Гамильтон Лорел. Арлекин

   – Наверное, как-то меня задело, что она не похожа была на женщину, которая…
   – Нанимает себе эскорт, – договорил он за меня.
   – Ага.
   – Анита, у меня разные бывали клиенты.
   – Догадываюсь.
   – Ты об этом думала – или ты стараешься никогда об этом не думать?
   – Второе.
   – Анита, я не могу изменить свое прошлое.
   – Я тебя и не просила.
   – Но ты хочешь, чтобы я бросил стриптиз.
   – Я такого не говорила.
   – Но тебе неловко.
   – Натэниел, бога ради, смени тему. Мне неловко, что сама на сцену вышла. Мне неловко, что на тебе кормилась на глазах у всех. – Я так вцепилась в руль, что пальцы заболели. – Когда я в тот вечер питала от тебя ardeur, я от всей публики напиталась. Не собиралась, но вышло так, что напиталась от их вожделения. Чувствовала, как нравится им это шоу, и питалась от этого их удовольствия.
   – И ты смогла потом сутки не питаться.
   – Жан-Клод взял мой ardeur и разделил его между вами.
   – Да, но он думает, что смог это сделать отчасти и потому, что ты питалась от публики и от меня. Я получил наслаждение, когда ты поставила мне метку на глазах у всех. Ты знаешь, какое это было огромное наслаждение.
   – Ты хочешь сказать, что не выйди я на сцену и не напитайся случайно от всей публики, ardeur вышел бы из-под контроля в разгар преследования серийного убийцы?
   – Возможно.
   Я подумала об этом секунду, ведя машину. Представила себе, как прорывается ardeur в фургоне, полном копов – не каких-нибудь, а из Мобильного Резерва – наш ответ полицейскому спецназу. Или когда я была бы уже в гнезде вампиров, убивших более десятка человек.
   – Если это правда, почему тогда Жан-Клод не пытается снова залучить меня в клуб?
   – Он предлагал.
   – Я отказалась.
   – Ага, – согласился Натэниел.
   – А зачем тогда говорить мне сейчас?
   – А потому что я на тебя злюсь. – Он опустил голову на коробку, лежавшую у него на коленях. – Злюсь, что ты угробила наше свидание. Что какая-то метафизическая дрянь испортит нашу почти-годовщину.
   – Я не нарочно.
   – Это да, но с тобой всегда так. Ты хоть понимаешь, каких трудов стоит устроить с тобой нормальное свидание?
   – Если тебе не нравится, то никто тебя не держит.
   Сказала – и тут же пожалела, но брать обратно свои слова не стала.
   – Ты всерьез? – спросил он тихо и внимательно.
   – Нет, – сказала я. – Не всерьез. Просто не привыкла, что ты ко мне прикапываешься. Это работа Ричарда.
   – Не сравнивай меня с ним, я такого не заслужил.
   – Да, это ты прав.
   Ричард Зееман был когда-то моим женихом, но недолго. Я порвала с ним, когда он на моих глазах убил и съел своего врага. Потому что он – вожак местной стаи вервольфов. Он порвал со мной, не в силах примириться с тем, что мне среди монстров уютнее, чем ему. Сейчас мы просто любовники, и он наконец-то позволяет мне питать от него ardeur. Я его подруга в общине противоестественных существ, лупа при нем – Ульфрике, и он не ищет мне замены в этом аспекте. Он ищет замену мне в виде полностью человеческой женщины в том аспекте своей жизни, где он – скромный школьный учитель естествознания. Он хочет детишек и такую жизнь, где нет полнолуний и кровожадных зомби. Не то чтобы я его за это так уж осуждала – будь у меня вариант выбрать нормальную жизнь, я бы, может быть, ее и выбрала. Ну, конечно, у Ричарда такого варианта тоже нет – от ликантропии нет средства, но он пытается разделить свою жизнь на части, причем так, чтобы одна часть ничего о другой не знала. Дело трудное и похожее на рецепт запланированной катастрофы. Но это уже не мое дело – пока он просто с кем-то встречается. Вот если он с кем-нибудь заведется серьезно, тогда и посмотрим, каково мне будет на вторых ролях.
