустила таможня, спокойно получили их через бухту контрабандистов.
В каждой башне-свечке пышного торта размешалась команда-участница.
Места в башнях было много, каждый поварёнок, не говоря уж о поварах, смог занять по отдельной комнате.
Главный Повар и Главный Мажордом заняли по две, а тётушка Гирошима – три. Одна комната у неё была отведена под багаж, вторая – для приёма больных, а третья – для отдыха. Всё это называлось лазаретом.
На следующий день к полудню акватиканскую команду пригласили в главный зал дворца пред светлые очи устроителей турнира.
Надев лучшие костюмы, акватиканцы робко пошли вслед за проводником по лабиринтам торта. (Он и построен-то был из светлого пористого песчаника, напоминающего ванильный бисквит.)
Главный зал был таким же круглым, как и сам дворец. На полу черной плиткой были выложены тонкие линии, словно кто-то острым ножом разделил круглый зал, как торт, на множество ломтиков. В центре же было возвышение, немножко напоминающее праздничный кекс.
В зале их ждала парочка ужасно не похожих друг на друга личностей.
Император Архипелага – так называлось высшая власть на островах Какао, – был в четыре раза шире любого плотного человека. Даже Главный Повар рядом с ним выглядел довольно худощавым.
Вторым лицом в государстве Какао был Канцлер. Вид у него был такой, словно он медленно умирал от истощения и внешне Канцлер очень напоминал ощипанную костлявую курицу. Его сухая голова, покрытая редкими волосами, была меньше лоснящегося кулака Императора.
Словно в пику царящему кругом разноцветью своё голенастое тело Канцлер затянул в узкий чёрный костюм.
Неизвестно, встречал ли он подобным образом каждую команду, но акватиканцев осмотрел сурово.
“На победу и не рассчитывайте!” – лично так расшифровал Бублик кислый взгляд.
Зато Император принял их очень радушно.
– Дружище! – завопил он, увидев Главного Повара. – Ты ли это? Сколько лет, сколько зим! Ну здравствуй, здравствуй, старый разбойник!
После холодного приёма со стороны Канцлера, услышав слова Императора, акватиканцы приободрились.
Главный Повар и Император зашагали под ручку по залу, вспоминая прошлое, а Канцлер принялся объяснять поварам и поварятам условия турнира:
– Турнир, уважаемые господа иноземные кондитеры, разделен нами на четыре тура. В первом принимают участие все приехавшие, а побеждает одна вторая от числа участников. Эта половина принимает участие во втором туре, где опять же, только половина от половины пройдёт в третий тур. И так до финала. Ну, а уж там мы определим, кто искусней всех… – последние слова Канцлер произнёс с какой-то затаённой угрозой, развернулся на острых каблуках и пошёл прочь из зала, оставив акватиканцев растерянными и напуганными.
Разговор Императора и Главного Повара завершился, и акватиканцы вернулись в свою башню.
Чем дальше оставался круглый зал, тем угрюмее становилось радостное от неожиданной встречи с давним приятелем лицо Главного Повара.
К башне он подходил мрачнее тучи и чернее пережжённого сахара.
– Да уж, попались мы… – вздохнул он на пороге своей комнаты. – Это у него я четыре года назад конкурс в Аквилоне выиграл. Ноздря в ноздрю шли, но мой торт был лучше. Кто же мог подумать, что он станет Императором в этом захолустье? Знал бы – и близко к островам не подошёл! Император мне того торта до конца жизни не простит!
Нельзя сказать, что от таких слов настроение у остальных заметно поднялось.
Бублик сходил к тётушке Гирошиме, прополоскал рот, показал ей в очередной раз язык и пошёл обратно в свою каморку. Под курткой у него топорщился прихваченный для крыс румяный батон.
Скряг и Солонка батону обрадовались, но и без Бубликова подарка вид у них был сытый. Они уже нашли свои, крысиные дороги в каменном торте и, видно, пользовались ими в полную силу.
