Гамильтон Диана. Сладость обольщения

   — К черту Робартеса вместе с вашим агентством. Почему вы никак не хотите признать, что я привез вас сюда совсем не для рекламных дел!
   Челси не могла заставить себя посмотреть ему прямо в глаза — и смутить Куина своим пристальным взглядом, как подсказывало ей какое-то инстинктивное чувство.
   Нужно было солгать ему, сказав, что он не прав. Но ведь она знала, что прав. Он отпустил ее руку, и она машинально потерла покрасневшую кожу. Или иметь с ним дело можно, лишь оставаясь честной?
   — Расскажите, какой была реакция ваших родителей на сообщение о нашей так называемой помолвке?
   Этот между прочим заданный вопрос удивил ее и снял напряжение. Если уж она решила быть с ним абсолютно честной, пожалуй, можно начать. Она не идеализировала свое детство, оно сделало ее такой, какая она есть, — больше всего заинтересованной в карьере и продвижении по службе.
   Рассеянно потягивая восхитительное холодное вино, Челси сухо ответила:
   — Очень сомневаюсь, помнят ли они мое имя, так что пресса может писать что угодно. — Она увидела, как сверкнули его глаза, а в уголке рта залегла морщинка. Ей стало неловко за свои резкие слова, и она извинилась:
   — Простите за некоторое преувеличение, но я ничего не слышала об отце уже двенадцать лет. Мне было четырнадцать, а Джоанни двенадцать, когда родители окончательно расстались и он уехал.
   — Джоанни — это ваша сестра? И вы обе ничего о нем не знаете? Челси кивнула.
   — Ничего.
   Он долил в бокал шампанского и, держа его за ножку, стал крутить в пальцах, наблюдая, как поднимаются вверх пузырьки. Его голос прозвучал мягко и сочувственно, когда он спросил:
   — Вы скучаете по отцу? Вас сильно ранил его уход?
   Ей хотелось спросить, что значит «сильно», но она передумала и честно призналась:
   — Нет. Думаю даже, мы почувствовали облегчение. По крайней мере прекратились ужасные ссоры и мы знали, что мама постоянно будет с нами, своими изменами отец вынуждал ее уходить из дома. Через несколько дней она возвращалась, но, проснувшись утром, мы никогда не знали, дома ли она.
   — А ваша мать — как она восприняла его уход?
   Челси пожала плечами.
   — Много плакала. Но она из тех женщин, что не могут обходиться без мужчины, даже если он никудышный. Такой женщине обязательно нужна пара. — Челси искоса взглянула на Куина. — Они не могут жить самостоятельно.
   — Не то что вы, — мягко вставил Куин, слегка улыбнувшись, и, не дожидаясь подтверждения, спросил:
   — А где она сейчас? Вы ведь хотели сказать, что ни один из ваших родителей не интересуется вами.
   Незаметный жест Куина, и на столе появилась еда: вареные креветки под соусом. Откуда он мог знать, что это одно из ее любимых кушаний — нежная мякоть, сдобренная густым чесночным соусом? Неужели их вкусы совпадают? Но он ждал ответа на свой вопрос. И хотя разговор о ее прошлом был ей скучен, он отвлекал Куина от более рискованных тем.
   — Выплакавшись, мама начала возвращаться к жизни. Мы с Джоанни вытерпели трех разных «дядей». Но когда мне исполнился двадцать один год, мама заявила, что уезжает. Мы продали дом в Степни⁸, а вырученную сумму поделили между Джоанни и мной. Мама наконец повстречала обожающего ее итальянца. Вито — вдовец и, судя по всему, очень богат. Я видела его только раз, он маленького роста, полный и почти лысый.
   Челси подцепила вилкой последнюю креветку, стараясь никак не показать, насколько ей отвратительно то, о чем она говорит. Ее мать все еще была красива и охотно продала себя дородному любовнику, который с радостью возложил все заботы о ней на свои жирные плечи.
   — Он любит путешествовать, и мама ездит с ним. — Челси вытерла рот светло-серой, в тон скатерти, салфеткой. — Последний раз я узнала о ее местопребывании шесть месяцев назад, получив наспех написанную открытку из Сиднея. Кажется, замужняя дочь Вито живет в Австралии.
   — Значит, вы вступили в жизнь, полная решимости быть совершенно непохожей на свою цепкую маму, — заметил Куин почти про себя, наполняя ее пустой бокал.
