Да мало ли какие причины могли задержать! Один день задержки Гонца еще не основание для паники…
   Но Полосатик все равно не спал.
   Он снял с куска простыни на стене фигурку Стального Мотылька и оставил там только Забияку и Северного Ветра. Подумав, он укрепил фигурки друг напротив друга так, чтобы шпаги их скрестились.
   Ему вспомнился полуфинал, та радость, которую он испытал после победы Забияки и то сожаление, когда вернувшись домой узнал, что отца еще нет в Городе и, следовательно, боя он не видел.
   Даже самого себя убеждая, что просто припозднился, занимаясь домашними делами, Полосатик на самом деле чутко вслушивался в ночь за окном, надеясь услышать легкие шаги отца.
   И когда кто-нибудь подходил к дому, он выглядывал в окно, но все это было не то.
   Шел Улицей Гонцов к себе усталый булочник, весь вечер заводивший тесто для утренних булочек с маком, изюмом и корицей. Возвращались из Цитадели Гонцы. Прошел школьный сторож.
   В очередной раз выглянув в окно на звук шагов, Полосатик с изумлением увидел, как мимо его дома быстро идет Затычка, зажимая под мышкой стопу каких-то больших листов.
   Даже не остановившись у дома Полосатика, Затычка прошел мимо, куда-то по направлению к Цитадели.
   Через минуту Полосатик, тоже выбравшись из дома с помощью окна, уж спешил к Шустрику, чтобы поднять его и вместе отправиться по следу Затычки.

Глава восьмая. Стечение обстоятельств

   Прошло совсем немного времени, и друзья вслед за Затычкой очутились на Круглой Площади.
   Сказать, что они удивились, увидев во что превратилась ограда вокруг карусели – значит ничего не сказать.
   Шустрик с Полосатиком медленно двинулись вдоль нее, читая при ярком свете луны то, что было написано крупными буквами на больших листах и изумлению их не было границ.
   Изучая плакат за плакатом, они медленно обошли карусель и застали на месте преступления Затычку, который вешал на ограду последний лист.
   Увидев друзей, Затычка сначала страшно смутился, но потом с жадным любопытством спросил:
   – Ну и как вам?
   – А-а-а… Э-э-э… – что-то невнятно промямлил Полосатик.
   – Все равно продолжай писать… – твердо сказал Шустрик.
   – Значит, не понравилось! – все понял и страшно расстроился Затычка.
   Плечи у него опустились и весь он сник.
   Жажда славы, было прочно поселившаяся у него в душе, собрала пожитки и тихонько, без шума удалилась в неизвестном направлении.
   – Я про стихи ничего не говорю! – решительно сказал Шустрик. – Стихи, может быть, и не плохие, но ведь ты все здесь напутал! Тебя на смех поднимут, когда прочтут. Для чужестранца, может, и сойдет, но наши точно смеяться будут. Это надо же так собственную историю переврать!
   – Мне кажется, это лучше снять, – заговорил, наконец, нормальными словами, а не непонятными звуками Полосатик. – Пока кто-нибудь не увидел. Ты над ней еще поработай, может лучше будет…
   Тяжело вздохнув, Затычка посмотрел на друзей, на свою горемычную поэму и с убитым видом принялся снимать листы с ограды.
   Шустрику и Полосатику было очень его жалко, но ведь даже то, что они сказали Затычке, было самым мягким из их мнения о поэме.
   Затычка собрал все листы, сложил их снова стопочкой, прижал к груди и мрачно сказал:
   – Ну, пойдемте домой. Спать пора.
   В этот момент раздались крики и тяжелый топот. Крики доносились с Улицы Улитки, примыкающей к Круглой Площади.
   Данюшки бросились туда, где кричали, причем Затычка бежал впереди всех, в обнимку со стопой своих листов.
   Дверь в Собрание Древностей и Чудесностей была взломана, а на пороге лежал раненый сторож Собрания, видимо прибежавший к двери на шум.