Бублик закрыл дверь на задвижку, разделся, потушил свечку и забрался в просторную кровать. И подумал, что в тесной палатке на берегу Мерона ему было куда лучше и веселее.
Ведь там были друзья. Шустрик, Полосатик, Затычка, Пробой…, – когда же он сможет рассказать им обо всём, что накопилось за недели вынужденного молчания?
На постель, в ноги, плюхнулось что-то увесистое: крысы избаловались до того, что спать на полу не желали, предпочитая шерстяное одеяло.
Бублик решительно подпихнул кого-то из них (наверное, Скряга) ногой поближе к краю, чтобы можно было вытянуться, обхватил руками подушку и уснул.
В самый глухой ночной час что-то заскрипело. Бублик спросонья подумал: “Опять крысы!”
Он приподнялся на локте, – но в лунном свете, проникающем в комнатку через зарешеченное окно, были прекрасно видны беспробудно спящие Скряг и Солонка, вольготно развалившиеся на одеяле. А поскрипывание шло от двери.
Бублик замер, всматриваясь и прислушиваясь: похоже, что с той стороны кто-то настойчиво пытался открыть запертую дверь.
Бублику стало жутковато.
Что может понадобиться ночью в почти пустой комнате? Только он сам.
Не крыс же ради сюда ломятся?
Хорошо, что задвижка была сделана из массивного бруса, она перекрывала небольшую дверь крохотной каморки не хуже, чем запоры – ворота Цитадели Акватики.
Но тот, кто был по ту сторону двери, очень старался, настойчиво и трудолюбиво.
Вдруг поскрипывание сменилось равномерными жжикающими звуками.
Бублику и так было страшно, а от этого стало ещё хуже.
Но просто сидеть и слушать он не мог.
Выбравшись из кровати, он на цыпочках подошёл к двери, чтобы узнать, что же там жжикает.
В щели между дверью и косяком ходила туда-сюда тонюсенькая пилка, медленно, но упорно вгрызаясь в дерево.
Бублик понял, какую глупость он сморозил, когда закрывал дверь: мудрый мастер, сделавший задвижку, предусмотрел и такую возможность. Он защитил конец бруса полоской жести. А Бублик задвинул брус слишком далеко, и против щели в двери было чистое дерево.
Бублик так разозлился сам на себя, что даже страх прошёл. Он неслышно вернулся к кровати, откинул крышку своего сундучка, стоявшего рядом, и достал небольшой узкий ножичек, каким всегда чистил картошку и морковку.
Потом вернулся к двери, улучил момент и подставил под зубья пилки тупую спинку лезвия. Пилка возмущённо заскрипела зубами, царапая металл.
Это очень не понравилось тому, кто стоял за дверью. Он выдернул пилку и стал подпиливать брус снизу.
Но Бублик уже успел отодвинуть брус назад, буквально на два пальца, и теперь металлическая накладка легла точно там, где и должна была быть.
И задвижка стала пилке не по зубам.
Тот, кто стоял за дверью, понял это и, мягко ступая, ушёл.
Бублик подумал: “Может быть, подождать у двери до утра?” Но сон победил страх, Бублик решил, что в случае чего он обязательно проснётся, и забрался под одеяло.
Пока он воевал с невидимым врагом за дверью, Скряг потихоньку перебрался на его подушку.
Бублик сердито водворил нахала обратно в ноги.
“А говорят: “крысы чуткие сторожа”!..” – подумал он мрачно. – “Тут голову, похоже, скоро отпилят, а эти даже не проснутся. Кому я мог понадобиться? И зачем?”
У него даже живот закрутило, когда он открыл глаза и вспомнил о ночном происшествии.
А главное, он никак не мог понять, почему пытаются попасть именно в его комнату? И как теперь быть дальше? Ждать каждую ночь, пока кто-то неизвестный будет ломиться в дверь? Или в окно?
Ответов на свои вопросы Бублик не нашёл и пошёл завтракать, то есть хлебать жидкую кашицу.