   Челси заметила, что он пил умеренно, в то время как она опустошила почти всю бутылку. Она совсем не чувствовала опьянения, а лишь расслабилась и могла говорить о вещах, о которых всегда молчала. И все же она не в такой степени забылась, чтобы сказать ему и о том, что она не только самостоятельно устраивала свою жизнь, но еще искала встречи с любимым человеком, с которым можно было бы соединить свою судьбу. Поэтому она кивнула, соглашаясь с Куином, и принялась за восхитительную землянику, поставленную перед ней.
   — Так или иначе, но вам досталось. Нельзя же допустить, чтобы родители загубили вашу жизнь, — твердо произнес Куин.
   При этих словах Челси от негодования застыла, не донеся ложку до рта. Медленно положив ложку, она сухо заметила:
   — Загубили? Если я сознательно браку предпочла карьеру, почему это должно означать, что я загубила свою жизнь?
   И зачем ей понадобилось все ему выкладывать!
   До сих пор она ни с кем так не откровенничала, не любила этого и теперь очень сожалела, что не ушла раньше, как собиралась. Как и все мужчины, он считал, что у каждой нормальной женщины должен быть мужчина и к тому же занимать основное место в ее жизни.
   Челси натянуто продолжала:
   — Удачная карьера, как и брак, может принести удовлетворение. Карьера даже больше!
   — Я не говорил о браке, — сказал он с легкой улыбкой, и Челси захотелось ударить его. — Между партнерами могут быть иные отношения, и тоже приносящие удовлетворение. Не все мужчины такие, как ваш отец.
   С Челси было достаточно. Он снова вернулся к своему любимому предмету, и теперь надо дать ему понять, что она не собирается обсуждать подобное.
   — Если я, не дай Бог, когда-нибудь влюблюсь, я бы хотела, чтобы эти отношения стали долговременными, — резко ответила она, выходя из себя и забыв о своем намерении следить за каждым словом. — А что касается вашего снисходительного замечания: «не все мужчины такие, как мой отец», то я точно знаю, что именно такие. Во-первых, сам отец, затем Том — бывший муж Джоанни, — Челси загибала пальцы. — Он начал заигрывать с секретаршей, увидев, как Джоанни совершенно невинно позавтракала с другом детства. И, конечно, Майлз. Он не делал секрета из своих связей на стороне. И Роджер — его интересовал только секс. Наверное, не родился еще такой мужчина, который был бы верен одной женщине. — с жаром высказала свое мнение Чел-си. — Так что не вините меня, если я решила избежать подобных потрясений!
   — Кто такой Роджер?
   Поднятая черная бровь и язвительно изогнутые губы сказали Челси лучше всяких слов, что она вела себя как полная идиотка, проболтавшись о том, о чем никогда не собиралась говорить. Но, взяв себя в руки, она беспечно прощебетала:
   — Один знакомый. Ничего из себя не представляет.
   — И тем не менее вы включили его в ваш список негодяев мужского пола, — быстро откликнулся Куин, явно провоцируя ее.
   Челси пожала плечами и постаралась, чтобы он не заметил ее учащенного дыхания.
   — Я упомянула его как пример мужчины, интересующегося только одним.
   — Сексом. — Куин изобразил ужас на своем лице. Он явно развеселился, а Челси нервно мяла в руках салфетку и замерла, когда, догадавшись, он спросил:
   — Вы хотели за него замуж?
   Так оно и было. Она мечтала о браке целый год. Но Куину незачем это знать. Ей было восемнадцать, она только что поступила в колледж, и теперь, оглядываясь назад, Челси понимала, что она просто созрела для любви. В детстве ей не хватало любви и привязанности, которые бывают лишь в счастливых семьях, и бессознательно она к ним стремилась, ей хотелось любить самой и быть любимой. Роджер учился в том же колледже, что и она, заканчивал компьютерный курс. Во время их второго свидания он сказал, что любит ее, и она, неопытная и наивная не по годам, поверила ему. Ей казалось, что она, в отличие от своей неудачливой матери, встретила человека, которому можно верить.