   Сторожа, чтобы не мешал, грабители стукнули чем-то тяжелым, у него была рассечена голова и струилась кровь.
   – Затычка, быстро беги за тетушкой Гирошимой, а мы пока тут будем! – распорядился Полосатик, приподнимая сторожа и кладя его голову себе на колени.
   Шустрик пытался своим носовым платком зажать его рану, чтобы кровь текла не так сильно.
   Продолжая прижимать к себе листы, Затычка, на которого свалилось слишком много несчастий зараз, в отстраненном от мира состоянии послушно побежал на Спокойную Улицу.
   Только взбежав по ступенькам на второй этаж, он немного пришел в себя, сообразил, что продолжает держать в руках раскритикованную друзьями поэму, с раздражением швырнул стопку листов под чердачную лестницу и стал стучать поочередно то в дверь тетушки Гирошимы, то в дверь Учителя Лабео.
   – Госпожа Гирошима, откройте! Учитель Лабео, проснитесь!
   Почти одновременно двери с двух сторон лестничной площадки раскрылись и из них выглянули тетушка Гирошима в ночном чепчике и рубашке, и встрепанный господин Лабео.
   – Затычка? – торопливо надевая очки, воскликнул Учитель. – Что случилось?
   – Там кто-то на Собрание Древностей напал, сторож ранен! Шустрик и Полосатик около сторожа, у него кровь из головы хлещет!
   Услышав все это, тетушка Гирошима скрылась за дверью и через мгновение опять стояла на лестнице, по-прежнему в ночной рубашке, халате и чепчике, но уже с пузатым лекарским саквояжем в руках.
   – Идем!
   Набросив на пижаму широкий плащ, господин Лабео тоже выбежал из квартиры и они втроем побежали по пустой улице.
   – Вы бегом к сторожу, а я в Цитадель, вызову Меченосцев! – сказал Учитель Лабео и заспешил, прямо в тапочках, к Королевскому Замку.
   Затычка думал, что он, Затычка, бегает быстро, а толстая тетушка Гирошима бегать совсем не умеет.
   Оказалось, он всю жизнь заблуждался.
   Тетушка Гирошима в своей ночной рубашке развила такую скорость, что вполне заняла бы призовое место на состязании Гонцов. Затычка ее и не сразу догнал.
   – Так, мои хорошие, дайте-ка я гляну! – еле переводя дыхание, сказала она, склоняясь над сторожем.
   Щелкнул замочек саквояжа, госпожа Гирошима достала оттуда какие-то баночки и скляночки, и принялась останавливать кровь.
   Данюшки, как могли, помогали ей.
   Обработав рану, тетушка Гирошима наложила на нее повязку и забинтовала сторожу голову.
   – Он вам, ребятки, теперь должен билет на финал, на самое лучшее место, – сказала она. – Вы ему жизнь спасли, тем что рядом оказались и меня сразу вызвали. А так бы он до утра мог и не дотянуть.
   По улице уже бежали Черные Меченосцы вместе с господином Лабео.
   Они быстро унесли раненого сторожа к госпоже Гирошиме.
   Данюшки вместе с Учителем Лабео и Начальником Караула вошли в Собрание Древностей и Чудесностей.
   Грабители не тронули ни древностей, ни чудесностей. Костюмы бойцов Бета Спленденс их тоже не заинтересовали.
   Исчезли золотая цепь с гербом Акватики и обе шпаги.
   Данюшки стояли перед пустыми подставками и внутри у них было тоже пусто и как-то очень нехорошо.
   – Да, ребята, – сказал Учитель Лабео. – Придется нам идти будить Забияку и говорить ему, что Игрунью украли. Пойдемте, один я не хочу нести такую тяжелую весть.
* * *
   Даже разделенная на четверых, грустная новость не стала легче.
   Услышав ее, Забияка сразу постарел лет на десять.
   – Я с ней провел все свои турниры… – только и сказал Забияка, но столько боли было в этих словах!
   – Знаю… – горько отозвался Учитель Лабео.