   – Ты поворот пропустила, Анита, – напомнил Натэниел.
   Я выругалась и слишком сильно затормозила на неглубоком снегу. Укротив джип, я съехала на разворот. Придется разворачиваться. Всегда можно повернуть назад.
   – Извини, – сказала я.
   – Ты задумалась о Ричарде? – Он пытался говорить безразличным голосом, но у него не получалось.
   – Ага.
   – Моя вина, это я его напомнил.
   – Откуда такой тон? – спросила я, сворачивая в городской квартал, где процесс джентрификации набирал силу, но еще не завершился. Но ехали мы обратно в прибрежный район.
   – Если бы Ричард был стриптизером, тебя бы это тоже смущало?
   – Оставь эту тему, Натэниел. Я говорю серьезно.
   – А иначе что?
   У меня по коже пробежала первая покалывающая волна энергии. Он настолько разозлился, что в нем просыпался зверь.
   – Натэниел, ты меня достаешь сегодня. Мне это совсем не нужно.
   – Я верю, что ты меня любишь, Анита. Но ты это делаешь, закрывая глаза на то, кто я. А мне нужно, чтобы ты меня принимала таким, как есть.
   – Я так и делаю.
   – Ты говоришь Арнет, что я – не твоя жертва. Но ты не хочешь связывать меня во время секса. Ты не хочешь меня насиловать.
   – Не начинай опять, – попросила я.
   – Анита, бондаж – это часть моей натуры. Мне при нем хорошо, безопасно, надежно.
   Вот одна из причин, по которой я изо всех сил старалась остаться в стороне от личной жизни Натэниела. Кое-что у меня бывает – зубы там, ногти, и мне это нравится, но есть рамки, за которыми мне уже неприятно, и вот последние недели Натэниел все старается меня за них вытащить. Я с самого начала беспокоилась, что он не будет счастлив с женщиной, которая куда меньше его интересуется бондажем, и вот именно это у нас и происходит.
   – В чем-то ты повышаешь мою самооценку лучше, чем кто бы то ни было, Анита, а с другой стороны – вызываешь очень нехорошее чувство по отношению к себе. Заставляешь меня чувствовать себя уродом из-за моих желаний.
   Я нашла место почти рядом с пылающей неоновой вывеской «Запретного плода». Так близко припарковаться от клуба в выходные – неожиданная удача. Параллельная парковка – не самое лучшее из моих умений, и потому я сосредоточилась на ней, отпихивая бешено крутящиеся мысли о том, что ответить Натэниелу.
   Наконец я все-таки припарковалась и заглушила мотор. Тишина повисла плотнее, чем мне хотелось бы. Я повернулась, насколько позволял ремень, и посмотрела на Натэниела – он отвернулся и глядел в окно.
   – Я же не хочу заставлять тебя плохо о себе думать, Натэниел, я же, черт побери, люблю тебя!
   Он кивнул, потом повернулся и посмотрел на меня. Свет уличных фонарей блеснул в его слезах.
   – Мне страшно, что я тебя так отпугну. Мой психоаналитик говорит, что партнерство в отношениях бывает либо полным, либо нет. Если оно полное, то не приходится просить партнера об удовлетворении твоих нужд.
   Я, честно говоря, ожидала, что психоаналитик будет на моей стороне, но БДСМ больше не считается болезнью. Некоторый альтернативный стиль жизни, только и всего. Да, черт побери.
   – Я хочу, чтобы ты получал все, что тебе нужно, от наших… от нас.
   – Я не прошу так много, Анита. Просто свяжи меня когда-нибудь во время секса. И делай то, что и без того мы бы делали. Ничего больше.
   Я подалась к нему и смахнула слезы с его щек.
   – Не в связывании дело, Натэниел. Дело в другом: если я сейчас соглашусь, что следующее? И не говори мне, что ничего.
   – Свяжи меня, люби меня связанного – для начала.