За завтраком, пока прочие дружно жевали, Главный Повар толкал вдохновляющую речь:
– Не упадем лицом в грязь! – призывал он. – Не посрамим родных стен! Состряпаем и перестряпаем всех прочих! Так ведь, орлы мои?
– Перестряпаем! – вразнобой, давясь кусками, подтвердили кухонные орлы.
– Устряпаем! – пискнул кто-то остроумный с конца стола, где сидели поварята.
– Сегодня – день разминки! – не обращая внимания на последний выкрик, продолжил свою речь Главный Повар. – На наше счастье не все ещё прибыли, поэтому мы попечём сегодня того-сего, разных мелочей. Покажем себя чуть-чуть, карты на стол выкладывать не будем.
То, сё и разные мелочи (по разумению Главного Повара) были:
три сотни песочных пирожных с масляным кремом,
полторы сотни песочных корзиночек с кремом и фруктами,
сотня слоёных бантиков, обсыпанных сахарной пудрой,
полсотни слоеных трубочек с белковым кремом,
двести бисквитных пирожных с мармеладом и орехами
и сто пирожных “картошка” с “глазками” из розового масляного крема.
В полуподвале каждой башни имелась образцовая кухня со всем, что надо отряду кулинаров.
Были там и духовые шкафы, и разделочные столы, и плиты для жарки и варки.
Но Главный Повар всё равно был недоволен.
– Ну что это за духовой шкаф?! – возмущался он гневно. – Это не шкаф, это коробка от обуви! Здесь даже полусотни пирожных не сделаешь! И о н и называют э т о кухней! А ещё на конкурс приглашают. Да у меня скалки шире их разделочных столов!
Но, несмотря на его ворчание, кухня была удобной и даже уютной. Пока Главный Повар бесновался, повара и поварята распаковали ящики, достали свои поварешки, скалки и терки, повесили сита и укрепили мясорубки.
И работа потихоньку закипела.
Замесили тесто для песочных и слоёных пирожных. Застучали венчики, взбивающие белки с желтками для бисквита.
Кухня наполнилась рабочим шумом. Запахло подрумянившимися орехами, которые поджаривали для того, чтобы украсить ими пирожные.
Два повара в четыре руки привычно наполняли формы для пирожных песочных тестом, накручивали на специальные рожки полоски слоёного теста для трубочек, резали и крутили бантики, выкладывая их на широкие железные листы.
Другие повара, стараясь не дышать, выливали бисквитное тесто в форму.
– Всем замереть! – раздался рык Главного Повара.
Кухня онемела и обездвижела, форма с бисквитным тестом отправилась в духовку.
Повара и поварята замерли, боясь произвести малейшее сотрясение. Чтобы капризное тесто не осело от толчка, не стало плоской лепёшкой.
Бисквит неторопливо пёкся, миллионы воздушных пузырьков наполняли его, делая пышным и нежным.
Главный Повар стоял около духового шкафа и поварским нюхом угадывал то мгновение, после которого бисквиту уже ничего не угрожает.
– Отмереть! – раздался его успокоившийся голос.
Кухня ожила.
В другом духовом шкафу выпекались песочные корзиночки, скоро настал черёд и слоёных пирожных.
Подошло время для кремов.
Пока выпеченные заготовки остывали, на кухне опять завели свою песню взбивалки всех конструкций. В одном углу взбивали масло для масляного крема, в другом – белки с сахаром для белкового.
На плитах уваривались сиропы и повидла, кипела вода. Фрукты резали на красивые кусочки и опускали на мгновение в кипяток.
Главный Повар лично проконтролировал, как унесли в прохладную кладовую бисквитные пласты: они должны были пролежать в прохладе всю ночь, и лишь потом их можно пропитать сиропом, чтобы сделать торты и пирожные не из сухого, а из пропитанного бисквита.
Дело близилось к концу: в корзинки укладывали фрукты, выдавливали из отсадочных мешков с кремом всякие цветочки и листочки, завитушки и зубчики.
В каждой башне-свечке пышного торта размешалась команда-участница.