   Забияка быстро и молча оделся, и пошел к Собранию Древностей.
   Данюшки хотели бежать за ним, но Учитель их остановил.
   – Не надо, – сказал он. – Забияке лучше сейчас побыть одному, а вам пора спать. Так и быть, учитывая события сегодняшней ночи, в которой вы деятельно принимали участие, можете в школу не идти, толку там от вас все равно не будет. Пойдемте ко мне, я вас уложу, а сам по пути в школу зайду к вашим родителям и предупрежу, чтобы не волновались.
   Данюшки согласились и пошли к нему домой.
   Все равно теперь не удастся скрыть ночного похода, так пусть уж лучше первая волна родительского гнева падет на голову Учителя Лабео, а они немного поспят в тишине и спокойствии.
   Учитель Лабео постелил им на полу в большей из двух своих комнат, а сам принялся собираться, как делает это каждый человек, проснувшись поутру.
   Данюшки охотно позавтракали с ним за компанию и отправились на боковую.
   Учитель Лабео умылся, побрился, оделся и пошел в школу.
   Начиналось утро.

Глава девятая. После кражи

   Полосатик проснулся раньше всех, где-то к обеду.
   Идти домой одному ему не хотелось, спать еще – как ни странно – тоже.
   Он тихонько поднялся и оделся, взял наугад с полки Учителя Лабео первую же книгу, приглянувшуюся ему красочным переплетом, и вместе с ней вышел на кухню. Там он примостился у кухонного стола и раскрыл ее.
   Это был «Свод сражений бойцов Бета Спленденс с обзором положения не только в Союзе Королевств, но и в иных, самых дальних землях», выпущенный в Аквилоне.
   В толстом “Своде…” перечислялись мало-мальски крупные турниры за прошедшее десятилетие, яркие картинки сопровождали каждое описание.
   Первым делом Полосатик нашел турниры с участием Забияки. Их было много, – много было и иллюстраций.
   “Забияка атакует, Забияка парирует, Забияка салютует противнику”.
   “Да, точно, Игрунья везде была с ним!” – вздохнул, просматривая картинки, Полосатик.
   Потом он решил найти Северного Ветра.
   Это оказалось куда труднее: в много страничном томе его турниры занимали от силы пять страниц.
   На картинках Северный Ветер был как живой, такой же замкнутый и непроницаемый.
   Имена его противников ничего Полосатику не сказали – он их не знал.
   Тогда он прошел в комнату, позаимствовал со стола Учителя Лабео лист бумаги и огрызок карандаша, наточил карандаш в кухне у печки, замел и закинул в печь стружки, и снова сел за кухонный стол.
   На листе бумаги он аккуратно столбиком выписал всех противников Северного Ветра, отметив, кто побеждал его в турнирах, а кто проигрывал.
   Затем методично принялся искать другие турниры с участием этих бойцов и тоже выписывал их отдельной строкой. Постепенно замелькали знакомые имена.
   Подсчитав, сколько проигрывали и сколько выигрывали знакомые Полосатику бойцы Бета Спленденс незнакомым ему противникам Северного Ветра, Полосатик начертил таблицу, куда занес все расчеты. Затем он принялся искать бои этих же знакомых бойцов с бойцами, которые сражались с Забиякой.
   Расчеты все усложнялись и усложнялись, но зато Полосатик смог оценить силы Северного Ветра.
   Когда друзья проснулись, на листочке Полосатика не было чистого пятнышка.
   – Ты что? – подозрительно спросил его Затычка, решивший, что болезнь славы перекинулась с него на друга и теперь он тоже строчит стихи. – Творческий зуд одолел?
   – Северного Ветра вычисляю, не мешай, – отмахнулся Полосатик, который похитил со стола Учителя Лабео еще один лист и теперь на нем начисто выписывал сводную таблицу. – По этой книженции выходит, что боец он сильный, хотя я бы ему алого пера не дал.