   – Вот это меня и пугает. Я на это соглашусь, и сразу появится что-то еще.
   – И что плохого в этом «что-то еще», Анита? Тебя пугает не то, что оно мне нужно, а то, что тебе это может понравиться.
   – Так нечестно.
   – Может быть, но это правда. Ты любишь, чтобы тебя во время секса крепко держали. Любишь напор.
   – Не всегда.
   – И я тоже не всегда люблю, чтобы меня связывали, но иногда люблю. И почему это плохо?
   – Ну ладно: не уверена, что могу удовлетворить все твои потребности. И это меня волновало еще с самого начала наших отношений.
   – Тогда ты не будешь возражать, если я найду для этих потребностей кого-нибудь другого? Секс с тобой, а бондаж с кем-то отдельно?
   Он произнес это торопливо, будто боясь, что ему храбрости не хватит.
   Я уставилась на него:
   – С чего это ты вздумал?
   – Я пытаюсь понять, где проходят границы, Анита.
   – Ты хочешь кого-то еще? – спросила я, потому что надо ведь было что-то спросить?
   – Нет, но вот у тебя в постели есть другие, и я не против, а раз ты не хочешь удовлетворить мои потребности, то…
   – Так понимать, что если я не соглашусь, ты со мной расстаешься?
   – Да нет! – Он закрыл лицо руками, издал досадливый звук. Его энергия заклубилась в машине, обжигая мне кожу, подобно горячей воде. Натэниел втянул ее в себя и посмотрел на меня с несчастным видом. – Мне это нужно, Анита. Я хотел бы с тобой, но мне нужно хоть от кого. Это в смысле секса – часть моей личности, только и всего.
   Я попыталась уложить у себя в голове, как я позволю Натэниелу позаниматься с кем-то сексуальными играми и вернуться ко мне. И не получалось. Он был прав: я его заставляю делить меня с другими мужчинами, но его с другой женщиной…
   – Так что: ты играешь в эти игрушки со связываниями на стороне, а потом возвращаешься ко мне домой?
   – Я могу найти мастера, который делает это без сексуального контакта. Только бондаж.
   – Для тебя бондаж – это секс.
   Он кивнул:
   – Иногда – да.
   – Сегодня я этого не могу, Натэниел.
   – Я тебя и не прошу. Просто подумай. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал.
   – Ты мне ставишь ультиматум. Я не очень хорошо их воспринимаю.
   – Не ультиматум это, Анита, а чистая правда. Я тебя люблю, я с тобой счастливее, чем был когда-нибудь с кем-нибудь так долго. Честно говоря, не думал, что мы столько будем вместе. Семь месяцев – это дольше, чем в моей жизни бывало. Пока я думал, что будет иначе – два-три месяца, и конец – это не было особо важно. Столько я мог бы продержаться, пока бы тебе не надоел.
   – Ты мне не надоел.
   – Знаю. Я даже думаю, что ты хочешь меня при себе оставить. Я этого не ожидал.
   – Оставить? Ты говоришь о себе будто о щенке, подобранном на улице. А ты не щенок.
   – Ну, выбери другое слово, но мы живем вместе, и у нас получается, и так может быть годами. А годами я без удовлетворения этой потребности не выдержу, Анита.
   – «Может быть». Ты все еще говоришь так, будто не ждешь продолжения.
   – Года идут, – ответил он, – и в конце концов, все от меня устают.
   Я даже не знала, что на это сказать.
   – Я – нет. Злюсь – да. Недоумеваю – бывает. Но чтобы ты мне надоел – нет.
   Он улыбнулся, но одними губами.
   – Я знаю. И будь я меньше в себе уверен, я бы не вылез ни с какими запросами. Просто переживал бы молча, но раз ты меня любишь – тогда я могу просить того, чего мне хочется.
   Если ты меня любишь. Боже ты мой.
   – Наверное, действительно люблю, Натэниел, раз не даю тебе за это пенделя под зад.
   – За что? За просьбу удовлетворить мой сексуальный голод?