Места в башнях было много, каждый поварёнок, не говоря уж о поварах, смог занять по отдельной комнате.
Главный Повар и Главный Мажордом заняли по две, а тётушка Гирошима – три. Одна комната у неё была отведена под багаж, вторая – для приёма больных, а третья – для отдыха. Всё это называлось лазаретом.
На следующий день к полудню акватиканскую команду пригласили в главный зал дворца пред светлые очи устроителей турнира.
Надев лучшие костюмы, акватиканцы робко пошли вслед за проводником по лабиринтам торта. (Он и построен-то был из светлого пористого песчаника, напоминающего ванильный бисквит.)
Главный зал был таким же круглым, как и сам дворец. На полу черной плиткой были выложены тонкие линии, словно кто-то острым ножом разделил круглый зал, как торт, на множество ломтиков. В центре же было возвышение, немножко напоминающее праздничный кекс.
В зале их ждала парочка ужасно не похожих друг на друга личностей.
Император Архипелага – так называлось высшая власть на островах Какао, – был в четыре раза шире любого плотного человека. Даже Главный Повар рядом с ним выглядел довольно худощавым.
Вторым лицом в государстве Какао был Канцлер. Вид у него был такой, словно он медленно умирал от истощения и внешне Канцлер очень напоминал ощипанную костлявую курицу. Его сухая голова, покрытая редкими волосами, была меньше лоснящегося кулака Императора.
Словно в пику царящему кругом разноцветью своё голенастое тело Канцлер затянул в узкий чёрный костюм.
Неизвестно, встречал ли он подобным образом каждую команду, но акватиканцев осмотрел сурово.
“На победу и не рассчитывайте!” – лично так расшифровал Бублик кислый взгляд.
Зато Император принял их очень радушно.
– Дружище! – завопил он, увидев Главного Повара. – Ты ли это? Сколько лет, сколько зим! Ну здравствуй, здравствуй, старый разбойник!
После холодного приёма со стороны Канцлера, услышав слова Императора, акватиканцы приободрились.
Главный Повар и Император зашагали под ручку по залу, вспоминая прошлое, а Канцлер принялся объяснять поварам и поварятам условия турнира:
– Турнир, уважаемые господа иноземные кондитеры, разделен нами на четыре тура. В первом принимают участие все приехавшие, а побеждает одна вторая от числа участников. Эта половина принимает участие во втором туре, где опять же, только половина от половины пройдёт в третий тур. И так до финала. Ну, а уж там мы определим, кто искусней всех… – последние слова Канцлер произнёс с какой-то затаённой угрозой, развернулся на острых каблуках и пошёл прочь из зала, оставив акватиканцев растерянными и напуганными.
Разговор Императора и Главного Повара завершился, и акватиканцы вернулись в свою башню.
Чем дальше оставался круглый зал, тем угрюмее становилось радостное от неожиданной встречи с давним приятелем лицо Главного Повара.
К башне он подходил мрачнее тучи и чернее пережжённого сахара.
– Да уж, попались мы… – вздохнул он на пороге своей комнаты. – Это у него я четыре года назад конкурс в Аквилоне выиграл. Ноздря в ноздрю шли, но мой торт был лучше. Кто же мог подумать, что он станет Императором в этом захолустье? Знал бы – и близко к островам не подошёл! Император мне того торта до конца жизни не простит!
Нельзя сказать, что от таких слов настроение у остальных заметно поднялось.
* * *
Расстроенные визитом в круглый зал, акватиканцы мрачно разошлись по комнатам.Бублик сходил к тётушке Гирошиме, прополоскал рот, показал ей в очередной раз язык и пошёл обратно в свою каморку. Под курткой у него топорщился прихваченный для крыс румяный батон.
Скряг и Солонка батону обрадовались, но и без Бубликова подарка вид у них был сытый. Они уже нашли свои, крысиные дороги в каменном торте и, видно, пользовались ими в полную силу.