   – Хм, – заинтересовался Затычка, глядя в таблицу. – Значит, вот какие встречи у него были… Интересно… А ты заметил, на костюме, который висит в Собрании Древностей, у него вообще нет пера!
   – Может карты раскрывать не хочет? – предположил Полосатик. – Ждет поединка?
   – О чем спорите? – спросил, войдя в кухню, Шустрик.
   Он только что умылся и теперь вытирался полотенцем Учителя Лабео.
   – О Северном Ветре. Как ты думаешь, какое у него перо?
   – Ну уж не меньше желтого! – уверенно сказал Шустрик. – А вообще-то мне кажется, что алое. Это же надо самоубийцей быть, чтобы с желтым пером бросить вызов лучшему бойцу Акватики.
   – У него на шляпе, которая в Собрании Древностей, вообще нет пера! – сообщил Затычка. – Словно он и не боец вовсе, а ученик.
   – Пойдемте к Забияке, – предложил Шустрик. – Узнаем новости. Может они будут не такими и плохими.
****
   Забияка был дома, но было видно, что он не ложился с того момента, как они его разбудили ночью.
   – Нет, – сразу хмуро сказал он, взглянув на вопросительные лица данюшек. – Ее не нашли.
   – А грабителей?
   – Они тоже, как сквозь землю, провалились. Караулы по тревоге подняли сразу же, только Учитель Лабео добрался до Цитадели, и патрули тут же стали прочесывать улочки, но никого не обнаружили. Вокруг Собрания Древностей все спало и храпело.
   – Главное, что похищенное еще в Акватике, – сказал Шустрик. – Значит шансов найти его больше, чем если бы оно было уже за пределами Города. Но ведь покинуть Акватику до утра они никак не могли?
   – Никак, – подтвердил Забияка. – При закрытых на ночь Воротах это исключено. А сейчас всех входящих и выходящих проверяют. Приятного мало, но Начальник Караула говорит, что только так можно воспрепятствовать тому, чтобы украденное вынесли или вывезли из Акватики. Это радует.
   Вопреки смыслу слов, тон его был очень мрачным.
   На стене, покрытой роскошным харацинским ковром, висели золотые цепи с медальонами, которые Забияка выигрывал в турнирах. Тут же было выигранное в боях или подаренное друзьями оружие.
   – У меня уже состоялся разговор с Северным Ветром в присутствии Королевского Герольда, – сказал Забияка, не отрывая глаз от стены.
   – Какой? – заинтересовались данюшки.
   – Королевский Герольд выразил нам соболезнование и предложил отложить финал турнира до тех пор, пока шпаги не найдут. Я согласился, но Северный Ветер отказался. Он сказал, что шпаги могут искать до падения на землю Оси Мира. А ему не так уж нравится Акватика, чтобы жить в ней все это время в ожидании обещанного боя. Он сказал, что если финал в объявленный день не состоится, он будет считать себя победившим, а меня проигравшим, и по праву потребует себе золотую цепь победителя. Герольд еле-еле убедил его отложить финальную схватку на неделю, объясняя, что сковать новую цепь раньше никак не получится.
   Забияка оторвал взгляд от ковра, тряхнул головой и, взглянув на друзей, горько сказал:
   – А у меня, ребята, такое чувство, что не только Игрунью украли, словно руку мою по плечо отрубили! Мне выть от боли хочется во весь голос, а он стоял там такой же невозмутимый, как кусок мороженого мяса. Неужели ему все равно, какой шпагой сражаться? Я так не могу! Наверное, я плохой боец, такого самообладания у меня нет и не будет… Когда домой пришел, я все свои клики перепробовал. И то, да не то! Отлично сделаны, но нет среди них Игруньи, равнодушно они в руке лежат, тычу ими, как ручкой от швабры, хуже ученика-первогодка!
   Он сердито махнул в сторону выстроившихся на подставках шпаг.
   – Вот, сижу и собираюсь с духом. Надо выбирать одну и начинать с ней тренироваться. Неделя – это очень мало.