   – Перестань, хватит. – Я легла лбом на руль и попыталась подумать. – Можем мы пока оставить эту тему, дать мне подумать?
   – Конечно.
   Но голос прозвучал обиженно.
   – Давно ли у тебя уже созрел этот разговор?
   – Я его откладывал до какого-нибудь затишья, пока ты не будешь торчать по пояс в яме с аллигаторами.
   – Я всегда в ней.
   – Ага, – согласился он.
   Я подняла голову и кивнула. Что ж, это честно.
   – Я подумаю о твоих словах, и на сегодня это все. О’кей?
   – Это чудесно! Нет, серьезно. Я боялся…
   Я нахмурилась:
   – Ты что, всерьез думал, что я тебя из-за этого брошу?
   Он пожал плечами, отводя глаза.
   – Ты не любишь требований, Анита. Ни от кого из мужчин твоей жизни.
   Я отстегнула ремень безопасности и подвинулась к Натэниелу, повернула его лицом к себе.
   – Не могу сказать, что умерла бы от разбитого сердца, но не представляю себе, как бы просыпалась утром, когда тебя нет. Не могу представить себе, что ты не возишься у нас на кухне. Черт, я бы про тебя сказала – «у себя на кухне». Я же там не готовлю.
   Он поцеловал меня и отодвинулся с такой улыбкой, от которой все его лицо светилось. Мне эта улыбка очень понравилась.
   – У нас на кухне. Никогда раньше у меня не бывало «у нас».
   Я его обняла – отчасти потому, что мне хотелось, отчасти чтобы скрыть выражение собственного лица. С одной стороны, я его люблю до смерти, с другой стороны, мне очень не хватает большой печатной инструкции, как с ним обращаться. Больше любого другого из моих мужчин он ставит меня в тупик. Ричард делает мне больнее, но там я почти всегда понимаю почему. Не сказать, что мне это нравится, но я хоть мотивы могу понять. Натэниел же настолько иногда бывает далеко от моей зоны комфорта, что я и сообразить ничего не могу. Я даже вампиров, живущих по пятьсот лет, понимаю лучше, чем этого мужчину в моих объятиях, и этот факт сам по себе о чем-то говорит. Хотя не знаю, о чем именно.
   – Пойдем в здание, пока Жан-Клод не стал волноваться, что с нами случилось.
   Он кивнул, все еще с тем же счастливым видом, и вышел с коробкой в руке. Я тоже вышла, нажала кнопку – джип ответил писком – и выбралась между машинами на тротуар. Натэниел снова надел шляпу – знаменитость инкогнито. Я взяла его под руку, и по тающему снегу мы пошли к клубу. Он все еще сиял из-за этого моего «у нас». А я вот не сияла, я беспокоилась. Насколько далеко я готова зайти, чтобы его при себе удержать? Могу ли я послать его к другой, чтобы его там шлепали и щекотали? Делить его с другой женщиной, если сама не могу его удовлетворить? Я не знала. Нет, честно не знала.

6

   Открыла я ту метафизическую линию, что соединяет меня с Жан-Клодом, и подумала по ней: «Ты где?». И ощутила его, или увидела, или еще какое-то слово, которого пока не придумали, когда видишь кого-то совсем в другой комнате и знаешь, что он там делает. Жан-Клод был на сцене, своим неподражаемым голосом объявлял номер.
   Я подалась назад, чтобы опереться потверже на руку Натэниела: иногда при таком метафизическом общении идти бывает трудно.
   – Жан-Клод сейчас на сцене, пойдем через парадный вход.
   – Как скажешь, – ответил он.
   Когда-то в наших отношениях именно так все и было. Он был мой послушный и ручной леопардик. Я долго трудилась, чтобы сделать его самостоятельней, чтобы научить его требовать и стоять на своем. Вот так. Доброе дело – само себе наказание.