Бублик закрыл дверь на задвижку, разделся, потушил свечку и забрался в просторную кровать. И подумал, что в тесной палатке на берегу Мерона ему было куда лучше и веселее.
Ведь там были друзья. Шустрик, Полосатик, Затычка, Пробой…, – когда же он сможет рассказать им обо всём, что накопилось за недели вынужденного молчания?
На постель, в ноги, плюхнулось что-то увесистое: крысы избаловались до того, что спать на полу не желали, предпочитая шерстяное одеяло.
Бублик решительно подпихнул кого-то из них (наверное, Скряга) ногой поближе к краю, чтобы можно было вытянуться, обхватил руками подушку и уснул.
В самый глухой ночной час что-то заскрипело. Бублик спросонья подумал: “Опять крысы!”
Он приподнялся на локте, – но в лунном свете, проникающем в комнатку через зарешеченное окно, были прекрасно видны беспробудно спящие Скряг и Солонка, вольготно развалившиеся на одеяле. А поскрипывание шло от двери.
Бублик замер, всматриваясь и прислушиваясь: похоже, что с той стороны кто-то настойчиво пытался открыть запертую дверь.
Бублику стало жутковато.
Что может понадобиться ночью в почти пустой комнате? Только он сам.
Не крыс же ради сюда ломятся?
Хорошо, что задвижка была сделана из массивного бруса, она перекрывала небольшую дверь крохотной каморки не хуже, чем запоры – ворота Цитадели Акватики.
Но тот, кто был по ту сторону двери, очень старался, настойчиво и трудолюбиво.
Вдруг поскрипывание сменилось равномерными жжикающими звуками.
Бублику и так было страшно, а от этого стало ещё хуже.
Но просто сидеть и слушать он не мог.
Выбравшись из кровати, он на цыпочках подошёл к двери, чтобы узнать, что же там жжикает.
В щели между дверью и косяком ходила туда-сюда тонюсенькая пилка, медленно, но упорно вгрызаясь в дерево.
Бублик понял, какую глупость он сморозил, когда закрывал дверь: мудрый мастер, сделавший задвижку, предусмотрел и такую возможность. Он защитил конец бруса полоской жести. А Бублик задвинул брус слишком далеко, и против щели в двери было чистое дерево.
Бублик так разозлился сам на себя, что даже страх прошёл. Он неслышно вернулся к кровати, откинул крышку своего сундучка, стоявшего рядом, и достал небольшой узкий ножичек, каким всегда чистил картошку и морковку.
Потом вернулся к двери, улучил момент и подставил под зубья пилки тупую спинку лезвия. Пилка возмущённо заскрипела зубами, царапая металл.
Это очень не понравилось тому, кто стоял за дверью. Он выдернул пилку и стал подпиливать брус снизу.
Но Бублик уже успел отодвинуть брус назад, буквально на два пальца, и теперь металлическая накладка легла точно там, где и должна была быть.
И задвижка стала пилке не по зубам.
Тот, кто стоял за дверью, понял это и, мягко ступая, ушёл.
Бублик подумал: “Может быть, подождать у двери до утра?” Но сон победил страх, Бублик решил, что в случае чего он обязательно проснётся, и забрался под одеяло.
Пока он воевал с невидимым врагом за дверью, Скряг потихоньку перебрался на его подушку.
Бублик сердито водворил нахала обратно в ноги.
“А говорят: “крысы чуткие сторожа”!..” – подумал он мрачно. – “Тут голову, похоже, скоро отпилят, а эти даже не проснутся. Кому я мог понадобиться? И зачем?”
* * *
Сказать, что Бублик проснулся угрюмым – ничего не сказать.У него даже живот закрутило, когда он открыл глаза и вспомнил о ночном происшествии.
А главное, он никак не мог понять, почему пытаются попасть именно в его комнату? И как теперь быть дальше? Ждать каждую ночь, пока кто-то неизвестный будет ломиться в дверь? Или в окно?
Ответов на свои вопросы Бублик не нашёл и пошёл завтракать, то есть хлебать жидкую кашицу.