   И стала мечтать о свадьбе, о белом подвенечном платье, о том, как после они оба будут работать и купят дом для своих будущих детей, а дети будут расти в счастливой и прочной семье, которой она была лишена. И хотя Роджер не раз уговаривал уступить ему, она неизменно отказывалась, полагая, что их совместная жизнь должна быть совершенной, что физическую близость должен завершить церковный обряд. Она не понимала его недовольства и разочарования, так как сама ничего подобного не испытывала. Ее отказы его не остановили, он продолжал уговаривать ее, а однажды — этого она никогда не забудет — его терпение иссякло, и он попытался взять ее силой. Только ее испуг и нескрываемое отвращение привели его в чувство, но он перестал с ней встречаться, сказав напоследок всю правду, а именно: что его слова о любви ничего не значили, он произносил их только потому, что ей хотелось их услышать, что мирился с ее свадебными планами, лишь бы сделать более сговорчивой и заманить к себе в постель. А на самом деле и не собирался жениться на ней.
   — Я ведь уже говорила, что не хочу выходить замуж. — Челси решила ничего не объяснять. Наступило натянутое молчание. Избрав нападение как лучший вид обороны, она продолжала:
   — Вы пытаетесь понять, почему я дала обет безбрачия, забывая, что у вас самого то же предубеждение. Я вышла бы замуж, если бы встретила человека, которого могу полюбить или, что более важно, кому могу доверять. Но, поскольку это маловероятно, я рада возможности сделать карьеру. А вот то, что вы такой противник брака, — просто смешно.
   — Но я не давал обет воздержания, — заметил Куин, и у Челси кольнуло в груди от ревности ко всем тем женщинам, которые ненадолго занимали место в его жизни и его постели. Именно «ненадолго», с раздражением подумала Челси, и ей стало стыдно от того, как она реагировала на его слова и на него самого.
   Им принесли кофе, и Куин, расслабившись, откинулся в кресле. Из-за тени от низкого пламени свечи его глаз не было видно, а непроницаемое лицо казалось загадочным. О чем он сейчас думает? — промелькнуло у Челси в голове.
   — Принимая все эти обстоятельства во внимание, мы составим идеальную пару, — начал Куин, глядя на свои тщательно ухоженные ногти Он медленно перевел взгляд и посмотрел ей прямо в глаза. — Мы оба настороженно относимся к длительным связям, и у обоих есть на то причины. И мы оба хотим друг друга… хотим до боли. — От напряжения глаза его потемнели, чувственный рот был твердо сжат. Челси затаила дыхание, когда он предупредил готовый вырваться у нее яростный протест. — Будьте честны в своих чувствах и не допустите путаницы у себя в голове, сомнениям и ложной стыдливости не дайте затмить здравый смысл. А когда вы это поймете, тогда, любовь моя, мы станем любовниками. Это дело времени. Ваш ясный ум подскажет вам, что это должно произойти, поскольку было предопределено в тот самый миг, когда мы встретились. — Он встал. — Я никогда не даю обещаний, так как не претендую на роль провидца, но это я вам обещаю — мы станем любовниками. И все это время я буду верен только вам. Что бы ни случилось, я обречен на нашу будущую связь. И я покажу вам, что значит настоящая близость. А теперь, — он протянул руку, пристально глядя ей в глаза, — я отвезу вас домой.

Глава 8

   Куин отвез Челси, и больше ничего не произошло.
   Всю обратную дорогу она сидела как на иголках, не сомневаясь, что он либо станет зазывать ее к себе в пентхаус — на что она не согласится, — либо ворвется к ней в квартиру. Поднимаясь в лифте, она была на грани срыва, так как взвинтила себя, повторяя в уме, что она ему скажет, если он предложит выпить и продолжит разговор, начатый им за обедом.
   Как нечто само собой разумеющееся, он решил, что они обязательно станут любовниками, а у нее кровь закипала при мысли об этом, и она хотела дать ему понять, что этого никогда не произойдет.
   От волнения Челси дрожала, пока они шли к ее квартире. Взяв ключ из ее негнущихся пальцев, Куин открыл дверь и пропустил ее вперед. Она повернулась к нему, собираясь сказать, чтобы он ушел, а он, нагнувшись, слегка коснулся губами ее губ и только после этого направился к поджидавшему его лифту. Челси осталась стоять с раскрытым от изумления ртом.
   Это у него такая тактика, рассуждала она, снимая купальную шапочку и натягивая через голову тонкую ночную рубашку. Он, словно военный стратег, составил точный план ее обольщения и при их следующей встрече перейдет к решительным действиям. Ему не следует знать, что, если бы сегодня он обнял и поцеловал ее, она бы зажглась и ее предательское тело уступило бы без малейшей борьбы. Хороша же она! Челси сердилась на себя и, как бы в наказание, схватила щетку и стала расхаживать по квартире, с силой расчесывая длинные темные волосы. В обществе этого негодяя ее сопротивление таяло, как масло под горячим ножом. Он обладал сверхъестественным умением докопаться до истины, а она… до боли хотела его.