   Данюшки уходили от Забияки совсем расстроенные.
   – Похоже, теперь не важно, какого цвета перо у Северного Ветра, – тоскливо сказал Затычка. – Те сволочи, что Игрунью сперли, срезали алое перо Забияке напрочь.
* * *
   От Забияки они пошли к Собранию Древностей в надежде найти около него хоть какие-нибудь следы грабителей, которые показали бы, куда те скрылись.
   Но брусчатка мостовой не лучшая поверхность для оставления следов…
   Данюшки прошли немного в том направления, куда ночью убежали воры, внимательно глядя под ноги, но ни подозрительных пуговиц, ни клочков одежды, ни наводящих на след предметов им не попалось.
   Спрятаться тоже вроде бы было негде – ни заброшенных зданий вокруг, ни пустырей. Улочки были застроены плотно – центр Города, как ни как, вокруг на первых этажах размещались в основном лавочки и мастерские, которые на ночь крепко закрывались.
   – Ничего нет, – разочарованно сказал Полосатик. – Где они могли укрыться – ума не приложу!
   Они вернулись к зданию Собрания. Там дежурили меченосцы из Черной Роты, данюшек они узнали и пропустили.
   В зале было все как обычно, только пустовали подставки под шпаги и мраморный постамент, на котором совсем недавно так важно лежала подарочная цепь.
   – И ведь ничего больше не тронули! – возмутился Шустрик. – Только это!
   – Может быть просто не успели? – заметил подошедший Меченосец. – Крики сторожа их спугнули, да и вы подоспели. А что вы делали на площади в такую рань?
   – Гуляли, – буркнул, покраснев, как помидор, Затычка.
   – А чем здесь пахнет? – перебил его Шустрик.
   Друзья подумали, что он так отвлекает от неприятного вопроса Меченосца, но оказалось, что Шустрик и правда что-то унюхал.
   Видимо, грабители задержались в этом месте, срывая с подставок шпаги и цепь, а потом быстро растворились в ночи, но тяжелый неприятный запах после них остался.
   Меченосец тоже принюхался и поморщился.
   – Ну надо же, правда пахнет! Притоном воняет. Такой запах оставляют долго не мывшиеся люди, много курящие и пьющие дешевое крепкое вино в больших количествах, – важно сообщил он.
   Тут его позвали и он ушел.
   – Понятно, – весьма ехидно сказал Затычка. – Теперь одна ниточка отпала и мы точно знаем, что шпаги попер не Учитель Танцев из женской воскресной школы. Пошли, со сторожем поговорим, – он, наверное, очнулся. Ты, Шустрый, еще раз понюхай, может, унюхаешь чего необычного.
   Шустрик добросовестно понюхал.
   Пахло мерзко. Наверное, более приятный запах и не сохранился бы так долго, давно бы улетучился. Кроме того, что перечислил Меченосец довольно резко пахло еще чем-то, но чем – он не понял.
   – Вонь, она и есть вонь, – сказал он. – Сколько же не мыться надо, что бы так благоухать? Пошли.

Глава десятая. Храбрый сторож

   Они опять пошли к дому Учителя Лабео: ведь раненого сторожа меченосцы отнесли к тетушке Гирошиме.
   И вот тут-то их ждал сюрприз: около лестницы, ведущей на чердак, валялся лист из стопки, кинутой сюда впопыхах Затычкой и на листе хорошо отпечатался грязный след чей-то ноги.
   Данюшки кинулись на чердак, но, разумеется, там давным-давно никого не было. Кроме уже знакомого им запаха.
   – Ну и дураки же мы! – в сердцах сказал Затычка. – Бегаем по улице туда-сюда, гадаем, где они от патрулей укрыться могли, а они просто-напросто проследили, куда я побежал, и пока мы с тетушкой Гирошимой и Учителем Лабео спешили к Собранию Древностей, спокойно укрылись на чердаке. А утром ушли. Вот и гадай теперь, куда! Получается, мы преспокойненько спали, а они у нас над головой сидели.