За завтраком, пока прочие дружно жевали, Главный Повар толкал вдохновляющую речь:
– Не упадем лицом в грязь! – призывал он. – Не посрамим родных стен! Состряпаем и перестряпаем всех прочих! Так ведь, орлы мои?
– Перестряпаем! – вразнобой, давясь кусками, подтвердили кухонные орлы.
– Устряпаем! – пискнул кто-то остроумный с конца стола, где сидели поварята.
– Сегодня – день разминки! – не обращая внимания на последний выкрик, продолжил свою речь Главный Повар. – На наше счастье не все ещё прибыли, поэтому мы попечём сегодня того-сего, разных мелочей. Покажем себя чуть-чуть, карты на стол выкладывать не будем.
То, сё и разные мелочи (по разумению Главного Повара) были:
три сотни песочных пирожных с масляным кремом,
полторы сотни песочных корзиночек с кремом и фруктами,
сотня слоёных бантиков, обсыпанных сахарной пудрой,
полсотни слоеных трубочек с белковым кремом,
двести бисквитных пирожных с мармеладом и орехами
и сто пирожных “картошка” с “глазками” из розового масляного крема.
В полуподвале каждой башни имелась образцовая кухня со всем, что надо отряду кулинаров.
Были там и духовые шкафы, и разделочные столы, и плиты для жарки и варки.
Но Главный Повар всё равно был недоволен.
– Ну что это за духовой шкаф?! – возмущался он гневно. – Это не шкаф, это коробка от обуви! Здесь даже полусотни пирожных не сделаешь! И о н и называют э т о кухней! А ещё на конкурс приглашают. Да у меня скалки шире их разделочных столов!
Но, несмотря на его ворчание, кухня была удобной и даже уютной. Пока Главный Повар бесновался, повара и поварята распаковали ящики, достали свои поварешки, скалки и терки, повесили сита и укрепили мясорубки.
И работа потихоньку закипела.
Замесили тесто для песочных и слоёных пирожных. Застучали венчики, взбивающие белки с желтками для бисквита.
Кухня наполнилась рабочим шумом. Запахло подрумянившимися орехами, которые поджаривали для того, чтобы украсить ими пирожные.
Два повара в четыре руки привычно наполняли формы для пирожных песочных тестом, накручивали на специальные рожки полоски слоёного теста для трубочек, резали и крутили бантики, выкладывая их на широкие железные листы.
Другие повара, стараясь не дышать, выливали бисквитное тесто в форму.
– Всем замереть! – раздался рык Главного Повара.
Кухня онемела и обездвижела, форма с бисквитным тестом отправилась в духовку.
Повара и поварята замерли, боясь произвести малейшее сотрясение. Чтобы капризное тесто не осело от толчка, не стало плоской лепёшкой.
Бисквит неторопливо пёкся, миллионы воздушных пузырьков наполняли его, делая пышным и нежным.
Главный Повар стоял около духового шкафа и поварским нюхом угадывал то мгновение, после которого бисквиту уже ничего не угрожает.
– Отмереть! – раздался его успокоившийся голос.
Кухня ожила.
В другом духовом шкафу выпекались песочные корзиночки, скоро настал черёд и слоёных пирожных.
Подошло время для кремов.
Пока выпеченные заготовки остывали, на кухне опять завели свою песню взбивалки всех конструкций. В одном углу взбивали масло для масляного крема, в другом – белки с сахаром для белкового.
На плитах уваривались сиропы и повидла, кипела вода. Фрукты резали на красивые кусочки и опускали на мгновение в кипяток.
Главный Повар лично проконтролировал, как унесли в прохладную кладовую бисквитные пласты: они должны были пролежать в прохладе всю ночь, и лишь потом их можно пропитать сиропом, чтобы сделать торты и пирожные не из сухого, а из пропитанного бисквита.
Дело близилось к концу: в корзинки укладывали фрукты, выдавливали из отсадочных мешков с кремом всякие цветочки и листочки, завитушки и зубчики.