   Челси отбросила щетку в угол, забралась в постель и резко щелкнула выключателем, гася свет. Лежа в темноте, она негодовала на себя: каждый раз, когда она считала, что больше не думает о нем, он внезапно появлялся и воспоминания о его смелых ласках, которые, как она полагала, никогда не вернутся, вновь оживали и мучили ее. От одной лишь мысли, что он может предпринять в следующий раз, ее бросало то в жар, то в холод.
   В том, что они еще встретятся, она не сомневалась. Она, конечно, постарается этого избежать, но, как показали предыдущие события, ее увертки не помогут: ему достаточно было пригрозить, что он расскажет Майлзу правду об их помолвке. До заседания правления осталось четыре недели, и последнее слово председателя агентства решит ее участь.
   Вряд ли Куин не будет больше настаивать на их встрече. Она ударила кулаком по подушке, и в эту минуту зазвонил телефон. Услышав его глубокий, хрипловатый голос, Челси поняла, что для ее пессимизма оснований достаточно.
   — В субботу вечером мы идем на благотворительный бал. Оденьтесь поэффектнее и будьте готовы к девяти часам.
   У Челси перехватило горло и, как уже стало привычным, сердце бешено застучало. Суббота. Всего через два дня. Она этого не вынесет!
   — Вы даже не возражаете? — Его бархатный голос журчал от удовольствия, и Челси представила себе его дразнящую ленивую улыбку!
   Она грубо выпалила, так как дошла до предела:
   — А какой в этом смысл?
   — Я рад, что вы это поняли. Вы в постели? А что на вас?
   У Челси сердце ушло в пятки.
   — Вам какое дело? — Дрожащей рукой она убрала волосы с лица.
   — Я просто хочу представить, как вы выглядите, поэтому скажите, в чем вы, — не унимался Куин.
   Его голос звучал мягко и нежно. Челси бросило в жар, она едва что-либо соображала и резко буркнула в трубку:
   — Ни в чем!
   Она имела в виду, что ее ночное одеяние не должно его интересовать, а вовсе не то, что она голая. Но в волнении не подумала, что говорит, и тут же была наказана.
   — Я могу себе это легко представить, так как ваше обнаженное тело в подробностях запомнилось мне с тех пор, как я увидел вас в бассейне, прикрытую лишь парой ярко-красных лоскутков. — И с нескрываемым удовольствием Куин добавил:
   — А в них материи было всего на дюйм. Прежде чем вы бросите трубку в праведном гневе оскорбленной невинности, хочу предупредить, что в субботу я буду занят до семи вечера, поэтому кольцо вам принесут завтра днем в четыре часа.
   — Какое кольцо? — удивилась Челси. Лицо ее горело от стыда, когда она вспомнила себя в бикини. И откуда ему известно, что она невинна?
   — Обручальное, разумеется.
   — В этом нет необходимости, — оборвала она, приходя в себя.
   — Напротив, насущная, — бархатным голосом возразил он. — Все, кто будут на балу, читали объявление о помолвке и ожидают увидеть один из самых лучших камней компании на вашем милом пальчике. И вы наденете его для меня и будете выглядеть красивой для меня и будете улыбаться мне… — Его голос опьянял, и Челси, пренебрегая доводами разума, размякла, а он прошептал:
   — Спокойной ночи, любовь моя, — и положил трубку.
   Челси тоже опустила трубку на рычаг и уткнулась лицом в подушку. Она не его «любовь» и никогда ею не будет. Но как ей этого хотелось!
   Непонятно почему, но на следующий день глаза у нее были на мокром месте, чего раньше за ней не водилось. Она снова опоздала на работу и, хотя проснулась как обычно, двигалась словно в полудреме, вспоминая его слова, улыбку, как он по-особому смотрел на нее.
   Вернувшись в кабинет из студии, где она немного поспорила по поводу световых эффектов для первых дублей рекламы шампуня, она нехотя взглянула на стопку бумаг у себя на столе. Никогда прежде не считала она работу тяжким бременем, никогда прежде не теряла к ней интереса. А вдруг, с надеждой подумала Челси, она заболела, это и объясняет ее небывалую пассивность. Что ж, значит, будет у нее веская причина не идти на бал.