   Вышибала в дверях был высокий, белокурый и малость слишком жизнерадостный для такой работы. Клей был одним из вервольфов Ричарда, и когда не был при ком-нибудь телохранителем, стоял тут вышибалой. Его даром было умение избегать драк – он отлично умел тихо разрулить любой конфликт. Куда более важное для вышибалы умение, чем грубая сила. На прошлой неделе Клей помогал хранить мое тело – извините за каламбур. Случился некоторый метафизический инцидент, и было похоже, что я и в самом деле стану оборотнем, а потому при мне было несколько разных ликантропов: предусмотрено было все, во что я могу превратиться. Но я как-то взяла себя в руки и вроде бы мне не придется покрываться шерстью. Клей был одним из сторожевых волков при мне, и избавиться от этой работы был рад. Он меня остерегался – боялся, что ardeur превратит его в моего сексуального раба. Ну да, вслух он этого не говорил. Может, это я проецирую на него свои страхи – может быть.
   Улыбка его несколько дрогнула, когда он меня увидел, и лицо стало совсем серьезным. Посмотрев на меня пристально, он спросил:
   – Как жизнь, Анита?
   Это была не просто вежливость: весьма опасаясь моих метафизических способностей, он не считал удачным решением отозвать всех моих стражей. Считал его слишком поспешным.
   – Все в порядке, Клей.
   Он пригляделся ко мне еще пристальнее – с высоты своих шести футов против моих пяти с тремя дюймами. За нами уже собралась очередь человека в четыре. Он перенес внимание на Натэниела:
   – Точно с ней все в порядке?
   – Точно.
   Клей выпрямился и жестом нас пропустил. Но вид у него был определенно подозрительный.
   – Честно, – шепнул ему Натэниел, когда мы проходили. – Ни намека на что-либо шерстистое.
   Клей кивнул и повернулся к следующей группе – сегодня он был привратником. Шум стоял тихий и лепечущий, как море. Началась музыка – и шум толпы и утонул в ней, и стал громче. Говор был поглощен волной музыки, но выкрики и вопли взлетели вверх на ее гребне.
   Из гардеробной, улыбаясь, вышла женщина.
   – В нашем клубе ношение крестов не разрешается.
   Я и забыла, что у меня крест поверх одежды. Обычно я его прячу от греха подальше, и девочки на проверке освященных предметов его не замечают. Я забросила крест под свитер:
   – Извините, забыла.
   – Извините и вы меня, но спрятать – недостаточно. Я вам за него выдам жетон, как на пальто.
   Ну вот, новенькая, которая меня не знает.
   – Позвоните Жан-Клоду или Баззу. Они меня с ним пропустят.
   Натэниел снял шляпу и улыбнулся девице. И даже в тусклом свете видно было, как она зарделась.
   – Брэндон! – ахнула она. – Я тебя не узнала…
   – Я сегодня инкогнито, – сказал он и посмотрел на нее, как он умел – проказливо и с заигрыванием.
   – Она с тобой?
   Я держалась за его руку – конечно же, мы были вместе. Но я промолчала. Натэниел с этой ситуацией справится, а если я начну на нее орать – это не поможет. Такова жизнь.
   Натэниел наклонился ко мне и шепнул:
   – Джоан думает, ты фанатка, которая только что ухватилась за меня у дверей.
   Ах, вот оно что. Я ей искренне улыбнулась:
   – Извините, я его девушка.
   Натэниел кивнул, подтверждая, будто такие заявления от дам поступают все время. Это заставило меня взглянуть в его улыбающееся спокойное лицо и задуматься, сколько же у него ревностных фанаток. И до чего доходит их предприимчивость.
   Джоан наклонилась к нам, чтобы ее шепот был слышен на фоне усиливающейся музыки:
   – Мне очень жаль, но близкие отношения с нашим танцором все равно не дают права проносить сюда освященные предметы.
   С одной стороны, хорошо, что она такая добросовестная в своей работе. С другой стороны… это начинало уже меня доставать.