   – Это кто там буянит? – вдруг раздался снизу грозный голос тетушки Гирошимы. – Сейчас швабру возьму!
   – Это мы, госпожа Гирошима, – успокоил ее Шустрик, первым спускаясь на лестничную площадку. – Швабру-то раньше надо было брать: оказывается на Вашем чердаке те грабители и спрятались, пока Вас не было.
   – Ну ты посмотри! – всплеснула руками тетушка Гирошима. – Словно медом нам чердак намазали! То тут призраки по ночам скачут, то воры прячутся. Ай, попались бы они мне, я бы им все косточки переломала! И лечить бы не стала! А если и стала бы, то только слабительным!
   – Госпожа Гирошима, можно мы со сторожем поговорим? – спросил Полосатик. – Он уже пришел в себя?
   – Можно, – разрешила тетушка Гирошима. – Скоро повозка должна подъехать, в Госпиталь Цитадели его забрать, а пока не подъехала – говорите.
   – Очень хорошо! – обрадовались данюшки.
   Перебинтованный сторож лежал в приемной тетушки Гирошимы, где она обычно принимала больных и увечных.
   Увидев данюшек, он слабо улыбнулся:
   – Так это вы, ребята, подоспели ночью? Тетушка Гирошима мне рассказала. Спасибо, что прибежали.
   – Поздно мы прибежали, – вздохнул Полосатик. – Грабители уже тю-тю. Вы заметили, сколько их было?
   – Да, похоже, трое, – задумался сторож. – А может двое… Нет, трое. Если не двое… Трое.
   – А вспомнить их можете?
   – Нет, ребята, – вздохнул сторож. – Из темноты появились темные личности и шарахнули меня какой-то черной загогулиной.
   – А как же вы тогда смогли закричать? – тут же спросил Затычка. – Если они Вас моментально вырубили?
   – А кричать я заранее начал, – гордо сказал сторож. – На всякий случай.
   – Ну хоть что-нибудь запомнилось? – вздохнув, спросил Шустрик. – Может, что-нибудь в глаза бросилось?
   – Воняло от одного из них, как от помойки, – вспомнил сторож. – Может и от всех, но от этого – он меня ударил – точно. Словно он с рождения не мылся.
   Больше ничего сторож припомнить не мог, как они с ним не бились.
   Подъехала повозка и сторожа увезли в Госпиталь.
   Данюшки поплелись домой.
   Их расследование зашло в тупик.
* * *
   Отец Полосатика прибежал только вечером.
   – В Ньямаголе задержали, – объяснил он. – Я думал, только полуфинал пропустил, а оказывается, у вас тут новости похлеще. Рассказывай.
   Полосатик рассказал обо всем. И о том, как прошел полуфинальный бой, и о краже в Собрании Древностей, и об их попытках найти грабителей. Только о Затычкиной поэме не сказал ни слова.
   – Да, получается, больше всех пострадал Забияка, – сказал, выслушав Полосатика, его отец.
   Утром была школа.
   Новостей о пропавшем оружии не было.
   В Восточных, Западных и Южных Воротах по-прежнему проверяли всех входящих и выходящих.
   По Городу уже развешали новые афиши, где сообщалось, что финал Большого Весеннего Турнира переносится на неделю.
   Мастер Халиб с внуком опять заперлись в своей мастерской – они срочно ковали новую цепь победителю.
   После школы данюшки первым делом побежали к Забияке.
   В зале Бета Спленденс Забияка тренировался с новой шпагой. Лицо у него было мрачным, но решительным.
   Они не стали его отвлекать и пошли к гостинице, где остановился Северный Ветер, чтобы посмотреть и на него.
   Северный Ветер, как и в первый раз, обедал.
   Вид у него был по-прежнему непроницаемым. Ни радости, ни печали, ни разочарования, ни огорчения. Ничего.
   Данюшки посмотрели, как он жует, и побрели прочь.