   Открыв присланный из отдела ксерокопирования сценарий, она попыталась сосредоточиться, но думала о том, почему Куин не проявил настойчивости и не заставил ее лечь с ним в постель. Ведь он шантажировал ее, вынуждая делать то, что ему нужно: этот обед после приема в «Райдер-Джем», затем ленч, поездка в Монкс Нортон и наконец вчерашний вечер.
   Но верила ли она тому, что он на самом деле осуществит свои угрозы? Покраснев, она отодвинула в сторону бумаги и уронила голову на руки. Нет, конечно, не верила. Не станет он идти напролом и губить чью-либо карьеру только из мести.
   Интуитивно она догадывалась об этом все время, но только теперь заставила себя честно признаться. А что это значило? Он играл с ней, и, несмотря на все свои протесты, она подыгрывала ему, притворяясь жертвой, но зная, что это не так. Выходит, она трусиха: и в чувствах своих, и в морали. Глупая старая дева двадцати шести лет, она настолько боится удовлетворить собственные желания, что притворяется, будто ее принуждают к этому!
   А он ни разу ни к чему ее не принуждал. Возможно, подталкивал, но не заставлял. Скрупулезная честность вынуждала ее признать, что влечет ее к нему с тех пор, как они впервые встретились в бассейне спортивного комплекса в их доме. А когда она увидела его на приеме, то именно это чувство побудило ее попросить его притвориться женихом. Получилась ситуация в духе Фрейда!
   Сердце подсказывало ей, что, если бы она решительно отказалась подчиниться его требованиям, он улыбнулся бы небрежно и попробовал другой ход. Он ни за что не погубил бы ее карьеру, но она, не желая прислушаться к внутреннему голосу, трусливо предпочитала притворяться, что он якобы вынуждает ее делать то, чего ей самой хотелось!
   Вся во власти своих мучительных мыслей, она застонала и не услышала, как открылась дверь.
   — Вам плохо? — спросила Молли. Челси с трудом улыбнулась.
   — Спасибо, все в порядке. Хотя совсем не в порядке, а она лишь изнуряет себя этими неприглядными откровениями!
   — Бедняжка, вы нервничаете из-за этого интервью! — посочувствовала Молли и положила перед ней стопку писем на подпись. — Не стоит. Не станут же они искать кого-нибудь со стороны на эту должность! Вы подолгу руководили отделом без посторонней помощи и справлялись с огромным объемом работы — все это знают. Даже сэр Леонард в конце концов высунет нос из викторианской эпохи и увидит, что к чему! Так что встряхнитесь. Принести вам чашку крепкого чая?
   — Конечно. — Челси глубоко вздохнула. Ей необходимо собраться — она совершенно забыла о сегодняшней неофициальной встрече с сэром Леонардом и другими директорами! Если бы Молли не напомнила, она так и сидела бы, погруженная в отчаяние, пока не придут ночные уборщицы!
   Челси придвинула к себе документы и немедленно принялась за работу, но почему-то все эти дела вдруг утратили для нее свое былое значение.
   — Челси? Это я, Джоанни.
   Челси в изнеможении опустилась на диван, едва удерживая в руке телефонную трубку. Она подумала, что это звонит Куин сказать, что сегодня не сможет вернуться вовремя и пойти с ней на бал. Неужели это ее так испугало?
   — Ты про маму ничего не знаешь? — спросила сестра.
   — С ней что-нибудь случилось? — отозвалась Челси.
   — Нет. Она позвонила мне две недели назад. Они с Вито женятся. Я так рада за нее.
   Джоанни была совершенно спокойна, а ведь в последний раз, когда Челси разговаривала с ней, она сквозь рыдания едва могла вымолвить слово. Тогда она собиралась провести пару недель во Франции у дальней родственницы, чтобы прийти в себя после развода. Что ж, значит, ей это удалось, отметила про себя Челси, а Джоанни продолжала:
   — Она так натерпелась с отцом и столько для нас сделала, что заслуживает хоть немножко счастья. Она всегда мечтала устроиться получше.
   — Она и была устроена, когда жила с нами в Степни, — не удержалась Челси. Конечно, она была рада за мать, но все еще с болью вспоминала о том, как та их оставила.
   — Но это совсем другое, — не согласилась Джоанни. — Я точно знаю, что, если бы не мы, она могла бы и раньше выйти замуж. Не многие мужчины согласятся взвалить на себя заботы о двух подростках! Мы их отпугивали! А она ушла только тогда, когда мы стали взрослыми. Я работала, ты заканчивала колледж, готовилась делать карьеру. И она не взяла ни пенни от продажи дома.