   К нам подошли двое охранников в черных рубашках – наверное, их тоже обманули шляпа и пальто, потому что не похоже было, чтобы они кого-нибудь из нас узнали. Лизандро был высокий, смуглый, мужественно красивый, с волосами до плеч, убранными в хвост. Он был крысолюдом, а это значило, что у него при себе пистолет. А так как он не был виден под рубашкой или джинсами, так что, наверное, висел на пояснице. Крысолюды обычно бывшие военные или бывшие полицейские, а есть и такие, что по «правильную» сторону закона не бывали никогда. И всегда ходят с оружием.
   Второй охранник был повыше и помускулистее. Судя по его увлечению тасканием железа, из гиенолаков. У их предводителя слабость к тяжелоатлетам.
   – Анита? – спросил Лизандро. – Чего случилось?
   – Она хочет отобрать мой крест.
   Он посмотрел на Джоан:
   – Это слуга-человек Жан-Клода. Имеет право.
   Девушка стала краснеть и извиняться:
   – Простите, я же не знала, а вы с Брэндоном…
   Я подняла руку:
   – Нормально, нормально. Только давайте уже не будем держать нас в дверях.
   У нас за спиной собралась уже горстка народу, и Клей заглядывал внутрь, интересуясь, почему затор.
   Лизандро провел нас через зал подальше от двери, но не к столам, а ближе к зоне напитков. Я бы сказала, к зоне выпивки, но подавать алкоголь здесь не было разрешено. Очень интересные законы зонирования для стрип-клубов по эту сторону реки.
   Штангист остался у двери помогать Джоан сортировать публику.
   Я наконец смогла увидеть, кто под эту музыку танцует. Байрон уже заканчивал представление, потому что остались на нем очень маленькие стринги, и бледное мускулистое тело смотрелось очень обнаженным. Короткие каштановые кудри беспорядочно вились, будто кто-то из посетительниц их ему растрепал. Какая-то женщина засовывала деньги ему в стринги. Я почувствовала, как он чуть-чуть шлепнул ее силой, чтобы удержать ее руку на расстоянии от своих штанов. Это было как раз на грани запрещенного, но вампиры по опыту знали, что такое едва заметное применение силы предохраняет от травм на сцене. Я видала кровавые следы ногтей и даже иногда укусы на Натэниеле или Джейсоне. Очевидно, танцевать стриптиз для женщин – куда опаснее, чем танцевать его для мужчин: все танцоры соглашались, что мужчины приличнее себя ведут.
   Байрон вилял среди круга охваченных энтузиазмом женщин, столпившихся перед сценой, он смеялся и шутил. Они гладили его руками, осыпали кожу денежным дождем. У меня с ним был однажды секс – когда надо было срочно питать ardeur. Нам обоим это понравилось, но также мы оба молча согласились, что ни мне, ни ему это не надо. То есть ему не надо со мной, а мне с ним. К тому же работа со штангой позволяла ему сойти за восемнадцатилетнего, но умер он в пятнадцать. Ну да, самому-то ему было несколько сот лет, но тело его осталось телом мальчишки, пусть и спортсмена. Так что мне до сих пор было неловко перед собой за тот секс с ним. А к тому же Байрон предпочитал мужчин женщинам. Он вполне мог быть бисексуальным, если уж надо было, но Байрон – один из немногих мужчин, кто больше глазеет на моих бойфрендов, чем на меня. И это мне тоже неуютно.
   Жан-Клод стоял на сцене возле задника, уступив Байрону огни рампы. Он повернулся в мою сторону – бледное лицо терялось на черном фоне волос и одежды. Мысленно он выдохнул мне:
   – Подожди у меня в кабинете, ma petite.
   Лизандро наклонился ко мне и громко, перекрикивая музыку, сказал мне в ухо:
   – Жан-Клод велел провести тебя к нему в кабинет.
   – Прямо сейчас? – спросила я, недоумевая, потому что, насколько я знала, никто другой слышать не должен был.
   Лизандро тоже глянул на меня недоуменно и покачал головой:
   – Нет, после твоего звонка. Сказал, что когда ты сюда придешь, провести тебя в кабинет.