   – Ты веришь в совпадения? – спросил Затычка Полосатика. – Я нет.
   – Хочешь сказать, кажа была не случайной? – уточнил Полосатик.
   – Хочу.
   – Тогда думай, кому она выгодна. Кому мешал Весенний Турнир?
   – Обществу Любителей Певчих Канареек, – сказал Затычка. – У них состязание кенаров тоже через неделю, а все зрители на финале будут. Вот им и обидно.
   Шустрик постучал себя по голове.
   – Ты думай, что говоришь! Если бы не кража, турнир состоялся бы послезавтра, и никаким любителям канареек он бы не помешал.
   – Тогда не знаю. Может быть в Акватике завелось Тайное Общество Ненавистников Большого Турнира? Вот они и пакостят, как могут? А?
   – Я не знаю, – честно сказал Шустрик.
   – Тогда давайте тянуть ниточку с другого конца, – предложил Полосатик. – Будем искать запах, который ты унюхал.
   – Нюхать каждого прохожего? Хорошее занятие. Развивает терпение.
   – Почему прохожего?
   – А кого?
   – Меченосец сказал, что пахнет притоном.
   – А ты, Полосатый, знаешь какие-нибудь притоны? – удивился Затычка. – Я так нет.
   – И я не знаю, – признался Шустрик.
   – Будем нюхать не в притонах, в обычных кабачках и трактирчиках, – предложил Полосатик. – Какая разница?
   – Нам и там по шее накостыляют, – жизнерадостно заявил Затычка. – Скажут: чего разнюхались? – И по шее!
   – А мы скажем, что ищем одного моряка, который может у них быть. Моряки обожают в кабаках сидеть. Он с твоей бабушкой в одном классе в детстве учился и она его на улице случайно встретила. Сначала не узнала, а потом узнала, но он уже исчез. Вот мы по ее просьбе и ищем. А Шустрый в это время будет незаметно нюхать, – сказал Полосатик.
   – Ну разве что так… – с сомнением протянул Затычка. – Ради бабушки я могу.
   И они пошли в долгий поход по заведениям Акватики, начиная от самых чистеньких ресторанчиков в центре, кончая грязными кабачками на окраинах.
   Пахло везде по-разному, но ничего похожего на тот запах не попадалось.
* * *
   – Все, я больше не могу! – взмолился вечером Шустрик. – Идем домой, у меня нос уже распух. Да и уроки делать надо.
   – Осталось пять дней до турнира, – загнул пять пальцев на руке Затычка и поднес кулак к лицу Шустрика. – Пять. Объясни это своему носу.

Глава одиннадцатая. Поиски и предположения

   Пошел третий день после кражи.
   Данюшки упорно продолжали свои поиски.
   Упорство ни к чему не привело: в Акватике они ничего не нашли.
   – Значит, нам остались только предместья, – радостно сообщил друзьям Затычка. – Это же мелочи…
   Они вышли через Южные Ворота.
   – И все-таки, кажется мне, что эта кража не случайна, – задумчиво сказал Полосатик, когда они шагали дорогой по направлению к пристани. – Почему они украли именно цепь и шпаги?
   – Потому что другого не успели, тебе же объясняли, – сказал Затычка.
   – Неправда. Там при любой спешке можно было ценных вещей нахватать. Руку протяни – шляпа Забияки лежит. А там рубину на пряжке, которой перо к тулье пристегнуто, цены нет. Его Забияке в прошлом году после турнира аквилонские купцы подарили. Рубин воры не взяли.
   – Значит, побоялись. Камень заметный, попробуй, продай! А цепь можно на кусочки разобрать и реализовать по частям, – предположил Затычка.
   – И шпаги по кусочкам? – поинтересовался Полосатик.
   – Шпаги продать любителям. Знаешь, сколько какой-нибудь чокнутый болельщик из Ньямагола за шпагу Забияки отвалит? Он ее и не покажет никому, будет над ней трястись и смотреть каждую ночь при свече в темном погребе.