   — Ты совершенно права, — согласилась Челси. Задним числом она признала разумность сестринских доводов и со слезами на глазах добавила:
   — Надеюсь, она даст мне знать. Я пожелаю ей большого счастья.
   Джоанни засмеялась:
   — Конечно, она позвонит тебе, дурочка! Она уже пыталась, но не дозвонилась. Ты, должно быть, уезжала или у тебя за неуплату отключали телефон. А вообще… — она перевела дух, — у меня еще одна новость, и хорошая. Мы с Томом снова сходимся.
   — Джоанни! Разве это разумно? — Челси даже вздрогнула, уловив визгливые нотки в собственном голосе. Но возвращаться к Тому после всех страданий…
   — Здравый смысл ни при чем, когда дело касается любви! — ответила Джоанни. — После развода я была совершенно разбита. Казалось, для нас обоих жизнь кончена, и это кое о чем говорит. Он приехал ко мне во Францию, и мы решили снова попробовать. Когда веришь, несмотря ни на что, все решит сила любви.
   Поговорив с сестрой, Челси долго сидела, уставившись в пространство. Джоанни говорила о силе любви и доверии, когда отдаешь свое счастье в руки одному-единственному человеку. Это ее пугало, словно дверь в будущее распахнулась и вошел он, этот человек. И теперь он будет с ней всегда; даже если разлюбит ее, он останется у нее в сердце и мыслях, непостижимый и загадочный, впрочем, может, лишь для нее.
   Ее беспорядочные мысли вновь вернулись к прошлому. Почему она сдалась без борьбы? Он ведь шутил, угрожая сказать правду Робартесу, но ни за что не сделал бы этого. Неужели ее сопротивление, так легко сломленное, было только игрой? Да, разумеется. Хотела ли она уже тогда отдаться в его полную власть? И не влюбилась ли в него уже тогда?
   Челси встала — пора принять ванну, прихорошиться для него, надеть его кольцо.
   Все утро она выбирала самое лучшее платье, и теперь оно лежало на кровати — ярко-лиловое, узкое, на тоненьких лямках, с глубоким вырезом, оно стоило намного больше, чем она могла себе позволить. Но она наденет его для Куина и будет красивой для него, потому что случилось немыслимое — она была влюблена.
   Кольцо доставили, как он и сказал, с посыльным. Такого большого, потрясающего бриллианта она никогда не видела. Она наденет кольцо для него, и не потому, что оно, сверкая у нее на пальце, прекратит сплетни, а потому, что на несколько незабываемых часов она сможет притвориться, что действительно помолвлена с ним.
   Она любит его всем своим существом, а это значит, что она пойдет с ним хоть на край света и будет его возлюбленной столько времени, сколько он захочет. Но хватит ли у нее мужества перенести боль потери и одиночество, когда все кончится? Он обещал ей оставаться верным, только пока они будут вместе. Достаточно ли этого? Сможет ли она снова стать прежней после того, как узнала и полюбила его? На все эти вопросы у Челси ответа не было.
   Играла медленная, страстная музыка, и было что-то магическое в том, как они двигались в такт ей. Его глаза светились добротой и любовью, чего она не замечала раньше, а может, просто не видела этого или предпочитала не видеть. Но сейчас это было ясно, и в глубине души она знала: о чем бы он ее ни попросил, она на все согласится, больше сопротивляться она не может. И сегодня вечером скажет ему об этом.
   — Как вы думаете, когда мы сможем улизнуть отсюда? — спросил Куин, прижавшись щекой к шелковистой пряди темных волос, ниспадавших ей на плечи.
   Он коснулся губами мочки ее уха, от этого у нее перехватило дыхание, и она едва смогла произнести:
   — А мы не зайдем в буфет? Так вкусно пахнет, а я проголодалась.
   — И я тоже, любовь моя. — Глубокие, волнующие интонации его голоса говорили о том, что еда, даже самая изысканная, совсем не занимает его мысли.
   Он обнял ее еще крепче, прижавшись к ней всем телом, и так, пылая от этого прикосновения, они, медленно покачиваясь, двигались по залу.
   Челси едва держалась на ногах и бессильно опустила голову на его широкое плечо. Улыбаясь, он тяжело вздохнул.
   — Все, что прикажете, моя маленькая обжора. Я всегда к вашим услугам.
   Если бы это было правдой, подумала с легким вздохом Челси, когда он неспешно развернул ее в сторону изысканно обставленного буфета.