   Я ему кивнула и пошла за ним к дверям. Натэниел еще не снял пальто и шляпу: он не хотел, чтобы его узнали, и не по одной только причине. Хамством было бы отвлекать публику от выступления Байрона, и «Брэндон» сегодня не работал. Лизандро открыл дверь и пропустил нас.
   Когда дверь закрылась, воцарилась благословенная тишина. Звуконепроницаемой эта зона не была, но доносились сюда звуки очень приглушенные. Только сейчас, когда от музыки нас отрезало, я поняла, насколько она была громкой. А может, насколько у меня сегодня нервы разгулялись.
   Лизандро провел нас по коридору к двери слева. Кабинет Жан-Клода имел обычный для него черно-белый элегантный вид, даже японская ширма стояла в углу, скрывая гроб, поставленный на всякий случай – нечто вроде вампирского варианта раскладной кровати. Новыми были только диван у стены и ковер. Те, что были, угробили мы с Ашером в сеансе секса, который пошел вразнос. Я тогда в больницу попала.
   Лизандро закрыл двери и прислонился к ним.
   – Ты остаешься? – спросила я.
   Он кивнул:
   – Приказ Жан-Клода. Велел снова приставить к тебе телохранителей.
   – Когда?
   – Несколько минут назад.
   – Блин!
   – А что, у тебя снова зверь пытался проснуться?
   Я покачала головой.
   Натэниел поставил коробку на лакированный стол Жан-Клода, снял шляпу и пальто и положил их на кресла перед столом.
   – Надо будет завести себе шляпу полегче, если использовать ее для маскировки. Жарко в коже.
   Он вытер со лба бисеринки пота.
   – А если не просыпался зверь, зачем тебе телохранители? – спросил Лизандро.
   Я хотела было ответить, но передумала:
   – Я не знаю, насколько Жан-Клод хочет тебя осведомлять. Не знаю даже толком, кому что можно знать.
   – О чем именно?
   Я пожала плечами:
   – Могла бы – сказала бы.
   – Если мне из-за тебя погибать, я могу хотя бы узнать причину?
   – Пока что ты из-за меня ни разу не пострадал.
   – Я – нет, но двух крысолюдов мы потеряли на твоей охране, Анита. Скажу так: если моей жене предстоит стать вдовой, я бы хотел знать, по какой причине.
   Я глянула на его руку:
   – А кольца ты не носишь?
   – На работе – нет.
   – А почему?
   – Знаешь, лучше, когда никто не знает, что у тебя есть близкие. Это может навести народ на нежелательные мысли.
   Он покосился на Натэниела и тут же вернул свой взгляд ко мне, но Натэниел заметил.
   – Лизандро думает, что я – жертва. И тебе в твоей жизни нужны мужчины посильнее.
   Я подошла и села с Натэниелом на новый белый диван. Он обнял меня за плечи, я к нему прильнула. Да, мы только что ссорились, но не Лизандро это дело, и уж точно не его собачье дело, с кем я встречаюсь.
   – Встречайся ты с кем хочешь, не на это я бочку качу.
   – А на что ты ее катишь? – спросила я, позволив себе интонацию на самом краю враждебности. Которая, надо сказать, у меня никогда далеко не лежит.
   – Ты же теперь вампир?
   Ну и ну. Быстро новости расходятся.
   – Не совсем, – ответила я вслух.
   – Нет, я знаю, что ты не кровосос. Ты жива и все такое, но ты приобрела от Жан-Клода способность питаться от секса.
   – Ну, – ответила я, пока еще с той же враждебностью.
   – Слуга-человек приобретает кое-какие способности своего мастера, и это нормально. Так что способность помогать Жан-Клоду утолять различные виды его голода ты должна была обрести, но ты питаешься от похоти сама, и это не дополнительное благо для него, а необходимость для тебя. Я слыхал, что случилось в ту ночь, когда ты решила этого не делать. Когда из-за этого чуть не погибли Дамиан, Натэниел и ты сама. Римус думает, ты бы умерла, если бы не напитала ardeur. В смысле, умерла бы всерьез, если бы никого не поимела.
   – Как мило, что он со всеми этим поделился.